Всегда буду гордиться тем, что службу флотского офицера начинал на торпедных катерах.
Нет ничего прекраснее, чем ощущение скорости, когда катер идет на полных оборотах. Присев в воду, он выходит на редан. Из-под скул бортов летят брызги, за кормой стелется высокий бурлящий, пенящийся след. Упругий ветер бьет в лицо. Скорость, скорость, скорость! Катерники, «морская кавалерия», народ отважный и отчаянный... И служба на катерах по праву воспета поэтом:
Добудут катера победу! Что им завеса огневая?! Они, как гончие по следу, Рванутся, ноздри раздувая. О, наслаждение стремиться Врага за глотку ухватить, И в борт сробевшему эсминцу, Как гвоздь, торпеду вколотить!
Да, катерники не ходят в кругосветные плавания. И походы их коротки, как полеты истребителей-перехватчиков. Перехват! В этом коротком динамичном слове — вся суть торпедного катера, его судьба и назначение.
* * *
...Тот день был на редкость теплым и солнечным. Стояло бабье лето. В знаменитом зале Революции, самом большом бесколонном зале Ленинграда, вместе с курсантами младших курсов, стояли мы в четком строю, взволнованные и притихшие. Торжественным голосом начальник училища вице-адмирал Богденко зачитал приказ министра обороны о нашем выпуске. После объявления фамилии каждый выходил из строя, и вице-адмирал вручал диплом, офицерский кортик и серебряный значок. Сколько лет прошло до этого мгновения! Шесть лет упорной и напряженной учебы в нахимовском, четыре — здесь, в Высшем военно-морском училище имени М. В. Фрунзе. Трудная, долгая дорога. Десять лет я носил тельняшку, матросские брюки, ремень с бляхой, а теперь расставался с матросской одеждой. Радостно стать наконец офицером, но грустно расставаться с родными стенами.
Богденко Валентин Лукич. Начальник ВВМКУ им. М.В.Фрунзе в 1954-1959 гг.
Смотрю на лица товарищей. Рядом Жора Варданян. За четыре года мы настолько сдружились, что стали как братья. Феликс Иванов, дружок еще по нахимовскому. В строю и другие бывшие нахимовцы — Владик Винник, Юра Чистяков... Все взволнованы. Напротив нас стоят первокурсники и с завистью смотрят на. счастливцев-лейтенантов. Объявив приказ о присвоении нам офицерских званий, вице-адмирал Богденко скомандовал: — Выпускникам переодеться в офицерскую форму! Старшина нашей роты Толя Самолдин подал последнюю в курсантской жизни команду: — Первая рота, направо, шагом марш! Четко печатая шаг, мы пошли в спальное помещение, где на спинках кроватей нас ждала новенькая, с иголочки, офицерская форма. За несколько месяцев до выпуска с каждого из нас была снята мерка, и по ней были сшиты брюки, китель, тужурка, шинель. А до этого, имея одну тужурку, одну рубашку и один галстук на всех, мы сфотографировались на удостоверение личности и в личное дело. Несколько необычно было фотографироваться с погонами лейтенанта, еще не став им, но производство в офицеры дело не нескольких дней. Нужно было заполнять необходимые документы, заранее сшить обмундирование. Теперь мы впервые надевали офицерскую форму на законном основании.
нас ждали. И вот уже в полной парадной форме, в тужурках с золотыми погонами, в белоснежных рубашках, с кортиками на боку, слегка смущенные, под звуки оркестра, мы вошли в зал. Вошли не курсантами — офицерами! Выслушали приказ Главнокомандующего ВМС о назначении на флоты. Мы с Жорой незаметно пожали друг другу руки: на Балтику! Вместе! А там — на торпедные катера, где были на стажировке. В последний раз проходим в строю мимо командования и курсантов. Нас ждет отпуск, а потом — корабли. Перед прощальным банкетом исполнили «ритуал» выпускников: сделали на такси вокруг училища столько витков, сколько было пройдено за четыре года на физзарядке и вечерней прогулке (количество это в шутку подсчитывали сообща) — последние юношеские шалости. Завтра этого уже не сделаешь — не солидно. После торжественного выпускного вечера мы с Жорой собрались домой. Все в этот вечер было прекрасно. И даже на стоянке такси нас, слегка возбужденных, пропустили без очереди, понимающе улыбаясь. Встретив меня на пороге, мама взмахнула руками, охнула и, склонив голову ко мне на грудь, заплакала. У меня защипало глаза. Я поднял маму на руки и понес ее в нашу комнату. — Что ты, мама, успокойся! Ведь я с сегодняшнего дня лейтенант флота! — Я от счастья плачу, сынок. Жаль, что не дожил до этого дня отец. Вот бы порадовался! Какой же ты красавец в офицерской форме! Как тебе идут золотые погоны! И кортик! — Ма, я получил первую офицерскую получку и решил купить тебе телевизор! Ты же о нем так мечтала! Давай завтра и купим. Хватит ходить по соседям... — Нет уж, Витя! Тебе самому деньги в отпуске нужны. А я еще подожду.
