Подводная лодка «Лембит»
Я стоял на мостике, рядом находились четыре человека. Я в шинели, на шее бинокль, под шинелью пистолет. Идем точно в кильватер крейсера «Киров» на расстоянии от него 100— 150 метров. Впереди крейсера «Киров» идут четыре тральщика, эсминец, ледокол. У крейсера четыре паравана (параван, англ. «paravane» — буксируемый кораблем подводный аппарат для защиты корабля от якорных контактных мин). Я обратил внимание, что средний правый параван при тралении дал малый взрыв: то ли предупредительный для всплытия мины, то ли что-то другое. Я приказал держать лодку строго в кильватер крейсера «Киров». Стою в шинели, застегнутой на все пуговицы. Смотрю, впереди стоит матрос и расстегивает бушлат. Вдруг раздался сильный оглушительный взрыв в носу подводной лодки. Матрос мгновенно сбросил бушлат. Я инстинктивно снял бинокль. Под ногами быстро уходит палуба, и я оказываюсь — в бессознательном состоянии в результате сильной контузии — втянутым в водоворот уходящей на дно подводной лодки. Я очнулся и усилием воли заставил себя снять шинель. Ухватился за плавающий предмет красного цвета, то ли брус, то ли балку, и опять потерял сознание. В моменты прояснения передо мной всплывали картины прошлого: мать, отец, жена, сын, отрывки жизни на берегу. Появилось неодолимое и беспредельное стремление к жизни. Рядом с трудом держался на воде А.К.Аверочкин. Говорит, что ему оторвало ногу. Состояние его критическое, а помочь нечем, и через несколько мгновений он уходит под воду навсегда. Мимо проходит вторая лодка С-4. Я кричу: «Абросимов, командир бригады здесь!» Но, как и положено, все должны двигаться своими маршрутами по пути следования. Море было достаточно спокойное, но держаться на воде было очень трудно, сказывалась контузия. Пистолет так и висел сбоку кителя. Все происходило очень быстро и как будто в тумане. Силы покидали.
Подобрал меня сильно загруженный погибающими малый катер. Очевидно, обратили внимание на нашивки капитана 1 ранга, зацепили крюком и подняли на палубу в бессознательном состоянии. Мое «купание» длилось, как мне кажется, не менее 30 минут. За это время передо мной пронеслась вся моя жизнь — от детства до этого дня. Я понял, что служителям моря необходимо уметь хорошо плавать.
В дальнейшем, будучи начальником военно-морских училищ, а их было три (в Калининграде, Одессе и Ленинграде), я постоянно прилагал все силы, чтобы курсанты занимались спортом и учились хорошо плавать. А сейчас я лежал в трюме катера, который спас меня от гибели. Ко мне подошел матрос. Я видел его шевелящиеся губы, но не слышал голоса. Контузия была сильная. Очевидно, он хотел предложить снять китель. Но я ответил: «Не трогай» и опять впал в беспамятство.
Оказалось, что сильный взрыв носовой оконечности подводной лодки С-5 произошел, очевидно, от подрыва на мине и детонации торпед, находящихся в первом отсеке подводной лодки. Пламя было мгновенным и без дыма. Есть предположения, что финские подводные лодки ждали флот, уходящий из Таллина, и пытались торпедировать флагманский крейсер «Киров», но торпеда угодила в нас. Судьба опять благосклонно и снисходительно отнеслась ко мне.
С катера, где я находился, дали информацию на учебный корабль «Ленинградсовет», но я решил остаться на малом корабле. Самолеты противника интенсивно атаковали наши корабли. Малому катеру, да еще со станковым пулеметом на корме, было значительно проще уклоняться от бомб. Наш пулемет трассирующими пулями отпугивал летчиков. Все обошлось хорошо. Но было очень жалко и обидно, что погибла еще одна наша подводная лодка — Щ-301, и много других кораблей и судов нашего прорывающегося в Ленинград флота. Спасибо отряду малых судов под командованием капитана 2 ранга И.Г.Святова. Его матросы подобрали и спасли много тонущих людей.
Наш катер прибыл в Кронштадт 29 августа 1941 года. Начальство уже считало меня погибшим. По прибытии меня хотели положить в госпиталь, но я решил лечиться в медсанчасти своей бригады. Помогал мне наш военврач, по-моему, Кузьминых. Опять все обошлось благополучно. Прибытие в Ленинград оставшихся после перехода из Таллина в Кронштадт кораблей флота стабилизировало в какой-то мере обстановку на фронте и помогло защитить город.
