Стрелки часов на Спасской башне Кремля приблизились к 10 часам. Раздалась команда: «Парад, смирно!». С боем курантов кремлевских часов из ворот Спасской башни на белом коне выехал маршал Навстречу ему от Исторического музея на вороном коне устремился маршал К.К.Рокоссовский. Того и другого сопровождали адъютанты соответственно на белом и вороном конях. Под мелодию Глинки «Славься, русский народ» начался объезд и поздравление войск, выстроенных на Красной площади и прилегающих улицах и площадях…
В 10 часов 15 минут Г.К.Жуков поднялся на трибуну Мавзолея и произнес речь, поздравив от имени партии и правительства воинов Вооруженных Сил и весь советский народ с великой победой над фашистской Германией и ее союзниками. После его выступления над Красной площадью зазвучал Гимн Советского Союза и салют из 50 артиллерийских залпов. В это время по рядам выстроившихся колонн катилось троекратное «Ура!» После команды: «К церемониальному маршу!..» началось движение парадных колонн. Моряки вступили на аллею главного марша в 11 часов 20 минут. Духовой оркестр, до этого игравший для каждого фронтового полка свой наиболее подходящий для него марш, сменил мелодию. Вместо бравурных ритмов под армейский темп в 120 шагов в минуту оркестр под управлением генерал-майора С.А.Чернецкого заиграл мелодию «Выплывают расписные Стеньки Разина челны», рассчитанную для более медленного шага . «Словно морским ветром повеяло на Красной площади, когда появился сводный полк военных моряков во главе с героем Севастополя вице-адмиралом В.Г. Фадеевым», - написано в книге «Военные парады на Красной площади». При прохождении вдоль кремлевских трибун нам хорошо были видны улыбки находившихся на них зрителей. А их аплодисменты мы слышали даже на фоне громкой игры оркестра. На трибуне Мавзолея тоже было заметное оживление. По выражению лица Главкома ВМФ адмирала флота Н.Г.Кузнецова поняли, что он доволен.
Только после того, как наш полк покинул Красную площадь, мы ощутили, что насквозь промокли. А дождь все лил. Из-за этого была отменена воздушная часть Парада Победы и демонстрация трудящихся Москвы. Эта ненастная погода особенно дала нам о себе знать, когда «студебеккеры» с ветерком повезли нас в казармы. Но там настроение изменилось, так как в столовой столы были накрыты праздничным обедом. А потом нас отпустили в увольнение на целые сутки! К счастью, и дождь прекратился. Через несколько дней поезд привез нас в Ленинград. Однако московские воспоминания еще долго не позволяли настроиться на учебный лад. С той поры прошло шестьдесят лет, а память вновь и вновь возвращает к московскому Параду Победы, который явился венцом самой кровопролитной и ожесточенной войны. Да и как можно забыть тот не только исторический, а феноменальный в истории Отечества двухчасовой военный парад! Все было грандиозно. В нем участвовал весь цвет Вооруженных Сил того времени: выдающиеся полководцы и военачальники, герои битв и сражений на земле, в воздухе и на море. Не случайно и очень правильно сказал об этом генерал армии С.М.Штеменко: «Таких парадов не было за всю историю советских Вооруженных Сил. Больше того, не видела ничего подобного за 800 лет своего существования». Я счастлив, что жил в то славное время. Что был и видел.
Лев Никифорович Михайлов, капитан первого ранга в отставке, более 25 лет посвятил изучению жизни и деятельности Н.Г.Кузнецова.
Николай Герасимович Кузнецов возглавил Военно-Морской Флот Советского Союза в 1939 году и привел его в такое боевое состояние, что даже вероломное нападение фашистов на нашу страну не стало для него неожиданным. ВМФ, несмотря на налеты немецкой авиации на Севастополь, Либаву, Виндаву, Ригу, Измаил, Одессу, Полярный, Кронштадт, Ханко и другие военно-морские базы, потерь не понес, в то время как другие рода Вооруженных Сил понесли значительные потери. ВМФ даже начал организованно боевые действия и на Дунае перешел в наступление. На протяжении всей Великой Отечественной Н.Г.Кузнецов успешно руководил Военно-Морским Флотом и 14 сентября 1945 года "за образцовое выполнение заданий Верховного Главнокомандующего по руководству боевыми операциями флотов... и достигнутые в результате этих боевых операций успехи" ему присвоили звание Героя Советского Союза. После окончания Великой Отечественной войны у Николая Герасимовича началась "драматическая жизнь", как он сам выражался. Он стал единственным моряком в мире, которому довелось быть дважды контр-адмиралом, трижды - вице-адмиралом, адмиралом флота и Адмиралом Флота Советского Союза, то есть носить высшее воинское звание три раза, причем последнее - посмертно. Так же было и с должностями: Тихоокеанским флотом он командовал дважды, два раза возглавлял и весь флот страны, будучи наркомом ВМФ и военно-морским министром.
Авторитет Н.Г.Кузнецова всегда был высок. Видимо, не случайно в периодической печати можно встретить мысль о том, что нашего министра ВМФ, Адмирала Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецова уважали "все настоящие моряки, наверное, всего мира". И вот, несмотря на его огромную популярность, с ним обошлись несправедливо и в возрасте 50 лет уволили в отставку. Но как ни велики были старания вычеркнуть Н.Г.Кузнецова из истории ВМФ, этого не произошло. Даже в тяжелейшие для Николая Герасимовича годы находились люди, которые поддерживали его морально, хлопотали за него, требовали от властей восстановить справедливость. Пока враги Н.Г.Кузнецова занимали высокие государственные посты, на борьбу за него отваживались лишь немногие. Но со временем честь и достоинство оклеветанного адмирала стали защищать широкие народные массы, включая и школьников с его малой родины. Однако главный тон по-прежнему задавали ветераны ВМФ. Хотя имя Н.Г. Кузнецова почти не упоминалось, во многих местах необъятной Отчизны память об опальном наркоме пытались увековечить еще в 1960-1970 годы. В центре города Котласа, близ которого Николай Герасимович родился, шла наиболее активная работа. Там появилась улица его имени. В деревне Медведки, где стоял дом, в котором он родился, школьники и молодежь по своей инициативе установили обелиск земляку-герою. В местной школе один из отрядов получил имя Героя Советского Союза Н.Г.Кузнецова. Активное руководство этой работой осуществляла учительница истории 17-й школы Римма Александровна Стрельцова.
