Кстати, проходя Цусимский пролив, мы отдали почести героям-морякам русско-японской войны 1905 года, погибшим в пучине морской и на берегу.
Когда наш пароход проходил по Японскому морю и Тихому океану, нас часто сопровождали стаи касаток. Это хищные морские звери, имеющие длину до 5 метров, а в диаметре до 1 метра. Они прямо стаей ловко проходили под килем парохода и с большой скоростью. Там же видели одного громадного кита, за которым гнался огромный рыболовецкий сейнер. Кит выпускал большой фонтан воды, но чувствовалось, что сил его надолго не хватит, тогда по нему стреляют гарпунной пушкой и буксируют добычу на мель или базу для разделки. Проходили несколько раз через глубоководные впадины, которые обозначены на всех морских картах. После посещения портов Северной Кореи мы направились во Владивосток, штурманская практика продолжалась. Морская выучка постепенно повышалась, что придавало нам уверенность в своих действиях на рабочем месте. Во Владивостоке нас пересадили на другие боевые корабли, и мы на них еще раз заходили в упомянутые порты Северной Кореи, но с другими задачами. Август месяц заканчивался и приближался долгожданный месячный отпуск с 1 сентября. Все годы учебы в сентябре мы гуляли с выездом к родным, без ограничений, в места отдыха. Отпуска, как у всякого студента проходили весело, в знакомстве с новыми людьми, встречах в местах отдыха. В это время купаться в Сибири поздно, но нам хватало этого удовольствия во Владивостоке. Обратно из отпуска возвращались уже при морозах и снегопадах, но поезда шли в зимнем режиме и мы не унывали в своих коротких бушлатах. Учебный год начинался с 1 октября. Снова лекции, контрольные работы, зачеты и семестровые экзамены. Если у кого были хвосты, то в увольнение не пускали, пока их не ликвидируешь. Такой морской закон, сделай дело, гуляй смело. На кораблях существует такой же порядок. Во время этой летней практики нас по курсу морской авиации возили на аэродром, где показывали военные морские самолеты, взлетающие с морской поверхности, делающие посадку в определенных местах морской акватории. На сухопутном самолете нас ознакомили, как выглядят корабли и суда в море и в военно-морских базах у пирсов, на якорных стоянках. В хорошую визуальную видимость это впечатляет с высоты полета. Надо и на море уметь уклоняться не только от ударов боевых кораблей и подводных лодок, но и от бомбовых ударов самолетов. На аэродроме летчики отнеслись с большим вниманием и желанием рассказать нам полней и доходчивей. С парашютом нам прыгать не предложили, так как этого не было в учебной программе. Да и было бы страшно это делать без специальной подготовки.
При следовании в отпуск в 1947 году на одной из стоянок я встретил японца, который сидел на бревнах штабеля. Он был с котомочкой (рюкзаком) за плечами. Я подошел к нему, мы поздоровались, он уже изъяснялся на понятном русском языке. Я не мог умолчать и не сказать ему, что я только что вернулся из Японии и был неделю в Токио. Как он был рад, обнял меня и попросил хоть что-либо рассказать о своей Родине. Я ему сообщил то, что видел и где был в Токио. Сказал, что Токио чистый хороший город, разрушений мы не видели. Народ живет нормально, хотя американских военных баз было столько, как при настоящей оккупации. Он меня тепло поблагодарил за рассказ. Был он из другого города Японии. Японец, по его словам, ехал после лечения в госпитале продолжать работу на шахте. На работу, питание и отношение к нему русских не жаловался. Наш поезд дал отправление, и мы друг другу тепло помахали руками. У него часто на глазах наворачивались слезы. Тоска по родине – вот главная причина. Часть военнопленных остались навечно лежать в земле России от болезней, но не от голода. А привлекали их к самым тяжелым работам на шахтах, в тайге по прокладке железной дороги. Перед новым 1948 годом, как всегда, готовились к спортивным соревнованиям по личным видам спорта. У нас были классные боксеры-чемпионы Тихоокеанского флота. Были разрядники по гимнастике, это мои друзья Юра Ермилин из Саратова и Виктор Белашев со станции Зима в районе Новосибирска. Я по физкультуре никогда успеха не имел и по-крестьянски считал ее напрасным трудом, тратой времени без видимой пользы. Конечно, я был не прав. Но до сих пор считаю, что нет благороднее труда, чем работа в поле или на огороде. Здесь польза труда напоминает о себе целый год урожаем картофеля, овощей и фруктов. Труд здесь должен быть добровольным и с большим искренним желанием, тогда будет радость, результаты и польза для организма. Хорошо, что город сейчас обратился к земле, и видит существенное подспорье для своего стола. Изменилось отношение к крестьянину. Снова о соревнованиях перед новым годом. У нас произошел трагический случай во время тренировок по боксу. Курсант 4 курса Дзежинский (?) тренировал подающего большие надежды курсанта 2 курса Семенова. Старшекурсник нечаянно ударил Семенова в область солнечного сплетения, после чего пострадавший упал, и не успели принести кислородные подушки, он скончался в такие молодые годы. Хоронили его во Владивостоке, всем училищем, приезжал на похороны отец – наш посол в Монголии (?). Позже он занимал высокие посты в МИД СССР, включая должность заместителя министра.
Традиционно под новый год курсанты-боксеры ходили по городу и в училище с синяками. Говорят, что настоящий мужчина должен иметь шрам на лице. Это признак благородства и доказательство того, что он с честью может постоять за себя и ближнего. Такова природа человека. Надо быть готовым выстоять в тяжелой схватке, в том числе в моральной, нравственной и физической. Каждому человеку, по природе и наследству без аномальных отклонений, должен быть присущ личный кодекс жизни: честный труд, порядочность, контактность с людьми и больше положительных эмоций, презрение к предательству. Деградированных и нетрадиционно ориентированных в жизни надо избегать и обходить стороной, как недостойных внимания и малейшего уважения, ценить престарелых за их неоплаченный по-человечески физический и умственный труд. Сейчас наши пенсионеры страдают. Ведь даже заработанное часто изымали путем займа, реформ и как Гайдаровское ограбление 1991 года. Время летит быстро, прошел последний курсантский отпуск в 1948 году, всерьез задумывались о своем недалеком будущем, ведь всего два семестра и госэкзамены отделяли нас от офицерских погон и самостоятельной работы где-то в неизведанных краях: Тихоокеанский, Балтийский, Черноморский и Северные флоты и ряд речных флотилий. Курсантов выпускного 4 курса (это 4 золотые галочки на рукаве одежды) традиционно в городе называли женихами, к нам относились с уважением на вечерах гражданских ВУЗов. Как говорится в песне: "ходят девушки гурьбой". Это жизнь и от нее никуда не уйдешь, либо сейчас после выпуска, либо через 3-4 года позже. Но важный факт в жизни все равно состоится, природа берет свое, срабатывает инстинкт сохранения жизни, но в тоже время накладываются какие-то разумные рамки ограничения свободы и взаимной ответственности.
На втором семестре 4 курса начали готовить личные дела для офицеров. Сшили несколько типовых кителей с и нас по группам водили в фотографию для снимков в личное дело. Это уже как-то настраивало и прибавляло ответственности в учебе. Преподаватели вели себя озабоченно за результаты своего нелегкого труда, во всем нам помогали на консультациях, семинарах, лекциях, зачетах. После экзаменов за 4 курс, начались государственные экзамены. Комиссия была сформирована наполовину из наших представителей, наполовину из адмиралов Тихоокеанского флота. На последнем семестре провели среди нас анкетирование на предмет желания служить на одном из наших флотов и флотилий. Я подумал и записался на Южный Балтийский флот, так как хотелось попасть в Ригу. На западе другой народ и жизнь. Многим хотелось попасть туда. Этому анкетированию мы не придавали серьезного значения, а многие дрогнули - другие флоты могут принять холодно и на должности ниже, чем на ТОФе. После вернемся к этому важному судьбоносному вопросу. На втором семестре 4 курса начали нас водить по швейным мастерским военторга, снимать размеры для изготовления обмундирования по полному комплекту для зимы и лета, кроме белых брюк, их носят только на Черноморском флоте. Это было приятное мероприятие, здесь по-настоящему чувствовалось стремительное приближение важного события в жизни, хотя госэкзамены были впереди. Вопрос практически решен. Все экзамены я сдал успешно, а госэкзамены только с оценками отлично. Но в это время в систему подготовки в училищах ВМФ ввели новое правило. Нам присваивали звание , и мы должны стажироваться на боевых кораблях и подводных лодках 3-4 месяца, после этого присваивали звание.
Получилось очень удачно по сравнению с другими товарищами, меня назначили дублером штурмана на подводной лодке в соединении ПЛ, которое базировалось практически во Владивостоке. Эта ПЛ находилась в боевом строю, регулярно выходила в море для сдачи задач в отведенных полигонах. Офицеры меня приняли очень хорошо. Командир ПЛ прошел всю войну, очень решительный и знающий офицер. Он быстро присмотрелся ко мне и однажды прямо сказал: "Иван, я своего штурмана отправляю в отпуск, а ты будешь самостоятельно вести дело за штурмана. Не волнуйся, я тебе всегда в трудную минуту помогу". Я обрадовался такому доверию, но почувствовал и огромную ответственность. Ведь предстояло впервые обеспечивать выполнение боевых задач. Вскоре при очередном выходе в море мы должны были выполнять стрельбу учебной торпедой. Такая торпеда выпускается по штатной программе из носового торпедного аппарата в подводном положении. После этого лодка быстро всплывает, и командир дает команду торпедолову поднять торпеду к себе на борт. Выпущенная учебная торпеда проходит заданное расстояние, всплывает в вертикальное положение, дает визуальный сигнал за счет патрона Гельмгольца, создающего дымовой эффект. Если торпеду не удается поднять, и она утонет, то это считается серьезным ЧП со всеми вытекающими последствиями. Когда вышли на полигон, начали маневрировать с целью выйти в точку открытия огня-выпуска торпеды по цели. В качестве цели используются, как правило, вспомогательные корабли или те же торпедоловы. Вот здесь я поволновался, так как от моей четкой работы зависело многое. Командир вел себя спокойно и воодушевлял меня, видя мое волнение. Наша слаженная работа дала возможность успешно выполнить задачу. Даже учебная торпеда – это дорогостоящее изделие. Она длиной 5-6 метров и в диаметре около 0,5 метра. Внутри она начинена очень сложными приборами, специальными энергоносителями, обеспечивающими движение по заданному курсу и с определенной скоростью, позволяющими сближение с целью. Взрывчатого вещества достаточно, чтоб утопить корабль. В базу мы возвращались радостные в надводном положении. На мостике находился только командир ПЛ, сигнальщик и рулевой, остальной личный состав находится по боевому расписанию в своих отсеках.
