НАЧАЛО ВОЙНЫ
Война застала нашу семью в Москве. В самом ее начале, в 1941 г., отца забрали на фронт. В том же году он погиб на Ленинградском фронте. Вернее, я не знал, что отец погиб, нам пришла повестка в 1942 г., что «пропал без вести». Там ведь, на Ленинградском фронте, такая была мясорубка в это время.
Детей всех московских школ забирали прямо с занятий вместе с преподавателями и в обязательном порядке эвакуировали из Москвы в тыл, даже без согласия родителей. И родители не знали, куда мы попали. Мать меня потом долго разыскивала, а я оказался в Рязанской области. Нас поселили в школе, которая не была подготовлена для приема детей. В срочном порядке начали делать нары для сна, устилать их соломой. Все мы голодали и вскоре завшивели. Помню, у костра встанешь, щепкой сгребаешь насекомых в огонь. Лечить детей было негде. Однажды через село, где мы находились, гнали коров, они мычали — их надо было доить. Мы были голодные, но нас отгоняли, так как боялись, что мы дизентерией заболеем. Преподаватели плакали от отчаяния, не зная, как нам помочь. Моей матери удалось разыскать меня и привезти в лишь через год. Мне было тогда 13 лет.
Мать работала целыми днями, а я был предоставлен улице. Мы дежурили на крышах. Вечером бегали и требовали от жильцов соблюдения светомаскировки, таскали на чердак песок для тушения зажигательных бомб. Занятий в школах не было.
СЕКРЕТАРЬ СТАЛИНА
Мать устроила меня на работу в Наркомзем учеником телефониста, где ранее работал мой отец. Там я проработал недолго. Проверяя работу аппаратов, мы с мастером зашли как-то в кабинет министра. Я был поражен обилием телефонных аппаратов без номеров и, когда мастер вышел, поднял трубку одного из них и услышал: «Секретарь Сталина слушает». Я испугался и бросил трубку. Зашел мастер, увидел меня перепуганным и спросил: «В чем дело?» Я во всем признался, после чего меня уволили, и я снова стал беспризорником.
СОЗДАНИЕ ШКОЛЫ ЮНГ
В первые годы войны много отцов погибло. И мальчишки стали беспризорными: кто попадал в банды, а кто садился на поезд и старался уехать на фронт — мстить за своих родных. Милиция снимала их и возвращала домой.
Мы тогда жили в Москве на Малой Грузинской. Я попал в воровскую компанию в нашем дворе… Там нас старшие использовали как посыльных, всякие мелкие поручения давали. Мать, размышляя, что со мной делать, узнала от знакомых, что для 15–16-летних мальчишек на Соловецких островах создана Школа юнг. В ней она видела спасение. Еще неизвестно, куда бы я попал, если бы не она. Мама очень просила, чтобы меня взяли, плакала. Говорила: «Муж на фронте, а сын — беспризорник». Мне тогда было четырнадцать с половиной лет. Так я стал самым молодым юнгой третьего набора.
АРХАНГЕЛЬСК
Нас привезли из Москвы на поезде. Около недели мы прожили в Архангельске на Деревянном острове. Там стояли американские и английские корабли, которые привозили всякую продукцию по ленд-лизу. Приходили корабли, нужно было их разгружать — и нас привлекали. Еще помню, меняли у американцев махорку на тушенку. Нам выдавали махорку, а мы не курили — вот и меняли. А американцам очень нравилась махорка. А потом нам жалко стало, и мы стали хитрить: высыпем полпачки, а туда — опилки. Но они нас раскусили и стали проверять: «А, опилки!», и нам по шапке. Так мы хитрее оказались: стали засыпать опилки в середину пачки, а сверху и снизу — махорку.
