Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Электроэнергетическое оборудование для ледокола ЛК-120

Электроэнергетическое
оборудование
для ледокола "Лидер"

Поиск на сайте

НИКОЛАЙ ВЕЧЕСЛОВ. АДМИРАЛ СВЯТОДУСКИЙ. Часть 16.

НИКОЛАЙ ВЕЧЕСЛОВ. АДМИРАЛ СВЯТОДУСКИЙ. Часть 16.

Автор - Николай Степанович Вечеслов,  - участник Цусимского сражения на миноносце «Бедовый», рукопись предоставил внук, выпускник Рижского Нахимовского училища 1952 года, капитан 1 ранга Вечеслов Николай Георгиевич.

Глава 4. В кают-компании «Святослава».

Судовой эскулап совсем развеселился и хохотал громче всех.
– Вот это я понимаю, анекдот с перцем и моралью! Нет ли у Вас третьего?
– Ещё не сварился, - засмеялся мичман. – Впрочем, есть про одного больного, который умирал; с одной стороны стоял лечащий его врач, с другой – священник. «Ну, как, дорогой, чувствуешь себя?» - спросила мужа нежная супруга. «Я счастлив, - ответил тот, - что умираю, как Христос, между двумя разбойниками!» Ну-ка, сыграем ещё что-нибудь, да и спать пойдём. Знаете, как говорится, блаженны спящие, ибо они проснутся.



Переход Второй эскадры Тихого океана.