Свое уважение к Н.Г.Кузнецову открыто демонстрировали и другие. Из музея героической обороны и освобождения Севастополя его сотрудники сообщили, что они в лекциях и беседах с экскурсантами постоянно отмечают роль Н.Г.Кузнецова в развитии Черноморского флота и ВМФ в целом, подчеркивают его личный вклад в нашу победу в Великой Отечественной войне. Из Владивостока сообщили, что имя Н.Г.Кузнецова в числе других Героев Советского Союза отлито на одной из бронзовых плит комплекса "Боевая слава Тихоокеанского флота". Во многих военных музеях, в том числе и в Центральном музее Вооруженных Сил СССР, в работе с посетителями используются хранящиеся материалы о деятельности Н.Г.Кузнецова, когда он был на Тихоокеанском флоте, в революционной Испании и во главе ВМФ СССР. В Вологде его имя высечено на обелиске Славы вологжанам - Героям Советского Союза. На студии документальных фильмов Министерства обороны СССР сняли 25-минутную ленту, посвященную Н.Г.Кузнецову. В 1982 году журналы "Морской сборник", "Наука и жизнь", "Военно-исторический журнал" и некоторые другие, как и газеты, посвятили ему статьи. В том же году Политиздат выпустил книгу о жизни и деятельности Н.Г.Кузнецова. В период подготовки к празднованию 40-летия Победы в Великой Отечественной войне возник повышенный интерес к Н.Г.Кузнецову, и с просьбами об его реабилитации поток писем захлестнул властные органы. Писали видные военные деятели, ветераны войны и труда, общественные деятели и простые люди. Шли письма коллективные и персональные. Не встать на защиту чести и достоинства Н.Г.Кузнецова людям не позволяла их совесть. Они хорошо знали, что он не терпел подхалимов и бездельников, всегда поддерживал деловых, решительных и инициативных сотрудников, никогда никому не мстил, не сводил личных счетов и никогда не жаловался на допущенную к нему несправедливость. Николай Герасимович был особенным человеком, и многие, знавшие его, чувствовали, что за его имя нужно бороться.
В июле 1987 года в московском Доме литераторов ветераны ВМФ и члены Союза писателей провели собрание, посвященное Н.Г.Кузнецову. В своем докладе адмирал флота В.А.Касатонов произнес: "Нас сюда привела благодарная память о выдающемся флотоводце..." Все выступавшие поделились теплыми воспоминаниями о том, когда и где судьба сводила их с Н.Г.Кузнецовым. Иван Семенович Козловский вспомнил, что Чехов как-то сказал: "Вот дерево. Оно засохло, но при ветре качается со всеми остальными. Так и я, когда умру, буду принимать участие в продолжении жизни". Козловский подметил, что это целиком подходит к Николаю Герасимовичу, который и после смерти продолжает присутствовать в нашей жизни, влиять на нас. В выступлениях звучали пожелания о переименовании Военно-морской академии, об открытии на доме, где жил Н.Г. Кузнецов, мемориальной доски и др. В конце вечера все присутствующие поддержали ходатайство о восстановлении Н.Г.Кузнецова посмертно в звании Адмирала Флота Советского Союза. Вскоре положение стало меняться. Об этом говорили публикации в печати. "Морской сборник" так написал о Н.Г. Кузнецове: "Талантливый флотоводец, энциклопедически образованный человек, он владел даром предвидения, чувством нового и твердо отстаивал свою позицию в те сложные и противоречивые годы независимо от авторитетов". В "Красной Звезде" прозвучало: "Эпоха начавшейся гласности и высвечивания "белых пятен" современной истории привела к появлению очень интересного материала о Н.Г.Кузнецове, который в какой-то мере ответил на некоторые вопросы, волновавшие моряков многие годы". Повысилась активность и со стороны ветеранов-моряков. Не получив ответа на свое предыдущее обращение, они снова направили письмо в адрес Председателя Совета обороны СССР, Генеральному секретарю ЦК КПСС М.С. Горбачеву. В их выстраданном послании есть такие строки: "Вопрос о восстановлении Н.Г.Кузнецова в прежнем, честно заслуженным им воинском звании ставился перед руководством его сослуживцами, военными моряками, индивидуально и группами, знавшими своего Главкома, ставился при жизни Николая Герасимовича, посмертно бессчетное число раз... Еще в бытность министром обороны маршал Р.Я.Малиновский запрашивал мнение Военного совета ВМФ по этому поводу. Однако заседание Военного совета не состоялось, но отрицательный ответ от высокого органа был дан за подписями Главкома ВМФ Горшкова и члена Военного совета - начальника политического управления Гришанова... И это не удивительно потому, что Сергей Георгиевич Горшков - главная действующая фигура, наверное, единственный на флоте человек, который по одному ему известным причинам всегда противился восстановлению доброго имени Кузнецова, хотя именно Николай Герасимович не один раз проявлял к нему доброжелательность и даже заступничество".
Учитывая изменившуюся обстановку, министр обороны Д.Т.Язов, начальник Генштаба С.Ф.Ахромеев и главком ВМФ В.Н.Чернавин в середине 1988 года доложили правительству документы по делу Н.Г.Кузнецова. Реакция на сей раз не заставила себя ждать, и 26 июля 1988 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором было сказано: "Восстановить вице-адмирала Кузнецова Николая Герасимовича в прежнем воинском звании Адмирала Флота Советского Союза". Следующим шагом было постановление Совмина СССР № 852 "О переименовании Военно-морской академии имени Маршала Советского Союза Гречко А.А." Согласно ему академию приказывалось впредь именовать: "Военно-морская орденов Ленина, Октябрьской Революции и Ушакова академия имени Адмирала Флота Советского Союза Кузнецова Н.Г." Прошло несколько дней, и постановлением Совета Министров СССР № 906-120 от 8 сентября 1988 года тяжелому авианесущему крейсеру "Тбилиси" дали новое наименование: "Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов". Вот так имя Н.Г.Кузнецова после 32 лет замалчивания прочно вошло в историю ВМФ и нашей Родины.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Сегодня, когда я смотрю по телевизору, как шагают по Красной площади нахимовцы, думаю, что сейчас все стало проще. И нахимовское училище одно в стране, и в параде участвуют два батальона. Да и московские парады стали для нахимовцев привычным делом. В марте мы начали усиленно заниматься строевой подготовкой. А в середине апреля уже выехали в Москву. Мне посчастливилось — я был включен в парадный расчет. Ведь кроме правого фланга, на котором стоят рослые ребята, есть еще и левый. Я попал в первую шеренгу восемнадцатым по счету и был горд, что на груди у меня висела боцманская дудка с цепочкой. До этого мне не приходилось бывать в Москве. И вот первая встреча со столицей. Выйдя из вагонов, мы жадно вглядывались в дома: где же Кремль? Нахимовцы-москвичи нам объяснили, что Кремль от вокзала сравнительно далеко и увидеть его нельзя. У вокзала нас ждала колонна новеньких, покрашенных в голубую краску грузовых «фордов». Эти «форды» возили нас потом постоянно. Не знаю, кто умудрился нас сфотографировать на вокзале, но вот у меня в руках слегка пожелтевшая фотокарточка, на ее обороте надпись: «Москва, апрель 1946 год». На снимке мы в парадных мундирах сидим в кузове одного из «фордов». На переднем плане нахимовец первой роты Радик Зубков. Сейчас Радий Анатольевич — контр-адмирал, главный штурман Военно-Морского Флота. Вот Гена Бабанов, Жора Захаров, Феликс Иванов, рядом с ним я, Семенов Юра! С вокзала нас повезли за метро «Сокол», на окраину, где мы и разместились. В первый же вечер упросили начальство покатать нас по Москве, показать Кремль. Первое впечатление от Москвы осталось у меня противоречивое. Я привык к прямым как стрела красавцам проспектам в Ленинграде, а здесь все улицы кругами да кругами. Нет, не очень мне тогда понравилась Москва. Пожалуй, только центр. А вот Красная площадь нас поразила: Мавзолей Владимира Ильича Ленина, храм Василия Блаженного, кремлевские башни. Здесь все дышало историей. В те годы по Красной площади разрешалось ездить автомобилям. Мы попросили нашего шофера проехать по площади несколько раз, чтобы вдоволь налюбоваться сиянием рубиновых звезд.
