На главную страницу


Вскормлённые с копья - Сообщения за 2011 год


Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003. Часть 3.



А теперь о последнем, самом трагическом, периоде жизни Л.М.Галлера. В 1946 году с выходом в свет печально известного постановления ЦК ВКП(б) «О журналах "Звезда" и "Ленинград"» и стране началась очередная идеологическая кампания. Расправлялись с инакомыслящими, да и просто с мыслящими — в литературе, музыке, науке, кино. Казалось бы, чем это может угрожать адмиралам, руководившим флотом в только что победоносно закончившейся войне. Увы. так только казалось. Нашелся «борец за идею» и в нашей среде. Им оказался капитан 1 ранга В.И.Алферов, в прошлом начальник отдела Научно-исследовательского минно-торпедного института. А дело было так.
В 1939 году на вооружение флота была принята 45-сантиметровая авиационная торпеда. В общем-то конструкция торпеды была итальянской, но ее приспособлением к высотному торпедометанию занимался В.И.Алферов. Торпеда так и стала называться 45-36 ABA — «Авиационная Высотная Алферова». Надо сказать, что эффективность ее оказалась низкой, и в годы войны она практически не применялась. В 1944 году по соглашению с союзниками об обмене военно-технической информацией торпеду 45-36 ABA передали англичанам. Об этом в 1947 году и вспомнил В.И.Алферов. Его доклад с непомерным превознесением боевых качеств торпеды и криком «об ущербе, нанесенном обороноспособности социалистической Родине», лег на стол Л.Берия. Трудно сказать, подтолкнул ли кто-нибудь В.И.Алферова на бесчестный поступок или сказалась общая обстановка разгоравшейся борьбы с «безродными космополитами, преклоняющимися перед иностранщиной», но донос состоялся. Встречен он был, судя по всему, с готовностью. К торпеде присовокупили документацию по артиллерийским системам, трофейной акустической торпеде T-V и карты, тоже переданные союзникам. В результате возникло дело адмиралов Н.Г.Кузнецова, В.А.Алафузова, Г.А.Степанова и Л.М.Галлера.




Льву Михайловичу инкриминировалась передача «за границу без разрешения Советского правительства» торпед 45-36 ABA, документации по артиллерии и торпеде T-V. Унизительное следствие тянулось с 10 ноября по 29 декабря 1947 года. В условиях разгоравшегося гонения на «раболепствующих и преклоняющихся перед иностранщиной космополитов» говорить о союзническом долге, о взаимных обязательствах в годы войны было бесполезно.
В довершение ко всему в процессе следствия все свидетели, за исключением единственного — начальника МТУ контр-адмирала Н.И.Шибаева — отказались от своих показаний, которые они давали в пользу обвиняемых. И обвинение, и зашита в своих выводах были едины — бывшее руководство флота «нанесло серьезный ущерб боевой мощи ВМФ». Для Льва Михайловича это был удар. Зная многие годы почти всех свидетелей, он уважал их за высокий профессионализм, продвигал по службе, но главное — считал честными и порядочными людьми. Увы, одна лишь возможность служебных неприятностей заставила их не только дать показания против бывшего руководства флота, но и пойти против истины.
Ни один из подследственных адмиралов не признал себя виновным в совершении «политических ошибок». Еще с 1930-х годов помнили, что политическая ошибка — это самое страшное. Признаешься —конец. Тем не менее Л.М.Галлер такое признание сделал. Он считал, что совершил именно политическую ошибку. Не мог он себе представить в годы войны такого политического выверта, когда сотрудничество с союзниками по антигитлеровской коалиции станет преступлением. Сколько подобных «политических ошибок» за свою долгую службу довелось совершать Льву Михайловичу! Не предавал друзей, не разоблачал, не бичевал, не произносил демагогических речей, не писал таких же статей. И все-таки почему-то уцелел. Увы, всякому чуду приходит конец.
Первое заседание суда чести под председательством маршала Л.А.Говорова открылось 12 января 1948 года. В переполненном офицерами и адмиралами актовом зале Главного штаба ВМФ яблоку негде было упасть. Лев Михайлович сидел на сцене рядом с другими обвиняемыми. Для дачи показаний его вызвали первым. Внешне спокойный, он деловито объяснял суду мотивы передачи союзникам и торпед, и документации по артиллерии. Подчеркивал, что все делалось с его согласия. Признал, что совершил «политическую ошибку и неправильные действия». Как вспоминали очевидцы, создалось впечатление, что Лев Михайлович решил взять основную вину на себя.




Два героя (некоторые считают - "героя" ) Кулаков и Октябрьский. (Н.М.Кулаков получил Золотую Звезду Героя Советского Союза в 1965-м году вместе с С.Г.Горшковым (О.Стрижак "Секреты балтийского подплава"), Герой Социалистического Труда Алфёров Владимир Иванович.

Далее все шло по заранее разработанному плану. Со стороны обвинения особенно старались П.С.Абанькин, Н.М.Кулаков и, естественно, В.И.Алферов. Последний с явным удовольствием вспоминал, как в 1937 году удалось «раздавить гадов, мешавших создавать мощную советскую торпедостроительную промышленность». Непоколебимо стоял лишь Н.И.Шибаев. На вопрос может ли он привести случаи, когда адмирал Галлер принуждал дать информацию англичанам и американцам, отвечал: «Нет, не могу». При этом стоял твердо, несмотря на грубый нажим.
Наконец судебный процесс подошел к концу и Л.А.Говоров объявил перерыв. Адмиралы-подсудимые ушли в комнату, примыкавшую к залу, нервы были напряжены до предела. Известно, что Л.А.Говоров уехал в Кремль согласовывать приговор со Сталиным. Через несколько часов зал вновь заполнился. Л.А.Говоров зачитывает постановление суда. Звучат слова: «угодничество», «низкопоклонство», «раболепие»... Но вот главное... «ходатайствовать перед Советом Министров СССР о предании виновных суду Военной коллегии Верховного суда Союза ССР». В зале наступает гробовая тишина. Люди встают и, не глядя друг другу в глаза расходятся.
Что было дальше? Короткий суд под председательством не знающего пощады В.В.Ульриха и осуждение на 4 года, потом — тюрьма в Казани. Лев Михайлович долго болел, лежал в тюремной больнице. 12 июля 1950 года он скончался. Через три месяца после смерти И.В.Сталина его реабилитировали и восстановили в звании адмирала. Посмертно... Вот так трагически закончилась жизнь человека, с которым почти 70 лет тому назад судьба свела меня в заснеженном Петровском парке Кронштадта.




Шибаев Николай Иванович. Петровский парк зимой.

