Часть V. У Курильского меридиана. 
Во второй половине ноября 1957 года, покинув гостеприимную Камчатку, две подводные лодки: «С-221» и за ней в пяти кабельтовых наша «С-222», взяли курс на Владивосток. Первые сутки пути от
до Первого Курильского пролива, т.е. ворот в Охотское море прошли спокойно. И никому из нас в голову не приходило, что Тихий океан готовит нам суровое испытание. Приметив нас своим бескрайним оком ещё в Беринговом проливе, он справедливо решил удостовериться, те ли это пришли в его владения, кому можно доверить свои воды. И теперь, стоило нам отойти подальше от спасительных берегов Авачинского залива, как он приступил к осуществлению своего коварного замысла.
Из-за далёкой Японии через Цусимский пролив уже мчался обширный циклон, называемый в этих краях тайфуном. Перед ним стояла задача навалиться на нас, когда мы основательно втянемся в просторы северной части Охотского моря, а из восточных далей океана уже спешил не менее грозный его собрат, который должен, перевалив, через Курильскую гряду в районе островов Итуруп и Уруп, нанести по нам завершающий удар на подходе к Сахалину. И вот охота началась.
Уже на подходе к мысу Лопатка нас начало покачивать, а миновав пролив уже далеко за полночь начался настоящий шторм.
В 4 часа утра я должен был заступить на вахту на мостике. Но за час до этого я проснулся в своей каюте и больше уже не мог уснуть. Лодку сильно раскачивало, поскрипывали деревянные перегородки кают, дребезжала посуда в шкафу кают-компании. Стук дизеля то явственно слышался, то замирал, и в это же время вздрагивал весь корпус. Привычные для уха звуки рождали знакомую картину в мозгу. Это громадная волна накрывает лодку и проносится по всей её длине от носа до кормы. Достоверность этой картины подтверждает шум воды, низвергающейся в центральный пост, через рубочные люки. Сна уже нет и не будет. Надо вставать. Обув сапоги, я снял с вешалки канадку и, нахлобучив на голову пилотку, распахнул дверь. Даже здесь во втором отсеке палуба была мокрая. Это натекла вода с тех, кто проходил здесь, приняв холодный душ на мостике или под рубочным люком. Тусклый свет подволочных плафонов придавал всей обстановке отсека зловещий вид. Надевая канадку на ходу, я двинулся к переборочному люку в центральный пост широко расставляя ноги и упираясь руками в переборки кают. Всего-то надо пройти три метра коридора, но пройти их нелегко. Палуба поднимается перед тобой, и идти приходится как в гору, прилагая большие усилия. И вдруг ты уже оказываешься спускающимся с горы и, не удержавшись, бежишь вперед с вытянутыми руками и упираешься в переборку. Открыв её, я буквально ввалился в центральный пост как раз в тот момент когда сверху из люка свалилась очередная порция водопада.
Возле перископа стоял весь мокрый Свешников, а с кормы к нему шел боцман с бухтой троса в руках. Не торопись, старпом, – сказал командир. Бери конец. Привяжешь им на мостике и себя и рулевого. Да покрепче, а то унесёт вас как морковки с грядки. Стоять будем по два часа. Больше не выдержать После смены сразу в пятый отсек. Всё мокрое с себя на горячий дизель, а сухое там уже приготовлено будет. Получив такой инструктаж, я, как барсук из норы, полез наверх, перекрывая своим телом свободный поток воздуха, устремленный сверху для дыхания дизелям, отчего у всех внизу, как обычно, заложило уши. Не успел я и голову высунуть на мостик, как получил ещё порцию холодной воды, часть которой попала и за шею под одежду. Ну, к этому нам не привыкать, попав в сапоги, вода там согреется.
Сменяемый мною вахтенный офицер, доложив обстановку, вместе с очередной порцией воды скрылся в рубочном люке. За ним туда нырнул и сменившийся рулевой. А мы вместе с новым рулевым, привязавшись к тумбе магнитного компаса, встали по своим местам. Он под козырьком у руля, а я на левой подножке у переговорки. Длина моего троса позволяла в нужный момент тоже укрыться под козырьком. Сигнальщиков в этот раз выставлять не стали. Ни к чему они при таком разгуле стихии. Не с кем сейчас сигналами обмениваться, да и зачем лишним человеком рисковать.
