В стране – морозы. Но страна митингует. Воспользовавшись тем, что народ уже «созрел» для протестных действий, какая-то группка очень громких говорунов зовет народ к свободе, светлому будущему, к «России без Путина», к СМИ без цензуры, к «настоящей демократии», а, главное, к тому, чтобы будущие выборы президента оказались недействительными. Правда, не все орут так громко, как штатная провокаторша Чирикова или рубаха-парень Яшин. Есть и те, кто по-змеиному шепчут: «Я здесь, на Болотной, потому что не могу быть в стороне от этих событий», – или читают по бумажке явный политический бред, без всякого выражения, потому что это бред. Но, давайте обо всем по порядку. (1) Неумелая политика нынешних властей, действительно, привела к тому, что при небольших деньгах и организаторском навыке уже в апреле можно вывести на улицы Москвы до полумиллиона человек, и я не удивлюсь, если такая массовая акция привлечет народ из периферии, который загодя будет съезжаться в столицу на автобусах и электричках. (2) Основной причиной претензий к власти является старая, еще советская болезнь: «слышу одно, а вижу другое». Попытка представить последние 15 лет как годы неудержимого прогресса сегодня уже не что иное, как глупость, потому что разрушающиеся дороги, разбираемые на кирпичи заводы, пустые глазницы городков и деревень в российской глубинке не могут агитировать за нынешнюю власть. Особенно непорядочность власти видна на фоне чиновничьих дворцов и роскоши всякого ворья и преступников. Разговоры про повышение пенсий – это издевательство над стариками, у которых пенсии до сих пор ниже прожиточного минимума и в среднем в восемь раз ниже, чем на Западе. (3) Идиотская демагогия про желание и невозможность создания инвестиционного климата в России – это не ложь, это национальное преступление. В то время, когда Россия, словами своих властей, мечтает о сотне миллиардов долларов вложений в ее экономику, около триллиона российских долларов беззаветно трудятся на благо других экономик, и, выходит, что сегодня Запад получает наши нефть, газ, сталь и другие богатства практически бесплатно. Какой инвестиционный климат, если виртуальный финансовый и товарный рынки приносят прибыли до 80% годовых, а промышленность, в массе своей, не даст больше 12%? (4) Россия не смогла за эти годы сделать главного: добиться права на импорт современных технологий, получить доступ к высокодоходным финансовым рынкам и использовать опыт, например, Индии, чтобы сделать хотя бы часть своей экономики саморазвивающейся. Это очевидные провалы внешней политики и показатель необразованности и даже глупости власти, не сумевшей выстроить свои отношения с Западом и продолжающей оставаться в сервильном положении. Даже только поэтому гордость большинства россиян ущемлена настолько, что они готовы выйти на улицы, не зная для чего и ради кого. (5) Происходит стремительный уход империи из многих сфер жизни. В стране появляются огромные территории, в которых власть не представлена никак: там нет органов правопорядка, закрыты школы, почти не работают почта и банковские учреждения. Участковый, учитель, врач и почтальон, которые испокон веков были символом Российской империи, во многих местах больше не существуют. Империя поджимает хвост. (6) Совершенно понятные настроения народа, который считает, что его на последних выборах крепко обманули, лишь усугубляют общую ситуацию. Пора сделать основные выводы: что нас ждет впереди и кому это нужно. Можно не сомневаться, что при таком революционном пафосе народа мы войдем в продолжительный период хаоса и политической неразберихи, потому что одно дело «чирикать» на митинге, а другое – строить и укреплять страну. И вы думаете, что все эти интеллектуальные гиганты типа Чхартишвили, лучшего министра финансов всех времен и народов, малохольного Кудрина, стараниями которого Россия сегодня уже почти стоит на коленях перед Западом, и разные Шендеровичи сумеют собрать и укрепить Россию? Ребята, не надо – у них другая задача. Чего они добиваются реально? – Ввергнуть Россию в состояния хаоса демагогией о нелегитимности прошлых и будущих выборов. А потом придут другие «дяди», которым вообще судьба России интересна настолько, насколько они могут ее ограбить. При этом есть еще один человек, который все это покрывает и организует в своих личных до болезненности корыстных целях, чья фамилия ни разу (!) не прозвучала на вчерашних митингах, но кто несет полную ответственность за наши нынешние политические судороги.
Капитан 3-го ранга в отставке Владислав Владимирович Домбровский.
После ремонта еле отмылись – на руках было больше 1000 распадов. Но, главное! Удалось «не запачкать» отсек ПГ, закрыли штатными матами, одежду и обувь забрали дозики.» Конечно, помимо пожаров, поломки механизмов, напряжённого труда на грани человеческих возможностей были у личного состава за время похода и счастливые приятные минуты. Отметил свой 30-летний юбилей Юрий Васильевич Комов, капитан 3-го ранга, командир дивизиона живучести и одновременно командир третьего отсека. Так же за время похода свои дни рождения отметили: Домбровский Владислав – лейтенант, Иванов Валерий – лейтенант - КИП, Корбут Николай – лейтенант - КГДУ, Анатолий Гужеленко – командир БЧ-4-РТС, капитан 3-го ранга. По этому случаю кок корабля готовил большой торт, выдавались 50 грамм – подводных, и торжественно зачитывалось поздравление командира корабля, замполита. А разве можно забыть пребывание офицеров, мичманов и матросов на борту крейсера "Михаил Кутузов"?! Август 1965 года. К-27 прошла успешно, без приключений, Мальту. Потом, более суток, через море Сифра, в заливе Большой Сирт для встречи с крейсером. 9 августа в полутора десятках миль от побережья Африки атомная лодка всплыла. Недалеко стоял крейсер "Михаил Кутузов". После швартовки лодки к "Кутузову" на его борт поднялись старший похода капитан 1-го ранга Михайловский А.П., командир лодки Леонов Л.Ф., офицеры, мичманы, старшины и матросы, свободные от вахты.
. Надводники очень радушно встретили моряков атомохода. Подводники были поражены загаром и "фигурами" моряков-надводников, а те – белизной тех, кто поднялся на палубу крейсера с лодки. Но больше всего был поражён командир крейсера капитан 1-го ранга Владимир Матвеевич Леоненков, когда он увидел отношения между офицерами, мичманами и матросами атомной лодки. Он не мог понять, как это может быть, чтобы офицер обращался к матросу по имени, а тот его называл по отчеству или по имени и отчеству. Ведь это грубое нарушение Устава. Потом, как вспоминали моряки К-27, командир крейсера подошёл к командиру лодки и поинтересовался, когда те покинут крейсер, ибо таким вот "панибратским" отношением друг с другом подводники разлагают ему дисциплину на крейсере. Трудно, наверно, командиру крейсера было понять психологию моряков-подводников. Для этого надо было быть подводником. Отдых на крейсере продолжался два дня. Командиры кораблей обменялись обедом и ужином. Моряки-черноморцы, попавшие на борт атомной субмарины, были удивлены теми блюдами, которые употребляют подводники, температурой в отсеках. Но всему хорошему приходит конец. 11 августа в 4 часа утра атомная подводная лодка отошла от крейсера.