А назавтра начались усиленные тренировки. Мы маршировали в нескольких местах: в районе Химкинского речного вокзала и у входа в парк имени Горького. Посмотреть на нас собиралось очень много народу, особенно ребят. В перерывы нас плотным кольцом окружали наши сверстники. Расспрашивали про училище, про Ленинград. Рассматривали форму. Многих из нас москвичи приглашали в гости на праздничные дни. По вечерам после тренировок нас организованно водили в театры, кино. Между тем подготовка к параду продолжалась. На одной из тренировок нас, нахимовцев— участников войны, сфотографировал корреспондент газеты «Красный флот». И вот в канун Первомая в газете появился снимок, на котором запечатлены Костя Гавришин, Кривцов, я, Саша Лебедев и Валя Розов. Этот снимок хранится сейчас в музее училища. Наступил день, точнее ночь, генеральной репетиции. По притихшим темным улицам мы приехали на Центральный аэродром. Войска построились, как на параде. При свете прожекторов начался торжественный марш. Впереди нас и суворовцев шагали воины дивизии имени Дзержинского. Меня поразил их рост. Все под два метра. В их руках ручные пулеметы казались игрушечными. Замыкали пеший парад нахимовцы. После нас шла конница. Принимало парадное шествие войск высокое начальство. Вместо трибуны была приспособлена грузовая машина с откинутыми бортами, пол кузова устилала красная материя. Под звуки многотрубного оркестра в лучах прожекторов мы печатали шаг, приближаясь к импровизированной трибуне. Поравнявшись с машиной, мы узнали Маршалов Советского Союза Жукова и Рокоссовского. Маршал Жуков стоял в распахнутом летнем пальто на красной подкладке. После нас прошла конница, затем техника. Видимо, репетиция удалась, так как второго прохождения не было, и нас увезли спать. 1 мая нас разбудили очень рано. На своих неизменных голубых «фордах» мы приехали за несколько часов до начала парада на Болотную площадь. В строю поговаривали, что когда-то на этом месте были казнены Емельян Пугачев и его сподвижники.
В мае 1946 года Болотная площадь все еще оправдывала свое название. Там была грязь, слякоть. Ныне там растут большие деревья, разбит сквер, построен красивый цветомузыкальный фонтан, установлен памятник И. Е. Репину. К нашему приезду на Болотной площади уже скопилось много войск. Кто-то сказал, что в парадном расчете военно-воздушной академии идет знаменитый летчик, трижды Герой Советского Союза Кожедуб. Мы бросились его искать, Иван Никитович оказался обаятельным, небольшого роста майором, с тремя звездами Героя па груди. От нашего натиска он слегка растерялся, раскрыл портсигар и стал угощать нас папиросами. И хоть курить нам было запрещено, от такого угощенья трудно было отказаться. Думаю, что уважаемый Иван Никитович Кожедуб не знал, можно нам курить или нет. Тогда еще не все знали, что такое нахимовцы, да и форма наша была весьма необычна, не традиционная — тельняшка и суконка, а расшитые двубортные мундиры. Разумеется, мы забросали Кожедуба тысячами вопросов о его подвигах, о его послевоенных планах. Иван Никитович рассказал, что он учится в военно-воздушной академии. Потом собирается снова летать. В парадном строю академии Кожедуб шел знаменосцем. Я спросил Ивана Никитовича о Покрышкине, Кожедуб шутя заметил, что Александр Иванович переквалифицировался в пехотинца и учится в общевойсковой академии имени М.В.Фрунзе. В строю фрунзенцев он тоже идет знаменосцем. Не знаю, сколько бы продолжались наши расспросы, если бы не раздалась команда строиться. Строго держа равнение в затылок по четыре, под барабан мы двинулись на отведенное нам место: впереди храма Василия Блаженного, недалеко от Спасских ворот. Наш парадный батальон замыкал шествие сухопутных войск, поэтому и стоял на самом левом фланге. Правее нас стояли суворовцы. До начала парада оставалось около часа. Стоять столько на глазах народа — это немалое физическое напряжение. Бывали случаи, когда кто-то от неподвижного и напряженного стояния падал, кого-то тошнило. Такое случалось не только с нами, но и со взрослыми участниками. Напряжение это сразу же проходит, когда слышишь команду: — Первый батальон прямо, остальные направо. Шагом марш! Стрелки часов на Спасской башне приближались к десяти. Без нескольких минут десять на Мавзолей поднялись руководители партии и правительства, на трибунах зааплодировали.
С первым боем курантов раздалась команда: — Парад, смирно! Из Спасских ворот выехал на коне Маршал Советского Союза Жуков. Навстречу ему от первого парадного батальона, а им по традиции были слушатели Академии имени Фрунзе, поскакал командующий парадом Маршал Советского Союза Рокоссовский. В Ленинграде принимающий парад и командующий выезжали на открытых автомобилях. Здесь и тот и другой гарцевали на красивых конях. На генеральной репетиции этого не было, поэтому я немного удивился. Вроде машина вещь более современная. Однако и на последующих парадах в Москве маршалы по-прежнему выезжали на конях. Мне довелось видеть в седле и Ворошилова, и Булганина. Лишь через несколько лет коней в Москве заменили легковыми автомобилями. На середине площади Рокоссовский встретил Маршала Жукова и, отсалютовав ему шашкой, доложил, что войска для парада построены. Начался объезд войск. Дошла очередь и до нас. Георгий Константинович громко поздоровался: — Здравствуйте, товарищи суворовцы и нахимовцы! В ответ раздалось: — Здравия желаем, товарищ Маршал Советского Союза! — Поздравляю вас с международным праздником Первое мая! В ответ троекратно: — Ура-а-а! Жуков и Рокоссовский развернули коней, чтобы продолжать объезд войск. И тут откуда-то выскочил настырным фотокорреспондент. Причем вынырнул настолько неожиданно, что конь Рокоссовского захрипел и стал на дыбы. Маршал не выдержал и выругал незадачливого репортера, но слов разобрать не удалось.
(У автора, к сожалению, естественные ошибки в датах и лицах. 1 мая 1946 года Рокоссовский принимал парад. - Ред.)
После объезда войск Жуков направился к Мавзолею. Многотысячный сводный оркестр грянул «Славься» из оперы «Иван Сусанин». И покатилось над площадью непрерывное многоголосое «ура». Волна добирается до нас, мы набираем полную грудь воздуха и кричим «ура», а через секунды «ура» подхватывают новые и новые батальоны. И так до тех пор, пока Жуков не поднялся на Мавзолей. Горнисты сыграли сигнал «Слушайте все». Маршал Жуков произнес речь, затем командующий парадом подал команду: — Парад смирно! К торжественному маршу, побатальонно, на одного линейного дистанции, первый батальон прямо, остальные напра-во. Шагом марш! И пришли в движение тысячи людей. Оркестр заиграл марш. Нашему училищу, для того чтобы подойти к Мавзолею, нужно было промаршировать по правой стороне площади, вдоль ГУМа, затем повернуть налево, а перед трибунами у Кремлевской стены повернуть еще раз. Когда мы проходили мимо трибун, москвичи аплодировали, бросали нам цветы и даже конфеты. Вот и наша последняя решающая прямая. Ради нее мы приехали в Москву и отдали столько сил и времени тренировкам. Но что это?! Страшный свист и грохот обрушиваются на нас. Вначале мы не сразу поняли, что это пронеслись над Красной площадью самолеты. Нас, конечно, предупреждали, что над площадью появится авиация, но мы не предполагали, что она заглушит все, даже оркестр. Над площадью волна за волной проносились реактивные самолеты. Реактивная авиация тогда только создавалась, и мы впервые увидели ее здесь на параде в Москве. И не просто увидели. Мы оглохли от ее грохота. Немного сбили ногу, так как оркестр не был слышен. Лишь вблизи Мавзолея мы услышали звук большого барабана, взяли ногу, выровняли ряды. Раздалось: «Раз», рядом подхватили: «Два», и весь батальон, как один, крикнул: «Три». На счет «три» офицеры взмахнули палашами, а мы, прижав руки к бедрам, замаршировали. На трибуне — знакомые по портретам лица. У каждого из нас восторг в глазах. Я не сводил глаз со Сталина. Небольшого роста, в летнем плащ-пальто с погонами генералиссимуса, он приветливо махал нам рукой. Я с огорчением увидел, как он перевел потом взгляд вверх,— там все еще пролетали самолеты. Показывая рукой, Сталин что-то говорил стоящему рядом Жукову. Зато наш Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин все внимание уделил нам. Он улыбался, что-то говорил, но, конечно, его не было слышно. Между тем реактивные самолеты так же внезапно исчезли, как и появились. Но тут нас подстерегало новое испытание. Мы шагали мимо гостевой трибуны, как вдруг оркестр смолк. Момент ответственный: на нас смотрят. После небольшой паузы оркестр снова заиграл, но что?..
