Всего год назад положение в дивизионе характеризовалось совсем по-иному. Об этом свидетельствует заметка специального корреспондента газеты «Советский флот» в номере от 26 апреля 1959 года под заголовком «Так ли надо вникать в боевую подготовку?». Эту заметку с подзаголовком «Парторганизация Н-ского подразделения катеров проходит мимо серьёзных недостатков» привожу полностью не только потому, что моя фамилия упоминается четырежды (с нелестным оттенком?), но и воссоздаётся правдоподобная картина некоторых сторон жизнедеятельности дивизиона катеров.
«В подразделении – тишина. Маленькие, лёгкие катера мерно покачиваются у плавказармы. На палубах – ни души. В тесной рубке (ПКЗ) склонился над романом старший лейтенант Агронский – дежурный по части.
–Интересуетесь занятиями по специальности? – говорит он, оторвав взгляд от книги. – Пожалуйста, вот суточный план … По плану, утверждённому командиром подразделения, штурманские электрики должны заниматься в кубрике одного из катеров. Однако на месте матросов не оказалось.
-Ничего не понимаю, - удивляется Агронский.
-Сейчас спросим у дивизионного штурмана. Коммуниста Левина мы нашли в каюте офицеров штаба. Отложив в сторону бумаги, он задумался.
-Занятие сегодня не состоялось, - ответил он наконец. Всего два штурманских электрика свободны от наряда. По-видимому, работают самостоятельно… На самом же деле группа штурманских электриков (и не два, а четыре человека, свободных от вахты) всё-таки собрались на занятия в одном из кубриков плавказармы. Здесь были развешены схемы эхолота на случай, если появится проверяющий… У руководителя занятий старшего матроса Курылёва не было ни плана, ни конспекта. Да он и сам признался, что к занятиям не готовился. А чтобы людям не было скучно, - всё-таки трудно сидеть без дела битых три часа, - матросы изучали правила…приёма в юридический институт.
Примерно такая же картина была и у радистов. А комендорам занятия вообще не были запланированы, и они делали, кто что мог. Группа из числа готовящихся к экзаменам на классность решила произвести разборку и сборку одного из механизмов. Руководителя у этой группы не оказалось.
-У нас ведь стихийное занятие, - заявил матрос Зимаков. Тут же в кубрике боцман одного из каптеров мичман Смирнов сражался со своим подчинённым в шахматы, дневальный матрос Гончар трудился над письмом.
Заместителя командира подразделения по политической части старшего лейтенанта Палашевского мы застали в каюте плавказармы. Он анализировал состояние боевой подготовки, сопоставлял цифры – число отличников и классных специалистов по месяцам. И пришёл к выводу, что дела обстоят не так уж плохо: рост отличников налицо. Когда же речь зашла о занятиях по специальности, Палашевский охотно согласился с нами: «Да, в подразделениях это не решённый вопрос». И политработник посетовал:
-Понимаете, нет у коммунистов инициативы, нет огонька…
И что же было сделано, чтобы развить эту инициативу, зажечь огонёк? В подразделении часто срываются занятия по специальности. Артиллерийские стрельбы, которые готовил коммунист Третьяков, получили низкую оценку. Социалистическое соревнование на катерах не развёрнуто… Разве эти недостатки не являются поводом для того, чтобы серьёзно поговорить о них на партийном собрании?
И всё-таки ни политработник Палашевский, ни секретарь партийной организации офицер Суслин не посчитали нужным обсудить их с коммунистами. Больше того: несмотря на тревожное положение с боевой подготовкой, здесь вообще два месяца не проводилось партийных собраний. А ведь партийная организация представляет в подразделении большую силу, способную со знанием дела, активно влиять на ход боевой подготовки. Почти все офицеры штаба и командиры катеров - коммунисты. Уж кому, как не им, задавать тон, быть непримиримыми к недостаткам! Между тем, некоторые коммунисты ведут себя слишком пассивно, мирятся с недостатками.
В планах работы партийной организации много намечалось интересных и нужных мероприятий. Так, например, решили заслушать на собрании командира катера коммуниста Зинченко о том, как он опирается на комсомольцев при подготовке к сдаче задач боевой подготовки. Очень нужный и злободневный вопрос. При его обсуждении наверняка были бы вскрыты имеющиеся недостатки – срывы занятий по специальности, упрощенчество, нередко допускаемое на учениях и тренировках. Но партийное собрание с подобной повесткой дня не состоялось.