Перед командиром лодки стояла задача – уйти незаметно от авиации 6-го флота США, которая практически непрерывно вела наблюдения за лодкой и кораблём. Было решено погрузиться и под шумы крейсера, которые должны замаскировать шумы лодки – резко свернуть от курса с одновременным погружением на глубину 240 метров. Этот манёвр удался, и К-27 продолжила свой поход в Левантийское море, где её экипаж занялся поиском подводных лодок в течение около 10 суток. В отсеках, после "отдыха" на палубе крейсера, жизнь вошла в своё русло. В третьем отсеке заместитель командира по политчасти капитан 2-го ранга Анисов Владимир Владимирович проверял и делал замечания по выпускаемым в отсеках "Боевым листкам". Он составил очередной план соцсоревнований по отсекам, сменам. Если говорить о замполитах, то самое страшное для подводников, если к ним в экипаж приходил замполит-самодур, а такие, к сожалению, были. Думаю, это не относится к первому замполиту корабля Петухову М.А., да и к Анисову В.В. тоже, хотя он был объектом насмешек у подводников. Дело в том, что перед тем, как подводная лодка уйдёт в автономку, на борт загружали книги и кинофильмы, тематику которых подбирал замполит. За этим делом Владимир Васильевич следил строго. Загружались книги по истории КПСС, учебники по научному коммунизму и материализму и тому подобное. В фильмотеку входили такие "шедевры" как "Ленин в октябре", "Человек с ружьём", "Два бойца", "Чапаев" и многие другие художественные ленты про Ленина или о Ленине, революции и т.п. Наверное, никто не навредил больше коммунистической партии, чем такие замполиты. Вот уж действительно: "Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт". Людей буквально изматывала двухмесячная напряжённая служба в замкнутом пространстве с одними и теми же лицами и приборами. После вахты взять бы и почитать увлекательный детектив, любовный роман, триллер, или посмотреть кинокомедию. Людей уже тошнило от этой политической макулатуры.
Владимир Владимирович Анисов
К-27 завершала свой длительный поход в Средиземное море. Подводники знают, как медленно тянутся последние дни перед приходом в родную базу. Дни кажутся месяцами. Усталость всё больше и больше давит на организм. Главное – это благополучно прийти в родную базу, увидеть родные лица. Поход завершается. Вот только снова, как и в первом походе, командир корабля и старший похода не знают, куда возвращаться. То ли в Гремиху, где постоянное место базирования лодки, где находится штаб 11 дивизии, где проживают семьи моряков, или в Западную Лицу, откуда атомоход вышел в свой поход? Через несколько часов прояснилось – атомной лодке К-27 приказано прибыть в Западную Лицу. После расчёта сообщили командованию, что прибытие К-27 планируется 13 сентября, после полудня. Капитан 2-го ранга Леонов Павел Фёдорович после 60-суточного боевого дежурства пришвартовал свой корабль с экипажем к одному из пирсов Западной Лицы. Позади пожары, операция Ганжы, которому майор Борис Ефремов удалил аппендицит, успешная "атака" на американский авианосец, отдых на крейсере "Михаил Кутузов", устранение серьёзной поломки в четвёртом отсеке, успешно собранные разведанные о предполагаемом противнике –всё это уже позади. Завершая свой рассказ о походе атомной подводной лодки К-27 в Средиземное море, хочу отметить, что радость возвращения в базу снова, как и после первого испытательного плавания, была омрачена. Экипаж по прибытию в Западную Лицу никто не встречал.
Как пишет Аркадий Петрович Михайловский в своих мемуарах, их, по-видимому, . Встречу организовала только дежурная часть, которая приняла от моряков лодки швартовые концы. Думаю, что когда спустя десятилетия, уважаемый адмирал писал эти строки, он немного лукавил. Не могли в Западной Лице не знать о приходе атомной лодки с 60-суточного похода. Думаю, знали о том, когда и в какое время придёт К-27 в Западную Лицу. Но пусть это останется на совести тех, кто тогда в далёком сентябре 1965 года не удосужился встретить корабль и поблагодарить подводников за их тяжёлый труд в походе. Через несколько минут появился начальник штаба флотилии капитан 1-го ранга В.Кичев, и только для того, чтобы пробормотать о каких-то секретных документах, сообщить, что Рензаев Н.Ф. командир флотилии получил контр-адмирала, и убраться восвояси с пирса.
, контр-адмирал, командующий 12 эскадрой ПО СФ (1967-02.1969), начальник Оперативного управления Главного штаба ВМФ (1969-1971), начальник штаба СФ (1971-74), 1-й зам начальника ВМА по учебной работе (1974-84). Вице-адмирал, помощник представителя главнокомандующего Объединенными Вооруженными силами государств - участников Варшавского договора по Военно-морским силам в Национальной народной армии ГДР (1984-89). Видя такое отношение со стороны командования флотилии Западной Лицы к экипажу атомной лодки К-27, старший похода капитан 1-го ранга, Герой Советского Союза Аркадий Петрович Михайловский приказал Леонову построить на причале тех моряков, которые были свободны от вахты, и лично поблагодарил их и всех остальных подводников с успешным завершением похода в Средиземное море. Он выразил уверенность, что по прибытии в родную базу, Гремиху, экипаж ожидает торжественная встреча и традиционный поросёнок. Через пару дней К-27, разгрузив оружие, тихо, безо всякого шума ушла в свою Гремиху. Самое интересное, как потом вспоминает адмирал Михайловский А.П., он с удивлением обнаружил, что никто от него не требует отчёта о первом в истории флота СССР походе атомной лодки в Средиземное море, и даже не интересуется личными впечатлениями и обстоятельствами плавания! Почему это произошло? Думаю, что те, кто тогда стоял у командования дивизии, флотилии в Западной Лице, думали о том, какая их ждёт награда после того, как будет совершён группой поход атомных подводных лодок вокруг Земного шара. Флотилия готовилась к этому серьёзному мероприятию. Лампасы, звёздочки, Золотые Звёзды Героев, должности и тому подобное, наверно, это в первую очередь волновало командиров дивизии и флотилии. Им было не до уникальной атомной подводной лодки К-27 и её экипажа. Только так можно расценить такое хамское отношение к экипажу, совершившему свой первый поход в Средиземное море, давшему науке много ценного, и не только науке, но и государству! По прибытии в Гремиху было всё: торжественная встреча, лица жён и детей, традиционный поросёнок. Экипаж встречал Командующий Северным флотом , первый командир Гуляев И.И. Вот только осадок в душах моряков-подводников после захода в Западную Лицу и от той встречи остался... На годы, навсегда.
.
В.В.Наумов
В оценке действий командования 1-й флотилии АПЛ в Западной Лице отностельно экипажа К-27 автор не прав. Обиду членов экипажа, особенно срочной службы. понять можно. Они восприняли деловой заход К-27 в Западную Лицу, как возвращение домой из похода, а он был связан только со срочной необходимостью возвращения в 11-ю дивизию ее начальника штаба капитана 1 ранга А.П.Михайловского. Недаром на причал прибыл начальник штаба 1-й флотилии контр-адмирал Кичев для всречи с Михайловским, на которой он поставил ему новую срочную задачу, ввел Михайловского в курс дела и заодно сообщил, что командир 11-й дивизии Н.Ф.Рензев (а не командующий флотилией, как у автора) получил звание контр-адмирала. Что касается похода К-27, то он заканчивался в Гремихе, там ее ждали и готовили встречу, как героев, связанную не со сложностью и уникальностью похода, а с освоением в походе новой техники, которой являлась опытовая главная энергетическая установка К-27. Жаль, что экипажу заранее никто не объяснил цель захода в Западную Лицу. А.П.Михайловский совершенно правильно и закономерно, прощаясь с экипажем как старший на походе, поблагодарил людей за совместное плавание. Что касается остального командования 1-й флотилии, они, конечно, знали и, вероятнее всего. выпросили у флота заход К-27 в Западную Лицу для срочной доставки НШ 11-й дивизии, для более качественной подготовки к походу "сырого" экипажа 675 проекта под командованием капитана 1 ранга Виноградова, но ни о каком чествовании К-27 не помышляли. Об особенностях похода К-27 в 1-й флотилии и понятия не имели, ибо это никак не входило в их обязанности. Подводные лодки 1-й флотилии, возвращавшиеся с боевой службы в лучшем случае встречало командование дивизии, и только летом 1967 года К-104, где я служил помощником, встретил командующий флотилии вице-адмирал А.И.Сорокин, который сказал, что экипаж К-104 хорошо отдохнул в Атлантике, тогда как вся флотилия выдержала тяжелейшую инспекторскую проверку, поэтому К-104 вместо отдыха пойдет на Белое море обеспечивать выполнение ракетных стрельб силами главных командных пунктов и ракетных расчетов с других кораблей. Вообще существовала в ВМФ СССР практика, когда об особенностях походов и деятельности кораблей даже соседних соединений, не говоря уже о других базах, моряки узнавали из приказов о наказании за аварийные происшествия и редко из листовок политуправлений флотов, связанных с достижениями в соцсоревнованиях. А командованию 1-й флотилии при заходе К-27 мечталось не о новых званиях, орденах и лампасах, а о том, чтобы решить сложнейшую задачу подготовки двух разнородных кораблей с еще достаточно "сырыми" экипажами к сложнейшему переходу на ТОФ через опасный из-за айсбергов пролив Дрейка да еще и уложиться в назначенные сроки.
