И вот уж с месяц стал Симпатенок ревностным службистом, любителем казармы.
А на КПП все чаще появлялась терпеливо настойчивая Зинка. Эта дура. И только непрочная оборона из дежурной службы пока преграждала Зинке путь к симпатенковой казарме и политотдельскому флигелю.
Но Зинка умудрилась-таки передать Симпатенку тщательно заклеенное письмо, в котором недвусмысленно намекалось на горькую ягоду. Она, конечно, на черствые души не рассчитывает. Но обстоятельства вынуждают. Надо триста рублей, которых у Зинки нет. Не в деревню же писать! Зинка решилась: или триста, или политотдел.
А политотдела не хотелось. Тогда прости-прощай академия. И Ленинград. Но и трехсот у скитальца морей не было; последний рубль он, в предвидении лучших времен, пришпилил кнопками в своей лейтенантской берлоге и замаскировал портретиком кинозвезды
Кроме того, Симпатенок не был сведущ в соответствующих тарифах, но чувствовал: триста - это слишком.
Вот такие невеселые мысли роились на левом крыле мостика, когда суровый командирский окрик вернул Симпатенка и Котю к делам службы.
Думали и на правом крыле. Командир Лева прикидывал оптимальную стратегию взаимоотношений с Неулыбой, старшим на походе. Торчит там, под козырьком, член моржовый, мусолит сигарету и молчит. Непонятно молчит.
Лева предпочитал ясность. С одной стороны, Неулыба - бывший командир, знает лодку и в тех морях бывал. Опыта, которого так сейчас не хватало Леве, не занимать. С другой стороны, каюта-то одна. Заляжет, чернильница, на весь поход и будет оттуда «контролировать».
Лева вспомнил историю приема командования лодкой своим однокашником Володькой Лопато. Принял Володечка лодку у Шеметня, а тот пошел на замкомбрига. Пришел замкомбрига Шеметень на свою бывшую через два дня и водит кислой мордой: «Засрали подводную лодку!» А Володя, мужик самолюбивый, отреагировал впрямую: «Интересно бы узнать, кто это за два дня успел бы столько наворотить?»
Шеметень смолчал: предстоял выход в океан на учения и выяснять отношения с командиром было не время. Зато с выходом занял командирскую каюту, обложился журналами «Огонек» и пролежал все трое суток, пока лодка штормовала в Охотском море. А Лопато бодрствовал либо на мостике, либо в обнимку с гирокомпасом в центральном посту...
А под козырьком тоже думали. Замполит Колчак вспоминал недавнее посещение лодки секретарем ЦК ВЛКСМ Машей Журавлевой, шустрой дамочкой почти средних лет с выразительными формами женских прелестей. Колчак предупредительно открывал перед ней тяжеленные переборочные двери и придерживал: где за ручку, а где за талию... А вслед секретарю неслись восторженные шепотки по поводу тугой секретарской кормы: «Вот это да! Замужем или нет?»
Колчак тогда прикидывал: а ведь ее визит можно использовать и приятно, и полезно - дамочка хороша собой, приглашает наезжать в столицу и заглядывать к ней запросто; к тому же связи у нее... насчет его перевода в Москву может подсуетиться...
Неулыба вспоминал совсем о другом: как в этих самых водах был сбит американский самолет-разведчик ЕС-121. Он летел аж в пятидесяти километрах от северокорейского берега. Вел, значит, радиоэлектронную разведку. Что у них там, сынов Кима, могло быть электронного?
После захвата американского разведывательного корабля «Пуэбло», когда мир чуть не стал на грань новой войны, северокорейцы некоторый период вели себя сравнительно спокойно, молча взирая, как в небе проскакивают недоступные их средствам ПВО стратегические разведчики США СР-71 («Черные молнии»). И вдруг, подгадав момент и понаблюдав за летающим над морем ЕС-121, корейцы внезапно подняли парочку «мигов» и ринулись на перехват американца. Янки, считая себя над открытым морем под защитой международного права, сплюнули сквозь зубы. А когда поняли, что дело пахнет керосином, начали тянуть поближе к Приморью. Но было уже поздно. И врезался носитель «старз энд страйпс» в воду аккурат в том месте, где сейчас фыркала выхлопом подводная лодка. И долго потом корабли флота с таинственным видом шмыгали в районе в надежде подобрать плавающие обломки. Выявить, из какого-такого стратегического материала творят супостаты свое летающее барахло. И опять мир стал на грань войны. Только в одном Японском море в тот период сгрудилось до полсотни подводных лодок - американских, советских, японских, северокорейских и даже китайских. Просто удивительно, как они ухитрились ужиться в столь опасном соседстве.
