Утром обнаружили, что ночевали на очень грибном месте. Грибами, типа наших подберезовиков, было устлано все прилегающее пространство. Взбирались вдоль ручья довольно долго и все ждали, когда появятся озера, а их все нет и нет. И вдруг, о ужас, третий сюрприз – речка раздвоилась и вдоль каждой из них идут тропы. Та речушка, что по ходу нашего движения была слева, показалась нам более крупной и мы, обуреваемые сомнениями, двинулись по ней. Как выяснилось позже, здесь мы допустили первую ошибку, которая обернулась в итоге потерянным днем.
Вдоль Тляротинки в глубоких раздумьях.
Во второй половине дня добрели до каких то озер, очень небольших. После второго по ходу озера тропа незаметно растворилась, кругом никаких признаков пастбищ и мы поняли, что заплутали. Огорчение было скрашено тем, что набрели на большую площадь не растаявшего снега. Посовещавшись, решили продолжить движение вверх, а там видно будет. Часа через два ходу оказались на краю очень крутого спуска. Внизу зеленело плато, речушка и, о радость, баранта (сверху, как букашки). Спуск, как обычно, оказался труднее подъема, но через какое-то время на полусогнутых спустились на плато, пересекли речушку, которая протекала по дну оврага и поднялись по крутому склону наверх. Не успели толком осмотреться, как на нас вылетели четыре овчарки. Хорошо, что у нас были палки-посохи, которыми можно было обороняться. Собаки прижали нас к обрыву и не давали шагу ступить, дистанция на длину вытянутой руки с палкой. Так мы довольно долго «переругивались», пока не приковылял пастух и, отогнав собак, повел нас к стаду. По дороге объяснил нам, где мы ошиблись, надо было идти по правой протоке, как мы уже сами сообразили. Собаки были молодые и очень свирепые, поэтому пастух предложил нам добраться до соседнего стада, указал дорогу, извинился и отпустил нас с Богом.
На фоне снежной полосы.
Примерно через час, следуя на запад, мы добрели до искомого стада. Оно оказалось тем самым, на которое мы должны были выйти, если бы не ошиблись. Огромное стадо, три чабана, пара лошадей, палатка и несколько собак. Вот и все чем они располагали. Удивило отсутствие таких вещей, как топор, ружье, одеяла, радиоприемник. «А зачем?» - отвечали они. Ребята очень симпатичные и добродушные, но с кинжалами за поясом. Собакам что-то сказали и они больше нас не замечали.
С пастухами.
Здесь нам было оказано настоящее кавказское гостеприимство. Накормили свежей бараниной, тушеной в ведре на костре. Вместо хлеба влажная, грубого помола мука, которую надо было брать руками из общей посуды, сминать как снежок и отправлять в рот. Наелись на два дня вперед, распили дружно бутылку водки, которую предусмотрительно взяли с собой, и уже в полной темноте отправились спать. Нас поместили в палатку, которая служила им складом. Там хранились шкуры съеденных барашков, провизия и личные вещи. Сами пастухи ночуют в ней редко. Каждый вечер стадо сгоняется к подножию отвесной скалы. При этом около половины периметра стада не надо охранять. Пастухи с собаками располагаются в трех точках оставшегося периметра. Спят они прямо на земле в папахах, подстелив под себя половину бурки и укрывшись другой половиной.
День четвертый
Августовский снег.
Утром вышли из палатки, а вокруг белым бело, выпал снег. Один из пастухов вывел нас на нужное место. Показал видимые ориентиры, следуя которым мы должны были выйти на самую высокую точку и, повернув далее на восток, двигаться по хребтине, имея слева Дагестан, справа Грузию, а под ногами бараньи и лошадиные экскременты. До хребтины мы дошли довольно быстро и без приключений. Ориентиром служили высокие скалы, видимые издалека, да и экскрементов на каменистой дороге было достаточно. А вот когда повернули на восток и вышли на плато, заросшее травой по пояс, то с экскрементами стало хуже. Эта часть пути была легкой, без подъемов и спусков. Вначале тропа как-то узнавалась, а потом и вовсе исчезла. Экскременты попадались несколько раз, но явно не лошадиные, а когда на песчаном участке пути различили следы довольно крупных лап, то нам стало жаль, что свой цельнометаллический топорик мы подарили пастухам. И еще мы поняли, что снова сбились с тропы.
Привал.