Мать меня уговаривала, но я-то знал, как ей хочется иметь телевизор. Сколько раз она говорила, что соседи по квартире купили КВН. — Ладно, мам. Не будем спорить. Раз я решил, значит, точка. Утром, в тужурке, с кортиком, в белой рубашке, я поехал в Гостиный двор. Рядом со мной ехала взволнованная, празднично одетая мама. В ту пору покупка телевизора была большим событием. И деньги немалые, да и сами телевизоры только-только еще входили в наш быт. Вопроса о том, какую марку телевизора выбрать, у нас не было. В то время продавалось всего два телеприемника: «Ленинград Т-2» да . Первый был очень эффектный, со шторкой, закрывающей экран, второй — попроще, с небольшим экраном. Как говорится, рабоче-крестьянский. Да и денег у нас было не густо, поэтому остановили свой выбор на КВНе. Счастливые, мы возвратились с покупкой. Подвесили к потолку провод, комнатную антенну, и я щелкнул выключателем. Раздалась музыка, на небольшом экранчике показалась колонна спортсменов. Это были счастливые минуты... На следующий день мы с Жорой отправились в парикмахерскую. Парикмахерская была шикарная. Все здесь было необычно: зеркала, мягкие кресла, ковры. И посетители тоже были люди солидные. В парикмахерской произошел курьез. Впрочем, все по порядку. В ожидании очереди мы вальяжно расположились в глубоких, удобных креслах. Громко разговаривая, старались скрыть свое смущение.
Не двадцатые годы...
Напротив сидел интеллигентного вида пожилой человек в штатском. Некоторое время понаблюдав за нами, он вежливо пригласил меня сесть рядом с ним. — Что, только выпустились? — спросил он доброжелательно. — Да, три дня назад, — ответил я слегка настороженно. — Это видно, — продолжал улыбаться собеседник. — Почему? — спросил я с некоторым вызовом. — Да по вашей форме. Чувствуется, что не привыкли еще к ней. Особенно ваш друг. Наклонившись ко мне, он добавил вполголоса: — Попросите его незаметно застегнуть пуговицы на брюках. Я ахнул и посмотрел на Жору. Тот любезно беседовал с какой-то женщиной. Мы действительно не сразу привыкли к новому покрою брюк. Раньше-то носили матросские, которые, как известно, еще с екатерининских времен, застегивались сбоку. Вскочив со своего кресла, я подошел к Жоре и, извинившись перед дамой, попросил его на минуту выйти в коридор. — Жора, у тебя все пуговицы на брюках расстегнуты, — выпалил я. Надо было видеть, как покраснел Варданян. Застегнув пуговицы, он бросился вниз по лестнице. Я — за ним. — Все, давай уйдем отсюда, — проговорил он запинаясь. — Ну чего ты разволновался? Заметил только мужчина, сказал мне об этом тихонько. Брось ерундить, наша очередь подходит.
Стоило большого труда уговорить Жору вернуться. Когда он ушел стричься, меня подозвал тот самый седовласый мужчина, представился. От почтения я даже затаил дыхание. Оказалось, это был генерал-лейтенант, известный ученый в области радиотехники академик . — Кем вы выпустились из училища? — спросил генерал-лейтенант. — Минером-торпедистом, товарищ генерал-лейтенант. — Меня зовут Александр Николаевич, — мягко сказал Щукин. — Мы с вами вне официальной обстановки. Так что давайте без чинов. А радиолокация вас не привлекает? — спросил Александр Николаевич. — Изучать изучал, но как-то не влечет. — Напрасно, за радиоэлектроникой будущее. И мой вам совет: если будет такая возможность, не отмахивайтесь.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Насколько мне известно, я являюсь единственным обладателем такого имени. В октябре 2004 года были опубликованы находки журналиста Наталии Метелиной «Обреченные на подвиг», впервые правдиво рассказывающие подробности Челюскинской эпопеи. Однако она не опубликовала последних строк записок капитана В.И.Воронина. А эти строки актуальны и по сей день. Вот они: — Для плавания на Севере необходимо строить суда ледового класса. Освоение береговой линии Ледовитого океана должно сопровождаться строительством навигационных знаков, радиомаяков, метеостанций. — Для каждого рейса нужно подбирать экипажи судов и членов полярных экспедиций, а не собирать случайных людей для опасной и тяжелой работы на Севере. — Готовить пилотов для работы на Севере в условиях Севера, лучше в самые суровые месяцы декабрь-январь-февраль, а не в средней полосе. — Капитанам судов дать большую самостоятельность. Не назначать для каждого рейса начальников из Москвы. Так В.И.Воронин оценил работу О.Ю.Шмидта.
Впервые за одну навигацию с востока на запад
На 1934 год вновь был запланирован сквозной переход по Северному морскому пути за одну навигацию. В этот раз дело поручили дальневосточникам. Выбор пал на ледорез «Федор Литке». Капитаном назначили Н.М.Николаева, стармехом - С.И.Пирожкова. Пирожков планировал отца на роль второго механика, но пароходство никак не отпускало отца. И только в последний момент отец был включен в состав экипажа, но в роли третьего механика. Третьим, так третьим — лишь бы в Арктику.
Машинная команда ледореза «Ф. Литке» (1934 год)
Газета «Правда» за 23 октября 1934 года поместила статью Л.Железнова под названием «Люди «Литке». Вот ее содержание: «Над островами Самуила плывет густой туман. Тщетно пытается капитан Николаев пронзить его молочную пелену острым глазом старого полярного моряка. Туман накрывает «Литке» со всех сторон, и в двух шагах не видно ни зги. Ледорез подошел к островам Самуила, чтобы выручить находящиеся в этом районе суда предыдущей Ленской экспедиции. Беспрерывно звенит машинный телеграф. «Литке» бросается в лобовую атаку на лед, долбит его своим острым клювом-форштевнем, но безрезультатно: толстый, двухгодичный лед не поддается. Неожиданно даль начала проясняться, и туман рассеялся. Люди с мостика заметили прямо по носу «Литке» три черные точки на горизонте: зимующие пароходы. Близость цели всех воодушевила. Ледорез яростно набрасывается на лед. С оглушительным треском стали расступаться ледяные глыбы. Трое суток не смыкал глаз в эти дни капитан Николаев. Под островами Самуила «Литке» поломал форштевень. Выбраться изо льдов без форштевня было немыслимо. Оставалось либо звать на помощь, либо зимовать во льдах. Ни того, ни другого литкенцы не сделали. Они собственными силами отремонтировали форштевень и пошли дальше.