Экипаж атомной подводной лодки К-27 после награждения орденами и медалями.
Пробыв немного в Гремихе, атомоход убыл в г. Северодвинск, на завод, где он родился. Убыл, чтобы пройти капитальный ремонт, поменять активную зону в реакторах и готовиться в свой третий поход. Чтобы выполнять пожелания вице-адмирала Холостякова Г.Н., который после первого испытательного похода в Атлантику записал в отчёте: «К-27 после ремонта и устранения выявленных недостатков в работе агрегатов и механизмов, может совершить 70-суточный поход вокруг земного шара без всплытия». Пройдёт ещё несколько месяцев, и в марте 1966 года выйдет долгожданный указ о присвоении звания Героя Советского Союза первому командиру АПЛ К-27 Гуляеву Ивану Ивановичу. Орденом Ленина будет награждён второй командир корабля Павел Леонов, капитан-лейтенант Юрий Сорокин и ещё четверо моряков. Орденами Красного Знамени будут награждены старпом лодки Геннадий Умрихин, командир БЧ-1 Валентин Милованов, командир БЧ-5 Алексей Иванов, командир БЧ-4 РТС Анатолий Гужеленко, помощник командира корабля Геннадий Фытов, замполит Владимир Анисов, командир 2- го дивизиона Валентин Зубков, старшина спецтрюмных Николай Ганжа и др. Остальные офицеры, мичманы, старшины, матросы были отмечены орденами Красной Звезды, медалью Ушакова, "За боевые заслуги" и "За отвагу". Всего экипажу атомной подводной лодки К-27 за два её уникальных похода в 1964 и 1965 годах было вручено 6 орденов Ленина, 15 орденов Красного Знамени, 25 орденов Красной Звезды, 10 медалей "За боевые заслуги", 67 медалей Ушакова. Заслуженные боевые награды получены моряками-подводниками атомной подводной лодки К-27 в мирное время.
Прежде всего, наверное, в том, что политработников недолюбливал я сам. Почему? Во-первых, за присвоенное ими право быть судьями в вопросах морали и нравственности. Ведь это были обычные люди, к тому же сами далеко не без изъянов. Во-вторых, я все время боролся с постоянно растущим количеством партийно-политических мероприятий. Я понимал, что нас воспитывают, но это воспитание начинало походить больше на оболванивание. Партактивы, семинары, партконференции, лекции, партхозактивы и другие мероприятия шли одно за другим. Начинало казаться, что не научно-производственная деятельность, а партийно-политическая работа является в институте главной. Как-то я даже занялся статистикой: партбюро из пяти человек заседало два часа — затрачено 10 человеко-часов, в партактиве, продолжавшемся три часа, от управления участвовали 35 человек — 105 человеко-часов и т. д.
Партийный и профсоюзный актив управления
Свои расчеты я свел в таблицу, обобщенным результатом которой явился достаточно убедительный вывод о том, что на все эти мероприятия расходуется 15— 20% всех трудовых ресурсов управления. Получалось, что за счет существенного сокращения партийно-политических мероприятий численность управления могла возрасти на целый отдел. Рапорт об этом с убедительной количественной иллюстрацией своих выводов я подал начальнику института вице-адмиралу Н.И.Боравенкову. Вскоре он возвратил его с резолюцией: «Дорогой Юрий Леонидович, зачем эта статистика, обидно за Вас». Естественно, об этом знал и начальник политотдела. Какое уж тут могло быть представление! Но вот в 1982 году в связи с предстоявшим 50-летием нашего института Н.И.Боравенков и начальник политотдела, приглашая Главкома на торжества, преподнесли ему юбилейный альбом. В числе фотографий докторов наук в альбоме была и моя. После вопроса, занимаю ли я адмиральскую должность, и положительного ответа последовало короткое приказание: «Представьте». Делать после этого начальнику политотдела было нечего: формальных причин к невыполнению прямого указания Главкома у него, естественно, не было, и представление пошло.
Однако судьба уготовила мне еще одно испытание. Вскоре для рассмотрения ряда вопросов, заданных нам из Москвы, в институт приехал первый заместитель Главкома Адмирал Флота Н.И.Смирнов. В числе обсуждаемых вопросов был и мой. Надо сказать, что точки зрения на целесообразность и осуществимость положительного решения заданного вопроса были далеко не однозначны. Московское начальство, в том числе и сам Н.И.Смирнов, ожидало от наших исследований положительных результатов. Увы, они были резко отрицательными. Об этом я и докладывал. Все усилия Н.И.Смирнова получить от меня ответ, который хотелось услышать, оказались тщетны. Опираясь на результаты проведенных исследований, я твердо стоял на своем. Думаю, что мое упрямство было даже излишним. Наконец всегда спокойный и выдержанный Н.И.Смирнов вспылил. Он обвинил меня в непонимании важности получения не отрицательного, а положительного результата в исследовании. После резко выраженного недовольства Н.И.Смирнов обратился к присутствующим: — Здесь есть начальник политотдела? Мой «доброжелатель» вскочил: — Так точно. Далее монолог заместителя Главкома звучал приблизительно так: — Чем Вы занимаетесь, начальник политотдела? Наверное, только разбором пьянства ваших офицеров и их амурными делами? Вы должны учить коммунистов правильно понимать стоящие перед ними задачи. Коммунист Коршунов не понимает свои функции. Вот Вам и следует заняться его воспитанием. — Есть, товарищ Адмирал Флота, займемся, привлечем к ответственности. Что мне оставалось делать? Только стоять навытяжку, в струнку, с длинной указкой в положении «к ноге», рядом с плакатами, демонстрировавшими мою несомненную правоту. Настроение после этого, естественно, было отвратительное. Я понял, что адмиральства мне теперь не видать.
В 1982 году мне было присвоено звание контр-адмирала
Каково же было мое удивление, когда через пару месяцев на Северном флоте, где, как и обычно, я проводил испытания торпед, возвратившись с моря, я получил поздравления. Позднее я был еще больше удивлен, когда узнал, что на заседании ВАК мое представление вместо отсутствовавшего Главкома докладывал Николай Иванович Смирнов. Представление прошло с первого раза. По тем временам для служивших в научно-исследовательских институтах такое случалось не часто.
ГЛАВКОМ И ЕГО ФЛОТ
Нет, не случайно эту главу я озаглавил именно так. Флот, который Советский Союз имел к концу своего существования, был создан, в сущности, по замыслу и под руководством единственного человека — Сергея Георгиевича Горшкова. По-разному можно оценивать ВМФ СССР. Можно восхищаться его мощью, можно критиковать за недостаточную сбалансированность, можно высоко оценивать эффективность его тяжелых противокорабельных ракет или удивляться недостаточной защищенности надводных кораблей от ударов с воздуха. И о том, и о другом можно спорить. Бесспорно одно — флот, который мы имели, являлся детищем Адмирала Флота Советского Союза С. Г. Горшкова.