Срываются также мероприятия, предусмотренные планами, которые составляет заместитель командира по политической части Палашевский. Намечалось, например, проанализировать на семинаре дисциплинарную практику офицеров за один из месяцев. Необходимость в этом очевидна. Много было разговоров о семинаре. К нему готовились командиры катеров. Но и это мероприятие было сорвано. Вместо него провели очередное совещание о состоянии дисциплины, на котором лишь констатировали случаи нарушений.
Долгое время подразделение оставалось вне поля зрения штаба и политического отдела соединения. И лишь после проверки организации службы представителями штаба флота, обнаружили серьёзные недостатки, политорган направил сюда группу работников.
Много и усердно работали товарищи из политотдела (дивизии ОВР). Достаточно сказать, что за неделю они успели побеседовать почти со всеми офицерами, старшинами и матросами подразделения, выступили с рядом лекций, подготовили и провели вечер вопросов и ответов. В тех случаях, когда Палашевский и Суслин говорили: «Это мы не можем сделать, это мы решить не в состоянии», работники политотдела брались за дело сами и показывали наглядно: было бы желание – тогда всё можно сделать.
И вот работники политотдела покинули катера. И снова всё в подразделении пошло по-прежнему. В эти дни перед подразделением были поставлены ответственные задачи по боевой подготовке, решение которых требовало мобилизации усилий всего личного состава. Многие коммунисты в один голос заявляли, что было бы очень кстати провести партийное собрание, посвященное вопросам боевой подготовки. Но Палашевскому и Суслину всё «некогда». Миновала первая неделя нового месяца, за ней пошла вторая, а план работы партийной организации всё еще не был составлен.
-Почему так? – спросили мы Суслина. Ответ был по меньшей мере странным. Дело в том, заявил секретарь партбюро, что мы ещё не согласовали с командиром (дивизиона) повестку дня очередного собрания. А ведь командир сам должен ставить задачи перед партийной организацией, не ожидая, пока к нему обратиться секретарь!
В этом разговоре выяснилось и второе обстоятельство, свидетельствующее о том, что в подразделении недооценивают силу партийного коллектива. Полтора месяца прошло с того дня, как командир вступил в командование подразделением, встать на партучёт ему всё «некогда». Всё это время он фактически не принимал никакого участия в работе парторганизации. Не потому ли, что плохо работает здесь партийная организация, многие коммунисты не являются примером в службе для личного состава? Некоторые из них сами получили взыскания за упущения по службе. И что самое обидное, никто не спросил их о том, как эти товарищи намерены служить дальше, думают ли они занять место, подобающее коммунистам.
В решении задач боевой подготовки и наведения уставного порядка во многом могли бы помочь командирам катеров коммунисты из числа офицеров штаба (дивизиона). Но для этого нужна повседневная и кропотливая работа на катерах. К сожалению, пример вдумчивой индивидуальной работы не показывают здесь и некоторые коммунисты-руководители. Они мало общаются с людьми, мало плавают.
Недостаёт вдумчивых, задушевных бесед коммунистов с моряками. Совершенно упущены из поля зрения беспартийные офицеры. Взять хотя бы помощника командира одного из катеров старшего лейтенанта Вершинина. Он длительное время не может сдать зачёт на допуск к самостоятельному управлению катером, нарушает воинскую дисциплину. Но партийная организация до сих пор не занялась воспитанием этого офицера. И причина одна – он не коммунист…
На катерах довольно часто проводятся беседы. Но нередко темы этих бесед слишком далеки от задач, решаемых моряками, да и проходят они порой неинтересно. Когда мы спросили командира катера Агронского, на какие темы выступал он перед личным составом, офицер задумался, но так и не мог вспомнить. Не удивительно, что его беседа не оставила заметного следа в сознании моряков. Да и проводилась она при несколько странных обстоятельствах – Агронский решил выступить перед матросами тогда, когда они были заняты чисткой картофеля.
Нужно оживить деятельность партийной организации этого подразделения. И это можно сделать лишь при помощи работников политического отдела путём вдумчивой, кропотливой работы».