Отец Александр улыбнулся снисходительно и погрозил мичману пальцем. Однако пение не состоялось. Из каюты вышел с весёлым лицом старший офицер Колесников. Как потом выяснилось, он только что окончил свой трактат «О бое в строе круга». Поэтому и был настроен весьма доброжелательно. Должно быть, докторский смех вызвал и в нём желание посмеяться, как у человека, который выполнил свою работу и имеет право развлечься и отдохнуть.
– Пётр Сергеевич, - закричали ему Зимин и Тулубаев, - Ваша очередь!
– На что это? – удивился Колесников. – Если поставить вам вина, так уж извините, номер не пройдёт!
– Да нет же, Пётр Сергеевич, вино должен поставить доктор. Он никак не мог двух кур сосчитать и говорит, что ему мешал Томилов. Впрочем, Томилов тоже конечно, виноват. Он, видите ли, напугал доктора рассказами о красивом гвардейском офицере с бородой, которого встретил в Петербурге и подумал: «Борода-то к нему не идёт, сбрить бы её». И что же Вы думаете – ведь дня через два снова встретил этого гвардейца на Невском, но уже без бороды! Вот доктор и решил, что Томилов так же оккультно посмотрел на кур и внушил им бесславную гибель! Кроме того, даром что ли ему рассказывали медицинские анекдоты!
– Так. Не возражаю. А в чём же тогда дело?
– Вам нужно рассказать историю – или весёлую, или таинственную. Это уже по Вашему выбору!
– Гм, что же, я не прочь! Только таинственное – это по части Томилова, весёлое – по части нашего командира, который, к сожалению, сегодня не пришёл. А я уж просто расскажу правдивую историю.
– Правдивую? – с сомнением спросил Зимин, делая серьёзное лицо.
– Да, уж, конечно, не мичманскую…
– Скушайте-ка, мичман, - подмигнул мичману доктор.
– Я вам расскажу об одном грехе моей молодости…
– А, это по части отца Александра?
– Гм…, как сказать? Раньше, действительно, давали за такие грехи церковное покаяние, а теперь они до некоторой степени разрешены.
– Это интересно, - раздались голоса, - не угодно ли Вам пива?
– Нет, жарко и без пива. Это случилось, когда я плавал в Чёрном море на минном заградителе. Был я тогда молод, легкомыслен, собирал разные коллекции, в том числе коллекцию фамилий; подумывал даже собрать коллекцию иностранных фамилий на флоте, да…
– Бумаги не хватило, - вставил Тулубаев.
– … никак не мог разобрать у некоторых, какой они нации, - улыбнулся Колесников, - хотел к фамилиям словарчик составить, а определить, например, что это за фамилии, скажем: Иноевс, Вирзарь, Арандар, Айн и т. д., никак не мог. Ревизором был у нас лейтенант, фамилии называть не буду, назову его просто «Икс», а мичманом плавал некто «Игрек», сумасбродный и горячий, из казаков, при этом атлет! Ревизор только что женился, был неподходяще нервен для офицера – кошек, например, боялся так, что при виде их на стул вскакивал и пищал, и, в общем, симпатиями не пользовался. Ну, а мичман был, что называется, рубаха-парень. Икс больше у себя в каюте сидел, ведомости составлял, отчётности проверял и деньги считал, боясь просчитаться. А на аврал, хочешь, не хочешь, а выходить надо же. Вот однажды, после отдыха, вызвали всех наверх мины ставить. Все вскочили, и Икс в том числе. Через час учение кончилось, дали отбой, офицеры спустились в кают-компанию. И вдруг из каюты ревизора раздался вопль. Выбегает из неё Икс бледный, растрёпанный, тяжело дышит: «Украли, - кричит, - 20000 украли. Что теперь делать? Застрелюсь, если вор не найдётся!»
– Погодите, больше спокойствия, - говорит старший офицер, - расскажите толком. Вестовые все в буфете кают-компании, заприте их там. Ну, что случилось?
– Ревизор за голову схватился.
– Ужасное несчастье! Я достал из денежного сундука 20000 для выдачи морского довольствия и для уплаты поставщикам. Когда вызвали на аврал, запер их в шифоньер. Шифоньер заперт, а денег в нём нет.
– Гм… странная история! Подозреваете кого-нибудь?
– Кого я могу подозревать? Ведь все же были наверху.
– Вестовые?
– Не знаю! Пропала служба! Всё погибло!
Ревизор горько зарыдал.
– Пойду доложу командиру. Да не хнычьте же. Не будьте бабой, всё поправимо, кроме смерти. У вестовых сделаем обыск. Пишите рапорт командиру.