После возвращения с моря ПЛ становится у пирса на своем месте. Все механизмы и оружие приводится в исходное положение, а личный состав переходит в казарму для отдыха перед очередным выходом. У пирса ПЛ охраняется специальными часовыми. Внутри лодки остается дежурная служба из трюмных машинистов и других специалистов, но это расчет из 3-4- человек. После отдыха личного состава начинается учеба на своих боевых постах. На ПЛ очень высокие требования к знаниям устройства корабля и действиям в аварийном состоянии. По возвращении с задания выдали автономный паек, включающий шоколад, галеты, сгущенку, консервы. Питание на лодке и в столовой на берегу очень качественное, калорийное и в достаточном количестве для молодого человека при большой физической и умственной нагрузке. Вообще проблем с питанием нет. Служба на ПЛ сложная, трудная, требует большую выносливость и мужество. После нескольких выходов в море, я всерьез полюбил службу подводника. Командир ПЛ к этому времени в достаточной степени оценил меня и сделал решительный вывод. Он предложил мне служить в составе его экипажа штурманом. С моего согласия он сделает запрос в штаб ТОФа на мое назначение. Я дал согласие, были оба довольны таким решением. Но я ему не сказал, что было анкетирование в училище, и я записался на Балтийский флот. Да я и не верил, что желание курсантов может осуществиться. Поэтому я не могу назвать это обманом. Закончилась стажировка, я распрощался с командиром и всем экипажем. Они пожелали мне скорейшего возвращения на штатную должность штурмана. В училище полным ходом шла подготовка к выпускному вечеру, начали получать обмундирование и готовиться к торжественной части, когда зачитывается приказ министра ВМФ о присвоении первичного звания "лейтенант корабельной службы", вручаются погоны и кортик позолоченный. После этого переодеваемся в офицерскую форму и идем в зал со своими приглашенными друзьями на выпускной банкет.
Руководство выпускного курса. ТОВВМУ. 1949 г.
Я пригласил старшего помощника командира ПЛ. Мы с ним крепко подружились за время стажировки. Зачитали второй приказ, самый главный – о назначении на какой из наших флотов. Меня назначили на Южно-Балтийский флот, в распоряжение управления кадров. Вот здесь было много волнений и огорчений, так как предстояло расстаться с друзьями надолго, а может быть навсегда. Вот друга Виктора Белашева я не встретил больше, а только узнал о его трагической гибели на Пулковском аэродроме под Ленинградом. Я об этом уже писал. А по существу пришлось растерять всех друзей по училищу, так разбросала нас судьба по разным флотам. Лишь некоторых я встретил позже. На следующий день после банкета мы продолжали веселиться без наших гостей, в узком кругу друзей и товарищей по учебе. Все уже хорошо почувствовали, что предстоит расставание навсегда. Жаль было терять друзей, которые всегда были рядом, мы жили дружно и делились всем. Знаменитостей по сословию я не помню, поэтому мы всегда общались на равных. Во время перерывов местом отдыха всегда была курилка. Аудитории в это время проветривал дежурный и просил всех удалиться. В курилке постоянно стоял мешок с махоркой, только на старших курсах давали дешевые папиросы "Красная звезда" и подобное. Во время одной из летних практик, когда мы отрабатывали швартовку к пирсу на небольших учебных катерах, к нам подошел рыболовецкий сейнер, и команда моряков попросила махорки. Ну, этого добра у нас было с избытком, многие не курили. Мы вынесли ящика два махорки, а взамен они "сыпанули" нам свежей хорошей рыбы в шлюпку. Рыбы оказалось под самый буртик, поэтому шлюпка вместе с рыбой чуть не пошла ко дну. Волнения на море не было, поэтому мы благополучно рыбу доставили на берег с передачей на кухню.
Выпускники ТОВВМУ. Настала пора разъезжаться по всем флотам. Владивосток, 1949 г.
В тоже время мы отрабатывали практические приемы с фактическим погружением в нормальном водолазном костюме со свинцовыми тяжеленными башмаками. Глубина погружения была до 10 метров. Обеспечивали и готовили к погружению очередную партию сами курсанты. Поэтому по причине разгильдяйства, если на глубине развязывался хотя бы один башмак, то горе водолаз выбрасывался автоматически на поверхность. Тогда его быстро буксировали к берегу. Виновника же, кто готовил башмаки, сразу одевали в костюм для поиска башмака. Много было приключений и интересных событий, нам было всегда весело. Для тяжелой морской службы отрабатывался характер, склонный к оптимизму, шуткам и доброжелательным постоянным подначкам. В курилках был всегда добрый захватывающий смех. Вот такая обстановка была в учебе и на практике в море. На 3-4 день после выпуска мы начали бегать за билетами на поезд, получали подъемное пособие по два оклада и другие документы (отпускной, командировочное предписание, проездные документы до места службы). Отпуск получили до 1,5 месяцев с учетом дороги следования. Это был первый случай, когда мы ехали в нормальном пассажирском вагоне с законным местом и постелью. Как только сел в вагон, тут же "как большой", закурил "Беломорканал", а до этого не курил вообще. Была уважительная и поучительная причина. В деревне мой двоюродный брат, лет 16, приказал мне покурить самосад. Мне было не более 4 лет. Я, конечно, закашлялся, папироска выпала из рук и рассыпалась. Тогда он завернул вторую и настаивал продолжать курить. После нескольких неумелых затяжек я почувствовал головокружение, началась рвота, и я упал на землю. Брат срочно вызвал родителей, которые начали меня отпаивать молоком. После этого все время чувствовал отвращение к табаку и дыму. Начав курить офицером, я через восемь лет бросил эту дурную привычку навсегда. Это был 1957 год, во время отпуска в год поступления в академию.
Дорога прошла быстро, хотя до Омска было 7 тысяч километров. В Омске я немного побыл у сестры отца и поехал пароходом на родину. Пристань - село Большеречье, где родных никого. Был вечер, и стало темнеть, я позвонил двоюродному брату в село Кирсановка, он тут же прислал лошадку, и мы шесть километров проехали с ветерком. Колотилин Андрей Гаврилович двоюродный брат 1903 года рождения, заменил мне отца в трудную минуту. Мачеха жила рядом в деревне, и я ехал туда. Сели за стол, и тут же мне преподнесли огорчение и моральный удар в самое сердце. Я был очень расстроен, но ничего уже нельзя исправить. Дело в том, что перед моим приездом мачеха вышла замуж за немца с Поволжья. Он бросил многодетную семью и решил жениться на мачехе, и уже успел перейти жить в отцовское жилье. В то время у меня еще не зажила рана от гибели отца на Ленинградском фронте, и тут мне на пути встретился опять немец, пусть даже с Поволжья. Я этой подлости не простил мачехе, и на этом наши пути разошлись навсегда. Были против этой женитьбы и ее родные два сына Григорий и Владимир. Потом они матери простили, а я навсегда оборвал связь с ней и, естественно, и с отчим домом. Тяжелый груз морального и физического напряжения долго мне не давал покоя. Надругались над памятью об отце. Отпуск я провел у Андрея Гавриловича, здесь в Кирсановке были мои родные по матери и отцу, включая две сестры отца и одну сестру по матери, у всех я был желанным гостем. Это Максимовы, Селивановы, Коробейниковы, Кирьяновы, Колотилины.
Вспоминаю эпизод в училище, когда нам на третьем курсе читали торпедное оружие. Включались вопросы конструкции разных типов и моделей торпед. Дима Белых и Витя Лосин прибыли в училище после окончания авиастроительного техникума в Новосибирске. Успешно сдали конкурсные вступительные экзамены за среднюю школу, учились оба усердно, довольно успешно. Вот эти ребята в научном кружке занялись созданием новой торпеды, куда вкладывался целый ряд новых конструкторских и технических решений. Они довели дело до рабочих чертежей и отправили материалы на завод и в НИИ ВМФ. Дальнейшую судьбу этой работы не знаю. При нашей системе везде надо свои идеи пробивать, подключать светил в напарники и т.д. Сами они попали служить на корабли.
1-й курс Тихоокеанского ВВМУ. Владивосток, 1945 г.
Время летело быстро, прошла летняя практика на кораблях Амурской флотилии и Тихоокеанского флота. Наступило время отпуска. Куда ехать мне? Я всегда ехал на родину и в город Омск к близким родным. Ко мне относились как к своему сыну А.Г.Колотилин, П.Е.Коробейников, Д.А.Селиванов, Ф.Г.Морозов и многие другие. Большой низкий поклон и их детям, с которыми у меня сложились самые теплые и сердечные отношения. Школьные друзья тоже не забывали. У сибиряков, больших тружеников душа всегда, как говорят в народе, "нараспашку". Приходи с горем, помогут, если поделишься радостью, будут наравне с тобой радоваться. В колхозно-совхозный период эти чувства сибиряков еще больше обострились. Они знают четко, трудности можно преодолеть только всем вместе, выручая друг друга. Лентяев и нечестных за настоящих людей не считают. Их сторонятся и просто презирают, как отщепенцев. Вот такая обстановка с детства наложила на меня свой благородный отпечаток. Не терплю до сих пор двуличия, обмана и предательства. Старался никогда не допускать, чтоб меня унизили или незаслуженно оскорбили. Но сам я стремился не давать для этого малейшего повода. Человек я контактный и доброжелательный на правах взаимности. Могу прощать обиды, но при определенных условиях, чтоб оппонент тоже мог поступить аналогично. В любом коллективе у меня были хорошие друзья и товарищи. Правда, жизнь разбросала нас в разные уголки России. Многих друзей по училищу не могу найти до сих пор. Это Юра Ермилин, Аркадий Кошкин, Дима Белых, Глеб Черняков и многие другие. Белашев Витя дорос до командира соединения подводных лодок Тихоокеанского флота. Но случилась ужасная трагедия. Командующий ТОФ со своим походным штабом прилетел в Ленинград на командно-штабные учения всех флотов. Ученья успешно закончились, и они собрались в обратный путь. При взлете их самолет разбился в районе Пулковского аэродрома. Все погибшие похоронены в братской могиле в Ленинграде. Это было лет 15 назад.
Начался учебный год на 2 курсе. Мы уже почувствовали силу. На нас начали обращать больше внимания, поняли, что мы дойдем успешно до финиша. Много внимания уделялось физической подготовке и таким видам спорта, как бокс, штанга, гимнастика. Зачеты были на серьезном уровне. Например, после зачета по боксу практически все курсанты под Новый Год ходили с синяками, побитыми носами и порой всей физиономии. Однажды на 2 курсе на занятиях кафедры физподготовки мы сдавали зачет по подтягиванию на перекладине. У меня был распухший палец, и я никак не мог выполнить это тяжелое упражнение сам. Я попросил земляка по Сибири Диму Белых сдать зачет под моей фамилией. Когда он выполнил это с трудом, что положено, женщина-преподаватель почему-то засекла подвох, попросила его подойти на пару слов. Она сказала: "Дима Белых, я ведь знаю Колотилина, поэтому вам двоим, придется зачет пересдать. Больше так не делайте". Этим конфликт был исчерпан, начальству не доложено. На нас нагрузка в учебе была сумасшедшая: лекции, практические занятия, зачеты, контрольные, не говоря о семестровых экзаменах. Самоподготовка проходила в отведенное время в учебных классах под строгим контролем командиров рот и курсов, перерывы по звонку. Помню, для лучшего усвоения материалов писали шпаргалки, но пользовались ими только умельцы, как Володя Биман и ряд других курсантов нашего класса. Кто попадался, тот делал второй заход, но индивидуально, а требования существенно повышались. Был случай такой один раз со мной, и он отбил охоту на такие ловкие дела. Писали мы контрольную работу по теории артиллерийской стрельбы. Преподаватель-офицер, хорошо читал лекции, глубоко владел предметом, за что мы его любили. Он мог пошутить, рассказать умный анекдот и т.д. Перед контрольной работой он предупредил, кто попадется со шпаргалкой, тот будет ему лично одному сдавать работу. Раздал он варианты работы, и не успели мы еще вникнуть в суть дела, вдруг он подошел ко мне, проходя мимо, увидел "шпору", свернутую в гармошку. Гармошка эта была шириной сантиметров пять, а длиной не менее 50 сантиметров. Он ее увидел внутри форменной рубашки, хотя я не собирался ей пользоваться. Вот была хорошая наука на будущее. Он не ругал, а только повторил свои условия. Контрольную работу потом я написал хорошо, и мы расстались полюбовно.
