Предлагаемая читателю книга контр-адмирала Лебедько Владимира Георгиевича - кандидата военных наук, доцента по истории военно-морского искусства, профессора Академии военных наук –откровенный разговор о своем становлении и службе как офицера-подводника, командира подводной лодки, начальника ведущих управлений оперативно-стратегических штабов флота и сухопутных сил. Автор является участником и очевидцем представленных в книге событий. Достоверно отмечая успехи, раскрывает причины неудач и катастроф, предлагает обоснованные выводы и способы их устранения (столкновения ПЛ «К-19», трагедия на «Курске», ликвидация очага возможного радиационного загрязнения в губе Андреева и др.) Книга представляет интерес для военных историков, офицерского состава ВМФ РФ, курсантов военно-морских учебных заведений, для всех, кто изучает историю флота, а также как пример для патриотического воспитания молодого поколения России.
Формат 170 Х 240; 440 стр. Автор: Лебедько В. Язык: Русский ISBN 978-5-905197-20-8; 2012 г. Стоимость без торговой наценки – 420 руб. Как получить книгу В.Г. Лебедько "Реквиум поколению"? По адресу: 195267, г. Санкт-Петербург, Гражданский проспект 114, корп. 1, Почтовое отделение № 267, на имя Дубровина Евгений Рэмовича выслать денежные средства в сумме 420 рублей (стоимость книги) + ....... рублей (стоимость почтовой пересылки книги заказной бандеролью). После получения денег в течении 2-х дней книга будет выслана адресату. Убедительная просьба правильно писать свои почтовые индексы и адреса. тел. 8 (812) 532-81-76 с 19.00 до 22.00., время московское. Моб. тел. 8-951-676-59-91., эл. почта
Подводная лодка К-27 - Надводные корабли, суда и подводные лодки постройки завода № 402 - Северного машиностроительного предприятия (1942-2001). Справочник. /авт. - сост. Спирихин С.А.; [редкол.: Ю.В. Кондрашов (пред.) [и др.]] - Архангельск: ОАО «ИПП «Правд» Севера», 2004.
Можно ещё и ещё перечислять то, с чем пришлось столкнуться кораблю в этом длительном походе. Все поставленные задачи экипаж успешно выполнил. Все трудности, связанные с испытанием новой техники, были преодолены. Возможно то, что я напишу ниже, у кого-то вызовет сегодня улыбку, но это было, как говорят "из песни слов не выбросишь". После прихода корабля в определённую точку в Атлантике моряки решили созвать специальный "пленум". Прошу не путать с пленумами ЦК КПСС. В отличие от партийных, этот пленум не обсуждал общих вопросов. Его задачей было решение вопросов, которые возникали или могли возникнуть в походе. В состав "пленума" вошли Г.Н.Холостяков, И.Д.Дорофеев, замполит лодки капитан 2-го ранга М.А.Петухов, командир БЧ-5 капитан 3-го ранга В.Э.Соколовский и другие представители флотских управлений, приёмки, которые находились в то время на корабле. Тот "пленум", который созвали моряки во время похода, и те вопросы, которые он решал, принципиально отличались от пустозвонных решений ЦК КПСС. Первое, что было решено, – обратиться к командованию с просьбой продлить срок плавания до 50 суток, ведь изначально поход К-27 был рассчитан на 40 суток. В результате настойчивости вице-адмирала Холостякова (при полной поддержке экипажа) плавание было продлено. И здесь бы я хотел немного остановиться на биографии вице-адмирала, флотоводца времён Великой Отечественной войны Георгия Никитича Холостякова.
В этом походе у Гуляева сложились очень хорошие взаимоотношения с Холостяковым – человеком легендарным, со сложной судьбой и биографией. Георгию Никитичу пришлось пережить репрессии тридцатых годов, пройти всю войну, попасть в немилость к главкому Сергею Георгиевичу Горшкову, с которым они когда-то на равных воевали, драматически погибнуть в преклонном возрасте. По характеру Холостяков был человеком прямым, порой резким, но не грубым. Подчинённые его любили. А на лодке он стал душой коллектива, умело смягчая напряжение плавания. Если что-то у офицеров не ладилось, он говорил: "Вот что, товарищи, вы соберитесь, поговорите, а потом мы проведём пленарное заседание. Вы нам всё доложите, а мы скажем, на что вы способны, а на что не способны". Георгий Никитич любил общаться с моряками. Чистил с ними картошку, разговаривал в отсеках. У него о каждом матросе было представление: кто и как себя чувствует, что думает, откуда родом, из какой семьи... В этом отношении даже замполиту капитану 3-го ранга Петухову Михаилу Алексеевичу нелегко было с адмиралом тягаться. А Гуляеву Холостяков говорил: "Твоё дело сейчас, командир, – корабль. За него отвечаешь. Вот здесь и действуй. Все остальные мероприятия и без тебя проведём". На "пленарных заседаниях" Георгий Никитич далеко не всегда благодушествовал. Но разносов не устраивал, а по-деловому прямо, достойно преподносил уроки. И обид на него никто не держал. Недаром после похода на собрании личного состава экипажа моряки единодушно присвоили вице-адмиралу звание "почётный командир корабля". И хоть нигде ничем оно не предусмотрено, Георгий Никитич очень гордился такой честью. В 1959 году, проработав до этого несколько лет в Высшей военной академии (ныне Военная академия Генерального штаба Вооружённых Сил СССР), Георгий Никитич решил возвратиться на действующий флот, и был назначен заместителем начальника Постоянной комиссии приёмки кораблей. Начальником же комиссии был Герой Советского Союза вице-адмирал Г.И. Щедрин. Холостяков очень ревностно относился к своим обязанностям. Ему было уже за шестьдесят, а только в 1963–964 годах на подводных лодках, принимаемых от промышленности, он провёл в море почти 100 суток. И поход его с Гуляевым на полную автономность был инициативой самого Холостякова. Главком ВМФ СССР долго осторожничал и, в конце концов, дал добро на 40 суток. Но именно из-за присутствия Холостякова на борту, чего, конечно, не знал Гуляев, их походу не было придано должного значения.