НАХИМОВСКОЕ УЧИЛИЩЕ

Нахимовских училищ в моей жизни было два—Тбилисское и Ленинградское. Осенью 1943 года, когда я учился в шестом классе, в село Федосеево Кировской области, где мы жили с сестрами в интернате для детей моряков Балтийского флота, а мама там работала, от отца из Ленинграда пришла телеграмма: «Есть возможность устроить Юрия Тбилисское военноморское химическое училище. Согласие телеграфируйте». Видимо, на телеграфе кто-то решил переделать слово «нахимовское» в более понятное «химическое». Впрочем, на семейно-интернатском совете разобрались, и вскоре в составе небольшой группы мальчишек с сопровождающим нас воспитателем я выехал сначала в Киров, а оттуда в Тбилиси. Не помню, были ли какие-нибудь экзамены, но в Кирове, где мы остановились при Военно-морской медицинской академии, какой-то отсев был.
На Кавказе в то время еще шла война, и ехали мы окружным путем — через Сталинград и Баку. Развалины Сталинграда и вся сталинградская земля произвели на нас страшное впечатление. Насколько хватало взора — ни одного целого дома. Все буквально перепахано, искорежено, изувечено. Это было истинное лицо войны. По недавно восстановленному полотну поезд шел медленно. По обе стороны дороги виднелись таблички: «Мины!» За ними —трупы, наши или немецкие — не разберешь.




В Тбилиси приехали вечером. Город был полным контрастом увиденному по дороге — это был глубокий тыл, совершенно мирная жизнь. Дом на улице Камо, где разместилось училище, разыскали быстро. Собственно, училища еще не было. Оно только начинало формироваться. Первое время даже спали не на кроватях, а прямо на полу, на матрацах, правда, с бельем. Впрочем, порядок чувствовался сразу — с вокзала в баню, стрижка под нулевку, утром медосмотр. Надо сказать, что поначалу нас, гражданских, было мало. Большинство составляли ребята с флотов и фронтов — сыновья полков и кораблей. Щеголяли они в форме, многие с медалями и даже с орденами.
Флотские отличались от нас широченными клешами. Но хвативших фронтовой жизни мальчишек в училище вскоре осталось мало — почти всех их отчислили, и с их уходом постепенно водворился порядок. Прекратились начавшиеся было на первых порах мелкое воровство, стычки между конфликтующими группировками и установленные ими бурсацкие порядки.
Новый 1944 год встречали в актовом зале с елкой. Начальник училища контр-адмирал В. Ю. Рыбалтовский вручал каждому подарок - пакет со сластями: американский шоколад, печенье, конфеты и мандарины. Таких вещей я не видел давно и решил часть съесть, а часть оставить на потом. Утром, достав пакет из-под подушки, обнаружил в нем далеко не столь приятные веши. Впрочем, первое время бывало и похлеще.




И все же постепенно жизнь налаживалась. В спальном корпусе появились койки, в классах — столы. Местные школы делились с нами учебниками, лабораторным оборудованием, тетрадями. Вскоре нас обмундировали сначала в рабочее платье, а затем и в настоящую флотскую форму. Почему-то довольно долго ходили без погон. Они появились лишь весной 1944 года. И вот в один из солнечных воскресных дней распахнулись ворота, и училище, рота за ротой, в полном составе, офицеры в парадных мундирах, с большим шелковым военно-морским флагом, под оркестр вышло на свою первую строевую прогулку. Для жителей города зрелище было необычным. Тбилисцы тепло приветствовали маленьких моряков. Местные мальчишки бежали за нами толпой. Помню, как пожилые грузинки осеняли нас крестным знамением. С этого дни строевые прогулки по городу стали традицией. Приурочивались они, как правило, к очередной победе на фронте.
Особое внимание в нашем воспитании уделялось дисциплине, военной выправке и уходу за формой. Следили мы за ней тщательнейшим образом: драили пуговицы и бляхи, гладили брюки. Естественно. все делали сами, но не без помощи старшин — помощников офицеров - воспитателей. Старшины были с нами постоянно, даже спали в кубриках. Одним словом, порядок в училище устанавливался военный, хотя и без какого бы то ни было солдафонства.
Взрослые нас любили, любили по-отечески. Ни у кого из нас в Тбилиси не было ни родных, ни близких. Местные ребята стали появляться в училище позже, как правило, это были дети грузинского руководства. Долгое время мы жили довольно замкнуто, практически без каких бы то ни было контактов с внешним миром. Разве что на уроки танцев и бальные вечера из соседней школы приглашали девочек. Для нас училище было и домом, и семьей. Взрослые это понимали и делали все. чтобы мы не чувствовали себя лишенными детства.




Несомненно, главным источником заботы о нас являлся В.Ю.Рыбалтовский. Его квартира располагалась при училище, и был он с нами практически все 24 часа. Высокий, представительный, с добрым, умным, я бы сказал даже породистым, лицом Владимир Юльевич являлся душой и сердцем училища. Фамилия Рыбалтовских исконно морская. Русскому флоту она дала не одно поколение моряков. Увы, в 1917 году Рыбалтовские оказались по разные стороны баррикад. Владимир Юльевич принял новую власть и всю свою жизнь отдал советскому флоту. Приспосабливаться к новой жизни, наверное, было нелегко. Мама вспоминала, как Надежда Евгеньевна, жена В.Ю.Рыбалтовского, рассказывала, что однажды муж попросил ее поджарить макароны. Положив на сковородку неотваренные макароны, она долго ждала, когда они станут мягкими. Потом ей многое пришлось узнать и многому научиться, смеясь, вспоминала она. Доброта была свойственна не только Владимиру Юльевичу, но и его жене. Воспитанники младшей роты часто бывали их гостями. Зная меня по дому на улице Чапыгина, Надежда Евгеньевна приглашала и меня, но я стеснялся.
В общем, начальника училища мы любили, пожалуй, даже обожали. Это было несколько странно, ведь обычно любят доброго, заботливого старшину, справедливого, разумного офицера-воспитателя, Даже командира роты, с которыми сталкиваются постоянно. Но чтобы обожали начальника училища — такое случается редко. Между тем именно так и было. В конце 1944 года В.Ю.Рыбалтовский получил новое назначение -- должность начальника училища им. М.И.Фрунзе. Предстоял отъезд в Ленинград. Училище приуныло. Но самое невероятное произошло в день отъезда. Поезд уходил поздно вечером, и по ротам пошел шепоток: «Проводим». Почти все училище, старшие и младшие, через ворота и щели в заборе ринулось на вокзал. Остановить созревшее решение было невозможно. Перед вагоном на платформе собрались почти все нахимовцы. Естественно, привокзальные клумбы остались без цветов. Еще помню, что мы ревели навзрыд, по-детски, размазывая слезы по щекам. Плакала Надежда Евгеньевна, да и сам всегда выдержанный В.Ю.Рыбалтовский украдкой смахивал слезу. В училище мы возвращались уже строем, под командой офицеров. Шли осиротевшие.




