Не вдаваясь в точные архивные данные (если они, конечно, сохранились), я рассказываю о том, что пережил лично. Рассказываю с точки зрения непосредственного ликвидатора тех давних флотских аварий. Заранее прошу меня простить, если где-нибудь допущу неточность. Тем более прошло с тех пор достаточно много времени – более четверти века. Сейчас, когда остается только вспоминать флотскую службу, память инстинктивно отбирает всё положительное, хорошее и весёлое. Наверно, каждый человек стремится забыть те страшные и неприятные мгновения своей жизни, потому что положительные эмоции продлевают человеческую жизнь. Хотя, какие могли быть тогда положительные эмоции у флотского спасателя? Вся его служба – постоянное ожидание сигнала
Ночуя дома, я подскакиваю среди ночи от звонка в дверь. Это матрос – оповеститель. Ноги в руки и вперёд, в родимую бригаду. А там уже спасательный отряд «разводит пары» и готовится к выходу по одному из вариантов аварии – пожар, затопление корабля, не вышла на связь вовремя стратегическая «единичка». Спасательный отряд Тихоокеанского флота (СО) – это компактная группа первого броска, состоящая из противопожарных кораблей и катеров, спасателей подводных лодок, водолазных судов. Состав спасательного отряда назначается приказом командующего флотом на неделю. На борту одного из спасательных судов базируется походный штаб спасательного отряда – все офицеры: начальник походного штаба, специалист по водолазным работам, инженер по аварийно-спасательным работам, врач-физиолог. Мне довелось служить в 34 бригаде спасательных судов ТОФ в должности флагманского специалиста-химика с 1979 по 1985 год, и, как минимум неделю в месяц, приходилось дежурить в качестве начальника походного штаба. Готовность к выходу на аварию – летом 30 минут, зимой – 40. Пока идет подготовка кораблей к выходу в море, походный штаб должен выработать решение на ликвидацию аварии, а на переходе в точку аварии начальник походного штаба должен доложить командиру спасательного отряда свои предложения. Чаще всего мы выходили на пожары, которые полыхали, как на военных кораблях, так и на гражданских судах – плавбазах, сухогрузах, танкерах. Часто падали военные самолёты - тогда шло интенсивное освоение наших первых и последних тяжелых авианесущих крейсеров (ТАКР) «Минск» и «Новороссийск». Обычно пилоты погибали, а самолеты потом искали наши водолазные суда и тральщики. Запомнился выход на спасение экипажа дизельной подводной лодки . В октябре 1981 года она столкнулась с рефрижераторным судном и затонула на глубине около 30 метров прямо на входе в пролив Босфор Восточный, практически на виду всего Владивостока. Тогда, благодаря умелым действиям спасателей, большая часть экипажа была спасена. Самоотверженно работали наши водолазные специалисты капитан 3 ранга А.Шеремет, капитан-лейтенант П.Алексейцев, врачи-физиологи - майор медицинской службы О.Васильев, капитаны медицинской службы И.Крамар, А.Морозов.
Памятник подводникам на Морском кладбище во Владивостоке. - Не могу забыть трагедию на крупных флотских учениях по высадке десанта. Его высаживали на необорудованное побережье в районе мыса Клерка, под Владивостоком. Это было в августе 1982 года. В числе средств десантирования впервые участвовали и десантные катера на воздушной подушке, только что поступившие на вооружение ТОФ. Руководил учением командующий ТОФ адмирал В.Сидоров, на флагманском корабле находился прибывший на учение главком ВМФ С.Горшков. Ночью отряд больших десантных кораблей вышел, следуя строго в кильватер друг другу, из бухты Владимира в район мыса Клерка. В целях маскировки на кораблях все огни были потушены, кроме гакобортных огоньков на юте. Шли практически в полной темноте. Замыкал колонну кораблей наш океанский под командованием капитана второго ранга И.Кинчина. Мы – походный штаб СО, - были готовы к разного рода чрезвычайным ситуациям и они не заставили себя ждать. Неожиданно небо впереди осветилось от десятков сигнальных ракет, по воде стали шарить лучи прожекторов. Немоту эфира взорвали встревоженные голоса командиров кораблей. Вся конспирация была нарушена ещё до начала десантной операции. Быстро запросили обстановку и выяснили, что у десантного катера на воздушной подушке оторвалась аппарель (для непосвящённых – это опускаемый трап в носовой части десантного корабля). Катер отработал «полный назад», когда внезапно, без ходовых огней, курс ему пересёк торпедный катер. Инерция движения была такова, что аппарель оторвалась и булькнула в воду, а находившаяся в трюме боевая машина пехоты (БМП) с 12 солдатами – десантниками затонула в море.
Учение было скомкано, недовольный главком Горшков улетел в Москву, а мы две недели занимались поиском и подъёмом тел погибших ребят, оружия и самой БМП. У некоторых находили письма, где они сообщали родным, что скоро вернутся домой. До «дембеля» многим из них оставалось меньше двух месяцев. Дома их уже ждали родители, невесты, друзья… 5 января 1984 года. Только, что вернулся домой с тушения крупного пожара на плавбазе «Василий Путинцев», горевшей в Дальзаводе. Не успел отмыть копоть с лица, привести себя в порядок и поужинать, как за мной приехал наш дежурный ПАЗик. В 165 бригаде ракетных катеров пожар! Это был, пожалуй, самый жуткий и памятный пожар на Тихоокеанском флоте. В бухте Большой Улисс заполыхал ракетный катер с боевыми ракетами на бот\рту. Загорелся и рядом стоящий, торпедный катер с полным боекомплектом артиллерийских снарядов. Чуть впереди от них по пирсу – малый ракетный корабль, стоящий тоже в боевом дежурстве. Стало ясно – это ЧП флотского масштаба. Таких пожаров на ТОФ ещё никогда не было. На стенке у горящих катеров уже находились командующий ТОФ адмирал В.В.Сидоров, начальник штаба ТОФ вице-адмирал Г.А.Хватов, начальник поисково-спасательной службы ТОФ контр-адмирал Якимчик, масса военачальников рангом пониже. Мне поставили задачу организовать разведку очага пожара на ракетном катере и доложить обстановку. На обоих катерах, кроме меня, нашей группы разведчиков пожара, вооружённых изолирующими противогазами ИП-6, личного состава военной пожарной команды и командира ракетного катера капитана 3 ранга Г.Заречнева никого не было. Подошёл, взламывая лёд, из его лафетов мощными струями ударила вода по раскалённой палубе, по ракетным ангарам, по людям. Мороз сразу превратил мою шинель в ледовый панцирь.
На катере был полный боекомплект 57 мм снарядов для АК-725 (спаренный артиллерийский комплекс).