Главнокомандующим ВМФ Г. Горшков пробыл почти тридцать лет, с 1956 по 1985 годы. За это время флот не просто вырос количественно, но и преобразился качественно — стал океанским, атомным, ракетно-ядерным. По своей мощи он разделил первое и второе места с другим сильнейшим флотом мира — американским. Можно утверждать, что за 300 лет существования флота России военно-морских деятелей такого масштаба, как С. Г. Горшков, было всего три. Это, прежде всех, создатель отечественного флота Петр I, во-вторых, крупнейший реформатор флота генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, преобразовавший отечественный флот из парусного деревянного в паровой броненосный, и, наконец, Адмирал Флота Советского Союза С.Г.Горшков, создавший современный атомный ракетно-ядерный флот. Усилия Петра Великого обеспечили России выход на Балтийское побережье. Великий князь Константин Николаевич вывел флот в Мировой океан и начал освоение Дальнего Востока. Усилиями С.Г.Горшкова был создан , который успешно решал военно-политические задачи в интересах не только Советского Союза, но и мировой социалистической системы. То, что она, эта система, сама по себе оказалась несостоятельной, это уже не вина С.Г.Горшкова.
Теперь о самом Главкоме. Не могу сказать, что мне довелось общаться с ним часто. Слишком велика была разница в наших положениях: он — Главнокомандующий, я — один из начальников управлений научно-исследовательских институтов ВМФ. Тем не менее встречаться, присутствовать на совещаниях и докладывать Главкому мне довелось не раз. Каким он остался в моей памяти? На этот вопрос я и постараюсь ответить, не претендуя на полноту биографического анализа, а основываясь на личных впечатлениях, оставшихся от встреч с человеком, к памяти которого я питаю самое глубокое уважение. Это был невысокого роста плотно скроенный человек с крупными, даже несколько грубоватыми, чертами лица, высоким лбом. Его лицо сразу говорило о незаурядном интеллекте и скрытой внутренней силе. Что больше всего запомнилось в поведении Главкома? Несомненно, излучаемая им огромная внутренняя энергия. Мне всегда казалось, что Главком просто заряжен ею. Конечно, присутствовала и властность. Однако она всегда выглядела совершенно естественной и никогда не была напускной. Скорее всего, это была убежденность в своем интеллектуальном превосходстве, да и в большей информированности. Впрочем, так оно и было. По своей эрудиции и силе Главком, несомненно, превосходил всех своих заместителей и помощников. Его авторитет на флоте был непререкаем. Из опыта общения с Главкомом у меня сложилось убеждение, что по всем вопросам, которые так или иначе рассматривались с его участием, он всегда имел свое собственное и достаточно твердое мнение. Помню такой случай. В Москве на совещании при Главкоме рассматривался вопрос о целесообразности строительства новой подводной лодки-цели. Присутствовали только военные: представители НИИ ВМФ, полигонов и центральных управлений. Все считали, что строить такую лодку надо. Мой доклад был первым. Демонстрационные плакаты с графиками, таблицами и диаграммами, иллюстрирующими содержание доклада, я всегда отрабатывал тщательно. Стоило начать доклад, как Главком меня остановил, подошел к плакатам и стал изучать их сам. На все вопросы я давал аргументированные ответы, которые, судя по реакции Главкома, были достаточно убедительными и с его стороны возражений не вызывали. Вместо отведенных 20 минут доклад занял всего пять. Главкомом он был явно воспринят. Несомненно, это был успех, а успех, как известно, прибавляет уверенности.
Участники совещания с участием Главнокомандующего ВМФ в одном из московских НИИ
После моего пошли следующие доклады. Воспринимались они Главкомом не лучшим образом, да и были не слишком убедительны. Чувствовалось, что Главком по каким-то соображениям настроен против новой подводной лодки. Тем не менее ободренный своим успехом я взялся дополнять докладчиков, давая пояснения по некоторым вопросам. То же стал делать и начальник УПВ вице-адмирал С.А.Бутов. Это было и понятно, так как ведомством, наиболее заинтересованным в создании новой лодки, было именно наше. Нельзя сказать, что реакция Главкома на пояснения была положительной. Увы, я этого не уловил. При моей очередной попытке встать и что-то дополнить меня дернул за тужурку сидевший рядом начальник ГУК вице-адмирал Р.Д.Филонович: «Сидите, хватит». И действительно, буквально через минуту при очередном вставании С.А.Бутова на него вылился весь гнев Главкома. За что? Позже мне сказали, что в принципе Главком не возражал против новой подводной лодки-цели, но экономил стапельные места, не желая сокращать количество строящихся боевых лодок. Считал, что пока мы можем обойтись лодкой-целью, уже находящейся в строю. Служба в НИИ ВМФ особенно позволяла почувствовать личное влияние Главкома на формирование не только флота в целом, но даже облика каждого нового корабля и образца оружия. Постоянная связь с прикладной и академической наукой, частые посещения НИИ ВМФ являлись характерной чертой деятельности Главкома. Непрекращающийся живой интерес 70-75-летнего человека к тому, что будет через 20-25 лет, меня всегда удивлял и восхищал. Интерес Главкома к перспективе всегда был искренним и неподдельным, видеть его безразличным мне не довелось ни разу.
, Один из приездов Главкома в наш институт запомнился особенно. Не помню, в каком году это было. Помню только, что летом, в жаркую погоду. Среди рассматриваемых вопросов был и мой. Доклады Главком слушал в конференц-зале. Присутствовало очень немного людей. Помню, что мой доклад слушали, не считая Главкома и члена Военного Совета ВМФ адмирала П.Н.Медведева, человек пять-шесть Все были без тужурок, в рубашках. Главком находился в отличном настроении, снял галстук, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. Перед ним на столе, как обычно, лежали золотые карманные часы с массивной цепочкой. Доклад шел гладко, однако в какой-то момент Главком остановил меня: — Что Вы все «ядерное», да «ядерное». Меня интересует, как решать эту задачу не ядерным, а обычным оружием. Я ответил, что это практически невозможно. Тогда Главком встал из-за стола и, обращаясь не только ко мне, но и ко всем присутствующим, сказал: — В ядерную войну я не верю. Американцы живут лучше нас, и она им тем более не нужна. Они ее никогда не начнут. Думайте, как воевать только обычным оружием. После сказанного Главком замолчал и сел на свое место. Однако тут же встрепенулся вроде бы дремавший П.Н.Медведев: — Американские империалисты готовятся развязать третью мировую войну. Они хотят ввергнуть человечество в ядерную катастрофу. Это обусловлено звериной сущностью самого империализма. На страже будущего человечества стоит Советский Союз и страны социалистического лагеря.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
К вечеру концентрацию активных газов удалось сбить до 1,5 предельно допустимых концентраций. Разрешили проход через реакторный отсек методом шлюзования. Поиск «дырки» так и не дал результатов. Будем наблюдать дальше и держать ухо востро. 28 августа 1965 года. С утра последний раз произвели контрольные замеры и убедились, что радиационная обстановка в реакторном отсеке пришла в норму. Таким образом, происшедший позавчера выброс газов будем считать явлением случайным. Где-то кто-то прохлопал при вакуумировании или при выравнивании давления. Это хоть и неприятно, но не смертельно. 4 сентября 1965 года. Сегодня утром компенсирующие стержни пришлось окончательно и полностью вывести из активной зоны. Правда, реактор ещё некоторое время может работать, поскольку сейчас он «отравлен» ксеноном. Если снизить мощность, то наступит «разотравление», за счёт которого высвободится некоторый запас реактивности. Однако снизить мощность реактора – это значит уменьшить скорость лодки, а это, в свою очередь, приведёт к увеличению времени, необходимого для возвращения в базу. Так и пришлось поступить. Снизили мощность на левом борту, реактор вошёл в режим «разотравления», за счёт которого всё ещё функционирует на 35 процентов. Правый реактор пока не иссяк, однако его хватит суток на пять–шесть... 6 сентября 1965 года. Левый реактор продолжает работать в режиме «разотравления», благодаря чему мы всё ещё делаем до 14 узлов. Когда иссякнет «подкожный» запас реактивности, никто точно сказать не может, так как количество ксенона, отравившего активную зону, величина случайная. Следовательно, случайной величиной (безусловно, имеющей математическое ожидание, дисперсию, начальные и центральные моменты) является и период «разотравления», и глубина отравления, и величина дополнительно высвободившейся реактивности. Пессимисты полагают, что реактор проработает максимум сутки. Следовательно, завтра придётся левый реактор останавливать и идти только на правом, который также дня через четыре полностью израсходует запас реактивности и сможет работать только на пониженной мощности за счёт «разотравления». В этом случае мы сможем иметь ход не более 8 узлов, и, следовательно, придём в базу не ранее 18 сентября.