Вскоре в Ленинград перевелся и я. Разница между тбилисским и ленинградским училищами ощущалась сразу. В Ленинграде у большинства ребят были родители. В субботу не имевших двоек увольняли до вечера воскресенья. В Тбилиси о таком мы даже не мечтали. Естественно, у каждого были как бы две жизни - в училище и вне его. Впрочем, привыкнуть к этому не составляло труда. Было и еще два отличия. Во-первых, относительная территориальная свобода. В Тбилиси мы жили на строго ограниченной территории училища. В Ленинграде набережная Невы, площадь Революции, ныне Троицкая. часть парка Ленина и пляж Петропавловской крепости, по существу, являлись дозволенной территорией. Проводить здесь время после уроков и до начала самоподготовки не запрещалось.
Во-вторых, близость воды. Шлюпочная база размещалась прямо напротив училища. Морская практика на веслах и под парусами была здесь в ходу. Впрочем, и мы повзрослели, стали крепче. В летнее время вместо вечерней прогулки обычно ходили на шлюпках. Нева, Фонтанка, Мойка являлись нашими традиционными маршрутами. Часто ходили самостоятельно, без офицеров и старшин. Признаться, грести я не любил, будучи вице-старшиной класса, обычно сидел на руле. Ходили на шлюпках купаться и на пляж Петропавловской крепости. Здесь между волейболом и девочками готовились к экзаменам. Разрешение на шлюпку давал дежурный офицер по училищу.


Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

Солистка хора Капеллы. М.Д.Агронский. Часть 6.

— Кто учился пению вместе с тобой?
— Вместе со мной на курсе вокального отделения учились и окончили училище 12 человек:
Буцин Сергей (тенор), пел в Свердловском театре оперетты.
Воеводина (меццо-сопрано), пела в Капелле.
Глинкина Ася (меццо-сопрано) стала солисткой Одесского оперного театра. Мы с тобой слушали её в роли Марфы-раскольницы в опере М.П.Мусоргского «Хованщина» в один из летних отпусков, проведённых на Бугазе под Одессой.
Жучков Александр (тенор) стал солистом ансамбля Балтийского флота в Калининграде.
Зиганшина Халима (сопрано), пела в Малом оперном театре.
Липатова Татьяна (сопрано) пела в хоре Капеллы.
Малишава Валерий (бас) преподавал в Музыкальном училище в Архангельске.
Павлов Алексей (бас), пел в Капелле.
Панова Валентина работала в Театре музыкальной комедии Ленинграда.
Смоляк Юрий (баритон), пел в хоре Кировского (Мариинского) театра оперы и балета.
Янау Маргарита (меццо-сопрано), пела в хоре этого же театра.
Из этого выпуска я училась вместе с Ритой Янау в классе педагога Андреевой Екатерины Павловны.




Андреева Екатерина Павловна. Ленинград. 1970-е годы.

Но в конце обучения меня опекала и выпускала на профессиональную сцену профессор Консерватории Софья Владимировна Акимова. Она очень тактично вмешивалась в вокал, обращала внимание на правильную постановку дыхания у молодых певцов. У меня, правда, с дыханием проблем не возникало. Это связано с тем, что дед учил меня дома играть на английском рожке, которым владел в совершенстве и где правильное дыхание играет основную роль. На первом курсе вместе с Екатериной Павловной ездила на фестиваль молодых дарований в Москву. Пела русские народные песни «Зачем тебя я, милый мой, узнала» и др. Аккомпанировала преподаватель училища профессионал высочайшего класса и замечательный человек Гита Соломоновна Сокольская. Была в гостях у солиста Большого театра В.В.Ивановского на Котельнической набережной. Слушала в Большом театре оперу Н.А.Римского-Корсакова «Царская невеста». Партию Марфы очень хорошо пела солистка хора Алла Соленкова, с которой меня познакомили – даже брала у неё ноты. Голос у неё удивительно красивый, но маленький, не всё было слышно. Была на концерте хора Свешникова, запомнились песни «Соловушка», «Не корите меня, не браните» и др.
— Расскажи подробности о выпускных экзаменах.
— К экзаменам готовилась не очень усердно, кроме музыкальной литературы, которая мне нравилась не только как интересный предмет, но и как его преподносила замечательный педагог, фамилию которой, к сожалению, запамятовала. Помню, что ходила с дочкой Машей в Зоосад, где двухлетнего ребёнка катал на каруселях однокурсник Саша Жучков, а я читала учебник. Заключительные государственные экзамены по вокалу проходили в большом зале училища в присутствии не только государственной комиссии, но и при полном зале преподавателей, студентов всех специальностей и даже приглашённых родственников и знакомых. В состав госкомиссии входили представители Консерватории, которые не только оценивали наши вокальные достижения, но и давали рекомендации на дальнейшее обучение в Консерватории. В зале присутствовали практически все мои родственники, в том числе и Вера Андреевна с тётей Женей, которые пришли как на обычный концерт.
В этот день экзаменовали меня и Риту Янау. Первой выступала на сцене я со своей сольной программой, в которую были включены девять номеров. Первоначально спела арию Констанцы из оперы Моцарта «Похищения из сераля». Затем пела ряд сцен из других опер и несколько песен.