Из-за опасности взрыва боеприпасов у рядом стоящего катера притопили корму где хранились артиллерийские снаряды. Ракетный продолжали тушить водой и пеной. Люди работали на пределе физических и душевных сил. Не хотелось думать о том, что останется от нас, когда начнут взрываться ракеты. Топить ракетный катер не имело смысла: из-за малой глубины места стоянки, ангары всё равно остались бы над водой. Пожар продолжался восемь часов и был ликвидирован в 4 часа утра. Только тогда мы, мокрые и обледенелые, покинули палубу катера. Когда я пришел в свою каюту на спасатель «Георгий Козьмин», едва хватило сил раздеться. Выпив почти стакан «шила», как на флоте называют спирт, рухнул на свою койку и проспал до 10 утра мертвым сном. Я присутствовал на разборе происшествия в штабе флота с нами, спасателями, и командованием бригады катеров. Адмирал Сидоров спросил у командира бригады ракетных катеров « Сколько оставалось до взрыва, Солоненко?». Комбриг ответил, что по его расчетам 2-3 минуты. Ракетчики же удивлялись, почему они вообще не взорвались? Какое-то необъяснимое везение… Светлая память жертвам всех флотских аварий. Мы, выжившие, будем вас помнить до конца жизни. Всегда моряки будут поднимать тост «За тех, кто в море!» и добавлять « Живых и мертвых!».
Офицеры – спасатели 34 бригады спасательных судов ТОФ. 1981 год. В первом ряду; А.Шеремет (дивизионный водолаз), В.Попов (помощник командира СС»Жигули») , Ю.Ситников (начальник штаба), Н.Макаров (командир бригады), И.Крамар, И.Кинчин (командир ОСС «Машук»), М.Штоник (командир СНПС «Георгий Козьмин»), П.Чебыкин (офицер-политработник). Во втором ряду: Ю.Попов (командир СС «Жигули»), В.Быков (флагманский водолазный специалист), В.Пустовит (командир малого дивизиона), В.Лещенко (политработник), Ю.Ткачев (автор, флагманский химик), А.Кричко (командир ПЖС-209), офицер – начальник практики Дальрыбвтуза)
Спиртное в магазинах по правилам запрещено было продавать лицам, не достигшим совершеннолетия, то есть 16-ти лет. Существовал ещё один искус, связанный с возрастным ограничением, это фильмы «до 16 лет...».
Если в детстве, когда в фильме встречалась любовная сцена, казалось, что зря на нее пленку тратили, то теперь ты уже жаждешь увидеть хоть что-то подобное. Но в те времена была категория фильмов, просмотр которых детям до 16 лет (время получения паспорта и возможности наниматься на работу) не разрешался. Это сейчас о сексе узнают еще в детском саду, а тогда «у нас секса не было». Секса в том испохабленном виде, какой он приобрел сейчас, тогда действительно не было, и любой намек на него: будь то слишком крепкий поцелуй или обнаженная выше колена нога, ставил фильм в разряд «Дети до 16 лет не допускаются». Мы повзрослели раньше этого возраста. Поэтому стоящая на входе в кинотеатр контролёрша, ангел или дьявол в зависимости от того, как ты ей понравился, раздражала задолго до 16-ти. Физически мы выглядели по-разному, и каждый преодолевал этот возрастной барьер по-своему. У высоких первовзводников этот переход остался незамеченным, но никто так не ждал свой 16-й день рождения, как ребята из третьего взвода, на вид они выглядели моложе. И в день исполнения заветных 16-ти лет эти ребята с глубоким чувством удовлетворения могли себе сказать: «Свершилось!» Да! Можно сказать, что стены училища не уберегли нас от соблазнов. Все препоны, заботливо расставленные вокруг нас, мы с успехом преодолевали. И все-таки существовал ряд нравственных норм, своеобразных табу, которые нельзя было приступить. Одно из них относилось к чужим вещам.
***
Нашими личными вещами в большинстве своем были те же казенные вещи, выданные в личное или индивидуальное пользование. Это форма, белье, учебники и прочее. Эти предметы были на виду у всех и не запирались. Зачем запирать, если у всех есть то же самое, что и у тебя? Чтобы различать их по принадлежности, все помечалось надписями, специальными бирками, тайными знаками. Однако сохранялось желание иметь и свое сокровенное. Прятали в основном вещи, которые не положено было иметь: еду, сигареты, деньги и прочее, или то, что других не касалось: фотографии и письма девчонок. Для их хранения самые хитрые (а это – единицы) пристраивали, где это возможно, второе дно. Мелочи, вроде полотенца, щетки и прочие предметы иной раз пропадали, но эти пропажи были, скорее, следствием небрежного отношения к вещам: своим и чужим. Случаи воровства в памяти наших нахимовцев не сохранились. И все-таки в 1960 году, когда мы учились в 6-7-м классах, имели место несколько незначительных пропаж: в мае пропали тапочки у Воронкова, в июне – вазелин у Брыкина, а 13 октября – зажигалка у Попова. Пропажи мелкие, и о них не стоило бы говорить, если бы все эти вещи не оказались в одних руках. По нахимовским понятиям это были кражи, и вор должен быть изобличен и наказан. По мнению воспитателей, это как раз тот случай, когда требуется принятие всех возможных мер, чтобы предотвратить расправу. Воришек, обычно, сразу отчисляли. Так был отчислен Лебедь В.П. (теперь в роте остался только один Лебедь В.И. – полная противоположность первому). Почему же все же такое случалось? Кражи в училище бывали в послевоенное время, и тогда это хоть как-то можно было объяснить. Но в то наше время, когда все вроде бы жили относительно благополучно!? А ведь кражи случались и до революции в кадетских корпусах.
Известный поэт был исключен в 1816 году из за элементарное воровство. Поэтому интересен вопрос: почему случаются кражи в столь приличных заведениях? Может быть это детская зависть? Может быть доступность чужих вещей? Представление о личной собственности, когда твое и мое лежит рядом, наверное, искажается. Может, это было и не воровство вовсе, а свободное распоряжение чужими вещами. Также сохранялось и желание в нашей суетной общей жизни сохранить участок личной территории, своего пространства, где бы можно было уединиться. Все места, где прятались вещи или прятались мы сами, назывались шхерами. Спрятаться – значит «зашхериться». Белогуб поясняет: «Стремление если не уединиться, то хотя бы на время исчезнуть из-под недремлющего ока наших воспитателей не исчезало и по мере взросления. В 10-11 классах очень было неплохо в теплое время сидеть на чердаке над актовым залом, из слухового окна вид открывался потрясающий. Когда эту «шхеру» обнаружили и на дверь повесили здоровенный амбарный замок, переместились в подвал в котельную. Что делали в «шхерах»? Курили, конечно, а в остальном - ничего предосудительного. Разговоры «за жизнь», о чем публично говорить не будешь, а держать чувства в себе мы еще не научились».