Успокаивало то, что по всем признакам мы на хребте, движемся на восток по господствующей отметке. И так мы шли в сомнениях, пока слева от нас не выросла высоченная гора, а прямо перед нами оказалась осыпь аллювиальных отложений с углом откоса около 45%. Вверх осыпь простиралась на 100-150 метров, а вниз было страшно смотреть. Ширина осыпи не более 40 метров и мы решили пересечь ее напрямую. Альтернативой обогнуть осыпь, двигаясь вверх, мы, конечно, пренебрегли, но не потому, что «умный в гору не пойдет», а просто от того, что сильно утомились. Предыдущие дни давали себя знать. Довольно крупный гравий с вкраплениями валунов вселяли уверенность в успехе, и мы пошли, от валуна к валуну. Женя впереди, я за ним. Довольно неприятное ощущение, когда из под ног, время от времени, вылетают камни и летят с грохотом, Бог знает куда. Страховки, кроме палок, никакой. Все шло терпимо, но в самом конце, когда Женя торжествующе вертелся на последнем валуне, а мне оставалось пройти буквально два шага, я чуть не загремел с камешками вниз. При очередном шаге левая нога стала твердо, а правой пытаюсь наступить, а она съезжает вниз вместе с камнями. И так несколько раз. Как я сбалансировал на одной ноге, до сих пор удивляюсь. Выручил снова благословенный посох, который мне протянул Женя. Ухватившись за него, я рискнул оттолкнуться от зыбкого склона правой ногой и через мгновение оказался на валуне. Возвышенность, которая неожиданно выросла слева от нас и напугала осыпью, продолжала и дальше оставаться слева, загораживая от нас Дагестан. Зато грузинская сторона временами стала проглядываться сквозь тучи справа от нас. Виды такой потрясающей красоты, что захватывало дух. Продолжая двигаться на восток, через некоторое время мы увидели справа от нас под обрывом поляну, а на ней баранту и пастухов. Переговариваться с пастухами было бесполезно, они находились намного ниже нас. Меня очень волновал вопрос, где начинать спуск, боялся угодить в незнакомые места. Несколько раз проорал «Лагодехи» и махал рукой на восток. Пастухи дружно указали в ту же сторону и мы, уже более спокойно, двинулись дальше. Если предыдущий день поражал нас изобилием родников, ручейков, озер, то путешествие по хребту такой радости не доставляло. Весь день без воды. Уже вечерело и вдруг: «О радость!», вдали появилась стена леса. Неужели это то самая верхняя граница леса, которую мы видим, глядя на «Нина Горы»? Еще немного на восток и справа показалась хребтина, уходящая вниз на южную сторону. Деревья мешали разглядеть, что внизу. Решаемся спуститься по этой хребтине метров пятьдесят и вдруг между деревьями открылся потрясающий вид, который не оставил никаких сомнений, внизу был Лагодехи. Было видно, как зажигаются огни в вечернем городе. Досадно, нам не хватило каких-то двух трех часов, но следовало подумать о ночлеге. На самом перегибе хребта установили палатку и мгновенно заснули.
День пятый
Утром собирались не спеша. Любовались панорамой Лагодехи при чистом небе и такими далями, о которых рассказывать бесполезно, их надо видеть. Неожиданно, и довольно быстро, с юго-запада начали наползать грозовые тучи. Раскаты грома были оглушительные, а тучи, что самое забавное, надвигались строго на нашем уровне. Надо было срочно давать деру, чтобы не оказаться в грозовом фронте. Мы решили спускаться не по хребту, а прямо по склону вниз. Из тучи мы выскочили вовремя, а вот под хороший дождь угодили. На наше счастье спуск оказался легким, крутым, но без обрывов. Затрудняли спуск сплошные потоки, устремившиеся вниз. Страх оказался хорошим помощником, и мы довольно скоро оказались у подножия, где-то много ниже водопада. Расшумевшаяся от дождя Шромка очень впечатлила моего напарника, он такое видел впервые. Пришлось воздействовать личным примером. Форсировали Шромку не раздеваясь, в кедах и штанах, все равно были уже были мокрые насквозь.
Когда вошли в Лагодехи, дождь уже давно кончился, на улицах сухо, а мы шли мокрые, небритые, в драных штанах и кедах через центр, хорошо, что не встретили знакомых. Около двенадцати по полудню, к огромной радости и неожиданно для родни, оказались дома. А дальше, как положено, – душ, переодевание, застолье, изабелла, соседи, рассказы и разговоры до позднего вечера.
На речке.
На другой день показали Жене Лагодехи, речку, заповедник. Пока мы гуляли, мама по блату достала билеты на самолет по маршруту Лагодехи-Тбилиси-Москва. Прилетев в Тбилиси, не заходя в аэропорт, пересели на московский рейс и через три часа были в Столице.