Курсант 2-го курса ТОВВМУ им. С.О.Макарова. Владивосток 1947 г.
Преподаватели спецдисциплин, как правило, имели за плечами учебу в высшем военно-морском училище и военно-морской академии им. А.Н.Крылова или командной академии им. К.Е.Ворошилова. Кроме того, они принимали участие в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. на боевых надводных кораблях или подводных лодках на флотах Советского Союза. Один преподаватель, будучи командиром ПЛ, не раз подходил к причалам военно-морских баз Японии и на такое расстояние, что в перископ на малом ходу мог рассмотреть лица японцев, которые были на пирсе. Это были операции с разведывательными целями. Много погибло подводных лодок на всех флотах, были потери и на Тихоокеанском флоте. Я видел сам обелиск в память погибшим на базе ПЛ во Владивостоке. Причем в составе того экипажа были и курсанты нашего училища Незаметно закончился 2 курс учебы, потом экзамены и начиналась практика на боевых кораблях. На этот раз предстояла штурманская практика по интересным маршрутам, с заходом в Токийский залив и Токио. Затем в это же лето мы дважды посещали Северную Корею. Очень интересно было посмотреть океанский простор и зарубежные страны. В то время, а это было лето 1947 года, было большой диковинкой и интересным событием в жизни каждого. Как могли, готовились к заходу в зарубежные порты. Ниже несколько подробнее остановлюсь на этих событиях и расскажу о своих личных впечатлениях, о новом, непонятном нам мире и его людях. В августе 1947 года примерно 200 человек курсантов погрузились на товарно-пассажирское судно "Тобол". Он оружия не имел. Целью официально была доставка горючего в бочках для нашего генерала Деревянко, который представлял СССР в контрольном совете в Токио.
Представитель СССР ставит свою подпись под актом о капитуляции Японии.
На самом деле мы осваивали штурманское дело и различные методы определения местонахождения корабля, включая использование звездного глобуса. Это сложные инженерные расчетные задачи, где применяли метод Сомнера. Суть его заключается в том, что сначала определяются координаты нескольких звезд специальным очень точным оптическим прибором, а затем решается система уравнений. В результате получаем широту и долготу нашего местоположения, привязанного к определенному времени. В начале августа 1947 года теплоход "Тобол" отошел от причала Владивостока с курсантами на борту. Штурманскую практику возглавили преподаватели спецдисциплины. Нам гораздо легче было решать нашу штурманскую практику после изучения мореходной астрономии, где излагались теоретические основы и прикладные методы определения местоположения корабля по светилам. Наука эта довольно точная и не позволяет вольностей толкования. Методы работы могут быть формализованы применительно к персональной ЭВМ. Это стало возможным только в наше время с середины 1990-х годов. В это время началось широкое внедрение персональных ЭВМ, в основном американского производства. О достоинствах этих ПЭВМ хорошо знают все пользователи. Они имеют высокую надежность и удобны в эксплуатации. Метеоусловия по маршруту были исключительные. Для нас была важна хорошая визуальная видимость, солнечная теплая погода и безоблачное небо в ночное время. Температура воздуха днем была порядка 30 градусов по Цельсию. Верхние слои моря тоже не уступали по температуре – до 28 градусов по Цельсию. При такой температуре и высокой влажности самочувствие было отвратительным, все время хотелось пить. Чтобы как-то скрасить наше положение на палубе лилась соленая забортная вода из пожарных шлангов с высоты 3 метров. Шланги были в отверстиях и изображали групповой душ. Радости все равно было мало, прохлады не было. В кубриках ночью тоже страшная духота. Но ночью мы занимались звездами, замеряли их координаты, а днем решали задачи Сомнера. Японские острова показались в тумане на 3 день. Прошли мы Японские острова Сангарским проливом. Это очень интересное место и отличается своим бурным течением. Наконец мы миновали пролив, вышли в Тихий океан. В Токийский залив мы следовали вдоль Японских островов на удалении нейтральных вод – 12-мильная зона.
Вскоре приблизились к входу в Токийский залив. Проход в залив очень узкий, порядка 500 метров, далее начинался собственно залив, ширина его такова, что визуально не видно противоположных берегов. До Токио оставалось 5-6- часов хода. В дымке просматривались военно-морские базы кораблей США, на пути нашем мы их не встретили. Наш теплоход швартовался к пирсу в Токио. На следующий день прислали японцев разгружать бочки с горючим. Ростом они заметно меньше и силой не блистали. Три наших курсанта смело заменяли 7-8- японцев. Они удивлялись нашей хватке и смекалке. Настроение наше было повышенное и очень радостное. Практика на неделю прекратилась. Предстояли экскурсии по Токио. Нас возили по городу на автобусе, а в качестве гида была дочь эмигранта, одетая в парадное украинское женское платье. Она хорошо владела русским языком, красивая и остроумная. Когда проезжали мимо резиденции императора в центре города, то на большой зеленой лужайке ходили коровы. Она сказала: "Посмотрите на поместье императора, ведь как у вас в колхозе". Это я хорошо запомнил. С городом знакомились на тихом ходу автобуса. Но, тем не менее, мы посетили городской музей, парламент, и наше посольство. Город меня удивил своей чистотой, субтропической растительностью (цветы, кустарники и деревья) и ухоженностью зданий. Небоскребов не видели. Много торговых центров, магазинчиков и мелких розничных торговцев. В парламенте мы были два часа, не спеша обошли все этажи и часть комнат депутатов, в конце экскурсии зашли в зал заседаний парламента, но смотрели на заседание с "галерки" для прессы. Зал выглядел в виде цирка, было очень душно, специфический запах от пота, а депутаты непрерывно махали разноцветными веерами. Что они обсуждали, мы не знаем, но шло штатное рабочее заседание с дискуссиями по разным вопросам. В специальном кресле-ложе императора не было. После парламента нас повезли в центральный токийский музей. Здесь было интересней, мы посетили все залы картинной галереи. Ходили по залу тут же японцы и другие посетители. Был один зал, посвященный русско-японской войне 1905 года. Была большая картина, где показано, как императрица посещает госпиталь, где лечились раненые русские матросы и солдаты. Там же показали картину о сдаче японцам ключей от Порт-Артура. Все картины с восточным колоритом, но это, безусловно, оставило глубокое впечатление.
При посещении посольства, там предусматривался прием. Мы хорошо покушали, работники посольства независимо от ранга нас обнимали, целовали и не смогли наговориться. Жаловались на тоску по родине, особенно молодежь старшего школьного возраста. Ведь жизнь в условиях постоянной слежки действует на нервную систему даже профессионала. Такая работа требует многое знать, увидеть, достать нужные сведения. Мне жизнь дипломатов и военных атташе не понравилась, хотя материально обеспечивались они хорошо, а на родине в это время люди страдали после военной разрухи, часто голодали или недоедали. Одеты все в то время были в какие-то непонятные вещи (обноски). Достаточно сказать, что большая часть населения от Владивостока до Байкала ходила в трофейных японских куртках бежевого цвета с двумя разрезами по бокам. Тяжелое было время, но народ ждал улучшения. Об этом говорило радио и писали все газеты. Партийная программа утверждала, что социализм построен, коммунистическое общество не за горами. Инакомыслие не допускалось, иначе грозили лагерем в Магадане или на Колыме. Мой друг фронтовик В.Широватов получил 5 лет Колымы за то что, будучи в нетрезвом состоянии задел плечом портрет Сталина. Вот вся его вина. Пребывание в Токио заканчивалось. Расскажу один случай. Мы обратили внимание, как вдоль корабля прохаживается респектабельный японец. Мы с ним каким-то образом начали общаться и узнали, что его интересует. Он сразу без обиды сказал, что наш корабль "Тобол" был его собственностью, но во время войны мы его забрали в Порт-Артуре в качестве трофея. Во Владивостоке на заводе его реконструировали, перевели с угля на жидкое топливо.
Да, я не упомянул об одном случае, когда мы были в посольстве. Группа курсантов, человек 10, в том числе и я, вышли на тротуар улицы около посольства. Дальше нам уходить не разрешалось, а очень хотелось нам пообщаться с простыми японцами и особенно с молодежью. Только мы вышли, вскоре мимо нас проходила группа симпатичных румяных японок нашего возраста. Мы сразу обратили внимание на них, а они с интересом смотрели на нас. Они сразу поняли, что мы русские моряки и тут же завязалась дружеская беседа. Оказалось, что это были студентки Токийского университета. Они говорили на ломанном русском языке, но было все понятно. В университете они на высоком уровне изучали русский язык и были рады пообщаться с россиянами, тем более ровесниками. Мы тепло расстались с девушками и вернулись в посольство. Адресами мы, конечно, не могли обменяться, по известным причинам, тем более мы были военными, и был наказ не говорить, что мы с Владивостока. Пытались скрыть этим, что во Владивостоке есть военно-морское училище. Другие люди не такие простофили и неплохо понимают, что к чему. В целом, подводя итог недели пребывания в Токио, где мы были как на каникулах, осталось хорошее впечатление, что японцы это вовсе не агрессивные, злые люди, а обычные культурные и доброжелательные граждане своей страны. Я здесь не говорю о милитаристской, оболваненной и агрессивной армии. Ведь у них было много самураев-смертников. Преклонение перед волей императора было незыблемым. Даже в то время в определенные дни года было обычным делом, в качестве жертвоприношения у дворца императора японцы-фанатики сами делали себе харакири, т.е. вспарывали ножом живот и тут же умирали. В религиозном плане этот обычай высоко у них ценился, как проявления высокого патриотизма до самопожертвования. Мне кажется, сейчас это уже можно считать как далекое прошлое. Японцы высоко чтут нашу русскую культуру. Любят музыку наших композиторов, поют наши песни, читают наших классиков. Это даже можно было проверить на военнопленных, которые были во Владивостоке и в Восточной Сибири. Знаменитую Катюшу они пели, идя на работу и возвращаясь с работы. Наши книги читали с удовольствием. Будучи проездом через Красноярск в Абакан во время отпуска, где японцы пленные работали по восстановлению городского сада, видел группу пленных, читающих какой-то том Ленина. Я не спрашивал их мнение о трудах наших политических деятелей.