***
В итоге выглядит неким периодом, когда прощаешься с иллюзиями детства, начинаешь знакомиться с пороками взрослой жизни. Но, во-первых, не только они одни были в нашей тогдашней жизни, а во-вторых, вовсе не они определяли нашу судьбу. Из отчисленных, пожалуй, только Ерошкин, Заслонкин и В.П.Лебедь (не путать с В.И.Лебедем) пали жертвой порока. Причем, Ерошкин начинал хорошо и даже был председателем совета пионерского отряда. На этих ребят слишком большое влияние оказывала улица, что само по себе кажется странным, если речь идет о закрытом учреждении, но так было. Из отчисленных в 7-м классе (1960–1961 гг.) преобладают ушедшие по здоровью: Сергей Машков, Иванов Виктор (язва), в августе проведен массовый отсев по зрению: Белоусов, Стародубцев, Иволгин, Проценко, Михотайкин, Листруков. А вот Жора Лиодт и Женя Фрейберг ушли по желанию. Два Васи - Семенов и Калашников и Владимир Григорьев (сын 1-го секретаря Молотовского райкома партии) получили переэкзаменовки. Некоторые из отчисленных даже не запомнились, но с большинством из этих ребят было очень жалко расставаться. Летом 1962 ушел по здоровью Володя Миронов. Он дружил с Юрой Монаховым, оба были застенчивы и скромны. Оставшись без друга, Юра очень переживал. Сожалели и другие ребята. Восьмой класс вообще явился неким рубежом в судьбе многих. Очень много ребят в это время либо сами ушли, либо были отчислены. Однажды в часы самоподготовки нас посетил с дружественным визитом когда-то покинувший стены училища Женя Фрейберг («Фрунсель»). Гость был нежданный. Он воспользовался всем известной тропой - через заборы бассейна водопроводной станции. Он удачно форсировал препятствия и прибыл к бывшим своим однокашникам. На беду его «засек» бдительный охранник, и наше общение с Евгением было непродолжительным. Он был выдворен из учебного корпуса с почетом через центральный выход.
Нахимовцы со своим воспитателем. Слева направо: В.В.Иванов, Е.Беляев, Э.А.Авраменко, В.Калашников, А.Мирошин, А.Сиренко, О.Осипов. 1963 год.
***
Из принятых к нам в роту в 1961 году была одна колоритная личность. Это Георгий Жимерин – сын министра энергетики. Весь прокуренный, в очках-линзах. Родители его прислали явно на перевоспитание, особо, наверное, не надеясь, что из него получится моряк, но вышел бы «просто» человек. Отец у Георгия - талантливый ученый и организатор государственного масштаба. В 1941 он осуществлял руководство демонтажом Днепро- и прочих ГЭС, расположенных на территории Украины. 15 лет он возглавлял Министерство электростанций (так раньше называлось Министерство энергетики). С 1957 года заместитель председателя Госплана РСФСР. Под его руководством была развёрнута работа по объединению энергосистем, которая завершилась созданием Единой европейской энергосистемы. В 1958 году Дмитрий Георгиевич вышел на пенсию, казалось, настало время для воспитания детей, но в 1961 он был назначен начальником отдела Государственного комитета Совета министров СССР по координации научно-исследовательских работ. И в октябре того же года он отправил сына в Нахимовское училище. Сам Георгий – парень неплохой, и был принят нами как свой. Но все-таки он совершенно был неспособен соблюдать порядок, и в учебе отметился только тем, что однажды отстоял целый урок черчения на коленях перед Тимофеичем, выклянчивая себе троечку.
Урок черчения. Слева направо: В.Крылов, А.Т.Тимофеев, А.Сиренко, Л.Козловский. 1963 год.
Он пробыл в училище менее года и был отчислен. Родители, однако, прислали потом письмо командованию с благодарностью – сын, на их взгляд, в корне изменился в лучшую сторону. В этом факте заключена вся парадоксальность ситуации: мы своими выкрутасами все время старались сделать так, чтобы было хуже, а все равно получалось, как лучше. Пока мы воспитывали Георгия, у его отца наметилось новое направление в деятельности: он стал Первым заместителем председателя Госкомитета по науке и технике, а в 1971 году при этом комитете он основал и стал Первым директором ВНИИПОУ – Всесоюзного научно-исследовательского института проблем организации и управления. Интересно, смог бы он стать директором, да еще членкором АН СССР, если бы не мы? Интересно было бы также знать, что стало с самим Георгием?
[1] ЦВВМА. Ф.903. Оп.16. Д.7. Л.294 [2] Подробнее см.: Сапанкевич Ю. Боевые годы ветерана// Советский моряк. 9 февраля 1968.
Глава 7. Корабельная практика
Первые дни на корабле. Слева направо: Б.Горелик, В.Строгов, В.Коновалов, В.В.Иванов, Е.Беляев, мичман И.Е.Лесничий, матрос крейсера, А.Мирошин, В.Виноградов, И.Задворнов, П.Евсевьев. 1962 год.
1961-1962 учебный год. Мы учимся в восьмом классе. Средний наш возраст 14-15 лет. В училище в это время было 486, а в следующем учебном году еще меньше – 472 нахимовца. По исполнении 14 лет нахимовцев переводят на повышенную норму питания хлебом и почти автоматически принимают в Комсомол. Коля Петров, когда заполнял анкету, в графе «пол» написал – «деревянный». К маю 1961 года комсомольцами стали практически все нахимовцы 1946 года рождения и начала (январь, февраль) 1947-го. Всего – 13 человек. Комсомольцам, принятым в мае, билеты вручали у мавзолея Ленина. А через год – у памятника Зое Космодемьянской, по пути на Бородинское поле. Последним в роте был принят в Комсомол Боря Быханов. Дела с учебой у нас обстояли по-прежнему неважно. По итогам 1-го полугодия рота занимает 5-е место. Из десяти двоечников училища пятеро – наши. В то время для хорошистов было введено дополнительное увольнение по средам, но воспользоваться этой возможностью могли не многие. В соответствии с Законом "Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР" (1958 года), мы должны были оканчивать восьмилетнюю неполную среднюю общеобразовательную трудовую политехническую школу. Но мы были последними в истории училища, кто получил свидетельства об окончании не восьми, а семи классов. По идее, у нас должны быть переходные экзамены, но ничего подобного почти никто не помнит. Настоящим экзаменом для нас явилась первая корабельная практика. Наши классы в это время выходили окнами на Большую Невку. Сверху мы наблюдали за корабельной жизнью на крейсере «Аврора». У крейсера стояли наши шлюпки, их по весне драили и красили, а летом на них ходили по Неве. Глубокой осенью мы наблюдали, как наши старшие товарищи грузили на «Аврору» уголь, 800 тонн без перерыва, день и ночь. А после они выскабливали деревянную палубу металлическими голиками. Вот такое представление у нас было о кораблях – из окна.