P.S.
В 2007 г. к семидесятилетию Жени Уженкова сочинил шуточные стихи про наш переход, которые привожу ниже вместе со схемой нашего маршрута.
Как сгоняли для потехи два пижона в Лагодехи
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
И под улыбки обедавших, показывал Гиви, как надо нести тарелку. Сам доктор этому ремеслу, конечно, нигде не обучался, разве что в ресторане видел, как, бесшумно скользя по залу, ловко носили тарелки. Правда, показывая, как это делается, доктор иногда бил посуду. Шания же на его выговоры неизменно отвечал: — Товарищ лейтенант, но ведь я руки перед обедом долго-долго мыл. Так что ешь, не бойся. Несмотря на все недостатки, офицеры менять Шанию на другого не соглашались. Нравился нам этот непосредственный, милый парень, а каков-то еще будет новый?..
* * *
Где бы я не служил, всегда замечал, как тянутся матросы к животным. Что ни говори, а сказывается монотонность службы. А тут — живое, преданное тебе существо, нуждающееся в твоей заботе. Много раз матросы просили у командира разрешения завести собаку, но Бандуров был против. Его отказ понятен: как в море собаке справлять свои делишки? — Мы его в обрез научим ходить, товарищ командир, вы только разрешите, — убеждали матросы капитан-лейтенанта. Но Александр Петрович оставался непреклонен. И вот как-то в Одессе Никитин подобрал щенка неопределенной породы. — Жалко его стало, товарищ командир, — оправдывался перед Бандуровым Сергей Иванович. — Вижу, сидит голодный, забитый с печальными глазами. Думаю, пропадет ведь. Ну и взял.
— Мальчишество все это, Сергей Иванович. Ну, да не выбрасывать же теперь. Но смотрите, не с помощника, а с вас буду спрашивать за чистоту на верхней палубе. Как бы потом вы сами не предложили свезти щенка на берег. Но пес прижился. Был он чистоплотным, ходил в одно место. Нептун — так назвали щенка — играл с матросами на палубе и со звонким лаем бежал на корму с ютовой группой при швартовке. Кто-то сказал, что на железном корабле собака все равно погибнет. — Узнаю в медотделе, — пообещал доктор. Вечером в кают-компании доктор авторитетно заявил: — Нужно Нептуну обязательно надеть медный ошейник, тогда не будет сказываться влияние железа. На соседнем эсминце так сделали, и собака плавает уже три года. Медный так медный. Вскоре корабельные умельцы сплели Нептуну из медной проволоки красивый ошейник с надписью: «Нептун, СКР «Росомаха», в котором наш пес все время и щеголял. Не знаю, влиял ли этот ошейник на здоровье Нептуна, но когда я через несколько лет, встретившись с нашим боцманом, спросил о здоровье собаки, мичман Панин с улыбкой ответил: — Жив наш курилка, что ему сделается. Выходит, прав был доктор.
* * *
В одно из увольнений на берег жена с неудовольствием сказала: — А ты, Витек, полнеть стал. Гляди, уже жирок на животе завязывается. Наверно, мало двигаешься? Что я мог ответить? И сам стал замечать за собой такой грешок. Видно, сказывалась ограниченность пространства на корабле. Зарядка мало помогала. У матросов все же было побольше физической работы. Кроме того, летом они часто купались у борта корабля.
Инструктаж личного состава, свободного от вахты, перед купанием (из альбома старшины 1 статьи в отставке Муратова А.И.) - Когда по трансляции объявлялось: «Личному составу приготовиться к купанию», меня это мало радовало. Здесь уж офицерам не до купания. Нужно тщательно посчитать количество купающихся, проверить, чтобы это количество соответствовало снятым головным уборам и обуви. После купания нужно проследить, чтобы на палубе не осталось ни одного лишнего берета и ни одной пары ботинок. Вот и получается, что самому купаться некогда. То же и с черноморским загаром. Объявляется форма одежды на палубе — в трусах. Но офицер, конечно, в брюках и в легком хлопчатобумажном синем кителе. В отпуске мама обычно спрашивала: — Сынок, ты же служишь на курорте, почему у тебя все тело белое? Кое-как отшутишься, а сам думаешь: «Ну, какой у нас курорт? И кто только придумал, что служба на Черноморском флоте благодать? Наверное, из тех, кто сам никогда не служил на юге. Попробовал бы тот остряк пройтись в ботинках по раскаленной, как сковородка, палубе. Думаю, что сразу бы попросился на Север».