А плавание выделялось своей уникальностью даже на фоне уже известных походов атомоходов. Далеко не все дни, проведённые в походе, были спокойными. Экипажу пришлось пережить и серьёзные испытания. Там, далеко от родной базы, произошла серьёзная авария, - заброс сплава в систему правого борта, начали образовываться "пробки". Были предложения на одном реакторе вернуться в базу. Но никто не знал, как поведёт себя левый ядерный реактор? Тогда приняли решение разрезать газовую систему в местах образования "пробок" и начать их шомполить. Вот как рассказывает о тех событиях непосредственный ликвидатор аварии в реакторном отсеке спецтрюмный Григорий Раина: «...В отсеке, где я нёс тогда вахту, неожиданно повысилась радиоактивность. Командиру пришлось часть экипажа даже вывести в кормовые отсеки и запретить хождение по кораблю. Была создана спецгруппа во главе с капитаном 3-го ранга Шпаковым Александром Васильевичем. Туда вошли специалисты с завода, института, я, Саша Осюков и Николай Ганжа. Оделись в защитную сцецробу и начали работу по пробивке пробки в системе. Надо было вручную прошомполовать газовую трубку, вытолкать застывший металл, а потом сварить. Работа должна быть ювелирная. И всё это при большой жаре (около 80 градусов) и тесноте. О радиации никто не говорил. Работа была выполнена на отлично. Командир Иван Иванович поблагодарил нас, а грамоту, вручённую мне знаменитым адмиралом Холостяковым, до сих пор храню.» Приведу ещё один случай, с которым столкнулись подводники К-27 во время первого похода. Тем более что многое из происходившего 46 лет назад актуально для атомного флота и сегодня. Самое страшное на подводном корабле – это пожар. Ещё после ходовых испытаний моряки находили в электрических станциях забытые во время монтажа и другие инструменты.
Но нашли, конечно, далеко не всё. Один из забытых ключей во время дифферента накоротко замкнул цепь работающего в 5-м отсеке мощного (300 кВт) электрокомпрессора. Возник пожар, отсек наполнился дымом. И только благодаря грамотным действиям трюмного – старшины 1-й статьи В.А.Баранова удалось избежать беды и тяжёлых последствий. При плавании в тёплых широтах давала сбой холодильная машина. Неоднократно срабатывала аварийная защита левого борта. Моряки быстро нашли выход из создавшейся ситуации. После прибытия в базу заводчанам, конструкторам корабля работы хватило надолго. Плохое, тяжёлое забывается. А вот приятные моменты подводники хорошо помнят, их было достаточно в той незабываемой автономке, интересных и смешных. Вот некоторые из них. На корабле служил молодой капитан-лейтенант, командир 3-го дивизиона БЧ-5 Юрий Михайлович Сорокин. Однажды матросы его отсека "в подарок" преподнесли миску... красной икры. На вопрос, почему они отдали ему такой деликатес, ответили, что им больше по душе икра "заморская", кабачковая. Ну а Сорокину совместно с капитаном медслужбы Борисом Ефремовым пришлось провести "показательные занятия" – как надо употреблять такой деликатес! Намазывая хлеб маслом, а потом икрой, они говорили: "Ребята, вот как надо есть, а вы всё ложками..."
А разве забудешь историю, которая случилась с коком В.А.Варой? На Пасху он покрасил яйца, используя шелуху от лука. Реакция политработников, присутствующих на лодке, была, сами понимаете, какая! Особенно "отличился" представитель политуправления ВМФ. Пришлось командиру, да и Холостякову тоже, выручать своего кока из той комичной ситуации, в которую он попал. Сегодня это выглядит смешно, а в 1964-м поступок Вары мог закончиться для командира и замполита серьёзной нервотрёпкой. Но всё обошлось. Представителю политуправления пришлось объяснить, что таким способом на флоте, в море, сохраняют куриные яйца. Поверил! Вопросов больше не задавал. А вот кок после этого на завтрак стал готовить яичницу, хотя до этого яйца варил. О коках моего корабля хочется сказать особо. Это Сергеевич, Паша Федорчук, Вара, Гена Храмцов, Коля Остапчук. Без всякого преувеличения –это мужественные, героические люди. По ответственности, которая на них была возложена, они, наверное, стоят на втором месте после командира подводной лодки. Шутка ли, четыре раза в сутки точно к назначенному сроку требуется накормить чуть больше сотни здоровенных мужиков. Да не будь их, ни одна из поставленных командованием задач просто не была бы выполнена. А мужественная и героическая вот почему. Иногда, подводная лодка идёт в надводном положении, а за бортом шторм семь баллов, представьте себя на их месте! Или в отсеках жара 30 градусов, а у них на камбузе все 50, к тому же подводная лодка может срочно погружаться или быстро всплывать, а у них борщ в бачках кипит! Коки-подводники –это не просто коки, это коки высочайшей квалификации, специалисты экстра-класса, которые ежедневно работают в экстремальных условиях. У них, также как и у командира, вахта круглосуточная. Они не просто готовят, они готовят очень вкусно и сытно, а иногда приготовят блюдо, что просто диву даёшься –как такое можно приготовить на борту подводной лодки?
Геннадий Храмцов, Николай Остапчук.
Подводники К-27 во время похода встречали, как я писал выше, юбилеи и дни рождения. Коки, отнимая у себя личное время, которого у них и так практически нет, обязательно готовили что-то такое, что не входит в паёк, в меню, но напоминает о доме, семье, Родине. Готовили пирожки с различной начинкой, пельмени, вареники, блины и, конечно, пирог на именины. Значение коков в подводном флоте трудно переоценить, эти люди заслуживают глубокого уважения и признательности. Более того, без преувеличения, от них напрямую зависит боеготовность корабля. Запомнился день рождения командира Гуляева, которому исполнилось 42 года. Поздравления шли из каждого отсека. Кок Вара выпек огромный торт, каждому моряку досталось. И, конечно, за командира выпили... свои положенные 50 грамм морских, а может и больше (шило) было в запасе. Конечно, много не разгонишься... всё-таки поход, но некоторые (касается "гостей" ) умудрялись напиться в стельку. Сначала понемногу, а потом оторвались по полной программе рабочие, учёные-специалисты, которые вышли в море. Некоторые ходили по отсекам и пели песни "дяде Мише" (замполиту – это капитан 2-го ранга Петухов Михаил Васильевич). Да и замполит был хорошо весёленький. Ему приходилось тяжелее всех, ведь пить надо было в каждом отсеке, а их девять! Тогда шутили: "Если бы американцы знали, что рядом возле их берега находится советская атомная субмарина с "весёлым" экипажем, то они бы в шоке разбежались" (конечно, это было преувеличение). Длительный поход, нахождение в замкнутом пространстве, ограничение движений откладывали свой отпечаток на фигурах моряков. Не способствовало сохранению изящной фигуры и меню. Заботу о физической закалке подводников проявляли в море старпом Окованцев и доктор Ефремов. Придумывали различные соревнования, конечно, в тех объёмах, которые позволял отсек корабля. Очень популярным стало приседание на одной ноге. Рекордсменом в этом деле был комдив 3-го дивизиона Ю.М.Сорокин, весивший около центнера. Но всех удивил доктор – Борис Иванович Ефремов. Низкорослый и на вид-то не очень крупный, он посадил на плечи тяжёловесного Сорокина и присел десять раз!
