Род. 20.07.1920 в с. Прочное Голопрестанского района Николаевской области. Окончил рабфак. В ВМФ с 1938. Окончил ВМУ связи им. С.Орджоникидзе, ВВМУ им. М.В.Фрунзе, курсы артиллеристов речных кораблей при Каспийском ВВМУ. В действующей армии с 1942. В рядах ВКП(б) с 1942. Воевал в Заполярье в должностях помощника командира и командира катеров "малых охотников", командира 2-го отряда малых охотников СФ. Участник боевых операций по конвоированию транспортов, 6 арктических походов с союзными транспортами, 17 операций по высадке десанта, в том числе в районе Маати-Вуоно и Лиинахамари. 5 мая 1944 присвоено звание Героя Советского Союза. За успехи в подготовке парада Победы награжден наручными часами. Продолжал службу в ВМФ. Окончил ВМОЛА им. К.Е.Ворошилова в 1956. Находился на должностях старшего офицера отдела управления боевой подготовки ВМФ, с 1958 — заместитель начальника учебного отдела Высших специальных офицерских классов ВМФ, с 1960 — заместитель начальника Ленинградского нахимовского военно-морского училища по учебной части, с 1966 — начальник штаба 23 дивизии ОВРа КСФ, с 1968 — на преподавательской работе в ВВМУ им. М.В.Фрунзе. Капитан 1 ранга. С 1975 в запасе. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Нахимова 2-й ст., Отечественной войны 1-й ст., медалями.
Н.Г.Танский (слева) .
Начало рассказа о Н.Г.Танском в биографической справке о ДРОБОТЕ Семене Семеновиче, командире отделения минеров на малом охотнике "МО-424", которым командовал Николай Георгиевич.
Б.М.Золотайкин. Бакинское военно-морское подготовительное училище (). - Басок В.М. и др. Военно-морские подготовительные училища исторический очерк . СПб, 2001.
Большинство офицеров училища были участниками войны, имели боевой и жизненный опыт, награды, ранения, что, безусловно, поднимало их авторитет среди курсантов. Правда, педагогический багаж их был зачастую невелик. Между офицерами и преподавателями училища с одной стороны и курсантами с другой всегда соблюдалась определенная дистанция. Обращения были строго по форме: «товарищ лейтенант», «товарищ главный старшина», «товарищ преподаватель», «товарищ курсант». Немудрено, что курсанты порой не знали имени-отчества своих преподавателей. Но зато характеры, сильные и слабые стороны, достоинства и недостатки своих воспитателей курсанты постигали довольно быстро... Всеобщее внимание в училище привлек к себе прибывший на должность командира роты Николай Георгиевич Танский — Герой Советского Союза, участник морских сражений в Заполярье. На груди у него сиял орден Нахимова, в училище доселе невиданный и, по мнению курсантов, самый красивый из орденов... В 1947 году после очередного выпуска курсантов Бакинское подготовительное училище произвело новый набор, а в ноябре этого же года было переведено на Балтийское море, в город Калининград. Переехали все курсанты трех курсов, большинство офицеров БВМПУ, многие преподаватели. На новом месте училище стало подготовительной кадровой базой вновь создаваемого Второго Балтийского высшего военно-морского училища. В первые годы пребывания в Калининграде организация жизни и учебы курсантов, училищные традиции оставались практически такими же, какими были в Баку. Этому, несомненно, способствовало и то, что почти весь руководящий состав училища оставался неизменным. Среди руководителей были такие уже опытные и уважаемые офицеры (по старшинству званий), как А. Я. Пышкин, А.И.Левчик, А.С.Чхеидзе, А.И.Иванов, С.Д.Зайцев, А.С.Учватов, Я.Б.Гутин, А.К.Селяничев, Г.Г.Кайстря, Н.Г.Танский, Л.Н.Бурджалов, Д.Д.Дандин, Ю.Н.Ушаков, К.К.Пруссак, Н.В.Панина и многие другие.
Герой Советского Союза капитан 1 ранга Н.Г.Танский. 1960-е годы.
Процитируем В.К.Грабаря: "В 1961 году в Нахимовское пришел новый заместитель начальника училища, известный катерник времен войны, Герой Советского Союза Николай Георгиевич Танский. Это почетное звание, как рассказывали, ему присвоено за то, что во время атаки он под огнем противника спас команду подбитого соседнего катера. Благородный поступок восхищал. Работая над книгой, я поинтересовался у знающих людей, возможно ли такое. Ведь во время атаки, будь то на море или на суше, останавливаться запрещалось. «Какое там, — был ответ. — За остановку катера в бою расстреливали!» Такова жестокая правда. Но знать об этом нахимовцам было не обязательно. Настоящий же героизм старшего лейтенанта Танского заключался в том, что он семьдесят раз ходил в охранение союзных и наших конвоев, более ста пятидесяти раз эскортировал подводные лодки при выходе в море и при возвращении на базу, семнадцать раз высаживал десантные и разведывательные группы на вражеское побережье. Но самым выдающимся в его героической биографии был, по оценке специалистов, эпизод, когда в ночь на 10 октября 1944 года при высадке на мыс Ахкониеми 63-й бригады морской пехоты его катер МО-424 под ураганным огнем противника поставил дымовую завесу и прикрыл остальные катера и место высадки. Для этого, прямо скажем, «незрелищного» дела требовались железные нервы и настоящая отвага. В училище должность, которую занимал Танский, хотя и была важной, но оставалась не замеченной воспитанниками."
Кроме организации учебного процесса, Николай Георгиевич несколько раз был руководителем корабельной практики нахимовцев. В этот период некоторым из них посчастливилось пообщаться с ним, с умным, доброжелательным командиром. Мне (КСВ.) он запомнился в бытность руководителем практики в Таллине, проживая на плавучей казарме "Урал", мы выходили на экскурсии, в том числе и в море на базывых тральщиках. Нам, на мой взгляд, везло на людей из плеяды победителей по складу духа, на интеллигентных морских офицеров.
Танский Николай Георгиевич. - Морской сборник № 1, 1974 г. (Из архива И.С.Болотина)
Толоманенко Иван Анастасьевич
Из далеких, далеких лет южных, таганрогско-новочеркасских, нет-нет и услышится ему музыка, звучание его кларнета, на котором он, сын полка, после детдома играл с радостью юности в духовом оркестре 37-го полка Дагестанской дивизии. Были у него и хороший музыкальный слух, и талант, и капельмейстер хотел его послать даже в консерваторию - учиться. Но до того ль тогда было? Есть у Бунина такие слова: «Воспоминания - нечто столь тяжкое и страшное, что существует даже молитва о спасении от них». А у Данте: «Воспоминания - это тот рай, из которого нас никто не изгонит». Для жизни столь длинной и содержательной, какая сложилась у Ивана Анастасьевича, и то, и другое, наверное, характерно, потому что было в ней всего в избытке - и бедствий, и радости, и лишений, и головокружительного счастья. Музыкантом он так и не стал, но выучился на токаря и бросил свой первый якорь на металлургическом заводе в Таганроге. Стал техником-механиком, женился. А потом - совершил неожиданный поворот, на целых 180 градусов - поступил на учебу в военно-политическую академию в Москве, на морской факультет, который закончил в 1941 году. В роковом… Он не скрывает, почему вдруг стал офицером - да потому, что тогда, в то время, все считали за честь попасть в авиацию или во флот. Это было престижно в бескорыстном понимании этого слова. Вот и обернулись честь - престижем, престиж - честью защищать Родину на Северном флоте. Там, в Мурманске и в Полярном, и прошла война Ивана Анастасьевича с фашистами, в контрразведке, на эскадренных миноносцах «Громкий», «Валерьян Куйбышев», на крейсере «Мурманск».
Береговая охрана подразумевала сопровождение конвоя. Приходили суда из Штатов, из Англии - с помощью от союзников. Груженные чем угодно - от продовольствия до паровозов. Их встречали и провожали по водам Баренцева моря, кишащим немецкими подводными лодками. Не надо, наверное, говорить, какую опасность они представляли. А сверху бомбили. А лодки надо было обезвреживать (канцелярское слово, за которым, в общем-то, стоял подвиг, который тогда подвигом не считался). У Ивана Анастасьевича есть два ордена Красной Звезды, два - Боевого Красного Знамени и Великой Отечественной войны, не говоря уже о медалях. Но самый памятный - первый, за ту подлодку, которую в 1942-м году около морской базы обнаружил гидроакустик «Валерьяна Куйбышева». Шум ее винтов всех встревожил. Пришлось отстать от конвоя и наносить удары, один за другим, глубинными бомбами, пока не образовалась в воде воронка, гарантирующая достижение цели. Догнали потом конвой, а вернувшись - увидели огромное пятно солярки. Это означало, что дело сделано. «В. Куйбышев» стал Краснознаменным миноносцем, а большинство моряков команды, были представлены к наградам. А чуть раньше, в 1941-м, когда четыре миноносца (Толоманенко находился на «Громком»), взяв в охранение подбитый транспорт «Мария Ульянова», сопровождали его на военно-морскую базу, тоже попали в переплет, запомнившийся на всю жизнь. Налет вражеских самолетов, как из мешка посыпавшиеся бомбы, накаленные до предела нервы и сложнейшие маневры, которые тогдашние матросы («профессора», - как говорит Толоманенко), служившие в те времена во флоте пять лет, совершили столь виртуозно, что тем самым спасли всем жизнь.
(до 1937 г. - )
Моряки - они в лицо врагу не смотрели, не было у них рукопашных и, воюя как бы с невидимой силой, один из товарищей Ивана Анастасьевича даже как-то попросил, чтобы ему показали пленного немца. Это ли обстоятельство или совсем другое - простая скромность, природное достоинство, придает окраске воспоминаний этого седого, подтянутого человека тона умеренные, пастельные, будто он просто как клерк ходил на службу на берегу. А ведь вся его грудь - в наградах. И - напоминаю - в числе 870 североморцев Иван Анастасьевич был участником Парада Победы, и сам вице-адмирал Фадеев вручал ему в тот до боли памятный миг медаль «За Победу». Бог, говорят, любит троицу. Троицей, тремя якорями капитана 1 ранга в отставке Толоманенко стали техника, служба и педагогика. Превратности ли это судьбы или что-то другое, но сложилось именно так: он очень любил завод, был прекрасным токарем, техником, но стал военным. Он отдал морю более 20 лет, после войны прослужив еще в Каспийском высшем военно-морском училище и в Таллине в службе вооружения и судоремонта, и, в конце концов, уже в Кронштадте перешел на преподавательскую работу, в мореходку. Он учил там уму-разуму, а точнее, морскому делу и всяким его премудростям молодежь и провожал ее в дальний морской путь, и это тоже было ему по вкусу. Родившийся на Азовском море, избороздивший просторы холодного, грозного Баренцева моря в годы войны, отдавший должное и Каспию, и Балтике, то есть, «став уже частицей океана», он бывал счастлив, когда на улицах Кронштадта или Ленинграда его окликали бывшие его ученики, когда он узнавал, что они вышли в люди, и что есть в том частичка его честного труда. Несмотря на то, что он уже находится на заслуженном отдыхе, он молодежь понимает. Это невольно вызывает уважение, как будто он по-прежнему - если не юноша с кларнетом, то, во всяком случае, - молодой офицер, не забывший мелодии своей юности.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Прежде чем приступить к обзорам выпусков Тбилисского нахимовского училища, приведем заслуживающий внимания факт, приведенный в рукописном журнале «Нахимовец» № 11, 1959 год (журнал регулярно выходил в Ленинградском НВМУ). 23 июня 1944 года был издан Приказ Наркома ВМФ Союза ССР о формировании Ленинградского Нахимовского училища с пятилетним сроком обучения по программе средней школы, но уже за несколько дней до объявления приказа в Ленинград прибыла оперативная группа в составе семи офицеров и четырёх старшин из Тбилисского НВМУ. Одновременно прибыл в Ленинград и будущий Начальник вновь создаваемого училища капитан 1 ранга для развёртывания практических мероприятий по созданию нового нахимовского училища, до этого изучивший опыт работы по созданию Тбилисского училища. Прибывшая из Тбилиси группа была размещена в Училищном доме им. Петра Первого.