В.А. Моцарт ДОН ЖУАН. Фильм-опера - 9 Января 2010 - Погружение в классику

В частности, ариозо Церлины из оперы Моцарта «Дон Жуан», Марфу ( из 2 и 4 действия) оперы Римского-Корсакова «Царская невеста», сцену Маркитантки из оперы «Суворов» композитора С.Н.Василенко, романс Грига «Сон», русскую народную песню «Отставала лебёдушка». Когда после первого перерыв спела свою сольную программу Рита, мы вместе с ней ушли в свой класс, где отдыхали и балагурили.
После окончания очередного перерыва в класс вошла запыхавшаяся Гита Соломоновна и сообщила, что зал уж полон, а артистов всё нет. Нам с Ритой предстояло петь заключительный экзамен. В концерт входили сцены из нескольких опер. В частности, дуэты Прилепы и Миловзора и Лизы и Полины (сцена в спальне Лизы) из оперы Чайковского «Пиковая дама»; квартет: три дамы и Тамино (тенор), партию третьей дамы пела Тамара Свиридова; дуэт сопрано и меццо-сопрано из « Recordare» («Помяни…») из второго раздела «Реквиема» Дж.Верди. После перерыва для обсуждения прослушанных выступлений, нас вызвали снова в зал и объявили оценки – « отлично». Когда закончились экзамены у остальной нашей группы вокалистов, в малом концертном зале училища был накрыт праздничный стол, где были поздравления с окончанием этого этапа обучения и вручение дипломов. На всех мероприятиях присутствовали наши основные педагоги – Екатерина Павловна и Софья Владимировна.
Софья Владимировна Акимова-Ершова - известная в музыкальных кругах певица и педагог. Она в 1909 г окончила Лейпцигскую (Германия) консерваторию по классу фортепьяно. Пела в Мариинском театре и даже с Капеллой. В книге А.Ершова «Старейший русский хор» (1978 г) напечатана афиша концерта капеллы, состоявшийся 13 октября 1918 г в зале Морского собрания города Кронштадт. В программе концерта, посвященного революционным событиям 1906 года, был «Реквием» Моцарта. В составе квартета солистов пела партию меццо-сопрано С.В.Акимова. Дирижировал известный английский композитор Альберт Коутс, который в период 1910-1920 годов жил и работал в Петрограде. На другой афише имя Акимовой вместе с Ершовым при исполнении 24 февраля 1923 г в хором Капеллы под управлением М.Г.Климова оратории немецкого композитора Г.Ф.Генделя «Самсон» (либретто Н.Хамильтона по поэме Дж.Мильтона «Samson Agonistes»). Любопытно для современника примечание в этой афише: зал Капеллы отапливается. С 1953 года С.В. работала не только в Консерватории, но и в Музыкальном училище, где руководила классом сольного пения. Когда я оканчивала Музыкальное училище, С.В. отмечала 75-летие. Праздничный стол был накрыт в квартире Акимовой в пятиэтажном доме № 4 по Гороховой улице.




Фасад дома № 4 по Гороховой улице, где жили мои педагоги. Вход в квартиру был со двора. Снимок 2011 г.

Это бывший доходный дом общества «Саламандра», построенный в 1907 – 1909 годах по проекту архитекторов Н.Н.Веревкина и М.М.Перетятковича. Идивидуальную выразительность этому дому придают симметричные эркеры и различные по конфигурации окна. Композиционная ось подчеркнута балконом, небольшой мансардой и фронтоном. В отделке удачно примиенен гранит – рациональный материал, практичный в условиях сырого петербургского климата. Над входом помещен симмвол общества – рельеф саламандры (хвостатое земноводное животное, похожее на ящерицу), согласно легенде возникшей из пламени и потому не боявшейся огня.




Мраморная доска на фасаде этого дома (над головой Александры) сообщает: «В этом доме с 1931 по 1941 год жил великий русский певец профессор ленинградской консерватории народный артист СССР Иван Васильевич Ершов».

Муж С.В., известный певец (тенор) Мариинского театра (затем профессор Консерватории) Ершов Иван Васильевич, умер в 1943 г.
С.В. жила вместе со своей бывшей ученицей (и моим педагогом) Е.П.Андреевой в двух комнатах огромной коммунальной квартиры на четвёртом этаже, куда поднимались на лифте. В эту квартиру можно было попасть и с чёрного входа без лифта, которым иногда пользовались, чтобы не беспокоить соседей, припозднившиеся гости. Управляться с домашним хозяйством этим двум очень занятым работой педагогам помогала домработница. Не мало прибыло гостей – главным образом, учеников С.В. – и на этот юбилей в 1962 г. Мы вместе с Ритой Янау из нашего вокального отделения были среди приглашённых к С.В. Кроме поздравительных речей и тостов был и импровизированный концерт. Я пела «Застольную песню» из оперы Дж.Верди «Травиата» вместе с известным солистом Малого оперного театра М.А. Довенманом, бывшим учеником С.В.




Акимова – Ершова Софья Владимировна. Ленинград. 1970 ?

— Кто-нибудь режиссировал программу этого торжества? Кто предложил тебе спеть партию Виолетты? Может быть, тебя и пригласили для участия в вокале?
— Нет. Я и ранее неоднократно была в этом доме, где всегда звучали музыка и пение гостей. С.В. прекрасно играла на фортепиано, была профессиональным аккомпаниатором. В тот праздничный вечер всё происходило спонтанно. Первоначально гости, не стесняясь, выпили и закусили за столом. Затем С.В. обратилась к М.А.Довенману: «Мишенька, ты не откажешься спеть гостям что-нибудь из своего репертуара?» Он предложил «Застольную песню», которая больше подходила к данной ситуации. Партию Виолетты С.В. предложила первоначально солистке Малого оперного театра В.Н.Кудрявцевой, но та вежливо отказалась. Тогда С.В. обратилась ко мне: «Надеюсь, споёт Шурочка, она может всё». Далее всё происходило, как написано в нотах первого действия оперы «Травиата». (Дом Виолетты, виден роскошно сервированный стол). Один из гостей, обращаясь к Альфреду, произносит: «Потешь хоть песней нас».
Довенман начинает песню: «Высоко поднимем все кубок веселья и жадно прильнём к нему устами,…как дорог душе светлый миг наслажденья, за милую выпьем его! Ловите счастья миг златой, его тяжка утрата, промчится без возврата он жизнью молодой; как пенится светлая влага в бокале, так в сердце кипит пусть любовь.
(Я продолжаю партию Виолетты) В словах этой песни глубокая правда, её не принять невозможно, верьте, что всё в этом мире ничтожно – важно веселье одно. Любовь не век живёт, лета не в нашей воле, цветок, поблекший в поле, опять не зацветёт. Ловите, ловите минуты веселья, пока их рок даёт.
(Затем продолжаем петь дуэтом). В: Весельем жизнь прелестна. А: Душа любви в ком не полна. В: Известна мне она. А и В: В приюте веселья часы полуночи отрадно провести; всё нас манит; пускай же востока заря застанет веселия пир ночной». В театре по желанию Виолетты гости пошли танцевать. У нас иначе – пошли продолжать пировать. Затем, правда, много пели и другие, в частности, Т.Н.Лаврова, солистка Малого оперного театра, тоже бывшая ученица С.В.