1 сентября 1941 года с целью улучшения руководства и лучшей организации использования, все подводные лодки флота были объединены в одну-единственную бригаду. Меня назначили командиром этой бригады, моим заместителем был назначен А.Е.Орел, заместителем начальника штаба бригады, а затем и начальником стал Л.А.Курников. Ответственности мне добавилось. Обстановка по-прежнему оставалась тяжелой. Сентябрь 1941 года был решающим в судьбе Ленинграда. С первых дней месяца начались интенсивные налеты авиации противника, артобстрелы, наступления на суше. Немцы вышли на берег Финского залива в районе Петергоф—Стрельна, захватили Шлиссельбург и вышли к Неве. Началась зловещая и трагическая блокада Ленинграда. Путь кораблей из Кронштадта в город простреливался. На берег в морские батальоны шли краснофлотцы с кораблей. Из личного состава подводных лодок для формирования морской пехоты было снято до 70 % моряков. Защищать город помогала тяжелая артиллерия кораблей флота. Все силы Ленинградского фронта и флота были брошены на защиту Ленинграда.
В начале сентября 1941 года И.В.Сталин через Н.Г.Кузнецова дал указание, чтобы ни один боеспособный корабль не попал в руки врага. В связи с этим командующий флотом вице-адмирал В.Ф.Трибуц вызвал командиров в штаб, находящийся в подвале здания Военно-морской академии им. К.Е. Ворошилова, и потребовал срочно заминировать все корабли. Пришлось заложить по паре бомб (каждая по 132 килограмма взрывчатого вещества) в носу и корме подводных лодок. С получением приказа все подводные лодки Краснознаменного Балтийского флота должны были быть уничтожены. Все подводники восприняли это указание с тревогой. Город еще мог держаться. Кронштадт снабжал его оружием и в какой-то мере продовольствием. Я считаю, что В.Ф.Трибуц перестраховался, мы могли остаться без подводных лодок. Я сразу же порекомендовал командующему флотом подготовить хотя бы три лодки типа «С» для прорыва на Север. Боевые корабли могли, хотя и с малой вероятностью прорваться через проливы Зунд и Каттегат и воевать в Баренцевом море. Меня поддержал в этом комиссар бригады Г.М.Обушенков.
- это система проливов, соединяющая Балтийское и Северное моря, между полуостровами Скандинавским и Ютландия. Включает в себя проливы Бельт Малый, Бельт Большой, Эресунн (Зунд), Каттегат и Скагеррак.
Мы знали, что еще во время Первой мировой войны через эти проливы прорвались на Балтику британские подводные лодки. Но сейчас проливы охранялись немцами, были заминированы, глубина их составляла 8—8,5 метра, лодкам надо было идти в надводном положении. Прорываться по узкому фарватеру несколько часов на виду у немцев было очень рискованно. Но что делать в подобной ситуации, другого выхода не было. Я считал, что три подводные лодки со всеми запасами на полную автономность должны были участвовать в боевых действиях в Финском заливе почти до полного израсходования запасов, а затем, если военная обстановка не изменится к лучшему, прорываться на Север.
Обратились с этим предложением к Н.Г.Кузнецову и получили одобрение. 11 сентября И.В.Сталин дал официальный ответ: готовить три лодки и посылать командиров-добровольцев, идущих на прорыв.
Готовили подводные лодки С-7, С-8, Л-3. Я, Л.А.Курников и оператор разрабатывали боевое наставление по прорыву этих лодок через проливы на Север.
10 сентября 1941 года командующим фронтом вместо К.Е.Ворошилова был назначен Г.К.Жуков. Все силы были брошены на борьбу с врагом. Г.К.Жуков обладал полномочиями И.В.Сталина и поэтому потребовал не взрывать корабли флота, а включить их в защиту Ленинграда. После этого я доложил В.Ф.Трибуцу о нецелесообразности направления трех подводных лодок на Север. Такой риск в тех сложившихся условиях был неприемлем.
Но командующий флотом не согласился с моим предложением. Он знал об указаниях И.В.Сталина о необходимости прорыва. В.Ф.Трибуц вызвал командиров соединений, командиров подводных лодок, комиссаров и попытался убедить их в необходимости перехода лодок на Север. Один из офицеров мне говорил, что сказал командующему: «Египко против». Владимир Филиппович рассердился и выпроводил всех. Я в то время уже имел некоторый боевой опыт: за плечами были Испания, война с финнами, другие боевые операции. Была уверенность в своих действиях. Еще раньше у меня сложились не очень хорошие отношения с командующим флотом. Я не раз говорил ему о неправильности отдельных решений по обеспечению деятельности подводных лодок. Приходилось давать довольно категорические телеграммы: «Из-за плохого обеспечения не могу отправить на выполнение боевого задания подводные лодки...» Он реагировал по-своему. Ссылался на мою неоперативность, говорил о необходимости следовать фарватером, где, я знал, были установлены мины и другие противолодочные средства. Были и другие случаи. Но он поступал, как сам считал нужным. Сейчас случилось серьезное разногласие.