Крейсер "Аврора". Вид из окна класса. Фото 1964 года.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Главным удовольствием лагерной жизни были ежедневные купания в море. Купания проводились два раза в день: утром, после физической зарядки, и днем, перед обедом. В жару иногда купались и третий раз — перед ужином. Купания проводились поротно, а процедура проведения этого мероприятия была во всех ротах одинаковой. Рота, одета по форме «трусы и бескозырка, босиком», приходила на свое место на пляже и выстраивалась в две шеренги повзводно. После этого звучали команды: «Первая шеренга — два шага вперед! Трусы и бескозырки снять! Первая шеренга — в воду! Вторая шеренга — в воду!» И голенькие пацаны или обнаженные юноши старших рот неслись в воду, и там начиналось нечто невообразимое, за чем внимательно следили стоявшие на берегу старшины. А на пляже двумя ровными рядами лежали уложенные на трусы бескозырки. На время купания к пляжу выводилась дежурная шлюпка — ее положение по отношению к береговой черте определяло допустимую зону купания. Самым сложным в проведении этого мероприятия был выход из воды. По команде «всем из воды!» каждый должен был преодолеть себя и стремглав кинуться к берегу, чтобы быстро выйти из воды. Сделать это удавалось не всем, и старшины безжалостно наказывали тех, кто явно филонил — их лишали очередного купания, а то и нескольких подряд. Помимо «вольных» купаний несколько раз в неделю бывали уроки плавания, которые проходили в «ковше». На этих уроках нас сначала научили держаться на воде, затем — плавать брасом, а в старших ротах мы уже оттачивали свое умение и плавали на время. Периодически нам устраивали соревнования по плаванию. На первом этапе в них участвовали все без исключения, а на втором — те, кто был посильнее и оспаривал первенство роты и училища. В первое лагерное лето я здорово «оморячился» — сходил в море на торпедном катере. Это событие могло бы закончиться для меня большими неприятностями, если бы не Юрочка Трутнев. В то время в составе дивизиона, на территории которого располагался наш лагерь, были торпедные катера, похожие на те, которые снимались в моем судьбоносном кинофильме. Это были катера типа служба на которых была сопряжена с большим риском и требовала большого мужества. Катер имел два торпедных аппарата и зенитный пулемет для защиты от самолетов и катеров противника. Конструкция катера позволяла выстреливать торпеды только в направлении кормы, поэтому при атаке вражеского корабля катер должен был подойти к нему как можно ближе и развернуться, чтобы выпустить торпеду. Такое маневрирование вблизи чужого боевого корабля давало много шансов на то, чтобы самому быть подбитым или уничтоженным. Экипаж катера состоял из четырех человек: командир, боцман, моторист и стрелок-радист. У каждого из них было только одно свое определенное место, не допускавшее каких-либо перемещений на ходу, и моряки сидели на катере подобно летчикам в самолете. При выходе в атаку катер несся с огромной скоростью и «становился на редан» — его нос поднимался над водой, при этом из-под носовой оконечности по обеим бортам поднимались большие фонтаны воды. Зрелище идущего на редане катера было очень впечатляющим. На этих катерах служили лихие моряки.
Живя в лагере, мы регулярно могли видеть, как торпедные катера выходят из «ковша» в море и возвращаются с моря. Несмотря на запрет, мы частенько ходили туда, где катера стояли, чтобы поближе поглазеть на них, а многие командиры катеров с теплотой смотрели на пацанов в морской форме. Постепенно завязывались знакомства, и в конце концов произошло то, что должно было произойти: один из командиров предложил мне «сходить на часок» в море, а другой предложил это же моему другу Сашке Тележникову, с которым мы были в одном взводе. Мы с восторгом приняли это предложение, и в назначенный час, уже после ужина, пришли на пирс, с которого нас и взяли на катера. Мой командир посадил меня рядом с собой в его маленькой открытой рубке, защищаемой ветровым стеклом, надел на меня такой же, как у всех на катере, шлем, и катер, взревев мотором, пошел в открытое море. Катер ходил в море около часа, несколько раз становился на редан, и я испытывал чувства страха и восторга. А затем случилось непредвиденное: командиры катеров получили команду продолжить учение и идти в другой квадрат для выполнения каких-то задач. И вместо одного часа катера пробыли в море часа три и вернулись в базу, когда уже стемнело, а в нахимовском лагере произвели «отбой». Обалдевшие от впечатлений, мы с Сашкой тихонько подошли к нашей палатке в надежде незаметно пролезть в нее с задней стороны, но — нас давно уже ждал наш офицер-воспитатель. Пришлось честно рассказать ему о том, где мы были, а он, выслушав наши объяснения, сказал нам только: «Что же вы делаете со мной, мальчики?» И отправил нас спать. На следующий день он никак не наказал нас и никому не доложил о том, что с нами произошло. Получилось так, что всю жизнь потом Сашка был одним из моих близких друзей. И много лет спустя мы с ним не раз добрыми словами вспоминали этот «неуставной» поступок Юрочки Трутнева. Сходить в море на торпедном катере удалось еще нескольким ребятам из нашей роты, и их походы обошлись без происшествий. Но в конце концов нам было категорически запрещено появляться на той части территории, где стояли торпедные катера, а командование дивизиона приняло меры к тому, чтобы исключить появление там нахимовцев. Мое общение с торпедными катерами на этом и закончилось, а Сашка после окончания высшего училища служил на торпедных катерах. Два лагерных месяца обычно пролетали незаметно, а в августе нахимовцы получали отпуск и разъезжались по домам. Круглые сироты получали путевки в различные пионерские лагеря, в том числе — в .
Первые годы большая группа ленинградцев ездила в отпуск и обратно в училище под руководством старшины, который занимался доставанием билетов на поезда и следил за тем, чтобы мы не потерялись в дороге. А затем, повзрослев, мы ездили в отпуск уже самостоятельно. В тех поездках нам часто приходилось делать пересадку в Москве, и Ленинградский вокзал в те годы был нам хорошо знаком — там нам много раз приходилось подолгу «кантоваться» в ожидании поезда и даже ночевать на полу, подстелив бушлаты. Каждый раз дома меня окружала материнская любовь и забота, а потом снова нужно было возвращаться в училище и снова втягиваться в училищную жизнь, став на одну роту старше.
От редакции.
Несмотря на сложную обстановку на фронтах, Страна изыскала ресурсы, чтобы обеспечить всем необходимым обмундированием нужных размеров весь контингент Училища. Многое просто пришлось шить заново по детским меркам. Нормы довольствия воспитанникам были установлены по образцу подводников. К установленному сроку всё это было обеспечено и сосредоточено на складах училища. Прибывающие кандидаты направлялись поначалу в Кобулети и в первый лагерь в селе Кикеты (около курорта Сурами), где получали первые уроки морской этики и воинских правил поведения в различных условиях жизни – училище было закрытой воинской частью со всеми вытекающими обстоятельствами. Мальчиков приучали правильно носить флотскую форму, аккуратно укладывать на ночь, самостоятельно и всегда чистить обувь, обучали приёмам личной гигиены, сбережению обмундирования, правилам и нормам воинского общежития и взаимного уважения воспитанников и старших начальников. Здесь начинали обретать навыки уставной жизни и несения служебных нарядов. Это было всё то, что входит в курс молодого краснофлотца и что обеспечивает нормальное функционирование военно-морской части. Здесь же начинала зарождаться любовь к морской форме и гордость за принадлежность к славному Военно-Морскому Флоту!
Летний лагерь Тбилисского Нахимовского Училища в Кикетах (около курорта Сурами). Горнист трубит "подъем" после тихого часа. Фотография предоставлена Ириной Валентиновной Мартыновой, дочерью подполковника В.П.Николаенко. Добрую память о лагере и военно-морской практике сохранили все выпускники, некоторым удалось записать свои впечатления, предоставим же им слово.
Воспоминания выпускника ТНВМУ 1953 года Курако Юрия Николаевича
По дороге жизни, часть третья.
Ежегодно после сдачи экзаменов мы оправлялись в летний лагерь на Черном море в Фальшивый Геленджик. Интересна история названия этого места. Во время русско-турецкой войны, чтобы обмануть турок, южнее Геленджика было обустроено место, очень похожее на сам Геленджик. Берег был выбран не случайно, он напоминал Геленджикскую бухту. Турки на самом деле приняли это место за Геленждик и устремились в эту бухту. Здесь и ждало их разочарование. Они попали под перекрестный огонь - русские корабли ударили с флангов, береговая артиллерия прямой наводкой помогала уничтожению вражеских кораблей. Турецкий флот, значительно превосходящий русскую эскадру по огневой мощи и более современной оснастке кораблей, был сожжен и разгромлен. Флагманский корабль турок поднял белый флаг и прекратил сопротивление. Командующий турецкого флота Осман-паша капитулировал и преподнес свою саблю русскому адмиралу в знак уважения к русскому флоту!