Однако есть и оптимисты. Эти считают, что ксенона в зоне скопилось много и, следовательно, мы до самой базы так и будем чесать по 14 узлов, а это значит, что придём 14 сентября. Вот что значит плавать на исходе кампании реакторов. 8 сентября 1965 года. Левый реактор пришлось всё-таки исключить из работы энергетической установки, выведя его на уровень мощности, необходимой только для самоподогрева и поддержания сплава в жидком состоянии. Зато «разотравление» на нём пошло бурными темпами. Дня через три мы с этого реактора опять сможем снять до 40 процентов мощности, ну а пока топаем только на правом реакторе, снизив скорость до 12 узлов... 10 сентября 1965 года. Ещё один пожар! Сегодня около 15 часов подводную тишину опять разрезали короткие, тревожные звонки аварийной тревоги. Пожар в шестом отсеке (шестой отсек – это отсек главных турбин), горит масло в трюме. Ликвидация пожара с помощью всё того же ВПЛ-52 (всё более убеждаюсь в том, что наша новая противопожарная система исключительно хороша) заняла всего три минуты. Трюм шестого отсека буквально мгновенно был залит плотной пламегасящей пеной. Источник возгорания масла всё тот же – регенерация. Крошки регенеративного вещества в результате недостаточного внимания вахты при перезарядке РДУ сильной тягой вентиляторов кондиционирования были затянуты в трюм. Контакт с маслом, всегда загрязняющим трюм, огонь, дым, пожар. Третий случай за поход! Это уж действительно, «ни в какие рамки не лезет!» За кормой лодки в этом походе осталось 15000 миль, общая продолжительность плавания – 60 суток. Я специально привёл аварийную хронику этого, в общем-то, успешного плавания. Завершив второй автономный поход, К-27 вернулась для ремонта в Северодвинск. Предстояло также частично обновить электронное вооружение АПЛ. При доковании корабля осенью 1966 года, когда плановый ремонт уже подходил к концу, выяснилось, что лёгкий корпус, выполненный из новой, тоже испытываемой на этом корабле, маломагнитной стали, имеет многочисленные трещины, которые скрывались под гидроакустическим покрытием. Сказалась недостаточно отработанная технология изготовления новой стали и конструкций из неё. Объём и продолжительность осмотра значительно возросли. После ремонта и сдачи задач экипаж атомохода готовился в свой третий боевой поход, один из самых длительных. Речь шла, как сегодня стало известно, о том. чтобы пройти без всплытия вокруг Земного шара. Но судьба преподнесла экипажу и атомоходу другое испытание.»
И снова я хочу возвратиться в очередной раз к комментариям уважаемого контр-адмирала Наумова В.В., в отношении того, что он думает о назначении капитана 1-го ранга (1965) Героя Советского Союза А.П. Михайловского старшим похода, и его записям в дневнике. Вот, что написал Наумов В.В.: «У Михайловского в 1965 году положение старшего в походе было хуже некуда. В это время он служил НШ (начальник штаба) 11 ДиПЛ 1-й флотилии 675 проекта в Западной Лице, имел до этой должности опыт командования и подледного перехода на ТОФ командиром 658 проекта, за что получил звание Героя Советского Союза. Зная повадки комдива 11-й ДиПЛ Н.Ф.Рензаева, я не сомневаюсь, что Михайловский временно передал дела НШ за 1-2 суток до похода. Так что оказать какое-либо влияние на отработку экипажа и улучшение организации службы он мог только в походе. А что касается особенностей ядерной установки на АПЛ К-27, то он о них понятия не имел. Ведение дневника и его рассуждения об отравлении реактора объясняется его склонностью к научной и литературной деятельности (не зря он доктор военных наук). В дневнике Михайловский упоминает о 6-ти неисправностях и аварийных предпосылках за 60 суток похода в Средиземку. Это же очень немного, и я не сомневаюсь, что их было намного больше, просто он о них не писал в дневнике.» Во время похода в Средиземное море произошло два серьёзных инцидента, которые могли очень печально закончиться для корабля и его экипажа, и о которых старший похода не упоминает в своих записях. Лодка всплыла на перископную глубину, старпом Умрихин подошёл к перископу, повернул его влево через диаметральную плоскость на курсовой угол примерно 135 градусов левого борта и вдруг, закричал: "Заполнить быструю, опустить выдвижные устройства, боцман, срочно ныряй на глубину 40 метров!" Как только АПЛ ушла на глубину, раздался доклад гидроакустика "Слева 135 шум винтов транспорта".
Командир Леонов даёт команду: "Боевая тревога, погружаемся на глубину 140 метров, обе турбины – средний вперёд!" Когда штурман Валентин Милованов провёл боевую прокладку и её наложили на курс лодки, то оказалось, что танкер, шедший со скоростью 14 узлов, водоизмещением порядка 40 тыс. тонн, находился к моменту обнаружения всего в 5-ти кабельтовых от лодки и шёл пересекающимся курсом. Учитывая, что АПЛ К-27 шла под перископом со скоростью 6 узлов, жить ей и всему экипажу оставалось 2 минуты... Второй случай, когда только оперативность того же штурмана Валентина Милованова спасла лодку от столкновения с подводной преградой. Но лучше об этом расскажет сам Валентин Николаевич Милованов, ныне капитан 1-го ранга в запасе. «Относительно избавления мною столкновения со скалой в подводном положении. Кажется, это было в Тирренском море, Боря Ефремов порой слонялся по кораблю и, конечно, не пропускал самое интересное – штурманскую рубку. За время многих плаваний я научил его пользоваться эхолотом. Когда он зашёл ко мне в штурманскую рубку, я дал ему команду «измерять глубину под килем». Он включил, я смотрю на ленту самописца и вижу, что глубина под килем резко уменьшается. Первое, что у меня в мозгу промелькнуло – ошибка в исчислении, идём на берег. Пот прошиб. Выбегаю на ЦП и вахтенному офицеру Толе Гужеленко: «Лево на борт, всплывай на 40 метров!» Сам к эхолоту. Короче, глубина сначала продолжала уменьшаться, мы отвернули на обратный курс, глубина стала увеличиваться. Далее легли на рекомендованный курс – замечаний не было. Горизонт глубин в том районе (Ионическое море, к юго-востоку от о-ва Сицилия) где-то 2500–3000 метров. Мы шли на глубине около 80–100. И вдруг, если мне не изменяет память, – 300-400 метров!!! Куда делись тыщи метров?! Потом я дал подробный отчёт по этому случаю. Поинтересовался у флагманского штурмана, подтвердилась ли зафиксированная мною аномалия? Он дал отрицательный ответ. Я тогда выдвинул три версии происшедшего: 1) под нами был мощный слой т.н. «жидкого грунта». Иногда ПЛ даже ложатся на такой грунт, как настоящий; 2) под нами был мощный косяк рыбы; 3) под нами была американская АПЛ (такое в моей практике было). Но тогда я считал, что мы шли на какую-то скалу прямым ходом. Поскольку во всём этом принимал участие Борька Ефремов, то часто в компании он и рассказывал про то, как мы чуть в скалу не врезались.
