Вскормлённые с копья - Сообщения за 2011 год

РОДОСЛОВНАЯ. Николай Верюжский, рижский нахимовец выпуска 1953 года. Кратко о своём детстве, родителях и родственниках. Часть 14.

Вскормлённые с копья

26.03.201108:3226.03.2011 08:32:46

Поскольку мешка с деньгами в руках у неё не было, то отбирать было нечего. Крайне перепуганная, но невредимая и с деньгами она возвратилась в деревню, чувствуя себя, по меньшей мере, в роли Жанны Д’Арк победительницей.

Казалось бы, поездка закончилась успешно, однако последствия от неё оказались не столь благоприятны. Дело в том, что при отсутствии техники безопасности, как бы теперь сказали, лошадку ей дали без седла и невразумительно объяснили порядок управления гужевым транспортом: дескать, сама разберёшься по ходу событий. В результате этого конного марафона, как вспоминала мама, ноги оказались натёрты до крови и очень долго заживали. Больше она никогда на лошадь не садилась, хотя ей нравились эти умные домашние животные. Помню, как мама значительно позже очень радовалась успехам наездницы - олимпийской чемпионки Елены Петушковой, вспоминая при этом весьма поучительную свою езду на лошади.

Олимпийская чемпионка и 13-ти кратная чемпионка СССР по выездке Елена Владимировна Петушкова. - Как Елена Петушкова стала для всего мира «русской амазонкой»?

Период «сельской учительницы» у мамы закончился в 1920 году, когда её перевели в город Углич.
В молодые годы, сравнивая себя со своими старшими сёстрами и подругами по учёбе в гимназии, мама не считала себя красивой, в её гардеробе никогда не было модных и изящных платьев. Однако она следила за собой, всегда была опрятна и аккуратна и даже в традиционной для учительницы одежде выглядела превосходно.
Возможно, как для любой женщины, ей тоже хотелось бы иметь шикарные наряды и драгоценности, чтобы блистать на балах, каких-либо светских приемах или при посещении театра. Но она реально оценивала ситуацию и понимала несбыточность таких намерений.
Мама прилично знала французский язык, декламировала стихи и читала книги на языке, мечтала побывать в Париже. А в последние годы она говорила, что была бы удовлетворена, если бы только посмотреть на Париж с высоты птичьего полета.

К слову сказать, маме нравилось летать на самолётах. Уже после войны мне несколько раз удалось вместе с мамой воспользоваться самолётом, как средством передвижения. В момент отрыва самолёта от земли и во время самого полёта она как-то преображалась, вдохновляясь чувством парения над землей.
Неоднократно вспоминала, что в молодости мечтала оказаться вместе с Гризодубовой, Расковой и их подругами, чтобы летать на аэропланах и совершать прыжки с парашютом. Позднее восхищалась подвигом нашей славной «Чайки» героической землячки, ярославской девушки, Валентины Терешковой, ставшей первой в мире женщиной-космонавтом.

Гризодубова Валентина Степановна. Раскова Марина Михайловна. Терешкова Валентина Владимировна.
Наверное, недаром в ходе занятий на уроках музыки и пения со своими учениками мама обязательно включала песню об орлёнке, который летит выше солнца.

Моя мама, Верюжская Александра Александровна.

Скромный, но кропотливый труд учительницы начальных классов непрерывно продолжался до 1954 года в различных школах Углича.
Через каждые четыре года 1 сентября она с грустью расставалась с теми учениками, которые переходили на следующую ступень обучения, но с радостью и новыми надеждами принимала первоклашек, чтобы вместе с ними пройти очередное четырёхлетие.
В качестве общественной нагрузки пришлось маме поработать и со взрослыми людьми, когда в период с 1922 по 1927 год участвовала в движении по ликвидации неграмотности, а с 1928 по 1930 год вела занятия по русскому языку в школе профессионального технического образования, где готовились швеи-мотористки.
Мама не отказывалась от участия и в других мероприятиях общего характера. Являясь членом профсоюза работников просвещения, в течение нескольких лет выполняла обязанности профуполномоченного. Привлекалась к работе в качестве общественного агитатора, входила в состав избирательной комиссии в избирательной компании 1939 года по выборам в местные советы депутатов трудящихся.
На основании постановления ЦИК и СНК Союза ССР о введении персональных званий для учителей от 10 апреля 1936 года мама прошла аттестацию и удостоена звания учителя начальной школы, о чём свидетельствует выданный Аттестат № 123891 от 02 августа 1938 года за подписью Народного Комиссара Просвещения РСФСР.
О факте замужества, создании новой семьи и рождении детей я рассказал в предыдущей главе.
Я интересовался у мамы тем обстоятельством, что разница в возрасте между мной и старшей сестрой был почти одиннадцать лет, и это вносило, мягко говоря, некоторый дискомфорт в наши братские взаимоотношения.

Моя мама Верюжская Александра Александровна, сестра Женя и мамина сестра Зинаида Александровна (тётя Зина). Углич. 1928 г.

Мама терпеливо объясняла такую нашу возрастную разницу тем, что условия жизни в конце 1920-х и начале 1930-х годов были не лёгкими, особенно в Поволжье: тут и повальный голодный мор (по всей стране проходили движения «Помогите голодающим Поволжья!»), и массовая безработица, и жестокое раскулачивание, и многое другое.
07 ноября 1929 года в газете «Правда» была опубликована статья Сталина, в которой победоносно сообщалось, что: «Истекший год был годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства». Статья положила начало коммунистической вакханалии против собственного народа, используя насильственные методы, повсеместно приступили к ликвидации единоличных хозяйств, раскулачиванию, разгрому хлебного рынка, конфискации зерновых запасов, возбуждению бедноты против зажиточной части деревни.
Меры принуждения, которые привели к ухудшению жизни народа, оказались эффективны, но для того, чтобы народу «жилось веселей», в ближайшие годы будет проведена беспрецедентная по жестокости антинародная полоса репрессий.
Мама говорила, что приходилось это брать во внимание, а также учитывать, что престарелые родители и мамы, и папы объективно также нуждались в помощи.
Только в средине 30-х годов жизнь несколько стабилизировалась. Несмотря на то, что в этот период, по существу, единственным постоянным работающим в семье оказалась мама. Её заработок в 1934 году согласно тарифным ставкам учительницы начальных классов уже составлял 330 рублей в месяц, которого, однако, едва хватало для минимального семейного существования. В этот период я и родился по желанию собственных родителей.
Самым успешным и плодотворным периодом учительской деятельности, по воспоминаниям мамы, была работа в предвоенные годы в начальной школе № 4, где директором являлась Александра Александровна Первачёва, требовательный и тактичный руководитель, прекрасный педагог, объединившая учительский коллектив в крепкий и дружный союз учителей-единомышленников. Мама в этой школе проработала 12 лет вплоть до 1946 года, когда начальная школа № 4 была полностью передана в состав средней школы № 1.

Александр Хаскелевич Кержнер "В первый класс" 1950.

Не могу не привести выдержку из маминой характеристики, которую 17 июня 1936 года собственноручно написала директор школы № 4 А.А.Первачева:
«...Всегда добросовестное, честное отношение к своей работе, строго продуманная плановость, умелая организация и проведение уроков, чуткий и умелый подход к детям всё это способствует хорошему усвоению и знаниям учащихся класса Верюжской А.А. и любви к ней учеников.
Человек скромный по натуре Верюжская А.А. является ценным работником для школы и в том отношении, что, имея большой педагогический опыт, пополняя свои знания в области новейшей методической литературы, знакомая со многими вопросами педагогического мастерства никогда не отказывается дать то или иное методическое указание, оказывая этим большую помощь в работе.»
Мама всегда шла в ногу со временем, интересовалась новым, стремилась совершенствоваться, повышать свой профессиональный уровень учителя и имела непреодолимое желание получить высшее гуманитарное образование, быть дипломированным специалистом в области русского языка и литературы.