Эта заметка была написана специальным корреспондентом общефлотской газеты (которая, кстати, через год прекратила существование) капитан-лейтенантом Н.Белоусом, видимо, с подачи политотдела 23 ДиОВРа и била по «хвостам». После первого года существования нового дивизиона всем было ясно, что командование дивизиона сторожевых кораблей явно не справляется с обязанностями. Под стать командиру дивизиона, наверное, не «тянул» и подвергшийся основной критике замполит, фамилия которого упомянута в короткой заметке шесть раз, и которого я не запомнил вовсе. Корреспондента прислали в период междувластия, когда один начальник дела сдал, а второй – дела принял, но ещё к работе не приступил. С приходом Ю.В.Плахотного обстановка резко изменилась в лучшую сторону, о чём рассказано выше. После замены политработника оживилась и партийная работа, хотя панацеей от всех зол быть не могла. Рыба гниёт с головы, что ещё раз подтвердилось в нашем случае. Моя фамилия в заметке упомянута четыре раза, что-то вроде гарнира к запланированному блюду московского заезжего повара. Почему я заслужил такую честь, объяснить не могу. Возможно, чтение романов противопоказано флотским офицерам? Вспомнился случай из более позднего периода службы, когда я присутствовал на партактиве Тыла флота, где среди прочих вопросов обсуждали характеристику на одного из генералов, выдвинутого делегатом на очередной съезд КПСС. Одним из положительных моментов в зачитанной характеристике было отмечено, что генерал читает художественную литературу. Раз генералу можно, значит и мне тем более. Это был первый и последний случай, когда я был удостоен чести попасть на страницы центральной прессы. Портреты почти всех «героев» этой заметки можно найти в двух групповых фотографиях офицеров дивизиона. В частности, Палашевского можно увидеть на фото 1960 года в первом ряду (крайний справа). Судя по улыбке на лице, его не терзают муки нерешённых проблем.
В конце ноября 1960 года после очередного плавания в неспокойных водах Севера обратился к врачу дивизиона по поводу боли в области сердца. Врач старший лейтенант Костенко направил меня в местный госпиталь. Это было не первое посещение этого лечебного учреждения. В начале мая прошлого года впервые после выпуска из училища также попал в этот госпиталь. Видимо, сказывались физические перегрузки, связанные с ночными бдениями в постоянных дежурствах, частыми выходами в студёное море на утлом судёнышке – сторожевом катере, который мало приспособлен для серьёзного плавания в условиях Заполярья. В моей медицинской книжке сохранилась запись, что с 5.5.1959 по 13.5.1959 г. находился на обследовании и лечении в терапевтическом отделении 1469 Военно-морского госпиталя (г. Полярный) по поводу функционального нарушения сердечно-сосудистой системы (с предварительным диагнозом Vitium cordis ?). Более подробная запись в медицинской книжке в следующем году подтверждает, что старший лейтенант Агронский М.Д. с 29.11.1960 по 8.12.1960 г. находился на стационарном лечении в терапевтическом отделении 1469 ВМГ по поводу сердечно-сосудистого невроза. Применявшееся лечение: бромиды, ЛФК. В этот раз прошёл комиссию на предмет годности службы в плавсоставе. Ранее еще в училище врачи заметили у меня подозрительный шум в области сердца, но всё же признали годным к службе на надводных кораблях. И в этот раз вердикт врачей был аналогичным. У молодого человека в 25 лет не может быть никакого серьёзного дефекта сердца. Правда, польза от обращения к врачам была: получил путёвку в санаторий, что для младшего офицерского состава было скорее исключением из правил. Запись в медицинской книжке от 4 мая 1960 года: Направляется в Одесский санаторий по санаторному билету № 2134. Диагноз: нейроциркулярная дистония. Председатель СКОК в/ч 36070 подполковник м/с Б.Раков.
Это было моё второе посещение Одессы (первое – в курсантские годы). Впоследствии там бывал в отпуске неоднократно вместе с семьёй. В этом пространном сочинении основных вех своей жизни, к сожалению, не нашлось места рассказу об отдыхе в гостеприимной Одессе и её пригороде под названием Каролино – Бугаз. Это уникальное по природе местечко особенно предпочитали родители жены, куда отправлялись ежегодно в бархатный сезон.
2.2.8. Мыс Великий.
Ещё несколько эпизодов из прошлого. После продолжительной зимней кампании деревянные корпуса наших судёнышек набухали и требовали просушки. Для этого ежегодно в летнее время катера поднимали с помощью плавкрана большой грузоподъёмностью и устанавливали на береговые стапеля (кильблоки). Для просушки катеров было выбрано живописное место на противоположном от Североморска берегу Кольского залива, напротив губ Грязная и Варламова. Это уединённое местечко на карте обозначено как мыс Великий. Этот выступающий в залив мыс, опасный для мореплавателей, был оборудован небольшим маячком, который обслуживался пожилым мужчиной - маячником, жившим с семьёй неподалёку.