Неулыба тряхнул головой, переключаясь на прозу подводно-учебно-боевой жизни.
Плавал здесь Неулыбин однокашник Володя Гридень. Володина лодка радиолокационного дозора была, с точки зрения подводников, лодка-уродина с огромной «лопатой» РЛС и всего-навсего с одной группой аккумуляторной батареи. Володина лодка имела смешную автономность аж в десять суток.
И так уж было заведено инициативным Шаблой, что каждое возвращение посудины обстраивалось политотдельцами как возвращение чуть ли не из кругосветки. Оркестр, доклад, поросенок.
Глядя на этот спектакль, те подводники, у которых «кормы в ракушках», только сплевывали в воду. Тетя Фрося был неистощим в части вариаций передового опыта отличных экипажей. А изнемогающая от бремени внимания и передового опыта, не несущая боевых дежурств подводная лодка РЛД (радиолокационного дозора), конечно же, числилась в отличных.
И вот, на одном из своих исторических выходов, зарядил батарею Гридень и погрузил свою коломбину в пучины морские.
В урочный час всплыла посудина на поверхность, а вокруг американские корабли! Авианосная группа 7-го флота США пришла из-под горячего Вьетнама подсохнуть под холодным приморским воздухом.
Веселенькое зрелище! Вот авианосец «Мидуэй», вот крейсера и фрегаты. А Володина лодка - посредине, как галоша в проруби.
И хваленые американские сонары, и Володин хваленый акустик обоюдно и постыдно промухали друг друга.
А что поделаешь? Факт есть факт! И стоит Володя на командирском мостике, усами шевелит. А на палубе авианосца - это и без бинокля видно - рыжие мордовороты в безрукавках и шортах стоят и скалят зубы. И даже декабрьский пуржак их не берет.
Володин боцман, знаменитый жила-кулак Михайлюк, тычет головой в командирский штаны и завистливо бормочет: «Товарищ командир! А материал-то какой!»
Это он, видите ли, материал на американских шортах рассмотрел.
Что в данной ситуации делать? Всплыла невдалеке американская атомная лодка. Гридень - «оба мотора малый вперед, руль право на борт» и... к лодке. А та орет на весь эфир, понятно орет: «Прошу убрать русскую субмарину, она мне мешает погружаться!»
Подскочил фрегат, оттеснил красу и гордость советского флота. Американец выдал в Володин адрес непечатное на русском и ушел в глубины.
А авианосная группа дала ход и рванула в Сангарский пролив. И остался Гридень в гордом одиночестве обеспечивать господство в Японском море. Но ненадолго. Прилетел американский базовый патрульный
Но русский мужик задним умом дюже силен, недаром блоху подковывал. И придумал Гридень: приказал включить свою РЛС большой мощности и крутануть по горизонту.
У американца все электронные лампы сгорели. Тот разобиделся, завернул вираж, высунулся из фонаря и кричит в электромегафон:
- Сволочь! Не по правилам воюешь!
И вконец разобиженный русскими полетел в Японию...
Что думал рулевой, осталось невыясненным. Со слабой полоской зари замигал прожектор сопровождающего СКР: «Командиру. Сопровождение прекращаю. Счастливого плавания. Комбриг».
- Сигнальщик! Передать: «Комбригу. Благодарю. Следую по плану. Командир».
СКР повернул на обратный курс и быстро исчез.
- Ну, что же, командир, погружайся, - буркнул Неулыба, швырнул окурок в море и спустился в шахту люка.
- Все вниз! Все вниз! Боевая тревога! - убрав людей, осмотрев мостик и горизонт, Лева прокричал вниз: - Стоп дизель!
- Задраен верхний рубочный люк! Срочное погружение! Нырять на глубину 30 метров! - сыпались вниз команды по мере приближения Левиных штанов к просвету нижнего рубочного люка.
- Застопорен дизель! Работают оба мотора, средний вперед! - сквозь кваканье ревуна прокричал механик и продублировал старпом.
- Отвалены носовые рули. Дифферент семь градусов на нос, - глухо докладывает боцман. - Глубина десять метров.
- Держать дифферент пять градусов! - скомандовал Лева, прыгая в центральный пост.
- Есть, пять градусов. Глубина пятнадцать, - не отрываясь от глубиномера, с каменным спокойствием докладывал боцман. - Глубина двадцать. Двадцать пять! Отводится дифферент. Тридцать. Тридцать пять! Сорок! Лодка не держит глубину!