На снимках: 1. Воспитатель, старший лейтенант В. Мизонов с группой воспитанников училища. 2. Занятия нахимовцев. На уроке географии. Фото В. Попова. - В честь этого события это место и было названо Фальшивым Геленджиком. Море для нас было символом, связанным с флотом. И действительно, только там мы получили возможность приобщиться к морскому делу не теоретически, а на практике. Весь наш распорядок дня был выстроен с учетом практических занятий. Мы вязали узлы и плели кранцы, учились управлять парусами, ходили на шлюпках, изучали сигналы, передачу команд – полностью посвящали себя занятиям военно-морским делом. Каждое воскресенье проводились соревнования между классами, подразделениями по различным видам спорта. Особенно радовались мы, когда устраивались соревнования по плаванию. На берегу был оборудован защищенный бассейн от волн. Там мы сдавали все нормы и успешно тренировались по плаванию. Здесь же нам показывали, какие существуют стили плавания. Многие ребята вообще плавать не умели. Но очень быстро стали осваивать этот вид спорта и даже показывать хорошие результаты. Проводились и соревнования по гонкам на шлюпках. Можно сказать, что это было самым главным событием всех праздников на воде. Занятия и соревнования на шлюпках оставили самое большое, неизгладимое впечатление, которое запало на очень долго в нашей памяти. У каждого из нас за лето появлялись «трудовые» мозоли на руках от весел. Ими мы гордились и всегда показывали своим товарищам, как свидетельство высшего достижения в освоении морского дела. Ежедневно несколько раз нас водили на море купаться. Если мне не изменяет память, то делалось это утром после зарядки, перед обедом и вечером после свободного времени перед ужином. Здесь уж мы давали волю своей энергии: Бултыхались, барахтались, плескались, игрались, брызгались иногда друг друга и притапливали. Зоркий глаз контролирующего сразу это замечал, и воспитатель рукой показывал: прекрати или сейчас окажешься на берегу. Провинившиеся были и, когда другие купались, они сидели на бережку и с завистью смотрели, как друзья, товарищи отводят свою душу в водных процедурах.
Возвращение из шлюпочного похода с дачи писателя В.Г.Короленко в местечке Джанхот.
Когда мы стали постарше, организовывались на шлюпках морские переходы в Геленджик и Новороссийск. Этим походам всегда предшествовала серьезная подготовка. Мы прекрасно понимали, что с морем шутить нельзя, оно не прощает малейшие ошибки, поэтому воспринимали это очень нужным и необходимым для нас, будущих офицеров Флота. Даже в небольшом по длительности походе требовались закалка, сноровка, знания, практическое умение действовать слаженно и четко. Провожали в эти походы всем коллективом. Так и переходила эта эстафета от старших к младшим, это была традиция и каждому хотелось достигнуть возраста, когда тебе могли доверить столь сложное дело и проводить в поход. В этих настоящих морских походах мужали и закаляли свой характер нахимовцы. В летнем лагере нахимовцы участвовали в соревнованиях, сдавали нормы БГТО, ГТО, а также получали спортивные разряды. Так, я в лагере впервые показал 2-й разряд в плавании брассом и потом систематически улучшал результаты, совершенствовал свои усилия в этом виде плавания в спортивной секции, добившись звания чемпиона Нахимовских Училищ. Виктор Карякин - был самый быстрый бегун на 100 м., побеждал на всех соревнованиях и выиграл этот забег на спартакиаде НВМУ. А все начиналось с лагеря. Многие ребята именно там получили возможность раскрыть себя, как хороших будущих спортсменов, а в спортивных секциях продолжали совершенствовать свое мастерство. У нас было большое футбольное поле, вокруг него и располагались палатки, в которых мы жили. Утром только прозвучит сигнал «Побудка», как мы тут же выбегаем и строимся на этом поле. Зарядка проводилась общая. Сначала под руководством физрука отрабатывали различные упражнения, дабы прийти в себя после такого крепкого сна, который может быть только на лоне природы. Потом начинали делать комплексы. По сложности они были разделены на три группы. Начиналась музыка, и мы знали, какой комплекс начинать. За длительное время мы так отработали слаженность и четкость, что даже выступали с показательными выступлениями. В свободное время играли в футбол, волейбол и баскетбол. Здесь тоже были свои кумиры. И игры не только для участников, но и для зрителей проходили с огромным интересом и спортивным азартом. А сколько было обсуждений, переживаний, волнений из-за проигрыша своей команды. И, наоборот, – радость, и восторг от победы. Всплеск эмоций был настолько мощным, что старшим приходилось нас успокаивать!
После купания вдоль футбольного поля и баскетбольной площадки на обед ведет старшина В.Гузь. Фальшивый Геленджик 1947 г.
Лагерь стал спортивной базой, своего рода кузницей, где укреплялось наше здоровье после тяжелого и длительного учебного года. Черноморское побережье, чистый морской и горный воздух, теплый климат этому только способствовали. Все имеет свое начало и конец. Приходит время и прощаться с беззаботной, спортивной, привольной лагерной жизнью. Впереди отпуск! Но не для всех это было желанным и ожидаемым временем. Просто потому, что многим некуда было ехать. Они продолжали оставаться в лагере. И, когда их товарищи покидали лагерь и уезжали, у многих на глазах были слезы!
По свидетельству Николая Дмитриевича Шестопёрова (выпуск 1950 года), в летнее время в начальные годы нахимовцев, не уехавших в летний отпуск, отправляли в многодневные экскурсионные поездки по городам Грузии. На набережной ставили палатки для ночёвки, либо проживали во флотских экипажах. На снимке прогулка в Городском парке пионеров г. Батуми. 1944-1946 годы. Фото предоставлено Ириной Валентиновной Мартыновой, дочерью подполковника В.П.Николаенко.
Фальшивый Геленджик. Аркадий Александров.
Если в Фальшивом Геленджике повернуться лицом к морю, то вправо, в восьми километрах, будет находиться Геленджик, а влево, в четырех-пяти км – Джанхот – местечко, где летом отдыхали дети в пионерских лагерях. В Фальшивом Геленджике располагался лагерь Тбилисского нахимовского военно-морского училища. Воспоминания о жизни и учебе в лагере, о солнце, море и обо всем, что связано с этим местом воспроизводятся памятью только в светлых тонах. Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Поскольку мешка с деньгами в руках у неё не было, то отбирать было нечего. Крайне перепуганная, но невредимая и с деньгами она возвратилась в деревню, чувствуя себя, по меньшей мере, в роли победительницей.
Казалось бы, поездка закончилась успешно, однако последствия от неё оказались не столь благоприятны. Дело в том, что при отсутствии техники безопасности, как бы теперь сказали, лошадку ей дали без седла и невразумительно объяснили порядок управления гужевым транспортом: дескать, сама разберёшься по ходу событий. В результате этого конного марафона, как вспоминала мама, ноги оказались натёрты до крови и очень долго заживали. Больше она никогда на лошадь не садилась, хотя ей нравились эти умные домашние животные. Помню, как мама значительно позже очень радовалась успехам наездницы - олимпийской чемпионки Елены Петушковой, вспоминая при этом весьма поучительную свою езду на лошади.