Картина, открывшаяся моему взору, предназначалась не для слабонервных. Жутковатая она была. По небу низко над головой с юго-востока на северо-запад неслись косматые клочья белесых туч, а в разрывах между ними чернело небо, усыпанное колючими холодными искорками звезд. Вокруг, куда доставал взгляд, как призраки, одетые в саван, бесновались волны и бесформенными пенными горами двигались на нас. Периодически одна из них вдруг вырастала перед нами прямо по носу и, угрожающе покачивая необъятными плечами, стремительно обрушивалась на корпус лодки и ударяла по нему, как молотом. Резко вздрогнув, лодка ныряла под неё и, задрав потом к небу нос, выныривала за спиной этого чудовища. Перед этим я успевал спрыгнуть с подножки и броситься под козырек мостика, чтобы рядом с рулевым вцепиться в тумбу магнитного компаса. Прокатившись по козырьку, вода каскадом падала вниз за нашими спинами, обдавая нас холодными брызгами, а водоворот под нашими ногами, поднимаясь, порой доходил нам до пояса и, как в воронку, уходил в проход под ограждение рубки, часть себя заплеснув через люк рубки.
Отряхнувшись, как собака, я снова вскакивал на подножку и, окинув взглядом эту преисподнюю, убеждался, что никаких изменений вокруг не произошло. Те же половецкие пляски волн, сопровождаемые теми же истошно-горестными воплями ветра. Иногда далеко впереди то слева, то справа по носу мелькал огонек. Это был ходовой гакобортный огонь «С-221», которую так же, как и нас, полоскало в этой бескрайней посудомойке. Очень не скучно было на вахте. Не прошло и половины её, а мы с рулевым были уже мокрые до нитки, и нас уже по два раза вывернуло наизнанку. Сказалась потеря привычки к подобной качке.
Там раньше во льдах море так не плескалось. Льды не давали.
Но пришёл конец этой порции наших мучений и мы, сдав вахту прибывшей смене, ушли вниз, чтобы набраться сил к следующей такой порции. Шатаясь как пьяные, проследовали мы через третий и четвёртый отсеки и открыли дверь в дышащий жаром и солярным смрадом, наполненный оглушительным грохотом дизелей пятый отсек. Стоящий там с красными глазами и позеленевшим от приступов тошноты лицом вахтенный моторист посмотрел на нас мокрых с ног до головы с большой завистью. Мы же, продрогшие донельзя, в свою очередь, позавидовали ему. Как говорится, каждому своё. Когда мы переоделись в сухое, а мокрую одежду положили для просушки на горячий корпус дизеля, из соседнего четвёртого отсека послышался какой-то шум и множество голосов. Из-за дизельного грохота разобрать можно было только матерные слова и выражения. Поскольку в нашей команде этот вид ораторского искусства не процветал, я понял, что произошло что-то неординарное и, на ходу заканчивая переодевание, бросился к переборке и распахнул дверь в почему-то наполненный клубами пара 4-й отсек.
Открывшаяся картина напоминала охоту неандертальцев на мамонта, происходивщую многие тысячелетия назад. В роли неандертальцев выступал личный состав отсека во главе с командиром моторный группы, а мамонта изображал электрокамбуз, который сорвался с креплений и, видно, опьянённый полученной свободой, двигался по отсеку, круша всё, что попадалось на его пути, а наскакивающих на него со всех сторон матросов с верёвками и деревянными брусьями в руках пытался придавить, да ещё брызгался налево и направо кипятком из стоящих на нём баков. Убегавшие от него, оскальзываясь на мокрой палубе, иной раз падали, но не духом, а только телом. Пока его успели только обесточить, чтобы он хоть электротоком не угрожал, теперь оставалось повязать, пока он не разгромил весь отсек.
Побоище длилось минут пятнадцать и, наконец, озверевший камбуз был побеждён. Человеческий разум ещё раз продемонстрировал свое превосходство над безмозглой железякой, поставив её на место и в прямом, и с переносном смысле. С помощью аварийных брусьев, клиньев и раздвижных упоров камбуз был придвинут на свое штатное место и надежно закреплён. Все участники инцидента, размазывая кровь и сопли, расходились по своим делам, делясь друг с другом примерами ловкости и бесстрашия.
Пошли и мы с рулевым чуток соснуть после ночных водных процедур. Только вот завтрак из-за безответственности электрокамбуза сильно задержался, да и не нужен он был практически никому. Из-за несусветной качки у большинства даже просто вид и запах пищи вызывал отвращение. Только наиболее стойкие отважились погрызть какой-нибудь сухарик, да чаю горячего выпить, и то без сахара. К обеду же, не теряющийся ни в каких условиях, наш замполит Алексей Иванович вместе с коком и парой добровольцев ухитрились сварить картошку в мундире и приготовить чай, крепкий, как чифирь на зоне. И этим все были довольны.
Добравшись после описанного события до своей каюты, я, не снимая сапог, провалился в глубокий сон, как в обморок, во время которого мне снилось, что все мы как горошины насыпаны в громадную погремушку. А эту погремушку схватил громадный, пускающий слюни младенец, и, гыгыкая в идиотском восторге, трясет ей изо всех сил. Потом я проснулся от того, что кто-то не удержавшись на ногах от качки, всем телом шарахнулся в дверь каюты. Но сразу опять уснул, спал без сновидений и проснулся только через три часа, когда вахтенный второго отсека разбудил меня на следующую вахту.