Другой ритм. Вот когда нам стало совсем плохо. И мы поняли, как невыгодно быть замыкающими на параде. И как неуютно, когда сзади на тебя надвигается кавалерия. Естественно, кони шагают быстрее, да еще рысью, так что под конец нам пришлось почти бежать мимо храма Василия Блаженного. Настроение упало, но на Большом Москворецком мосту ожил наш барабанщик, мы вновь взяли ногу и к Болотной площади подошли, как надо. Это был единственный раз, когда нам помешала кавалерия. С 1947 года ее на парад уже не выводили. Через несколько лет отменили и полеты самолетов над Красной площадью... На голубых «фордах» мы вернулись к месту расположения, а после обеда нам разрешили увольнение в город. Вначале мы побывали на Красной площади уже как зрители, а потом поехали в Центральный парк культуры и отдыха имени А.М.Горького. Парк нам понравился. Вечером грянул праздничный салют — последний аккорд того незабываемого дня. Нас, ленинградцев, приглашали к себе в гости нахимовцы-москвичи. Я побывал в семье сестры К.Е.Ворошилова, куда пригласил меня ее внук Володя Седов, мой товарищ по роте. Нас встретили радушно и гостеприимно. Бывали мы на встречах и танцевальных вечерах в различных школах и интернатах. На одном из таких вечеров я и познакомился со своей будущей женой.
На шкотах
В начале лета 1947 года мы начали выходить на барказах в Финский залив. Барказ хоть и не клипер, но все-таки требовалась большая сноровка, чтобы научиться в море ставить две мачты и управляться с тремя парусами. Каждый из нас был расписан кто на шкотах, кто на фалах. Мое место было на кливер-шкоте, то есть на том тросе, с помощью которого управлялся самый первый от носа парус —кливер. И хотя надо мной подшучивали: «Сорок лет на флоте, и все на кливер-шкоте», я своими обязанностями гордился. О плавании под парусами можно говорить часами. Это наслаждение. Никаких машинных шумов. Тишина. Лишь в снастях посвистывает ветер да раздаются команды Николая Алексеевича Казакова. От команд веет романтикой Станюковича. «Поворот через фордевинд», «поворот оверштаг»... Мы со временем выучили не только термины, но и неплохо выполняли все повороты и маневры под парусом. Конечно, не все получалось сразу. Бывали и неудачи. Так, однажды внезапно налетевший шквал положил наш барказ на борт. Вода с шумом полилась в судно. Кое-кто даже скинул ботинки и кинулся за борт. Кстати, ботинки мы никогда в море не зашнуровывали. Это делалось специально, чтобы моряк, оказавшийся в воде, мог их легко скинуть. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы следующий порыв ветра не вернул барказ в нормальное положение. Слегка растерянные и струхнувшие, мы молча смотрели на своего командира — Казакова. А Николай Алексеевич спокойно так спрашивает Кириллова: — Ты чего это Игорь за борт бросился без команды? Разве я дал команду покинуть корабль? А потом, куда же ты кинулся, тут глубины-то метр? И кто теперь будет платить за твои ботинки? Все прыснули от смеха. Страха как не бывало. Ботинки отыскались. Мы вычерпали лейками и парусиновыми ведрами воду и пошли в Неву. Лишь после этого Николай Алексеевич спокойно и обстоятельно провел разбор случившегося. А виноваты оказались те, кто стоял на фалах. Казаков в начале шквала дал команду; — На фалах! Паруса долой!
Но ребята промедлили, и шквал положил наш барказ на борт. Этот случаи наглядно показал нам, что с морем шутить нельзя. Проходя но Неве мимо стоящих кораблей, мы не упускали случая потренироваться в чтении семафора, которым обменивались между собой сигнальщики. На этот раз «отличился» я. Вслух читаю, как один сигнальщик вызывает другого: «Лапти, лапти...» Ничего понять не могу. — Ребята, при чем здесь лапти? — спрашиваю у товарищей. Те от хохота попадали с банок. Оказывается, я не заметил, что сигнальщик стоял ко мне спиной и поэтому буквы я читал как бы в зеркальном отражении. Вместо «М», я прочел «Л», а вместо «Р» — "П". И получилось вместо «Марти» «Лапти». Настроение у всех поднялось. Мы высохли и бодрыми пришли домой. Летом в нахимовское училище передали новый морской буксир «Мста». Теперь мы могли совершать и дальние плавания, так как «Мста» была чем-то вроде корабля-матки. На ее борту готовилась для нас еда, там был врач, можно было помыться в душе. Нас не смущало слово «буксир». Ведь «Мста» была не каким-нибудь замызганным портовым толкачом. Покрашенный шаровой краской, с развевающимся на гафеле Военно-морским флагом, с военным экипажем, которым командовал капитан-лейтенант, — то был настоящий флотский корабль. Первое наше плавание с «Мстой» мы совершили в Кронштадт. «Мста» взяла четыре наших барказа на буксир, и мы впервые вышли так далеко в залив. Здесь и ветер был покрепче, к волны покруче. Мы сидели под банками, и соленые брызги нет-нет да доставали нас. Так что к Восточному рейду Кронштадта мы подошли, основательно промокнув. Но что это было по сравнению с чувством, охватившим каждого из нас: мы пришли в легендарный, овеянный славой Кронштадт.
Вот и знаменитая по книгам и фильмам Купеческая гавань. Отшвартовались у Усть-рогатки. После обеда, вкусно приготовленного коком «Мсты», мы сошли на берег. Вначале осмотрели Петровский парк, где установлен памятник Петру I. Сама фигура Петра отлита из бронзы. Он изображен в полный рост со шпагой. Пьедестал — из гранита. На лицевой стороне памятника высечены слова: «Петру Первому, основателю Кронштадта, 1841 год». На обратной стороне слова Петра I: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, яко наиглавнейшее дело». После Петровского парка мы побывали на знаменитой Якорной площади у Морского собора. Здесь мы осмотрели памятник одному из талантливейших русских адмиралов — Степану Осиповичу Макарову. Во весь рост возвышается бронзовая фигура адмирала на гранитной скале. На гранитном основании выбиты его знаменитые слова: "Помни войну".