Олимпийская чемпионка и 13-ти кратная чемпионка СССР по выездке Елена Владимировна Петушкова. -
Период «сельской учительницы» у мамы закончился в 1920 году, когда её перевели в город Углич. В молодые годы, сравнивая себя со своими старшими сёстрами и подругами по учёбе в гимназии, мама не считала себя красивой, в её гардеробе никогда не было модных и изящных платьев. Однако она следила за собой, всегда была опрятна и аккуратна и даже в традиционной для учительницы одежде выглядела превосходно. Возможно, как для любой женщины, ей тоже хотелось бы иметь шикарные наряды и драгоценности, чтобы блистать на балах, каких-либо светских приемах или при посещении театра. Но она реально оценивала ситуацию и понимала несбыточность таких намерений. Мама прилично знала французский язык, декламировала стихи и читала книги на языке, мечтала побывать в Париже. А в последние годы она говорила, что была бы удовлетворена, если бы только посмотреть на
К слову сказать, маме нравилось летать на самолётах. Уже после войны мне несколько раз удалось вместе с мамой воспользоваться самолётом, как средством передвижения. В момент отрыва самолёта от земли и во время самого полёта она как-то преображалась, вдохновляясь чувством парения над землей. Неоднократно вспоминала, что в молодости мечтала оказаться вместе с Гризодубовой, Расковой и их подругами, чтобы летать на аэропланах и совершать прыжки с парашютом. Позднее восхищалась подвигом нашей славной «Чайки» героической землячки, ярославской девушки, Валентины Терешковой, ставшей первой в мире женщиной-космонавтом.
Наверное, недаром в ходе занятий на уроках музыки и пения со своими учениками мама обязательно включала песню об орлёнке, который летит выше солнца.
Моя мама, Верюжская Александра Александровна.
Скромный, но кропотливый труд учительницы начальных классов непрерывно продолжался до 1954 года в различных школах Углича. Через каждые четыре года 1 сентября она с грустью расставалась с теми учениками, которые переходили на следующую ступень обучения, но с радостью и новыми надеждами принимала первоклашек, чтобы вместе с ними пройти очередное четырёхлетие. В качестве общественной нагрузки пришлось маме поработать и со взрослыми людьми, когда в период с 1922 по 1927 год участвовала в движении по ликвидации неграмотности, а с 1928 по 1930 год вела занятия по русскому языку в школе профессионального технического образования, где готовились швеи-мотористки. Мама не отказывалась от участия и в других мероприятиях общего характера. Являясь членом профсоюза работников просвещения, в течение нескольких лет выполняла обязанности профуполномоченного. Привлекалась к работе в качестве общественного агитатора, входила в состав избирательной комиссии в избирательной компании 1939 года по выборам в местные советы депутатов трудящихся. На основании постановления ЦИК и СНК Союза ССР о введении персональных званий для учителей от 10 апреля 1936 года мама прошла аттестацию и удостоена звания учителя начальной школы, о чём свидетельствует выданный Аттестат № 123891 от 02 августа 1938 года за подписью Народного Комиссара Просвещения РСФСР. О факте замужества, создании новой семьи и рождении детей я рассказал в предыдущей главе. Я интересовался у мамы тем обстоятельством, что разница в возрасте между мной и старшей сестрой был почти одиннадцать лет, и это вносило, мягко говоря, некоторый дискомфорт в наши братские взаимоотношения.
Моя мама Верюжская Александра Александровна, сестра Женя и мамина сестра Зинаида Александровна (тётя Зина). Углич. 1928 г.
Мама терпеливо объясняла такую нашу возрастную разницу тем, что условия жизни в конце 1920-х и начале 1930-х годов были не лёгкими, особенно в Поволжье: тут и повальный голодный мор (по всей стране проходили движения «Помогите голодающим Поволжья!»), и массовая безработица, и жестокое раскулачивание, и многое другое. 07 ноября 1929 года в газете «Правда» была опубликована статья Сталина, в которой победоносно сообщалось, что: «Истекший год был годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства». Статья положила начало коммунистической вакханалии против собственного народа, используя насильственные методы, повсеместно приступили к ликвидации единоличных хозяйств, раскулачиванию, разгрому хлебного рынка, конфискации зерновых запасов, возбуждению бедноты против зажиточной части деревни. Меры принуждения, которые привели к ухудшению жизни народа, оказались эффективны, но для того, чтобы народу «жилось веселей», в ближайшие годы будет проведена беспрецедентная по жестокости антинародная полоса репрессий. Мама говорила, что приходилось это брать во внимание, а также учитывать, что престарелые родители и мамы, и папы объективно также нуждались в помощи. Только в средине 30-х годов жизнь несколько стабилизировалась. Несмотря на то, что в этот период, по существу, единственным постоянным работающим в семье оказалась мама. Её заработок в 1934 году согласно тарифным ставкам учительницы начальных классов уже составлял 330 рублей в месяц, которого, однако, едва хватало для минимального семейного существования. В этот период я и родился по желанию собственных родителей. Самым успешным и плодотворным периодом учительской деятельности, по воспоминаниям мамы, была работа в предвоенные годы в начальной школе № 4, где директором являлась Александра Александровна Первачёва, требовательный и тактичный руководитель, прекрасный педагог, объединившая учительский коллектив в крепкий и дружный союз учителей-единомышленников. Мама в этой школе проработала 12 лет вплоть до 1946 года, когда начальная школа № 4 была полностью передана в состав средней школы № 1.
Не могу не привести выдержку из маминой характеристики, которую 17 июня 1936 года собственноручно написала директор школы № 4 А.А.Первачева: «...Всегда добросовестное, честное отношение к своей работе, строго продуманная плановость, умелая организация и проведение уроков, чуткий и умелый подход к детям всё это способствует хорошему усвоению и знаниям учащихся класса Верюжской А.А. и любви к ней учеников. Человек скромный по натуре Верюжская А.А. является ценным работником для школы и в том отношении, что, имея большой педагогический опыт, пополняя свои знания в области новейшей методической литературы, знакомая со многими вопросами педагогического мастерства никогда не отказывается дать то или иное методическое указание, оказывая этим большую помощь в работе.» Мама всегда шла в ногу со временем, интересовалась новым, стремилась совершенствоваться, повышать свой профессиональный уровень учителя и имела непреодолимое желание получить высшее гуманитарное образование, быть дипломированным специалистом в области русского языка и литературы.
Вот, например, что она пишет в апреле 1940 года в своём заявлении в с просьбой о зачислении на заочное обучение:
«... Свою работу учителя люблю и уделяю ей всё своё время. Учиться дальше и повышать свои знания желала и порывалась и в предыдущие годы, но для этого не было подходящих условий семейного характера. Вначале, по окончании среднего учебного заведения, я не могла уехать от престарелой и больной матери, а после 1925 года не имела возможности оторваться от своей семьи, где подрастали дети. В настоящий момент, я имею возможность и считаю необходимым повышать свои знания в области наиболее интересующих меня вопросов, а именно в области русского языка и литературы».