И одиссея наша продолжалась в том же духе. Правда, было несколько часов блаженства, когда море несколько притушило свой разгул, но когда, обогнув Сахалин, мы шли по проливу Лаперуза, волны и ветер вновь раскрутили свою свистопляску. Похоже, за нас принялся второй циклон. На этот раз вахта на мостике стояла не только привязанная верёвками, но ещё и в резиновых комбинезонах от химкомплектов. Теперь, конечно, мы мокли меньше, но полностью сухими из воды всё-таки не выходили. А «С-221» мы больше ни разу нигде не видели, так же, как, вероятно, и она нас. Разбросало нас море кого куда попало, и продирались лодки сквозь ненастье каждая в своём одиночестве. Но дошли всё-таки обе в целости и сохранности, к удовольствию и нашему и его – Тихого океана. Думаю, он убедился, что мы достойны служить на его просторах.
Не помню толком, как шли мы по Золотому рогу, как входили в базу бригады строящихся и ремонтирующихся подводных лодок на Мальцевской переправе, как швартовались. Тогда при температуре более сорока градусов я был в полубессознательном состоянии и действовал как автомат. Не помню, кто привел меня в санчасть, где дежурный врач вызвал скорую помощь и меня увезли в Военно-морской госпиталь на Луговой. Очнулся я только на другой день поздно утром и увидел Алексей Ивановича, который навестил меня, принёс необходимые мне мои личные вещи и пожелал скорого выздоровления.
1.
В госпитале я пролежал дней двенадцать. Была у меня просто сильная простуда, последствия которой усугубила хроническая ангина, которая гнездилась во мне ещё с детства. Но, благодаря врачам и стойкости организма, всё у меня поправилось. Так что однажды я затворил за своей спиной дверь госпиталя и с удовольствием глотнул уже морозного свежего воздуха.
Куда теперь? Конечно на свою лодку, в часть. Мне уже объяснили, должен сесть на трамвай № 1 и ехать до остановки
Там перейти на другую сторону улицы, пройти по переулку в сторону бухты Золотой Рог, и будет слева КПП в ту самую часть.
Спустился я с сопки, где госпиталь стоит, пропетлял по улочкам между деревянными бараками, спрашивая прохожих, и оказался на площади у трамвайной остановки. Сел в трамвай и поехал, с интересом разглядывая незнакомую обстановку, пробегающую за окнами. Вот и «Мальцевская» сейчас будет. А куда торопиться? – подумал я. Проеду-ка до конечной остановки, с городом ознакомлюсь, а оттуда на том же трамвае обратно. А лучше всего оттуда пешком пройду. Дорога-то теперь известна. Пешком лучше город рассмотреть будет. И вообще давно я пешком не ходил. А я всегда любил много ходить, ещё пацаном я мог отмахать играючи верст 15-20, и ни в одном глазу. Помнится и по пустыне Кара-Кум хаживал однажды по дурости, а ещё в заполярье по тундре да по сопкам бывало не мало отмахать сподобился. А тут город внове, цивилизация какая-никакая, новые люди. Отчего же не прогуляться, коль ноги сами просят того. Тем более и для здоровья полезно. Здоровье-то мне ещё вон как понадобится.
Так я рассуждал, проезжая на позванивающем трамвае мимо остановки «Мальцевская», и настроение мое поднималось, как тесто на дрожжах. И чувствовался прилив сил. И вообще был я как восторженный идиот. Знать, перележал лишку без привычки. Невольно подумалось: не так ли почувствовал бы себя волк или медведь, если бы перед ним открыли дверь из клетки зоопарка на волю. А ещё, конечно, мысль зародилась: по пути куда-нибудь зайти и чего-нибудь веселящего проглотить. А почему бы и нет? Всё-таки не мешало бы как-то отметить прибытие на новое место.
Только вот последнее ли это новое место? Что-то похоже, этим новым местам у меня и конца не будет. И тут мне уже стало невтерпёж ехать, и, не отдавая себе отчёта, я на очередной остановке вышел из трамвая. Глянул на яркое зимнее солнышко и
достал из кармана пачку Беломора, закурил и, вдруг, услышал до боли знакомый голос, вопросивший удивленно: «Володя, ты !?».
Повернул голову на голос и увидел подходящего ко мне капитан-лейтенанта.
И сразу узнал его и обрадовался, да так, что сердце заколотилось как после быстрого бега. Потому, что это был Вася Золотов мой односельчанин, с которым мы летом 1948 года выехали в город Оренбург в областной военкомат на медкомиссию, потом колесили на «500-весёлых» поездах и расстались в Балашове, потому что мой путь был в Севастополь, а его – в Баку. А потом мы встречались в своём селе, приезжая туда в отпуска. И это с ним мы ходили однажды на ту несуразную охоту на уток на каменную гору.