Захватив смоченный слезами рапорт, старший офицер ушёл к командиру. Рапорт был препровождён по команде. Обыск результатов не дал. Вестовые чуть в обморок не упали, когда им сказали о пропаже. Словом, хоть Шерлока Холмса вызывай.
– Тут-то, собственно, и началась история. К Иксу отнеслись с сочувствием. Офицеры сделали подписку в его пользу. Словом, долг погасили, а самого Икса назначили в заграничное плавание ревизором же для пополнения средств, и он должен был ликвидировать дела и уехать на пароходе Русского общества в Константинополь. Это, конечно, была первая ошибка начальства.
Время шло, а тут и поползли по городу грязные сплетни. Жена одного капитана I ранга, старая сплетница, стала рассказывать, что до неё дошли слухи, будто бы Икс подозревает Игрека в краже. Игрек встал на дыбы. Подал заявление в суд чести, требуя назначения дуэли. Однако суд чести по недоказанности обвинения дуэль отклонил. Город раскололся на две партии. Партия Икса оказалась более влиятельной, так как Икс приходился флаг-капитану свояком, и флаг-капитан был заинтересован, чтобы инцидент разрешился в пользу Икса. С минного заградителя Икс, конечно, был списан. Уже зима была в разгаре, а, кроме сплетен и слухов, по существу, ничего не было. Игрек прямо сатанел. Он был из хорошей донской фамилии. Семья его имела трагическую репутацию. Один брат был убит на дуэли, и другой был застрелен в офицерском собрании на почве ревности. Оставался он и ещё один брат. Игрек везде говорил, что если дуэль не состоится, то он Икса убьёт, и в то же время, что в такого негодяя, как Икс, он на дуэли стрелять не будет, а выстрелит в воздух. Этим словам, к сожалению, не верили – они только служили пикантной приправой к сплетням. А флаг-капитан, в свою очередь, тоже действовал, и в один из понедельников на пароход «Олег» явился Икс с чемоданом, чтобы отправиться в Константинополь. Об этом знал весь город, знал, конечно, и Игрек. И вот за час до отхода парохода является туда Игрек и, не говоря ни слова, подходит к Иксу и даёт ему пощёчину. А ведь он был атлет, и публичная пощёчина была так сильна, что Икс упал и покатился по трапу вниз. Скандал принимал уже мрачный характер. Драма назревала, сплетни росли, как снежный ком, но начальство мер не принимало, и суд чести дуэль опять не назначил, а дело передал в совет флагманов и капитанов, который выразил Игреку порицание за самоуправство – подразумевалась дача пощёчины. Это было второй ошибкой.
Тут был втянут и я в эту историю. Запиской Икс просил меня зайти к нему. Я сразу подумал о дуэли и, конечно, пошёл. Оба печальные герои были оплёваны – один пощёчиной, а другой – сплетнями. Партия Икса говорила, что Игрек разгульный парень, кутила, растакуэр, как говорят про таких англичане, и, быть может, действительно украл деньги, которые как в воду канули. Партия же Игрека утверждала, что кражи денег вовсе не было, а Икс просто спрятал деньги до поры до времени, с искусством инсценируя кражу.
Икс мне сказал, что он поставлен в необходимость вызвать Игрека на дуэль, просил быть его секундантом и всё это дело ускорить. Другой его секундант был мичман, а секундантами Игрека тоже оказались мичманы – юная молодёжь, которая имела понятие о дуэлях лишь по старинным романам и трактовала дуэль как интересное событие. Я оказался старшим и наиболее ответственным лицом. Секунданты собрались для разработки правил дуэли и составления протокола у одного из секундантов Игрека, богатого мичмана, в его хорошей квартире. Достали дедовские пистолеты у одного из офицеров флота, свинец для литья пуль. Щедрый хозяин угостил нас завтраком с обильными возлияниями красного Форос, и в сильном подпитии мы открыли совещание для составления дуэльного протокола. Мой коллега, секундант Икса, сообщил, что он отвёз вызов Игреку, и тот ему сказал, что очень рад, так как иначе убил бы Икса на улице, но что стрелять будет в воздух. Сказал также, что был у флаг-капитана и доложил ему, что дуэль назначена на такой-то день и состоится на Малаховом кургане.