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Род. 17.05.1925 в г. Тверь. В 1941 году окончил девять классов. В конце 1942 года эвакуировался в город Фергану Узбекской ССР, где поступил в Военно-морскую школу, эвакуированную из Одессы. В ВМФ с 2 окт. 1942. В действующей армии участвовал как курсант ВВМУ им. М.В.Фрунзе ( май-июнь 1944) на линейном корабле "Севастополь" ЧФ. — курсант ВВМУ им. М.В.Фрунзе. После окончания училища в 1947-1954 служил на офицерских должностях. В сентябре 1954 года был уволен в запас по сокращению штатов в должности минера тральщиков в звании капитан-лейтенанта. С 1954 года работал в Калинине, Новороссийске, Одессе, в речном и морском пароходствах, штурманом. В августе 1958 года вновь возвратился в Калинин и поступил на работу на пристань в Московского речного пароходства, здесь работал, на судах речного флота на командных должностях до ухода на пенсию в мае 1985 года. Награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг.», «300 лет Российского флота» и другими. Ушел из жизни 21 июля 2002 года.
МЕЖУЕВ Юрий Васильевич
Род. 8.09.1924 в г. Ярославль. В ВМФ с 1942. В июне поступил в ВИТУ. В 1943 участвовал в ликвидации последствий отражения налетов авиации противника на г. Ярославль. На параде Победы — курсант училища. По окончании училища служил с 1947 по 1962 в инженерных организациях СФ командиром инженерного взвода, офицером управления, старшим офицером управления морской инженерной службы. С 1963 — в морской инженерной службе Ленинградской ВМБ, с 1965 — преподаватель, старший преподаватель кафедры тыла Военной академии тыла и транспорта. Доцент, кандидат военных наук. С 1983 в запасе. С 1983 — старший научный сотрудник научно-исследовательской группы ВАТТ. Награжден медалями.
МИХАЙЛОВ Лев Никифорович
Род. 16.02.1924 в г. Тверь. Окончил 10 классов. В ВМФ с 1942. В действующей армии участвовал с 1 сент. 1943 по 30 сент. 1943 и с 30 июня 1944 по 27 июля 1944 в составе СФ в должности курсанта. На параде Победы — в составе группы курсантов ВИТУ. В 1947-1953 после окончания училища служил в должностях начальника электромеханической службы, механика, дивизионного инженера-механика в/части ЮС ВМБ "Сахалин". В 1953-1956 - слушатель Военно-морской академии им. А.Н.Крылова. В 1956-1960 — начальник лаборатории, начальник отдела в/части (Новая Земля). В 1960-1966 — начальник лаборатории в Ленинграде, в 1966-1977 — начальник отдела, заместитель командира в/части (г. Приозерск, Ленинградской области). Кандидат технических наук, старший научный сотрудник. Награжден орденами Отечественной войны 2-й ст., Красной Звезды, медалями. Ушел из жизни 21.04.2005.
Дорогим и памятным событием в жизни Льва Никифоровича были первомайский парад на Красной площади и знаменитый Парад Победы. Свидетельства очевидца и участника замечательных событий дороги уже тем, что так об этом нам никто не расскажет. Война с фашистской Германией завершалась, но еще не закончилась. Флоты и флотилии продолжали вести боевые действия, поэтому честь представлять моряков на московском майском 1945 года Параде была предоставлена курсантам военно-морских училищ. Напряженные многочасовые строевые занятия завершились блестящим прохождением по брусчатке. После нескольких дней пребывания в Москве поезд доставил нас в Ленинград. Война завершалась, Берлин был уже взят. Мы знали, что по старому русскому обычаю должен быть устроен военный парад. Мы же, курсанты, уже хорошо были подготовлены к парадному прохождению, поэтому кое-кто из нас начал лелеять мечту вновь побывать в Москве и пройти по брусчатке Красной площади. 9 мая наступил долгожданный День Победы. А вскоре мы узнали, что на 24 мая 1945 года советское правительство назначило прием в Кремле в честь советских полководцев. Но мы тогда не могли знать, что в тот же день было принято решение о проведении в Москве на Красной площади Парада Победы.
Идея проведения в Москве особого парада в ознаменование победы над фашистской Германией принадлежала Верховному главнокомандующему И.В.Сталину. Как вспоминал Маршал Советского Союза Г.К.Жуков, в один из дней середины мая 1945 года на совещании, в котором участвовали члены Государственного комитета обороны, нарком Военно-Морского Флота Н.Г.Кузнецов, начальник Генерального штаба А.И.Антонов, начальник тыла Красной Армии А.В.Хрулев и несколько генералов, ведающих в генеральном штабе организационными вопросами, Сталин спросил: - Не следует ли нам в ознаменование победы над фашистской Германией провести в Москве Парад Победы и пригласить наиболее отличившихся героев - солдат, сержантов, офицеров и генералов? В тот же день в адрес всех фронтов ушла директива Генштаба по подготовке сводных полков для участия в параде на Красной площади. Она предписывала каждому фронту сформировать по сводному полку из пяти батальонов двухротного состава по 100 человек в роте. Личный состав должен быть подобран из бойцов и офицеров, наиболее отличившихся в боях и имевших боевые ордена. В Москву сводные полки должны прибыть 10 июня. Относительно моряков в директиве Генштаба ничего сказано не было, хотя ее копия и была направлена в наркомат ВМФ. «Несколькими днями позже, - вспоминал Н.Г.Кузнецов, - главный морской штаб согласовал с Генштабом состав выделенного на Парад Победы сводного морского полка. Честь командовать им выпала вице-адмиралу Владимиру Георгиевичу Фадееву…». У нас в училище появились слухи, что в Москву смогут поехать курсанты, у которых благополучно обстоят дела с учебой и отличная строевая подготовка. Через несколько дней эти счастливчики были кем-то определены и отбыли в Москву. По прибытии в столицу нас и приехавших курсантов Военно-морского политического училища (ВМПУ) объединили с моряками Дунайской и Днепровской флотилий, образовав самостоятельный батальон. Вооружили нас автоматами ППШ. Командиром батальона стал комендант Кронштадта капитан 2-го ранга А.В. Кацадзе.
Каждое утро после завтрака голубые наркоматовские «студебеккеры» отвозили нас от казарм особого батальона охраны (ОБО) НК МВФ в Химки. Колонна автомобилей, на которых развевались военно-морские флаги, завораживала только прохожих москвичей. На занятиях главное внимание уделялось отработке строевого шага. После вечернего ужина для нас организовывались культпоходы в московские театры, устраивались концерты. Однажды, незадолго до генеральной репетиции, к нам в помещение роты прибыл сам Маршал Советского Союза Г.К.Жуков. Он высказал предложение, чтобы батальон флотилий при прохождении мимо Мавзолея по команде «Смирно!» взял автоматы «на руку», а не нес их на груди, как мы делали. Предложение было необычным, так как никто никогда не выполнял с автоматами такого «винтовочного» приема. Жуков сам показал, как это следует делать. Воля маршала была исполнена. Здесь же, в кубрике, мы стали тренироваться. 23 июня 1945 года все центральные газеты страны опубликовали приказ Верховного главнокомандующего о проведении Парада Победы на Красной площади. Командовать парадом было приказано Маршалу Советского Союза К.К.Рокоссовскому, а принимать парад предписано заместителю Верховного главнокомандующего маршалу Г.К.Жукову. День 24 июня для участников парада начался очень рано. Когда был подъем в нашем батальоне, в памяти не сохранилось, но очень рано. После незатейливого туалета моряки отправились в столовую. Завтрак был необычным, плотным и калорийным: два вторых блюда, масло, шоколад-какао. Затем построение, посадка на машины и отправка в центр столицы. Ехали под моросящим «ленинградским» дождем, зарядившим с утра над Москвой. В восемь часов моряки, как и все сводные полки фронтов, были на своих местах.