Доктор Б.И.Ефремов
12 июня 1964 года уникальный поход в Атлантику был успешно завершён. О нём мною рассказана незначительная часть того, чем занимались подводники, что им приходилось испытать за эти 52-е суток. Кроме испытания новых уникальных реакторов стояли и другие задачи, например, военного характера –это как можно больше собрать данных о нашем противнике того времени. Но об этих вещах не рассказывают, подробно не описывают. По прибытии в базу – торжественная встреча, традиционный поросёнок, встреча с семьями и, конечно, отдых, отпуска. Но вот что поражает. Почему экипаж, показавший рекордную по тем временам автономность, экипаж который испытывал уникальный ядерный реактор, которому не было аналогов в мире, остался непризнанным и не оценённым Правительством, за совершённый при этом подвиг? Почему только вмешательство Министра Обороны Родиона Яковлевича Малиновского поставило точку в этом вопросе через два года, после того как атомная подводная лодка К-27 совершила уже пару автономок? А всё заключалось в неприязни Главкома ВМФ СССР Горшкова к Холостякову ещё со времён Великой Отечественной войны, когда Горшков был в подчинении Холостякова. Все попытки Георгия Никитича добиться награждения экипажа К-27 натыкались на глухое сопротивление со стороны руководства ВМФ СССР. Помог случай. В 1965 году Малиновского и Холостякова пригласили в Будапешт (Венгрия) как активных участников освобождения этой страны. Там Малиновский поинтересовался, как служится Холостякову (они знали друг друга ещё со времён войны). –Да вот, собираются увольнять меня со службы на пенсию... –После этой поездки, ты зайди ко мне, – сказал Малиновский. Холостяков, конечно, пришёл. Там он и рассказал об экипаже уникальной лодки, о её командире, о том, что вот уже полтора года не может добиться, чтобы этот экипаж за их подвиг наградили.
Другой поход был более сложным и проходил в водах Чукотского и Берингова моря. В период описываемых событий в состав ТОФ начали поступать североморские АПЛ пр.670 (см. табл.5). В 1979 г. штаб ТОФ спланировал в Чукотском море два мероприятия: встречу К-320, которая должна была совершить переход с СФ на ТОФ, и первый в истории ТОФ поход АПЛ пр.670 (К-212 под командованием капитана 2 ранга А.А.Гусева) в Чукотском море подо льдом до 76 градуса.
Началась подготовка К-212 к походу. Экипаж лодки отработал полный курс задач БП, все виды запасов были доведены до 100%, в боезапас включили две специальные торпеды для подрыва льда с целью создания полыньи (это необходимо для экстренных всплытий в аварийных ситуациях). Командование проработало и изучило маршрут перехода. Непосредственно перед выходом К-212 выдержала проверки штаба дивизии и флотилии. Изучение маршрута по навигационно-гидрологическим пособиям показало, что плавание будет проходить в сложной обстановке. Большую часть подледного пути над нами будет или двухлетний лед (толщиной не менее 2 м, с большой высотой надводной части, со сглаженными торосами), или арктический пак (многолетний лёд толщиной 2,5 м и более, с холмистой поверхностью, в изломе голубого цвета). Ожидалось, что в отдельных районах Арктики нам будут встречаться очень своеобразные дрейфующие льды — ледяные острова толщиной 70-80 м и с возвышением над уровнем моря до 12 м. При подготовке к походу мы изучили опыт, полученный при переходах АПЛ с СФ на ТОФ. При пожаре, поступлении забортной воды и появлении радиоактивной опасности ПЛ не сможет сразу всплыть в надводное положение, так как над ней находится ледяной панцирь и для всплытия придётся искать полынью. Если в течение считанных минут или даже секунд таковой не найдётся, лодка погибнет. По этим причинам плаванье подо льдом всегда связано с определённым риском. Недаром за переход с Баренцева моря на Тихий океан подо льдами Северного Ледовитого океана командирам ПЛ присваивали звание Героя Советского Союза, а остальной личный состав награждался орденами, медалями, ценными подарками и грамотами. Для обеспечения действий ПЛ были выделены ледоколы «Иван Сусанин» и «Литке», ГиСу «Анадырь» и МБ-147. Старшим на поход назначили меня. Походный штаб во главе с моим заместителем капитаном 1 ранга Н.В.Анохиным разместился на ледоколе .
В воскресенье 26 августа в 5.00 К-212 отошла от пирса. Весь день до точки погружения мы шли со скоростью 4 уз в надводном положении. Так спланировал штаб ТОФ, чтобы К-212 и совершавший переход РПКСН могли безопасно разойтись. В течение 27 августа лодка трижды всплывала на перископную глубину для сеанса радиосвязи с берегом и определения места. При каждом всплытии станция РТР обнаруживала работу поисковой РЛС противолодочного самолёта "Орион" ВМС США. Это свидетельствовало о том, что за нами ведётся слежение: переход в надводном положении не прошёл даром. Более того, в нашем районе американцы выключили ведомую навигационную станцию "ЛОРАН С", что создало для штурманов АПЛ определённые трудности в определении своего места при неблагоприятных погодных условиях. Появились первые неисправности матчасти: сгорел электродвигатель насоса охлаждения вспомогательного оборудования (неисправность успешно устранили). 28 августа мы прошли о. Беринга и о. Медный, оставив их слева, а справа о. Атту. В соответствии с планом перехода мы шли со скоростью 15 уз. На таком ходу нас, безусловно, наблюдала система SOSUS. Наступило 29 августа. При каждом всплытии на сеанс радиосвязи с берегом в перископ наблюдался туман и облачность в 10 баллов, что полностью исключило возможность определения места ПЛ по небесным светилам. Я обнаружил в работе штурманов ошибку в счислении места в 10 миль. Вместе с командиром лодки мы приняли организационные и воспитательные меры. В четверг 30 августа прошли изобату 100 м, всплыли в заданной точке и движение продолжили в надводном положении. Злая короткая волна бьет в правый борт, облачность— 10 баллов. Следуем в точку встречи с МБ-147. Поисковая станция обнаружила работу НРЛС буксира и через 30 минут мы его увидели визуально. Обменялись с МБ-147 позывными, построились в строй кильватера (буксир следует головным) и продолжили движение. В бухту Провидения К-212 пришла 31 августа, берег было плохо видно. Ожидалось, что на следующий день мы пройдем .