. А вот что касается инцидента с Гибралтарским проливом, то если бы командир не дал бы возможности определить место, то очень была высока вероятность, что нас ждали печальные последствия.» Возможно, Валентин Николаевич из-за скоромности не написал, что ему пришлось сделать в черновом вахтенном журнале тогда в походе по этому случаю следующею запись: «На обращения к командиру разрешить лично определить место перед проходом узкости – отказано. Проложенный командиром курс ведёт к катастрофе. Ответственность за безопасность кораблевождения с себя снимаю. Командир БЧ-1, капитан-лейтенант Милованов.» К этому только хотелось бы добавить, вот если бы так поступили в мае 1968 года командир 1-го дивизиона Лев Пастухов, начальник химслужбы Вадим Донченко, то может быть и не было таких тяжёлых последствий. Вот ещё что хотелось бы отметить. В 2002 году в своей повести "Трагедия атомной подводной лодки К-27" я немного исказил высказывания А.П.Михайловского, старшего похода в Средиземное море, в адрес Валентина Милованова. Мною было написано, что Милованов, словами Михайловского, – "лучший штурман флота". Впоследствии Валентин Николаевич поправил меня и просил исправить ошибку. Я это делаю в настоящей книге. Тогда старший похода, собрав офицерский состав дословно сказал: "Товарищи офицеры, ставлю всем в пример службу штурмана капитан-лейтенанта Милованова Валентина Николаевича. Все свободны!"
Автор книги Мазуренко Вячеслав, справа - экс-командующий ВМС Украины, вице-адмирал Безкоровайный Владимир Григорьевич. г. Киев. В 2005 году я встречался с вице-адмиралом Владимиром Безкоровайным, который в 1970-х годах служил старпомом у командира АПЛ К-450 Милованова В.Н. Так вот он сказал тогда о своём командире так: "Милованов Валентин – моряк был отменный, учить командиров любил. И самое главное – у него было то, чему надо было учить, в отличие от многих других, с кем приходилось служить и которых, к сожалению, не увольняли, а растили. Скажу больше: Милованов –это был штурман от Бога!" На этом я и поставлю точку. Во время нахождения в Средиземке командир Леонов блестяще провёл учебную боевую атаку (со слов того же Валентина Милованова и других офицеров, с кем мне приходилось говорить, в частности, с Ходяковым Владимиром) на американский авианосец, преодолев при этом всю его защитную надводную армаду кораблей, и нанёс ядерный торпедный удар (конечно, имитация). Цель была уничтожена... Потом, правда, кораблю пришлось несколько часов на максимальной скорости, резко меняя курс, глубины уходить от погони. Ибо американцы могли просто потопить советскую субмарину. Леонова Павла Фёдоровича часто упрекали в том, что он позволял в море ходить на крайне рискованных глубинах. Это он делал ещё тогда, когда служил на дизельных лодках. Это я слышал лично от вице-адмирала, Героя Советского Союза Евгения Дмитриевича Чернова при разговоре с ним по телефону, в 1950-х годах он служил под началом Леонова старпомом на дизельной подводной лодке.
Вице-адмирал Евгений Дмитриевич Чернов. - Специальный выпуск альманаха "Тайфун" (2001 г.) посвящен 40-летию со дня образования 3-й дивизии ПЛ СФ.
Е.Д.Чернов оправдывал его действия. Ведь в военное время, при боевых действиях, всё возможно, и все средства оправданы для спасения экипажа и выполнения боевой задачи. А виновником пожара, который так испугал старшего похода, был старшина Хутченко, который при тушении пожара получил сильные ожоги ног. Впоследствии его передали на надводный корабль для госпитализации. Пожар оперативно потушили. Подоспевшие в отсек командир БЧ-5 Алексей Иванов и командир отсека Владимир Резник включили систему пожаротушения и загасили пламя. Во время тушения пожара Леонов дал команду всплыть с глубины 150 метров на 40 метров. Потом на перископную. На горизонте маячили несколько транспортов. Значит, о том, чтобы всплывать не поверхность, отдраить люк, провентилировать отсек в атмосферу, не могло быть и речи. Кораблю пришлось снова погрузиться на 40 метров и экипажу заняться борьбой за живучесть под водой. Прошло ещё несколько часов, пока в отсеках не восстановилась нормальная обстановка в содержании газа. Исчезла загазованность. Экипаж продолжал нести свою боевую службу. За это происшествие досталось боевой смене, которую возглавлял помощник командира корабля капитан-лейтенант Геннадий Фытов. Виновные были нещадно отруганы. Но пожары на атомных лодках – одна из главных бед сегодня. Такова уж служба моряков-подводников. Хорошо, что всё хорошо кончается.
Андрей Алексеевич Хутченко (умер в 2007 г.)
Не всё было гладко и в работе механизмов реакторного отсека. Вот один из тех случаев, который мог привести к печальным последствиям радиоактивного загрязнения всего корабля, а значит, и к поражению личного состава. Вспоминает один из участников того похода, командир реакторного отсека, ныне капитан 3-го ранга в отставке Домбровский Владислав Владимирович: «На левом борту давлением подорвало крышку среднего парогенератора. Такие случаи у нас уже были, и мы имели опыт устранения этой неисправности. Но занимались этим на берегу с обеспечением береговой службы, с большим объёмом работ с последующей дезактивацией. Разгерметизация парогенератора приводила к сильному загрязнению отсека радиоактивностью. Я не знаю, чем бы закончилась вообще эта авария, если бы её не обнаружил сразу Гриша Раина и мы её быстро не устранили. Дозиметристы взяли под свой контроль рост радиоактивности после нашего доклада. Меня сразу подменили на пульте, и я занялся устранением неисправности. Сложность ремонта состояла в том, что парогенератор был горячим. Температура крышки – 350 градусов по Цельсию. «Отсекли» парогенератор (ПГ) по 1-му и 2-му контуру, снизить температуру удалось до 250 градусов по Цельсию, и приступили к устранению аварии. (На берегу эти работы проводились на «холодном» ПГ с организацией местной вентиляции, и это занимало 3–4 рабочих дня). Я, Гриша Раина, и Саша Осюков в тяжелейших условиях устранили такую неисправность за шесть часов. На крышку ПГ (250 градусов по Цельсию) положили асбестовый мат (его диаметр был на полметра меньше диаметра ПГ), на него две доски, которые в процессе ремонта обуглились, и начали затягивать гайки на шпильках. А их больше полсотни (точно не помню). Затягивать гайки надо было очень осторожно, и внимательно производить замеры микрометром, чтобы не выйти за допуск. Пот лил ручьём и закипал на раскалённой «сковородке» – крышке ПГ. Пообжигали себе руки. В отсеке температура поднялась до 80 градусов по Цельсию. Как мы выдержали, не знаю. Спасибо Бересневичу (наш снабженец) – он приносил нам холодный яблочный сок в отсек в трёхлитровых банках. Мы их выпили штук шесть. Закончили работу в полуобморочном состоянии.
Море в бухте Коктебель стонало. Ветер гнал огромные белогривые волны, которые с ревом набрасывались на берег, сокрушая покрытый галькой пляж. Слева «черная гора» Кара-Даг мрачно терялась в нависших над самой водой дождевых тучах. Морской офицер на крутом берегу с биноклем в руках, озабоченный и напряженный, с волнением всматривался вдаль. Он ждал самолет, который по его расчетам, должен вот-вот подлететь к берегу, где находился макет опытного образца радиомаяка. Шли первые испытания аппаратуры привода и посадки летательных аппаратов на корабли Военно-морского флота. Страна готовилась строить авианосцы.