Марксистко-ленинская идеология, можно сказать уверенно, практически не прижилась и не получила распространение и понимание, особенно среди крестьян за-за насилия над их бытом после 1917 года. Интеллигенция и ряд крупных ученых тоже не выражали восторга из-за репрессий и недооценки труда. Можно назвать двух всемирно известных ученых, Зворыкина, Сикорского, сделавших очень много полезного в США. Время пребывания в Токио быстро пролетело, пора "отчаливать" домой. Из Токио мы тем же заливом прошли к Тихому океану. Путь наш лежал снова вдоль японских островов, только в противоположном направлении – на юг. Мы обогнули все японские острова и через Цусимский пролив должны были зайти в порты Северной Кореи: Гензан, Сейсин, Рассин, Юки. В этих портах мы долго не задерживались, по городу ходили. Посмотрели уклад жизни другого мира, хотя там правил уже их вождь Ким Ир Сен по нашим директивам. Влияние наше мы заметили. Пионеры в красных галстуках ходили только строем и с песнями. Мужчины с женщинами шли рядом, до этого жена должна была идти в нескольких шагах от мужа. Гуляя по городу Гензану, наибольшему порту Северной Кореи, мы увидели настоящую "рыночную" экономику. В каждом жилом доме с уличной стороны одна комната метров 20 кв. служила магазином. В этом магазине, как в универмаге, был не так большой ассортимент. Например, 10 иголок. 2 бутылки водки, 5-метровой величины огурцы, 10 карандашей и 15 тетрадей и т.д. При входе продавца не было, он занят детьми и другими делами. Висит плакат, написанный по-русски: "Русские солдаты! Просьба ничего не брать. Красной Армии все отдали". Я об ошибках в этом плакате не говорю, так как от смеха их не считал. Должен, сказать, что мастеров по приготовлению деликатесов из рыбы лучше корейцев надо поискать. Впервые я там увидел персики, очень хорошие и вкусные, много было яблок. В Гензане был специальный поселок из хороших одноэтажных домов, где жили наши русские эмигранты и их дети. С ними мы не встречались, а хотелось бы пообщаться и посмотреть на людей по независящим от них причинам лишенных родной России и собственного крова, нажитого десятилетиями своим трудом.
Москвичей и ленинградцев часто посещали родители, они привозили детям много продуктов и кондитерских изделий. Ведь часть из них были состоятельными и имели такую возможность. Когда родители увидели, что их дети начали курить официально, они свое недовольство немедленно выразили письмом адмиралу флота Н.Г.Кузнецову, министр ВМФ мигом заменил папиросы двумя плитками шоколада. Для некурящих курсантов это была большая радость. В молодом возрасте всегда хочется покушать сладкое. Коснусь еще подготовительного периода, когда мы готовили здание к началу учебного года. Наряду со строительными работами, нам была выделена дача Маннергейма на Карельском перешейке для уборки там урожая. Очевидно, при даче этого высокопоставленного государственного чиновника Финляндии было большое подсобное хозяйство. Работы там хватало, но оставалось время для "детских" шалостей вечером, когда работу закругляли. Хотя к этому времени прошло несколько месяцев после блокады Ленинграда, на полях сражений оставалось много оружия – автоматы, боезапас, гранаты и прочие трофеи. Много полей было заминировано. Вот при таком соблазне работали наши курсанты при уборке урожая. Очевидно, контроль со стороны начальства был слабый. В результате небрежного обращения с гранатами одному курсанту оторвало кисть руки, а некоторые из группы были ранены осколками гранаты. Всех пострадавших госпитализировали и кое-кого отчислили из училища. Там же произошел еще курьезный случай. Два курсанта взяли трофейные автоматы и стали стрелять по стаканчикам на столбах линии связи. В результате "меткой стрельбы" была нарушена Правительственная связь с городом Выборг. Через день появились сотрудники КГБ и выявили виновников неисправности линии связи. Двух виновников-курсантов отчислили из училища, а через год восстановили их по настоятельной просьбе. Один из них был В.Каравашкин, будущий контр-адмирал, командир атомной подводной лодки, а в последующем начальник высшего военно-морского радиотехнического училища в городе Петергоф, под Ленинградом. Каравашкина я упомянул не случайно, позже он за упущения по службе получил срок 8 или 10 лет колонии строго режима и отбывал срок под Ленинградом. Просидел он там года три, а потом был реабилитирован по амнистии. Позже я вернусь к этому факту, т.к. по служебным делам в этой колонии я не раз бывал и случайно его встретил. Мы не общались, друг друга не узнали, ведь прошло более 40 лет.
О себе я скажу следующее для этого периода. Выше я упоминал об охране нашего училища. В этой команде был и я в должности разводящего. Мы хорошо освоились с этими функциями, начальство было довольно. Нам тоже хотелось побыть на природе и поработать на упомянутой даче, но так и не удалось. Контроль на уборке урожая усилился. Начало учебного года стремительно приближалось, а помещений в учебном корпусе не хватало. Тогда руководству училища разрешили использовать кубрики учебного корабля "Комсомолец" на Неве. Там курсанты 1 курса жили, питались и учились до конца учебного года. Это был 1945 год. В нескольких словах о ходе учебного процесса. Буду говорить только о третьем выпускном курсе. Руководство училища уделяло особое внимание нам, которым впервые придется сдавать экзамены на аттестат зрелости. Преподаватели выкладывались в полную силу, нужно было показать товар лицом и в тоже время свою профессиональную зрелость на уровне передовых школ Ленинграда. О некоторых преподавателях я уже упомянул выше, а они в полном составе остались в подготовительном училище. Правда, несколько пришло после окончания Ленинградских вузов, в том числе молоденькая симпатичная преподаватель английского языка. Вот здесь я несколько слукавил. Часть курсантов была ею очарована, и они перешли к ней в группу. Хотя я до этого изучал немецкий язык, но я тоже соблазнился и перешел в группу новой англичанки. При дальнейшей учебе я к немецкому языку не возвращался. Но даже сейчас могу отдать рапорт на немецком языке, который отдавал дежурный по классу, при входе преподавателя. Очень строгая была немка, она была старше других преподавателей и суховата по характеру. Кажется, она была старая дева, и все силы вкладывала в работу и в этом находила утешение. Может быть, при переходе на изучение английского языка мы поступили легкомысленно. Правда, жизнь это не подтвердила, большинство курсантов изучало английский язык, и он нам пригодился. В конце учебного года в летнюю жару, когда плавился асфальт на дорогах города, мы целых три месяца сдавали экзамены, сначала за 10 класс, а потом за всю учебную программу средней школы на аттестат зрелости. За это время мы все здорово похудели. Мы стремились успешно закончить учебу, а по ее результатам получить направление в высшее, либо в среднее ВМУ. Из числа всех выпускников человек 30-40 были направлены в средние училища. Нам было жалко ребят, но они не смогли должным образом справиться с учебной программой за 10 класс.
Письменные работы мы писали в училища имени Фрунзе, где мы жили и учились с мая по сентябрь 1945 года. В качестве ассистентов на экзамены приглашали лучших преподавателей Ленинградских школ и вузов. Мы были одеты в белые форменные рубахи, сидели каждый за отдельным столом. Зал Революции – это самый большой зал без колонн в Ленинграде, очень красивый, служил актовым залом. Учеба подходила к финишу, и нас начинали распределять по высшим и средним военно-морским училищам, включая Ленинград, Владивосток, Баку, Кронштадт. Учеба закончилась с большим опозданием, поэтому на отпуск оставалось 10 дней. Начальство приняло мудрое решение. Кто из выпускников живет дальше Урала и остается учиться в Ленинграде, тот 10 дней отпуска проводит при училище. Я в то время крепко затосковал по родной Сибири, хотя там не было ни отца, ни матери, но хотелось видеть школьных товарищей и близких родных в городе Омске и на селе. Я обратился к командиру роты, чтоб он направил меня во Владивосток и тогда бы я смог за 10 дней повидать всех. Он мне сказал, я тебя не отпущу туда, у тебя нет матери и отца, учись в Ленинграде. Он ко мне относился, как родной отец и я не обижался за то, что он трижды выпроваживал меня из кабинета. Один раз даже матюгнулся и сказал, чтоб я помнил его доброту. Я его поблагодарил и в ответ сказал, что я закончу высшее ВМУ во Владивостоке, а приеду служить на Балтику. Он ответил, что будет рад, если так удастся. В жизни так и получилось. Многих ребят из Ленинграда отправили служить на Тихоокеанский флот, и не у каждого в тех краях сложилась судьба удачно. Мой друг Саша Гольдберг там "сломался", уволился с военной службы и был долго капитаном торгового парохода. На Дальнем Востоке быт офицеров был толком не устроен, много "дыр" удаленных и без льгот, часто семьи распадались. Такие условия жизни на Дальнем Востоке не для каждого ленинградца оказались по силам и мужеству, особенно на начальном офицерском пути. Отдельно следует сказать о ленинградцах и приближении победы в войне 1941-1945 гг. В конце апреля 1945 года в Ленинграде все ожидали долгожданной победы над фашисткой Германией. У народа изменилось настроение в лучшую сторону, тем более ленинградцы-блокадники столько перенесли горя. Умирали родные, умирали друзья и товарищи, а для захоронений порой не хватало сил физических и моральных. В некоторых разрушенных зданиях в зимнее время складировали умерших от голода и погибших от обстрелов. Должен сказать, что после блокады эти здания были очищены, а захоронения производились в отведенных местах.
К нашему приезду в Ленинград в конце мая 1944 года все разрушенные здания были расчищены, и началось . На Невском проспекте, на части поврежденных зданий окна были забиты фанерой и покрашены. Внешне не видно было больших разрушений, начали работать театры, музеи, кинотеатры, город с каждым днем преображался и хорошел. По высоким ценам можно было купить многое из продуктов и кондитерских изделий. Но это было доступно тем, у кого были большие деньги. Основная масса ленинградцев не имела возможности пользоваться коммерческими магазинами. Тем не менее, ленинградцы-блокадники стали дышать свободнее, не голодали и все ждали улучшения. Появилась постоянная работа без страха, работал транспорт, а кое-где он еще восстанавливался. В 1945 году в Ленинграде было очень жаркое лето, плавился асфальт. Мы полураздетыми готовились к экзаменам. Тяжело было дышать от раскаленных кирпичных стен и асфальта. В день объявления победы я собрался в увольнение утром. Только вышел на Большой проспект Васильевского острова, вдруг заговорили мощные динамики (колокольчики) и объявили, что Германия капитулировала. Я срочно вернулся в казарму и объявил товарищам об этом радостном событии. Все ликовали и "кверху чепчики бросали". Кругом шум, гам и взаимные поздравления. Я почувствовал, что теперь нашему поколению надо принимать эстафету. Тем более американцы к этому времени сбросили на японские острова две ядерные бомбы. Правительство начало задумываться всерьез о возможной угрозе нашей ослабленной стране или шантаже при внешней политике. Вскоре мы приняли соответствующие меры, чтоб создать собственный ядерный потенциал. Теперь мы уже знаем, что труды не пропали даром. Сейчас имеем надежный ядерный зонтик, используя ядерные ПЛ, стационарные шахты и подвижные установки. По случаю поражения фашисткой Германии наше руководство страны приняло решение о проведении парада победы в Москве. Участников парада тщательно готовили, шили новую форму, готовили военную технику. Парад был грандиозный, с участием зарубежных гостей. Принимал парад маршал Г.К. Жуков, а командование парадом победы поручено было маршалу СССР К. Рокоссовскому.