1 сентября прошли Берингов пролив. В перископ был виден памятник С.Дежнёву. Это самый восточный берег нашей страны, направо далеко в дымке — Аляска. Следуем вдоль советско-американской границы. Мыс Дежнёва впервые обошла с моря в 1648 г. экспедиция землепроходцев во главе с казаком Семеном Дежнёвым и купцом Федотом Алексеевым, вышедшая из устья реки Колыма. 2 сентября вошли в Чукотское море. Погода как по заказу: море — один балл, ветра нет, с утра было солнце, но облака уже к обеду завоевали всё пространство, лишь у горизонта они образовали кажущуюся землю, льды и фантастические фигуры. Завтра подойдём к о. Врангеля и о. Геральд. Остров Врангеля был издавна известен чукчам, видевшим его в ясную погоду из района м. Якан. На западном берегу острова близ м. Фомы найдены следы чукотского селения XVIII в. Впервые на карту остров был довольно точно нанесён со слов чукчей гидрографом Ф.П.Врангелем в 1823 г. В действительном существовании острова первым удостоверился американский мореплаватель Т.Лонг в 1867 г. Его именем назван пролив между о. Врангеля и материком. Остров Геральд расположен в 35 милях от о. Врангеля и был открыт в 1849 г. английским судном «Harald», в честь которого и был назван. 3 сентября прошли о. Геральд. Начали встречаться отдельные льдины, похожие на малые корабли. Лёд на изломах имел голубой цвет. Погода нам благоприятствовала: море — один-два балла, температура воздуха -1-5°С. Получили от нашего походного штаба координаты точки встречи и данные о границе льда. 4 сентября с помощью РЛС обнаружили наш отряд кораблей, находившийся у кромки льда. Установили радиосвязь с ледоколом «Иван Сусанин». Через полчаса обнаружили отряд визуально: на якоре — ГиСу «Анадырь», в дрейфе — ледокол «Литке», стоял во льдах.
По радио я связался с руководителем походного штаба капитаном 1 ранга Н.В.Анохиным. Выяснил обстановку: на «Литке» лопнула правая линия вала; чтобы не потерять винт, экипаж провел соответствующие водолазные работы. Выставлено четыре гидроакустических маяка. Всплытие К-320 ожидалось 5 сентября в 22.00. После переговоров К-212 подошла к самой кромке льда. Лёд рыхлый, размытый, но встречались и крупные торосы. За нами наблюдали несколько моржей и белых медведей, которые людей и кораблей не боялись. 5 сентября мы находились в 20 милях южнее ледокола «Иван Сусанин» в ожидании подхода и всплытия К-320. Прилетел противолодочный самолёт "Orion" ВМС США и начал на небольшой высоте облёт наших кораблей. С «Ивана Сусанина» сообщили, что К-320 всплыла и под проводкой МБ-147 начала движение к нам. Через несколько минут и мы их обнаружили, и сблизившись на расстояние голосовой связи, застопорили ход. Начали переговоры, поздравив экипаж с успешным выполнением задачи. Старшим на борту был Герой Советского Союза контр-адмирал Е.Д.Чернов. Он сказал, что у них всё в порядке, всплывали в полынье в 200 милях от кромки льда, лёд в полынье был толщиной 20 см, толщина льда до кромки — 5-7 м. Взрывы шашек, которые производились ледоколом «Иван Сусанин», слышали с расстояния 44 миль, а сигналы гидроакустических маяков наблюдали с 20 миль.
Мы пожелали им счастливого пути, и К-320 начала движение в строю кильватера с МБ-147 к месту базирования. Запросив у оперативного дежурного ТОФ разрешение на тренировочное подлёдное плаванье, ждём ответа, готовимся к погружению. Приспособили трубку воздуха среднего давления от тифона для подачи пузырей, чтобы ориентироваться при всплытии без хода в полынье. Пришёл ответ от оперативного дежурного: "Начать тренировочное плавание с 21.00 5 сентября". Обсудили с капитаном 1 ранга Н.В.Анохиным необходимые вопросы, пожелали друг другу всего самого хорошего и пошли под воду курсом N от гидроакустического маяка (МО-2). Согласно показаниям эхоледомера и тракта миноискания появились льды, глубина— 50 м, скорость—7 уз. Отметили отдельную льдину толщиной до 10 м, погрузились на глубину 60 м. Ночь, двигаемся подо льдами, все успокоились, жизнь продолжает идти своим чередом. Наступило 6 сентября. С момента погружения постоянно наблюдали взрывы шашек с «Ивана Сусанина». В 02.00 повернули на обратный курс. Услышав работу МО-1 и МО-2, определили место ПЛ: дистанция до маяков —16 миль. Наметили точку всплытия по корме «Ивана Сусанина», в трех милях от неё. В точно назначенное время всплыли, замерили дистанцию РЛС до ледокола— 3 мили. Донесли на КП ТОФ о выполненной задаче и запросили разрешение на двухсуточный поход. После обеда погода ухудшилась: ветер усилился до 15 м/с, море — 5 баллов, облачность — 10 баллов. Мы ушли в район у МО-4, а «Иван Сусанин» зашёл в ледяное поле. В 13.59. на лодке сработала аварийная защита реактора из-за неграмотных действий командира группы дистанционного управления. С этим быстро справились, и ГЭУ продолжила работу в нормальном режиме.
К-212 после всплытия во льдах. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
Несмотря на плохую погоду, опять прилетел американский "Орион" и стал методично совершать проходы над нами на бреющем полёте в течение трёх часов. К вечеру пришла радиограмма от командующего флотом: нам разрешили произвести подлёдное плавание с 02.00. 7 сентября по 02.00. 9 сентября. Море—5 баллов, шел дождь, ветер — до 17 м/с. 7 сентября мы передали радиограмму на КП о начале похода и произвели погружение. Глубина — 40, 50, 70, 100 м. На перископе несут непрерывную вахту, наблюдатель за обстановкой находится в трюме, откуда постоянно поступают доклады: "Темно, темно, светло". "Светло" — значит, между льдинами есть чистая вода или тонкий молодой лёд. Всё дальше и дальше уходим на север, над нами лёд толщиной от 2 до 7 м. Прошли 76"М, начали патрулирование в районе №1. Ищем полынью, чтобы в ней всплыть и передать донесение на КП. 8 сентября повернули на курс 180", следуем к району нахождения наших кораблей. Продолжаем искать полынью. Наконец обнаружили полынью длиной около 4 каб. Определили её размеры — 9x4,5 каб. С учётом течения встали в расчётной точке на стабилизатор глубины без хода и начали медленное всплытие на перископную глубину. Доклад из трюма: "Льда нет". Дали пузырь в среднюю группу ЦГБ, подвсплыли на глубину 5 м. Подняли перископ: солнце, голубое небо и кругом белые льды, ПЛ находится посредине полыньи. Лёд вокруг полыньи битый, есть льдины толщиной 1,5-2 м, между ними тонкий лёд толщиной от 1 до 10 см. Часть личного состава поднялась на мостик. Тихо, белое безмолвие. Увидели у самого борта моржа, тот с интересом стал нас рассматривать, потом поднырнул под лодку, всплыл с другого борта и продолжил свои наблюдения. В 13.20 погрузились в полынье и продолжили движение к отряду кораблей. Взрывы услышали с расстояния 42 миль, а МО-1 — 26 миль. Всплытие в назначенной позиции состоялась в 2.00 9 сентября. Отряд кораблей и К-212 в строе кильватера начали движение к месту базирования. В дальнейшем я перешёл на ледокол «Иван Сусанин».