Техническая задача формулировалась очень просто. Самолет в океане должен все время знать, где находится корабль, с которого он взлетел. Если летчик почувствует, что он «потерялся» – это катастрофа. Куда лететь? В океане нет ориентиров, пилота и самолет ждет гибель в бескрайней водной купели. Только кодированный радиосигнал, содержащий информацию о пеленге и дальности до корабля, дает летчику уверенность спокойно выполнять боевую задачу. Каждую секунду полета он знает, как вернуться на «базу». Макет радиомаяка доставили на полигон под Феодосией на автомашинах из Ленинграда. Научные сотрудники института Радиоаппаратуры совместно с моряками-испытателями быстро смонтировали и укрепили огромный шар, настроили аппаратуру, доложили о готовности начать летно-морские испытания. Возглавил испытательную работу вездесущий капитан 3 ранга Ильин Андрей Николаевич, толковый офицер, уже имеющий опыт организации и проведения испытаний и исследований. Начальник отдела, мудрый, умеющий доверять подчиненным, полковник Хляп Борис Наумович очень смело рассудил: «Вы, Ильин, опытный штурман, вам и карты в руки. Научите береговую и бортовую (самолетную) аппаратуру первым шагам – дайте возможность самолету летать на 150-200 километров и благополучно возвращаться к радиомаяку». Вот такая простая задача - впервые в истории военно-морского флота самолет и корабль должны быть автоматически связаны радиосигналами, дающими возможность кораблю знать, где находится самолет, а летчику – где корабль. У американцев система «Такан» уже отработана, у нас пока такой системы нет. Наш флот готовится к выходу в океан, на стапелях в Николаеве заложены авианосцы. А, значит, будут самолеты, для которых нужна система привода и посадки на корабли. Все готово к натурным испытаниям, но штаб авиации Черноморского флота тянет с выделением боевых самолетов. Испытатели нервничают, аппаратура готова, все полетные задания согласованы, а работы не могут начаться – нет самолетов. Все на взводе. Неожиданно Андрей Николаевич узнает, что у главного конструктора из Ленинграда есть чековая книжка, т.е. есть живые деньги. Он берет в легкий оборот главного конструктора Филаретова Юрия Серафимовича, о котором с некоторой иронией можно сказать стихами Р.Киплинга: «Стоит он тяжелый как дуб, не чесаны рыжие баки, и трубку не вырвать из губ, как кость у голодной собаки».
(Кстати, Ильин давно заметил, что все главные конструктора довольно крупные люди. Видимо, характер работы выводит на эти орбиты очень сильных и физически крепких людей, остальные не выдерживают в пути). И вот они уже мчатся на машине в Керчь, в аэропорт. Встретились с руководством керченского авиаотряда, «пошуршали» деньгами, и оказалось, что уже завтра гражданские самолеты готовы совершить любые вылеты для военных моряков. Все-таки, хорошие у нас люди! Ударили по рукам, закрепили договор бутылочкой кальвадоса, и за работу, товарищи! А утром - загудело, заштормило. «Глаз циклона» где-то под Харьковом, а на восточном берегу Крыма шторм в девять баллов. Но летчики, настоящие воздушные асы, взлетели и честно отрабатывают деньги. Договор есть договор! Капитан 3 ранга Андрей Ильин стоит на берегу, рядом с радиомаяком, и переживает за летчиков, как бы они не врезались в Кара-Даг. В бинокль ничего не видно, сплошные облака. Он берет микрофон и взволнованно говорит открытым текстом: «031-й. Будь осторожен, впереди гора!» Невидимый летчик спокойно отвечает: «Все под контролем. Иду согласно заданию, замечаний нет». Через две минуты самолет с ревом проходит над испытателями и над поселком, где живут семьи моряков – офицеров и мичманов. Они все люди опытные, привыкли к испытаниям, поэтому сегодня они аплодируют летчику, отдавая должное его героизму. Испытания прошли успешно. Самолет еще несколько раз проносился над маяком, каждый раз вызывая восхищение у местных «аборигенов». Когда пришли в столовую, Андрея и главного конструктора Юрия Серафимовича встретили как героев. Кок, старший матрос, яркая рыжеволосая Катя, покачивая соблазнительными бедрами, сама вынесла им по огромной . И по ее ласковым и дарящим надежду глазам Андрей понял, хорошо бы быть действительно Героем Советского Союза. Но, увы! Правда, после обеда он все-таки подошел к Кате и, смутив ее так, что она стала пунцовой, поцеловал ей руку. (Просто пошутил на радостях, а она будет помнить это, как подарок судьбы. Так дорого ценит женщина внимание к ней!)
Через неделю ежедневных полетов Филаретов и Ильин подписали протокол, главный вывод которого звучал так: «Испытания макета аппаратуры приводного радиомаяка показали правильность технической идеи». Это вдохновило ленинградских инженеров, и они с головой бросились дорабатывать и совершенствовать свое детище. Дважды Андрей Николаевич ездил в Питер в научно-исследовательский институт Радиоаппаратуры на защиту технического проекта, несколько раз встречался со специалистами из военного института радиоэлектроники в городе Пушкине на разработке и утверждении технического задания. Кроме приводного радиомаяка в состав системы вошли курсо-глиссадные радиолокаторы и оптические маяки, помогающие пилоту по изменению цвета визуально заходить на посадку. Прошло долгих два года, документы все согласованы, аппаратура отработана, проверена на полигоне и отправлена на корабль. И вот, свершилось! Головной тяжелый авианесущий крейсер – ТАКР «Киев» проекта 1143 прибыл в Севастополь, на нем установлена первая отечественная система привода и посадки летательных аппаратов на корабли ВМФ - «Привод-СВ». Весь Черноморский флот занимался испытаниями этого огромного корабля. Андрей Николаевич ликовал. Аппаратура привода и посадки, отработанная на полигоне, практически сразу показала на корабле высокую работоспособность и надежность. Она была принята госкомиссией без замечаний. Казалось бы, можно ставить точку на этой работе! Не тут-то было!
Однажды при очередном посещении Феодосии корабль близко подошел к берегу. Полковник Хляп Борис Наумович, по свойственной ему любознательности, взял бинокль и прямо из окна своего кабинета стал рассматривать антенну-шар системы «Привод-СВ». Он не поверил своим глазам – рядом с шаром, который по всем техническим условиям должен быть на самой вершине мачты, чтобы его работу ничего не затеняло, рядом с шаром располагалась какая-то новая антенна. Раньше во время испытаний ее не было, и ничто не мешало круговому излучению приводного радиомаяка. Он быстро пригласил Ильина, который ахнул и схватился за голову: «Это только что установлена совершенно новая антенна космической связи. Без согласования с нами и главным конструктором нашей системы. Это катастрофа!» Тут же была составлена шифровка командующему флотом о необходимости проверки зоны обзора приводного радиомаяка, так как установка антенны космической связи могла привести к появлению провалов радиосигналов и потери ориентации пилота в воздухе. Военная машина медленно заработала, а когда она набрала обороты, то ее уже было не остановить. Так как сроки завершения испытаний корабля в целом поджимали, пришлось доложить в Москву Главнокомандующему Военно-морским флотом о необходимости дополнительных испытаний в Феодосии. Обратно каток с фитилями и взысканиями из Москвы докатился до Севастополя и Феодосии и, как всегда, крайним оказался невиновный, т.е. капитан 3 ранга Ильин Андрей Николаевич. Неунывающего Ильина вызвал полковник Хляп и по-отечески попросил: «Поезжайте немедленно в Севастополь на корабль, вас вызывают флотские начальники. Доложите причину необходимости проверок зон обзора. Мы в лаборатории на берегу все приготовим и с прибытием корабля немедленно начнем работу. В течение дня все замеры будут сделаны. Желаю успеха». Всю ночь добирался Андрей Николаевич до Севастополя. Утром он подошел к необыкновенно огромных размеров кораблю, пришвартованному в Угольной бухте Севастополя.