Надо заметить, что операция «просушка» была трудоёмкой и небезопасной. Дело в том, что деревянный катер, массой более 50 тонн, не имел надёжных штатных приспособлений для подъёма краном. Для подъёма использовались обычные металлические стропы (тросы) крана, которые петлёй заводились под днище фигурного корпуса катера в носу и в корме. При этом, чтобы не продавить деревянный корпус, под тросы подкладывались специальные подушки, изготовленные из металла и дерева, обитого брезентом. Эти приспособления изготавливались в собственных мастерских. Процедура подъёма заключалась в следующем. Облегчённый (без боезапаса и топлива) катер подгонялся к борту плавкрана, грузоподъёмностью 50-100 т. Команда катера, предварительно закрепив на углах корпуса упомянутые подушки, заводила с носа и с кормы тяжёлые стропы, висевшие на гаке крана. Крановщик по команде начинал медленно выбирать стропы, обтягивая корпус катера. Команда катера следила за тем, чтобы тросы не съехали с подушек и в конечном итоге не соскользнули с корпуса, а такие случаи ранее отмечались. В последний момент при отрыве корпуса от воды личный состав покидал катер, который зависал на стропах. Затем катер поднимали на нужную высоту и стрелой крана направляли к берегу. С помощью пеньковых тросов (оттяжек), прикреплённых к носовым и кормовым уткам катера, матросы на берегу регулировали положение висящего катера и направляли его на кильблоки. Далее следовала команда «майна» условными знаками, катер медленно опускался и замирал на предназначенном ему металлическом ложе. Команда снимала стропы, подушки и передавала их на следующий катер, который готовился к перебазированию на берег. Операция занимала немало времени, зависела от состояния моря и крановщиков, которые нередко были «под мухой».
Думаю, что в погоне за мнимой экономией средств в пунктах базирования катеров на Северном флоте не было предусмотрено сооружение эллингов – крытых ангаров для подъёма катеров на берег с помощью штатных средств. Такие эллинги для торпедных катеров типа «Комсомолец» существовали в Кронштадте на базе Литке, где подъём катера на берег занимал всего несколько минут без риска повреждения корпуса и травмирования личного состава.
После подъёма катеров на просушку личный состав возвращался в базу, на мысу оставался небольшой караул для охраны под руководством двух офицеров. Это была своеобразная передышка от напряжённой боевой подготовки, своего рода внеплановый отпуск на необитаемой прибрежной полосе. А природа здесь девственная и удивительно красива своей северной суровостью. Кругом невысокие скалы, местами голые отполированные водой и ветром, местами покрытые мхом и невысокой стелющейся растительностью. Между сопками и в низинах – невысокие карликовые деревья и кустарники, в окружении разноцветья весенних красок разнотравья. Кроме семьи маячника людей здесь нет. До ближайшей деревни Белокаменки в сторону Мурманска около 5 км, куда мы изредка наведываемся. Там базировался рыбацкий колхоз и работа единственный в округе магазин. Одна из сохранившихся фотографий запечатлела нас с Мишей Фролкиным на фоне природы, куда-то шагающими с небольшим чемоданчиком и плащами. Скорее всего, направлялись в Белокаменку за пополнением спиртных запасов. Кроме спиртного у рыбаков можно было раздобыть и красной браконьерской рыбки (сёмги).
По дороге в Белокаменку. Мыс Великий. 1960? год. Миша Фролкин справа в фуражке.
По просёлочной дороге, идущей вдоль Кольского залива, примерно на полпути, в Краснощелье, встречаем заброшенный посёлок из десятка финских домиков. Здесь располагалась зенитная батарея, которая совсем недавно прекратила существование. Начиналась эра ракетного оружия и зенитки, защищавшие небо вокруг главной базы флота Североморска ликвидировали. Отличные подземные сооружения, в т.ч. казармы, кухня, площадки для размещения оборудования и техники взорваны и заброшены без следов попытки рекультивировать поруганную природу. Финские домики ещё не разграблены, бывшие хозяева выехали, видимо, совсем недавно. Наша расточительность и бесхозяйственность повсеместно оставляет свои следы. Думаю, что эти домики можно было бы использовать как загородную базу отдыха. В следы развала рыболовецкого колхоза с допотопными почерневшими судёнышками. В магазине кроме водки и чёрствого хлеба почти ничего нет. Людей тоже очень мало, везде следы неухоженности и неустроенности быта, как будто это времянки на заброшенной земле.
Не припоминаю, чтобы, находясь в дали от глаз начальства, мы злоупотребляли зельем, скорее, выполняли чей-нибудь заказ и с очередной оказией доставляли спиртное в Полярный, где существовал «сухой» закон.
Я брал с собой учебники и пытался штудировать неведомые ранее технические дисциплины (сопромат, некоторые разделы высшей математики и физики), готовясь к очередной экзаменационной сессии в Ленинградском институте инженеров водного транспорта. Большая часть офицерского состава дивизиона на время просушки катеров отправлялась в отпуск.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