К-212 следует на боевую службу после перехода подо льдами Арктики. - Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
В Беринговом море К-212 погрузилась, проследовала в район БС и из похода вернулась уже через месяц. Тем временем отряд кораблей 17 сентября прибыл в Петропавловск-Камчатский.
Торжественная встреча экипажа К-212 в расположении соединения ПЛ. Командир 10-й дивизии капитан 1 ранга А.С.Берзин поздравляет командира прибывшей лодки капитана 2 ранга А.А.Гусева и вручает символические ключи от Камчатки. - Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
Нас уже ждали следующие походы, задачи и практические стрельбы. Флотская формула "Наказание невиновных и награждение непричастных" в нашем случае не сработала — о нас просто забыли.
***
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Мичманы: Владимир Ламцов, Василий Астанков, Анатолий Мерзляков, Владимир Чайка, матросы срочной службы Николай Ганжа, Леонид Тюкин, Григорий Раина, Иван Ивченко, Василий Григоров, Анатолий Димура, Александр Осюков, Владимир Егоров и другие. После выхода корабля в Белое море Гуляев дал команду на погружение. Проверили прочность лёгкого корпуса, задраили верхний рубочный люк. Тогда все присутствующие, начиная от командира, думали, что с погружением начался их боевой испытательный поход в Атлантику. Но этого тогда не случилось... Шли вторые сутки подводного плавания. Командир, понимая, что последние три месяца экипаж фактически жил без выходных и отдыха, не заставлял его заниматься боевой подготовкой. И ему за это были благодарны. Хотя... Как вспоминают участники того похода, какой то был "отдых". Все делились впечатлениями, предположениями о предстоящем походе, который ждали с таким нетерпением. Особенно радовались те моряки, у которых закончился срок службы. Первоначально было решено задержать их до возвращения из Атлантики, но потом решили оставить только несколько старослужащих моряков, у которых срок выходил осенью. Среди них: Егоров, Соя, Соловьёв, Слугин, Бровцин, Якубов и другие. Забегая наперёд, скажу, что Егорову и остальным ребятам, у которых закончился срок службы, не пришлось побывать в Атлантике. По возвращении в Гремиху они были демобилизованы, некоторые остались на сверхсрочную. Тот же Владимир Егоров, электрик, на гражданке получил звание младшего лейтенанта запаса ВМФ. Думаю, что лучше обратиться к воспоминаниям тех, кто непосредственно был участником тех далёких событий – ноября 1963 года, и первого испытательного похода АПЛ К-27 в Атлантику.
Со многими автор записок служил впоследствии, хорошо их знал, но то было время, когда о многом принято было не говорить как офицерам, так и матросам, и старшинам. Вот что пишет о том выходе в море его участник, ныне капитан 1-го ранга, командир БЧ-4 РТС Анатолий Иванович Гужеленко (Калининград): «По пути в тот самый океан нас «тормознули» в Западной Лице, где мы и «зависли» на 2 месяца с гаком. Ушли в запас почти все старослужащие (кроме перешедших на сверхсрочную), а их было большинство из л/с – все мастера своего дела, причём все готовы были на месяц-другой задержаться с ДМБ ради завершения испытания лодки. Эта неразбериха побудила к уходу с корабля командира Гуляева И.И. (по болезни), механика Нагорских О.Л., ещё нескольких офицеров БЧ-5. К середине января 1964 года в Москве созрело решение по нашей дальнейшей судьбе: нас срочно вытолкали из Западной Лицы в родную базу Гремиху – в темпе осваивать и готовиться-таки к завершению испытаний лодки в океане. Всё завертелось-закружилось: тут и перевозка семей из Северодвинска в Островную (квартиры сразу были выданы всем, даже холостякам), и отработка сильно обновившегося экипажа, были и довольно серьёзные поломки техники, проверки с пристрастием штабом флота, многочисленными комиссиями из Москвы. Вся эта круговерть завершилась выходом в автономку 21 апреля 1964 года. Повёл нас в море возвратившийся в марте Гуляев И.И. На борту, кроме экипажа, были очень солидные «пассажиры»: председатель комиссии вице-адмирал Холостяков Г.Н., главный конструктор подводной лодки Назаров Александр Карпович, главный строитель корабля (по заводскому – заказа № 601), Овчинников Алексей Алексеевич, начальник 1 НИИ ВМФ контр-адмирал Дорофеев Иван Дмитриевич, конструкторы энергетической установки и других систем.
Контр-адмирал Дорофеев Иван Дмитриевич (1916-1978 ), дтн, специалист в области проектирования, создания, эксплуатации атомных энергетических установок подводных лодок. - Роль российской науки в создании отечественного подводного флота. / Под ред. Саркисова А.А.. — М: Наука, 2008.
22 апреля получили радио с поздравлением о присуждении Ленинской премии сразу шести участникам нашего похода за новую технику (такого не было ни до, ни после нас!). Вторым знаменательным событием этого похода было то, что мы были, наверное, единственным в СССР коллективом, по-настоящему с достоинством отметившим День Победы ещё за год до официального бума. У нас на борту было не менее десяти участников войны, и вдали от родных берегов мы такое услышали от ветеранов, что можно было услышать только лет через 15–20. Сначала наш поход был рассчитан на 40 суток подводного плавания на различных режимах, потом дважды нам разрешали (Холостяков «пробивал») опуститься южнее и 17 мая 1964 года мы достигли широты 10 градусов (это уже экваториальные воды) и двое суток носились под водой на средних и полных ходах. На экватор нас не пустили (не доверяли технике, да и завистников было много), и традиционный морской праздник Нептуна мы отмечали 12 мая, пересекая тропик Рака. Кое-что сохранилось от этого праздника. В этом походе было много чего впервые в истории советского подводного флота: 1000 миль непрерывно в подводном положении, затем 5000 миль, 10000 миль, 1000 часов под водой. 4 июня отмечали 42-й год рождения нашего любимого командира Гуляева Ивана Ивановича под водой на широте 42 градуса с.ш. (так совпало).
12 июня 1964 года в 11.00. отшвартовались в , тогда столице нашего подводного атомного флота. За 53 суток похода наша лодка прошла 12345 миль, из них под водой 12166 миль за 1222 часа (50 суток 22 часа). Этому никто не верил, это было большим ударом по престижу Западной Лицы, Гаджиево, чьи лодки так далеко, долго и много ещё не ходили. Нам не верили, проверяли всё и вся, буквально каждого из участников похода допрашивали с пристрастием. Через несколько дней мы пришли в родную базу. Опять с нами поступили не по-человечески: не дали в спокойной обстановке передать лодку второму экипажу в Гремихе и с достойными отпускными деньгами уехать в отпуск, а погнали в Северодвинск. Семьи последовали за нами окружным путём через Архангельск. В отпуск из Северодвинска с одинарным окладом, естественно. В это время снова значительно обновился экипаж. После отпуска опять Гремиха, подготовка к новому походу.»