Передовая судовой стенгазеты «На вахте» отметила этот факт следующими словами: «Металл сдал. Замок, скрепляющий форштевень, треснул, болты расшатались. Но на корабле не сдали люди, - они крепче корпуса ледореза!» И днем и ночью можно было встретить помполита Семена Щербину в кубриках ледореза за беседой с командой. Прекрасно налаженная партийно-массовая работа неизменно обеспечивала успех всем аварийным работам. Надо ли было месить цемент для заливки форпика у островов Самуила, требовалось ли грузить уголь в бухте Тикси или переносить продукты из затопленных отсеков, — Семен Щербина везде был первым, всегда увлекал команду своим личным примером. Из Владивостока ледорез вышел с большими дефектами, оставшимися после недоброкачественного ремонта его в Японии. Едва ледорез вошел в лед, сразу же потекли все котлы. Сутками работали в машинном отделении старший механик Пирожков и его помощники Гайслер, Желтовский, Олин. Машины «Литке» были приведены в порядок, и когда ледорез пришел в Мурманск, они оказались в лучшем состоянии, чем были до выхода в полярный рейс. Однажды в Чукотском море у одного из котлов лопнула дымогарная трубка. Горячая вода хлынула в угольный ящик, в топку, поддувало и кочегарку.
— Выгрести жар! — распорядился третий механик Желтовский. Жар выгребли. После того, как котел немного остыл, Желтовский полез в огневую коробку исправлять повреждения. От высокой температуры замерло сердце, а огарок свечи, которую держал в руке Желтовский, начал плавиться. Внезапно лицо его перекосилось от острой боли. За ботинок проникла горячая вода. Крепко стиснув зубы, Желтовский продолжал работать и выскочил в кочегарку только тогда, когда повреждение было устранено. Котел был спасен. Трудности ледового плавания не отразились на научной работе экспедиции. Экипаж «Литке» с огромным вниманием следил за научными наблюдениями гидролога Богорова, химика Кондырева. Их доклады в красном уголке о проделанной работе пользовались неизменным успехом. Команда ледореза охотно помогала экспедиции в работе. Но зато и научные сотрудники отвечали команде тем же. На всех авральных работах они наравне со всеми грузили уголь, месили цемент, делали все, что было в их силах, чтобы быстрее идти вперед. — Не отступать! — этот девиз литкенцы выполнили. Вслед за сибиряковцами и челюскинцами они еще раз показали всему миру, на какие беспримерные подвиги способны отважные советские полярники».
Группа награжденных орденами участников похода «Ф. Литке» с М.И. Калинином. Верхний ряд, седьмой справа Е. Желтовский
6 ноября 1934 года газета «Правда» поместила Постановление о награждении членов экспедиции и команды ледореза «Литке». «Отмечая героическую отвагу, храбрость и высокую организованность всего личного состава экспедиции и команды ледореза «Литке», проявленные при завершении в одну навигацию сквозного прохода через Северный Ледовитый океан с Дальнего Востока на Запад, Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР постановляет наградить:
Орденом Ленина Николаева Николая Михайловича - капитана ледореза «Литке», за блестящее знание навигационного дела и кораблевождение в сложной ледовой обстановке. Орденом Красной Звезды Наградили 3 человек. Орденом Трудового Красного Знамени Наградили 23 человека. Среди них: Желтовского Евгения Петровича - третьего механика, как лучшего ударника машинной команды и за самоотверженность, проявленную при ремонте котлов, когда он, получив серьезные ожоги ног, не оставил поста.
Отцу вручили орден № 514.
Почетными Грамотами ЦИК Союза ССР Награжден 51 человек.
Таким образом, были награждены все участники экспедиции. Интерес представляет личность, награжденная орденом Ленина № 1 по опубликованному списку. Его нет в сохранившемся номере газеты, обычно бывает так, когда товарища «посадили», или по другим мотивам захотели «затереть» известную всем личность, быть может, в угоду другой известной личности, не получившей аналогичную награду в подобной ситуации. В списках награжденных нет научного руководителя экспедиции. Помощник начальника по научной части профессор Визе В.Ю. есть, а вот самого начальника нет. По возвращению в Ленинград, рассказывала мать, отец сходил в Морской собор и поставил свечу Николаю-угоднику — уж слишком тяжел был переход, Так закончился первый, довоенный, период работы Е.П. Желтовского в Арктике.
Учеба в Академии и предвоенные годы
После успешного перехода «Литке» Северным морским путем Е.П.Желтовский поступил учиться в Академию водного транспорта. Учеба продолжалась с 1935 по 1939 год. По окончании Академии отец получил диплом с отличием.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
О том, что немцы капитулировали, кончилась война, и победа за нами, мы узнали ночью за два или три часа до подъема. Пришел к нам на задворки кто-то из дежурных офицеров и обрадовал нашего дневального по роте, сообщив, что . При этом предупредил дневального, чтобы до подъема тот никому об этом не говорил, и ушел. В это время кто-то из ребят побежал мимо дневального в гальюн. Радостная новость просто распирала дневального, и когда сонный воспитанник возвращался из гальюна, не выдержал и под большим секретом рассказал ему о Победе. Потеряв от радости всякую осторожность, взбираясь на второй ярус койки, тот потревожил нижележащего. Разбуженный стал что-то раздраженно бурчать и первый, дабы загладить вину, рассказал ему потрясающую новость, но не успел предупредить, что до подъема никому говорить нельзя. Разбуженный с нижнего яруса во все горло заорал: «Ураааа!!!! Подъем! Победа! Войне конец, фрицам п….ц!» И тут такое началось, что ни словом сказать, ни пером описать. Новость мгновенно долетела и до других взводов. Все высыпали в холл, из постелей, кто в чем. Такого взрыва эмоций я до тех пор не переживал. Каждый, как мог, выражал свое ликование: кричали, плясали, обнимались. На наш ор немедля сбежались дежурные старшины и офицер, помню, это был Колесников. Что они могли сделать, когда их самих распирало от радости и ликования? Нам не стали приказывать прекратить шум, а только попросили не употреблять крепких выражений. Через какое-то время громкое ликование перешло в спокойное радостное обсуждение дополнительной информации, поступившей от дежурных. Распорядок дня никто не отменял, и уже было пора одеваться, умываться и выходить на зарядку, как обычно на улицу Камо. Потом, кажется, было общее построение с выступлением «бати» и оркестром. Особенно хорошо запомнилась атмосфера того дня. Это был день всеобщего ликования от мала и до велика, и всепрощения от великого до малого. В этот день прощалось всё и всем, начиная от «разговорчиков в строю» на уроках и самоподготовке, и, кончая непотребными словечками, слетающими с наших языков непроизвольно, как говорится, от избытка чувств. Хочу закончить описание этого дня своим корявым рисунком, который я изобразил на память в дневнике во время своего первого дежурства по роте.