Именно в этом здании вскоре и было создано Ленинградское НВМУ! 21 июня 1944 года прибыли 43 воспитанника Тбилисского Училища и вольнонаёмный состав для проведения подготовительных работ к ремонту выделенного здания. 22 июня 1944 года начались самые первые работы и приборка в здании, уборка мусора, разборка ДОТов и других огневых точек и заградительных сооружений в здании, оставшихся со времён блокады города. 30 июня начались ремонтно-восстановительные работы в здании. В них активное участие принимали и тбилисские воспитанники. 26 июня 1944 года на Карельский перешеек была направлена группа офицеров для изыскания места для нахимовского лагеря и подсобного хозяйства. В составе группы были и приехавшие из Тбилиси. 31 июля 1944 года земельный участок был выделен, и уже целая рабочая группа офицеров, старшин и воспитанников (с привлечением тбилисцев) была отправлена на выделенный в районе озера Нахимовское и дачи Маннергейма участок для создания лагеря и подсобного хозяйства. 19 августа 1944 года рота воспитанников старших классов Тбилисского НВМУ была передана в Ленинградское НВМУ для зачисления воспитанниками 8-го класса средней школы. Вот так с самого начала тесно переплелись судьбы ленинградских и тбилисских нахимовцев и училищ!
Обзор выпуска 1948 года
К сожалению, в первом выпуске Тбилисского НВМУ не нашлось летописца, как у первого выпуска Ленинградского НВМУ - . Однако один из выпускников - Константин Ираклиевич Чикваидзе оставил интереснейшие воспоминания, имеющие самостоятельное значение. В них немало страниц посвящено нахимовскому периоду, в частности, ребятам взвода, с которыми автор ел кашу из одного котла. Как и ранее, мы дополним его повествование в меру своих знаний из других источников.
Чикваидзе Константин Ираклиевич. «От урочища до училища» (воспоминания нахимовца)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я родился в 1929 году в Тбилиси. Отец Чикваидзе Ираклий Константинович, грузин, из Телави, а мама Михайлова Евгения Николаевна русская из урочища Лагодехи. Стало быть, могу с полным основанием считать себя стопроцентным кахетинцем. Папа был военнослужащим и умер, когда мне было 8 лет. После этого мы с мамой прожили восемь очень тяжелых довоенных и военных лет в Тбилиси и Лагодехи до тех пор, пока я не поступил в Тбилисское Нахимовское военно-морское училище. Я проучился в нем с 7 по 10 класс. В 1948 году после сдачи выпускных экзаменов был отчислен из-за недостаточной для службы в ВМФ остроты зрения. Поступил в Грузинский политехнический институт и стал гидростроителем. Невозможно переоценить значение ТНВМУ в жизни тбилисского пацана, «безотцовщины», разгильдяя и оболтуса, каким я был в первые годы войны. Нахимовское училище стало для меня Богом брошенным спасательным кругом, а в дальнейшем лоцией, определившей правильное движение по фарватеру моей будущей жизни. Но если бы меня спросили сегодня, жалею ли я, что не стал моряком, я бы честно ответил – нет, не жалею. Но если бы я вообще не попал в училище, то тогда это был бы не я, а совсем другой человек. Представленный на Ваш суд исторический и биографический материал появился по воле обстоятельств. Год назад я натолкнулся в интернете на публикации, неизвестного мне тогда, земляка Петра Тимофеевича Згонникова о Лагодехи, о его уникальной природе, людях, событиях, истории возникновения и многом другом. Я всегда считал, что Лагодехи – моя малая Родина, - незаслуженно обойден вниманием в грузинской журналистике, публицистике, исторических очерках и вообще в прессе. Поэтому, когда после нашего виртуального знакомства Петр Тимофеевич предложил мне написать свои воспоминания о Лагодехи довоенного и военного времени, я с радостью согласился.
П.Т.Згонников, автор сайта .
Писал не для публикации, а в первую очередь для детей и внуков, чтобы знали и помнили. В процессе работы над очерком «Мои Лагодехи» и началом его публикации на сайте П.Т. Згонникова, с материалом познакомились мои нахимовские однокашники и предложили опубликовать его в сборнике «Страницы истории ТНВМУ в судьбах его выпускников». Предложение редколлегии сайта счел для себя большой честью, хотя и испытывал некоторое смятение от сравнения своего «творения» с блестяще написанными очерками, опубликованными на сайте. Но с мыслью будь, что будет, сел за рабочий стол. Взяв за основу «Мой Лагодехи», я дописал два раздела посвященные тбилисскому довоенному и военному периодам моей жизни, фрагментарно и бессистемно описал свое пребывание в Нахимовском училище, и, конечно, изменил название очерка. Что получилось? Вам судить, дорогие питоны.
О ПРЕДКАХ
УРОЧИЩЕ ЛАГОДЕХИ 19 ВЕК
Русские в Лагодехи появились в первых десятилетиях XIX века в период так называемой Кавказской войны. 1817-1864 г.г., когда главнокомандующий Кавказской армией генерал Кноринг решил создать «лезгинскую кордонную линию».
Вот как писал в своем труде о том, как обосновывалась в те времена целесообразность создания этой линии: «С покорением джарцев открылась свободная полоса земли, лежавшая между Алазанью и юго-восточным хребтом Кавказа. Полоса эта, заключавшая в себе до семидесяти тысяч десятин, оставалась до тех пор в совершенном запустении, а между тем превосходный климат ее, плодородие почвы и изобилие леса представляли особые устройства для образования здесь оседлого населения.
и хотел воспользоваться этим обстоятельством, чтобы поселить здесь до шести тысяч казаков, которые, с одной стороны, совершенно прикрыли бы Грузию от непокорных лезгин, а с другой,— поселенные между Кахетией и джарскими владениями, служили бы наилучшим средством к скорейшему сближению русских с коренными обитателями края. Все это казалось, тем более удобным, что споров на эти места никто предъявить не мог, так как в течение полутораста лет никто ими не пользовался, вследствие близкого соседства непокорных горцев. И кто знает — может быть и возникло бы тогда в этой части Кавказа новое казачье войско, а с ним вместе наступило бы и скорейшее умиротворение края, но этому помешали крупные события, заслонившие собой все нарождавшиеся вопросы и надолго изменившие наши планы и предположения. То был мюридизм, озаривший своим кровавым ореолом весь Дагестан на многие годы»
В лагодехских горах.
И далее: «…кордонная линия прошла по прямому направлению от Тионет через Боженьяны, Белоканы и Джары к Мухахам. Вся эта линия разделена была на две дистанции: лезгинская — занимала протяжение от Мухахи до Лагодех, а кахетинская — от Лагодех до Тионет…» Далее у краеведа, земляка Згонникова П.Т. читаем: «Лагодехи в качестве отдельного самостоятельного укрепления Лезгинской кордонной линии был построен еще в 1831 году. В это время поселян еще не было. Стояло около десятка одиноких зданий: казарма, лазарет, склад, русская церковь, польская часовня, генеральский дом и др. Все это в непроходимом лесу. В лесах прятались лазутчики Шамиля, то и дело совершались набеги» О более позднем периоде пребывания русских частей в Грузии (1832-1839 гг.) пишет в своем очерке «Из воспоминаний старого Эриванца» офицер Рукевич А.Ф. «Большинство частей имели свои более или менее благоустроенные штаб-квартиры, с неизбежными слободками, населенными ремесленниками, отставными или женатыми солдатами, которым разрешали выписывать на казенный счет жен из России. Были даже особые “женатые роты”. На жен и детей отпускался казенный паек, а впоследствии солдатским семьям нарезали землю, если не ошибаюсь, даже по 35 десятин, и из этих слободок образовались со временем целые селения, называвшиеся урочищами, таковы Манглис, Белый Ключ, Царские Колодцы, Гомборы, Лагодехи, и др. Эти слободки были единственными пунктами, где солдаты могли видеть женщин, и, наверно, там уже ни одна невеста не засиживалась. Спрос на них был столь велик, что в счет шли даже старухи, которые, по пословице, “на чужой сторонке и старушка Божий дар”, были в большой цене, а уж о безобразных, но еще и молодых и говорить нечего. Если же выдавалась между ними какая-нибудь красивая, то ее облюбовывали офицеры, и она в конце концов выходила замуж за офицера. Особенно этим отличались артиллеристы, которые в своих выборах были значительно демократичнее остальных родов оружия.
Командиры частей один перед другим соревновались в благоустройстве своих штабов. Насколько мне помнится, никаких казенных отпусков на этот счет не полагалось, а предоставлялось лишь право употреблять людей на постройки, заводить полковые кирпичные заводы, каменоломни, лесопильни и т. п. Между солдатами всегда отыскивались подходящие мастеровые, техники и даже прекрасные инженеры. Так, например, в Лагодехах, драгунской штаб-квартире, громадное здание с двусветным залом, первое по времени военное собрание на Кавказе, выстроено, как я слышал, под руководством простого солдата. Недавно я узнал, что это здание теперь стоит в полуразрушенном виде, с провалившейся крышей и поросшими на стенах большими деревьями. Жаль, что не умели сохранить эту капитальную постройку. Там, где угрожала возможность неприятельского нападения, штаб-квартира обносилась валом, и возникала, таким образом крепость, постройки здесь поневоле ютились в пределах ограды. В других же случаях здания разбрасывались на нескольких десятках десятин и соединялись прекрасными шоссе, как, например, Манглис, Белый-Ключ... Кроме зданий, штаб-квартиры могли похвалиться своими огородами, этими главными подспорьями в деле кормления солдат. Если бы не существовало этих огородов, не знаю, право, чем насыщались бы солдаты да с ними, пожалуй, и офицеры, ибо местное население совсем не знало употребления картофеля, капусты, брюквы, редьки, бураков и разводило свои особые овощи — цицмат, тархун, лобио, кинзу, черемшу, цвинтри и др. Это было все очень вкусно, но не пригодно для солдатского желудка, требующего не столько вкусового качества, сколько количества. Войсковые части обживались в своих штаб-квартирах; офицеры обзаводились собственными домами, семьями, солдаты — кумушками на слободке и так обрастали на месте, что оно для них, навсегда оторванных от родных деревень, становилось второй родиной. Солдаты, ради разнообразия, шли с удовольствием в поход, но с еще большим возвращались к себе домой на отдых» Читая очерк Рукевича А.Ф, я вспомнил, что тоже видел эту заброшенную штаб-квартиру. Где-то в 40-х годах она еще «красовалась» в районе «Табаксырья» с высокими прямоугольными окнами на первом этаже и, расположенными над ними окнами арочной формы, на втором. На подоконниках и из трещин в стенах росли кустарники. Любопытно было бы узнать причину разрушения здания и когда его окончательно снесли. Проваленная крыша, о которой пишет Рукевич либо просчет проектировщика, а скорее плохое качество строительства.