Вот, например, что она пишет в апреле 1940 года в своём заявлении в Московский Государственный педагогический институт имени Карла Либкнехта с просьбой о зачислении на заочное обучение:

«... Свою работу учителя люблю и уделяю ей всё своё время. Учиться дальше и повышать свои знания желала и порывалась и в предыдущие годы, но для этого не было подходящих условий семейного характера. Вначале, по окончании среднего учебного заведения, я не могла уехать от престарелой и больной матери, а после 1925 года не имела возможности оторваться от своей семьи, где подрастали дети. В настоящий момент, я имею возможность и считаю необходимым повышать свои знания в области наиболее интересующих меня вопросов, а именно в области русского языка и литературы».

Не прошло и трёх месяцев, как 05 июля 1940 года пришел ответ за подписью заместителя Директора МГПИ имени К.Либкнехта по заочному отделению товарища А.Вигдорога, в котором сообщалось, что «Ярославская область к нашему Институту не прикреплена, и принять мы Вас не можем». Несмотря на то, что ответ был отрицательный, желание учиться у мамы по-прежнему оставалось.
Разразившаяся война перевернула весь уклад нашей жизни. С первых дней войны стало понятно, что впереди нас ожидают большие, но неосознаваемые в полной мере, испытания.
В 1941году в жаркие дни июля-августа, дождливые и холодные дни сентября-октября, когда враг находился на подступах к Москве, всё взрослое население: мужчины и женщины, включая и учащихся старших классов, рекрутировалось на рытье окопов и оборонительных сооружений.

Сооружение противотанковых рвов на подступах к Москве. 1941 год.

Продолжение следует.

Обращение к выпускникам Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.

Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

Вскормлённые с копья

26.03.201108:3226.03.2011 08:32:46

Просмотров:4129 Комментариев:0 0

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 25.

Вскормлённые с копья

25.03.201106:5225.03.2011 06:52:02

В разные сезоны моряки носят то белую, то черную бескозырку. Устройство белой сложнее, поэтому будем говорить о ней. Базовая модель белой бескозырки имеет съёмный, чтоб его можно было периодически стирать, чехол. Две пружины растягивают в тугую, как сам чехол, так и основание внутри него. Это – строевой, сугубо уставной вид бескозырки, сверху напоминающий бубен шамана. Девиз строевой бески – носи её в той форме, в какой получил со склада.
Однако, такая бескозырка не удобна. Она едва сидит на голове, и любой порыв ветра ее сдувает. Поэтому во все времена моряки ее дорабатывали. Существовало несколько признанных конструкций ярко выраженного архитектурного стиля.
На флоте известен «Блин» - вид бески предвоенного и военного времени, являющийся первой производной от её строевой праматери. Само название говорит о ее внешнем виде. Всем встречным он как бы говорил с характерным одесско-морским выговором: «Я настолько мариманистый и уставший, что ты лучше меня не задирай. Иначе будет как вчера». И, действительно, это - бескозырка вчерашнего дня. У нас таких никто и не носил.
Другое дело «гриб» или, ласково, «грибок»! Это когда пружина вставляется в белый чехол под его шов в натяг. Тогда плоскость чехла, увеличенная за счет шва, принимает форму гриба. В каждой роте были выдающиеся мастера «грибоделы», у каждого – своё «know haw». С грибами велась постоянная, но безуспешная война. В нашей роте закоренелыми жертвами ношения «грибов» были: Вася Семёнов, Олег Осипов и Женя Смирнов. Не отставал от них и Костя Калинин, и, конечно же, Слава Калашников: «Бережно надеваешь беску на свой черепон, при этом правой рукой удерживаешь её за талию на лбу, а левой, чистой рукой за конец чехла легко осаживаешь её вниз. Всё готово. И все девки твои!»

Слава Калашников в Александровском парке г. Пушкина. Май 1963 года.

А еще эта черная лента! Она имеет длину более двух метров и сделана из такого прочного материала, что может запросто выдержать вес человека, но, как и бескозырка в целом, она требовала особой доработки. При печатании якорей концы ленты пропитывались каким-то раствором, и теперь его засохшие остатки надо было удалить, иначе ленточка скручивается в трубочку. С этим можно справиться, если на 1-2 минуты опустить концы ленточки в кипяток. Затем обычной швейной иглой с якорей можно выцарапать золото таким образом, что оставался только их абрис. Лента была цельной и сзади завязывалась так, что два её конца с золотыми якорями свисают на спину счастливого обладателя. Но и эту ленточку можно было особым способом удлинить. Но этот хитроумный способ хранится в тайне.
«Гриб» стал визитной карточкой питона в любом высшем училище. И многие продолжали носить «грибы» вплоть до звания капитан 3 ранга. Флотское командование их также не жаловало и выказывало своё неудовольствие. Старшие офицеры переходили на ношение фуражек, пошитых на заказ. Стоили они не дёшево, но того заслуживали. Своими классными фуражечниками особенно славился Черноморский флот. Их произведения имели солидный декор: чехол из белой шерсти, тулья любой высоты, красивая внутренняя отделка и кожаный козырь. Некоторые из адмиралов (почему-то всегда малого роста) заказывали козырьки такой площади, что во время дождя под ними не мокли даже колени. Одним словом – шик!

***

Следующий элемент формы – гюйс, синий отложной воротник с тремя белыми полосками. На белой форменной рубахе (форменке) он был пришивным, а на остальных пристегивался и надевался поверх. В наше время воротник почти не видоизменялся, только заглаживались три складки. А в вороте рубахи между швов делалась прорезь, в которую можно вставлять авторучку. Очень удобно. Сама форменная рубаха носилась с напуском на ремень. Погоны пришивались так, что они налезали на шов рукава – чтобы плечи казались шире. Ворот тельняшки не трогали, то есть не вырезали его глубже, как это делалось в 1950-х годах. Из других видов одежды шинель можно было укоротить с 35 см от пола до 45 – 50 см (за испорченную таким образом шинель удерживалась сумма в 6 р 48 коп. – В.Г.), шапку лучше особым образом примять.

И только бушлат вроде бы оставался в первозданном виде.
Но самым примечательным элементом формы были флотские брюки. Отличительной особенностью флотских брюк являлись отнюдь не клеши, как принято думать, а отсутствие гульфика, то бишь ширинки. Клеши, когда приходила мода, носили и гражданские люди. Форменные брюки, кроме морской молоди всех видов, расклешивали суворовцы, и даже кадеты дореволюционных времен. А вот гульфик в морскую форму пришел не так уж и давно. Раньше считалось неприличным иметь его, если он не прикрыт другой одеждой. А у матросов и ширина брюк, и застегивание их с помощью двух клапанов по бокам было обосновано функционально: чтобы легче их сбросить с себя в воде. Но моряки прославились тем, что довели клеши до непомерной ширины. В наше время мода была другая.
Вообще, мода подразумевала не только ширину брючины, но и ее форму: прямая, заужена в коленях, конусом вниз, конусом вверх и пр. С конца пятидесятых брюки вслед гражданским дудочкам зауживались во всех местах. А ушивались брюки в швейной мастерской. Там же можно было заказать шикарные погоны и курсовые знаки, конечно, не бесплатно. Портным за эти штуки попадало, как и нам, но дело не умирало. Руководил швейным производством Аркаша (Абрам Фалкович) Пинский. Его педагогическая мудрость заключалась в том, что за приведение брюк в исходное состояние (а это тоже приходилось, в конце концов, делать) он брал вдвое дороже.
Те семь лет, которые мы носили нахимовскую форму, срок для моды большой, и если посмотреть пристальней, то пик зауживания брюк был, когда мы еще трогать форму едва решались. А в одиннадцатом классе Козловский Марк первый из нас и единственный придал своим брюкам форму «конус вниз» и тем самым опередил время.

Торжественное построение роты по случаю окончания последнего учебного года. Слева направо: Э.А.Авраменко, Ю.А.Барышев, В.Лебедь (старшина роты), В.Виноградов (секретарь комсомольской организации), далее в первой шеренге: Е.Федоров, Г.Малахов, В.Градосельский, А.Комаров, С.Мельниченко. 26 мая 1965 года.

