В самый разгар Карибского кризиса по Северному флоту была объявлена готовность № 1.В это время ПУГ (поисково-ударная группа) из 4-х катеров нашего дивизиона находился в точке маневренного базирования.
Зима, ночь, небольшой мороз, по ПУГу сыграли боевую тревогу, дали команду «катера к бою и походу приготовить». Каждый занялся подготовкой к выходу, согласно своим обязанностям.
У Марка Агронского штурманским электриком был матросик, отличавшийся своей крайней неорганизованностью. Вечно он, что-то терял, клал не на место, забывал сделать. После объявления боевой тревоги этот деятель обнаружил, что не помнит, куда засунул ключ для согласования репитеров гирокомпаса. Другого выхода, как попросить у коллеги с соседнего катера, он не придумал. К тому моменту дизеля прогревались, и вся группа катеров была окутана едким сернистым дымом, дополнительные швартовы были убраны, в результате чего расстояние между корпусами катеров увеличилось с полметра до метра с лишним, плюс полное затемнение.
Матросик побежал на соседний катер и в том месте, где он ожидал встретить палубу соседа, оказался воздух. Ухнул матросик между бортов катеров в ледяную воду, густо приправленную с поверхности вонючим серным дымом от прогревающихся дизелей. На его счастье, в момент, когда он нырнул между бортов, в его сторону была развёрнута пушка, и комендор заметил его падение за борт. Комендор поднял тревогу, и сразу несколько человек подключились к вытаскиванию из воды этого бедолаги.
Вытащили его довольно быстро, а когда вытащили, матросик посмотрел между бортами на воду, в которой только что был, и произнёс: «на эти шуточки я больше не попадусь».
Видимо, это купание произвело определённые сдвиги в сознании, поскольку дальнейшая служба этого матроса не вызывала нареканий.
Лёва Марфин.
Был у меня на катере сигнальщик, Лёва Марфин. Хороший был матрос. Проблем с ним не возникало никогда. Золото, а не парень. Однако этого парня сильно обидела природа. Своим внешним видом он сильно смахивал на обезьяну. Никакая строевая подготовка не могла привить ему привычку ходить прямо и не свешивать руки впереди туловища. И черты лица были близки к обезьяньим.
Заступил я однажды в дозор, стал на бочку у мыса Летинский, спустился в каюту разобраться с документами и нанести на карту обстановку. Занимаюсь я этой работой вместе с помощником, а на столе пепельница полная окурков. В это время мимо открытой двери каюты идёт заступать на вахту Лёва. Даю я Лёве пепельницу с окурками и говорю «выброси, пожалуйста».
Лёва вытянул вперёд губы, по обезьяньи, и говорит «ЕСТЬ!»
А помощник меня подначивает: «Сейчас пепельницу вместе с окурками пустит за борт».
Вспомнил я выражение Лёвиного лица и то, как он сказал «есть», и стал сильно сомневаться, что моя просьба не будет выполнена с абсолютной точностью.
Выскочил я в коридор, а Лёва уже на верхних ступенях трапа, я вдогонку ему: «Лёва, окурки, а не ».
Лёва, так же невозмутимо, как прошлый раз, и с той же интонацией: «ЕСТЬ!»
.jpg)