А вот как пишет о лезгинской линии в своей публикации : «Под Лезгинской кордонной линией, принимая ее в тесном смысле, подразумевались укрепления и посты, с находящимися в них войсками, расположенные у подножия главного Кавказского хребта для защиты Нухинского уезда, Джаро-Белоканского округа, Кахетии и Тушино-Пшаво-Хевсурского округа, от нападений неприязненных нам горских племен. Но как хищнические набеги и нападения горцев производились и за Алазань, а потому периодически подчинялись начальнику Лезгинской линии и части Телавского и Сингахского Сигнахского уездов, находящиеся по правую сторону Алазани На Лезгинской линии, кроме многих постов, находились укрепления; Закаталы, Белоканы, Лагодехи, Каратубань, Сацхенисы, Кварели и Натлис-Мцемели, построенные у подошвы главного хребта, содержащиеся в которых подвижные небольшие резервы обязаны были поспешать в те места, где появлялся неприятель. Сверх того находились в самых горах укрепленные пункты, как например: Мессельдигер, Похалис-тавская, Шаугорская, Кипручебская и Кодорская башни, имевшие целью наблюдать за неприятелем и извещать о его появлении. Эти наблюдательные и извещательные посты были постоянные, то есть в них находился небольшой караул и летом, и зимою.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Со стороны на было любо-дорого посмотреть. Все они были одеты в новенькую, с иголочки форму, а на боку у каждого свисали удивительной красоты золоченые палаши. Мысленно мы все мечтали, что эти палаши нам оставят в качестве подарка. Время как бы спрессовалось, и мы даже не заметили, как с оркестром вышли на Красную площадь. Придя на Красную площадь, мы встали в общий строй сводного полка Военно-Морского Флота. И тут произошло то, чего никто, видимо, даже из руководства страны не предполагал. На Москву хлынули потоки дождя. Сначала набухли фуражки и бескозырки, затем холодные струйки предательски устремились за ворот. В течение нескольких минут мы промокли вплоть до носков. Как было досадно, ведь мы все были разодеты. Но мы - моряки, которых не раз пытались испугать ночные штормовые волны, словно не замечали начавшегося дождя. Все стояли не шелохнувшись. А потом – как пошли! – Какой парад был! Ой-ёй-ёй-ёй! До сих пор помню брусчатку Красной площади… После прохождения торжественным маршем, мы узнали, что на сводный морской полк выделено шесть пригласительных билетов на приём в Кремль. Я оказался в числе этих шести счастливчиков (пригласительный билет я храню до сих пор как историческую реликвию). После прохождения мне выдали персональное приглашение на приём в честь участников Парада Победы, который должен был состояться на следующий день вечером в Большом Кремлёвском Дворце. А ведь там были люди и с более высокими воинскими званиями! И среди них я – старший лейтенантик – чудеса, да и только! Пришли в Кремль. Нас провели в Грановитую палату, где моряков разместили за третьим столом. Все двери были распахнуты. Поэтому можно было даже побывать в Георгиевском зале, где были накрыты основные столы. В тот вечер там выступал Генералиссимус Советского Союза товарищ Иосиф Виссарионович Сталин. Мне посчастливилось слышать ту его знаменитую речь, где он, не умоляя героизм ни одной из наций, защищавших единую Родину - Советский Союз, всё же предложил поднять бокалы за великий русский народ, который, по словам товарища Сталина, внёс основной вклад в разгром немецко-фашистских оккупантов. Да, мощная речуга была. С огромным вниманием был выслушан тост, в котором, как в капле воды, отразился тяжелый путь советского воина, пройденный от западных границ нашей Родины до Сталинграда, и от волжской твердыни до поверженного Берлина. Чеканные слова вождя воодушевляли и захватывали нас. Все участники торжественного приёма в Кремле были горды и счастливы тем, что в Великой Победе над фашизмом есть и лепта тех людей, на груди которых сверкали Звёзды героев Советского Союза.
Торжественный приём участников - Парада Победы стал эпохальным событием в моей биографии. Оно и понятно. Ведь в Кремле мне единственный раз в жизни представилась возможность провести несколько часов в непринуждённой обстановке вместе с руководителями партии. Советского государства, видными военачальниками, фамилии которых в годы войны я слышал лишь в сводках Совинформбюро. Трудно выразить словами те чувства, которые переполняли каждого участника приёма. Мы поднимали бокалы, произносили тосты. Звучали песни на русском, украинском языках. Их сменяли пляски, где своим мастерством особенно блеснул маршал Семён Михайлович Буденный. Незабываемое зрелище. Тем не менее, организация приёма проходила на высочайшем уровне. Обслуживали нас на редкость внимательно. Водка в честь праздника согревала душу, как когда-то фронтовые сто грамм! Икры чёрной и красной было – ешь, не хочу! Великолепные холодные закуски, а затем подали горячее. Обслуживали нас вышколенные официанты из столичных ресторанов. Мы выпивали, и хрустальные стопки тут же вновь наполнялись. А тем, кто уже был «под градусом», вежливо предлагали: «Не пора ли домой?» И отвозили туда, куда перебравший указывал. Такой был чудесный приём! Выйдя из Кремля, мы шли по Красной площади, делясь друг с другом впечатлениями от этой незабываемой встречи. А через день торжественный приём для военных моряков устроил Нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов. Это был настоящий пир победителей. Там мы уже себя чувствовали в своей, флотской среде. Обстановка была почти что домашняя. Уже никто не подходил и не выводил захмелевшего моряка из зала. Под конец многие из нас тоже пошли в пляс. При этом некоторые гвардейцы-моряки, скажу, отплясывали не хуже, чем даже сам маршал Буденный в Кремле. Это было не показные, а истинные радость и торжество тех победителей, которые в схватке в врагом были героями, а в мирное время, в кругу друзей и товарищей - очень простыми, хорошими и добрыми людьми.
СОЛОДЧЕНКО Семен Алексеевич
Солодченко Семен Алексеевич родился 14 сентября 1921 года в небольшом городке Люботин Харьковской области. Подростком Семен Алексеевич поступил в Херсонское мореходное училище, после окончания которого проходил военную службу на Черноморском флоте в Севастополе, где он и начал воевать против фашистских захватчиков. После героической обороны Севастополя С.А.Солодченко воевал в составе Волжской военной флотилии боцманом бронекатера, принимавшего непосредственное участие в битве за Сталинград. Чтобы знать какие бои шли на Волге, нужно прочитать историю обороны Сталинграда. Достаточно сказать, что рубка его бронекатера, вся изрешеченная вражескими пулями и осколками снарядов, стала одним из экспонатов Военно-морского музея в городе Ленинграде. В 1943 году, после окончания боевых действий под Сталинградом, моряки Волжской военной флотилии, а в их рядах и Семен Алексеевич, стали костяком Днепровской флотилии. Они принесли с собой боевой опыт, сталинградскую стойкость, упорство в бою и непреодолимое стремление к победе. Они с честью прошли с боями по рекам Европы. См. В.И.Рязанцев. "По речным дорогам войны". - СПБ: Лениздат, 1994 год. В 1944 году Семён Алексеевич, имеющий боевые заслуги и боевой опыт, был направлен на учебу в Военно-морское училище в г.Ленинград, после окончания которого продолжил военную службу на подводных лодках Тихоокеанского и Северного флотов. В 1956 закончил Военно-политическую академию им. В.И.Ленина. Военную службу закончил в звании капитана 1 ранга, преподавателем ВВМИУ им. Ф.Э.Дзержинского. Умер 5 января 2008 года. На параде Победы — курсант ВМПУ (г. Ленинград). Награжден орденами Отечественной войны 2-й ст., Красной Звезды, медалями.
Два эпизода из боевой биографии С.А.Солодченко.
К 23 сентября 1942 г. на крутом склоне правого берега в районе памятника Хальзунову скопилось много раненых. Противник стремился обойти этот "лагерь раненых" и окружить его. Командование фронта приняло решение об эвакуации раненых на левый берег, используя для этого бронекатера. В ночь с 23 на 24 сентября бронекатера № 11 и 12, взяв на борт 150 бойцов пополнения и семь тонн продовольствия, отправились в Сталинград. Подходя к правому берегу, катера попали под обстрел. Осколками снаряда, попавшего в пулеметную башню БКА № 11, были ранены командир катера лейтенант Цейтлин и старшина 2-й статьи Солодченко. Прорвавшись сквозь огневую завесу противника, катера подошли к берегу, высадили бойцов и выгрузили продовольствие. Враг находился всего в 200 метрах от места выгрузки и обстреливал корабли из всех видов оружия. Под сильным огнем экипажи забрали более 120 тяжело раненых и вернулись на левый берег.
23 ноября бронекатер № 11 от разрыва снаряда в машинном отделении потерял ход. Поврежденный отсек начал быстро заполняться водой. Командир лейтенант В. И. Златоустовский сумел замаскировать бронекатер у берега. Он разрешил личному составу укрыться в блиндажах. Однако моряки остались на катере и под огнем противника устранили боевые повреждения. Особенно [115] отличились старшины Солодченко, Чичков, Яхнис, краснофлотец Зайцев, военфельдшер Потемкин. Бронекатер с наступлением ночи был отбуксирован в базу.
СТУКОЛКИН Михаил Петрович
Род. 8.08.1925 в г. Ленинград. Окончил 7 классов. В ВМФ с 1940. Окончил 2-ю Ленинградскую военно-морскую специальную школу. В Великой Отечественной войне с июля 1941, работал на строительстве Лужского оборонительного рубежа (ст. Батецкая), санитаром-носильщиком в эвакогоспитале г Ленинграда. В февр. 1942 вместе со спецшколой эвакуирован по "Дороге жизни" в г. Тара Омской области, затем направлен в ВВМУ им. М.В.Фрунзе. На параде Победы — курсант училища. После окончания училища служил до 1961 на кораблях и в штабах соединений БФ и ТОФ. С 1961 по 1970 — на командных и штабных должностях в РВСН. С 1984 в запасе. Полковник. Работал военруком в школах и ПТУ города. Награжден медалями.
СУЛИМА Владимир Ферапонтович
Род. 25.04.1922 в г. Рыбница Молдавской ССР. Окончил 10 классов. В 1939 поступил в Одесский строительный институт. В 1940 призван в ВМФ, в 1-ю морскую пограншколу НКВД в г. Балаклава. Получил специальность комендора. В действующей армии комендор на сторожевом корабле "Комендор" Крымского участка ПВО ЧФ. Участвовал в обороне Одессы, Севастополя, Кавказа. Был наводчиком, командиром зенитного орудия, старшиной группы комендоров, исполнял обязанности командира БЧ-2. Участвовал в высадке десанта на Малую землю и в Новороссийской десантной операции. В окт. 1944 направлен в ВМПУ г. Ленинграда. На параде Победы — курсант училища. По окончании училища назначен заместителем командира по политической части тральщика 1-го Краснознаменного дивизиона базовых тральщиков 94-й Краснознаменной бригады тральщиков 8-го ВМФ. Проводил боевое траление до 1952. В 1953 продолжал службу на БФ в Таллинской ВМБ на различных должностях. Окончил заочно исторический факультет Ленинградского университета и аспирантуру. Опубликовал ряд исторических работ: "Штаб повстанческих отрядов" (Военно-революционный комитет Эстонского края) и "Первый день нового мира". С 1973 в запасе. Капитан 2 ранга. Работал преподавателем школы, директором кинотеатра в Ленинграде. Награжден орденом Красной Звезды, медалями.