Интегральный нахимовский стиль, пожалуй, ярче всего проявлялся в облике парадного батальона. Его можно определить тремя словами: чистота, ладность, скромность. И это имеет свои объяснения. Поскольку организм нахимовца и его тельце еще не оформлены окончательно, то любая экстремальность в форме его одежды выглядит смешно и нелепо. Но, как только строй распускают, все интегральное становится дифференциальным. Профессор В.Зиборов рассказывает, как при возвращении после парада на поезде из Москвы, он всю ночь вручную ушивал парадные брюки. Чтобы в Ленинграде не выглядеть парадным охламоном. Но на платформе Московского вокзала его засек замполит А.А.Стенин и заставил тут же привести брюки в исходное.

***

Никто ведь и не думал, что попробовав «трубку мира» на острове Тобаго, матросы и сам Христофор Колумб разнесут новое «удовольствие» по всему миру.

Еще более нелепым теперь кажется то, что нахимовцы (опять же, не все) не избежали обычных для взрослого человека пороков. Курение – это, наверное, первый из грехов, который, едва появившись, вскоре обрел массовость. Отдельные куряги заражали пагубной привычкой своих друзей, те - своих, и - так далее. Настоящая цепная реакция. В 15 лет регулярно смолили и вполне приличные мальчики. Первыми нашими сигаретами были отечественные: «Ароматные», «Ментоловые», «Аврора». Но затем их быстро сменили сначала в Москве, а потом и в Ленинграде сигареты с фильтром: польские и болгарские. Поэтому с иностранными сигаретами у нас связаны московские воспоминания, с русскими – ленинградские. Русские: «Аврора» или в Москве «Прима» стоили 14 копеек, а польские в белой пачке c красной заглавной буквой «F», кажется, копеек 18, к тому же они быстро сгорали. Впервые мы их попробовали в Москве на параде году в 1961 или в 1962. Ну, а дальше пошли всякие там: «Trezor», «Болгартабак», «Шипка», «Jebel», «Пчёлка» и др. А затем в дело пошли и крепкие кубинские с сигарным табаком сигареты типа «ligeros», «Partagos».

Игорь Задворнов (справа) и Михаил Московенко в подмосковной усадьбе Архангельское. Октябрь 1962 года.

Пойти покурить выражалось фразой: «пойти пофарить». За курение, конечно, наказывали строго. Самым безопасным местом было курение в кочегарке, которая находилась в подвале учебного корпуса. Но спуститься туда и вновь подняться на этаж за пять минут перемены надо было еще успеть. Ближе был гальюн, место общего пользования. И без того всегда чистый и свежий, он был доведен штрафниками до идеального вида, и теперь стал настоящим «общественным местом». Там кипела своя неформальная жизнь: рассказывались свежие анекдоты, делались первые затяжки табачным дымом. Курение в гальюне было чревато неприятными последствиями: из него был один выход, и если его занимал кто-то из командиров, то положение становилось «безвыходным». И все-таки выход был найден: вещественные доказательства бросались в унитаз, а дальше все зависело от того, насколько сильно ты упрешься, отрицая свою причастность к курению: не курил и всё тут. В качестве контрмер следовали: обнюхивание, вытряхивание карманов и тщетная команда: «Не спускать!» (последнее имеет ввиду – не спускать воду в унитазе). А однажды… Женя Беляев спрятал не затушенный окурок в карман, а там как на грех лежала целлулоидная расческа. Потитак, чувствуя неладное, устроил затяжной допрос, и вдруг карман полыхнул, и повалил едкий дым. Такое не забудешь, хотя ряд знатоков нашей истории считают, что этот случай произошел с сыном Героя Советского Союза Олегом Осиповым (он же Рюша-Мореман). Но шрам на ноге Жени Беляева все ставит на свои места и напоминает о былых прегрешениях. Впрочем, случай мог иметь повторение. Расчески в кармане были у каждого, потому что теперь нам уже разрешали носить некое подобие прически.
А после отбоя, когда все воспитатели, обеспечивающие и дежурные, наконец-то, покидали нас, устраивался массовый перекур, который получил только что вошедшее тогда в быт название «Голубой огонек». По жизни, чего только не приходилось курить. В лагере раскуривали сухие листья веников, и даже трубки тростника, зажигая ее с одного конца – лишь бы дым шел. Вариантов этой заразы не счесть, а вариант отказа от нее у всех один и тот же: на каком-либо участке жизненного пути подворачивается «благоприятный» кардиологический случай, и вредной привычки как не бывало. И остается только сожаление, что не решился на это раньше!

***

Сам Христос вином не гнушался, и первое Его чудо было - превращение воды в вино.

In vino veritas - истина в вине. К сожалению, эту поговорку мы, как люди читающие, узнали очень рано. Особо любопытные из нас пытались постичь ее смысл с детства. Так поиски истины незаметно превратились в поиски вина. Первые индивидуальные употребления алкоголя во внутрь совпадали с его наружным употреблением: простудившихся детей раньше часто растирали спиртом и отогревали стопкой Кагора, но это, конечно, еще до училища. В училище во время посещения кондитерской фабрики помыслы нахимовцев, наконец, обратились к специальному цеху, где делали конфеты с ликером. Первыми о нем узнали те, кто чаще бывал на фабрике, а это - участники художественной самодеятельности. У одного из танцоров, Коли Петрова, на фабрике работала мама. Попасть в цех, конечно, не удавалось, но некое стремление осталось. И первыми, кто устроил коллективную пьянку, да еще в стенах училища, были «танцоры». В истории танцевального кружка сохранился случай, датируемый ноябрем 1959 года, когда был употреблен спиртной напиток – портвейн «33». Его для них купил старший нахимовец Мурашкин, друг Мишки Московенко, тот самый, что год назад обещал его маме «за Мишей приглядеть». И эту первую бутылку они выпили на пятерых (Голубев, Грабарь, Жидких, Калашников, Московенко), замаскировавшись спортивными матами в Актовом зале училища. Потом, уже с класса девятого, это стало недоброй богемной традицией. И посоветовали им принимать перед выходом «по чуть-чуть» матросы крейсера «Киров» на совместном концерте в Зале Революции ВВМУ им. М.В.Фрунзе. Затем уже перед каждым выходом на сцену наши танцоры принимали для раскованности небольшую порцию алкоголя. В высшем училище эта норма составляла четвертинку водки на двоих, и иногда приводило к падениям на сцене.

Все начинается с лимонада. Нахимовцы С.Попов, А.Белогуб и В.Иванов со своими гражданскими друзьями. 1960 год.

Тем временем, в феврале 1962 в руки правосудия попались первые наши «алкаши». Это были совсем другие люди, но отнюдь не случайные. Ерошкин и Заслонкин водили компании в своих старых дворах. В тот раз, вернувшись из увольнения, они еле стояли на ногах. Кто-то пытался натолкать им во рты зубную пасту, чтобы отбить перегар. Но это их не спасло, и они были отчислены. Известен также случай употребления отдельными личностями «Горного дубняка» в Артиллерийском музее.
Истина, которую мы так упорно искали, заключалась в известном всем взрослым людям правиле: надо знать с кем, когда и сколько. В те годы ходили поговорки: «Пить надо в меру», - сказал Джавахарлал Неру, - «А у нас водку пьют до сыта», - сказал из-под стола Хрущёв Никита. Конечно, условия училища ограничивают степень алкогольной свободы, и случаи употребления спиртных напитков были единичны но, что происходит после училища? Дальше каждый должен был сам решать, до какого момента он может заниматься этим опасным «спортом». Кто вовремя не соскочил с катящего под уклон поезда, тот поплатился жизнью.

Продолжение следует.

Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.rumailto:karasevserg@yandex.ru

Вскормлённые с копья

25.03.201106:5225.03.2011 06:52:02

Просмотров:8076 Комментариев:0 0

Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 30.