- Пузырь в среднюю! - громыхнул Лева, а через секунду: - Продуть среднюю!
- Дается пузырь! Продуть среднюю! - в перестрелке команд и докладов зазвенел голос механика.
- Глубина пятьдесят! Шестьдесят! - глухо докладывал боцман.
- Продувать балласт! - перекрыл голоса командир.
Теперь все зависело от быстроты действий старшины трюмных, манипулирующего на главной аварийной колонке ВВД (воздуха высокого давления). Глаза всех в центральном посту примагничены к глубиномеру и виртуозным манипуляциям трюмных.
Все знали: ускорение погружения гибельно - на глубине сто двадцать метров уже не хватит всего запаса воздуха высокого давления на аварийный продув балласта; на глубине сто семьдесят лодка еще может вырваться из гибельных тисков забортного давления; на глубине более двухсот начнется деформация; на глубине двести сорок метров - разрушение корпуса.
- Глубина семьдесят. Семьдесят пять. Восемьдесят. Лодка остановилась. Глубина восемьдесят три! Лодка медленно всплывает, - продолжал гипнотизировать всех боцман.
- Стоп дуть! Оба полный вперед! - перекрыл шумы голос Левы. - Держать дифферент семь на корму!
- Есть, семь на корму, - докладывал боцман. - Лодка быстро всплывает!
- Открыть, закрыть вентиляцию концевых! Боцман, держать дифферент пять! - в завороженной тишине командовал Лева.
- Есть, пять на корму. Держится дифферент! Глубина сорок! Глубина тридцать!.. Глубина десять!..
Как гигантский ящер, вспенив море, подводная
- Продуть главный балласт аварийным! Осмотреться в отсеках! - вытер пот Лева. - Механик, внимательно осмотреться в отсеках. Установить причину...
Отдраен рубочный люк. Лева на мостике. Следом Неулыба.
- Командир, на, закуривай, - глядя на стремительно поднимающееся золотистое солнце, протянул сигарету Неулыба. -Давай без спешки и аврала. Обдумаем, в чем дело...
- Не могу. Рука не держит. Давай, прикури, - незаметно перейдя на «ты», скривился Лева. - Эх, черт, светло! Самолета только не хватает.
- Хрен с ними, с самолетами, - бросил Неулыба. - Если американец, то раньше десяти не прилетит, пьет кофей. Давай думать, почему провал? Откуда крен?
В шпигатах ласково урчала вода. Свежо и ясно. Скользящие лучи уже обсматривали корпус. Над лодкой - утренняя лазурь, под лодкой - бездна, три с половиной километра. Бр-р-р! Неулыба чувствовал, как захолодело в ногах. А командир - молодцом. Не растерялся! И это все-таки главное. Но почему крен? Ведь на лодке статический крен исключен!
Прошло томительных полчаса. За корму медленно смещались плавающие окурки. Полпачки высмолили товарищи начальники.
- Мостик! Товарищ командир, докладываю. Причина выявлена. Разрешите для подробного доклада наверх?
- Командиру БЧ-5 на мостик! Старпому быть в центральном! - И Лева, и Неулыба понимали: механику для разряда души требовалось курнуть, доложить он мог и через трансляцию на мостик.
- Товарищ командир! - возбужденно блестя глазами, как на празднике, зарапортовал, затягиваясь сигаретой, механик Нутрощуп. - Уравнительная левого борта заполнена. Самопроизвольно. Предполагаю, что через коррозийный участок трубопровода гальюна. Он как раз проходит через уравнительную!
- Нашел чему радоваться! Ну, и... предложения? - буркнул, мрачно глядя на Нутрощупа, Лева.
А.Т.Штыров: "Нутрощуп" - старший механик (командир БЧ- 5) Якушев Лев Ильич, лучший инженер-механик бригады ПЛ. Это с ним мы выдержали основную тяжесть похода 1963 года. Трудолюбив до невозможности, предан подводной лодке до крайности и советской державе до предела. Это он воспитал замечательных старшин команд, при нем лениться было просто стыдно.
После сдачи мною должности командира (1965 или 1966г.г.) мой экипаж быстренько разворовали по эскадре. А Лев Якушев, разумеется, ушел с повышением. Службу закончил в должности начальника ПСС ВМФ. Но, к сожалению, инженер адмирала не получил. Это лучший офицер-подводник, которого я знал.
Продолжение следует