Вид Севастополя с Малахова кургана.

Возможно, что это самостийное выступление моего коллеги и спасло нас от юридической ответственности. С точки зрения уголовных законов мичманы были просто лица несовершеннолетние, то есть не имели юридической ответственности и не подвергались церковному покаянию, а предварительный доклад флаг-капитану снимал с нас всякую вообще ответственность и возлагал её на флаг-капитана, который и нёс по закону за непринятие меры, как за убийство, и был, в случае суда, наказуем двадцатью годами каторги. Неразрешённая дуэль вообще рассматривалась как убийство. Этой статьи, конечно, никто не знал, и только следователь, когда мичман дал ему такое показание, схватился за голову и закричал: «Возьмите его назад, ведь это флаг-капитану двадцать лет каторги». Во всяком случае, это стало в городе известно. К сообщению коллеги, сделавшему от имени Икса вызов Игреку, мы отнеслись равнодушно. Это была наша вторая ошибка, считая, что легкомыслие и неосведомлённость были первой.
А затем тут же сделали и третью, назначая колоссальные промежутки времени между счётами дуэльных пауз. Тут время должно измеряться секундами, а мы назначили – минуты. И ещё была сделана ошибка, самая тяжёлая. Никто не знал обращения с гладкоствольными пистолетами. Отлить пули и зарядить пистолеты пороховым зарядом было поручено мичману-хозяину, который выдавал себя за знатока оружия. Ну, он и действительно отлил пули! Они оказались с дырками, то есть приобрели характер разрывных. Кроме того, он закатил такие пороховые заряды, что при выстреле пистолеты чуть не разорвало. Вот всё это легкомыслие и было с нашей стороны преступлением, за которое я, как старший, несу моральную ответственность. Эти-то дедовские пистолеты и были нашей главной виной. Мы их не опробовали. Не посмотрели, как будут литься круглые дюймовые пули, не учли, сколько нужно для них охотничьего пороха. Мерку для пороха мичман взял на глазок – это была чашечка от разбитого подсвечника, куда вставлялась свеча, дюйма два вышиной. С таким дедовским пистолетом можно было на слона охотиться, а у человека выстрел из него должен был разбить все кости вдребезги. У мичмана-владельца эти пистолеты больше пугали воображение туземных барышень, у которых он имел успех, а стрельбы из них он не делал и никаких руководящих указаний дать нам не мог.
Наступил и день дуэли, чудесный тёплый день в конце января, когда цветёт миндаль и начинается южная весна. Я нанял извозчика вместе с другим мичманом-секундантом, мы заехали за Иксом, который имел казённую квартиру в морских казармах, захватили его и отправились в трагический путь. Недалеко от Малахова кургана вылезли и пошли туда пешком. Скоро явилась группа противника с ящиком, в котором лежали страшные пистолеты. Доктора с нами не было. Мой коллега очень волновался. Он был адъютантом 29 флотского Альфреда Кобургского экипажа, а как раз в этот день был назначен парад экипажа по случаю принятия присланных вдовой скончавшегося герцога его треуголки, сабли и кортика. Торжество выноса знамени, принятия вещей покойного герцога и относа их в кабинет экипажного командира возлагалось на адъютанта, и мичман боялся опоздать на церемонию, хотя и ехал в мундире, закутавшись в плащ, держа треуголку под мышкой. Так как Икс жил в казармах, то ехать с ним обратно в казармы должен был один мичман-адъютант, спешащий на парад. А я после дуэли собирался идти прямо домой, так как в такую чудесную погоду было даже приятно прогуляться пешком.
Барьеры и позиции, куда противники должны были сойтись для выстрела, мы обозначили кортиками. Кстати, мой кортик там и остался. Я, как старший, с часами в одной руке и платком в другой, отдавал команду. Первоначальная позиция была пятьдесят шагов. По команде «раз» противники сходились на двадцать пять шагов, по команде «два» могли производить выстрел, по команде «три» теряли право на выстрел. Сигналы подавались одновременно голосом и взмахом платка.