Не прошло и трёх месяцев, как 05 июля 1940 года пришел ответ за подписью заместителя Директора МГПИ имени К.Либкнехта по заочному отделению товарища А.Вигдорога, в котором сообщалось, что «Ярославская область к нашему Институту не прикреплена, и принять мы Вас не можем». Несмотря на то, что ответ был отрицательный, желание учиться у мамы по-прежнему оставалось. Разразившаяся война перевернула весь уклад нашей жизни. С первых дней войны стало понятно, что впереди нас ожидают большие, но неосознаваемые в полной мере, испытания. В 1941году в жаркие дни июля-августа, дождливые и холодные дни сентября-октября, когда враг находился на подступах к Москве, всё взрослое население: мужчины и женщины, включая и учащихся старших классов, рекрутировалось на рытье окопов и оборонительных сооружений.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
В разные сезоны моряки носят то белую, то черную бескозырку. Устройство белой сложнее, поэтому будем говорить о ней. Базовая модель белой бескозырки имеет съёмный, чтоб его можно было периодически стирать, чехол. Две пружины растягивают в тугую, как сам чехол, так и основание внутри него. Это – строевой, сугубо уставной вид бескозырки, сверху напоминающий бубен шамана. Девиз строевой бески – носи её в той форме, в какой получил со склада. Однако, такая бескозырка не удобна. Она едва сидит на голове, и любой порыв ветра ее сдувает. Поэтому во все времена моряки ее дорабатывали. Существовало несколько признанных конструкций ярко выраженного архитектурного стиля. На флоте известен «Блин» - вид бески предвоенного и военного времени, являющийся первой производной от её строевой праматери. Само название говорит о ее внешнем виде. Всем встречным он как бы говорил с характерным одесско-морским выговором: «Я настолько мариманистый и уставший, что ты лучше меня не задирай. Иначе будет как вчера». И, действительно, это - бескозырка вчерашнего дня. У нас таких никто и не носил. Другое дело «гриб» или, ласково, «грибок»! Это когда пружина вставляется в белый чехол под его шов в натяг. Тогда плоскость чехла, увеличенная за счет шва, принимает форму гриба. В каждой роте были выдающиеся мастера «грибоделы», у каждого – своё «know haw». С грибами велась постоянная, но безуспешная война. В нашей роте закоренелыми жертвами ношения «грибов» были: Вася Семёнов, Олег Осипов и Женя Смирнов. Не отставал от них и Костя Калинин, и, конечно же, Слава Калашников: «Бережно надеваешь беску на свой черепон, при этом правой рукой удерживаешь её за талию на лбу, а левой, чистой рукой за конец чехла легко осаживаешь её вниз. Всё готово. И все девки твои!»
Слава Калашников в Александровском парке г. Пушкина. Май 1963 года.
А еще эта черная лента! Она имеет длину более двух метров и сделана из такого прочного материала, что может запросто выдержать вес человека, но, как и бескозырка в целом, она требовала особой доработки. При печатании якорей концы ленты пропитывались каким-то раствором, и теперь его засохшие остатки надо было удалить, иначе ленточка скручивается в трубочку. С этим можно справиться, если на 1-2 минуты опустить концы ленточки в кипяток. Затем обычной швейной иглой с якорей можно выцарапать золото таким образом, что оставался только их абрис. Лента была цельной и сзади завязывалась так, что два её конца с золотыми якорями свисают на спину счастливого обладателя. Но и эту ленточку можно было особым способом удлинить. Но этот хитроумный способ хранится в тайне. «Гриб» стал визитной карточкой питона в любом высшем училище. И многие продолжали носить «грибы» вплоть до звания капитан 3 ранга. Флотское командование их также не жаловало и выказывало своё неудовольствие. Старшие офицеры переходили на ношение фуражек, пошитых на заказ. Стоили они не дёшево, но того заслуживали. Своими классными фуражечниками особенно славился Черноморский флот. Их произведения имели солидный декор: чехол из белой шерсти, тулья любой высоты, красивая внутренняя отделка и кожаный козырь. Некоторые из адмиралов (почему-то всегда малого роста) заказывали козырьки такой площади, что во время дождя под ними не мокли даже колени. Одним словом – шик!
***
Следующий элемент формы – гюйс, синий отложной воротник с тремя белыми полосками. На белой форменной рубахе (форменке) он был пришивным, а на остальных пристегивался и надевался поверх. В наше время воротник почти не видоизменялся, только заглаживались три складки. А в вороте рубахи между швов делалась прорезь, в которую можно вставлять авторучку. Очень удобно. Сама форменная рубаха носилась с напуском на ремень. Погоны пришивались так, что они налезали на шов рукава – чтобы плечи казались шире. Ворот тельняшки не трогали, то есть не вырезали его глубже, как это делалось в 1950-х годах. Из других видов одежды шинель можно было укоротить с 35 см от пола до 45 – 50 см (за испорченную таким образом шинель удерживалась сумма в 6 р 48 коп. – В.Г.), шапку лучше особым образом примять.
И только вроде бы оставался в первозданном виде. Но самым примечательным элементом формы были флотские брюки. Отличительной особенностью флотских брюк являлись отнюдь не клеши, как принято думать, а отсутствие гульфика, то бишь ширинки. Клеши, когда приходила мода, носили и гражданские люди. Форменные брюки, кроме морской молоди всех видов, расклешивали суворовцы, и даже кадеты дореволюционных времен. А вот гульфик в морскую форму пришел не так уж и давно. Раньше считалось неприличным иметь его, если он не прикрыт другой одеждой. А у матросов и ширина брюк, и застегивание их с помощью двух клапанов по бокам было обосновано функционально: чтобы легче их сбросить с себя в воде. Но моряки прославились тем, что довели клеши до непомерной ширины. В наше время мода была другая. Вообще, мода подразумевала не только ширину брючины, но и ее форму: прямая, заужена в коленях, конусом вниз, конусом вверх и пр. С конца пятидесятых брюки вслед гражданским дудочкам зауживались во всех местах. А ушивались брюки в швейной мастерской. Там же можно было заказать шикарные погоны и курсовые знаки, конечно, не бесплатно. Портным за эти штуки попадало, как и нам, но дело не умирало. Руководил швейным производством Аркаша (Абрам Фалкович) Пинский. Его педагогическая мудрость заключалась в том, что за приведение брюк в исходное состояние (а это тоже приходилось, в конце концов, делать) он брал вдвое дороже. Те семь лет, которые мы носили нахимовскую форму, срок для моды большой, и если посмотреть пристальней, то пик зауживания брюк был, когда мы еще трогать форму едва решались. А в одиннадцатом классе Козловский Марк первый из нас и единственный придал своим брюкам форму «конус вниз» и тем самым опередил время.
Торжественное построение роты по случаю окончания последнего учебного года. Слева направо: Э.А.Авраменко, Ю.А.Барышев, В.Лебедь (старшина роты), В.Виноградов (секретарь комсомольской организации), далее в первой шеренге: Е.Федоров, Г.Малахов, В.Градосельский, А.Комаров, С.Мельниченко. 26 мая 1965 года.