Михаил Довенман - Карлос (опера "Дон Карлос" Д. Верди), Кировский театр

Через десять лет я участвовала в похоронах своего замечательного педагога. Она умерла в феврале 1972 году на 86 году жизни. Панихида состоялась в большом концертном зале Консерватории. Похоронена С.В. на кладбище Александра-Невской Лавры, рядом со своим мужем – И.В. Ершовым. В 1978 году были изданы «Воспоминания певицы», где можно узнать не только о творческом долголетии С.В., но и её вокально – методических приёмах обучения певческому искусству.
Из музыкальной энциклопедии:
Акимова  Софья Владимировна (15 (27) III 1887, Тбилиси - 16 I 1972, Ленинград) - певица (сопрано) и педагог. Заслуженная артистка Узбекской ССР (1944). В 1909 окончила Лейпцигскую консерваторию по классу фортепьяно К. Вендлинга. Брала уроки пения у М. А. Славиной и С. М. Мирович (Петербург). В 1913-29 солистка Мариинского театра. А. - одна из лучших исполнительниц партий в операх Р. Вагнера: Эльза, Елизавета, Зиглинда, Брунгильда ("Лоэнгрин", "Тангейзер", "Валькирия", "Гибель богов" ). Часто выступала вместе с мужем - И. В. Ершовым. Значительным событием музыкальной жизни стало их совместное. выступление в опере "Сказание о невидимом граде Китеже" в партиях Февронии и Гришки Кутерьмы. Другие партии: Марина Мнишек, Тамара. В 1919-25, 1929-52 преподавала в Ленинградской. консерватории (с 1939 - профессор). Среди учеников Т.Н.Лаврова, В.И.Кильчевский, М.А.Довенман.




Акимова Софья Владимировна (в роли девы Февронии, "Сказание о невидимом граде Китеже", Ленинград, Кировский театр, 1927)

Продолжение следует

Обзор выпуска 1953 года. Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 151.

Главное - держать марку родного порта! Валерия ВЛАДИМИРОВА. - Туапсинские вести. 17.11.2010.

Заслуженный работник Туапсинского морского торгового порта Герман Николаевич Салов написал книгу о порте, с которым связана вся его жизнь. Герман Николаевич – фигура в Туапсе известная. Он автор многочисленных исторических трудов о родном городе, о его роли в Великой Отечественной войне, о знаменитых горожанах. Но главное и особенное место в работах и монографиях Салова занимает морской порт. Ведь с ним связана вся жизнь этого замечательного человека. Недавно Герману Николаевичу исполнилось 75 лет. Мы встретились с ним, чтобы от имени сотрудников порта и всех горожан поздравить его с юбилеем и расспросить об интересных фактах биографии и творческих достижениях.
Море тянуло к себе Германа Николаевича с детства. Это и определило его жизненный выбор, когда в 1950 году он стал воспитанником Военно-морского подготовительного училища в городе Энгельсе. Молодой человек и подумать не мог, что спустя несколько лет он будет исполнять обязанности вахтенного штурмана в тихоокеанской экспедиции по исследованию Курильской гряды.
В Туапсе Герман Николаевич приехал в 1958 году и, конечно же, устроился на работу в морской торговый порт. Он плавал капитаном на буксирах «Кендерли», «Борей», «Авангард», «Антей», «Меркурий». Во время штормов Салов возглавлял спасательные операции. Вместе со своим экипажем вызволял из беды сухогруз «Симферополь», который сел на мель. А за героизм и храбрость, проявленные во время тушения пожара на теплоходе «Слуцк», Герман Николаевич был награжден медалью «За отвагу на пожаре». Также Салов активно участвовал в строительстве портовой больницы, жилых домов.
В 1985 году проявившего себя с наилучшей стороны работника порта пригласили на работу в горком партии. В 1991 году Герман Николаевич возглавил управление делами администрации города. А в 1994-м Салов вернулся на родное предприятие старшим диспетчером портового флота.




Туапсинский порт

В 2001 году Герман Николаевич ушел на заслуженный отдых. Хотя понятие «отдых» к этому веселому и жизнерадостному человеку вряд ли применимо. Герман Николаевич ведет активную общественную жизнь, встречается с сотрудниками порта и практически все время посвящает научной работе. Толстые рукописные книги, посвященные Туапсе, почетным жителям города, тяжелым военным годам, украшенные многочисленными рисунками, – плод многолетнего кропотливого труда этого замечательного человека. Когда столичные журналисты приехали в наш город для съемок фильма о героической обороне Туапсе, они сразу обратились к Герману Николаевичу, начав с досконального изучения исторических и краеведческих трудов заслуженного портовика.
– Война – это боль каждого из нас, – говорит Герман Николаевич, – три моих дяди воевали за Родину, папа трудился на оборонном заводе.
Сейчас Герман Салов работает над книгой о возникновении города Туапсе. Чтобы труд был глубоким и всесторонним, Салов досконально изучает историю... Древнего Египта, Византии и Римской империи. Ну а гордость нашего земляка – монументальная книга «Полная история Туапсинского порта».
– Эта книга еще не закончена, – улыбнулся мой собеседник, – я ее пишу до сих пор. Ведь каждый день здесь происходят новые события, я встречаюсь с сотрудниками, ветеранами, смотрю, как развивается мой родной порт.
– Пользуясь случаем, хочу пожелать нынешнему руководству порта и дальше соблюдать и поддерживать трудовые традиции предприятия. С гордостью могу отметить, что у наших портовиков замечательный плавсостав. Уважение к капитану, прекрасное содержание судов – вот что всегда отличало Туапсинский порт. Надо и дальше держать марку! Докеров призываю продолжать традиции бывших бригадиров Владимира Федоровича Макушева, Константина Федоровича Илющенко. Невзирая на кризисы, увеличивайте прибыль, расширяйте социальные блага. В общем, держите марку!


Сафронов Юрий Анатольевич. - МЫ РОСЛИ ВМЕСТЕ. Л.Димент.



А.Сидоренко, Ю.Сафронов любуются спортивными призами.

Юрий Анатольевич Сафронов в 1-м Балтийском училище был комсоргом, отличником. Правофланговый красавец, орёл, завидный жених не был обделён вниманием девушек. Но на 3-м (2?) курсе с ним случилась беда. Мы не были жеманней, чем девы из пансиона благородных девиц. Или юного студиоза и бузотёра - Михайлы В. Ломоносова. Праздники в увольнении с ночёвкой встречали коллективно на «хатах» знакомых девиц и их подружек. Выпивали, разумеется, основательно. И вот просыпается по утру Юра, а рядом голая хозяйская дочь – маленькая, корявая каракатица. И слюнявые улыбки её родителей. Юра гулял не с ней, а с высокой и красивой. У них были серьёзные отношения. Но ушлые хозяева под каким-то предлогом её спровадили, а свою стерву подложили сонному бедолаге. В училище разразился скандал, когда эта падла в кабинете начальника училища швырнула на стол свои не первой свежести, «осквернённые» трусы и показала справку о беременности. Встал вопрос: или курсант женится на «непорочно зачатой», или будет списан матросом на флот. Выбор был жуткий: потеряв любимую девушку, связаться с подлой уродиной или, недоучившись, без образования, выйти на «гражданку» в 26-27 лет. В те годы матросы по закону служили 5 лет, а порой и на год–два больше (если оказывались где-нибудь на Кубе, или в Египте). Что это для «инкубаторского», не имеющего с детства представления о штатской жизни, сироты? Юра выбрал второе. Не знаю – как сложилась его судьба. Что с ним стало? В Либаве, где я в 1956-м служил в ОВРе, на тральщике повесился подлежавший сокращению юнга, когда ему командир «аннулировал» приказ о демобилизации. (Это такая дубовая шутка офицера-самодура). А стерва оказалась не беременной. И подруги после того, как она проговорилась, что Юра её "не использовал", а липовую справку сделал студент-медик, с которым она крутила, основательно её поколотили у нас на вечере и вышвырнули из училища. А АДИК сочинил стихотворениестихотворение «УТРО В ОКНАХ»:

Утро в окнах. Кончен пьяный бред.
Мы проснулись трезвые и злые.
На столе, прокисший, винегрет
И бутылки, варварски пустые.
Мутный взгляд на смятую кровать,
На свои, изжёванные, брюки…
Как я мог так нежно целовать
Губы этой похотливой с*ки?!
Как я мог про всё, про всё забыть?
Наплевать в лицо тому, что свято,
И вот эту мразь почти любить,
Иступляясь на кровати, смятой…
-------------------
Ты сейчас ещё спокойно спишь.
Спи. Тебе вставать не надо рано.
Ты простишь меня? Я знаю, ты простишь.
Только я себя прощать не стану.


Сердюк Владимир Михайлович

Владимир Михайлович Сердюк, заместитель командира 41-й ДиПЛ - начальник электромеханической службы - участник 80-суточного скрытного перехода двух подводных атомоходов с Северного на Тихоокеанский флот в 1976 году.



На “К-171” назначили молодого командира первого дивизиона капитана 3 ранга Юрия Ивановича Таптунова. Для обеспечения электромеханической боевой части, старший перехода, начальник штаба флотилии, контр-адмирал В.К. Коробов попросил рекомендовать ему опытного инженер-механика, я предложил себя, но командующий не согласился: “У тебя не одна лодка, а флотилия”. Тогда я назвал капитана 2 ранга В.М. Сердюка. Лодка отработала все положенные элементы и совместно с другой субмариной отправилась в поход. По существу, предстояло почти кругосветное групповое плавание под водой. Но поход закончился успешно, и за это плавание контр-адмирал Вадим Константинович Коробов, контр-адмирал Юрий Иванович Падорин, капитан 1 ранга Ломов Эдуард Сергеевич и капитан 3 ранга Юрий Иванович Таптунов были удостоены звания Героя Советского Союза. А “К-171” влилась в состав второй флотилии Камчатки, для нее начались флотские будни: отработки задач в море, дежурства и прочее. - Катастрофы под водой. Н.Г.Мормуль



Кстати, старшим на борту "К-469" был его однокашник - капитан 1 ранга Валентин Евгеньевич Соколов.

ВОСПОМИНАНИЕ Л. ДИМЕНТА: С Володей Сердюком мы рядом оказались лишь однажды, в лазарете. Он, был из 1-го взвода – мощный, крупный, как и Сидякин. Оба правофланговые, чуть пониже Юры Курако. Не помню – в каком это было классе (8? 10?). Однажды в свободное время Вовка стоял у окна палаты с видом на плац. Что произошло – не помню. Только снаружи на него уставилась здоровенная физиономия матроса из караульной команды. Слово – за слово дело вспотело до необходимости мордобоя. Володя (если не ошибаюсь) был человеком не конфликтным. И «организовал» эту дуэль на пустом месте матрос. Они, оба крупноголовые, сквозь окно глаза в глаза выглядели бойцами одной категории. Выздоравливающий Сердюк не погнушался выйти во двор. За ним выкатились, в ожидании зрелища и мы – хиляки желторотые. И, вот эти ПересветыОслябиВаськиБуслаевы встали лицом к лицу. Только испуганные глаза матроса оказалось на уровне Володькиной груди. Бить нахала Сердюк не стал. Так я узнал, что пол лазарета на метр (Полметра? Не будем мелочиться.) ниже «уровня моря». (Эпизод, воскресший вчера, пишу 19.03.11)


Сидоренко Адольф Петрович



МЫ РОСЛИ ВМЕСТЕ. Л.Димент.

Адольф Петрович Сидоренко из Баку. Как и Габка, лучший мой друг. С ним мы были за одной партой восемь лет. Пять в Тбилиси, три в Питере. Верный друг. Сильный, одарённый многогранно. Поэт и фотограф. Фантастика и детективы - его профиль. А на 3 курсе вдруг удивил меня отличными пейзажами акварелью. Он обладал изрядной изобретательностью, волей. Не ангел, но головы, в отличие от меня, при всей тяге к подвигам, не терял. Он отлично определял время по звёздам. На лекциях мог, не глядя на часы, сказать, сколько минут до звонка. Подробней о нём у меня в рассказе. Напомню о его реакции на несчастье друга Ю.Софронова.

АДИК СИДОРЕНКО. «СИДОР»

С неразлучной парой – Габидов и Сидоренко я оказался душевно близок, что и послужило нашей многолетней дружбой. И лирики, и нетерпимости ко всякого рода стандартам, ограничивающим свободу действий, и шкодливости было у нас понамешано предостаточно. Разумеется, у каждого в разных пропорциях. И надо признать, что у них хороших способностей было гораздо больше. Такой безалаберности, как у меня, у них было поменьше. Рафик первым стал сочинять стихи. Адик же, на мой взгляд, проявил более разнообразные и более острые способности во всех сферах. Могу, конечно, и ошибаться, так как с Габидовым мы расстались, проучившись лишь 3 года, а с Адькой сидели за одной партой и ходили в одном строю 8 лет. У меня много фотографий этих лет. Почти все они сделаны другом Сидором. И большинство плохого качества. Виноват в этом я. В 7-м классе у Адьки появился какой-то допотопный фотоаппарат. И он не на шутку увлёкся им. Фотографировал всё, что попадалось на глаза. Проявлял и закреплял под одеялом, в каких-то жестянках, на ощупь составленными смесями. Руки коричневые от гипосульфитов, сульфатов (и как их там) не успевал отмывать. Конечно, особенно, по началу, было много плохих кадров. Он их рвал, а я их у него выхватывал. Мне годились и чуть заметные изображения. Он же потом, раздавая готовый продукт, говорил: «Это у тебя есть». Я не обижался, так как обладал тем сокровищем, какого ни у кого нет. Позже, на гражданке, работая в Анапе главным инженером проектного института, он вёл секцию кинолюбителей.
После 2-го курса «1-го Балтийского» мы плавали на «Седове».