НА СОЛОВКИ
Далее нас на теплоходе в жуткий шторм отправили на Соловки. Мы же были пацанами, нас очень укачивало. Пришли в Гавань Благополучия. Часть юнг осталась в Кремле — те, у которых были определены специальности боцмана, рулевых, сигнальщиков. А электриков и еще часть специальностей отправили в Савватьево. Я оказался во второй группе. Наши вещи погрузили в машину-полуторку, а мы 15 км до Савватьево шли пешком. Дошли, а нам говорят: «Вы будете жить здесь». Мы спрашиваем: «Где это, здесь?» Они говорят: «А прямо здесь».
ЖИЗНЬ В САВВАТЬЕВО
В Савватьево землянки были построены еще первым и вторым наборами юнг (в 1942–1944 гг.). А я был в третьем наборе — с осени 1944 г. до осени 1945 г. Нам досталась достройка последней землянки. Валили лес, ошкуривали его. Внутри настилали деревянный пол, устанавливали трехъярусные нары, пирамиду для карабинов, печку. Но ведь мы были мальчишками и иногда старались сделать как попроще. Щель есть — пока мичман не видит — глиной замажешь. А зимой, как начало холодать в этих землянках, мы поняли свою ошибку. Как ни странно, никто из юнг не болел! Единственное, что нас косило, — это аппендицит, так как ели неочищенную крупу, овсянку, сечку. Оперировали прямо на Соловках.
На каждый день в землянке назначался дневальный, в обязанности которого входила топка печки, уборка помещения, колка дров, а также охрана землянки.
Умывальника и туалета в землянках не было: умывались на озере, а в туалет бегали на сопку. Воду ходили набирать за 150 метров из озера, зимой пробивали прорубь. Всего в Савватьево было 10 землянок, в каждой — по 50 человек. То есть около 500 юнг проживало в Савватьево, остальные — в Кремле.
А в Кремле, помимо юнг, находился Учебный отряд СФ. Но мы с ними почти не пересекались. Мы видели, что в гавани стояли несколько кораблей УО СФ. Единственное, когда мы проходили практику, мы выходили в море вместе с ними. Это были парни лет по 20–25. Они обучались и тоже получали специальности.
ЧАСОВОЙ МЕТР СОРОК
Был смешной случай. Мы посменно несли караульную службу. Чувствовалась близость опасности, немцы прорывались даже в Белое море. Именно в 1944 г. были самые жестокие бои; американские и английские корабли шли по ленд-лизу, и немцы топили много судов.
Поэтому часовые выставлялись и возле складов боепитания, и возле продуктовых складов. Зимой при заступлении на пост надевали валенки и тулуп. А я был самый маленький — ростом всего метр сорок — и в строю ходил на шкентеле (то есть в самом конце строя). Валенки моего размера было подобрать трудно, а тулуп как шлейф сзади прижимал меня к земле и волочился по снегу, да еще винтовка в руках. И вот я стоял возле поста (караул длился 2 часа), охраняя овощной склад. А мороз-то свое берет! И вот я стоял и плакал. Ноги заледенели. А рядом в снег вмерзла огромная пустая бочка из-под капусты. Я сел на край этой бочки в тулупе и ногой об ногу стучал, грелся, а винтовку через плечо одел. И вдруг, о горе, моя «корма» просела в бочку. Ночь, никого. Пытаюсь выбраться, но не получается — мешает винтовка. Я стал совсем замерзать, а в голове жуткие мысли: «Мечтал попасть на корабль, а погибаю в бочке из-под капусты». На мое счастье вдруг идет проверяющий с начальником караула. Я, как положено, кричу: «Стой, кто идет!» А они продолжают идти. И я сквозь слезы кричу: «Стой, стрелять буду!» Они увидели меня и серьезным тоном говорят: «Ну, здесь все в порядке, служба несется бдительно, идем проверять следующий пост». Я шутки не понял и молю: «Не уходите, вытащите меня!» Ну, посмеялись, вытащили и посоветовали впредь быть осторожнее.
ОТ ПОДЪЕМА ДО ОТБОЯ
Подъем у нас был в семь утра. 15 минут зарядка на улице, даже в мороз. После этого приходили, одевались, заправляли свои кровати. Потом давалось время привести себя в порядок.
После зарядки и утреннего туалета — построение и с песней (в обязательном порядке) строем шли в столовую около километра. Песни попели, в столовую зашли. Снова построение и в учебный корпус на занятия. А там натопят. Какие огромные бревна были для печей!!! Жара. И вот как-то я заснул на занятии. Преподаватель говорит: «Юнга Пшеничко, доложите своему командиру, что Вы спали на занятии». Попробуй, не доложи! И я пришел и говорю: «Товарищ старшина! Я получил замечание на занятии за то, что спал». Это было нарушение дисциплины, и я был наказан. Фамилию старшины помню — Коновалов, он еще в царской армии боцманом служил. На следующий день сидел на занятиях, воткнув перо в подбородок так, чтобы не заснуть. Глаза распахнуты, больно.
Занятия наши продолжались восемь часов с перерывом на обед. Самостоятельной подготовки у нас не было, все обучение проходило только в учебном корпусе. А после — ужинали и возвращались в землянку. Далее была заготовка дров (кто же нам будет их готовить?), лыжных палок и др. А перед сном — час личного времени (с 9-ти до 10-ти). Мы писали письма, штопали носки и обмундирование. Отбой был в одиннадцать вечера.
Еще у нас были женщины-баталерщицы, одна — на роту. Они жили в отдельной землянке, следили за обмундированием, белье меняли, стирали.
С КИРПИЧОМ ПОД ОДЕЯЛОМ
Кровати в землянках стояли в три яруса, а в углу находилась печка, одна на все помещение. Холод был собачий, ночью мерзли. Но мы придумали выход — у каждого был свой кирпич. Перед тем, как ложиться спать, мы клали этот кирпич на плиту, после чего заворачивали его в свое белье, под одеяло. Иначе не заснешь. К утру раздавались громовые раскаты: это с третьего яруса (кто-то повернулся) кирпич падает на пол, все подскакивают. Вдруг, в другом месте — еще кирпич падает.
ТРЕСКА И ХВОЯ
Кроме плановых занятий приходилось заниматься и вспомогательными работами: заготовкой дров, уборкой территории. Иногда мы или заступали в караул, или всей землянкой заступали на камбуз — чистили картошку, треску, готовили. Или шли дежурить в хлебопекарню, на склады. Хлеб сами пекли, нами матрос управлял.
Заступаем мы на дежурство, а в бочках треска (я до сих пор ненавижу ее). Треска здоровая! Они, как сельди, были набиты в эту бочку. Становимся мы на эту бочку и вдвоем вытаскиваем. И вот на первое — суп из трески, на второе — сечка с треской, а на третье — компот из хвои, чтобы цинги не было. Отвратительный был вкус у этого компота, делали мы его сами. Мичман стоял у входа в столовую. Пока не выпьешь кружку этой хвои, в столовую не пускали. Питались еще сечкой, овсянкой. Кормили вначале неважно. Мы даже роптали. Позже командование приказало выдавать продукты из неприкосновенного запаса. И нам стали привозить рис, макароны, и питание наладилось.
ПЕЧЕНАЯ УТКА
В редкие свободные часы мы убегали в лес ловить прятавшихся под берегом озера в гнездах уток. Мы обмазывали их глиной и запекали на раскаленных углях на костре. После того, как глина превращалась в черепицу, разбивали ее и отделяли от мяса вместе с перьями, удаляли внутренности, солили и с удовольствием ели. Еще собирали бруснику, приносили в землянку, ссыпали в бочку. Заливали водой и зимой пили этот настой — это восполняло недостаток витаминов.
А еще нам выдавали для курящих махорку, а некурящим — сахар. Но все брали махорку и ссыпали ее в общую тумбочку.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