СУРКОВ Владимир Федорович
Род. 15.06.1918 в дер. Змиево Коломенского района Московской области. Окончил школу ФЗУ. Работал слесарем на тепловозостроительном заводе им. В.В.Куйбышева. В ВМФ с 1938. С дек. 1939 по дек. 1946 служил на крейсерах "Червона Украина" и "Ворошилов". На параде Победы — в сводном батальоне ЧФ. Демобилизован в 1946. Вернулся на родной завод, где трудился до фев. 1991. Награжден орденом Красной Звезды, медалями.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В утренние часы, сразу после побудки, мы делали зарядку на верхней палубе, а потом бежали умываться. После завтрака начиналась учеба. В октябре один из воспитателей предложил сократить зарядку, а высвободившееся время посвятить хождению на шлюпках по Неве. Вначале мы восприняли это с энтузиазмом, но потом, когда похолодало, хождение на шлюпках превратилось в муку. Тут же появились «сачки», благо на корабле много укромных уголков, где можно надежно спрятаться. Как-то «сачканул» от зарядки и я. Забрался с товарищами в теплую сушилку, которая располагалась внутри кожуха средней трубы крейсера. Тепло, уютно. Сидим в темноте, травим байки, ждем, когда наши на шлюпках возвратятся. В это время главстаршина Сапрыкин обходил жилые кубрики в поисках любителей тепла и уюта. Интуиция привела его и в сушилку. Открывается полукруглая железная дверь трубы, и мы из темноты видим голову старшины. Разговоры сразу же стихли. Мы насторожились. Разумеется, Сапрыкин разговоры услышал, но в темноте никого не смог разглядеть. Все же кое-кого из нас он узнал по голосу. Делая вид, что он нас видит, Сапрыкин скомандовал: — Ну, сачки, выходите! Вот ты, Иванов, что ждешь? Ну-ка, выходи! В ответ мертвая тишина. Позвав еще раз, старшина умолк. Как мы и рассчитывали, входить в сушилку он не стал. Дело в том, что мы находились между трубой и кожухом. Труба широкая — несколько метров в диаметре. Если бы старшина пошел вокруг трубы, а мы его на фоне открытой двери хорошо видели, мы бы успели выскочить с другой стороны. Это понимал и Сапрыкин, потому и объявил: — Ну ладно, не хотите выходить, вам же хуже будет. Я закрою сушилку на замок и пойду за мичманом Семеновым. Это будет вам стоить пару лишних нарядов вне очереди!
Старшина закрыл сушилку, повесил на нее замок и ушел. Мы озадачились: что делать? Наиболее отчаянные головы предлагали выбираться наружу по трубе. На кожухе трубы и с внутренней и с наружной стороны приделаны железные небольшие скобы. Кинулись мы на эти скобы, но здравый смысл подсказал: это авантюра. Крейсеру пятьдесят лет, и неизвестно, не проржавели ли эти скобы; да и высота труб на «Авроре» двадцать метров. А нужно не только подняться изнутри, но и при всем честном народе, на виду ленинградцев спуститься с внешней стороны трубы. От этого плана мы отказались. Стали кричать, чтобы кто-нибудь открыл. На наше счастье, мимо сушилки пробегал матрос из команды крейсера. — Что кричите? — спрашивает. — Открой, друг, кто-то пошутил и запер нас на замок. Ничего не подозревая, матрос взялся за висячий замок. Как мы и предполагали, ключа у старшины не было, и он просто накинул замок на дверь. Так мы оказались на свободе! Перед уроками меня вызвал мичман Семенов и спросил, почему я не был на зарядке. Не дрогнув ни единым мускулом объяснил, что был в шлюпке. — А в сушилке не сачковал? — спросил мичман, подозрительно глядя на меня. — Что вы, товарищ мичман! — Ну смотри, Иванов, если замечу, что сачкуешь, — из гальюна вылезать не будешь. С мичманом шутки плохи. Это мы знали. И я очень скоро стал самым ярым физкультурником.
Семенов Вячеслав Александрович. Мичман. Старшина роты (р. 1922), окончил курсы офицерского состава при ЛНУ (первый слева в четвертом ряду сверху), с 1952 по 1956 гг. офицер-воспитатель в ЛНУ.
Многие из нас увлекались фотографией. Больше всего фотографировали в последний год учебы, как бы чувствуя расставание. Немало снимков сделано на «Авроре». И сейчас я смотрю на эти любительские фотографии, и передо мною оживают те далекие дни. Май 1950 года. Все четыре класса нашей роты высыпали на верхнюю палубу. Все в синем рабочем платье, в бескозырках. Перед фотоаппаратом разместились кто где. Облепили все надстройки фок-мачты, даже площадку впередсмотрящего. Вижу и себя. Обхватил руками прожектор, высоко на надстройке. Наша жизнь на «Авроре» по-настоящему подготовила нас к службе на современных боевых кораблях, дала нам настоящую флотскую закалку. И не только флотскую. Ведь мы жили на легендарной «Авроре»! Уже одна эта мысль поднимала в наших душах революционный дух, воспитывала преданность Родине. Этому способствовали и многочисленные встречи с авроровцами — участниками революции. Частым гостем у нас был первый комиссар крейсера . Машиниста Белышева в 1917 году матросы избрали председателем судового комитета и выдвинули представителем от крейсера в Центробалт. 24 октября 1917 года Петроградский военно-революционный комитет назначил Александра Викторовича комиссаром «Авроры». Под его руководством крейсер совершил переход к Николаевскому мосту. Моряки захватили мост, не дав юнкерам его развести. Это помогло отрядам Красной гвардии перебраться с Васильевского острова в центр города для участия в штурме Зимнего дворца. Именно по команде комиссара Белышева «Аврора» произвела свой исторический выстрел.
После революции Александр Викторович работал рабочим-механиком, затем окончил Промакадемию, занимал различные административно-хозяйственные посты. Посещали крейсер многочисленные делегации из всех уголков Союза, из многих стран мира. На «Авроре» мы становились не только военными моряками, но и гражданами страны. В январе 1949 года мне исполнилось восемнадцать лет. Я получил открытку-приглашение: «Гражданин Виктор Петрович Иванов. Уполномоченный исполкома райсовета по 65-му избирательному пункту извещает Вас, что помещение для выборов народного суда 7-го участка Петроградского района находится в офицерской кают-компании крейсера «Аврора». И хотя в открытке сообщалось, что выборы производятся с 6 часов утра до 12 часов ночи, мы ожидали, когда откроется наш голосовательный пункт, с пяти утра. К 6 часам 30 минутам все совершеннолетние нахимовцы проголосовали.
Прощальный парад наступает...
В училище нам запрещалось курить. Запрет совершенно правильный, но... Судите сами: разница в возрасте среди одноклассников доходила порой до четырех лет. У меня, например, из-за войны был двухлетний перерыв в учебе, а у таких, как Игорь Кириллов, — все четыре. Поэтому к выпускным экзаменам некоторым было по семнадцать лет, а то и все двадцать.
Нахимовцы военного набора (1944 года) одной роты (класса).
В этом возрасте многие женятся. Кстати, так и поступили некоторые нахимовцы вскоре после окончания училища. Ну, а пока мы были воспитанниками, то независимо от того, сколько тебе — шестнадцать или двадцать,— курить было запрещено всем. Такие заядлые курильщики, как Игорь Кириллов или Витя Преображенский, страдали преотчаянно. Смешно было наблюдать, как эти двадцатилетние парни курили втихаря, зажав папироску в кулаке или после отбоя лежа под одеялом. Игорь умудрялся курить даже на полу под кроватью. Сам я тоже иногда баловался табаком. Иной раз стоишь в гальюне с зажатой в кулаке папиросой и пынькаешь. Вдруг крик: «Полундра! Казаков!» Бывает, что не успеешь выбросить. Сунешь дымящую папиросу в карман да и держишь ее там в кулаке. А Николай Алексеевич насквозь нас видит: — Ты чего стоишь руки в карманах? А ну-ка вынь! Вынимаешь руки, а папироса дотлевает в кармане. Казаков делает вид, что ничего не замечает. Папироса жжет. Карман дымится. Вот тут-то попадало сразу двоим: тебе и бедняге дневальному за то, что курят в гальюне. Когда нам зачитали приказ о выпуске из училища, едва распустили строй, как все полезли в карманы, вытащили папиросы и, как по команде, задымили. И курящие и некурящие. Причем старались угостить непременно ротного командира или дать огоньку взводным. Что ж, детство кончилось. Мы уже курсанты, а курсантам курить не запрещено.
Нахимовцы. Фото А.Моклецова. -
В нахимовском училище нас всегда называли «будущими адмиралами». Мы к этому привыкли и, бывало, весьма серьезно подсчитывали, что в тридцать шесть лет будем адмиралами. Жизнь многим отомстила за такие розовые подсчеты. Именно потому, что мы считали себя без пяти минут адмиралами, нам на первых порах приходилось трудненько в высшем училище: будущий адмирал, а подчиняйся командиру отделения старшине второй статьи. И возникали поначалу конфликты. Шесть лет нахимовского пролетели как одно мгновение. И вот сданы государственные экзамены. На торжественном собрании нам выдали свидетельства об окончании училища, зачитали приказ Главнокомандующего ВМФ о зачислении в различные высшие военно-морские учебные заведения. Каждому из нас вручили курсантские погоны с якорями и золотую «галку» первокурсника. Долгий предстоял еще путь до офицерских звездочек. Торжественный парад состоялся перед родным зданием с корабликом на шпиле. Последний раз мы шли в привычных шеренгах. Было и радостно, и грустно. Радостно оттого, что манила другая жизнь, другое училище. Грустно оттого, что оставляем стены, где прошло отрочество. Меня ждала встреча с Высшим военно-морским училищем имени М. В. Фрунзе, где мне предстояло учиться еще четыре года.
«Святому братству верен я!..»
С того прощального дня прошло уже тридцать пять лет. По-разному сложились судьбы ребят. Некоторых уже нет в живых. В училищах мы выбирали разные специальности: кто стал артиллеристом, кто штурманом, кто минером. А дальше разные флоты, разные корабли... Спасибо нашим однокашникам Льву Алексеевичу Сердобольскому, Анатолию Васильевичу Быстрову, Юрию Николаевичу Чистякову. Именно они разыскали всех нахимовцев нашей роты, наладили надежную связь. Благодаря их усилиям мы собрались на встречу, посвященную сорокалетию родного училища. На юбилейные торжества приехали нахимовцы разных выпусков со всех концов нашей необъятной страны.
Слева направо: Валентин Марьин, Валентин Земский, Виктор Кузнецов (сын адмирала Н.Г. Кузнецова), Олег Щербаков, Татьяна Сердобольская, Олег Герасимов, Александр Корнилов, Светлана Третьякова, Юрий Захаров, Иван Гаврилов, Альберт Гальцев, Владимир Вылегжанин. Ленинград. ЛНВМУ. 1994 год. Из архива А.В.Корнилова.