* * *
Осенью нам предстояло участвовать в учении. Собрав нас, командир объявил: — Товарищи офицеры! Нам надлежит выполнить две задачи, каждая из которых потребует умения и слаженности всего экипажа, всех боевых частей и служб. На первом этапе в составе кораблей охранения мы будем сопровождать транспорты и корабли, которые в назначенной точке побережья высадят десант. Затем, вместе с другими кораблями, будем стрелять по берегу. Мы должны своей корабельной артиллерией разрушить укрепленные позиции «северных», с тем, чтобы обеспечить успешную высадку десанта. Так что, как говорится, пришел наш звездный час. А теперь детали... Склонившись над картой, мы начали прорабатывать задачи, которые предстояло решить на каждом этапе перехода и в период артиллерийской поддержки. Задачи были сложные. На переходе морем «северные» наверняка попытаются атаковать конвой подводными лодками, торпедными катерами, предпримут атаки и с воздуха. Поэтому мы тщательно отрабатывали варианты противолодочной и противокатерной обороны, продумывали, как лучше защитить десантные корабли с воздуха. — Главное, — сказал командир, — своевременно обнаружить корабли и самолеты «северных». И здесь на радиотехническую службу ложится особая ответственность: от того, как сработают радиометристы и гидроакустики, зависит успех всего корабля. Надеюсь, вы это понимаете, товарищ Иванов? — Так точно. Понимаю не только я, но и все мои подчиненные. И заверяю, что РТС и БЧ-IV не подведут. — Добро. Теперь с ...
Долго шел обстоятельный разговор о задачах каждой боевой части и службы. Разошлись поздно. Завтра предстояло получать боезапас, уточнять действия в штабе части, где каждому кораблю будет поставлена конкретная задача, указано место в ордере. Выступая перед комсомольцами, заместитель по политчасти сказал: — Морской десант, бой за плацдарм, занятый противником, всегда были испытанием на стойкость, проверкой ратного мастерства. Наш корабль десант не высаживает, но мы должны уберечь десантные корабли от ударов «северных» на переходе морем, а затем залпами нашей артиллерии обеспечить успешную высадку десанта. От каждого из нас во многом зависит выполнение задачи. Предельная бдительность на переходе, поражение условного противника с первого залпа — вот слагаемые успеха.
* * *
Ночью мы бесшумно отошли от стенки. В назначенном квадрате встретили конвой. Растянувшись в кильватерной колонне, без единого огонька, десантные корабли, тяжело загребая воду тупыми форштевнями, медленно шли по намеченному курсу. Заняли свое место в ордере. — Боевая готовность номер два. Вариант ПЛО, ПКО, ПВО. Боевой смене заступить! — объявили по трансляции. Внимательно вглядывались сигнальщики и наблюдатели в ночную темень, чутко слушали глубины моря гидроакустики, непрерывно вращались крылья антенн, ведя разведку воздушного и морского пространства. Сидя на своем КП в рубке станции воздушной и надводной обстановки, я держал непрерывную связь с гидроакустиками.
Светало. Внезапно раздался голос Геннадия Быкова: — Пеленг триста сорок, дистанция пятнадцать. Предполагаю контакт с подводной лодкой! — Классифицировать контакт! Через минуту: — Пеленг триста сорок два, дистанция шестнадцать. Цель - подводная лодка! — Товарищ командир, обнаружена подводная лодка, пеленг... дистанция... — доложил я на ГКП. Тотчас же по кораблю разнеслась трель звонков колоколов громкого боя.
— Атака подводной лодки! Я представлял себе, как напряжен сейчас наш минер. Данные выхода в атаку обрабатывали приборы управления, но от Никитина, сидящего у рекордера, зависела точность залпа реактивных бомбовых установок. — Носовые бомбометы, товсь! — Пли! Срываясь с направляющих, оставляя за собой шлейф огня и дыма, реактивные глубинные бомбы с завыванием устремились к цели. На фоне светлеющего неба бомбы были хорошо видны. Далеко по курсу корабля поднялись взрывы. С флагманского корабля сигнальный прожектор передал: — Благодарю за службу! Усилилось волнение моря. Ветер и течение сносили корабли с курса. Пришлось потрудиться Дюкову и его подчиненным. В конце перехода корабли подверглись атаке с воздуха. Сторожевик, ощетинившись стволами орудий, вместе с другими кораблями открыл огонь по радиоуправляемым мишеням. Подойдя на дистанцию залпа к берегу, корабли охранения вместе с кораблями артиллерийской поддержки открыли огонь по позициям «северных». Разрывы вспороли берег. Волна за волной понеслись над укреплениями «противника» самолеты.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В заключение приведем групповые фото выпуска 1948 года.