Мы крепко обнялись и после коротких вопросов и ответов о том, как каждый из нас тут оказался, сразу решили, что не гоже двум, уважающим себя каплеям делиться воспоминаниями и выражать братские чувства при всем честном народе посреди улицы. И затопали в ближайший ресторан.
Долго там мы сидели, делясь воспоминаниями. Пили, курили, говорили, кроме друг друга не видя никого и ничего, потому что кроме нас и образов, воскрешаемых в нашей памяти, для нас ничего не существовало сейчас. Каждый из нас коротко рассказал другому свой путь за время разлуки. Я узнал, что Вася с самого начала служил на Тихоокеанском флоте. Дослужившись два года назад до старшего помощника командира эскадренного миноносца, он по хрущёвскому сокращению численности крупных надводных кораблей, был списан на берег, и теперь служит командиром учебного цикла в Учебном отряде на острове Русский.
О многом мы переговорили, о многом вспомнили, но пора было закругляться. Обоим пора в свои части, и мы расстались.
Я поехал на Мальцевскую, а он на катер, который ждёт его, чтобы доставить на
Когда я прибыл к своим, все, кроме Алексея Ивановича, уже спали. Немного поговорив, и мы улеглись. Только я долго ещё не спал и не только по причине впечатлений от встречи с другом юности. Меня в дебри размышлений увела одна мысль, которая периодически возникала в последнее время. И вот опять возник и начал мучить вопрос о том, как и почему случаются абсолютно невероятные и необъяснимые совпадения. Часто случаются совпадения, на этот счёт сомнения нет ни у никого. И практически нет таких людей, которые с совпадениями не сталкивались бы. Но совпадение совпадению рознь.
К примеру, роняет человек шляпу, и надо же, падает она как раз в единственную лужу на всём данном тротуаре. В таком совпадении какой-то потусторонний смысл искать просто смешно. Но есть совпадения, которых, по сути сопутствующих обстоятельств, никак быть не должно, но вопреки всему, вопреки всякой логике они случаются. Такое бывает не у всех и не часто. У меня же такое почему-то случалось и до этого случая немало, и после было. Сейчас об этом случае.
Ведь если бы я не заболел, то не попал бы в госпиталь, значит не ехал бы сегодня по этой улице. Мало того, я совершенно случайно сошёл именно на той остановке и в то время, когда к этой же остановке шёл Вася Золотов. Если бы я сошёл на Мальцевской, как должно было быть, или доехал бы до конечной, как потом решил, то не встретился я бы с ним. Но я самым неожиданным образом, не строя никаких планов, как говорится – спонтанно, сошел именно тут. А с другой стороны, Вася, если следовать логике тоже, то есть в это самое время, на этой самой остановке никак быть не должен был.
Во-первых, он в этот день должен был с утра заступить на дежурство, но вдруг случилось так, что на его дежурство попросился один сослуживец, чтобы не дежурить в предстоящее воскресенье, которое было ему нужно позарез. И всё равно Вася не собирался в этот день ехать в город, так как у него были дела на острове. Но начальник учебного отряда послал его туда вместо себя на какое-то мероприятие в Доме офицеров. После окончания этого мероприятия Вася сразу пошёл на пристань, чтобы вернуться на свой остров, где у него были важные дела. Но по непредвиденным обстоятельствам это ему не удалось.
Катера почему-то не оказалось, и ему сказали, что он будет не раньше двадцати четырёх часов. И, всё равно, Вася никоим образом не собирался идти на ту остановку, а пошёл в универмаг, чтобы купить электробритву. Однако в трамвае он встретил знакомого, с которым заболтался и проехал остановку у универмага и сошёл на той, к которой в это время с другой стороны подъезжал я. И получается, что в нашу с ним судьбу вмешались какие-то силы, которые путали наши планы и намерения и столкнули нас в одном месте в одно время. И большое им за это спасибо.
И напоследок, чтобы закончить эту скользкую потустороннюю тему, замечу, что для меня эта
началась ещё в Полярном, когда я враз решил перейти на «С-222», отправляющуюся на ТОФ, а для Васи - в тот момент, когда его списали с эсминца и направили служить в Учебный отряд на Русский остров.
Вот о чём я думал в тот раз, засыпая в своей койке на новом месте, то есть на третьем этаже второй казармы Владивостокской бригады ремонтирующихся подводных лодок. Впереди был совершенно новый этап моей длинной нескучной дороги. Воистину длинной и запутанной она оказалась от небольшой уральской речушки Юшатырки через Чёрное, Каспийское, Баренцево и Карское моря, море Лаптевых, Восточно-Сибирское, Чукотское, Берингово, Охотское и вот, теперь Японское море.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