Вскормлённые с копья

24.03.201108:3524.03.2011 08:35:07

Расскажу интересный случай, который произошел у меня при подготовке к спартакиаде, которая должна была состояться в Ленинграде. Готовились мы очень серьезно, три дня в неделю ездили в плавательный бассейн общества «Динамо». Нам было отведено 2 часа времени на тренировку. На одной из тренировок со мной произошел такой нештатный или непредвиденный случай. По существу, мы уже заканчивали тренировку. На трибунах уже появились и ждали своего времени девушки из Тбилисского университета. Тренер дал команду каждому сделать по десять стартовых прыжков, а сам ушел в раздевалку. Ну, а мы (мне уже было 17 лет), стараясь продемонстрировать свое мастерство и покрасоваться перед девушками, стали выполнять задание.
Многие ребята, уже изрядно уставшие, сделали несколько прыжков и тоже ушли. Я был дисциплинированным, и поэтому всегда выполнял все установки. Возможно, я сейчас и лукавлю: я был строен, хорошо сложен, спортивен – мне хотелось обратить на себя внимание. Не помню! Если бы я знал, что произойдет дальше, я бы самый первый убежал в раздевалку! Бассейн уже был почти пустой. Трибуны заполнились девчатами и теми, кто просто приходил посмотреть, как идут тренировки. Было заметно, что, когда начиналась тренировка девчат, количество любителей посмотреть значительно увеличивалось.
Я подумал - сделаю еще один прыжок, и буду уходить. Бассейн, видно, накануне был очищен и вода заменена. Вода была удивительно прозрачна, с нежно голубым отливом.
Взошел на тумбочку, принял и зафиксировал стойку и, изо всех сил, распрямившись, как пружина, прыгнул, вытянувшись в струнку. И в этот момент у меня лопнули тесемки на плавках.
Одна сторона плавок отскочила влево, другая – вправо. Летел, как мне показалось, целую вечность! Я видел свое отражение в воде! Летел и думал, что мне делать? Какой позор!
Когда же вошел в воду, случилась для меня вообще катастрофа – плавки вообще соскочили с моей ноги. Вынырнув, я первым делом бросил взгляд на трибуны. Там творилось, что-то необыкновенное – девушки покатывались от смеха, буквально, держась за животы!
Не забывайте – это были еще 1950-е годы! Мы и понятия не имели о стриптизе, тем более мужском. Тут же при таком скоплении смотрящей публики это случилось и произошло! Я так растерялся, что не мог найти сразу свои плавки, ныряя и плавая в таком виде!

Ну, чем не спектакль! Не мужики и не ребята, а одна из девушек, наверное, самая смелая и находчивая, прыгнула в воду, подняла со дна мои плавки и протянула их мне. В это время я усиленно работал ногами, чтобы удержаться на воде, и прикрывал руками обнаженное место.
Я забыл даже поблагодарить девушку за мужественный поступок. Быстро натянув плавки, поплыл к лестнице, работая одной рукой, другой придерживая плавки (еще одна особенность нашего времени - плавки с тесемками, которые завязывались сбоку). Выйти из воды надо было как раз со стороны трибун.
Трудно передать мое состояние, мне казалось, что я, униженный и оскорбленный, двигался под раскаленными взглядами и смеющимися лицами публики. Как будто меня прогоняли «сквозь строй», где физической боли я не чувствовал. Вместо нее меня всего пронизывало «Чувство Позора», что было сильнее всякой боли! Мне казалось, что этого позора я не переживу!
Сейчас все это я вспоминаю с улыбкой и чувством юмора! Тогда же мне был нанесен мощнейший психологический удар, если не травма. Не помню, сколько времени мне надо было, чтобы отойти от этого подавленного состояния. По крайней мере, еще очень долго я чувствовал свою какую-то ущербность от своей стеснительности и застенчивости, и этот случай был из этой категории.
С другой стороны, при воспитании в мужской среде возникает совершенно иное чувство отношения к женской половине, не говоря уже о нашем времени - к юным созданиям. Ведь они где-то там далеко! О них узнаешь не из личного общения, а больше из книг и романов.

Дорога к алым парусам

В сознании формируется и создается какой – то определенный образ юный, чистый, нежный и недоступный. Я всегда очень трепетно, стеснительно относился к девушкам – это был для меня совершенно другой незнакомый и загадочный мир! Девушки или знакомой за все время обучения в училище у меня не было.
Я всегда стеснялся своего роста и считал его своим самым большим недостатком. Мои друзья, Виктор Корякин, Вадим Шевченко были невысокого роста, но пользовались колоссальным успехом у девушек на танцах! Стоя на вечерах где-нибудь в углу, я смотрел на них, как они танцуют то с одной партнершей, то с другой, и очень им завидовал. Уходил я с танцев всегда, как правило, морально подавленным и с плохим настроением. Вот и пришло время поговорить о вечерах и о том, как нас учили танцевать! (О танцах чуть позже, - редакция)

Эдуард Карпов. Я ВЫРОС В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ. Санкт-Петербург 2007. ОТРОЧЕСТВО. Продолжение.

Военно-морскую подготовку вела небольшая группа морских офицеров, настоящих «морских волков», влюбленных в свое дело. Военно-морская подготовка включала в себя учебный курс военно-морского дела и практические занятия в летнем лагере.

Учебные занятия проходили в большом кабинете военно-морской подготовки, который находился в центральной части здания рядом с актовым залом, — это подчеркивало особую роль предмета в нашей жизни. Кабинет был оборудован моделями боевых кораблей, красочными демонстрационными плакатами и стендами с образцами такелажных изделий (морских узлов, тросов, матов и тому подобным). На уроках преподаватели давали нам общее представление о военно-морском флоте и конкретные знания, которые необходимы каждому моряку: военно-морские флаги, флажный семафор, сигнальные огни, основные правила расхождения судов в море, правила поведения на военно-морском корабле, такелажные работы и изделия, устройство шлюпок разных типов и прочее. Кроме того, нам рассказывали о победах русского флота в прошлых веках, о знаменитых русских адмиралах, о типах современных боевых кораблей и действиях советского флота в прошедшей войне.
Ежегодно в училище устраивался конкурс такелажных работ, в котором участвовали все классы трех старших рот. Каждый класс представлял на конкурс красочно оформленный стенд, на котором находились изготовленные собственными руками различные такелажные изделия. Конкурс был очень популярен среди нахимовцев. Помимо самих изделий, выставляемых на стенде, все классы проявляли смекалку и фантазию в оформлении стенда. Стенды представлялись в кабинет военно-морской подготовки к новому году, и в зимние каникулы кабинет был открыт для всех желающих посмотреть на выставленные стенды. К концу каникул подводились итоги конкурса и объявлялись победители, которые награждались почетными грамотами. Полученная грамота вывешивалась в классном помещении и была предметом гордости нахимовцев этого класса.

"Черноморская эскадра". Гальперин Александр Александрович, выпуск 1952 года.

Эти конкурсы стимулировали интерес ребят к военно-морскому делу вообще и к такелажным работам в частности. Большинство из нас к моменту выпуска хорошо умели вязать самые разные морские узлы и выполнять другие такелажные работы. Несмотря на то, что времена парусного флота давно прошли и это умение на современном флоте нужно только матросам боцманской команды да тем, кто имеет дело со шлюпками, наши преподаватели считали, что морской офицер должен уметь делать все, что положено делать матросам. При этом особое значение придавалось умению ходить на шлюпках. Шлюпочное дело было главным занятием всех рот в лагерный период.
После окончания учебного года все роты, кроме выпускной, на два месяца уезжали в лагерь. Мы ехали поездом до Туапсе, а затем шли морем до Фальшивого Геленджика. Этот путь всегда был связан с ожиданием прекрасной лагерной поры, но проходил по-разному. Однажды нам пришлось ночевать на галечном пляже в Туапсе — ночью там было совсем не жарко. А в другой раз мы на море попали в приличный шторм, и пароход, на котором мы шли, не смог подойти к пирсу в Фальшивом Геленджике. Он доставил нас в Геленджик, где был достаточно закрытый от шторма порт, и нам пришлось потом долго топать пешком с вещами по прибрежным горам к своему лагерю.
В лагере нас всегда ожидали знакомые большие палатки, в которых стояли деревянные нары. Мы набивали сеном матрацы и подушки и обустраивали свои спальные места — в каждой палатке размещалось два взвода. Затем мы обустраивали лагерь и начинали привольную лагерную жизнь. Эта жизнь так же, как в училище, была подчинена строгому распорядку дня, но здесь все было другим: свежий воздух, море, разнообразные и интересные занятия и — шлюпочное дело.