Фото 1945 года. Фотографировались в память об окончании семилетки.
Выпуск 1948 года. Фото на память с любимыми командирами и преподавателями. Все впереди...
ВСЯ ОСТАВШАЯСЯ ЖИЗНЬ
Грузинский Политехнический Институт я закончил в 1953 году, получив специальность инженера гидростроителя. Поехал строить Эзминскую ГЭС на реке Терек. Работал старшим прорабом станционного узла. Его хорошо видно, когда проезжаешь по военно-грузинской дороге мимо поселка Чми (Тергиспира). В 1954 году к нам прибыли на преддипломную практику студенты Московского инженерно-строительного института. Среди них оказалась Кротовская Зоя Мечеславовна, которая вскоре стала моей женой.
После пуска первого агрегата меня перевели на строительство Горьковской ГЭС начальником участка по сооружению крупной насосной станции по перекачке паводковых вод из реки Костромки в Волгу. Те, кто посещал Ипатиевский монастырь, непременно пересекали Костромку через верхнее строение нашей насосной, служившее одновременно автомобильным мостом.
По завершению строительства мы с женой перебрались в Москву. Здесь мне повезло. По судьбоносной для меня рекомендации заместителя главного инженера строительства (между прочим, по совпадению его фамилия была Михайлов) я был принят на работу в только что образованный Всесоюзный институт организации энергетического строительства «Оргэнергострой». Институт создавался с размахом, общей численностью около 5 тысяч человек, в том числе в научной части 1,5 тысячи человек, с филиалами в Ленинграде, Куйбышеве, Новосибирске, Одессе, Тбилиси, Талине и других городах. «Оргэнергострой» стал моим третьим и последним местом работы. Я проработал в нем 40 лет с 1957 года по 1997 год, из которых последние 24 года в должности заместителя генерального директора по научной работе. Закончил заочно аспирантуру в МИСИ и в 1970 году защитил там же кандидатскую диссертацию. В научном плане специализировался на проблемах строительства высоких бетонных плотин ГЭС. Пока не стал замом по науке, очень много времени находился непосредственно на объектах внедрения новой техники и технологии на строительствах Братской, Красноярской, Саяно-Шушенской, Зейской, Чиркейской, Ингурской и многих других ГЭС. Братская ГЭС – самая памятная. Здесь научился преодолевать настоящие трудности, приобщился к таежному и водному туризму, полюбил бардовскую песню и обрел самых близких друзей на всю оставшуюся жизнь.
Редакция
Президиума Верховного Совета Грузинской ССР награжден 16 декабря 1960 года Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Грузинской ССР // Заря Востока. - Тбилиси, 1960. В 1969 году К.И.Чикваидзе защитил кандидатскую диссертацию на тему "Исследование эффективности применения естественного льда для охлаждения бетонной смеси". Работал заместителем директора Всесоюзного института по проектированию организации энергетического строительства (Оргэнергострой) Минэнерго СССР.
За весьма долгую трудовую биографию К.И.Чикваидзе имеет целый ряд государственных наград и достижений: - медаль "За трудовую доблесть" (За строительство Красноярской ГЭС) - медаль "За долголетний и добросовестный труд" - медаль "800 лет Москвы" - серебряная медаль ВДНХ СССР - звание и знак "Почетный энергетик" Минэнерго СССР - почетные знаки "Ударник 10-й пятилетки" и "Победитель социалистического соревнования" (1973 г.) -почетные знаки строителя "Братской ГЭС", "Красноярской ГЭС", "Саяно-Шушенской ГЭС", "Усть-Илимской ГЭС", "Токтогульской ГЭС", Зейской ГЭС", "Ингурской ГЭС", "Курпсайской ГЭС", "Каскада Нижненарынских ГЭС" (эти знаки - особая личная гордость нахимовца-энергостроителя!) - имеет более 70 научных публикаций, 6 авторских свидетельств на изобретения. Один из авторов изобретения - Установка для приготовления полистиролбетона.
Несколько лет работал по совместительству генеральным директором совместного Советско-Американского предприятия. Намечались очень перспективные проекты по строительству в Москве и Подмосковье с использованием передовых технологий, но всему положил конец обширный инфаркт, настигший меня в августе 1997 года. С тех пор берегу здоровье и активно занимаюсь приусадебным садоводством и огородничеством на подмосковной даче. Крестьянские гены дают себя знать и у меня в теплице хорошо растут паслены и виноград, всегда на грядках тархун, реган, цицмада, кинза. Дети оборудовали мне в Москве Интернет, и стало совсем весело жить. Раньше с нетерпением ждал весны, а теперь не терпится в Москву к компьютеру.