Это тот самый холл, где мы ликовали в день Победы. Слева дверь в первый взвод, справа в наш взвод, а на противоположной стороне в третий. Арочная дверь слева ведет в умывальник и гальюн. Все до мелочи срисовал, ничего не упустил. Даже того самого доверчивого дежурного, который не сумел уберечь наш покой в то памятное предрассветное утро.
«ЦЕДЕКОБЗИАДА»
Началось это, не помню точно, в каком году, но точно знаю, что на следующий день после того, как футболисты ЦДКА завоевали кубок страны. Большинство ребят из нашей роты болели за этот спортивный клуб. И был у нас в училище один вольнонаемный грузин, который рано по утрам приходил на работу в наш корпус на задворках. Болел он, конечно, за тбилисское Динамо и иногда заходил к нам поболтать «за футбол» или просто «за жизнь». В тот памятный день, желая нас порадовать, он забежал перед построением на зарядку и первым, попавшимся на глаза ребятам, радостно сообщил: «Ребията! ЦэДэКобз кубок взялз!» Толи его дикция подвела, толи акцент, может быть, ребятам так послышалось, но они, едва сдержав смех, после его ухода рассказали всем именно так, как я написал. Хохоту было много. Может быть, про этот случай через день, два все бы и забыли, если бы не Жора Бродский, который, когда его окликнули: «Ты куда?» - ответил: «Куда? Куда? В гальюнЗ!» Так началась эта «цедекобзиада», длившаяся почти два месяца. Каждый старался внести свою лепту в эту игру, и постоянно можно было слышать: кубрикЗ, нарядЗ, отдалЗ, принялЗ и т.п. В то время командиром нашей роты был каплей Мизонов. Мы его в своем кругу звали «Гибон». Почему? Не понятно, хороший был и добрый человек. Кажется, кличка перекочевала к нам из другой роты. А, может быть, от того, что он сменил на этом посту капвторанга Попова, которого мы все любили. Со временем мы Мизонова тоже зауважали, но кличка так и жила, только с началом «цедекобзиады» зазвучала звонче – «ГибонЗ!!!» Несколько дней назад, читая воспоминания Димента узнаю, что и у них Гибоном звали преподавателя. Думаю, что в свою очередь, эта кличка перекочевала к ним из нашей роты.
С ДРУГОМ СТАЛИНА НА КАМБУЗЕ
Офицерско-преподавательская кают-компания
Наряд дежурным по камбузу считался самым привлекательным. Для чего его придумали, я так и не понял. Надо было с дежурным офицером снимать пробу с приготовленных блюд и выполнять его отдельные мелкие поручения. Вот, пожалуй, и всё. Зато была масса свободного времени. Можно было и книжку почитать и прикорнуть где-нибудь в закутке. Интересно было послушать кухонные разговоры и перепалки, да и вкусно, вволю поесть, тоже не плохо. За все время учебы мне довелось подежурить на камбузе четыре или пять раз. Первое дежурство было самым интересным. Главным поваром на камбузе работал пожилой грузин Иосиф, или Ёська, как его величали помощницы, добрый и веселый старикан со шрамом на лбу. Услышав, как меня по фамилии окликнул дежурный офицер, он через некоторое время подошел ко мне и на грузинском спрашивает: - Парень, ты что грузин? Я утвердительно киваю головой. - Что-то не похож? - Мама русская, отвечаю на грузинском. Видимо, я ему чем-то понравился, и он сказал: - Садись, «бичо», давай поговорим. Обед уже съеден, а до ужина еще далеко. И он стал расспрашивать меня: откуда я родом, кто родители, почему пошел в училище и т.п. Я тоже из вежливости стал задавать ему аналогичные вопросы, и он рассказал мне, что родился в городе Гори. Я удивился и даже порадовался за него. Надо же, жил на родине Сталина! Я рассказал ему, как мы с мамой ездили два года назад в Гори, где меняли нашу недоношенную одежду мирного времени на яблоки. Потом зашел разговор о самом Гори, и в каком месте он там жил.