Трудовые будни в нахимовском лагере

Начиная с шестой роты, мы изучали устройство шлюпок, учились сидеть в шлюпке и управляться с веслами. Затем начинали выходить на шлюпках в море и ходить на веслах, постепенно увеличивая продолжительность выходов, и, наконец, учились ставить паруса, ходить под парусами и управлять шлюпкой. Содержание и продолжительность занятий шлюпочным делом менялись по мере нашего взросления и перехода из роты в роту.
Училище имело в лагере несколько шестивесельных ялов, два больших баркаса и моторный катер. Стоянка этих плавсредств находились на той же речке, где стояли торпедные катера, недалеко от них. Шестивесельные ялы использовались «на полную катушку»: на них ежедневно нахимовцы разных рот выходили в море для выполнения разных учебных задач. Баркасы использовались изредка для выполнения специальных мероприятий, проводимых в старшей роте.
Несмотря на тяжелый труд гребцов и мозоли на руках, шлюпочные занятия в тихую погоду в общем-то были удовольствием. Но иногда погода портилась. Маленькие шлюпки очень хорошо качаются даже при небольшом волнении, и нам приходилось знакомиться с тем, что называется «морской болезнью», и некоторым ребятам при этом бывало не сладко. Постоянные занятия на шлюпках способствовали тому, что в старшей роте мы уже умели прилично грести и ходить под парусами.
Перед концом каждого лагерного сезона устраивались шлюпочные гонки, в которых участвовали все нахимовцы трех старших рот. Гонки проводились в два этапа: сначала разыгрывались победители в ротах, а затем по две команды от каждой роты принимали участие в завершающей гонке. Эта гонка пользовалась у нас большой популярностью. Трасса гонки проходила вдоль берега моря, на котором собирался весь лагерь, отчаянно болея за «своих». У финишной линии находился училищный оркестр, который встречал победителей бравурным маршем. Как правило, гонку выигрывала одна из команд второй роты. Рота в это время доживала свои последние лагерные дни, так что победители гонки недолго наслаждались своей славой — вскоре они навсегда уезжали из нахимовского лагеря.
Помимо шлюпочного дела в лагере проходили и другие занятия по военно-морской подготовке, на которых закреплялось на практике то, что проходили зимой на занятиях в училище. Особенно котировалось обучение флажному семафору. В те годы флажный семафор широко применялся на кораблях военно-морского флота, и умение быстро «писать» флагами высоко ценилось — вот мы этому и учились. Я в этом деле достиг тогда большого умения, но, к сожалению, оно мне никак не пригодилось.

В нахимовском лагере. Построение на утренний смотр

Одним из удовольствий лагерной жизни были военные игры, проводившиеся в лесах, покрывавших невысокие окрестные горы. Леса состояли, в основном, из горного дубняка и кизиловых зарослей. Это обстоятельство придавало особый колорит действиям «воюющих» сторон, делая временами совершенно невозможным быстрое передвижение бойцов. Тем не менее, мы с большим удовольствием «воевали», в особенности — в старших ротах, где дозволялось стрелять из винтовок холостыми патронами и взрывать сигнальные взрывпакеты, имитируя взрывы гранат. А во второй роте мы уже стреляли на стрельбище настоящими патронами из мелкокалиберных винтовок.
В лагере нас научили стирать собственную одежду. Это учение продолжалось все лагерные сезоны, и обретенное умение многим потом весьма пригодилось в жизни. Обучение стирке сопровождалось таким кредо: «Офицер должен уметь все делать сам, чтобы никогда не зависеть ни от женщины, ни от прислуги». Надо полагать, что этот постулат родился не в царской армии.
У каждой роты был свой день стирки. Местом стирки была та самая речка, в устье которой стояли торпедные катера. Всего через пару километров от устья это была узенькая извилистая речушка с небольшими глубинами, но очень чистой водой. Дно и берега речки были покрыты камнями, по берегам росла буйная растительность.
У каждого взвода было на речке свое облюбованное место стирки. Старшина приводил туда свой взвод и раздавал несколько кусков хозяйственного мыла «на всех». По его команде мы раздевались до трусов и начинали стирать в речной воде свои робы, тельняшки и чехлы от бескозырок, передавая мыло друг другу. На первых порах старшина показывал нам, как это нужно делать, и следил за тем, как мы стираем. Со временем мы стали делать это вполне самостоятельно, а старшина присматривал только за «сачками» (так на флоте называют увиливающих от работ).
Выстиранная одежда развешивалась на прибрежных кустах или укладывалась на камнях для просушки на солнце, и для нас начиналось любимое время развлечений. Можно было без конца купаться в маленьких речных лагунах (пацанам все равно, где купаться — в Черном море или в речушке) или играть в разные живые игры, например, «в Тарзана», катаясь между двумя деревьями на своеобразной лиане. На южном солнце одежда сохла быстро, и по истечению времени, отведенного на стирку, взвод одевался и строем шел в лагерь.

Стоянка плавсредств на р. Мезыбь (очень старый вариант Иногуа) в Фальшивом Геленджике

В лагерной жизни нам полагалось нести различные дежурства: по роте, по камбузу (столовой), по плавсредствам. Стоять дневальным по роте было утомительно и скучно. Дежурство по камбузу было связано с мытьем большого количества грязной посуды и было самым неприятным. Любимым служебным нарядом было пребывание на посту дневального по плавсредствам.
Около стоянки плавсредств на берегу росли большие тенистые деревья, среди которых стояли две палатки со шлюпочным имуществом и койкой для дежурного старшины. Дневальные должны были под руководством дежурного старшины охранять плавсредства, поддерживать порядок на стоянке и обеспечивать уход шлюпок в море и их возвращение на стоянку. Между деревьями была подвешена корабельная парусиновая койка, на которой два дневальных ночью спали по очереди. Обязанности дневального были необременительны, а возможность пребывания среди красивой природы, в состоянии относительной свободы, вдали от строя и от командиров, была приятной.
На площадке, невдалеке от палаток, росло огромное дерево грецкого ореха, всегда усыпанное плодами. Плоды во время наших дежурств были еще неспелыми, зелеными. Нормальные люди такие орехи не едят, но это — нормальные люди. А нахимовец, целый день находящийся вблизи этого дерева, разве мог устоять от того, чтобы не поесть зеленых орехов. Добывание орехов с высокого дерева и последующее их поедание были важными составляющими того удовольствия, которое мы получали от дежурства на стоянке плавсредств. Зеленые грецкие орехи выделяют сок, который на коже человека оседает плохо смываемым коричневым цветом. И каждый нахимовец, отстоявший дневальным по плавсредствам, сиял потом коричневыми разводами вокруг рта и коричневыми пальцами рук — это было признаком человека, получившего удовольствие на службе.

Продолжение следует.

Вскормлённые с копья

24.03.201108:3524.03.2011 08:35:07

Просмотров:4482 Комментариев:0 0

РОДОСЛОВНАЯ. Николай Верюжский, рижский нахимовец выпуска 1953 года. Кратко о своём детстве, родителях и родственниках. Часть 13.