А вот что вспоминает еще один участник того похода, помощник командира корабля, ныне капитан 1-го ранга Фытов Геннадий (Санкт-Петербург): "На пятые сутки мы всплыли на перископную глубину на сеанс и вновь погрузились. Через час Гуляев Иван Иванович зачитал шифровку, полученную на его имя от Главкома, в которой говорилось о том, что АПЛ надлежало к 19.00. 7 ноября 1963 года прибыть в Западную Лицу для дополнительной проверки корабля офицерами штаба 1-й флотилии атомных подводных лодок по задаче 1 и готовности к несению боевой службы в океане... Это было полной неожиданностью как для командира, так и для руководителя похода Холостякова Г.Н. Но приказ Главкома, есть приказ. Ровно в 19.00. 7 ноября 1963 года атомная подводная лодка ошвартовалась к причалу в губе Западной Лицы...» «...Содержание шифровки Главкома стало достоянием экипажа. И здесь снова проявилось умение Гуляева И.И. работать с людьми. Его сдержанность. Он объяснил офицерам (а обращался он к ним почти всегда по имени и отчеству), что надо проверить состояние отсеков, навести уставной порядок, проверить у личного состава форму одежды и быть перед проверяющими на высоте.»
Дальше Фытов Г.А. вспоминает, что «...7 ноября был тогда праздником. Уже накануне некоторые флагманские специалисты начали отмечать годовщину Октября... А тут им вводная: проверить АПЛ К-27. Но вместо того, чтобы прибыть на корабль, они, не утруждая себя в праздничный день, решили в рапорте о результатах проверки записать «типовые замечания», каких у них было достаточное количество. В составе флотилии уже тогда были две дивизии атомоходов, не менее 16 подводных лодок 627А и 658 проектов. Вот они и решили результаты проверок положить на стол командующему флотилии, указав там вместо АПЛ 627 проекта и номера лодки нашу АПЛ К-27! На этом и «сгорели». Этот рапорт был прочитан как Гуляевым И., так и Холостяковым Г.Н. Тот, прочитав «недостатки», со злостью и гневом прямо сказал контр-адмиралу Петелину Г.Н.: «Это что – саботаж или провокация?» И заявил, что он немедленно едет в Москву с докладом Главкому о соответствующем безобразии. А «безобразие» заключалось в том, что в акт были включены замечания по механизмам, которых физически просто не могло быть на АПЛ К-27. Замечания по дизелю, а его просто нет на лодке. Замечания, что коллектор навесного генератора искрит, а его тоже нет на корабле. Там отсек турбогенераторный. Ну и так далее.» Не знаю, что в дальнейшем случилось с этими проверяющими... История умалчивает, но тот, кто добивался срыва испытательного похода в Атлантику в ноябре 1963 года, – добился своего. Более того, Западная Лица, сама база была не приспособлена для приёма такой атомной лодки как К-27 с её уникальными ядерными реакторами. Не было технических средств для поддержания постоянного температурного режима сплава не ниже 125 градусов при стоянке в базе. Экипажу приходилось сжигать драгоценное топливо. Но об этом не думали. Более двух месяцев "мурыжили" командира и его экипаж на базе. Гуляев И.И. даже слёг в госпиталь и подал рапорт на уход с корабля. Прошло 46 лет, но найти ответ на вопрос "почему и кем был сорван выход уникальной атомной подводной лодки в океан?" – практически уже невозможно. Из бесед с непосредственными участниками того выхода, из материалов, которыми располагаю, можно предположить, что выход К-27 в океан тогда в далёком ноябре 1963 году был сорван преднамеренно. Может там, наверху, боялись нашего корабля, такого им непонятного? Боялись брать на себя ответственность? А может причиной была борьба двух направлений? Какие атомоходы и с какими реакторами (водо-водяным или с жидкометаллическим теплоносителем) должны быть взяты на вооружение? Может это и было основной причиной такого отношения руководства Флота СССР?
Приведу один из примеров такого поведения командующего Северного флота, в то время , к командиру и его экипажу перед выходом в море. Его можно назвать циничным и хамским. Вот как вспоминает тот же Фытов Г.А., который был свидетелем того случая: «Касатонов подводил итоги проверки готовности АПЛ К-27 к выходу в океан (в который раз!), проявив при этом в присутствии многих грубость. О Касатонове на флоте шла слава «сумасшедшего с бритвой». Он, без всяких на то причин, в грубой форме снимает с похода капитан-лейтенанта Прибыш А.И. (КГДУ) и старшину торпедистов Семёнова, не считаясь с мнением командира Гуляева И.И., который пытался доказать, что этих моряков просто за сутки некем заменить. Но с доводами командира Касатонов не посчитался. Более того, прямо при всех заявил, что мы все утонем и будь его воля, он нас в море не выпустил бы, да вот – приказ Главкома... После всего сказанного, Гуляев стоял на сцене перед личным составом белый как мел, сжав кулаки и скулы. После окончания разборки Касатонов решил одеть шинель, но никак не мог попасть в рукав и бросил через плечо: «Хоть бы кто-нибудь догадался подать шинель адмиралу!» На сцене стоит Гуляев и сидит Холостяков Г.Н. – вице-адмирал. Ни тот, ни другой с места не сдвинулись." Уже будучи в море, произошла смена командующего Северного флота: вместо Касатонова был назначен вице-адмирал Лобов Семён Михайлович. Это сообщение подводники К-27 встретили в отсеках громким "Ура!"." И вот, наконец, наступил тот день, когда позади осталась многомесячная нервотрёпка со стороны чиновников, преодолена трудная изнурительная учёба экипажа перед выходом в океан. Конечно, труднее всего было командиру Иван Ивановичу Гуляеву. Он мог за годы, проведённые без отдыха, при строительстве уникальной подводной лодки К-27 в один из дней просто написать рапорт и уйти, как уходили многие. Поводов для этого у него было предостаточно. При этом виной были не моряки, ставшего таким близким его экипажа, а чинуши из высоких военных ведомств. Но Иван Иванович был человеком другой закалки. Он не допускал мысли, что уйдёт, оставив экипаж, не доведя до конца дело, которое он начал, когда его назначили командиром АПЛ К-27 в феврале 1958 года.