С мамой, дочерью Ириной и внучкой Машей
У нас двое детей Ирина 1956 года рождения и Георгий 1962 года рождения. Оба в детстве проводили каждое лето в Грузии. Три внучки Маша (1985 г.), Аня (1986 г.) и Таня (1989 г.) мечтают попасть в Лагодехи. В этом году 19 июля 2010 года у нас появилась правнучка – Лейла. Моя мама Михайлова (Чикваидзе) Евгения Николаевна умерла в 1988 году и похоронена в Москве. Из четвертого поколения Михайловых в живых остался я один. ЛАГОДЕХИ МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ
С 1945 по 1953 год, будучи воспитанником ТНВМУ, а затем студентом ГПИ, я использовал каждую возможность побывать в Лагодехи. Иногда это удавалось на зимних или на летних каникулах. Потом в конце пятидесятых я приезжал показывать Лагодехи своей молодой жене. А уже потом Лагодехи осваивали мои дети, где-то с конца шестидесятых, когда мама вышла на пенсию и брала их к себе на лето. Хочу рассказать об одном очень памятном для меня визите в Лагодехи.
ПЕШКОМ В ЛАГОДЕХИ
С сыном Георгием.
В 1970 году сын как обычно проводил лето в Лагодехи, а мне предстояло забрать его из Тбилиси в Москву. Мама должна была доставить его в Тбилиси в конце августа, а я самолетом в Москву к 1 сентября. В это время я спланировал командировку в наш Тбилисский филиал, который в то время курировал. Неожиданно возникла необходимость срочно выехать на строительство Чиркейской ГЭС в Дагестане. Мы с коллегой и другом Женей Уженковым отправились туда с намерением после завершения дел на ГЭС добраться до Тбилиси самолетом или автобусом из Махачкалы. Завершив дела на ГЭС, мы приехали к моему брату Володе Калишук, который после демобилизации обосновался в Махачкале. Здесь нас ждала оглушительная новость, что Грузия, в связи со вспышкой холеры, закрыта на карантин. Тбилисский аэропорт работал только на транзит, в город никого не выпускали. При обсуждении сложившейся ситуации на семейном совете у Калишуков, я посетовал: «Ну, надо же, как обидно! Сын рядом, за бугром, и ничего сделать нельзя. Хоть пешком иди». На что Вова, который заведовал гаражом и ремонтом почтовых машин, отреагировал: «А почему бы и нет? Я точно знаю, что из Тляроты в Лагодехи местные ходят. До Тляроты я вас доброшу, а дальше язык до Киева доведет». Смотрю вопросительно на Женю, один я, честно говоря, на такую авантюру не рискнул бы. А он в ответ: «Ираклич, хорошо бы пару рюкзачков раздобыть». Раздобыли и рюкзачки, и палатку на двоих и, конечно, одежонку «с миру по нитке», и даже туристический топорик. Затолкали цивильные шмотки и трехдневный запас провианта в рюкзаки и улеглись спать.
День первый
Рано утром Володя усадил нас в почтовый крытый грузовик. Устроились полулежа на каких то туго набитых мешках и отправились в Тляроту. По дороге водитель калымил, поэтому в кузове было, то густо, то пусто. Дорога – сплошной серпантин и все время в гору. Во второй половине дня добрались до аула Советский, где нас поджидал очередной сюрприз. Выяснилось, что где-то на полпути до Тляроты селевой оползень засыпал дорогу и расчистка займет не менее двух дней. Приняли решение пройти до Тляроты пешком (где то 35-40 км.), а заодно и втянуться в предстоящую работу по восхождению на хребет. После ужина в местной кафешке, заночевали в домике для приезжих.
День второй
На месте оползня
Отправились рано утром. Дорога вдоль Аварского Койсу. Места суровые – горы, скалы, ни одного деревца и мутное шумящее Койсу слева по борту. На аварийном участке работал один бульдозер и, кроме бульдозериста, еще пара мужичков. Работы было невпроворот. Убедились, что правильно поступили и отправились далее, тем же аллюром. Была надежда, что за завалом может оказаться какая-нибудь автомобильная оказия, но, увы… К вечеру доплелись до Тляроты и разыскали стоянку топографов, к которым нам, еще в ауле Советский, рекомендовали обратиться. На месте оказался один топограф, который сам в Лагодехи не ходил, но, по рассказам коллег, знал, что вначале надо двигаться по тропе вдоль речушки, впадающей в Койсу в Тляроте. Дальше будут озера, а за ними пастбища, где чабаны укажут дальнейший путь следования.