Вот между командами «раз» и «два» был колоссальный промежуток времени – в одну минуту. Это, как я уже сказал, было нашим преступлением. Извольте простоять целую минуту под наведённым курком этой чёртовой пистолетной пушки! И нервы Икса, видимо, не выдержали. Прежде чем я подал команду «два», он выстрелил в Игрека. Сначала мы и не догадались, что Игрек был смертельно ранен. Он повернулся на 180º и, верный своему слову, выстрелил в воздух, после чего стал медленно падать. Эта разрывная пуля пробила ему печень, разорвала грудь и, выйдя, раздробила левую руку около локтя. Он умер в тот же день вечером. Последние его слова были: «Не забывайте, что Икс выстрелил раньше». А злополучный Икс из дуэлянта, как не выполнивший указанных ему правил, стал просто убийцей. По суду ему грозили каторжные работы, но суд оказался милостивым. В приговоре говорилось: «… произвёл преждевременный выстрел из трусости, позорной для офицера, почему приговаривается к исключению из службы и заключению в крепость на пять лет».
Так кончилась эта трагическая и нелепая история. Погибла молодая жизнь Игрека, исчез куда-то на Байкал после сидения в крепости изгнанный из флота и оплёванный судом Икс. Всего этого могло и не быть, если бы только были приняты своевременно разумные меры, которые и погасили бы вредные сплетни.
Кто же виноват во всём этом? Виновато не только начальство, а всё наше морское общество, оказавшееся даже равнодушным к смерти бедного мальчика, которому было всего около восемнадцати лет.
Возмущённый приказ старшего флагмана Черноморской эскадры стыдил г.г. офицеров, указывая, что на похоронах Игрека за гробом шло всего лишь каких-нибудь десять офицеров. Отец Игрека в ответ на телеграмму о тяжёлом заболевании сына прямо спрашивал, «с кем дрался, куда ранен». А протоиерей морского собора в Севастополе, где лежат останки славных адмиралов, героев Крымской войны, кстати, с медицинской фамилией «Золотуха», даже отказался сначала хоронить Игрека, пока не получит разрешение из Петербурга. Но Морское командование ему всыпало, а, с другой стороны, мать покойного «пожертвовала» в пользу церкви пятьсот рублей, и Золотуха согласился не ждать разрешения из Петербурга.
Мичман-адъютант действительно опоздал. Выстроенный фронтом экипаж с музыкой, во главе с экипажным командиром, ждал выноса знамени вместе с регалиями герцога и письмом вдовы, тётки царя. Бедный мичман молча выслушал громогласный фитиль перед всем экипажем; и только через час после парада, когда слухи о состоявшейся на Малаховом кургане роковой дуэли распространились по городу и дошли до командира, он смягчился и даже попрекнул мичмана – почему тот сразу не доложил ему о такой причине опоздания к параду.
Этот мичман мне потом рассказывал, что, просматривая послужной список своего начальника, нашёл в графе об отпусках следующую запись: «будучи командиром минного крейсера, капитан имел двухмесячный отпуск в Одессу, вернулся с опозданием на четыре месяца».
Да, очевидно, любви все возрасты покорны.
На инспекторском смотре этот командир на каждый вопрос флагмана спрашивал шёпотом у мичмана-адъютанта: «как», и тот подсказывал ответ. Мичман говорил, что даже на экзаменах он устал менее, чем на инспекторском смотре. Он с улыбкой вспоминал, как они вдвоём с командиром прозевали и юбилей герцога, и юбилей шефства над экипажем, и только после полученного за это фитиля, когда умер старший сын герцога, послали сочувственную телеграмму.
Колесников закончил свой рассказ. Офицеры разошлись по каютам, не ожидая, какие сюрпризы, начиная с этой ночи, на них посыплются. И причиной этих сюрпризов будет всё тот же злополучный Томилов.