Вскормлённые с копья

23.03.201109:2823.03.2011 09:28:49

В средине сентября 1941 года переписка с папой неожиданно прервалась. О фронтовых событиях тех дней нам естественно ничего не было известно. Теперь, располагая некоторыми фактами, с горечью осознаешь причину: отчего же не поступало от него никаких сообщений и наши письма, неоднократно посылаемые на его адрес вплоть до февраля 1942 года, возвращались с отметкой: «Доставить невозможно».
Сводки о фронтовых событиях осенью 1941 года были день ото дня все тревожнее. Реального положения дел никто не знал, но народ говорил в полголоса, между собой, что под Вязьмой в окружение попало и погибло большое количество наших войск, где как раз находилась воинская часть, в которой служил папа, что немцы вплотную подошли к Москве и в районе города Дмитрова захватили канал «Москва-Волга».
От линии фронта до Углича оставалось меньше ста километров, а это означало, что ещё день другой – и фашисты окажутся здесь.

Беженцы, гонимые войной. Осень. 1941 год.

По домам ходили хмурые, усталые и озабоченные люди, которые предупреждали, что в любой момент нужно находиться в постоянной готовности к эвакуации. Всё более-менее ценное домашнее имущество (мотоциклы, велосипеды, радиоприемники, швейные машинки) и домашний скот подлежало конфискации, чтобы не досталось врагу. Только что построенная Угличская ГЭС была подготовлена к уничтожению.
Этот октябрьско-ноябрьский период 1941 года настолько реально сохранился у меня в памяти, как сгусток тревожных эмоций, навеянных тёмными силами, что я не мог спокойно засыпать, а ночами часто просыпался, как сейчас помню, от ужасов и страхов, когда снилась нечистая сила, то в образе гоголевского «Вия», то, сосем не понятно почему, - злой старой графини из пушкинской «Пиковой дамы».

Разгул нечистой силы в гоголевском «Вии»: «Страшный шум от крыл и от царапанья когтей наполнил всю церковь. ...нечистая сила металась вокруг его, чуть не зацепляя его концами крыл и отвратительных хвостов».

К счастью наша эвакуация не состоялась: немцы на подступах к Москве были остановлены, а затем начался их полный разгром, в чём была, я считаю, определённая заслуга и моего отца.

"Контрнаступление советских войск под Москвой в декабре 1941 г." (автор - народный художник РФ Е.И.Данилевский).

Наступила морозная и снежная зима 1941- 42 годов, а впереди ожидали долгие военные и первые послевоенные голодные, холодные годы, которые остались в памяти, как самый трудный период моей жизни.

4. 2. События в тылу. О маме.

После убытия в июне 1941 года папы на фронт нас осталось только трое: мама, сестра Женя, весьма симпатичная, своенравная, эгоистичная шестнадцатилетняя девушка, в поведении которой настойчиво проявлялось желание всеми повелевать и командовать и я, болезненный, забитый и запуганный мальчик, которому ещё не исполнилось полных шести лет.
Все трудности и заботы о нашем выживании легли целиком и полностью на хрупкую, скромную, трудолюбивую и заботливую маму.
Моя мама, Александра Александровна Верюжская, урождённая Соколова, русская, православного вероисповедания, родилась в 1899 году в семье, которая постоянно проживала в Угличе Ярославской губернии, четвёртым и последним ребёнком.
Сохранился подлинник Свидетельства о рождении моей мамы, который был выписан 27 августа 1906 года для поступления в первый класс начального Угличского Мариинского женского училища, а в последующем был востребован при получении паспорта в 1933 году. Приведу полностью текст этого интересного документа в редакции того времени.

Свидетельство
Въ метрических книгах Угличской Крестовоздвиженской церкви значится, что состоящаго при Министерстве Юстиции действительного студента Ярославскаго Юридическаго Лицея Александра Глебыча Соколова (уже умершего) и законной жены его Капитолины Елисеевой дочь Александра родилась в 1899 году месяца Апреля 10 дня, крещена 15 дня того же месяца.
О чем и свидетельствую, священник сей церкви
Николай Казанский.
1906 года 27 Августа.
Печать Крестовоздвиженской церкви.

Образец метрической книги церкви. - Форум Ярославского историко-родословного общества.

После смерти в 1904 году своего отца, когда Александре исполнилось всего пять лет. Семья Соколовых, постоянно испытывая определённые материальные затруднения, жила только на пособие в 14 рублей в месяц, выдаваемое вдове на четырёх детей за потерю кормильца. Чтобы понять, много это или мало, вот вам пример цен в Москве того периода. Один фунт (0.40951 кг) хлеба пшеничного стоил в 1913 году в Москве от 4 до 7 коп, ржаного – от 2.5 до 3.5 коп., говядины – от 6 до 35 коп., телятины – от 10 до 60 коп., свинины – от 11 до 28 коп., осетрины – 27коп до 1 руб., сахара – от 14 до 15 коп. Ну и общеизвестна цифра, что живая корова тогда стоила 5 рублей, но я не думаю, что они покупали себе живых коров. Роясь в семейных бумагах, мне попадались так называемые заборные книги, в которых записывались ежедневные семейные расходы с точностью до полкопейки, но фактов приобретения крупного рогатого скота мне ни разу не встречались.

В силу сложившихся семейных обстоятельств с самого детства маме не пришлось жить в условиях повышенного комфорта и, ухаживая за своей больной матерью, выработала привычку к домашнему повседневному труду. Не имея возможности приобретать новые вещи для себя, ей приходилось даже в период учёбы в гимназии донашивать одежду и обувь своих старших сестер.

Выпускной класс Угличской женской гимназии в 1918 году. Вторая справа во втором ряду сверху – Александра Соколова.

В детстве, упав с кустов хрупкой бузины на осколок стекла, она повредила переносицу, и шрам от этой досадной травмы остался на всю жизнь.
В безрадостном детстве у мамы все-таки были яркие, хотя и редкие, моменты, сохранившиеся в её памяти на всю жизнь. Так, например, она весьма часто вспоминала о том, что в период учёбы в начальных классах гимназии принимала участие в детском спектакле «Красный цветочек», в котором успешно исполнила главную роль.
На чудом сохранившейся программке того спектакля напечатано, что в воскресенье, 7-го февраля 1910 года будет дан спектакль «Красный цветочек», где роль «Красного цветочка», дочери богатого князя, будет исполнять Александра Соколова. Далее в программке указывалось, что после спектакля состоятся танцы, начало в 6 часов вечера, окончание в 12 часов ночи. На этой программке уже значительно позже мама написала: «Какой это был счастливый день моего далёкого детства!».
Окончив Угличское Мариинское женское начальное училище, а затем в апреле 1918 года – полный курс Угличской женской гимназии с серебряной медалью и присвоением звания учительницы, дающее право заниматься учительской деятельностью, Александра Соколова была направлена в ноябре 1918 года в Тешеловскую школу, находящуюся в деревне Бздёхово (для благозвучия букву «з» люди старались не произносить) Новосельской волости Угличского уезда. Через год её перевели в Левайцевскую школу Улейминской волости Угличского уезда.

О первых годах своего учительского стажа мама вспоминала, как о трудном в житейском отношении, но интересном для жизненного опыта периоде.
К молодой учительнице, приехавшей из города, местные жители, в основе своей абсолютно безграмотные, относились настороженно, но в меру уважительно, оценивая долго ли пробудет здесь очередная приезжая «училка». Местный староста, видимо, по своему положению, препятствий к обучению детей не чинил и даже оказывал посильную помощь в обустройстве школьного помещения.
Главные трудности в учебном процессе, как ни странно, возникали не из-за отсутствия учебников, пособий, тетрадей и других школьных принадлежностей, а из-за того, чтобы убедить родителей и взрослых отпускать детей на учёбу и заинтересовать тех детей, которые стали посещать занятия. Особенностью проведения школьного урока заключалась в том, что в одном помещении, предназначенном, но мало приспособленном для занятий, находились дети разных возрастов и разного уровня подготовки. Требовалось для каждой категории учеников дать те знания, которые для них предназначены учебной программой.

МАКОВСКИЙ Владимир "В сельской школе"

Мама не без гордости, но в тоже время с юмором рассказывала об одном случае, когда её однажды послали в Новое Село за деньгами, и ей пришлось проскакать по лесной дороге несколько десятков километров, до этого ни разу в своей жизни, не садившейся на лошадь.