Порядок построения фронтовых полков соответствовал их размещению на полях сражения в конце войны, от Ледовитого океана до Черного моря. Сводный полк Военно-Морского Флота занял место после этих десяти фронтовых полков. За нами стояли 200 бойцов с позорно опущенными к земле захваченными в боях немецкими знаменами, включая и личный штандарт Гитлера. Построение сводного полка Военно-Морского Флота было таким: возглавлял полк герой Севастополя вице-адмирал В.Г.Фадеев со своими заместителями. За ними располагались пять знаменосцев с ассистентами. Далее шли батальоны. Первыми были черноморцы. За ними выстроились матросы Днепровской, Дунайской флотилий и курсанты ВИТКУ ВМА и ВМПУ. Третьим батальоном были балтийцы. За ними выстроились северяне. Последний, пятый, батальон состоял из курсантов военно-морских училищ им. М.В.Фрунзе и им. Ф.Э.Дзержинского. До начала парада было почти два часа. Дождь не прекращался. Со своих мест мы сходить не могли. Оставалось одно - разглядывать саму Красную площадь и наблюдать за тем, что на ней происходит. На здании ГУМа красовались портреты Ленина и Сталина и транспаранты с изображением гербов союзных республик. На Историческом музее был укреплен громадный Красный флаг и еще какие-то плакаты, текст которых с нашего места прочесть было невозможно. Обратили внимание на то, что там, где на конях должны были проследовать командующий и принимающий парад, дорожки были посыпаны желтым песком. Время тянулось медленно, и также неторопливо лил дождь, под которым заполнялись трибуны справа и слева от Мавзолея. Количество зонтиков на них постепенно увеличивалось. К 9 часам трибуны заполнились до отказа. Теперь взоры всех в строю и на трибунах были устремлены на Мавзолей.
В 9 часов 45 минут по правой лестнице поднялись на трибуну руководители партии и правительства. Их появление было встречено аплодисментами на трибунах. И.В.Сталин, шедший впереди других, прошел на левую сторону Мавзолея, поднятием руки поприветствовал находившихся в той стороне зрителей, среди которых было много иностранцев, и вернулся на середину трибуны. Только после этого к нему приблизились остальные руководители, заняв места справа и слева от него.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
На территории санатория был расположен парк, небольшой, но довольно красивый. Уходя с пляжа, мы гуляли по парку, где днем было совсем немного народа, и никто не обращал на нас внимания. Интересно было наблюдать за партийной иерархией в местах отдыха. В парке стоял старинный особняк, предназначенный для размещения партийных боссов, — они жили там либо в одиночестве, либо в очень ограниченном количестве, и купались на отдельном пляже. А в стороне от парка находился общий большой четырехэтажный корпус, в котором жили рядовые партийные функционеры и административные сотрудники партийных органов (секретарши и другой обслуживающий персонал). Жильцов особняка привозили и увозили на большой, довольно шикарной машине, а всех остальных — на автобусах. Жизнь в «домике» сопровождалась некоторыми приключениями. Уезжая на юг, я захватил с собой «на всякий случай» бутылку «русского бальзама», считавшегося «благородным» напитком с якобы лечебными свойствами. Бутылка лежала у меня в закрытом рюкзаке, дожидаясь подходящего случая. Однажды днем, придя с пляжа, я заметил, что в рюкзак кто-то лазал. Обследование рюкзака показало, что винтовая пробка бутылки была вскрыта, а половина бутылки, вместо бальзама, была заполнена чем-то вроде чая. Сомнений у меня не было — это проделал пьянчуга сторож. Весьма рассерженный я пошел к нему для крутого разговора и застал его врасплох: он стал виниться и предложил мне в качестве компенсации банку меда (у него, оказывается, где-то в лесу были свои ульи). Пришлось отдать ему бутылку с его коктейлем и взять предложенный мед.
Но с медом тоже вышла незадача. За неимением подходящего места мы положили банку с медом в полиэтиленовый мешок и повесили его на гвоздь, прибитый к стене. Через пару дней, возвращаясь с пляжа, мы увидели такую картину. По ступенькам лестницы и далее — по всему крыльцу, идущему вдоль входных дверей, двигалась непрерывная цепочка муравьев, какие можно наблюдать в лесу вблизи муравейника. Цепочка шла под дверь нашей комнаты. Открыв дверь, мы увидели, что цепочка проходит по полу и по стене, прямо к висящему на ней мешку с банкой, а в банке все пространство над медом заполнено муравьями, хотя банка сверху была закрыта бумагой. Устав за день, мы обычно крепко спали на своих деревянных топчанах, накрытых тонкими матрасами, несмотря на определенные неудобства. Но однажды ночью жена разбудила меня, услышав, что за окном кто-то ходит. Я прислушался: в мертвой тишине рядом с нашим окном раздавались глухие топанья. Ситуация была не понятна, и я зажег в комнате свет. В свете окна я увидел большого ежа, который ходил по сухим листьям, лежащим на земле.
Знакомясь с общей обстановкой, мы узнали, что недалеко от «рабочего» пляжа, с другой стороны санатория, находится небольшой «рабочий» поселок, состоящий из нескольких трехэтажных каменных домов, в которых жили сотрудники санатория. На следующий год мы снова приехали в и сняли комнату в одном из этих домов, получив вполне приличные условия для жизни. Живя в рабочем поселке, мы опять с удовольствием пользовались санаторными пляжем и парком, помня о том, что «все в стране принадлежит народу».
Все было хорошо, но при отъезде мы чуть было не опоздали на самолет. Для того, чтобы вовремя добраться до аэропорта в Симферополе, нам нужно было около одиннадцати часов утра сесть на автобус, который шел из соседнего Фороса в Севастополь. Хозяин квартиры, работавший в санатории шофером, пообещал отвезти нас в Форос на кольцо автобуса, но в назначенное время не приехал Когда время для отъезда стало критическим, мы с вещами двинулись пешком к тому месту, где шедший из Фороса автобус выходил на автобан, и мне пришлось три километра почти бежать с тяжелым чемоданом и сумкой в руках. Следом бежали Аля с Таней. Чудом мы успели прямо к тому моменту, когда автобус подходил к остановке. Отдышавшись в автобусе, я понял, как полезно было каждый день ходить по дороге в гору. Но оказалось, что это было еще не все. В аэропорту мы прошли регистрацию и, сдав свои вещи в багаж, долго двигались в толпе пассажиров на посадку в большой самолет ТУ-154. Когда мы, наконец, вошли в самолет, то оказалось, что наши места уже были заняты другими пассажирами с такими же билетами. Потом я узнал, что в Симферополе это было довольно частым явлением: в билетных кассах, разбросанных по курортным местам Крыма, продавали билеты на самолеты с «липовыми» местами, которых в кассе на самом деле не было. Дело было верное: в далеком Симферополе люди, стремившиеся домой, каким-нибудь образом улетали, и разбираться с проданными билетами было некому. Стюардессы в самолетах, как правило, пристраивали людей, имевших билеты с дублированными местами, на свои резервные места, или, в худшем случае, неудачников отправляли на другом самолете. Пережив небольшой стресс, мы тоже улетели: Алю с Таней пристроили где-то в первом салоне, а мне пришлось сидеть в последнем ряду, около туалетов, — кресла в этом ряду не откидывались, и сидеть было очень неудобно, но я был в те годы приучен к родному «сервису». В начале семьдесят пятого года я стал счастливым обладателем нового автомобиля — «Жигулей» первой модели.