В это же время проходил военный парад победы в Ленинграде, с участием бойцов Карельского фронта, частей Ленинградского гарнизона. Должен сказать, что наш третий курс ЛВМПУ также принимал участие в параде. Хочу высказать свое мнение по поводу важности этого события в Ленинграде. Об этом даже не упоминается в печати и по радио. Неужели несправедливость будет и дальше замалчиваться. Много сейчас негативного говорят и пишут о Ленинграде. Может быть, где-то это и правда, но забывать героическую оборону Ленинграда нельзя и предавать это забвению. По-моему И.Сталин не очень жаловал этот город. Может быть, здесь кроются истоки несправедливости. Сейчас правильно говорят о двух столицах России. На будущее, по моему глубокому убеждению, надо восстановить справедливость и в 2005 году провести парад победы в Петербурге, как это делается в Москве. Правда к тому году может в живых никого не останется, кто шагал тогда в 1945 году по Дворцовой площади. Мне хотелось об этом написать президенту и министру обороны, но сейчас это делать поздно. Если буду жив, то к следующему параду напишу свое мнение заранее. Слава должна делиться по заслугам городов в Великой Отечественной Войне. Повторяю, что это мое личное мнение, но я глубоко переживаю за допускаемую до сих пор несправедливость.
1-й выпуск ЛВМПУ. Ленинград, 1945 год.
Военно-морской флот в моей судьбе. 1945-1960 гг.
После отпуска в Сибири я прибыл во Владивосток с опозданием на 2-3 недели. Нас из Ленинграда прибыло человек 20-30, и мы все договорились опоздать на одинаковый срок. Из Омска нас было 3-4 человека. За опоздание нас наказывать не стали. В поезде у одного омича украли ботинок, пришлось так и идти от железнодорожного вокзала до училища – это примерно 4-5 километров по сопкам. Учебный процесс начался, а 7 ноября мы приняли присягу. Во время приема присяги несколько человек упали в обморок от перенапряжения и длительной процедуры. Училище мне понравилось и Владивосток тоже. Училище было образовано в 1936 году, и к 1945 году полностью встали на ноги при хорошем и новом материально-техническом обеспечении учебного процесса. Лаборатории имели образцы, макеты корабельного оснащения и вооружения. Учиться было интересно, особенно после второго курса, когда начали читать специальные дисциплины. Готовили в училище офицеров корабельной службы широкого профиля. После окончания учебы назначали в боевые части и службы, где требовались офицеры на кораблях, включая подводные лодки.
В 1945-1946 годы вблизи училища находились армейские подразделения, выведенные из Кореи и Китая. Это были отчаянные "", которые воевали на западе, потом были переброшены для войны с Японией по договоренности с нашими союзниками. "" – это бывшие заключенные, которым срок в колонии заменили участием в боевых действиях. Во Владивостоке у них были целые сражения с матросами. Много было грабежей и насилия. Борьба с этим злом велась успешно. В 1946 году осенью этих "гостей" отправили на Курильские острова. На курсантов они тоже нападали, были случаи, когда случались насилия жен офицеров училища. Из училища в город нужно было проходить между бараками "рокоссовцев". Ночи на Востоке летом очень темные. Был случай и со мной. Мы с другом из Новосибирска Димой Белых возвращались из увольнения. Нас встретил старослужащий матрос, который предупредил, что мы рискуем жизнью. Мы "храбрые" 18-летние ребята все-таки пошли, матросу стало неудобно, и он пошел с нами. Как раз на середине пути мы в темноте увидели цепочку солдат, которые шли расправиться с нами. Когда мы увидели далеко неравные силы, (они были вооружены) мы бросились бежать в противоположную сторону. Но там оказались их склады военного имущества, и стояла вооруженная охрана (часовые), которые по уставу имели право стрелять по нам. Я лично сразу напоролся на проволочное заграждение, ржавой проволокой мне вырвало на одной ноге целые куски тела, почувствовал теплые ручейки крови. Вслед мне послышалось команда часовому: "Стреляй по ним". Либо он пожалел нас, либо промахнулся в кромешной темноте. Мне кажется, он просто промахнулся. В училище мы вернулись страшно возбужденные, а брюки мои не подлежали носке, были одни клочья. Кровь на ноге лилась большим ручьем. Медики оказали помощь, обработали раны. Все курсанты твердо решили на следующий день отомстить за все и наказать обидчиков. Так и произошло. В мероприятии участвовало около 100 курсантов 2 курса. В светлое время сначала определили план действий ночью, узнали, где размещаются обидчики. Нападение было молниеносным с применением матросских ремней, били всех подряд. Сопротивления сильного они не оказали. После экзекуции курсанты вернулись в училище. Спать было некогда, так как рано утром нас всех увезли на железнодорожный вокзал и отправили в Хабаровск для прохождения летней практики на кораблях Амурской военно-морской флотилии.
Богданов Николай Георгиевич, контр-адмирал, 9-й начальник училища (1953–1957 гг.). В 1953 г. назначен на должность вместо отозванного в Главный штаб контр-адмирала И. А. Колышкина. Н. Г. Богданов — участник Великой Отечественной войны, звание «контр-адмирал» получил в 1944 г. Имел богатый опыт командования Тихоокеанским ВВМУ и солидный стаж службы в управлении начальника ВМУ3 в должности его заместителя. В 1956 г. руководство страны приняло решение о создании на базе ЧВВМУ им. П. С. Нахимова совместно с факультетом ракетного вооружения Ленинградского училища инженеров оружия, нового профиля подготовки офицеров ВМФ — инженеров-ракетчиков. Руководство этой работой непосредственно в училище осуществлял его начальник контр-адмирал Н. Г. Богданов. Началась перестройка училища, прежде всего за счет появления новых преподавателей, научных работников и лаборантских кадров. - В.Б.Иванов «ЧВВМУ им. П.С. Нахимова. История. Люди. События». Севастополь, 2012.
Утром руководство "Рокоссовцев" явилось с претензиями к начальнику училища, адмиралу Богданову, но он четко объяснил, что в училище вообще курсантов нет, и они находятся на практике. Конфликт сторонами был исчерпан. Мои глубокие телесные раны немного стали заживать, но через месяц в отпуске в Сибири я продолжал ходить на перевязку, а следы на ноге сохранились до сих пор. Тут же расскажу одновременно эпизоды, в которых мы с Димой Белых были участниками. С Димой Белых за время учебы мы поддерживали тесные дружеские связи, часто ходили вместе в увольнение, на лекциях располагались за одним столом. Настоящий сибиряк, никогда меня не подводил, Только раз я его подставил на занятиях по физкультуре. После моей просьбы он согласился выручить друга на зачетах из-за больного пальца. По неопытности мы, конечно, оба влипли, но не очень расстроились. В конце концов, исход для нас был вполне благополучный. Это была хорошая наука на будущее при подсказках, шпаргалках и прочих хитростях курсантов. Об этом случае подробнее расскажу ниже. Я хочу здесь рассказать об одном случае, который мог бы закончиться трагически.
Дело было , и в тех местах свирепствуют сильные ветры, вихри. Училище располагалось на сопке, поэтому эти явления природы сказывались еще сильнее. На лето в здании выставлялись внутренние вторые рамы, а осенью восстанавливались на свое место и хорошо крепились и заклеивались для защиты от зимних морозов и ветров. Часто были снежные заносы. Во время лекции по военно-морской истории мы сидели с Димой Белых вместе как всегда и спокойно строчили интересную лекцию по учебному плану. Читал лекцию капитан 1 ранга – офицер царского флота, которого матросы в 1917 году чуть не расстреляли в Кронштадте. Он был действительный член географического общества Приморского края. Человек начитанный, много рассказывал о революционных событиях 1917-1920 гг. От расстрела его спасли свои же матросы с корабля, а схватили его, когда он спокойно шел по улице Кронштадта по каким-то делам. В то время много было пролито крови совершенно невинных людей и без всяких причин. Коль царский офицер, то становись к стенке, и приговор был исполнен тут же на глазах у всех. Большие испытания перенес этот патриот России, он никогда не высказывал злобу, но факты в те 1945-1949 годы нашей учебы он не умалчивал. В общем, человек не раз смерти смотрел в глаза. Так вот, в середине лекции произошло мгновенное и неожиданное для всех событие. Сильным порывом ветра внутренняя рама, застекленная горизонтально падает на нас с Димой Белых. Мы не успели почувствовать боли от шока, только очнулись после того, когда мы с ним оказались в разных оконных стеклах одной рамы. Могло это кончиться трагически, если бы каждому из нас попало деревянной рамой, как говорится, "по темечку". Но бог нас вторично помиловал. Дело в том, что наш стол стоял напротив рамы, а подоконник существенно выше стола, поэтому рама при резком падении успела принять горизонтальное положение. Мы в это время писали лекцию, и затылки наши были обращены вверх и этим сохранились глаза, на лице тоже ран не было. Стекла от сильного удара рассыпались на мельчайшие осколки, и в районе головы не оказалось острых углов. Затылок, конечно, вспух, но амортизировала большая прическа. Волосы были сплошь засыпаны стеклом. Ребята не успели ахнуть, а преподавателя в этот период "заклинило" и он не мог вымолвить слово, перепугался. Все успокоились тогда, когда убедились, что у нас тяжелых травм и порезов стеклом не было. Нас отправили в санчасть на обработку головы. Обошлось благополучно, но запомнилось на всю жизнь. Начальнику училища, адмиралу Богданову доложили немедленно. Обслуга к утру закрепила все рамы на четырех этажах служебного корпуса. Через пару недель опухоль головы существенно спала и голова не болела. Бывают же смертельно-удачные случаи. Для нас с Димой Белых это было дважды. Второй раз в нас темной, темной ночью стреляли "рокоссовцы".
Вообще за время учебы в есть что вспомнить, и хорошее и плохое. Где сейчас Дима и жив ли? Плохо, что мы не обменялись адресами родных. По молодости думали, что всегда без особого труда найдем друг друга. Правда, один раз я Диму с женой встретил в ресторане "Московский" Ленинграда. Тогда я учился месяц на заводе по спецкомандировке, был холостой, и с другом Юрой Инякиным забежали покушать и расслабиться. Мы с Димой поговорили, он был там проездом. Ленинград город моряков, и никто никогда это не оспаривал. Мне повезло, что в этом культурном центре России я в общей сложности проучился восемь лет и в это время уже перестал упоминать и вспоминать о "туземце" 1943 года. Этому хорошему для меня я обязан во многом Ленинграду, там же я и женился в ноябре 1954 года.