Деньги она получила керенками, несколько миллионов, отпечатанные на одной стороне в виде рулона. Обернув рулон денег вокруг себя под верхнюю одежду, она также верхом на лошади отправилась в обратный путь. Время тогда было лихое, смутное, революционное. И надо же такому было случиться, что ей повстречался рыскающий по лесам конный вооруженный объезд из нескольких человек то ли «зелёных», то ли «красных», то ли «синих».

Продолжение следует.

Обращение к выпускникам Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ.

Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.

Вскормлённые с копья

23.03.201109:2823.03.2011 09:28:49

Просмотров:5252 Комментариев:0 0

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 24.

Вскормлённые с копья

22.03.201108:3722.03.2011 08:37:11

Так или иначе, Потитак остался жить. В наше время был он уже капитаном 2 ранга, дотошным воспитателем-дознавателем. То и дело заставлял выворачивать карманы, надеясь найти в их складках крошки табака. Но, несмотря на все его усилия, никто из нас, если уж решил, не бросил ни курить, ни пить. Оверченко командовал ротой почти до самого до 1965 года. И остался в памяти несколькими дознаниями и тем, что личным примером показывал, как надо чистить унитазы. Интересно, сколько же раз он это показывал? Слишком много человек об этом вспоминают, а суть дела простая. Один раз он показал, как надо очищать унитаз от ржавчины, в другой раз, как чистить писсуар с помощью тряпки и питьевой соды. Николай Павлович, спокойно засучив рукава, лез туда рукой, и доводил этот мужской настенный прибор до первозданно белого цвета. А после, вымыв руки, говорил, что на флоте нянек нет! А иной раз во время уроков он от скуки сам делал приборку в гальюне. Ну что ж, сердцу не прикажешь. Зато гальюн у нас блистал. Неприятности с туалетом бывали частенько, ведь газета, которой мы пользовались, как и все граждане Советского Союза, может накрепко забить всё колено слива. Но, как сказал Черчилль по прибытии на Ялтинскую конференцию: «Народ, который зимой ест мороженое, а задницу вытирает газетой – непобедим!». Все неприятности у нас в стране начались с тех пор, как народ перешел на более нежные сорта бумаги.
Приказом начальника училища от 8 января 1965 года Николай Павлович был переведен командиром в следующую за нами роту и сменил ушедшего в запас Ивана Игнатьевича Шаповала, старейшего воспитателя, который был командиром роты еще в Тбилисском Нахимовском училище.

Иван Игнатьевич Шаповал в годы службы в Тбилисском (первые два фото) и Ленинградском нахимовском училище.

На его фоне наш Потитак смотрелся неважно. И у тех ребят мнение о нем было подобным нашему, с той разницей, что они нас за него и обвиняли: мол, не сумели воспитать хорошего командира!

***

Все проблемы переходного возраста, борьба с издержками нашего роста и прочее достались уже второй волне офицеров-воспитателей: бывшему политработнику Вячеславу Михайловичу Румянцеву и бывшему командиру башни главного калибра крейсера «Кронштадт», такому же «башенноподобному» Эрнесту Андреевичу Авраменко. Во 2-м взводе некоторое время офицером-воспитателем был Владимир Иванович Туркин. Опытный командир, работавший с самого первого дня истории училища, он оказался командиром в той роте, где произошло упомянутой несчастье, связанное с гибелью вице-старшины 1-й статьи Федякова. Направленный к нам с понижением, В.И.Туркин работал у нас недолго и, вероятно, с пониженным напряжением, о нем нечего сказать. Еще какой-то период в 1962 году взводом командовал капитан 3-го ранга Пименов Владимир Петрович, человек легкий, с высокой культурой, он был сначала нештатным, а с 1968 года работал штатным корреспондентом в газете «Советский моряк» Ленинградской ВМБ.
Новые командиры отличались от наших первых. А, может быть, так их воспринимает детская психика: первые всегда – лучшие. Во время нашей совместной службы эти вторые учились на каких-то педагогически-воспитательных курсах, и стали к нам после этого относиться, можно сказать, почти с научных позиций. Все наши «достоинства» - а их, по-прежнему, было немало – они фиксировали в своих блокнотах; это была мера психического воздействия и называлась она «взять на карандаш». Мичманы поступали проще. Старшина роты мог по-отечески дать легкую затрещину, и это, честно сказать, было лучше, чем выслушивать занудные проповеди офицеров.

Владислав Калашников получает очередной разнос. 1962 год.

***

А мы росли, переходили в стервозный возраст, время постепенного возмужания. В переходном возрасте все в сознании переворачивается. У каждого это происходит по-разному и в разное время, но, судя по приказам о наказании, самое сложное время – восьмой-десятый классы. Старшим грубишь, стараешься ниспровергнуть столетиями заведенный воинский порядок. Ходить в строю в ногу теперь кажется просто неприличным. Отдаешь воинскую честь, как будто она стоит тебе больших денег. Ремень спущен так, что его бляха болтается значительно ниже пояса, только звона и не хватает.
Вместе с неизбежной для всех мутацией голоса, когда он понижается в среднем на октаву, происходили «мутации» в лексиконе и во внешнем виде.
Как говорится: «сначала было слово». Мы переняли почти весь жаргон, царивший в морских школах послевоенной поры, а те, по всей видимости, многое заимствовали у предшественников. Мы называли форменный воротник гюйсом, яловые повседневные ботинки — гадами, носки — карасями. Тельняшка — тельник, кальсоны - кальсы, форменная суконная рубаха — суконка, галстук — слюнявчик или сопливчик, рабочая одежда называлась робой.

Но при этом у нас с предшественниками была и разница. Брюки мы не называли шкарами и тем более клешами, поскольку клеш в наше время не был в моде. По-прежнему бескозырку мы называли беской, но не чепчиком. Чепчиком у нас именовался берет или применяемый вместо него съемный чехол. Никто не называл хромовые ботинки корочками, хотя слово это бытовало для обозначения модной обуви. Не называли часы – баками, часы у нас были далеко не у всех. А слово винтовка, вообще редко употребляемое, как и сама винтовка, не заменялось словом винтарь. Редко еду называли рубоном, а вместо слова рубать в значении – есть, говорили «хавать». Увиливающих от занятий или работ по-прежнему называли сачками, а уклоняться — значит саковать. Если курсанты подготовительного училища называли курсантов нового набора албанцами, то мы – сосами, причем это слово было в ходу только в 1960-е годы, а в 1970-е их уже называли карасями. Более устойчивым здесь оказалось общекорабельное слово - салаги. Корабельная терминология применялась для обозначения помещений или конструкций здания: спальное помещение — кубрик, столовая – камбуз, туалет – гальюн, пол — палуба, а лестница — трап. Но потолок не назывался подволоком, а комната командира роты — каютой. А класс так и остался классом.
В официальных документах применялись общегражданские слова. Но, само собой разумеется, что слова компас и рапорт произносились с ударением на последний слог - компас, рапорт. Эти два слова всегда и везде являются сигнальными для обозначения морской устной речи.
Часть жаргона была заимствована из блатных песен, из сленга стиляг и музыкантов вокально-инструментальных ансамблей – лабухов, у которых «лабать» значило играть, «берлять» – есть, «бухать» – выпивать, а вся окружавшая их публика состояла из чуваков и чувих.

Профессиональный сленг для непосвященных — штука кошмарная.