Маршрут намечался: Кронштадт – Карибские острова - Одесса. Но, в связи с обострением международной обстановки, ограничились лишь акваторией Азорских островов, без заходов в порты, без высадки на берег, кроме Североморска. Тем не менее, практика была насыщенной, осталась масса впечатлений, зафиксированных на фото. К моему огорчению в тот период между нами произошла какая-то свара. Адька не подавал виду. И, в результате его коварства, у меня в куче «Седовских» фото не оказалось ни одной моей фотографии. Уже в училище я на стенде обнаружил фото-кадр загрузки угля на борт «Седова». Ну, понятно после этого стенд остался с бельмом.
В те годы он увлёкся поэзией Лермонтова. И сам стал сочинять. Много было лирики со старорежимными, романсными текстами. Но самым зрелым было стихотворение, которое я необдуманно выслал его жене Лиле. Она перестала отвечать на мои письма. Лиля, конечно, решила, что «герой» этого стихотворения автор. То есть её Адик. Но истоки идеи могли быть и иные. Например, печальный случай с нашим другом Софроновым, которого незадолго до этого списали на флот, так как он отказался жениться на, якобы забеременевшей от него шалаве. (приведено ранее, см. Сафронов Юрий Анатольевич) В этом стихотворении я вижу только одну шероховатость – в конце он обращается к другой. Но боюсь, что найдётся не мало таких квадратных, как я, которым это надо разжевывать. И, всё же можно было бы найти более точную строку. К примеру: «Ты в Баку всё так же мирно спишь». Вариантов может быть много. Но он писал по молодости лихо, не думая о необходимости редактирования. Но допускаю, что я не прав. По крайней мере, за целую жизнь я не написал ничего лучше. В первый приезд ко мне он рассказал забавный случай. Однажды на встрече поэтов его попросили выступить. Он не хотел. Но публика настаивала. Он вышел. Произнёс: «Весеннее». Постоял, поднял глаза: «Кап». Постоял. Взглянул налево: «Кап!» Опустил голову, что-то потёр носком левой ноги, вскинул голову «Кап! Кап! Кап!» Не буду вас и себя мучить. Палец устал, да и клавишам надоело. Но он продолжал в таком духе минуты три, не меньше. Я был в восторге. И безоговорочно поверил, что он держал аудиторию в напряжении и сорвал бурную овацию. Это навело меня на мысль дать расшифровку его номеру. И я «изобрёл» стих:


Кап! И даже шорох снега слышен. Динг!
И взвились к небу птичьи кличи.
Донг! Сорвалось солнце с крыши.
Кап, кап, кап…

   В игре лучей поплыл ручей
   Звенит, журчит, куда-то мчит.
   Динг-донг! Динг-донг! – ему в ответ
   Динг-донг! Динг-донг! Весны привет.

Стучит, звенит: Динг-донг, динг-донг –
Весенний, капельный пинг-понг….
Кап! И я ловлю ладонью брызги.
Донг! И я участвую в игре.




Витольд Бялыницкий - Бируля. Пейзажи художника - Ранняя весна, 1953.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович

Солистка хора Капеллы. М.Д.Агронский. Часть 5.

Нашли около 10 лисичек и два моховика. Следующую остановку сделали в Опеченском посаде, где осмотрели любопытный береговой клочок земли, превращённый одним энтузиастом-любителем в настоящий дендрарий, украшенный деревянными фигурами зверей и птиц.



Внутри дендрария. Медведь приветствует посетителей.

На обратном пути в Боровичи останавливались ещё несколько раз, чтобы сфотографировать некоторые объекты, том числе и церковь в районе деревни Ёглы. Позднее узнал, что это церковь во имя Тихвинской иконы Божией Матери (1874 г).
На следующий день вернулись в Питер».

— Как ты добиралась до деревни Горбино в то время?
— В основном, пешком. Иногда подбрасывали редкие попутные машины, ещё реже ходил грузовичок. Один раз ко мне приезжала тётя Катя, которая пробыла здесь около недели. Кроме 40 км вдоль реки Мста, нужно было еще заплатить за переезд на лодке на другой берег, где находилась деревня.
— А жила прямо в библиотеке?
— Нет, снимала угол у тёти Муси, которая жила с дочкой. За это ей платил сельский совет, кажется 30 рублей в месяц. Она держала свиней и имела свой огород. У неё я практически ничего не покупала, так как было дорого. Когда я приехала из Ленинграда с бабушкиными котлетами и накрыла стол, хозяйка поставила пирожки и картошку, за которые затем выставила счёт сельсовету сверх 30 рублей за проживание.
— Чем же ты питалась?
— Моей зарплаты в 500 рублей хватало лишь на банку шпрот, которые только и были в магазине вместе с водкой и хлебом. Была сыта свежим воздухом, готовила рыбник (рыба в тесте), а летом собирала грибы и ягоды. На оставшиеся деньги при первой возможности уезжала на пару дней домой. Зато была желанным гостем на всех сельских сходках (праздниках, свадьбах и др.), где можно было вкусно поесть.




Сельский праздник. Якушева Юлия Витальевна.

— Кроме пропаганды книги ты руководила и всеми развлечениями?
— Нет. Этим занималась заведующая клубом Зойка, я только помогала. Танцевали с ней вдвоём всякие танцы, в том числе кварте. Аккомпанировал до ухода в армию баянист Генка – первый парень на деревне, из-за которого нередко были драки.
Примечание. В домашнем архиве сохранилась выписка из приказа по Опеченскому районному отделу культуры от 24 сентября 1956 года. Освободить с 27 сентября с.г. от занимаемой должности заведующую Горбинской библиотекой Пожарскую А.А. Основание: личное заявление.
— В какой самодеятельности ты участвовала?
— В известном Дворце культуры имени С.М.Кирова на Большом проспекте Васильевского острова в Ленинграде была оперная студия и академический хор, которым одно время руководил Ф.М.Козлов. Оперной студией руководил известный дирижер Г.А.Дониях. Я училась в библиотечном техникуме и по вечерам пела в самодеятельности Дома культуры. С солистами хора занимались профессиональные педагоги. Мы пели дуэты с Борей Зайцевым. Он учился на биологическом факультете Ленинградского университете, после окончания которого уехал на Дальний Восток, где и впоследствии умер.
В оперной студии со мной занимался преподаватель Дарецкий. Я пела Маргариту (из оперы Гуно «Фауст»), Иоланту из одноимённой оперы Чайковского и Наталью из оперы Дзержинского «Тихий Дон». Когда я пела Маргариту, Зайцев пел Фауста.




Фауст (Зайцев) и Маргарита в опере Гуно «Фауст».