После подписания приемного акта ТАКР "Минск". Слева направо: главный строитель Иван Иосифович Винник, зам.главного строителя по вооружению Исаак Самойлович Мельницкий, председатель государственной комиссии контр-адмирал Евгений Васильевич Левашов, в светлом костюме - главный конструктор - Аркадий Васильевич Маринич (НПКБ), ответственный сдатчик Саратовского завода "Знамя труда" по ЗРК "Оса-М" - Анатолий Сергеевич Волков, строитель по главному ракетному комплексу "Базальт" Георгий Никифорович Дмитриев. Николаев, 27 сентября 1978 года. - Дежурная служба доложила командиру о его прибытии. Усталого, измученного после бессонной ночи, его привели в кают-компанию, где незнакомый контр-адмирал пил горячий крепкий «морской» чай, куча белоснежного сахара и желтых галет возвышалась перед ним в вазе богемского стекла. Недовольный адмирал не пригласил сесть и, тем более, не предложил чая, а Андрей не отказался бы. (Увы, забыты флотские традиции российского флота.) Адмирал, наслаждаясь чаем, и не глядя на стоящего перед ним капитана 3 ранга, начал возмущенно заводить себя, почему, мол, из-за вас, ученых, надо гнать крейсер в Феодосию, почему нельзя провести измерения на месте? И, вообще, зачем это все нужно? Андрей Николаевич спокойно сказал, что сегодня не исключается возможная гибель летчика и потеря дорогостоящего самолета из-за провалов в зоне обзора приводного радиомаяка. Аппаратура, способная оценить зону обзора, стационарно развернута и находится в рабочем состоянии в лаборатории на Защитном молу в Феодосии. Кораблю надо совершить несколько циркуляций в зоне видимости лаборатории, и в течение 4-5 часов работа будет закончена. А через сутки будет готов отчет с результатами измерений. Адмирал, еще более недовольный, буркнул: «Идите, готовьтесь, через час выход в Феодосию». Андрей еще раз взглянул на вкусный чай, развернулся через левое плечо и вышел вон. Через пару часов, немного отдохнув по известному флотскому принципу: «Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте», Андрей был почти выброшен с койки. Корабль качало на 20 градусов с правого на левый борт. Что случилось? Тем более, что море спокойное. Почти все гражданские инженеры укачались. Оказывается, адмирал в порядке шутки решил проверить на переходе в Феодосию исправность работы успокоителей качки. Они начали работать и раскачали корабль так, будто он преодолевал штормовой Бискайский залив. После отключения успокоителей личный состав еще долго приводил в порядок каюты, кубрики и камбуз, всем досталось.
В работа прошла на редкость удачно. Полковник Хляп с группой испытателей ждал корабль и при его появлении сразу же доложил о своей готовности к работе. Андрей Николаевич приказал включить приводной радиомаяк, и по его команде корабль начал делать полные циркуляции на правый и затем на левый борт. При прохождении направления на Защитный мол носом корабля и кормой Андрей Николаевич просил сигнальщиков включать прожектор, чтобы на берегу фиксировали положение корабля. Через три часа высокоэффективной работы все измерения были закончены. Андрей Николаевич попрощался с командиром корабля, адмирал не снизошел до «рукоприкладства», сел в присланный за ним катер и сошел на берег. Началась интенсивная обработка материалов. К 23 часам все было закончено. В зоне обзора был выявлен провал шириной в 15 градусов. Это было очень опасно для авиации. Надо срочно демонтировать антенну космической связи и установить ее в другом месте. В 24 часа Андрей Николаевич с секретными материалами измерений и отчетом в сопровождении вооруженного мичмана Афанасьева Василия Петровича выехали на автомашине полигона в Севастополь. Ночная поездка через весь Крым в мерцающем лунном свете! Молодой матрос за рулем, машина старенькая, еле идет по горным кручам. Проплывают какие-то сказочные селения: Грушевка, Тополевка, Ароматное, Земляничное, Чистенькое. Офицер Ильин вторую ночь не спит, в голове немного гудит и частенько нападает легкая дрёма. Все вокруг какое-то нереальное, полная луна светит как солнце. Тень от деревьев ложится на дорогу, одинокая машина медленно ползет, на дороге больше никого нет. Все спят, только испытатели торопятся выполнить свой долг, довести свою аппаратуру до совершенства. А как иначе?! В Севастополе их ждали. Как только Андрей сдал документы в секретную часть корабля, их тут же взял главный конструктор системы «Привод-СВ» Филаретов Юрий Серафимович и побежал к главному конструктору корабля. Потом они вместе побежали к адмиралу.
Как потом выяснил Андрей, командующий Черноморским флотом доложил результаты работы в Феодосии Главнокомандующему ВМФ в Москву, тот приказал в течение двух суток устранить дефект. Так закончился подвиг группы испытателей полковника Хляпа Бориса Наумовича. Ведь все произошло совершенно случайно. Испытатели предотвратили большую беду! Хорошо, что Андрея Николаевича не наказали. (Флотский принцип продолжал действовать: «Раз матрос не наказан, значит, он уже поощрен»). Хотя, конечно, не обошлось без ЧП. На радостях напился мичман Вася Афанасьев. Опытный Андрей Николаевич заранее успел отобрать у него пистолет и положить его в сейф на береговой сдаточной базе института Радиоаппаратуры, где они ждали решения вопроса после доставки документов на корабль. Можно было немного поспать. Вася сказал, что он спать не хочет, выспался в машине, но хочет проведать своих родственников. Откуда они взялись у него в Севастополе? Часа через три беспокойства и переживаний со стороны Андрея Николаевича, мичман Василий Петрович вернулся совершенно пьяненький, но тихий, и даже удивленный – чего переживать, вот он я. Андрей загрузил его в машину, пистолет сунул себе в «дипломат» и они благополучно поехали домой. В Феодосию Вася прибыл уже трезвым и даже посвежевшим – отоспался, бродяга. Андрей Николаевич доложил командованию полигона, что задание выполнено, поездка прошла без замечаний. (Но с Васей, толковым и работящим техником, пришлось поработать по индивидуальному плану. К сожалению, эта пагубная страсть неискоренима. Беда!)
Проход под мостом в Босфоре. Видна верхняя точка "Киева" - шар антенного поста радиотехнической системы ближней навигации и посадки авиации "Привод-СВ". 17 июля 1976 года. А тяжелый авианесущий крейсер «Киев» пошел в океан. На душе испытателей было спокойно, они сделали все, что могли. Позднее вошли в строй следующие корабли этого проекта: «Минск», «Новороссийск», «Тбилиси», «Баку». На каждом из них была смонтирована система привода и посадки летательных аппаратов на корабли ВМФ «Привод-СВ», родившаяся, в том числе, и усилиями моряков-испытателей феодосийского полигона.
P.S. Как-то, в канун 50-летия первого запуска искусственного спутника Земли, по телевидению показали в свое время секретные кадры работы наших ученых по созданию челнока многоразового использования «Буран». Всего лишь единственный полет в космос совершил и в автоматическом режиме произвел посадку при возвращении на Землю. Каждый инженер, понимая, как сложно летчику посадить самолет, был в восторге и в восхищении, увидев безукоризненную без человека на борту.
Это шедевр, величайшее достижение нашей науки и техники! Это техническая симфония! Когда полет закончился, люди, стоящие на аэродроме, бросились обниматься и поздравлять друг друга. И, о чудо, крупным планом мелькнуло лицо Филаретова Юрия Серафимовича и группы инженеров, которые работали с ним много лет тому назад над созданием корабельной системы «Привод-СВ». И опять Андрей Николаевич Ильин испытал гордость за свою редкую, но прекрасную профессию моряка-испытателя: «С какими выдающимися людьми пришлось общаться и работать! С людьми, жизнь и работа которых украсила историю всей Страны. И я был с ними рядом! Спасибо Судьбе».
Октябрь 2009 года.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