Мост через Койсу
Топограф любезно предложил переночевать у них в домике, но мы отказались и немедля пошли по тропе вдоль левого берега речушки. С наступлением темноты поставили палатку, перекусили, запивая бутерброды родниковой водой, и «отрубились» до рассвета.
День третий
На фоне Тляроты.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: регулировкой яркости Кащин полностью засветил экран. Естественно, что в таких условиях вращение рукоятки фокусировки ничего не давало. Вроде бы пустяк, но время для стрельбы было упущено. Вдвоем мы спустились на мостик. — Ну что там случилось? — недовольно спросил командир. — Все в порядке. Слишком большая яркость была на экране, — ответил я. — Вы куда смотрели? Неужели не смогли сообразить? Сразу «дробь» скомандовали, — накинулся Бандуров на Кащина. — Я эту рукоятку не трогал. Видно, яркость была заранее введена. А может, я ее случайно задел, но сразу не сообразил. — Заранее, случайно... — передразнил Кащина командир. — Обоим вам за плохую подготовку к стрельбе объявляю по трое суток. А сейчас по местам. Будем ворочать на другой галс. Стрелять придется другим бортом. Стрельба по щиту прошла успешно. Сутки, которые нам объявил командир, были отменены.
* * *
Подошло время увольнения нашим «старичкам». Пять лет, отданных флоту, кончились. На корабль прибыло пополнение из учебных отрядов. Старожилы корабля, вчерашние матросы и старшие матросы, стали старшинами, командирами отделений и команд. Уходил в запас и главстаршина Боровец. Не хотелось расставаться с таким опытным специалистом. Утешало, что его место занял бывший командир отделения старшина 1-й статьи Геннадий Стаднюк. Прощаясь, Боровец наставлял Стаднюка: — Смотри лучше за нашим лейтенантом, чтобы он всегда был наглажен и надраен. Нашу марку РТС не уроните! — Не беспокойся, Серега, все будет .
— Чего вы его все наставляете, Боровец? — услыхав их разговор, вмешался я. — Опять вздумали меня опекать? Уж как-нибудь сам себя обслужу. — Да я не об этом, товарищ лейтенант. Нам-то со стороны видней. И в кино, когда опаздываете, иногда вам места нет. Не проследи за вами, так и будете на шкафуте два часа стоять. И к подъему флага пуговицы не всегда надраены. Сколько раз я говорил приборщику вашей каюты, чтобы следил за этим и вовремя подсказывал. Нам все это не безразлично. Наш командир должен быть образцом для других. Вот я и толкую Гене об этом. Вы уж не обижайтесь, товарищ лейтенант. — Спасибо, Сергей Валерьянович, за заботу. Получается, что вы за мной, как нянька за малым дитем, смотрите. Этого не нужно. А за подсказку еще раз спасибо. Отныне всегда буду драить пуговицы, — шутливо пообещал я. — Да это я так, к примеру. Мало ли что... Как не любить после такого своих матросов! Командир корабля, замполит часто советовали: — Почаще, товарищи офицеры, спускайтесь к матросам в кубрики. Больше интересуйтесь их бытом, настроением. И совсем не случайно капитан-лейтенант Бандуров запретил показывать отдельно для офицеров кино в кают-компании. — Пусть смотрят вместе со всеми на верхней палубе, — любил говаривать он. — И воздуху больше, и с матросами рядом.