И тут он мне говорит: - А ты знаешь, я жил со Сталиным на одной улице, вместе росли, учились, играли в разные игры, боролись, дрались иногда. В общем, дружили все детские годы. Я расспросил повара, в какие игры они играли. Оказывается, в те же самые, что и мы в Тбилиси во дворе. А потом он рассказал мне, как в 1930-е годы Сталин решил повстречаться с друзьями детства из Гори и пригласил их во время своего отдыха в резиденцию в Гаграх. Всем приглашенным купили билеты и отправили поездом в Гагры, а дальше доставили автобусом в его резиденцию. Завели в большой зал. Вдоль длиной стороны зала кресла. Усадили в кресла, угостили лимонадом, попросили немного подождать. Через некоторое время открывается дверь и в сопровождении нескольких помощников входит Сталин. Все встали, а он переходит от одного к другому, здоровается. Кого узнает, а кого нет. Одному руку пожмет, а другого обнимет. Дошла очередь до нашего кока. Сталин вопросительно смотрит, морщит лоб и никак не узнает. Тогда наш Ёська показывает на свой шрам на лбу и говорит: «А вот это ты помнишь?» И тут Сталин вспомнил, обнял своего тезку и поцеловал. Оказывается, когда они в детстве играли в войну и фехтовали кизиловыми палками, Сталин случайно залепил ему палкой в лоб. Рассек лоб прилично, все лицо было в крови. Дома нашего будущего кока забинтовали, кровотечение остановили. Со временем рана заросла, но шрам остался. Тезки расстались, когда Сталин уехал учиться в семинарию, а наш Иосиф женился на тбилисской женщине и переехал жить к ней. Вот такая история. Все последующие мои дежурства на камбузе мы встречались с Иосифом, как старые друзья.
. Зеркала в ней сделаны из горного хрусталя,а стены из самшита-самое тяжелое дерево. Как сообщают СМИ эта дача была продана за 10 миллионов долларов российскому олигарху Олегу Дерипаске (модераторы) см
ТАНЦЫ
Танцы в училище нам преподавал балетмейстер Горский, из Тбилисского оперного театра. Всего за время учебы мы разучили, чуть ли не дюжину бальных танцев. Уроки проходили в актовом зале, где было много места и стояло пианино. В процессе обучения мы были вынуждены поочередно водить, или быть ведомыми. Никто не хотел танцевать за даму. Поэтому устанавливал пары и определял, кому быть ведущим или ведомым, сам Горский. И, конечно, то и дело ошибался. Всех не упомнишь. При этом примерно четверть ребят хорошо исполняли дамские партии, но совершенно не умели водить. В общем, для полноценного обучения нужны были девочки. Видимо усилиями Горского, где-то в 1946 году в училище состоялся первый бал с приглашенными девочками. Я не знаю, из какой они были школы, но судя по тому, что танцевали они не только модные общеизвестные в то время танцы, но и классические бальные танцы, девочки где-то специально обучались.
Танцуем для фоткорра. В центре Василий Осадчий, крайний справа Константин Чикваидзе.
Нас заранее оповестили, и мы с нетерпением ждали этого дня. И вот он наступил. Духовой оркестр на сцене. Мы в ближнем от сцены левом углу актового зала. В парадных мундирах с надраенными пуговицами и бляхами, начищенные и наглаженные, стоим и ждем. Волнуемся. Влетает один из наших: «Приехали!» Оркестр заиграл марш и в зал начали входить девочки, робкие и скромные, и сразу же разместились стайкой в противоположном от нас углу зала. Оркестр исполняет первый танец – вальс, но мы все стоим, мнемся и чего-то ждем. Некоторые девочки стали танцевать друг с другом, наши офицеры пригласили на танец преподавательниц, а мы все стоим. Вальс близок к концу, назревает конфуз. Вдруг из толпы нахимовцев почти строевым шагом, грудь колесом, выходит Вася Осадчий и через весь зал направляется в противоположный угол. Подходит к одной из девочек, щелк каблуком, легкий поклон и Вася завертелся в танце. И тут произошло то, что и должно было произойти: почти вся, до того робко шушукающаяся толпа ребят, ринулась через зал и мгновенно «расхватала» девочек. По лицам офицеров можно было догадаться, что со стороны это выглядело довольно смешно. В нашем углу осталась только та четверть ребят, в том числе и я, которая считала, что не умеет водить. Еще через пару танцев мальчики с девочками вперемежку разместились по всему залу, а к середине бала и наш угол тоже заметно поредел. Потом эти девочки приглашались к нам не раз по праздникам и начали просматриваться постоянные пары, а ребят, не умеющих водить, с каждым разом становилось все меньше. Где-то года за два до выпуска, в нашей роте началась другая танцевальная эпопея. Двое или трое из наших ребят умели танцевать чечетку. Кто-то кого-то попросил научить, к ним присоединились еще и, началось. Отбивали чечетку все повально, где придется: в коридорах, на лестничных площадках, в кубриках и даже в умывальниках и гальюнах. Использовалась при этом каждая свободная минута, которая выпадала неважно где, в помещениях или во дворе.
ОРКЕСТР
В училище в наше время был очень хороший духовой оркестр, который исполнял не только марши, но и танцевальную и песенную музыку тех лет. Возглавлял оркестр талантливый дирижер, фамилию и звание которого я, к сожалению, забыл. Он сочинил наш «марш нахимовцев» задолго до появления марша Соловьева-Седого. Мы знали слова и музыку этого марша и даже пели его в строю. Неужели он канул в лету? Очень хотелось бы еще хоть раз услышать. Ведь этот марш создавался в стенах нашего училища и для нас. И потом, он был ПЕРВЫМ. Наш оркестр всегда был с нами на разводах, построениях, на подготовке к парадам, на танцах и праздниках. Мы любили его и гордились им.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
На 1931 год опять была запланирована экспедиция на Лену. Капитаном пошел Н.М.Николаев, стармехом — С.И.Пирожков, Е.П.Желтовский пошел вторым механиком (об этой зимовке рассказано самим Е.Желтовским в предыдущей главе). Экспедиция оказалась трудной, опять пришлось зимовать. Благо «Колыма», как всегда, была хорошо подготовлена к возможной зимовке. Об этом рейсе отец написал стихотворение под названием «Колыма».