Седые адмиралы и безусые лейтенанты — всех нас объединяла великая сила нахимовского товарищества, любовь к своему первому училищу, давшему нам путевку в жизнь. Многие приехали целыми семьями с детьми и внуками. С особым волнением встречались однокашники по роте. Ведь многие не видели друг друга более тридцати лет. Люди обнимались, не скрывая слез. Так встретились и мы с Костей Гавришиным. Теперь это уже не Костя, а Константин Дмитриевич, седой пожилой человек. С гордостью показывал он фотокарточку, на которой снят вместе со своим внуком, названным в честь деда Костей. Гавришин отдал флоту тридцать три года, теперь он капитан второго ранга в запасе, но продолжает трудиться в одном из научно-исследовательских институтов Ленинграда. Как братья встретились мы с Феликсом Ивановым. Недавно он в звании капитана второго ранга уволился в запас. Пришел на юбилейную встречу и наш блестящий в прошлом гимнаст Никита Астафьев. Сейчас капитан первого ранга Никита Константинович Астафьев преподает в Военно-Морской академии имени Маршала Советского Союза А. А. Гречко, кандидат военных наук. Расцеловались с нашим шахматистом Олегом Щербаковым. После нахимовского Олег закончил Высшее военно-морское училище имени Ф. Э. Дзержинского. Сейчас Олег Вячеславович капитан первого ранга, доктор технических наук, профессор. А встречи все продолжались. Сколько близких и дорогих лиц! Вот подошел ко мне крупный красивый мужчина, и я тотчас же узнал в нем нашего бывшего старшину роты мичмана Вячеслава Александровича Семенова.
В группе женщин, стоявших поодаль, я узнал нашего милого доктора — Анну Иосифовну Грандель. Время ее почти не изменило. И как всегда, первое, о чем она спросила: — Как твое здоровье, Витя? Аплодисментами встретили Ивана Гавриловича Гаврилова — офицера-воспитателя нашей роты. Все такой же живой и худощавый, Иван Гаврилович расспрашивал каждого из нас о службе, работе, семье. И каждый давал ему полный отчет о прожитых годах.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Моё первое воспоминание о родителях - 1937 год, Ленинград. Я в трехлетнем возрасте заболела дифтеритом. По маминой версии - заразилась от библиотечной книги, которую перелистывала, слюнявя во рту пальцы. Меня положили в громадную общую палату Боткинской больницы, где я заразилась скарлатиной и коклюшем. Как очень ослабленной и остроинфекционной, мне отвели отдельный бокс- узкую длинную палату со стеклянной стеной, выходящей в коридор, возле которой и стояли мои родители, этот момент я хорошо помню, а потом сразу - небольшое озеро, мы с папой в лодке, он - в морской форме, потихоньку гребёт. Эти прогулки помогали, благодаря влажному воздуху, избавиться от безудержного кашля. Мы совершали их каждое папино увольнение. Он учился в Высшем военно-морском училище им. М.В.Фрунзе, а мы жили в большой комнате семейного общежития по ул. Барочной.
Поступив в училище, папа добился жилья для семьи - мамы, брата, меня и бабушки, Натальи Ивановны Раханской. Бабушка постоянно, за большим столом, строчила на швейной машинке, мама работала в двух библиотеках, а мы с братом Костей играли в длинном общем коридоре или под столом, накрытым скатертью до самого пола. Кстати, бабушка после нашего отъезда по месту папиной службы в город Скадовск на Чёрном море осталась в Ленинграде, в 1942 году, в блокадном городе, умерла и была похоронена на Пискарёвском кладбище в Братской могиле № 1. Следующее воспоминание - уже июнь 1941 года, начало войны. Мы жили в новом двухэтажном ведомственном доме на одесской улице Портовой. Дом этот сохранился, правда, в ужасном состоянии, до сих пор. Такой узенький тротуар, а я на нём осваивала недавно приобретенный двухколёсный велосипед и 22 июня часов в 12 мне навстречу выбежал Костя с криком: Таня, домой, война началась! Во дворе дома был вход в катакомбы - склады военного имущества, где мы, с началом бомбёжек, иногда даже ночевали на матрацах воинской части. Папа служил командиром дивизиона морских охотников, с начала войны мы его почти не видели и только за несколько дней до сдачи города он подъехал на грузовике, забежал в квартиру и они с мамой начали собирать вещи в чемоданы, которых было немного, и - в «узлы». Меня с мамой посадили в кабину грузовика, доехали до порта, где было причалено одно из последних гражданских судов - буксир, заполненный людьми со скарбом. Для нас нашлось небольшое местечко под рубкой и папа, очень озабоченный и серьёзный, попрощался. Буксир вышел в море и далеко впереди все увидели теплоход «Киев», на который мы опоздали. Его атаковали два бомбардировщика и одна из бомб попала в цель. «Киев» задымился, а самолёты повернули к нам. Все замерли, не раздавалось ни одного звука. Вскоре недалеко от борта появились фонтаны воды - от бомб, но трагедии не случилось: в следующие минуты один «фашист» был сбит, а второй удалился. Потом мы узнали, что папа, наблюдавший за этим в бинокль, направил в бой два истребителя из своего подчинения.
До сих пор (вовремя не спросила у мамы) не пойму, как ей удалось добраться с нами, чемоданами и узлами, в далёкое село Кадницы Минусинского района, где началась наша жизнь в эвакуации: поселились у маминой старшей сестры Неонилы Александровны в деревянном доме, Костя пошёл в четвертый класс, а я, за неимением в школе первого, была определена сразу во второй, благо, умела читать, писать, считать и трудности были только в чистописании. Летом 1943 года папин вестовой перевёз нас в Туапсе, где была база десантных катеров, а в апреле 1944 года, сразу после освобождения города, мы вернулись в Одессу. Летом 1945 года мы с мамой, под опекой папиного адъютанта Анатолия Шишкина, на гражданке - директора сочинского ресторана - побывали в Бухаресте, Будапеште и, наконец, в Вене, куда дошли с боями державинцы - бригада бронекатеров Дунайской флотилии. Помню, что ни один город не был разрушен, да и трасса вдоль Дуная, по которой мы ехали, была в прекрасном состоянии, да ещё вдоль неё стеной стояли разные фруктовые деревья.
По окончании войны папа служил в штабе одесско-кишенёвского военного округа - в Кишенёве, но вскоре был « отправлен» на пенсию: начались плановые меры правительства против боевого офицерского состава. Выйдя в отставку в звании капитана первого ранга, папа не стал обычным пенсионером, он вёл самую активную жизнь: совет ветеранов Великой Отечественной войны, сотрудничество в различных изданиях, общение с бывшими «однополчанами», выступления перед молодыми военнослужащими, учащимися, работа в Горсовете. Папа, вспомнив столярное ремесло, построил своими руками небольшую дачку, посадил сад, который сразу начал давать урожаи, построил гараж и сам освоил конструкцию автомобиля (сначала это был « Студебеккер-Президент», а потом - серенькая «Победа», которая всегда была в идеальном состоянии). С большой ответственностью и любовью мои родители занимались воспитанием внука Павлуши, который жил с ними от самого рождения до десятилетнего возраста. Но меня отец никогда не обделял своим особым вниманием. В раннем детстве научил хорошо плавать брассом (я всю жизнь, когда меня хвалили, с гордостью отвечала: это папа меня научил). Друзья помогли овладеть ездой на мотоцикле, но отцу это очень не понравилось из-за позы верхом на седле. В те времена, для девушки это считалось некрасивым и тогда он стал обучать меня вождению автомашины - сначала « Студебеккера», а потом и «Победы», так я уже на 1-м курсе института смогла получить водительские права, а в Братске - быстро освоить вождение собственной « Волги».
Папа был строгим отцом. До самого окончания школы не позволил мне отрезать «мышиные хвостики»- косички, часто беседовал со мной о том, какой должна быть девушка, женщина - в первую очередь - об аккуратности во всём, даже приводил примеры из своей жизни. Ещё школьнице, папа подарил мне маникюрный прибор, неимоверный дефицит в те времена, и я пользуюсь им и теперь. Но больше всего отец запомнился своим оптимистичным весёлым нравом. Его день часто начинался с песни: «Нас утро встречает прохладой … Кудрявая, что ж ты не рада…» Пел он правильно, хорошо, потому что обладал музыкальными способностями, ведь в молодости был запевалой в матросском хоре. Одним из советов отца мне был - как при общении с собеседником выйти из положения недовольства, даже скандала: он советовал в ответ на упрёки и даже оскорбления - пошутить, найти остроумную отповедь, никого не оскорбляющую. В мой обиход вошло много папиных мыслей, привычек, например, к порядку в быту. Я до сих пор делаю «малую» и «большую» морскую приборки, когда мусор сначала убирается с видных мест, а потом - выгребается отовсюду, из всех углов. Приехав в Братск помочь с уходом за Алёнушкой, он сразу же смастерил из дерева замечательную, очень удобную «разноску» для инструмента, ею мы пользуемся до сих пор и я очень хотела бы, чтобы кто-то из моих детей её сохранил, как реликвию. Внучку свою он очень любил, но никогда не баловал подарками, не потакал капризам. В послевоенной Одессе, в Филармонии, в Летнем саду часто проходили концерты знаменитых артистов: Вертинского, Утёсова, Мессинга, оперный театр славился постановкой опер, балетов с участием выдающихся мастеров сцены. Мы с папой и мамой очень часто их посещали. У меня даже был специальный наряд - костюм, туфли, сумочка для таких случаев. Отец серьёзно занимался подбором литературы для домашней библиотеки, конечно, главную роль играла здесь мама - профессиональный библиотекарь. Поэтому я, будучи ещё школьницей, прочла основную литературную классику - русскую и переведенную зарубежную, полюбила её, хотя выбрала совсем иную специальность - инженера-гидростроителя, чему ни отец, ни мама не препятствовали, хотя понимали, какая жизни меня ожидает.
Клавдия Александровна и Павел Иванович Державины
Так мои дорогие замечательные родители способствовали моему образованию и воспитанию, дали мне основы жизненной позиции.
Татьяна Павловна Конько ( Державина)
Июнь 2011 года. Электренай Литва.
Судьба гидростроителя - каждые 10 лет новая стройка. Так и сложилась судьба: после строительства Братской ГЭС - сказочный дальневосточный городок с интересной историей, река Зея, по берегам которой прокладывал маршруты этнограф и писатель Владимир Арсеньев с проводником Улукитканом. Разве не очередным подарком судьбы было там оказаться? Интереснейшее сооружение гидроузла, новые друзья, рождение сына!
О строительстве Братской ГЭС, в том числе и о моём личном участии в нём, написано, снято, нарисовано немало. Есть даже сюжет в документальном фильме « Дочери России», который моя мама смотрела много раз. Это - счастливый, прекрасный период в моей жизни: семья, работа, множество друзей, коллег, знакомства с такими замечательными талантами как А. Пахмутова, Н. Добронравов, Евг. Евтушенко, Леонид Быков, которые очень обогатили мою жизнь.
С.Гребенников, В Сибирь, за песнями! - М.: Изд. ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия", 1964.