Глава 5. На рейде.

Ах, зачем эта ночь
Так была хороша!



Корабельные будни. - Р.М. Мельников. Броненосцы типа «Бородино».

Командиру «Святослава» было не до рассказывания анекдотов. Переутомлённый и физически и морально, Федотов сидел на мостике в плетёном кресле и тосковал каждой клеткой своего массивного тела.
Все замечания флагмана «Святослава» Федотов поставил на счёт Томилову, который даже и не стоял на вахте.
Адмирал производил эволюции в течение целого дня. Маневрировали без отдыха. Поворачивали «последовательно» и «все вдруг», то вправо, то влево, то на четыре, то на восемь румбов, то ложились на обратный курс, выстраивали в строй фронта, вытягивались в строй кильватера, увеличивали и уменьшали расстояние между судами, описывали полную циркуляцию. Казалось, вся эволюционная тактика была пущена в ход. Командиры всё время стояли на боевых мостиках, нервничая от кратких, но выразительных сигналов Святодуского то одному, то другому кораблю: «плохо», «бестолково», «не то делаете», «гадко», «адмирал требует скорого исполнения!», «кто выполняет эволюции?», «где командир?». Под градом этих оскорблений, делаемых с воспитательной целью, командиры чувствовали себя, будто школьники перед лицом грозного учителя. Сигналы действовали на энергию командиров, как удары хлыста на лошадь: раздражали, нервировали и путали командующих кораблями.
Командир «Игоря» сам пришёл в ярость, вызвал старшего офицера, известного на флоте своей исключительной флегмой, приказал ему делать эволюции, а сам ушёл на ют и, сидя в удобном кресле, спокойно читал французский роман. Командир «Олега» на сигнал о скором исполнении ответил: «тактических элементов изменить не могу».
А на «Святославе» сегодняшний день совершенно дезорганизовал душевное равновесие командира. «Святослав» побил рекорд по числу полученных сигналов. Была даже дана «одна пушка» с позывными этого корабля, причём Святодуский, делая пушечный выстрел, с фитилём присоединил ещё сигнал «командир», что выглядело как персональный выговор. Его полное тело и без того изнывало от жары библейского моря, выражение же адмиральского недовольства довело томление Федотова до полного упадка психических сил. Его охватило безразличие. Он вызвал на мостик доктора и просил чем-нибудь его подкрепить. Доктор прислал с фельдшером большой стакан крепкой марсалы. Приняв это лекарство без всякого неудовольствия и даже жалея, что доктор не назначил повторения, Федотов зашёл в штурманскую рубку и присел на диван. Ему хотелось отдохнуть и забыть про несносные эволюции, которые уже кончились, и эскадра спокойно подходила к рейду. На этом диване он обычно спал, когда «Святослав» был на ходу.



Вторая тихоокеанская эскадра.

Когда же наступила ночь и тёплый воздух пахнул обманчивой свежестью, Федотов спустился вниз, наскоро закусил в своём салоне и опять поднялся в рубку, где на диване погрузился в сон, похожий на дремотное оцепенение. Это нечто среднее между сном и бодрствованием, отдыхали нервы, мышцы, стихали тормозящие центры мозговой деятельности, но подсознание продолжает работать. Таким сном спят усталые моряки, измученные паровозные машинисты, солдаты, готовые к бою, сиделки возле больных, люди, переутомлённые умственной работой, и очень нервные люди при обыкновенных условиях. В период такого сна могут даже делаться разные поступки, которые при пробуждении забываются. Сознание действительности не покидает соответствующих клеток мозга, продолжает бодрствовать и контролировать окружающее. Оно пропустит ряд сильных и неопасных звуков, но будет реагировать на слабый и нужный. Спящий солдат проснётся, как только раздастся команда «в атаку», но звуки пушечных выстрелов могут его и не разбудить. Сиделка проснётся, как только застонет больной, но, возможно, что не будет реагировать на громкие крики и стуки. Над ухом спящего усталым сном командира корабля можно кричать, петь и даже стрелять без всякого успеха. Эти неопасные, ненужные звуки не улавливаются его сознанием. Но стоит остановить судовую машину, или же много положить руля, или сделать сигнал машинным телеграфом, чтобы эти негромкие звуки оказались достаточными для воздействия их на сознание. Оно забьёт тревогу, и командир проснётся.
Сохранился рассказ из истории Крымской войны про фельдъегеря из Севастополя, который мчался без отдыха день и ночь. Он вёз донесения Меньшикова царю Николаю I. Прибыв во дворец, измученный фельдъегерь, свалился в мёртвом сне. Его не могли разбудить, хотя ставили на ноги, обливали холодной водой, тёрли ему уши. Доложили царю. Тот подумал и сказал: «Я его разбужу». Подойдя к гонцу, он крикнул: «Ваше благородие, лошади готовы!» - и фельдъегерь моментально вскочил на ноги.
Так обычно спал и Федотов, но сегодня вся его нервная система требовала покоя, и этот покой дал ему добрый стакан крепкой марсалы. Словом, Федотов после некоторого промежутка времени заснул так крепко, как будто бы диван штурманской рубки «Святослава» был кроватью в его спальне на кронштадтской квартире. Ему снились приятные холостяцкие сны: игра в винт по крупной, хорошенькие весёлые женщины и даже адмиральские эполеты. Но только ему не снилось, что эскадра уже входит на рейд Джибути и с клотика грот-мачты флагмана сверкали сигнальные огни о постановке на якорь.