Подводники на фоне АПЛ К-27
Думаю, что долгожданный день выхода 21 апреля 1964 года его корабля в океан, был самым счастливым днём в жизни Гуляева Иван Ивановича, как и всех, кто пришёл с ним на АПЛ К-27, которая только готовилась к закладке. Маршрут, по которому должна пройти АПЛ К-27, знал лишь узкий круг командования, для остальных членов экипажа это являлось тайной. Главной задачей похода были, в первую очередь, научные цели. С учётом этого надо было выбрать район, где можно было проводить проверки главной энергетической установки (ГЭУ), других систем и механизмов на различных глубинах и режимах, учитывая температуру забортной воды и гидрологию. Все понимали, что от успешного выполнения задания зависела не только судьба нового ядерного реактора. После этого похода в Центральную Атлантику на боевую службу должны были пойти другие атомные подводные лодки. Этим и определялись задачи, поставленные перед экипажем. Вот только основные из них: – наблюдение за обстановкой в районах плавания; – сбор информации о подводных и надводных кораблях вероятного противника; – проверка надёжности радионавигационных приборов; – отработка скрытного слежения за обнаруженными надводными и подводными кораблями; – совершенствование действий экипажа по выполнению бесперископных торпедных атак и атак по данным зрительного наблюдения; – определение наиболее благоприятного времени суток для радиоприёма (в зависимости от районов плавания); – совершенствование борьбы за живучесть корабля в простых и сложных условиях; – обеспечение полной радиационной безопасности экипажа; – всесторонняя проверка ГЭУ и в целом всего корабля на предмет их надёжности.
Начальник Научно-исследовательского института вооружения ВМФ вице-адмирал Н.И.Боравенков
Гонка вооружения была в разгаре, и денег тогда никто не считал. Задача перед нами ставилась так: «Докажите, что нужно, а сколько это стоит — не ваше дело.» Тем не менее вопрос о закрытии или продолжении разработки нашей торпеды стоял остро. Промышленность, как всегда, предлагала изменить направленность работ, естественно, с новым финансированием и новыми сроками. Мы же твердо стояли за доведение начатой работы до конца без изменения ее сути. В результате возникла конфликтная ситуация. Судьба темы окончательно решалась, в Москве, в УПВ ВМФ и замглавкомом по кораблестроению и вооружению адмиралом П.Г.Котовым. Похоже, что московское начальство склонялось к мнению промышленности. Это и понятно, «идти в правительство» с согласованными предложениями было куда как легче. Приблизительно в то же время мне, как и ряду других представителей НИИ ВМФ, было приказано прибыть в Севастополь и участвовать в выставке морского оружия для стран Варшавского договора. Руководил ее проведением П.Г.Котов. После окончания выставки П.Г.Котов предложил всем ленинградцам лететь с ним в Москву на флотском самолете. На аэродроме в ожидании вылета между нами завязался разговор. Павел Григорьевич интересовался здоровьем родителей, вспоминал какие-то эпизоды, связанные с их давним знакомством. Я, в свою очередь, спросил о его дочери, с которой в войну учился в одном классе в интернате в Федосеево, вспомнил о нашей взаимной детской симпатии, просил передать привет.
, инженер-контр-адмирал (3 ноября 1951) инженер-вице-адмирал (18 февраля 1958). С 1953 заместитель секретаря Комиссии обороны Президиума ЦК КПСС. Адмирал для особых поручений, помощник министра обороны СССР. С марта 1957 заместитель начальника кораблестроения и вооружения ВМФ по новой технике, с 1960 заместитель Главнокомандующего ВМФ по кораблестроению и вооружению.
В самолете П.Г.Котов со своим помощником занял небольшой салон, мы разместились в общем салоне. Минут через 10 после взлета помощник пригласил меня к Котову: «Павел Григорьевич хочет с Вами поговорить». Я вошел, сел за небольшой столик напротив заместителя Главкома. — Мы давно не говорили о делах. Расскажите, в чем суть загвоздки с торпедой? Докладываю о ходе испытаний. Акцент делаю на подающие надежду положительные результаты: «Наше мнение — работу следует продолжить и ни в коем случае не менять ее принципиальную направленность». По уточняющим вопросам чувствую, что П.Г.Котова это не устраивает, он явно не разделяет мою точку зрения. Я настаиваю на своем, пытаюсь аргументировать. Разговор переходит в резкие тона. П.Г.Котов почти кричит. Я упрям. Украдкой поглядываю в иллюминатор — когда же Москва? Помощник давит под столом мне на ногу. Увы, Москвы все нет и нет. Между тем П.Г.Котов переходит на детали, начинается разнос. В пределах допустимого огрызаюсь. Наконец Москва. Котов сажает меня в машину и везет на Большой Комсомольский. Завтра с начальником УПВ мне приказано быть у него. Утром все начинается сначала. Неожиданно Котов замечает, что у меня на погонах нет «молоточков»:
— Почему Вы не носите ? — Я не инженер. Как не инженер!!!? — Очень просто, я закончил училище Фрунзе. — Как же, не будучи инженером, Вы можете возглавлять управление в институте? И вообще, Вы неправильно понимаете свои задачи. Надо рассмотреть вопрос о Вашем соответствии занимаемой должности. Слухи на Большом Комсомольском распространяются быстро. Когда я пришел в салон на обед, все мне уже сочувствовали. Видя меня расстроенным, симпатизировавший мне заместитель начальника ГУК контр-адмирал В.М.Соловьев утешал меня: — Не расстраивайся, выбрось это из головы. Павел Григорьевич человек горячий, но незлопамятный. Меня он снимал с должности несколько раз и, как видишь, ничего. С этим я и вернулся в Ленинград. Надо же было такому случиться, что буквально через неделю вышел приказ Министра обороны, отменявший ношение на погонах «молоточков». Во время очередной поездки в Москву при встрече с П.Г.Котовым обращаю его внимание на то, что у него на погонах нет «молоточков». Павел Григорьевич развел руками и улыбнулся. Он действительно не был злопамятным. Что же касается злополучной торпеды, то ее разработку все-таки прекратили. Как и предлагала промышленность, начали новую, которая положительных результатов так и не дала.
С главным инженером ЦНИИ «Гидроприбор» А.Т.Скоробогатовым и контр-адмиралом Ростиславом Михайловичем Олениным на полигоне
ЧАСЫ ОТ ГЛАВКОМА
Так уж повелось в Вооруженных Силах, особенно в советское время, что периодически наши усилия сосредоточивались на устранении какого-либо конкретного недостатка, как правило, не очень серьезного, но зато внешне броского. Так, по воле высокого начальства мы то начинали усиленно заниматься строевой подготовкой, и во всех гарнизонах, даже на подводных лодках и в научно-исследовательских институтах, трещали барабаны, то все, от лейтенантов до адмиралов, начинали подтягиваться на турниках и, задыхаясь, бегать стометровки. То неожиданно ожесточался режим секретного делопроизводства, и мы только тем и занимались, что проверяли секретные документы, то военные коменданты и патрули в гарнизонах начинали хватать нестриженых офицеров. Да мало ли что еще могло прийти в голову высокому начальству? Справедливости ради надо заметить, что продолжались такие кампании чаще всего недолго. Во исполнение очередного грозного приказа составлялись планы устранения недостатков, проводились мероприятия и вскоре в Москву шли соответствующие доклады. А через месяц-другой жизнь снова входила в свое обычное русло. Об одном эпизоде, связанном с такой очередной кампанией, я и хочу рассказать. Дело было в 1972 году. Я уже был капитаном 1 ранга, начальником отдела. Это были годы бурного строительства флота, и наука тогда находилась на самом острие событий. Что касается лично меня, то я был не просто увлечен, а захвачен своей работой. Уже была защищена докторская диссертация, а неоднократное участие в совещаниях с флотским начальством сделало мое имя авторитетным и в московских кругах. По двум-трем удачно сделанным докладам знал меня как молодого и перспективного ученого и Главком. Одним словом, служба шла напряженно, динамично, интересно и, главное, как тогда всем нам казалось, имела бесконечную перспективу.