..Когда мы последний раз, в 1963 году, подъезжали к плотине, длинная вереница груженых машин остановилась перед красным светофором, у эстакады. Машины пережидали встречный поток. Движение здесь одностороннее. Среди громоздких грузовиков-тружеников стояла в ожидании зеленого света светло-серая «Волга». За рулем ее сидела женщина. Блондинка, с живым, добрым выражением лица. Зеленый сигнал светофора — машины двинулись по эстакаде на противоположный берег Ангары. ... В который раз мы на плотине, а ведь увидели еще далеко не все. Осмотр всегда проходил с опытными гидами, профессионально а добросовестно рассказывавшими о стройке. Но вот возле нас остановилась та самая женщина с «Волги». — Татьяна Конько, инженер, — представилась она. Нас передали в ее распоряжение. Оказывается, мы попали на участок, где она работает. — А вы знаете, откуда красивее всего вид на плотину? — спросила нас Татьяна Конько. — Нет, конечно. — Поедемте — покажу... И действительно, Таня привезла нас в «заветное» место. Там из-за таежных сосен, из-за зарослей иван-чая плотина была особенно красива. Она казалась серебряной частицей в хвойном орнаменте сибирской природы. Тонкие ветви двухконсольных кранов сплетались с узловатыми ветвями таежных сосен. Мы не знаем, кто «открыл» эту точку — может быть, не сама Таня, но, несомненно, это был человек такого же, как у нее, поэтического настроя души. Она снова села в машину, «Волга» как-то особенно легко и изящно поднялась по извилистой дороге и исчезла в потоке бегущих по эстакаде машин. Такой и осталась она у нас в памяти — хрупкая женщина за рулем «Волги», инженер-энергетик, влюбленный в бетонную громаду плотины.
1964
Последнее детище, самое дорогое? Панорама гидроаккумулирующей электростанции в Литве KRUONIO HAE.
А еще Татьяна Павловна автор эссе.
ГРУСТНЫЕ СМЕШИНКИ. (АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ)
Дезертиры
В августе 1941 года мы - мама, брат и я оказались в эвакуации, в далёком сибирском селе Кадницы Минусинского района. Нас приютила старшая сестра мамы - тётя Нила, преподаватель русского языка и литературы в местной школе, где директором был её муж - дядя Шура – Александр Георгиевич Кириллов, демобилизованный по ранению в лёгкое, преподаватель истории. Все мы жили в большом деревянном доме, уютном и тёплом, потому что стены его были сложены из толстенных брёвен, наверное, кедровых. Мама начала работать в школе библиотекарем, брат - учиться, а меня « пристроить» было некуда: в школе отсутствовал первый класс, поэтому решено было « посадить» меня во второй: я давно умела читать, писать, считать, только чистописанием долго не могла овладеть. Школа была замечательная - тоже сложенная из толстых брёвен, с большими окнами, украшенными резными наличниками. Классы – просторные, с партами разной величины, всегда проветренные, чистые и тёплые. Все они выходили в большой коридор – зал, в котором проводились занятия по физкультуре и общие мероприятия. К тому же, в школе была печка, в которой ежедневно для учеников пекли очень вкусные пирожки, как помню, с начинкой из сахарной свеклы. А как они пахли! Трудности были в одном: школа далеко, а одежды тёплой мы, одесситы, не имели, особенно - обуви. Мама шила для нас с братом так называемые лунтаи - из ткани и ваты, но подошвы сделать было не из чего и однажды я прибежала домой с дыркой на пятке. И вообще, при морозах с пургой дойти до школы и обратно было нелегко. И вот однажды я опоздала на первый урок. Таких разгильдяев оказалось несколько, но я была самой маленькой, едва исполнилось 7 лет. Возле раздевалки нас ожидал директор - мой дядя Шура в галифе и френче, как всегда одевался в школу. Подождав пока мы разденемся, он скомандовал: « Строиться!» Мы вытянулись в шеренгу по росту и услышали: «На месте шагом марш!» Не помню, долго ли это продолжалось, но нравоучение было высказано одно: опаздывать в школу во время войны могут только дезертиры. Мы маршировали, а директор покрикивал: « Дезертиры, выше ногу!»
С мамой и братом после возвращения из эвакуации.
БархОтка
В одесской средней женской школе № 37, по улице Короленко, где я училась с четвёртого по десятый классы, были замечательные преподаватели. Все они прекрасно знали свои науки и обладали талантом великих воспитателей, искренне желая, чтобы мы стали грамотными, честными и добрыми людьми. Особо я выделяю педагога русского языка и литературы Марию Игнатьевну Кильдишеву. Высокая, плотная, всегда в тёмном удлинённом платье с оборками и пуговичками на рукавах, в ботинках с каблуками и шнуровкой, по сезону - в шляпке с вуалеткой. Она начинала урок, едва войдя в класс, и часто продолжала дополнительно под школьной лестницей, чтобы объяснить все нюансы правописания. В этот день Мария Игнатьевна вошла с пачкой тетрадей с нашими сочинениями и сразу уставилась на меня: «Ну, Державина, от тебя-то я этого не ожидала!» Голос у неё был зычный, особенно когда читала нам стихи Маяковского, хотя признавалась, что не любила его творчества. Сочинение называлось «Первый бал Наташи Ростовой» и писалось в классическом стиле – без отрыва от произведения. Я онемела от страха, встала. Мария Игнатьевна продолжала: « Как ты могла, разве ты не знаешь, что слово « бархАт» пишется через « а», а ты: «На шее у Наташи Ростовой была бархОтка! Почему ты так написала?» Нужно заметить, что после контрольных работ и сочинений каждая ошибка учениц тщательно обсуждалась, а я училась на «отлично». Весь класс уставился на меня, и я пролепетала: « Мой папа каждое утро кричит из коридора: Клавочка, где моя бархОтка?» Это кусок бархата для наведения блеска на ботинки. Учительница задумчиво посмотрела на меня и изрекла: « Ладно, раз так говорит отец, не будем считать это твоей ошибкой».
Если бы она оказалась в нашем современном обществе, где журналисты и даже политические деятели позволяют в своей речи выражения вроде: «Проходя по мосту, ветер сдул с меня шляпу»…
Баскетбол
Теперь-то, проживя в Литве более двадцати пяти лет, я представляю, какая удивительная, динамичная, красивая игра баскетбол, разбираюсь в её правилах. А в 1952 году, на втором курсе института, знала только две футбольных команды - «Черноморец» и свою, институтскую. Конечно, немного «стучала» в волейбол, но когда на осенней спартакиаде студентов в парке им. Шевченко прошёл « клич»: нужна женская баскетбольная команда, я и не подумала, что уже через полчаса буду на игровой площадке (не подводить же институт!). Успокаивало то, что по виду разнокалиберных соперниц, они тоже не были чемпионками. Больше всех «пострадал» судья, да и болельщикам было нелегко от смеха: никто из игроков не умел обращаться с мячом, особенно - забрасывать в корзину. Матч закончился со счётом 1: 0 ( одна из наших противниц случайно попала со штрафного).
Гидромонтажники обедают
В котловане первой очереди Братской ГЭС была большая столовая - в бревенчатом бараке «в три наката» без окон, потому что вокруг постоянно взрывали скалу в основании плотины. В обед здесь было очень шумно и весело: все друг друга хорошо знали, перекликались и шутили. Знали также меню, которое практически не менялось: консервированный борщ, тоненький шницель с сушёной картошкой или жареная рыба с макаронами. Самым замечательным явлением в столовой была её директор, Анфиса Волкова, жена начальника отдела труда и зарплаты. Теперь трудно понять, зачем был нужен такой отдел в управлении строительством, а в 1957 году всё воспринималось, как должное, в том числе меню столовой и сервировка алюминиевыми мисками и ложками. Директор была женщина видная, яркая блондинка в белейшем накрахмаленном халате. Глаза её смотрели скорее друг на друга, чем на собеседника. Однажды мы, инженеры производственно-технического отдела обедали неподалёку от шумной кампании гидромонтажников, которую возглавлял начальник участка Станислав Адамович Сухнат - личность замечательная: прекрасный специалист, умница, полнейший «знайка» во многих вопросах, но почему-то « старый холостяк». И вот от стола гидромонтажников доносится: «Директора!». Анфису ждали недолго, она важной походкой подплыла к их столу и пропела: «В чём дело, товарищи?» Сухнат поднимает ложку из борща, а на ней - гайка, минимум на полтора дюйма. Однако директор не растерялась ни на секунду, поглядела своим косым взглядом и громко промолвила: « Товарищи, ничего удивительного, вчера ремонтировали котлы!» Дальше была немая сцена и я никогда бы не поверила в случившееся, если бы не была всего этого свидетелем.
Никита Хотуль
На таких стройках, как Братская ГЭС, самые разнообразные работы велись круглосуточно, без праздников и выходных. Блоки бетонирования объёмом 500 м3 и больше, готовились и бетонировались бригадой из 100 и более специалистов разных профессий. Наверное, здесь и родились комплексные бригады, которые однажды были призваны стать комсомольско-молодёжными: действительно, больше половины членов - молодёжь, многие - комсомольцы, но как быть с бригадирами? 100 рабочих по сменам - очень сложная конструкция и руководить ею, распределять труд и поддерживать дисциплину дано не каждому. В нашем управлении строительства непревзойдённым авторитетом среди ИТР и рабочих пользовался Никита Хотулёв - мастер на все руки, немногословный, невысокий, зимой и летом - в распахнутой телогрейке. Его бригаде за высокие производственные показатели одной из первых было присвоено почётное звание комсомольско-молодёжной и поэтому на всесоюзный съезд бригадиров решили направить именно его. Все волновались: мастера, прорабы, начальник участка, интеллигентный москвич Алексей Никольский. Накануне отъезда Хотуль, как его все называли, зашёл в прорабку на эстакаде за последними инструкциями. Алексей посмотрел на него и спросил: а как ты оденешься? Никита был готов к ответу: « Всё в порядке! Галифе у меня новые, сапоги начищу, шляпу там куплю!»
Без парика
Где бы я ни проживала, ни работала, в отпуск всегда хотелось поехать в Одессу. Как-то под вечер, изнывая от жары, добиралась из центра на вторую станцию Фонтана. Не очень надеясь на успех, махнула шикарной белой «Волге», и она остановилась. За рулём сидел красивый молодой мужчина, типичный одессит. Он сразу расставил точки над «i»: «Отвёз шефа, думаю, что, мне этот рубль помешает?» Далее пошёл нескончаемый комментарий обо всём и всех: «Вы посмотрите на эту дуру! Жара, а она нацепила чёрные брюки и парик! Вот у Вас волосы редкие, некрасивые, но парик же не надеваете!» И что можно было сказать в ответ?
Мемориальная доска
С 1944 по 1956 - год отъезда на строительство Братской ГЭС - я со своими родителями жила на улице Гоголя в доме № 14, красивым лепным фасадом выходящем на прекрасный архитектурный ансамбль Сабанеева моста. Наша квартира в бельэтаже, в прошлом - апартаменты сестёр-домовладелиц, имела отдельный вход с улицы. В стене, возле парадной двери, была неглубокая ниша примерно 25х35 сантиметров, в которой когда-то, вероятно, находилась чугунная доска с именем архитектора этого замечательного творения. В каждое своё посещение Одессы, я приходила сюда, где прошли мои школьные и студенческие годы. На Гоголя (это небольшая очень зелёная улица, где почти каждый дом - памятник архитектуры Х1Х века) я обычно входила с конца - со стороны Дерибасовской, постепенно приближаясь к «своему» дому. На этот раз я заметила: в нишу вставлена мраморная доска, наверное, мемориальная. Значит, власти города, наконец, вспомнили, что в этом доме с 1944 по 1969 годы проживал Павел Иванович Державин, Герой Советского Союза, Почётный гражданин города Одессы. Подойдя ближе, я прочитала: «В этом доме в 1918 году проживал матрос-партизан Железняк ()».
Фасад дома по ул. Гоголя 14.