Глава 6. Скверная вахта.

Сижу я на вахте и ем землянику

(из рассказа мичмана).

В четыре часа утра на вахту вернулся Томилов. От предшественника он получил ряд данных, среди которых были сведения, что через час эскадра придёт на джибутский рейд. Томилов взглянул в штурманскую рубку и посмотрел карту, лежащую на столе, с проложенным на ней счислением пути, полюбовался крепко спящим командиром и осторожно, чтобы его не разбудить, вышел из рубки на мостик.
Вахта началась. Томилов проверил огни, число оборотов винта, окликнул смотрящих вперёд и погрузился в наблюдение за своим мателотом. Ночная вахта при эскадренном плавании не трудна. Надо следить, чтобы не нарушалась кильватерная колонна, точно держать нос корабля на кормовой огонь переднего соседа мателота или на его кормовую струю, если она фосфоресцирует, и соблюдать назначенное между судами расстояние, отнюдь не набегая на мателоте. При однотипных судах держать ровный ход совсем нетрудно. Кроме того, существует особая призмочка, наблюдая в которую вахтенный начальник видит, нагоняет ли он мателот или отстаёт от него. Мателот «Святослава» был «Игорь». Томилов страдал от жары, а, кроме того, нервничал, вспоминая ссору с доктором из-за погибших кур. Следя за расстоянием до мателота, Томилов передавал в машинный рупор небольшие изменения в оборотах винта и давал рулевому указания, если тот отходил от кильватера.
Безлунная ночь была тиха и черна. Из штурманской рубки доносилось ровное дыхание спящего командира, успокоенного стаканом марсалы.
Ещё было совсем темно, когда освежённый сном Федотов проснулся от беспокойного чувства, что не всё ладно. Действительно, выйдя на мостик, он с ужасом увидел, что машина работает малым ходом, эскадра стоит на якоре и только «Святослав» медленно и нерешительно бредёт мимо флагманского корабля, откуда подмигивает сигнал с вопросом «что случилось?».



"Орел". - Энциклопедия кораблей /Броненосцы

- Только что был сигнал, - доложил Томилов, - встать на якорь всем вдруг!
- Так почему же раньше не доложили? Что с Вами такое? Пошлите же за старшим офицером!
- Я не хотел Вас беспокоить. Вы очень крепко спали, – ответил сконфуженный лейтенант, - и я хотел сам встать на якорь.
- Как же можно так, - поморщился Федотов, - что за наивность! Ведь Вы же офицер, а не дама!
- На «Святославе»! – раздался с флагманского корабля, точно с неба, знакомый голос в мегафон, от которого вздрогнул командир. – Что за туманные картины вы показываете? Где командир? Встаньте же на якорь!
- Есть! – крикнул в рупор Федотов.
- Вот видите, - яростно посмотрел он на лейтенанта, - опять меня подвели! Эх Вы, новорождённый младенец! Матросу можно было больше доверять, чем Вам! Удивительный Вы офицер!
Федотов не на шутку рассердился. Ему показалось, что Томилов хочет ему что-то сказать, но он так свирепо смотрел на него, что лейтенант, не пытаясь оправдываться, в ответ опустил глаза, в которых, по выражению старшего офицера, отсутствовала душа.
Чертыхаясь, Федотов бормотал: «Скверная вахта, скверная вахта!» А с «Рюрика» уже сверкал новый сигнал «адмирал выражает своё неудовольствие».

Продолжение следует.

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.



Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю