На станции размагничивания кораблей. Севастополь.
Первой моей ошибкой было то, что я не сделал ссылку на его превосходный учебник. Действительно, ответ на второй вопрос был мало содержательный, но на минимальную, положительную оценку, на мой взгляд, соответствовал. Однако такой ответ не удовлетворил лауреата Государственной премии в полной мере, как мне потом стало известно, по той теме, за которую он получил высокую награду. Назревала полная катастрофа. Сафронов решил расправиться со мной лично и, с усилием поднявшись из-за стола, направился в лабораторию электрических машин, где потребовал продемонстрировать моё умение произвести соединение электромотора «звёздочкой», которое, к его удивлению, я молниеносно выполнил. С тяжёлым прерывистым дыханием с присвистом, где-то высоко над моей головой, отдуваясь, подобно огромным мехам, подающим воздух в кузнечный горн, уважаемый и строгий начальник кафедры, не говоря ни слова, устало развернулся и неторопливо вышел из лаборатории. Итоговый «трояк» по электротехнике я всё-таки заработал.
Ради истины следует сказать, что по прошествии двадцати лет после моих мучений на экзамене по электротехнике произошло важное событие, касающееся проблемы размагничивания кораблей.
В присутствии выдающихся учёных и командных лиц военно-морского флота на набережной бухты Голландия в сквере у входа в Севастопольское Высшее Военно-Морское Инженерное училище (СВВМИУ) в торжественной обстановке был открыт Памятный знак в честь советских ученых и моряков, решивших проблему размагничивания кораблей.
С некоторым напряжением шло изучение всего комплекса электронавигационных приборов, но при определённой усидчивости и терпеливом желании эта дисциплина в конечном итоге была освоена достаточно легко.
Курсанты Дмитрий Васильченко, Николай Верюжский, Анатолий Богодистый и Владимир Архипов в лаборатории электронавигационных приборов Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимова. Севастополь. 1955 год.
Самыми благоприятными и интересными для меня были занятия по кораблевождению. Выполнение навигационной прокладки вообще не вызывало никогда каких-либо неясностей. Предмет «Мореходная астрономия» так и совсем стал самым любимым, в том числе и потому, что требовалась необыкновенная пунктуальность, чёткость, строгий математический расчёт и доскональное знание звёздного неба. Мне это нравилось. Особенно запомнилось первое занятие, когда капитан 2-го ранга Степанов, преподаватель этой дисциплины, сделал странное, на мой взгляд, но забавное заявление. На каждом учебном столе стояли небольшие деревянные ящички. Мы ещё не знали их предназначение. Первыми словами преподавателя было требование открыть крышки этих ящичков и взять в руки металлические перекрестия в виде полусферы. Затем он потребовал, чтобы каждый надел этот прибор себе на голову и посмотрел друг на друга в таком виде. Увидев на голове своего товарища своеобразную корону, в классе непроизвольно возник весёлый шум, послышались шутки, остроты. Прервав минутное веселье, Степанов строго заявил, чтобы мы никогда в дальнейшем так не поступали, и наставительно добавил, что к звёздному глобусу, как и ко всем штурманским приборам, надо относиться бережно и нежно, как к любимой женщине, и с глубоким уважением, как к строгому начальству. Оригинальные слова мне хорошо запомнились, и я по возможности старался придерживаться этих рекомендаций.
Завершив первый курс, безусловно, самый трудный своей новизной и специфическими требованиями к учебному процессу, для меня в дальнейшем заниматься, не составляло особых препятствий. Правда, я не был полным отличником, да и не стремился учиться ради оценок, а, вероятней всего, у меня появилось осознанное желание иметь соответствующие знания и твёрдое намерение расширить общую эрудицию.
Помнится, что на последующих курсах учился достаточно легко, без задолженностей, без трепетного волнения во время зачётно-экзаменационных сессий. В старой записной книжке обнаружил интересную запись. Результаты экзаменационных сессий за пятый и шестой семестры: политическая экономия – зачёт; боевое использование торпедного оружия и противолодочная оборона – хорошо; основы марксизма-ленинизма – хорошо; тактика ВМФ – отлично; мореходная астрономия – отлично; навигация – отлично; политическая экономия – отлично; технические средства кораблевождения – хорошо.
Курсанты Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимова Арнольд Львов, Борис Зимин и Анатолий Земцов. Севастополь.
Однако всегда участвовал в «пристрелках» на экзаменах, когда разрабатывалась «система» выхода на нужный билет. В этом вопросе некоторые курсанты были мастерами величайшего класса, чтобы раскрыть определённый порядок разложенных билетов на экзаменационном столе. Это называлось вскрыть «систему», чтобы последующие брали только «свои» билеты. Не являлось препятствием даже тогда, когда билеты вкладывали в конверты, и не было видно оттиска пропечатанных букв на их оборотной стороне. В большинстве случаев, каким-то немыслимым образом, это удавалось сделать, и некоторые ребята, бегло ознакомившись перед выходом на экзамен со «своим» билетом, отвечали без запинки чётко и ясно, а другие, так просто блестяще. Не отказывался, если требовалось, в написании «шпор», которые, как правило, активно заготавливались для сдачи экзаменов по гуманитарным дисциплинам. Даже приносил и передавал их нуждающимся. Однажды на экзамене по марксизму-ленинизму я тоже дал «SOS», мне принесли огромный лист с текстом, мелко написанным неразборчивым почерком. Второпях вчитывался, ничего не понимая, пришлось отвечать, что на ум пришло, но в итоге всё оказалось нормально. В последующем сам «шпорами» не пользовался, но по-прежнему их заготавливал и на стандартных листах с официальным штампом учебного отдела, странным образом появлявшимися в нашем распоряжении, и на маленьких кусочках бумаги, сворачиваемыми в «гармошку» или в «рулончик», считая, что такая работа в какой-то степени тоже помогает повторению учебного материала.
Курсант третьего курса Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимов Николай Верюжский. Севастополь. 1955 год.
Третий курс (1955-1956 учебный год) ознаменовался тем, что без всякого предупреждения или хотя бы предварительной беседы приказом начальника училища меня назначили командиром отделения на первый курс и присвоили звание «старшина 2-го статьи». Вместо того, чтобы переместиться на третий этаж нашего великолепного жилого корпуса, где размещались старшие курсы, и жить привольно, беззаботно и свободно, пришлось вновь спуститься на первый этаж, находясь постоянно, исключая учебное время, вместе со своими младшими товарищами. Не слишком обременительные обязанности командира отделения всё-таки требовали дополнительного внимания к молодым ребятам. С определённой долей истины скажу, что начальная практика отношений «начальник-подчинённый» помогла моей будущей офицерской службе. Выстраивая свои взаимоотношения только строго в рамках уставных требований, я не допускал никакого панибратства, но относился ко всем, как я думаю, достаточно уважительно, понимая, что через пару лет некоторые из них сами станут младшими командирами. У меня не сохранились фотографии первых моих подчинённых курсантского отделения, но фамилии ребят могу перечислить. Севастопольцы: Валерий Абрамушкин, Виктор Яныков, Владимир Пономаренко. Из Керчи приехал Анатолий Волошинов. Из Николаева – Альберт Дзятко и Анатолий Пильщенко. Владимир Милюков был одесситом. Анатолий Мелкумян – из Будёновска, а Николай Макеев – из Черкеска Ставропольского края. Впоследствии, с горечью приходится констатировать, что весь этот выпуск, к которому мне ещё придётся вернуться с рассказом, попал под массовое сокращение Вооружённых Сил 1961 года. Служить на флот были направлены буквально единицы. Зря учились, напрасно старались ребята.
Севастопольский период моей учёбы сложился весьма благоприятно ещё и в личном, так скажем, в родственном отношении. В 1954 году мама в силу сложившихся семейных обстоятельств переехала из Углича в Москву, где проживали многие наши ближние и дальние родственники Верюжские, Соколовы, Железняковы, Ненарокомовы. Для меня это явилось ситуацией большего благоприятствования. Теперь я мог навещать маму и общаться с роднёй не только в период летнего отпуска, но и в зимние каникулы между учебными семестрами.
Первый ряд справа налево: Алла Николаевна Железнякова (тётя Аля), сестра моего папы; Николай Николаевич Верюжский (дядя Коля), брат моего папы; Александра Александровна Верюжская (моя мама).
Второй ряд: Николай Верюжский; Алла Железнякова (моя кузина); Евгения Александровна Захарова (моя сестра); Николай Михайлович Железняков (дядя Коля). Москва. Февраль. 1955 год.
Другим важным событием для меня стал переезд в Севастополь также в 1954 году моей тёти, Аллы Николаевны Железняковой, младшей сестры моего отца. Её муж инженер-подполковник Николай Михайлович Железняков, которого я всегда называл дядя Коля, был переведён из Николаева к новому месту службы в Севастополь на должность начальника специальной школы Учебного отряда Черноморского флота. Их взрослая дочь Алла, моя кузина, старше меня на два года, в те годы училась в Московском радиотехническом институте, жила в Москве вместе с бабушкой, Александрой Григорьевной Железняковой и приезжала в Севастополь к родителям на летние каникулы.
Теперь моя курсантская жизнь приобрела новый, можно сказать, семейный характер. Во время увольнения в город я почти каждый раз приходил к своим родственникам Железняковым, которые жили в маленькой хате-мазанке, снимаемой частным порядком, среди личных домов, уцелевших, видимо, ещё с военных времён на крутых каменистых склонах Корабельной стороны. Единственным достижением цивилизации для них было доступно только электричество, и это уже являлось великой благодатью. Тётя Аля, каким-то невероятным только известным ей способом, соблюдала и поддерживала идеальный порядок и кристальную чистоту в малюсеньких двух комнатках. С особой тщательностью следила, чтобы белые китель и рубашки мужа всегда сверкали белизной, были накрахмалены и отглажены без единой складочки, а стрелки на брюках были такие, как будто дотронешься, то в миг обрежешься.
Георгий Михайлович Железняков. Севастополь. Снимок 1935 года.
Дядя Коля (Николай Михайлович Железняков) являлся участником войны на Тихоокеанском флоте против японских милитаристов, его рассказы, повествующие о том периоде, были захватывающе интересны. В обычном повседневном общении он не допускал каких-либо назойливых назиданий и наставлений, но одновременно в отношении со мной был без каких-либо эмоциональных расслаблений и всегда, как мне запомнилось, с достоинством строг, ровен и доверительно уважителен. Мне казалось, да это было и на самом деле так, что дядя Коля ко мне относился, как к родному сыну не только в тот период, когда мы оказались в Севастополе в одно и то же время, но и в дальнейшем я ощущал в определённом смысле его отеческое внимание.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)