Крестьянские дети были мудрые и сообразительные, как и их родители – умели выживать и сохранять оптимизм и крепкую дружбу среди взрослых и детей. Выручали нас летом лес и богатые поля, когда мы питались овощами и ягодами, грибами и разными лесными растениями, которые я не могу назвать, но показать на месте смогу. Мы, крестьянские дети, не видавшие в достатке сладкого, умело утоляли голод в желудках, как в лесу, так и в огородах: огурцы, морковь, горох, брюква, турнепс и др. Эта была хорошая закалка на выживаемость. В селе Кирсановка я закончил 7 класс. К этому времени я старался по учебе выбиться в лидеры. Все предметы мне давались неплохо, но при постоянном напряженном труде. Особенно я почувствовал силы и лидерство по математике. Не могу похвалиться в части русского языка и сочинений. Тянулся этот хвост изъянов с детства, когда не было книг, включая детских. Но бог распорядился так, чтоб крупный недостаток в литературе я осилил в основном за счет титанического труда. Фактически завершилась моя сельская жизнь и обучение в местной школе в сентябре 1943 года.
Я ничего практически не рассказал, как мы сочетали учебу в школе с работой в домашнем хозяйстве, а летом с работами в поле, на сенокосе. Это было до войны, а особенно увеличилась на нас нагрузка в войну. В селе трудоспособных мужчин с начала войны не осталось. С начала 1941 года мне как старшему из ребят в семье пришлось помогать отцу в ночные дежурства зимой на конном дворе. После работы лошадей поздно вечером приводили на конный двор, где в зимнее время кормили, поили и обеспечивали на ночное время в крытых помещениях, в стойлах на каждое животное. Ночью нужно было проверять их 2-3 раза. Лошади помоложе были ненадежны, могли выйти из стойла и бродить по конному двору или устроить свалку. Рабочие лошади вели себя спокойно. А днем мне надо было готовить уроки и идти в школу. Отец, конечно, меня жалел, давал возможность ночью поспать, но проверять порядок в стойлах шли вместе, со специальным керосиновым фонарем. До начала войны в деревне рабочих рук хватало. Как только началась война, то всех крепких мужчин забрали. Отцу было ровно 45 лет, а его мобилизовали уже в феврале 1942 года. Возвращались домой только калеки. Остались одни женщины и мы, подростки. Вся тяжесть забот и хлопот легла и на наши плечи. Техника помогала мало, все время что-то ломалось, запчастей не хватало. Выручали лошади, на которых пахали, боронили в поле, вывозили урожай и убирали сено. Молотили хлеб машинами-молотилками. Комбайны при мне хорошей отдачи не давали, они вязли в сырой почве, либо был плохой обмолот. Эти комбайны буксировались тракторами. Сибирь считается зоной рискованного земледелия, отсюда надо делать и выводы. Могут быть ранние или поздние морозы, снег в ненужное время. Значительно позже, после войны, появилась неплохая техника, а также устойчивые сорта семян зерновых и трав, кукурузы и подсолнуха. Хозяйства стали понемножку крепнуть, но было это после 1960-1970 годов. Народ всегда трудился без нормы, даже в совхозе.
Мне лично особенно запомнился труд во время заготовки кормов на зиму, когда в начале сенокоса меня попросил председатель колхоза стоговать сено в паре с одной женщиной-стахановкой. Мне в ту пору было около 16 лет. Работа продолжалась весь сезон заготовки кормов. Первую неделю я с большим трудом выдержал, а потом втянулся и так сильно не уставал. Работа продолжалась от рассвета до заката, с перерывом на обед и во время дождя. Этим я завершил свой труд в сельском хозяйстве. Хотел бы добрым словом вспомнить живых свидетелей своего тяжелого детства. Беззаботного времени мы видели мало, поэтому находили время собраться вместе вечером, поиграть, покататься на коньках или санках. Старались не падать духом, только очень боялись голода. Вот эти друзья и товарищи: В.Рудюков, В.Борцов, Н.Коробков, В.Шишицин, П.Шпенева, Ф.Гуселетова, П.Пономарев, Ф.Аблова, К.Максимова и многие другие. О судьбе многих я ничего не знаю, хотя на родине я бывал одно время часто. Мало их осталось в родных местах. В период войны в 1942 году Ленинградская военно-морская спецшкола была эвакуирована в город Тара, Омской области. Это в 100 километрах от того места, где я проживал и учился в школе. После окончания 8 класса в селе Большеречье я случайно познакомился с ребятами (воспитанниками) ЛВМСШ, когда мы возвращались после месячной военной подготовки в специальных лагерях в районе города Тара. По-моему, все бараки, где мы жили во время сборов, это было пристанище заключенных лесоповала. Места красивые, недалеко от реки Иртыш. Лес сосновый и, как говорится, мачтовый. На сборах были все ребята нашей школы из села Большеречье, с 7 по 9 класс. Готовили резервы военного времени.
Я был парень общительный. Познакомившись с ребятами ЛВМСШ, я узнал возможность поступления к ним на учебу и каковы мои шансы осуществить это желание. Помогли мне поступить в спецшколу хорошие наши знакомые. Они были связаны с нашим колхозом по вопросам элитного зерна, которое у нас выращивалось. Они жили в городе Тара, а жена знакомого работала директором закрытой столовой для начальства города Тара. Мне дали телеграмму о вызове для беседы. Я быстро собрал все необходимые документы в школе и прибыл пароходом в город Тара. Табель успеваемости был хороший, но этого, очевидно, было недостаточно. На мандатной комиссии меня пытали: кто я, кто и где мои родители и т.д. Я объяснил, что отец погиб в апреле 1942 г., а мать с отцом в разводе с 1935 года и ее местожительства я не знаю. Все это позволило им принять положительное решение о зачислении в ЛВМСШ. Второго парня, моего напарника, не приняли, так как у него была жива мать и работала в колхозе. Он вернулся домой, но через год в другом городе поступил в военно-воздушную спецшколу.
Начало ратного пути. 1943-1945 гг.
С зачислением в состав ЛВМСШ. меня определи в учебную группу (взвод). Помещение, где размещалась спецшкола, было большое, деревянной конструкции. В условиях суровых сибирских морозов это место не было комфортным для проживания и учебы. Сибиряки народ выносливый и привычный к трудностям, тем более в военное время. В ЛВМСШ было тяжело и с питанием, и теплым обмундированием. Правда, на зиму выдавали валенки, бывшие в употреблении. Морскую форму мне выдали терпимую по качеству, но я был очень рад и этому, и за то, что государство приютило меня и учило. Это, очевидно, была "расплата" за гибель отца на войне, в то время считали долгом учитывать этот фактор. Вопросы питания меня здорово поразили своим безобразием и бесхозяйственностью. Учащихся было около 400 человек, а это потенциально большая рабочая сила. Однако к зиме не было приготовлено утепленных овощехранилищ, и хозяйственных подсобных построек. Картофель и капусту хранили в наземном не отапливаемом помещении. Эти продукты были погублены лютым морозом. Однако их и закладывали в котел. Ребята, и я в том числе, форменным образом голодали, а уроки учили при коптилках. Спали на двухъярусных деревянных кроватях. Матрацы были набиты соломой. Помню, было много блох, и их отлавливали на соревнование и наталкивали в стеклянные четвертинки. По этому делу были у нас и чемпионы. И даже в таких условиях учеба шла полным ходом. Преподаватели были все ленинградцы, по конкурсу набранные еще до войны, а прибыли сюда вместе со спецшколой в эвакуацию.
Я не могу не вспомнить хорошим словом высококвалифицированных преподавателей, которые не снижали требовательность в этих тяжелых бытовых условиях. Ребята нашего взвода ЛВМСШ приняли меня очень доброжелательно. Должен сказать, что во всей школе было половина москвичей и половина ленинградцев, так называемые "туземцы" составляли небольшой процент. Ребята "столичных " городов были культурные и хорошо подготовленные. И вот в такую группу вливается сибирский "середнячок". Выручали усидчивость, внимание, личная ответственность и трудолюбие. Я уже упоминал о своем самолюбии. Было время, иногда обращался к сильным ученикам или преподавателям. Я должен сказать большое спасибо преподавателям средней школы из села Большеречье, которые вложили в меня неплохие знания, особенно по математике. С русским языком я продолжал еще страдать, но напористо шел вперед. Только личный труд может выручить в беде и решить проблемы. Спуску и послаблений по учебе мне не было. А когда у меня обнаружились отличные знания, особенно по математике, преподаватели Терещенко и Стародубцев "драили" меня даже за хорошую оценку, мол, почему получил по контрольной работе четыре, а не пять. Я не обижался, а старался быть более аккуратным, не делать поправок и пр. Вот это "туземцу" существенно прибавило авторитет в коллективе. Даже попыток не было меня обидеть, унизить. Мое семейное положение они знали, знали и то, что отец погиб на войне и фактически нет матери. Материальной помощи мне ждать не приходилось.
, в 1949-1952 гг. в Ленинградском нахимовском училище, затем в Суворовском. Стародубцев Михаил Тихонович. Преподаватель математики в Ленинградском Нахимовском училище в 1950-1957 гг. О нем добрую память сохранил спецшкольник, подводник, адмирал Рудольф Голосов: воистину Учитель с большой буквы.
Прекрасный был преподаватель географии М. Архангельский. Это был высококультурный начитанный ленинградец. Мы от него получили много знаний: и как себя вести в нормальном обществе, и как работать над собой. Вызывает он к доске для ответа по заданному на сегодня уроку, но начинает так: "Вы должны сначала получить право отвечать этот урок, поэтому сейчас расскажите мне о Китае: какие есть провинции, основные реки, омывающие моря, заливы, проливы и прочее". Понятно, что ответы были полные, как правило, и по существу. Его методика преподавания – сочетание пройденного и нового – давала нам глубокие знания и вызывала интерес. Он много рассказывал побочного материала, что заинтересовывало нас, а на уроки его шли с большим желанием и радостью. Вот такие добрые люди заменяли мне родителей. Я никогда не позволю себе забыть все хорошее, полученное от этих добрых людей. Аналогично, только добрые слова, скажу об историке Н.Шевченко. Это был артист своего дела, с энциклопедическими знаниями не только по истории. Это настоящий довоенный ленинградец – образец поведения, культуры, умения и знаний того, что нужно дать учащимся. Всех преподавателей я, конечно, не вспомню. Но не достаточно опытная была преподаватель химии, родом из Омска. В 8 классе в селе Большеречье у нас был сильный преподаватель химии, поэтому мне было "выкарабкиваться" легче, чем "столичным" ребятам. Время летело быстро. Иногда скучал по родным местам, товарищам и девочкам. Писал письма, часто звонил и один раз съездил на каникулы на неделю. Это было зимой с 1943-го на 1944 г. Было трудно, но чувствовал, что двигаюсь вперед, и это укладывалось в мои планы. Такая система подготовки решала вопрос качественного набора в высшие военно-морские училища. Руководство ВМФ правильно строило кадровую политику. Через 2-3- месяца я сделал твердый вывод: назад дороги нет, мосты отхода сожжены. В самом деле, кому я там, в деревне нужен, где нет ни отца, ни матери, а мачеху такое мое положение вполне устраивало, снимало лишний груз забот, так как у нее было еще два родных сына младше меня, 1928 и 1932 годов рождения. Вот так по крупицам, маленькими шагами началось формирование моего будущего положения. Я сознавал это и был рад, а трудности меня не пугали. Конечно, не без зависти я смотрел, как столичным ребятам присылали посылки, переводы и пр. Я думал только об одном – не сорваться на чем-либо, не разочароваться в перспективе, что трудности моего положения – это временное явление. Такая была психология уже в 16-17 лет отроду. А главное это было в самый пик военных действий на фронтах и флотах.