Зимой 1932-1933 года отец, уже окончивший мореходку, работал в механико-судовой службе (МСС) пароходства. Там он встретил свою будущую жену Ольгу Павловну Голованову, работавшую в бухгалтерии пароходства. Как мне рассказывали сослуживцы матери, она была очень аккуратным бухгалтером и приветливым человеком. Дело в том, что морякам, кроме их официальной зарплаты, предусматривалась премия за всякого рода выполнения и перевыполнения. Так вот, эти премиальные, порой достигающие значительных размеров из-за длительности рейсов, начислялись не сразу, а по итогам выполнения плана всего пароходства. Следовательно, моряк, получив зарплату и уйдя в отпуск или в следующий рейс, не знал об этих начислениях. Мать тщательно следила за всеми начислениями, разносила их по соответствующим лицевым счетам и для многих моряков это был приятный сюрприз. Так и познакомились мой отец и моя мать. Тут, наверное, можно привести пример безграничного доверия моряков моей матери. Даже через 10 лет, в годы войны, когда мы вернулись во Владивосток, некоторые моряки, у кого родственников не было во Владивостоке, приносили свои вещи на хранение: вдруг пароход потопят японцы и моряк чудом останется жив — так будет что надеть. И такие примеры были в действительности. Радиста Кириченко с парохода «Кола» я помню до сих пор.
торпедировали японцы, моряки сели в шлюпки и долго их мотало по океану. Совершенно случайно на шлюпку вышел другой наш транспорт. Навигация 1932 и 1933 года была очень сложной. С 1932 года в Арктике осталось на зимовку несколько пароходов, с ними был и ледорез «Литке». Отправляя новые пароходы в 1933 году в Арктику, пароходство предусмотрительно послало несколько человек с целью оказания помощи при ремонте пострадавшим за предыдущую зимовку судов. В их числе был и Е.П.Желтовский. После оказания посильной помощи отзимовавшим пароходам отца перевели на «Литке», который также нуждался в срочном ремонте. Александр Николаевич Бочек в своей книге «Всю жизнь с морем» пишет: «Доставив аварийные суда в Провидение, «Литке» приступил к приему топлива и исправлению серьезных повреждений. Работы велись днем и ночью всем экипажем, надо было срочно выходить на помощь другим пароходам, находящимся в плену у льдов. На ледоколе круглосуточно работали помпы для откачки поступающей из-за борта в трюм и бункерные ямы воды (до двухсот пятидесяти тонн в час). Из-за потери одной лопасти гребного винта угрожающий стук в правом дейдвуде сотрясал все судно. Были повреждены баллер руля, рулевая машина, перекладывать перо на каждый борт можно было не более чем на двенадцать градусов, нельзя было давать задний ход. Основные крепления носовой части ледокола были нарушены из-за поломки шпангоутов, трещин в листах обшивки и ослабления большого количества заклепок. Из-за сильной течи в трюме и бункерных ямах погрузить запасы угля можно было только на твиндеке и верхней палубе, что обеспечивало ледокол только на десять ходовых суток.
Состояние «Литке» было аварийным и его необходимо было немедленно выводить из эксплуатации для серьезного ремонта, так как если бы судно оказалось зажатым во льдах, то с окончанием топлива прекратили бы работу насосы и оно неминуемо затонуло. Невзирая на это, мы с капитаном Николаевым считали невозможным уйти из Провидения во Владивосток, не попытавшись оказать помощи судам, находящимся недалеко от выхода изо льдов. Первую попытку произвели 10 октября. «Литке» подошел к мысу Дежнева, где встретил кромку смерзшегося торосистого, непосильного для нас льда. Лед был прижат вплотную к чукотскому берегу и тянулся от мыса Дежнева на норд-ост, затем на норд на всю видимость с марса. С рассветом 11 октября лед медленно начал отходить от берега к северу, образовались разводья открытой воды. Хотя прогалина была весьма узкой, мы двинулись вдоль побережья навстречу вмерзшим в лед судам. Ближайшим по курсу ледокола был «Челюскин». Мы прежде всего попытались подойти к нему, вывести на чистую воду, снять с него часть угля, а затем направиться на помощь «Свердловску» и «Лейтенанту Шмидту». Все старания радистов «Литке» в течение десяти часов связаться с «Челюскиным» оказались безрезультатными. «Литке» удалось продвинуться только до мыса Икигур, где он опять встретил непроходимый лед, вплотную прижатый к берегу. Засвежел ветер, барометр резко начал падать, завыла пурга. Лед начал обратный дрейф к берегам. Положение стало опасным. Пришлось повернуть обратно.
12 октября , окруженный льдами, оказался в плену. Через сутки возобновившийся дрейф льда на юго-восток, вдоль побережья, помог ему вырваться около мыса Дежнева. За время этой неудачной попытки ледокол израсходовал свыше четырехсот тонн топлива и получил дополнительные повреждения. Нам ничего не оставалось больше, как возвратиться в Провидение. Непонятное молчание «Челюскина» в продолжение десяти часов я и капитан Николаев объясняли стремлением командования, во что бы то ни стало, пройти самостоятельно в этом году весь Северный морской путь, избежать неудачи ледокольного парохода «Сибиряков» в 1932 году. По опыту 1932 года и по наблюдению за дрейфом льдов вдоль побережья на юго-восток были все основания предполагать благополучный выход «Челюскина» изо льдов без посторонней помощи. 1 ноября пароходы «Свердловск» и «Лейтенант Шмидт» этим дрейфом были вынесены на чистую воду и 2 ноября прибыли в бухту Провидения. «Челюскин» также дрейфовал со льдом на юго-восток, он вмерз в большое ледяное поле; 4 ноября пароход был вынесен дрейфом в пролив Берингов».