Концерты нашего хора проходили в театральном зале Дома культуры с участием оркестра Малого оперного театра. Солисты были также из самодеятельности, причём много было пожилых певцов. Хормейстером был композитор Портнов. В «Фаусте» на меня надели парик с большой чёрной косой. Бабушка была на концерте и не узнала меня. По дороге домой сказала, что там кто-то чёрный крутился на сцене. Кроме опер в репертуаре Дома культуры были и балетные спектакли. У меня осталось благоприятное впечатление от работы в этом коллективе.
28 мая 1955 г. состоялся всесоюзный смотр художественной самодеятельности во Дворце культуры имени С.М.Кирова. Выступал академический хор и вокальные ансамбли (класс Нежданова К.А.). Мы с Зайцевым пели дуэты Глинки «Сомнение» и «Не искушай».


7.4. Продавец магазина «Академкнига» (9.1956 – 7.1957).

— Сколько заработала на книгах?
— Торговля книгами в киоске Геологического института на Васильевском острове не принесла мне богатство. Чаще из моей символической зарплаты в 30 рублей высчитывали в связи с недостачей (из-за воровства, книги были в дефиците).




Александра в киоске с книгами.

В свободное время посещала вокальный кружок в училище им.Ф.Э.Дзержинского. Пела дуэтом с курсантами Артёмом Баграмовым и Славой Барановым, последнего встречала позже уже офицером в Североморске. В том кружке пел и Виталий Мамыкин, с которым бывала на танцевальных вечерах в клубе училища.
30 марта 1957 года участвовала в концерте художественной самодеятельности на фестивальном вечере ВВМИУ имени Ф.Э.Дзержинского. Во втором отделении концерта спела под аккомпанемент оркестра народных инструментов (художественный руководитель Алексеев С.К.) русскую народную песню «Однозвучно гремит колокольчик». Затем дуэтом с мичманом Аникеевым В.И. «Ноктюрн» Б.Бродского. Аккомпанировала Гинзбург Е.И.




Первое отделение этого концерта началось литературно-музыкальной композицией в исполнении хора и чтецов в сопровождении духового оркестра училища «В крепкой дружбе мы сильны и непобедимы». Режиссером представления была наша родственница Варвара Александровна Давыдова. Тётя Варя руководила драматическим кружком, в котором читала стихи со сцены её дочь Ирина (моя сестра, которую домашние звали Гулькой). В этом же кружке участвовал и курсант Юра Панин, впоследствии ставший мужем Ирины.

7.5. Музыкальное училище при Ленинградской орден Ленина Государственной Консерватории имени Н.А.Римского-Корсакова (9.1957 – 6.1962).

— После получения первых трудовых навыков, ты, наконец, поняла, что надо серьёзно заняться музыкой, и поступила в Музыкальное училище. Какие дисциплины преподавались в училище?
— Специальных предметов изучали много. В приложении к диплому перечислены :
Сольное пение – 5.
Сценическая подготовка – 4.
Вокальный ансамбль – 5.
Ритмика и танец – 5.
Фортепиано – 5.
Хоровой класс – 5.
Музыкальная грамота – 5.
Элементы теории музыки – 5.
Сольфеджио – 4.
Гармония – 5.
Анализ музыкальных произведений – 5.
Дирижирование и чтение партитуры – 5.
Хороведение и методика – 5.
Музыкальная литература: зарубежных стран, русская, народов СССР, советская – 5.
Итальянский язык – 3.
История СССР – 5.


На Государственные экзамены были вынесены:
История СССР.
Сольное исполнение концертной программы – 5.
Выступление в вокальном ансамбле – 5.




Санкт-Петербургский музыкальный колледж имени Н.А. Римского-Корсакова

— В одном из интервью «Российской газете» (17.09.09) Елена Образцова сказала, что современных певцов плохо учат в Консерваториях, недостаточна общая культура. Это же подтверждает и Владимир Атлантов в ранее упомянутой книге о нём. Подтверждаешь ли ты это, и были ли у вас уроки игры на фортепьяно?
— Образцова права. Играть на фортепьяно, конечно, учили. На выпускном экзамене я играла несколько музыкальных произведений, в т.ч. пьесу, этюд, аккомпанемент. Причем получила оценку «отлично». Видимо, из-за того, что в аккомпанементе не растерялась и подыграла педагогу по пению – известной певице Р.Г.Горской, которая в одном месте ошиблась, т.к. пела без репетиции. Она занималась с певцами в соседнем классе и нередко заходила в наш класс. Ей нравился мой голос и мой репертуар, который она пела в свои молодые годы в Малом оперном театре. Это подтверждают и театральные афиши. Розалия Григорьевна блистала в таких партиях Римского-Корсакова как Шемаханская царица («Золотой петушок» ), Снегурочка в одноименной опере, Царевна лебедь в «Садко», Марфа («Царская невеста»).
В моём доме пианино «Красный Октябрь» появилось ещё в Североморске в начале 1960-х. У пианино был очень приличный звук, инструмент сработан на бывшей очень известной Санкт-Петербургской фабрике роялей Я.Беккера. В Ленинград этот инструмент привезли вместе с другими вещами в 1967 г. Я, к сожалению, редко подходила к нему и прикасалась пальцами к его прохладным клавишам. Играли только некоторые гости, в частности, Людмила Богомолова, пианистка Капеллы, да иногда бренчали дети.




Продолжение следует

Некоторые страницы жизни питонов-фрунзаков в 1949-1953 годах в фотографиях из личного архива А.П.Наумова. Часть 2.

На первом курсе я пел в училищном хоре, и наш хор в праздники пел не где-нибудь, а на сцене Мариинского театра.



Конечно, главное занятие курсанта-первокурсника - учеба. Вид нашего класса из моего левого угла, где висела табличка, сделанная из фанерного совка для мусора с надписью "Уголок эстета".



Да, и так бывало. Класс 124 на самоподготовке. Гиви Азрумелашвили (тбилисский нахимовец) в моем углу читает, как всегда, свои стихи, Аркашка Бакин (тбилисский нахимовец) мечтает, дежурный по классу Вася Балинин на заднем столе



Вот и я задремал...



Скинулись и купили патефон. На пластинки собирали ежемесячно по пять рублей. Это был патефон! Он мог играть целые дни! Ведь народу нас было много и каждый стремился ручку покрутить...



Наш курсовой вечер - это событие!



Был колоссальный подъем!



Все действительно были увлечены...



Приведу программу концерта



Она насыщена и многообразна. А Вы могли бы?..

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Страницы: Пред. | 1 | ... | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | ... | 125 | След.


Copyright © 1998-2025 Центральный Военно-Морской Портал. Использование материалов портала разрешено только при условии указания источника: при публикации в Интернете необходимо размещение прямой гипертекстовой ссылки, не запрещенной к индексированию для хотя бы одной из поисковых систем: Google, Yandex; при публикации вне Интернета - указание адреса сайта. Редакция портала, его концепция и условия сотрудничества. Сайт создан компанией ProLabs. English version.