В то же время и мы привнесли в сленг свои изобретения. Не упомнить, в какое время, но в словаре нахимовцев появилось странно звучащее в устах юношей слово «старо». Сначала оно употреблялось в значении такого же словечка «железно», которым пользовалась почти вся молодёжь 1960-х годов, но постепенно вытеснило не только его, но и большую часть словаря, и в зависимости от интонации могло означать: да, согласен, конечно, еще бы, да ну тебя...
А еще это загадочное: «Хауи!», незнамо как возникшее словцо. Автором этого фонетического недоразумения был Володя Коновалов. Произносил он его с надрывным на выдохе хрипом в полураскрытый кулак. Что-то в этих звуках было призывное, и вскоре у Володи появилось много подражателей. Само выражение происходит от английского словосочетания «Have we?», которым часто заканчивались вопросы М.С.Фрадкина. Близким по звучанию было выражение - «Хабеба чибиз-пока!» и также с акцентом в кулак - «Ха!». Здесь «Хабеба» происходило от английского же слова however (как бы ни, однако, тем не менее. - англ.), а «чибиз-пока» - чистая абракадабра. Красиво звучащее английское слово «shoulder-strap» (погон. - англ.), по созвучию часто использовалось вместо русского «Черта с два», тоже с какими-то вариантами. И еще было великое множество вариантов использования всяких словечек и присказок.
И это лишь часть не раскрытой до конца тайны морфологии питонского жаргона. Она еще ждёт своего исследователя-лингвиста. Но некоторый анализ необходимо применить уже сейчас. Мы уже не раз применяли слово «питон» и тем самым ввели кого-то в недоумение. Питон же в нахимовском варианте происходит от слова воспитанник и имеет очень строгую этимологию: воспитанник – воспитон – питон, и в наше время означало – старший нахимовец. Причем «старший» мог быть и чуть старше и самым старшим. А самый старший уже носил форму седьмой год, и по сравнению с ним «годок» - матрос последнего четвертого года службы – был просто пацаном. Звание питон – очень почетное.

Посвящение в питоны. Начало 1990-х годов.

Близко к нему стоит вроде бы всем понятное слово «мореман». Но и тут возникает чисто лингвистический вопрос, как писать: мореман или мариман?
Словари дают разные варианты написания, без всякого, впрочем, обоснования. Думается, что нахимовцу приличней писать это слово через «а», потому что одной его составной частью является романоязычное слово «ман» [англ. man] – человек. Следовательно, и вторая составная часть должна быть романоязычной – «мари» [от латин. marinus - морской]. Подобно слову маринист. Противоположное русоподобное написание встречается в чисто русских словах: мореход, мореплаватель и т.п.
С некоторой натяжкой можно увидеть в написании «мореман» - блатной оттенок. Мы слово «мореман», именно в таком его написании, употребляли только в одном случае: Олег Осипов у нас носил кличку – Рюша-мореман. Интуитивно понятый блатной оттенок этого слова в данном случае был уместен.
Знать точное написание и значение слов очень важно, но в те юные годы мы больше подражали, чем знали, и нередко попадали впросак. Как-то во время одного шумного мероприятия в клубе кто-то из наших возмутился: «Ну, бардак!» (в смысле – бедлам). Стоявшая рядом Анна Павловна Белявская повернулась и пояснила: «Вот в бардаке, как раз, всегда порядок». Припечатала на всю жизнь! Влияние преподавателей было очень велико. И мы к нашему счастью научились применять весь наш жаргон, а потом и матерщину, только там, где это можно и нужно.
Все эти выражения в сочетании с часто меняющимися прозвищами позволяли скрыть от постороннего истинный смысл речи, они придавали ей конспиративный характер, таинственный и непонятный флёр.
Придумывание прозвищ – это еще одна отрасль нахимовского словотворчества. Не всегда они были безобидны, поэтому мы не будем вникать в детали этого явления, в котором, безусловно, есть свои пока еще не раскрытые закономерности. Лишь некоторые прозвища являются единожды данными. Большинство живут своей жизнью: уточняются, наполняются смыслом, затем отрываются от первоначального значения и, истощившись, трансформируется.

Как избавиться от прозвища? Инструкция.

К прозвищам относятся легко. Возможно, отдаленным эхом этого легкого отношения к своему прозванию является тот факт, что трое наших товарищей уже в зрелые годы поменяли и свои фамилии. Поросятников стал Невельским, Стражмейстер – Разговоровым, Хламков – Лариным. Разумеется, у каждого были на то свои причины. Но мы их по-прежнему знаем под фамилиями, данными им родителями.
***
Внешне мы, конечно, тоже менялись, и не только потому, что росли. В приказах о наказаниях и в характеристиках о нас теперь все чаще пишут: «имеет небрежный внешний вид». Некоторые, действительно, выглядели «расхристанными» до беспредела. Так, казалось, ты выглядишь мужественнее, особенно в глазах девчонок. Хотя девочкам-чистюлям нравятся такие же, как они чистюли-мальчики: аккуратные и умненькие. Да и любому гражданскому понятно, что человек с космами на голове, в мятых брюках и грязных ботинках – это уже не военный человек.
Нам это тоже было понятно. На флоте, где на кораблях значительна скученность людей, вопросам личной гигиены традиционно уделяется пристальное внимание, и нахимовцам чистоплотность передавалось «по наследству». Та «небрежность», как ее называли в приказах, на самом деле являлась бережно взращенным плодом сложившихся традиций и собственных фантазий.
Если посмотреть глазами неискушённого человека на нахимовца, одетого во флотскую форму, то что, скажите на милость, можно в этой ладной форме ещё улучшить? Всё придумали умные люди ещё до тебя. Но если надеть на себя то, что тебе дали эти умные люди, то ты будешь похожим на чайник: уши торчат, зад топорщится, и от стыда пар идет.

И всё же нет в нашей стране никакой другой военной формы, чтоб была красивее морской! И лучше всего это знают представительницы любимого нами противоположного пола. И с ними не поспоришь. Речь, как раз, и идет о таинствах настройки этой своеобразной ловушки для девичьих сердец.
Почти всегда отступления от правил требовали немалых усилий и усердия, поэтому далеко не все и занимались этим форменным безобразием. И это безобразие на самом деле было точно выверенным в пропорциях и линиях доведение военно-морской формы одежды «до ума». И был стиль, свой нахимовский стиль. Он, как и гражданская мода, менялся во времени.

***

Голову нашего молодца венчает бескозырка – самый заметный и знаменитый элемент формы одежды. Бескозырка – гордость матроса. У наших бескозырок на лентах было написано «Нахимовское училище», и этим сказано все. Ты – один из пятисот человек на весь мир, у кого на лбу та же надпись.
Беска (бескозырка - сленг.), которую многие из нас относили на своей голове 11 лет (на последнем курсе высшего училища их сменили на фуражки-мичманки), конечно же, заслуживает отдельного поминания. Этот головной убор порой заменял нам и веер, и сумку, и подушку, и сигнальный флаг, и украшение на голове обнятой девушки, и кое-что ещё... К нему настолько привыкли, что возникло поверье: если хочешь, чтоб у тебя родился сын, подложи бескозырку под заветное место. Но эта давнишняя морская байка к нам пока отношения не имела.

Нахимовцы 3-го взвода во время поездки по Москве. Слева направо: В.Полынько, В.Грабарь, А.Берзин, М.Хрущалин, Ю.Монахов. 1963 год.

Продолжение следует.

Вскормлённые с копья

22.03.201108:3722.03.2011 08:37:11

Просмотров:7000 Комментариев:0 0

Вскормлённые с копья - Сообщения за 2011 год

RSS подписка

Архив

Поиск

РОДОСЛОВНАЯ. Николай Верюжский, рижский нахимовец выпуска 1953 года. Кратко о своём детстве, родителях и родственниках. Часть 14.

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 25.

Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 30.

РОДОСЛОВНАЯ. Николай Верюжский, рижский нахимовец выпуска 1953 года. Кратко о своём детстве, родителях и родственниках. Часть 13.

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 24.

Вскормлённые с копья - Сообщения за 2011 год

Облако тегов

RSS подписка

Архив

Поиск

РОДОСЛОВНАЯ. Николай Верюжский, рижский нахимовец выпуска 1953 года. Кратко о своём детстве, родителях и родственниках. Часть 14.

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 25.

Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 30.

РОДОСЛОВНАЯ. Николай Верюжский, рижский нахимовец выпуска 1953 года. Кратко о своём детстве, родителях и родственниках. Часть 13.

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". Часть 24.