Как известно, в конце января 1944 года была снята блокада Ленинграда, немец стал откатываться , коренной перелом на фронтах наступил в нашу пользу, и руководство страны уже серьезно думало, как быстрей оживить Ленинград, как восстановить разрушенное жилье и промышленность. Надо было Ленинград поднять из руин. После снятия блокады Ленинграда пришла директива министра ВМФ адмирала флота Н.Г.Кузнецова. Он был любимец всех моряков, независимо от воинского звания, за высокий интеллект, морскую выучку и талант флотоводца XX века. По-моему до сих пор нет авторитета на всех флотах России равного ему. Это мнение всех, кто его знал. У него много было злопыхателей и завистников среди высшего военного руководства, в том числе маршал Г.К.Жуков. Ведь Н.Г.Кузнецов прошел всю войну в должности министра ВМФ и даже И.Сталин к нему относился с уважением. Он герой гражданской войны в Испании. Возвращаясь к директиве, скажу об ее основном содержании, понятном в ту пору для нас, заканчивающих 8 и 9 классы. Было принято решение о передаче нашей военно-морской спецшколы и других из наркомата просвещения в состав военно-морского флота в качестве Ленинградского военно-морского подготовительного училища. Одновременно предусматривалось и возвращение нас в Ленинград в мае-июне месяце 1944 года. Наша радость и ликование было беспредельным. Я подумал о том, что мне уже начало везти, держись голубчик руками и ногами. Начинаем движение в Европейский центр цивилизации СССР. Приехала комиссия военных медиков проверять нас на предмет пригодности по здоровью. Со мной было все благополучно, но часть "столичных" ребят схватили язвы желудка и прочие болезни, поэтому были определенные трудности с перспективой по службе.
После ускоренного окончания учебного года нас посадили на и направили в Омск, с последующей отправкой товарным эшелоном в Ленинград. До Омска мы добрались нормально, но в Омске ждали несколько дней нашего эшелона. Погрузились мы по учебным группам в вагоны. Продукты – сухой паек и плюс кто что смог подкупить. Ехали до Ленинграда около недели. По дороге были и происшествия. На одной их небольших станций на стоянке рядом с нами оказался грузовой состав с цистернами. Часть из них оказалась со спиртом. У нас были ловкие ребята, которые разбирались, что к чему и нашли доступ к этой жидкости – этиловому спирту. Внизу цистерны открыли или отбили типа вентиля и жидкость пошла сильной струей. Все емкости свои заполнили по вагонам. Вскоре мы тронулись вперед, а струя продолжала бить с большой силой. Не знаю, как начальство наше не пресекло это рискованное дело, но никого из наших ребят не поймали. По дороге начальство все-таки хватилось, видя некоторых ребят расслабленными и с "запашком". Они решили на остановке обыскать все вагоны. Мы узнали об этом и всю заполненную посуду выставили через люк на крышу вагонов. Улова у начальства не получилось, но он мог быть очень богатым. Кто, будучи в городе Тара, иногда прикладывался к спиртному, то те дали себе волю. Решили так, полвагона принимает "микстуру", а другая половина ни-ни и охраняет, чтоб не выпали из вагонов люди. Ехали с песнями на морскую тематику. Я спирт не пил и не стал пробовать, так как еще в деревне в 1942 году меня один фронтовик угостил самогоном, не более 100 грамм, но у меня после этого отбило охоту пробовать как спирт, так и самогон. Должен сказать, что такой режим у меня был до тех пор, пока не стал офицером. В доме офицеров мы принимали водки с ликером для храбрости грамм 150 под хорошую закуску, затем шли в зал танцевать. По дороге в Ленинград у нас скончался один товарищ, но это не связано со спиртом и отравлением. Говорили, что он умер от язвы желудка. Фамилия этого товарища Чернов.
В Ленинград мы прибыли утром в солнечный день. Исаакиевский собор и блестели от лучей солнца. При подъезде к самому Ленинграду все высунулись из двери вагона, и кто-то нечаянно задел мою бескозырку, и она улетела. Так что я шел в училище в строю без головного убора. Потом в училище мне дали новую бескозырку, и я мог выходить в город по делам и в увольнение. В Ленинграде до нашего приезда было сформировано командование нашего училища, вплоть до командира роты и взвода. Это были заслуженные люди, фронтовики, имеющие хорошую профессиональную подготовку. Начальником училища был назначен грамотный и умелый руководитель, капитан 1 ранга Авраамов. Он имел сам ряд печатных трудов по парусному и военно-морскому делу. Были у нас воспитатели Герои Советского Союза за форсирование "Днепра". Здание для училища было в полуразрушенном состоянии и подлежало серьезному восстановлению. Располагалось оно на Лермонтовском проспекте, недалеко от Варшавского вокзала. Строители уже работали по ремонту здания, а из нас тоже было сформировано часть рабочих бригад в помощь строителям. Охрана училища, как военного объекта, возлагалась на личный состав. В подготовительном военно-морском училище мы назывались курсантами, а не воспитанниками. В связи с тем, что мы стали курсантами 1, 2, 3 курса, материально-техническое, вещевое и продовольственное обеспечение нашего училища осуществлялось по нормам военных училищ (средних и высших). Должен сказать, что после снятия блокады Ленинграда в январе 1944 года, нас обеспечивали всем положенным по курсантским нормам в полном объеме. Питание было на порядок лучше, чем в городе Тара. Для меня это было большой радостью. На столах в столовой я увидел то, о чем я в деревне и в спецшколе не мечтал. Давали даже папиросы по существующим нормам. Мы представляли в это время по возрасту 8, 9 и 10 класс. Десятый класс выпускной, мы считались 3 курсом, на рукаве форменки носили три галочки. В 1945 году в стране ввели аттестат зрелости, это, естественно, было связано с повышением требовательности к уровню общеобразовательной школы. Ниже я остановлюсь на учебном процессе, и как он был организован.
Автор полагает, что молодому подрастающему поколению будет полезно и поучительно знать о жизни их дедов и отцов. Связь поколений терять нельзя. Основная цель данной работы это изложение своего пройденного жизненного пути. Рассказ о делах, свершившихся за трудовые 60 лет, хочется раскрыть происходившие события, особенно с 1941 по 2000 г. Лишь последние два года – конец 1998 г. и 2000 г. объективно отражают в основном жизнь на пенсии. Все эти прожитые годы можно разложить на основные периоды жизни: – январь 1941 г. – сентябрь 1943 г. работа в сельском хозяйстве и продолжение обучения в сельской школе; – сентябрь 1943 г. – сентябрь 1945 г. обучение в Ленинградской военно-морской спецшколе и Ленинградском военно-морском подготовительном училище; – сентябрь 1945 г. – октябрь 1978 г. учеба в высших военно-морских учебных заведениях, служба на кораблях ВМФ, штабах соединений и Балтийского флота. Работа в научно- исследовательском институте МО до ухода на пенсию. – октябрь 1978 г. – октябрь 1998 г. работа в центральном проектно-технологическом институте, научно-производственном объединении "Комплекс" ГУИН МВД СССР (России). Работа и служба в ВМФ и МВД была не простой, достаточно напряженной, но все равно очень нравилась мне. Я старался упорно и результативно трудиться, не уклоняться от опасности и риска. Всю жизнь не любил пустозвонство и безответственность. Дорожил своей честью и гордился результатами работы за 58-летний непрерывный трудовой стаж. Будучи на пенсии продолжаю трудиться ради близких мне людей. За всю трудовую жизнь у меня никогда не возникали сомнения в правильности выбранного пути. Проблемы решал по принципу: умение, настойчивость и труд все перетрут. Это мой главный девиз в жизни. В описании жизненных периодов постараюсь раскрыть содержание и особенности времени, в котором жил и работал. Рассказать о людях, окружавших меня и помогавших мне.
Колотилин Иван Васильевич (1977 г.)
Посвящаю дорогому внуку Олегу
Детство и юность
Родился я 27 января 1927 года в селе Кирсановка Большереченского района Омской области. Мои родители: Отец – Колотилин Василий Федорович. 1897 года рождения. Погиб в 1942 году на Ленинградском фронте. Мать – Колотилина (Коробейникова) Наталья Иосифовна, 1903 года рождения. Умерла в 1993 году.
Родители в 1935 году уехали в Забайкалье на . Про эти места ходило много слухов и не совсем оправданных легенд. Там вскоре наша семья распалась. Считаю не моим делом углубляться в тонкости взаимоотношений родителей, хотя нанесенная душевная рана оставалась на долгие годы, особенно детские. Мы с отцом вернулись на родину, а мать осталась на приисках. Позже у нее была другая семья, родился сын в 1937 году. Естественно мы с отцом порвали всякие отношения с моей матерью. И в последующие годы я связи с ней не искал и даже вычеркнул ее из детского сердца за нанесенную обиду мне и отцу. Ведь я был у них один в нашей семье, но, очевидно, какие-то причины оказались весомее, чем крепкая семья. Правда мать всеми путями пыталась меня оставить с собой, но я по-детски стоял твердо на своем решении, что буду всегда с отцом. Выбираться с прииска нам пришлось сложно, около 100 километров мы шли пешком по тайге и сопкам. Часто переходили быстрые горные реки по перекатам. В этих случаях отец брал меня на плечи, иначе быстрое течение могло меня унести или разбить насмерть о большие встречные валуны. Нас сопровождал надежный и знающий те места рабочий, который работал с отцом в одной бригаде. Такое решение было членов бригады. По дороге мы на ночь останавливались в маленьких поселках, где жили русские и якуты. Якуты по договорам на своих оленях доставляли инструмент, продукты и промтовары в отдаленные точки приисков. Снабжение на точках было по тем меркам очень хорошее. Бригады старателей ежедневно сдавали намытое золото и за это получали оплату бонами. На боны можно было купить что угодно в специальных магазинах. Мы ушли с приисков летом, преодолев сопки и горные речки, мы вышли на автомагистраль и попутными машинами добрались до города Нерчинск, через который проходила восточная основная железнодорожная магистраль. В Нерчинске у нас оказались родственники. Они резко осудили поступок матери, помогли нам взять билет до города Омска и проводили на проходящий поезд. От Омска пароходом по Иртышу мы добрались до родных насиженных мест. Отец, конечно, переживал случившийся разрыв с моей матерью и серьезно задумывался о том, как жить дальше вместе со мной. Племянник отца, А.Г.Колотилин, познакомил нас с трудолюбивой женщиной, у которой на руках было два сына 1928 и 1932 годов рождения. Прожил отец в этой семье до мобилизации на Великую Отечественную войну, до февраля 1942 года.
Хочется дать некоторые подробности о времени второго брака отца. Мачеха жила с детьми у своего свекра. Очень славные были старики и меня приняли как родного внука. Я это постоянно чувствовал и отвечал им взаимностью. Отцу пришлось свое жилье из села Кирсановка перевозить и возводить новое в селе Шипицино, которое было в одном километре от села Кирсановка, поэтому проблем со школой не возникало. В школу ребята все ходили вместе зимой и летом. Зимой были иногда большие заносы, но школу по этой причине мы не пропускали. Ссор и других проблем между школьниками не возникало. Если иногда дрались, но быстро отношения восстанавливались. Родители в наши дела никогда не вмешивались. Однажды, после сильного снегопада ночью мы шли друг за другом по нашей нахоженной дороге. По пути у нас был березовый лесок. Буквально у дороги, в глубоком снегу устроился в норе на отдых заяц, из норы у него торчали уши. За ночь он напрыгался по глубокому снегу и крепко заснул. Мы быстро распределили между собой обязанности, кто должен хватать за уши, кто за ноги. Оказалось у него большие передние зубы, и он может агрессивно отбиваться. Поймали мы его удачно, по дороге в школу он несколько раз пытался освободиться, но мы его крепко держали. У одного товарища заяц успел перекусить пару пуговиц. В школе от этого зайца много было суматохи. Мы его крепко держали, но нужно было что-то делать. Отдали нашу добычу директору школы Н.И.Борцову. В школу мы иногда выходили пораньше и катались на озере. Пока лед не покрывался слоем снега. По гладкому льду мы все любили кататься. Были соревнования на скорость и другие забавы, типа карусели на льду. В общем, все игры мы организовывали без затейников, а родителям было не до нас. Они все время работали в колхозе. Круглый год без выходных и отпусков. Пьянства не было, застолья собирались только по праздникам. Хорошо помню детские годы и особенно 1936-1937 годы, когда по селам прошла очередная сталинская экзекуция. Однажды утром узнали, что ночью забрали самых крепких работящих мужчин в возрасте 35-40 лет. Никто из них не вернулся, а писем они не присылали. О напряженной обстановке на границе и о приближении войны мы понятия не имели, да и взрослые тоже знали не больше нас. Радио не было, электричества тоже не было, хотя линии электропередачи проходили рядом. Было запрещено подключать колхозы.
22 июня, в день нападения Германии, к нам в село прибыл представитель райвоенкомата и провел оперативно митинг селян. Все были очень обеспокоены, особенно те, у кого сыновья готовились служить или вернулись уже после службы в армии. Но события разворачивались мгновенно. Для фронта и победы забирались лучшие лошади, повозки и другое колхозное имущество, что могло пригодиться в военных целях. Мужчин мобилизовали по годам рождения. Каждый ждал своей очереди. Не прошло и года военных действий, а подошла очередь моего отца и его сверстников. Отцу только что исполнилось 45 лет, и шел он уже на третью войну в своей жизни. В Омске отец пробыл около месяца в военных лагерях, а дальше в путь-дорогу на наиболее горячие участки фронта. На сибиряков надеялись всегда, на их выносливость и исполнительность. Длительные и кровопролитные бои в то время шли под Старой Руссой Ленинградской области. Вот сибиряков и бросили в это огненное пекло. 24 апреля 1942 года отец погиб при очередной атаке на глазах у Коробкова из соседней деревни. У отца была смертельная рана. В мае 1942 года мы получили похоронное сообщение. Настало время серьезно задуматься о своей судьбе. В основу жизненной позиции я взял напутствие отца перед уходом на фронт. Когда отец уходил на войну в феврале 1942 года, он сказал, что с третьей войны ему уже не вернуться, поэтому очень просил как "взрослого мужчину" самостоятельно думать о своем будущем, о своей судьбе. Мне в то время было ровно 15 лет. Я запомнил его слова как самого дорогого близкого мне человека, хотя отец и был малограмотным. Такое было время, что крестьянский, тяжелый труд обходился и с таким образованием, вернее отсутствием его. Вот дословно его дорогие мне слова, как наказ: "Ты знаешь, что остаешься без родной матери и отца, поэтому надейся только на свои силы и разум. Вот мой наказ тебе: – учись дальше любой ценой; – рано не женись (запомнил цифру 27 лет); – будь трудолюбивым и добрым к близким, родным и окружающим товарищам; – не позорь мою честь и свою честь. Будь честным и справедливым".
Конечно, в 1942 году на всех фронтах было тяжело, мы несли тяжелые потери в людях и технике. О быстрой победе уже перестали говорить, но всем хотелось дождаться хотя бы крупного перелома в нашу пользу. Я долго не мог поверить, что отца уже нет, и мы никогда с ним не встретимся. Вот эти трагические события закаляли меня, включая развод родителей. Мне очень рано пришлось думать о своей судьбе, дальнейшей работе и жизни. С ребятами и мачехой у меня сложились неплохие отношения и, если бы не ее замужество в 1949 году за немца с Поволжья, наши бы хорошие отношения сохранились бы надолго. В разрыве этих отношений я вины не несу по понятным причинам. Теперь продолжу рассказ о себе. По утверждению родителей я родился фактически в сентябре 1926 года, в Иванов день по православной вере и был крещен в местной церкви установленным порядком. По версии родителей зарегистрировали они меня с некоторым опозданием. Это старая крестьянская мудрость, что бы позже взяли в армию и сохранить ребенка. Ведь всегда армия комплектовалась в основном за счет детей рабочих и крестьян, как до 1917 года, так и в последующий период. Даже в военных училищах преобладает этот контингент. Очевидно, что факт регистрации мог бы сыграть роковую роль в моей дальнейшей судьбе, если бы меня призвали в армию в 1944 году. Тогда продолжалась Великая Отечественная Война 1941-1945 гг. Мои сверстники частично попали на фронт, некоторые погибли в боевых действиях, часть вернулись покалеченными, и кое-кто остался живым и здоровым, и продолжали служить офицерами в различных родах войск. Мои школьные друзья В.Шипицин и В.Широватов вернулись домой тяжело ранеными и лечились в госпиталях. Мой отец, В.Ф.Колотилин, погиб под Старой Руссой на Ленинградском фронте, в самое тяжелое для страны время. Ветераны войны помнят 1942 год. Эта семейная трагедия заставила меня всерьез задуматься и о своей дальнейшей судьбе, и как выполнить горячее желание отомстить за безвременную гибель отца.
Так удачно получилось, что после окончания 8 класса в селе Большеречье, в начале сентября 1943 года я добровольно поступил в Ленинградскую спецшколу. Подробнее расскажу об этом важном для меня событии позже. Кстати хотелось бы упомянуть о том, что корни нашего семейного клана исходят из Тамбовской губернии. В период известной в России Столыпинской земельной реформы много крестьян переселилось целыми семьями в Омскую губернию, где вопрос земли решался для сельских тружеников очень просто, путем общинного землепользования. Земли хорошей было достаточно на западносибирских просторах, а выделяли ее установленным порядком – по количеству "едоков", с ежегодным переделом земли. Семьи родственников были большие. У отца было три сестры, а братьев я не захватил живыми. Их было несколько человек и, кроме отца, некоторые погибли на империалистической или гражданской войнах или скончались от тяжелых ран уже дома. Отец единственный вернулся живым и "здоровым" после непосредственного участия в этих войнах. Правда, нужно оговориться, что отец чудом остался жив. Их полк в районе Красноярска поднял восстание и пытался выйти из повиновения командования. Очевидно, что это была не достаточно продуманная акция большевиков-агитаторов. В результате чего волнение полка было жестоко подавлено адмиралом Колчаком, который был правителем Сибири. Полк был выстроен, каждого десятого выводили перед строем и на глазах у всех солдат расстреливали. Остальных пороли розгами. Отца подвергли экзекуции вторым изуверским методом. Он оказался в строю девятым. Отец, сколько я его помню, до мобилизации на Великую Отечественную Войну, не любил об этом вспоминать, но перед уходом на фронт рассказал об этом и дал напутствие на будущую жизнь.
Наказ отца прошел всю мою жизнь рядом и никогда не вызывал сомнений. После я напишу факты и события в моей жизни, подтверждающие выполнение желаний отца. Я продолжаю свою автобиографию с некоторыми вынужденными отступлениями, о которых не упомянуть нельзя Сложные проблемы всегда хорошо запоминаются. Как постигал я азы грамоты от нулевого уровня дошкольной подготовки? Отец и Мать были глубоко верующими в бога, как большинство крестьян, но мы уже росли под сильным прессом безбожья. В условиях гонения священнослужителей и грубым разрушением церквей, а также жестоких репрессий против наиболее крепких крестьянских хозяйств. Самые сильные крестьянские семьи были сосланы в глухие необжитые районы или репрессированы вплоть до расстрела. Я пошел учиться в неполно-среднюю школу в селе Кирсановка без всякой подготовки, так как некому было это сделать. До сих пор помню свою радость и великое счастье, когда впервые принес из школы букварь. Других книжек я в то время не видел и читать я их не мог, а мне было 8 лет от роду. В школу ходил с удовольствием, хотя успехи по понятным причинам были скромными и далеко не ровными. Но детское и природное обостренное самолюбие мне помогало побыстрее продвигаться вперед и выбиваться в "середнячки". Меня всегда тянуло к лидерству, но для этого нужно много знать и уметь. Должен отметить, что в таком же тяжелом положении оказалось подавляющее большинство моих деревенских друзей и товарищей. Деревня Кирсановка по тем меркам была достаточно большая по числу семей – домов 150 или более. Оформилась она к 1917 году, начиная со Столыпинской реформы. Райцентр село Большеречье находилось от нас в 6 километрах. Сообщение и транспорт – лошадки. В основном попутные повозки, которые везли в райцентр "плановые" поставки сельхозпродукции: зерно, скот и прочие. Сколько помню, до Великой Отечественной войны и своего ухода на военную службу в 1943 году крестьяне всегда жили очень тяжело. Получали жалкие крохи за труд от темна до темна. До сих пор сохранилось такое понятие, как работа за "палочки". Свое хозяйство крестьян ограничивалось огородом 20-30 соток под картошку, одной коровой, одним поросенком, курами 10-15 штук и до 10 овец. Если что давали за труд, то натурой, то есть зерном или сеном. Вот и все, живи и радуйся. И открыто выражать недовольство не смей. Крестьяне в то время не любили Сталина за то, что он надругался над ними и превратил в нищих. Почему-то сожалели, что рано умер Ленин. Может быть это связано с новой экономической политикой (НЭПом). Народ о конкретных делах Ленина ничего не знал, поэтому относился с уважением. Уехать было очень трудно, паспорта не давали.
Для обработки полей земледельцам пришлось использовать даже молочных коров.
Колхозные формы и другие попытки совершенствования форм землепользования не оправдались. Только в совхозах позже появился нормированный труд, но и эта форма часто не давала должного эффекта. Семьи у крестьян сохранились относительно большие, до 3-4 детей. Чем мы питались регулярно, трудно вспомнить. Картофеля было достаточно, капусты, моркови, огурцов и иногда грибов соленых тоже хватало. Но о молоке мы всегда мечтали, так как от одной коровы нужно было рассчитаться в первую очередь с государственными поставками и грубо, но правильно, оставалось себе по стакану молока на человека. Было большой радостью, если на работу в поле нам, кроме куска хлеба и картошки, давали молока. Мясом нас не баловали. Свинину везли в Омск продавать. Нужны были деньги.