Люди "Литке". Евгений Юнга на рулевой вахте. - Е.Юнга. "Литке" идет на Запад". - М.: Молодая Гвардия, 1935.
В дневнике капитана «Челюскин» В.И Воронина, отрывки из которого опубликовал Е.С.Юнг в книге «Капитан Воронин», сказано: «5 ноября ветер усилился и развел крупную зыбь. Ледяное поле вокруг нас заколыхалось. Вал под нами доходил до «Челюскина»... Воронин на лыжах дошел до кромки и увидел там щели в двадцать — тридцать сантиметров. Щели заканчивались всего в четырехстах метрах от судна. Можно было надеяться, что ветер и море доведет до конца свою разрушительную работу. Надежды не оправдались. Тогда мы, скрепя сердцем, обратились за помощью к «Литке». Прошло, однако, пять суток, прежде чем «Литке» достиг района, где находились мы. Тем временем ударили сильные морозы. Быстро стал нарастать лед на чистой воде, Площадь ледяного поля, в центре которого мы были, значительно увеличилась, но так или иначе «Литке» не мог бы пробиться к нам... Когда выяснилось, что в бункерах ледореза остался небольшой, всего на неделю, запас топлива, мы вторично отказались от помощи и отпустили «Литке». Это произошло 17 ноября». Так капитан парохода «Челюскин» В.И. Воронин излагает попытку «Литке» оказать помощь «Челюскину» в ноябре 1933 года.
Вот как эта попытка выглядела с мостика «Литке». Помощь «Челюскину» мы предложили сразу, как только он начал свой дрейф на север, то есть 4 ноября, и на другой же день получили отказ. Так как «Челюскин» продолжал уходить вместе со льдом на север, А.Н.Бочек попросил находящегося на борту представителя Главного управления Севморпути Георгия Давыдовича Красинского послать от своего имени предложение «Челюскину» вызвать ледокол. Красинский послал на «Челюскин» убедительную радиограмму. На эту радиограмму последовал ответ О.Ю.Шмидта: «Помощь «Литке» при известных обстоятельствах может оказаться необходимой, мы тогда обратимся с просьбой и примем ее с благодарностью. Сейчас положение еще неопределенное. Со вчерашнего вечера «Челюскин» быстро дрейфует на север, это дает нам надежду на разлом поля. Если товарищ Бочек знает о вашем предложении, то прошу выразить ему благодарность». С «Челюскина» получили сообщение, что 7 и 8 ноября лед у борта имел движение от зыби, судно находится в трех четвертях мили от разреженного льда. У нас уже не осталось сомнений в том, что командование «Челюскина» решило самостоятельно вывести пароход изо льдов. Полнейшей неожиданностью была радиограмма за подписью Шмидта и Воронина, полученная нами в полдень 10 ноября: Дрейф «Челюскина» не предвещает ничего хорошего. Просим помощи, Согласны поделиться углем. Желаем передать часть людей к Вам на борт. Однако, обращение за помощью безнадежно запоздало. 12 ноября «Литке» вышел из Проведения, на борту было шестьсот пятьдесят тонн угля и запас продовольствия на восемь месяцев. 15 ноября «Литке» обогнул гряду торосистого поля и вышел на запад в надежде найти проход к «Челюскину» с севера. 17 ноября «Литке» находился примерно в двадцати пяти милях от «Челюскина». Льды были непроходимые. Убедившись в невозможности получить помощь, Шмидт разрешил «Литке» возвратиться в Провидение.
На другой день «Литке» начал пробиваться на чистую воду, а днем получили указание от заместителя председателя Совнаркома В.В.Куйбышева не допускать опасного положения для «Литке» при оказании помощи «Челюскину», при этом подчеркивалось, что ответственность за безопасность ледокола возлагается на Бочека и Николаева. 22 ноября «Литке» возвратился в Проведение, топлива на его борту оставалось только на одни сутки. Столь подробное описание «Челюскинской» эпопеи продиктовано тем, что во многих литературных источниках, мягко говоря, искаженно трактуются события 1933 года. В частности, полностью отсутствуют сведения о подготовке «Челюскина» и его экипажа к предстоящему тяжелому и опасному рейсу. Сам В.И.Воронин говорит о том, что принял судно в последний момент перед выходом в море. В записках Воронина отмечается недостаточная прочность корпуса, что было видно с первого взгляда. Все это говорит о непродуманной отправке в рейс неподготовленного для ледового плавания судна. Ответственность за все эти ошибки целиком и полностью лежит на руководителе экспедиции — на О.Ю.Шмидте.