В данной ситуации В.Ф.Трибуц решил послать наркому ВМФ Н.Г.Кузнецову рапорт о том, что я неправильно себя веду и настраиваю личный состав против его решений. Н.Г.Кузнецов просил его разобраться в отношении меня с остальными подводниками. Но разбираться было некогда, и меня приказом наркома ВМФ № 02056 от 19 сентября 1941 года отстранили от занимаемой должности и зачислили в распоряжение командующего Краснознаменным Балтийским флотом.
Позже я узнал, что после доклада Н.Г.Кузнецова И.В.Сталину о необходимости отмены перехода трех подводных лодок с Балтики на Север было получено одобрение Верховного главнокомандующего. И в начале октября 1941 года директивой наркома был отменен прорыв трех подводных лодок на Север. Наркомом было принято решение о моем назначении в аппарат атташе в Лондон.
Сентябрь был очень тяжелым месяцем и в отстаивании Ленинграда от фашистов, и в моей флотской судьбе. Будучи комбригом подводных лодок Балтийского флота, я обязан был руководить их действиями. До распоряжения наркома, приказа В.Ф.Трибуца от 21 сентября 1941 года и решения Военного совета флота от 28 сентября 1941 года о «снятии товарища Египко и военкома бригады комиссара товарища Обушенкова... как не справившихся с работой в ответственный момент отечественной войны», я продолжал руководить бригадой. 10 сентября получил от В.Ф.Трибуца указание выслать для разведки три подводные лодки-«малютки» в район Таллина. Я зашел к начальнику штаба флота Ю.А.Пантелееву. Долго стояли мы, склонившись над картой Финского залива, и выбирали благоприятные варианты прохода подводных лодок в минных заграждениях. До острова Лавенсаари мы обеспечивали эскорт. Далее все переходило в руки командиров подводных лодок. Основным оружием врага против наших подводных лодок были мины и авиация.
На плавбазу «Иртыш», где находился штаб, было совершено более 20 налетов, но все были успешно отражены. Мне запомнился один из наиболее интенсивных налетов вражеских самолетов на Кронштадт. Это было 23 сентября 1941 года. Л.А.Курников и я стояли на мостике плавбазы «Иртыш» под брезентовым покрытием. Находились у западной стенки Средней Рогатки, рядом с нами стояла подводная лодка С-9. Недалеко, у восточной стенки Средней Рогатки, стоял линкор «Марат», двенадцатидюймовые снаряды из четырех башен которого громили наступающие на Ленинград танковые и пехотные части противника. Началась воздушная тревога. Десятки самолетов немцев пикировали на линкор «Марат». В носовой части линкора произошел неимоверной силы взрыв. Видим, как в воздух летят орудия, части носовой оконечности. Погибло много людей, и в том числе командир корабля П.К.Иванов. Была сильно повреждена и ремонтируемая подводная лодка М-74, и другие корабли. У нас было мало истребителей для отражения налетов. Линкор «Марат» сел на дно, но три оставшиеся башни продолжали вести огонь по наступающему врагу.
После аварийного ремонта линкор «Марат» продолжал вести огонь по противнику
А сейчас, в разговоре с Ю.А.Пантелеевым, я говорил о трудностях в руководстве, о нелегкой жизни подводников, о трагическом ожидании всеми взрыва кораблей. Командиры и личный состав готовы были идти в бой. Ю.А.Пантелеев понимал трагичность ситуации, дал несколько практических рекомендаций, и мы расстались.
Были и другие встречи. Мне вспоминается одна из них. 5 сентября 1941 года в кают-компании плавбазы «Полярная Звезда» находились я, начальник штаба Н.С.Ивановский и другие. Мы говорили об Указе Президиума Верховного Совета «О введении института комиссаров». Я высказал свое мнение о том, что главное — это командир и ему надо больше доверять, а для комиссаров еще не настало время.
Служба, между тем, шла своим чередом. 11 сентября я составил боевую директиву подводной лодке М-77 под командованием Л.Н.Костылева идти в район островов Соммерс-Нерва на разведку, а 12 сентября — подводной лодке М-97 под командованием А.И.Мыльникова идти на разведку в Финский залив у Таллина. Благополучно вернулись 11 сентября из похода подводные лодки М-98 и М-102 из-под Хельсинки. 17 сентября благополучно возвратилась М-97. Лодка, как докладывал командир, вошла на Таллинский рейд, торпедировала немецкий транспорт и в неразберихе вышла спокойно через ворота бонового заграждения. Была еще одна, но безуспешная атака: транспорт уклонился от выпущенной лодкой торпеды.
Отдельные подводные лодки выполняли боевые операции. Я получал боевые донесения о походе с подводных лодок Щ-320, Щ-310 и Щ-319, находившихся в Данцигской бухте. К сожалению, подводная лодка Щ-319 вскоре погибла. Остальные подводные лодки лежали на грунте около Кронштадта.
Продолжение следует