При существовавшем в стране огромном дефиците личных автомобилей новую машину практически нельзя было просто так купить в магазине — нужно было несколько лет стоять в очереди. Машины, в основном, продавались по спискам предприятий, составленным в соответствии с лимитами на приобретение, которые получали предприятия «из Москвы». Лимиты эти были очень маленькими по сравнению с потребностями людей, и процедуры распределения этих лимитов среди сотрудников предприятия изобиловали организационными сложностями и бурями человеческих эмоций. В «Рубине» был установлен порядок: одну треть лимита распределял начальник бюро по своему усмотрению, а две трети — профсоюзная организация. Попасть в списки на право приобретения автомобиля называлось в народе — «получить машину». В соответствии с этими списками, оформленными соответствующим образом, магазин назначал гражданам даты приобретения автомобилей. В назначенный день будущий владелец автомобиля, оплатив предварительно его стоимость, являлся в магазин и, в порядке «живой очереди» таких же покупателей, оформлял долгожданную покупку. Покупатели, привыкшие к тому, что все и везде в родной стране делалось с каким-нибудь браком, норовили совать взятки обслуживающему персоналу в надежде получить высококачественный экземпляр. Персонал взятки с удовольствием брал, уверяя каждого дающего в том, что ему вручают «особую» машину. Не знаю, влияли ли эти взятки на желаемый результат в то время, когда я покупал свои «Жигули», — завод в Тольятти делал их тогда в строгом соответствии с итальянской технологией, без каких-либо своих «усовершенствований». Во всяком случае, моя «копейка» более десяти лет надежно служила мне без каких-либо неприятностей. С годами качество выпускаемых нашими заводами автомобилей постоянно ухудшалось, и взяточничество в автомагазинах приобрело совершенно определенный смысл (в этом я имел возможность убедиться и сам, когда в годы перестройки» приобрел престижную в то время «семерку»). С приобретением этой машины я и моя семья обрели новый образ жизни. В первое же лето мы всей семьей поехали на машине отдыхать в Литву. В некоторых кругах ленинградцев и москвичей Литва была тогда желанным местом отдыха — там на лето снимали жилье в маленьких городках или на хуторах, или приезжали туда на машинах с палатками, находя подходящие места для стоянки. Людей привлекали красивая природа, непривычный порядок во всем и дешевизна проживания.
На отдыхе в Литве
Нашей Марине было тогда четырнадцать лет, Тане — четыре года. Я купил схему автомобильных дорог в Прибалтике, загрузил в машину взятую у приятелей палатку, спальные принадлежности, газовую плиту с баллоном и кое-какие продукты, и мы вчетвером отправились в путь, не имея никакого представления о том, куда конкретно мы едем. При этом у нас с женой не возникало даже мысли о том, что дальняя поездка на совершенно новой машине по чужим местам, по дорогам, проходящим через леса, может быть как-то опасной. Тогда еще не было бандитов ни на дорогах, ни в населенных пунктах. Проехав по раздолбанным дорогам Псковской области, мы пересекли границу Латвии, которая была обозначена соответствующей стелой на обочине дороги и поперечной полосой, отделявшей неприглядную псковскую дорогу от ровной, пребывающей в отличном состоянии, латвийской дороги. Мы ехали не быстро, останавливались в лесу, чтобы отдохнуть и перекусить, и вечер застал нас в пути. Леса к тому времени закончились, пошел дождь, и я свернул с дороги в какое-то поле, отделенное от дороги полосой высоких кустов, чтобы устроиться на ночлег. В темноте под дождем я с трудом установил нашу палатку, в которой улеглись уставшие путешественники. На дороге совсем не было движения машин, и мы благополучно провели эту ночь. К утру дождь закончился. Рано утром я вылез из палатки и увидел, что на поле, на краю которого мы остановились, лежала скошенная трава. Вдали от нас по полю шел какой-то мужик, который, увидев меня, стал что-то кричать мне на латышском языке. Слов я не понимал, но было и так понятно, что мне не следовало заезжать на это поле. Я разбудил своих, быстро и кое-как разобрал мокрую палатку, и мы уехали «от греха подальше». Часа через два мы сделали привал на берегу довольно большого и красивого озера, окруженного высокими деревьями, позавтракали, высушили и сложили палатку и снова двинулись в путь. Проехав Даугавпилс, мы вскоре оказались на территории Литвы, и стали колесить по каким-то почти пустым, с виду — проселочным, но асфальтированным дорогам, с интересом разглядывая окружающую обстановку.
Ехали мы, ехали, и к вечеру оказались где-то в районе Игналины, и стали соображать, где же нам остановиться на ночлег. И тут вдруг увидели на обочине дорожный знак . Свернули с шоссе на грунтовую дорогу, проехали по ней через какую-то деревню и въехали в великолепный редкий сосновый лес, в котором стояло несколько легковых машин и палаток. Вблизи виднелось большое озеро. Оказалось, что это была разрешенная стоянка для машин, расположенная на окраине большого лесного массива, называвшегося национальным парком. Я поставил в удобном месте нашу двухкорпусную польскую палатку и уложил на ее пол надувные матрасы, а жена установила складной столик и стулья и стала готовить ужин. Поужинав, мы улеглись спать. Проснувшись утром и оглядевшись вокруг, мы решили, что здесь мы и проведем свой отпуск — место нам очень понравилось. На стоянке было совсем немного машин, палатки стояли довольно далеко друг от друга, люди никак не мешали друг другу. Познакомившись с соседями, мы стали осваивать новый образ жизни. Некоторые обстоятельства этой жизни приятно удивили нас: обитатели соседних палаток днем спокойно уезжали на машинах по своим делам, оставляя свои вещи в палатках без всякого присмотра, и ни разу не было никаких пропаж. Мы тоже стали разъезжать по окрестностям, знакомясь с лежащими поблизости симпатичными литовскими городками -- Игналиной, Швенчёнисом и Швенчёниляем. В тамошних магазинах в изобилии были молочные и мясные продукты, что позволяло нам вполне прилично питаться (с нами ведь были дети), и были такие товары (одежда, обувь, посуда), которых не было в Ленинграде. Приезжий ленинградский и московский народ энергично «отоваривался» в тех магазинах. Набравшись смелости, мы даже съездили посмотреть на Вильнюс — эта поездка заняла у нас целый день, с утра до вечера. Ездить по асфальтированным литовским дорогам, окруженным красивыми лесами, было большим удовольствием. В городах и магазинах не было проблем в общении — русский язык был там достаточно распространен. Дело в том, что этот край Литвы исторически был заселен и литовцами, и белорусами, и русскими, и поляками. Пару раз я совершил длительные прогулки в глубину огромного лесного массива, на краю которого была наша стоянка. Через лес проходили лесные дороги, по которым никто не ездил. В лесу иногда встречались лесники в зеленой форменной одежде, а сам лес выглядел каким-то ухоженным. В июле в лесу было море черники, а в некоторых местах в изобилии росла земляника.