Руководство Центрального района
22 июня 1996 года на пирсе одесского военно-морского порта, вблизи от боевого корабля морской охраны «Павел Державин» состоялось открытие памятника моему отцу. Его по заказу моряков выполнил заслуженный художник Украины А.Копьёв, автор замечательной скульптурной композиции, посвящённой великому подводнику Александру Маринеску. На причале в несколько шеренг выстроились матросы в парадной форме, присутствовало всё одесское городское руководство во главе с мэром А.Гурвицом, командование сухопутных и морских сил одесского военного округа. Ни моего брата, ни меня на это мероприятие не пригласили, и я оказалась там волею судьбы. Когда организаторы поняли, что у П.И.Державина есть дочь и она присутствует, главенствующая дама, типичная одесситка, одна из руководителей Центрального района, в котором проживал в последние годы отец, безоговорочно заявила, что я обязана не только выступить на митинге, но и отметить, что все хлопоты и затраты по увековечиванию памяти отца были выполнены руководством этого района. Мне было что сказать о замечательном воине и человеке, и тысячная аудитория слушала, не двигаясь, хотя в середине моей речи вдруг пошёл проливной дождь. Заканчивая, я добавила, что от имени семьи П.И.Державина выражаю благодарность жителям Центрального района за добрую память о Почётном Гражданине своего города.
У памятника Герою Советского Союза, Национальному герою Югославии Павлу Державину. Внук, внучка, дочь.
Сухарики
Чтобы понять смысл этого рассказа, нужно представить планировку квартиры, в которой проживал мой отец со своей второй супругой Региной. Итак, кухня от спальной отделялась коридорчиком, прихожей и общей проходной комнатой. В один из моих приездов в Одессу пани Регина ( она по национальности была полячка) лежала в спальной с приступом панкреатита, а я пыталась ей помочь - насушить сухариков из нарезанных поперёк рогаликов. Это было единственным, что она могла съесть. И вот я на кухне, режу рогалики и слышу из спальни: « Тааня, что Вы делаете?» - « Режу рогалики» - « Надо тонко!» - « Я режу тонко» - « Надо ещё тоньше!»
Водные лыжи
Как может изменить жизнь общества появление в нём неординарной, можно даже сказать, замечательной личности! Это случилось в 1970 году, когда на стройку Зейской ГЭС в качестве главного энергетика приехала семья Леонида Лайко, который был не только хорошим специалистом, но и разносторонней увлекающейся личностью. При первой же возможности Леонид съездил в Японию, о чём никто из нас и не мечтал, привёз несколько фильмов, много фотографий и впечатлений, которыми всегда готов был поделиться с любой аудиторией. В нашей новогодней стенгазете это было отражено шаржем с эпиграммой:
Он был в Японии чудесной, Заснял на плёнку много сцен, Узнал бы ласки гейш прелестных, Да мало выдали иен…
Но главной заслугой Леонида были водные лыжи, которые он привёз вместе с катером и гидрокостюмами. Мы, конечно же, «заболели» возможностью пронестись по речной волне, но дело это оказалось непростым. В конце концов, после десятков попыток мне, кстати, единственной из женщин, это удалось. И каждое воскресенье, начиная с ранней весны и до осени ( от холода спасали гидрокостюмы), компания энтузиастов проводила на берегу реки Зеи. А на следующий день, на работе, сотрудники Дирекции Зейской ГЭС бурно делились впечатлениями.
Всегда внимательно слушала Мария Петровна, пожилая полная женщина-плановик. И вот однажды она вклинилась в разговор: «Видела вчера ваше катание на лыжах! Так вы же - за катером!!!»
Дирижёр
Посёлок Светлый - спутник Зейской ГЭС проектировался институтом Ленниипградостроительства (Ленинградский научно-исследовательский институт по разработке генеральных планов и проектов застройки городов) и мне, начальнику технического отдела Дирекции, приходилось часто бывать в его сметном отделе. Там я сразу заметила очень интересную даму-сметчицу. Оказалось, что и она заинтересовалась мною, потому что занималась именно нашими сметами. Естественно, что мы познакомились и нашли общие темы для разговоров, помимо технических. Я искренне похвалила наряд Ольги Николаевны, и тогда она с гордостью произнесла: « Эту кофточку мне привёз зять. Мой зять - » Я понимающе кивнула, но, к стыду, фамилия эта мне ни о чём не сказала. Конечно, в тот же вечер я от друзей получила исчерпывающие сведения о знаменитом дирижёре Мариинского театра и с тех пор всегда обращаю внимание на его выступления и публикации о нём, тем более, что Ольга Николаевна рассказала много интересного о его судьбе, о жизни всей семьи, а впоследствии я познакомилась с его женой и сыном Володей, который учился игре на скрипке. На следующий день Ольга Николаевна предложила мне посетить оперный спектакль «Пётр Первый», на который билеты достать было невозможно. Я купила в окошке администратора предназначенные мне два места во втором ряду партера по центру. Пригласила подругу и неожиданно она не пришла к началу. Я ждала до последнего, а возле, не отходя ни на шаг, стоял средних лет мужчина очень уж заурядной внешности - низенький, буквально - замухрышка, но, видимо, ярый меломан. В конце концов ему повезло, и мы оказались рядом на местах, по-видимому, хорошо известных Темирканову, потому что, заняв свой пост за пультом, он бросил свой взгляд на меня, а затем на моего соседа. Я сжалась в комок, насколько возможно отстранилась от « замухрышки», но чувство стеснения одолевает меня до сих пор.
В Италию - прямо?
бывает очень ветреной и слякотной: с неба сыплется что-то мокрое, успевший выпасть снег, превратившийся в грязную ледяную кашу, «чавкает» под ногами. Мы с подругой собрались на воскресную прогулку в Вильнюс и ждали автобус в числе 15-20-ти будущих спутников. И вот со стороны Каунаса на обочине дороги показалась фигура молодого мужчины неопределённой внешности, в туфлях не по сезону, в лёгком пальто, без головного убора и перчаток. В покрасневшей от холода руке он держал небольшую карту, как оказалось, Европы. Подойдя к нам, мужчина протянул карту и жестами спросил, как попасть в отмеченный на ней город, расположенный на севере Италии – прямо? Мы попытались объяснить, что находится он далеко, показывая на карте, где Литва, но он не понял и не поверил. Видимо, работодатели высадили его на дороге и велели идти прямо, даже не дав денег на автобус, и незадачливый переселенец , ничего не добившись от нас, похлюпал по обочине в сторону Вевиса.
«Это было недавно, это было давно» (Воспоминания о Братске)
Тресковая печень
Вечером, 9 августа 1956 года на одесском перроне, с которого отправлялся московский поезд, было оживлённо. Возле плацкартного вагона собралась немалая толпа нарядных весёлых людей разного возраста с сумками и пакетами в руках. Провожали в Сибирь новоиспеченных инженеров- гидростроителей, выпускников Одесского инженерно- строительного института: молодожёнов Василия Герасименко и Галину Мельниченко, Владимира и Татьяну Конько и знойную красавицу Эльвиру Карпенко.
Из семидесяти молодых специалистов гидростроительного факультета пятнадцать имели назначение в Братскгэсстрой. Такое решение министерства было с трудом получено в результате поездки в Москву Володи Рябых, который потом уехал в Братск первым, чтобы встретить нас на месте. Остальные - Тариель Гогоберидзе, Лёва Мараховский, Володя Калмыков, Ким Ефремов, Надя Сафразова и другие приехали немного позднее. Столик в нашем купе « ломился» от принесенной провожающими еды: конечно же, варёная курица, домашняя колбаса, торт « Наполеон» и прочие кондитерские изыски, все созревшие к этому времени овощи и фрукты, а наши желудки, как назло, уже напичканы «до отвала» всякими вкусностями в дорогу. Так и получилось, что к утру почти все угощения остались в купе: не брать же их с собой в жаркую столицу, где нужно посетить многие места, а главное - недавно открытую ВДНХ. На следующий день мы легкомысленно не стали запасаться продуктами, даже хлебом, в дорогу. Решили, что будем покупать их на станциях. Не помню, чья была спасительная идея купить на одном из перронов мешок яблок, который был водружен в проходе у стола, потому что, отъехав от Москвы совсем недалеко, мы обнаружили на остановках пустые киоски и такие же буфеты. Не было не только колбасы, не говоря уже о горяченьких сосисках, которыми мы наслаждались на ВДНХ, не было хлеба, каких-нибудь булочек. Зато в витринах с разной степенью художественного вкуса были выставлены «узоры» из банок консервов «Тресковая печень». Сначала мы обрадовались, но без хлеба она быстро стала несъедобной, пришлось довольствоваться яблочной диетой.
А мимо мелькали редкие деревушки и полустанки. Кто-то из молодых талантов, кажется, Валя Авдеев, потом напишет:
Вагонные окна сжала тайга, Третьи сутки лес и лес, Здорово всё-таки от Москвы далека Эта самая Братская ГЭС.
Уже в Тайшете мы обратили внимание, что встречающие поезд люди держат в руках зелёные ветки и машут ими перед собой. Очень скоро стало понятно: атакуют тучи мошкары, по-простому, гнуса и спастись от него можно только в помещении. Каждое лето гнус приносил много неприятностей строителям. Позднее , главный инженер стройки наладил контакт с московским институтом микробиологии и тропической медицины и однажды летом мы так и не дождались массового вылета мошкары: она была истреблена, что называется «в зародыше» - опылением камней Падунских порогов. А поезд Тайшет-Братск с нашим прицепным московским вагоном прибыл на конечную станцию, где нас встречал Володя Рябых на грузовике с надписью на бортах: «Братскгэсстрой».
Нужны проектировщики
В моей трудовой книжке навсегда запечатлена дата: 18 августа 1956 года. Это - начало моей непрерывной и, смею заметить, добросовестной службы на стезе строительства гидроэлектростанций. В этот день мы появились в отделе кадров Братскгэсстроя, вооружённые свеженькими дипломами и - направлениями Министерства строительства электростанций (в то время их сооружение и эксплуатация подчинялись разным министрам). Нашу небольшую группу сразу отправили к главному инженеру стройки. А.М.Гиндин, посмотрев дипломы, сказал: «Будете работать в проектной конторе, срочно нужны проекты производства работ». Многие из тех, кто будет читать эти строчки, представляют себе Василия Герасименко - высокого, строгого, в гимнастёрке, участника войны, оставившей на его теле следы от ранений, будущего начальника строительства Усть- Илимской ГЭС, и Владимира Конько в лётной куртке морского авиатора, будущего главного инженера строительства Зейской ГЭС и главного инженера Главка Минэнерго. Арон Маркович, видимо, почувствовал, что перед ним - сильные личности, способные инженеры, поэтому долго не сопротивлялся их категорическому отказу: «Ладно, пока нет подразделений по строительству основных сооружений, пойдёте прорабами в Управление механизированных работ, а ваши спутницы туда же - мастерами».