.
Однажды после возвращения из очередной командировки с Северного флота, где, как и обычно, я занимался торпедными стрельбами, мне позвонил мой однокашник по училищу им. М.И.Фрунзе. От него я узнал, что не далее как вчера возвратившийся из Москвы начальник училища собрал весь офицерский состав и объявил, что в только что вышедшем приказе Министр обороны обращает внимание всех главнокомандующих видами Вооруженных Сил на неряшливый внешний вид некоторых офицеров и требует срочно навести порядок. В качестве иллюстрации серьезности требований начальник училища рассказал, что в числе задержанных за неряшливый вид в Москве оказался капитан 1 ранга Ю.Л.Коршунов. Как заявил Главком, несмотря на то, что Ю.Л.Коршунов — доктор наук, он его немедленно уволил бы со службы. Не сделал он этого только из уважения к отцу, вице-адмиралу в отставке Л.А.Коршунову, с которым работал многие годы. На мое возражение, что все это время я был не в Москве, а на Севере, мой друг только усмехнулся и посочувствовал мне. Вскоре аналогичное сочувствие пошло и из других училищ, звонили даже из Севастополя. Что же произошло? Как позже я узнал, действительно, находившийся в Москве в командировке мой сослуживец по институту и однофамилец, кстати, отличный офицер, впоследствии капитан 1 ранга и мой подчиненный, был задержан комендатурой за какое-то нарушение формы одежды. В это время Главком проводил совещание с командующими флотами, флотилиями и начальниками училищ, на котором и планировалось обратить особое внимание на очередной грозный приказ Министра обороны.
Буквально перед самым совещанием Главкому доложили список офицеров, задержанных за неряшливый вид. В списке значилась и фамилия Коршунов, и институт, в котором я служил. Дойдя до нее, Главком спросил у докладывающего: «Это тот Коршунов?» Что мог ответить московский кадровик? Только одно: «Так точно, товарищ Главнокомандующий». А обо всем, что последовало дальше, я уже рассказал. К происшедшему я сначала отнесся не очень серьезно: слишком уж очевидна была нелепость моего обвинения. Однако по мере возрастания числа телефонных звонков с выражением сочувствия от знакомых и друзей я задумался и решил посоветоваться с отцом. К инциденту он отнесся весьма серьезно: «В памяти Главкома твоя фамилия не должна оставаться скомпрометированной. Мало ли что может произойти еще? Пиши рапорт на имя Главкома. Требуй восстановления доброго имени и наказания виновных в дезинформации». Так я и сделал. Судя по всему, рапорт до адресата дошел, так как буквально через месяц при отсутствии каких-либо конкретных заслуг я неожиданно получил в приказе Главкома благодарность «За успехи в боевой и политической подготовке» и ценный подарок — именные часы. Эти часы мне особенно дороги и сегодня. И не только как воспоминание о благополучно разрешившемся неприятном служебном эпизоде, но и как память о человеке, к которому я всегда питал самое глубокое уважение.
Офицеры и сотрудники научно-исследовательских институтов ВМФ, награжденные орденами и медалями
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
Что и говорить, присвоение адмиральского звания для человека, посвятившего свою жизнь флоту, — это событие. Сегодня такое звание присваивается указом Президента одновременно с назначением на соответствующую должность. В советские годы это происходило несколько иначе. Чтобы стать адмиралом, требовалось: во-первых, быть назначенным на должность с соответствующим званием, во-вторых, прослужить в ней какое-то время и, в-третьих, быть представленным к званию своим непосредственным начальником. Замечу, что продолжительность службы в должности до представления к адмиральскому званию ничем не регламентировалась. Иногда оно и вообще могло не состоятся. Все зависело от отношения начальства и общей обстановки. Если представление состоялось, оно проходило через всех прямых начальников, каждый из которых, естественно, мог его остановить, и поступало к Главкому ВМФ. При его поддержке представление докладывалось лично им или его первым заместителем на заседании Высшей аттестационной комиссии (ВАК). Был такой совещательный орган при Министре обороны. Состоял он из главкомов всех видов Вооруженных Сил и, конечно, руководства Главного политуправления. При положительном решении ВАК представление поступало на подпись Министру обороны и далее шло в Совет Министров СССР. Генеральские и адмиральские звания присваивались постановлением правительства обычно два раза в год: к дню Советской Армии — 23 февраля — и Дню Победы — 9 мая. Таков был порядок. Теперь непосредственно о себе.
Адмирал флота Н.И.Смирнов вручает мне орден Красной Звезды
На контр-адмиральскую должность начальника научно-исследовательского управления института ВМФ я был назначен в 1977 году. К этому времени я уже был доктором наук, вскоре стал профессором. Служил энергично, с инициативой, пожалуй, даже с напором. Активно расширял научные контакты с академическими и вузовскими институтами, перестраивал и модернизировал лабораторно-экспериментальную базу управления, форсировал подготовку научных кадров — докторов и кандидатов наук, настойчиво менял структуру и направленность работы отделов, вводил новые, ликвидировал старые, изжившие себя направления в исследованиях. Естественно, все это затрагивало интересы людей и не всегда проходило гладко. Однако я был настойчив, подчас упрям, а иногда и вовсе не гибок. Впрочем, это не отражалось на успехах подчиненного мне коллектива. Скорее, даже наоборот. Начальство меня поддерживало, хотя и относилось настороженно к моей чрезмерной самостоятельности. Хуже складывались мои отношения с политическим руководством института и прежде всего с начальником политотдела. Сразу скажу, что никаких крамольных и диссидентских идей у меня никогда не было. Как и все, я был убежденным коммунистом. Более того, увлекался законами диалектического материализма, пытался применить их к объяснению процессов развития морского оружия. Об этом даже написал книгу «Диалектика морского оружия». Увы, она так и не вышла в свет. Мои неоднократные доклады и выступления на научно-технических совещаниях, партконференциях и партактивах слушались внимательно и воспринимались обычно с интересом. Тем не менее отношения с партийным руководством хотя внешне и были вполне приличными, но по сути складывались далеко не лучшим образом. В чем же были причины?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