Эта первая поездка в Литву нам так понравилась, что мы потом в течение нескольких лет проводили свой летний отпуск на той лесной стоянке у . Но с годами ситуация стала заметно меняться: приезжего народа, в особенности — москвичей, становилось все больше, машины и палатки на стоянке теснились друг к другу, становилось шумно и грязно. Кавалькады приезжих машин стали носится по окрестным дорогам, промтоварные магазины в окрестных городах стали наполняться множеством приезжих женщин, многие из которых вели себя весьма бесцеремонно. Это вызывало недовольство местного населения и соответствующую реакцию продавцов: днем, во время нашествия приезжих, с полок исчезали все привлекательные товары, которые снова появлялись вечером, когда приезжих уже не было. В конце концов, этот вид отдыха потерял для нас свою прелесть, и мы перестали ездить на ту стоянку под Игналиной. Но мы продолжали путешествовать по прибалтийским республикам (бензин в те годы был дешевым). Прибалтика производила на нас впечатление «заграницы»: восхищали ее красивые и ухоженные «старые» города — Вильнюс, Каунас, Рига, Таллин, Тарту, Пярну; удивляли постоянный порядок на дорогах и сельских полях, обилие продуктов и товаров в магазинах, высокое качество молочных продуктов, которое существенно отличалось от того, что мы имели в Ленинграде. Несколько лет подряд мы с женой устраивали себе кратковременную разрядку после напряженной трудовой зимы: пристроив каким-либо образом своих детей, мы на два-три праздничных первомайских дня уезжали на машине в Эстонию, в маленький симпатичный городок Вильянди, где останавливались в небольшой, но совершенно «цивильной» гостинице, сохранившейся там со «старых», то есть досоветских, времен. В праздничные дни она бывала полупустой, и мы попадали в нее без проблем, что тоже было удивительно — обычно в советских гостиницах никогда не бывало свободных мест.
Наш первый приезд в запомнился таким мимолетным событием, которое произвело на меня сильное впечатление. Перед фасадом гостиницы располагалась небольшая площадь, все пространство которой занимал симпатичный сквер, отделенный от гостиницы улицей, проходившей вдоль гостиницы. На проезжей части улицы перед сквером была обозначена стоянка автомашин. Мы подъехали к гостинице вечером перед праздником. На стоянке находилось несколько машин с местными номерами, и я поставил свою машину на свободное место, не обратив внимания на то, что она оказалась прямо напротив выхода из ресторана, расположенного на первом этаже гостиницы. Мы разместились в гостинице в номере на втором этаже, из окна которого хорошо была видна моя машина, стоявшая на стоянке. В Ленинграде оставлять машины ночевать на улице было довольно рискованно — это я знал по собственному опыту. Два раза я оставлял свою машину ночевать в проезде около дома, и оба раза имел неприятности: первый раз у меня вскрыли багажник и унесли все, что в нем было, а второй — сняли лобовое стекло. И хотя я ни разу не слышал о том, чтобы такое воровство происходило в Эстонии, я все же невольно поглядывал в окно на свою машину. И вскоре увидел следующее. Из ресторана вышла большая компания подвыпивших парней, которая направилась в расположенный напротив выхода сквер. На пути компании была моя машинах с ленинградскими номерами, стоявшая между двумя местными машинами. Я замер в ожидании того, какие агрессивные действия будут производить подвыпившие парни, проходя вплотную к моей машине через узкие проходы по ее сторонам (у нас в такой ситуации парни непременно стали бы стучать по машине, выплескивая свои, подогретые алкоголем, эмоции). Но, к моему большому удивлению, все парни аккуратно просочились по двум узким проходам между машинами, и ни один из них не дотронулся до моей — видимо у этих парней был другой менталитет. Пройдя мимо машин, они снова сгруппировались и, громко разговаривая, как это обычно бывает с подвыпившими людьми, пошли дальше через сквер. После этого инцидента при поездках в Эстонию я стал спокойно оставлять свою машину в любых подходящих местах, и у меня ни разу не было каких-либо неприятностей.
Каждый раз первого мая мы ездили в посмотреть на первомайскую демонстрацию, которая в этом городе была красочным, хорошо организованным, действием с многочисленными оркестрами и марширующими девушками, одетыми в различные красивые униформы. Посмотреть на эту демонстрацию со всей округи съезжалось в Пярну очень много людей — на длинной улице, подходящей к центру города, выстраивалось на стоянку несметное количество машин. Мы проводили в Пярну несколько часов, гуляя по городу и с интересом наблюдая за тем, как здесь проходит праздник, а затем возвращались в Вильянди, где тоже было на что посмотреть. А второго мая мы целый день возвращались домой, выбрав какой-нибудь длинный маршрут по пустым и ухоженным дорогам Эстонии, проходящим через ее маленькие города. Короткая первомайская поездка в Эстонию каждый раз действовала на нас очень благотворно и позволяла с новыми силами включиться в работу.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
18 июня на Дворцовой площади состоялся торжественный выпуск нахимовцев, суворовцев и кадет города Санкт-Петербурга.
Более 500 воспитанников Суворовского и Нахимовского военных училищ, а также четырех кадетских корпусов прошли торжественным маршем по Дворцовой площади во время церемонии выпуска.
Под звуки сводного оркестра кадетских корпусов и училищ Санкт-Петербургского гарнизона в строю шли выпускники Ракетно-артиллерийского, Военно-космического и Морского кадетских корпусов, а также кадетского корпуса железнодорожных войск.
Выпускников поздравили (справа налево) командующий войсками ЗВО генерал-полковник Аркадий Бахин, вице-губернатор СПб Валерий Тихонов, заместитель министра обороны Николай Панков, руководитель департамента образования МО РФ Екатерина Приезжева, главком ВМФ Владимир Высоцкий и другие генералы и адмиралы.
Главнокомандующий ВМФ адмирал Владимир Сергеевич Высоцкий, выпускник ЛНВМУ 1971 года, вручает приглашение на прием у Министра обороны РФ 27 июня Дмитрию Объедкину, золотому медалисту 2011 года.
А также Петр Великий, провозгласивший Vivat суворовцам, нахимовцам и кадетам Санкт-Петербурга. В ответ над Дворцовой площадью троекратно прогремел Vivat выпускников.
Торжественный выпуск не испортила даже пасмурная погода, несмотря на дождь, собрались друзья и подруги выпускников, родственники и родители.
И по их настроению было ясно, что сегодня праздник не только у молодых людей.
Как и в былые времена, настоящему моряку одинаково близки, любимы и подвластны танцы: как яблочко, так и бальный.
Каждому - свое время и свое место.
В конце торжества, по традиции, суворовцы и кадеты бросили в воздух монетки, а нахимовцы – бескозырки.
Питоны-выпускники 2011 года с капитаном 1 ранга Александром Васильевичем Селезневым, ныне офицером-воспитателем, а в недалеком прошлом командиром АПЛ К-132 «Иркутск», выпускником ЛНВМУ 1971 года.
Руководство, преподаватели, воспитатели и родители сердечно поздравляют 63 выпуск Нахимовского военно-морского училища. Впереди Вас ждет взрослая жизнь. Желаем, чтобы все ваши мечты сбылись! Все начинания имели успех!
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), Карасев Сергей Владимирович (КСВ).