Чешская делегация в Братске. Крайний слева начальник Братскгэсстроя И.И. Наймушин, крайний справа главный инженер A.M. Гиндин. И.И.Наймушин и А.М.Гиндин стали Героями Социалистического Труда, лауреатами Ленинской премии. Эти высшие знаки общественного признания были оказаны им за вклад в технический прогресс советской энергетики. Но их заслуга велика еще и в том, что, оставаясь яркими индивидуальностями со своим мнением, они стремились поддерживать и в других чувство личного достоинства, свободы суждений, способность доказать правоту. Прежде чем построить ГЭС, они создали нечто более важное, хотя и лежащее в ином измерении, - хорошую рабочую атмосферу, помогающую перекрывать реки, возводить плотины, прокладывать новые пути - и делали это с желанием, радостью, вдохновением. -
Несколько ночей мы провели в палаточном городке «Зелёный» под равномерный рокот Падунских порогов, а потом отдел кадров «осчастливил» нас двумя комнатушками площадью по 6 Х 2 м, предназначенными для умывальников в щитовых бараках семейных общежитий 45-го квартала правого берега. Часть площади занимала печь, у стены стояла узкая железная кровать, поместился ещё импровизированный стол из чемоданов с моим приданым. В конце сентября у двери появился мешок картошки, заработанный мужем на её уборке. В нашем общежитии в каждой комнате проживало по 2-3 семьи с детьми, поэтому мы в своих шести квадратах чувствовали себя вполне комфортно, тем более, что комнатушка, как резиновая, принимала в себя ещё и гостей. Нередко приходили Алла и Вася Герасименко, и тогда под шестиструнную гитару звучали задушевные украинские песни: друзья, прожившие 4 года бок о бок в студенческом общежитии, давно имели любимый репертуар, который исполняли почти профессионально. Приходили шахматисты, благо, я не забыла захватить свои заслуженные доску и часы. На электроплитке кипела картошка в мундире, хозяйки нарезали вкуснейшее сало, присланное Васе родителями из родной деревни. А завтра каждый из нас торопился на свой участок нелёгкой ответственной работы.
Ледоход-1957
Управление механизированных работ Братскгэсстроя, где началась наша трудовая биография, занималось земельно-скальными работами - устройством выемок и отсыпкой автодорог и площадок. Оно имело немало строительной техники, которой, впрочем, всегда не хватало. В его ведении были каръеры скального грунта, щебня, гравмассы, песка, организацию работ в которых поручили прорабу В.Конько. Дело оказалось нелёгким: экскаваторы постоянно ломались, ремонтная служба была невелика, поэтому сразу пригодились знания и навыки военного и послевоенного времени, которые Владимир получил в процессе учёбы в авиационном училище и последующей службы на аэродроме морской авиации. Я стала мастером на отсыпке временных дорог под руководством прораба А.Шварёва - неопределённого возраста, небольшого роста с единственным зубом во рту, умевшим высказать мысль только нецензурными словами. Мой прораб появлялся только утром, давал мне задание в форме «нагоняя» и исчезал, оставив чертёж дороги, по которому мы с геодезистом делали «разбивку».
Незаметно пришла . Оказалось, что нужна не просто тёплая, а очень тёплая, вдобавок, удобная одежда. Выдали чёрные валенки, конечно, большого размера, телогрейки и - радость! - полушубки, тоже чёрные и тоже большие. По современным правилам женщины не носили мужских шапок, только платки, а из-под полушубка обязательно должна была виднеться юбка, под которую, за неимением колготок, надевались шаровары. В этом наряде нужно было не только находиться на дороге, но и запрыгнуть на подножку самосвала, влезть на гусеницу бульдозера иногда для того, чтобы напомнить комсомольцу об уплате членских взносов, потому что в первые же дни моего появления в УМР было созвано собрание и я стала секретарём бюро комсомольской организации. Самым ответственным объектом была отсыпка бечевника - автодороги от правобережной площадки до створа будущей ГЭС, прижавшейся к береговым скалам. Работы велись круглосуточно, очень напряжённо: поджимали сроки начала устройства банкетов котлована первой очереди, призванного отгородить 2/3 русла реки. И вот настал день, когда начальник управления объявил, что назначает меня мастером в смену прораба Герасименко по их отсыпке. Ура! Мы приблизились к своей цели - непосредственного участия в строительстве величайшей в мире ГЭС! Началось с прокладки вспомогательной ледовой дороги, параллельной бечевнику. Нам с геодезистом была вручена схема, он шёл впереди, я в своих валенках и полушубке - за ним, а за мной двигались два бульдозера с удлинёнными ножами, перекрывающими друг друга. Лёд достигал двухметровой толщины и сзади тянулась гладкая поверхность дороги с аккуратными бордюрами изо льда и снега. В створе плотины уже давно кипела работа: рубились на льду, сталкивались бульдозерами в майны ( большие проруби) и загружались камнем ряжи продольной перемычки. Работами руководил Алексей Шохин - инженер с комсомольским задором в сердце, будущий начальник строительства Зейской ГЭС.
К этой перемычке должны были примкнуть верховой и низовой банкеты, создав «П»-образную замкнутую территорию, как бы огромную чашу, в которой, благодаря постоянной откачке воды, насухо производились работы по устройству котлована и бетонированию «бычков» водосливной плотины. Отсыпка верхового банкета велась со льда: сначала в «бой» вступала ледорезная машина, которая надрезала (не до самой воды) лёд по контуру майны, затем продолжала бригада подрывников под командой красивого, высокого, энергичного Пороха. Я сначала решила, что это прозвище, но подписав первые наряды, обнаружила: фамилия. Они забуривали перфораторами сетку скважин, опять же, не до воды, закладывали в них взрывчатку и превращали сплошной ледовый массив 10х10 метров в кашу из шуги. Пришлось пожертвовать одним из ковшей драглайна- вырезать в нём отверстия для выхода воды. Из майны вычерпывался плавающий лёд, грузился в самосвалы и отвозился в отвал, вниз по течению. А по бечевнику постоянно двигалась очередь МАЗов со скальным грунтом. Один за другим они разворачивались, осторожно подъезжали к кромке майны и высыпали в воду свой груз. Рядом постоянно дежурил замечательный специалист и человек на своём стареньком бульдозере, чтобы при необходимости столкнуть в майну оставшийся грунт. Работа шла круглосуточно, без выходных и праздников, а мастера и прорабы работали по 12 часов в смену. Часть банкета, примыкающая к ряжам, отсыпалась грунтом, подвозимым с левого берега по лежнёвке - прочной дороге, с настилом из бруса и надёжными колесоотбоями. К концу марта опорная призма банкета была отсыпана на 80 % длины, оставался проран, в котором бурлила ангарская вода. 30 марта 1957 года к месту события - первого перекрытия, как назвали его руководство и проектировщики, собралось немало народу. Чтобы соединить отрезки банкета, нужна была отсыпка крупных камней, которые неспособно унести течение. К этому штурму Братскгэсстрой серьёзно подготовился и к вечеру того же дня был открыт сквозной проезд от ряжевой перемычки до правого берега. Но работ по расширению банкета, его укреплению, отсыпке фильтров было ещё много. 1 мая проходила обычная рабочая смена: я находилась где-то посередине банкета, дальше к ряжам - бульдозер и точковщица Люся, второй бульдозер трудился ближе к правому берегу, по бечевнику шла вереница гружёных самосвалов. И тут раздался оглушительный треск и крики: люди! Как в начале, так и в конце лежнёвки стояли щиты с заграждающими надписями: не только проезд, но и проход по ней был запрещён в ожидании ледохода. А по руслу реки катился громадный вал льдин двухметровой толщины. Настил дороги вставал дыбом, брёвна трещали под напором льда, а впереди этого смертельного вала бежали двое мужчина и женщина. На откосе банкета собрались водители, готовясь оказать помощь, потому что между настилом и откосом насыпи уже образовалась полоса воды. Удалось, хотя пара тряслась от холода и ужаса.
А ледовый вал, перемешанный с обломками бруса, всё полз и полз. Мы замерли: через пару минут оказалось, что язык ледохода уже на середине банкета, а со стороны ряжей остались 2 машины, бульдозер, Люся. Что делать? И тут вторжение замерло. Сейчас же, несмотря на опасность новых подвижек, несколько смельчаков начали карабкаться по горе льда, но к счастью, с другой стороны уже показались люди: 2 водителя, бульдозерист и насмерть перепуганная точковщица, а по бечевнику уже мчались машины с начальником управления и другими руководителями. Нас с Люсей посадили в кабину и отправили по домам. Таким был мой первый ледоход на строительстве гидростанций.
«Дочери России»
19 июня 1959 года коллективом Братскгэсстроя было осуществлено перекрытие левобережной части Ангары. Вернее, реку не перекрыли, а направили в искусственное русло, так называемую гребёнку водосливной плотины, выстроенную в котловане первой очереди. К моменту перекрытия его каменные банкеты были разобраны и вода потихоньку осваивала забытое за 2 года направление. Тем не менее, поворот потока реки в отверстия, регулируемые затворами, в гидростротехнике всегда назывался перекрытием. Он требовал серьёзной теоретической и практической подготовки, максимального напряжения сил всего коллектива и являлся крупной победой гидростроителей. Традиционно к этому событию изо всей страны съезжалось много гостей различных рангов, журналистов, кинодокументалистов, которые так и рыскали по стройке в поиске интересных сюжетов и необычных ситуаций. Партком и комитет комсомола, чтобы облегчить задачу журналистам, создали группу строителей разных профессий и возрастов, не занятых в этот день: рабочие, бригадиры, мастера. По каким-то критериям в неё попали мастера Наташа Ордынская и я. Думаете, нам было легко? Нужно было много раз перемещаться по объектам да ещё позировать, тогда как практически все жители правого и левого берегов весёлыми шумными группами облепили все возможные площадки, наблюдая за ходом перекрытия. В этот жаркий нерабочий для меня день я была в платье - голубеньком, ситцевым, которое впервые в жизни сшила сама по выкройке из « Работницы». На обложке этого журнала и появился мой портрет на фоне полной панорамы стройки. Конечно, горжусь им и храню. А через год нам стали приходить письма из не очень отдалённых мест примерно с одинаковым содержанием: « Мой срок заканчивается, хотелось бы встретиться, Вы мне очень понравились». Позже приехала киногруппа из Москвы с целью заснять сюжет для хроникального фильма «Дочери России». Кто-то почему-то назначил героиней меня и я не раз сетовала: нет времени, нет таланта, да и внешность нефотогеничная, но «процесс пошёл» и нам с мужем приходилось делать всё, что требовали режиссёр и оператор. Сценарий возникал по ходу съёмок: работа, дом, природа. Дома (мы к этому времени уже жили в двухкомнатной квартире брусчатого коттеджа ) совсем замучили: было заснято несколько ситуаций каждый чуть не по десять дублей, в том числе за пианино. Всем надоела « Песня Сольвейг» Грига, которую я раз от раза повторяла под жарким светом переносных прожекторов (оператор запретил играть что-то новое). Наконец, всё закончилось.
Через год фильм показали в одесском кинотеатре «Хроника» на Дерибасовской, и моя мама посмотрела его много раз, а мне так и не удалось. Только через какое-то время в одном из журналов появилось фото кадра с комментарием: «Чтобы полнее рассказать о светлом и стойком характере советской женщины, кинооператоры исколесили всю страну. Они побывали в лаборатории замечательного учёного Лидии Курносовой, получившей на международном конгрессе астронавтов первый «Паспорт на Луну». Героинями фильма также стали: известная миру Валентина Гаганова, парашютистка Валентина Рулева, жительница Камчатки врач Антонина Иванова, учительница с крошечного острова Жужмуй Алла Чеснокова и инженер Татьяна Державина (моя девичья фамилия ), строящая Братскую ГЭС.
Татьяна Конько, строитель Братской, Зейской , Усть- Илимской ГЭС и Круонисской ГАЭС. Июнь 2011 года. Литва.