Думаю, что просто «подставил» В.И.Воронина и при подготовке судна к рейсу и в критический момент, когда можно было с помощью «Литке» вывести «Челюскина» на чистую воду. Вспомним, как готовили дальневосточники свою родную «Колыму» к походу в Арктику. А тут... И сказать нечего. Интерес представляет книга М.В.Готского «Опыт ледового плавания», где подробнейшим образом рассказано о подготовке судна к плаванию в Арктике (вплоть до необходимого количества запасных зубных щеток). Итак, после кратковременного ремонта в Проведении «Литке» пошел на Владивосток. Разбитый корпус пропускал по 250 тонн забортной воды в час. Был разбит не только форштевень, во многих местах потекли расшатанные заклепки. Под угрозой затопления была кочегарка и машинное отделение. Помпы едва успевали откачивать воду. Состояние судна было аварийным. И вот в такой тяжелейшей ситуации моряки мужественно боролись за жизнь судна. И они победили. На последней лопате угля «Литке» вошел в бухту Золотой Рог. Встали у стенки. Это было 4 января 1934 года. Моряки «расслабились». А на утро выяснилось, что «Литке» сидит на грунте. Я родился 31 декабря 1933 года, когда отец был еще в море. После такого сложнейшего рейса, в память о тяжелейших событиях у мыса Ванкарэм, когда жизнь всех участников плавания была на волоске, отец назвал меня, своего сына, Ванкарэмом. Этому способствовало и то обстоятельство, что ранее, плавая на «Колыме», отцу у мыса Ванкарэм также пришлось испытать все коварство Ледовитого океана. На сегодняшних картах отмечены такие географические названия: мыс Ванкарем, лагуна Ванкарем, река Ванкарем. Существует еще и сопка Ванкарем. На склоне этой сопки, на высоте 224 метра над уровнем Ледовитого океана расположена посадочная вертолетная площадка. Населенный пункт состоит из десятка домиков. Отец говорил, что на местном диалекте все это звучит как «Ванкарэм», а не «Ванкарем». На старых картах тоже записано как «Ванкарэм». Так я стал Ванкарэмом.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Юрий Николаевич Чистяков родился в 1931 году. Переведен из Куйбышевского подготовительного ВМАУ. После ЛНВМУ закончил ВВМУ им. М.В. Фрунзе. (Фото из архива А.В.Корнилова)
Службу проходил на Северном флоте, в связи с проблемами с опорно-двигательным аппаратом был переведен в Ленинградское нахимовское училище на должность офицера-воспитателя. В выпуске 1969 года в его классе трое воспитанников стали адмиралами: вице-адмирал Попов Михаил Михайлович, контр-адмирал Поляков Александр Иванович и Герой Российской Федерации контр-адмирал Хмыров Всеволод Леонидович.
Ю.Н.Чистяков в 1966 и в 1988 гг.
В дальнейшем капитан 2 ранга Чистяков Юрий Николаевич перешел на преподавательскую работу и был удостоен звания "Заслуженный учитель школы РСФСР".
У всех, кто его знал, он остался в памяти как честный офицер, доброжелательный человек. Очень прилично играл в шахматы.
Козлов Валентин Семенович родился в 1931 году в Ленинграде. Отец погиб, мать - инвалид. После ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе. Быков Леонид Петрович родился в июле 1930 года в Москве. После окончания ЛНВМУ поступил в ВИТКУ. Якобсон Эдуард Петрович родился в 1932 году в Ленинграде. После ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе. Казимирчук Станислав Иванович родился в 1932 году. Сирота. Переведен в 1948 году из Куйбышевского подготовительного ВМАУ, после ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе.
Щедрин Владимир Иванович
Старший лейтенант Николай Алексеевич Казаков (Хома), Владимир Иванович Щедрин, Олег Вячеславович Щербаков (Лека), Владлен Семенович Ершов (Младенец). (Фото В.Винника. Из архива Земских)
Щедрин Владимир Иванович родился в 1932 году. Переведен в 1948 году из Куйбышевского подготовительного ВМАУ, после ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе.
Щербаков Олег Вячеславович
А начинался путь офицера-исследователя, ученого так... (Фото из архива Земских)
Щербаков Олег Вячеславович родился в 1931 году. Закончил ЛНВМУ с золотой медалью, затем ВВМИУ им. Ф.Э. Дзержинского.
Щербаков Олег Вячеславович - профессор кафедры радиотехнических материалов, деталей и радиоизмерений Военно-морского института радиоэлектроники. -
Петродворец, музей в/ч 30895 28 ноября 1981 года. Перед встречей с Первым Заместителем ГК ВМФ Адмиралом Флота Н.И. Смирновым. Слева направо: капитан 1 ранга Долинский Э.С., капитан 1 ранга Низовкин А.В., капитан 1 ранга Щербаков О.В., капитан 1 ранга Свирин С.К., капитан 1 ранга Кубатьян Г.С., капитан 1 ранга Никитин П.П., капитан 1 ранга Седов И.П., капитан 1 ранга Маклаков Ю.Н. Перед строем начальник НИЦ СМО капитан 1 ранга Костин С.М. -
В настоящее время Олег Вячеславович Щербаков - профессор кафедры прикладной математики и информационных технологий Санкт-Петербургского университета ГПС МЧС России. -
Их нет на выпускной фотографии, но, по данным В.К.Грабаря, они также закончили Ленинградское нахимовское училище в 1950 году.
Захаров Михаил Иванович родился в 1931 году. Отец погиб. Переведен в 1948 году из Куйбышевского подготовительного ВМАУ, после ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе. Лешков Герман Александрович родился в 1931 году. После ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе. Тропарев Валентин Гурьянович родился в 1932 году. Отец - инвалид. Переведен в ЛНВМУ из Куйбышевского подготовительного ВМАУ в июле 1948 года. После ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. Ф.Э. Дзержинского. В заключение фотографии и несколько слов о тех, кто воспитывал и обучал нахимовцев военного набора. Приведем сведения лишь о тех, о ком не рассказал В.П.Иванов, автор "Записок нахимовца", а ранее В.К.Грабарь в "Пароль 17".
Ананченко Евгений Александрович - преподаватель военно-морской подготовки (1948-1951)
Сизов Михаил Геннадиевич, преподаватель физкультуры (1948 – 1956), подполковник, Сотула Дмитрий Наумович, майор, преподаватель физики (1948-)
Павлов Вячеслав Николаевич, преподаватель истории (1950-1955), Скорик Петр Федорович, старшина 2 статьи, помощник офицера-воспитателя.
Племнек Иван Петрович, офицер-воспитатель (1947 – 1951), командир роты (до 1954), Аристов Николай Борисович, начальник цикла иностранных языков (1948 – 1952), Дюков Алексей Сергеевич, преподаватель английского языка.
Новожилов Борис Васильевич, старшина 1 статьи, помощник офицера-воспитателя.
Рыбьянов Валентин Иванович, офицер-воспитатель
Сердечная благодарность Вам, наши командиры и учителя!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