Интегральный нахимовский стиль, пожалуй, ярче всего проявлялся в облике парадного батальона. Его можно определить тремя словами: чистота, ладность, скромность. И это имеет свои объяснения. Поскольку организм нахимовца и его тельце еще не оформлены окончательно, то любая экстремальность в форме его одежды выглядит смешно и нелепо. Но, как только строй распускают, все интегральное становится дифференциальным. Профессор В.Зиборов рассказывает, как при возвращении после парада на поезде из Москвы, он всю ночь вручную ушивал парадные брюки. Чтобы в Ленинграде не выглядеть парадным охламоном. Но на платформе Московского вокзала его засек замполит А.А.Стенин и заставил тут же привести брюки в исходное.
***
Еще более нелепым теперь кажется то, что нахимовцы (опять же, не все) не избежали обычных для взрослого человека пороков. Курение – это, наверное, первый из грехов, который, едва появившись, вскоре обрел массовость. Отдельные куряги заражали пагубной привычкой своих друзей, те - своих, и - так далее. Настоящая цепная реакция. В 15 лет регулярно смолили и вполне приличные мальчики. Первыми нашими сигаретами были отечественные: «Ароматные», «Ментоловые», «Аврора». Но затем их быстро сменили сначала в Москве, а потом и в Ленинграде сигареты с фильтром: польские и болгарские. Поэтому с иностранными сигаретами у нас связаны московские воспоминания, с русскими – ленинградские. Русские: «Аврора» или в Москве «Прима» стоили 14 копеек, а польские в белой пачке c красной заглавной буквой «F», кажется, копеек 18, к тому же они быстро сгорали. Впервые мы их попробовали в Москве на параде году в 1961 или в 1962. Ну, а дальше пошли всякие там: «Trezor», «Болгартабак», «Шипка», «Jebel», «Пчёлка» и др. А затем в дело пошли и крепкие кубинские с сигарным табаком сигареты типа «ligeros», «Partagos».
Игорь Задворнов (справа) и Михаил Московенко в подмосковной усадьбе Архангельское. Октябрь 1962 года.
Пойти покурить выражалось фразой: «пойти пофарить». За курение, конечно, наказывали строго. Самым безопасным местом было курение в кочегарке, которая находилась в подвале учебного корпуса. Но спуститься туда и вновь подняться на этаж за пять минут перемены надо было еще успеть. Ближе был гальюн, место общего пользования. И без того всегда чистый и свежий, он был доведен штрафниками до идеального вида, и теперь стал настоящим «общественным местом». Там кипела своя неформальная жизнь: рассказывались свежие анекдоты, делались первые затяжки табачным дымом. Курение в гальюне было чревато неприятными последствиями: из него был один выход, и если его занимал кто-то из командиров, то положение становилось «безвыходным». И все-таки выход был найден: вещественные доказательства бросались в унитаз, а дальше все зависело от того, насколько сильно ты упрешься, отрицая свою причастность к курению: не курил и всё тут. В качестве контрмер следовали: обнюхивание, вытряхивание карманов и тщетная команда: «Не спускать!» (последнее имеет ввиду – не спускать воду в унитазе). А однажды… Женя Беляев спрятал не затушенный окурок в карман, а там как на грех лежала целлулоидная расческа. Потитак, чувствуя неладное, устроил затяжной допрос, и вдруг карман полыхнул, и повалил едкий дым. Такое не забудешь, хотя ряд знатоков нашей истории считают, что этот случай произошел с сыном Героя Советского Союза Олегом Осиповым (он же Рюша-Мореман). Но шрам на ноге Жени Беляева все ставит на свои места и напоминает о былых прегрешениях. Впрочем, случай мог иметь повторение. Расчески в кармане были у каждого, потому что теперь нам уже разрешали носить некое подобие прически. А после отбоя, когда все воспитатели, обеспечивающие и дежурные, наконец-то, покидали нас, устраивался массовый перекур, который получил только что вошедшее тогда в быт название «Голубой огонек». По жизни, чего только не приходилось курить. В лагере раскуривали сухие листья веников, и даже трубки тростника, зажигая ее с одного конца – лишь бы дым шел. Вариантов этой заразы не счесть, а вариант отказа от нее у всех один и тот же: на каком-либо участке жизненного пути подворачивается «благоприятный» кардиологический случай, и вредной привычки как не бывало. И остается только сожаление, что не решился на это раньше!
***
In vino veritas - истина в вине. К сожалению, эту поговорку мы, как люди читающие, узнали очень рано. Особо любопытные из нас пытались постичь ее смысл с детства. Так поиски истины незаметно превратились в поиски вина. Первые индивидуальные употребления алкоголя во внутрь совпадали с его наружным употреблением: простудившихся детей раньше часто растирали спиртом и отогревали стопкой Кагора, но это, конечно, еще до училища. В училище во время посещения кондитерской фабрики помыслы нахимовцев, наконец, обратились к специальному цеху, где делали конфеты с ликером. Первыми о нем узнали те, кто чаще бывал на фабрике, а это - участники художественной самодеятельности. У одного из танцоров, Коли Петрова, на фабрике работала мама. Попасть в цех, конечно, не удавалось, но некое стремление осталось. И первыми, кто устроил коллективную пьянку, да еще в стенах училища, были «танцоры». В истории танцевального кружка сохранился случай, датируемый ноябрем 1959 года, когда был употреблен спиртной напиток – портвейн «33». Его для них купил старший нахимовец Мурашкин, друг Мишки Московенко, тот самый, что год назад обещал его маме «за Мишей приглядеть». И эту первую бутылку они выпили на пятерых (Голубев, Грабарь, Жидких, Калашников, Московенко), замаскировавшись спортивными матами в Актовом зале училища. Потом, уже с класса девятого, это стало недоброй богемной традицией. И посоветовали им принимать перед выходом «по чуть-чуть» матросы крейсера «Киров» на совместном концерте в Зале Революции ВВМУ им. М.В.Фрунзе. Затем уже перед каждым выходом на сцену наши танцоры принимали для раскованности небольшую порцию алкоголя. В высшем училище эта норма составляла четвертинку водки на двоих, и иногда приводило к падениям на сцене.
Все начинается с лимонада. Нахимовцы С.Попов, А.Белогуб и В.Иванов со своими гражданскими друзьями. 1960 год.
Тем временем, в феврале 1962 в руки правосудия попались первые наши «алкаши». Это были совсем другие люди, но отнюдь не случайные. Ерошкин и Заслонкин водили компании в своих старых дворах. В тот раз, вернувшись из увольнения, они еле стояли на ногах. Кто-то пытался натолкать им во рты зубную пасту, чтобы отбить перегар. Но это их не спасло, и они были отчислены. Известен также случай употребления отдельными личностями «Горного дубняка» в Артиллерийском музее. Истина, которую мы так упорно искали, заключалась в известном всем взрослым людям правиле: надо знать с кем, когда и сколько. В те годы ходили поговорки: «Пить надо в меру», - сказал Джавахарлал Неру, - «А у нас водку пьют до сыта», - сказал из-под стола Хрущёв Никита. Конечно, условия училища ограничивают степень алкогольной свободы, и случаи употребления спиртных напитков были единичны но, что происходит после училища? Дальше каждый должен был сам решать, до какого момента он может заниматься этим опасным «спортом». Кто вовремя не соскочил с катящего под уклон поезда, тот поплатился жизнью.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