По инициативе замполита на корабле началось соревнование на лучший кубрик. К моему удовольствию, первым был признан кубрик, где жили матросы РТС и БЧ-IV. Торжественно нам вручили приз: патефон с набором пластинок Шульженко и Утесова. «О, голубка моя, как тебя я люблю...» — неслось по вечерам из нашего кубрика. Некоторые матросы из других боевых частей даже просились к нам в РТС: — Нравится у вас, товарищ лейтенант, все какие-то чистые, отглаженные, дружные. — Вот и добивайтесь этого у себя в БЧ. — Нам труднее, народу много. — Тогда проситесь к Дюкову, у него совсем мало подчиненных. Разговор обычно так ничем и не заканчивался, но мне, конечно, было приятно, что РТС пользуется среди матросов корабля такой популярностью. Добрые, сердечные отношения сложились и между офицерами. Бывало, после вечернего чая, усевшись в кают-компании на мягком диванчике, мы толковали о различных делах, о жизни, о женах, которых пора бы вызвать в базу. Перемещения в командовании флотом обсуждались особенно горячо. В главном штабе, наверное, и не представляли, как критически оценивали мы ту или иную кандидатуру на должность командующего флотом, будто от нас зависело это назначение. Когда споры наши стихали, каждый предавался любимому занятию. Сережа Никитин подбирал на пианино какой-нибудь фокстрот. Механик с доктором, попыхивая папиросами, играли в шахматы. Ну а мы с артиллеристом пристрастились к другой игре: в поддавки в шашки. Кто быстрее все отдаст, тот и выиграет. Наблюдая нашу игру, Гоберидзе, морщась, ворчал: — Нашли во что играть! Хорошую игру портите! — А вы попробуйте, товарищ помощник, увидите, что эта игра так же интересна, как и шашки.
Михаил Ираклиевич пробовал, но впустую. В игре он все путал: стремился не отдавать шашки, а брать. Кащин же не терялся, моментально подставлял все свои шашки. А когда Гоберидзе не хотел их бить, кричал возбужденно: — И эту, Михаил Ираклиевич, и эту! Проиграв, помощник в сердцах отходил от стола: — Ненормально все это, Виктор Ильич, ненормально! В обычных условиях у вас бы две шашки в «сортире» сидели! — Так то в обычных, — хохотал довольный Виктор, — а у нас — экстремальные. Привыкайте, Михаил Ираклиевич! Виктора Кащина, как самого предприимчивого и неунывающего, выбрали заведующим кают-компанией. Вместе с дежурным по кораблю он следил за приготовлением пищи. На деньги, которые каждый офицер вносил на нужды кают-компании, покупал дополнительные продукты: масло, печенье, сахар, разную зелень, да в таких количествах, что они у нас не переводились. Все заготовки делались на берегу, в одном из портов, в который заходил наш корабль. Садясь в катер вместе с интендантом, чтобы первыми съехать на берег, Виктор притворно вздыхал: — Неохота на берег, но положение обязывает... Ладно, не расстраивайтесь, на обед будет : два анкерка под квас взял.
Первенствующим лицом у нас в кают-компании, в отличие от крейсеров и эсминцев, был не помощник, а командир. Для него и заместителя по политчасти стоял отдельный стол. Все остальные офицеры сидели за общим длинным столом. С первых же дней командир приучил нас к строгому распорядку. Ровно в полдень он выходил из своей каюты, которая располагалась рядом с кают-компанией, и приглашал на обед: — Товарищи офицеры, прошу к столу! Опозданий Бандуров не терпел. И только утренний чай пили, как правило, в одиночку: кто задерживался с физзарядки, а кто добирал несколько минут после побудки. Главное было — успеть на подъем флага. У самой кают-компании, в отдельной выгородке, находилась буфетная. Здесь чудодействовал вестовой. Им, начиная еще с городка, где мы жили, когда строился корабль, неизменно был Шания — мингрел из Грузии, весельчак и балагур. По боевому расписанию он числился подносчиком снарядов, а в обычное время был нашим кормильцем. Еду с камбуза он доставлял в бачках в буфетную, а там, разлив по тарелкам, торжественно вносил их в кают-компанию. Шания был большим оригиналом. Пользуясь расположением к нему офицеров, он, ссылаясь на плохое знание русского языка, ко всем обращался на «ты». — Ты почему плохо кушаешь? — спрашивал он, убирая тарелку с недоеденным первым. — Плохо будешь кушать, болеть будешь, а я отвечать должен? Придем в Поти, приглашу в гости, мама увидит, скажет, плохо кормил.
— Вы почему, Шания, обращаетесь к офицерам на «ты»? — пробовал воспитывать его замполит. — Что, не знаете, как положено? — Когда человеку «ты» говоришь, с другом говоришь. Так у нас на Кавказе принято. Хитрил Шания: к командиру-то и его заместителю он всегда обращался на «вы», ну, а всем остальным по-свойски тыкал. В конце концов, мы махнули на это рукой. Раз такой кавказский обычай, пусть его соблюдает. Зато он очень заботился о нас. В шторм, когда порой не то что обед, кусок хлеба не лез в горло, Шания, положив на скатерть специальную подставку с гнездами для посуды, приносил из буфетной тарелку и, ставя ее в гнездо, говорил: — На, покушай, товарищ лейтенант. Очень прошу. В шторм кушать больше надо, тогда будет что морю отдавать. Ведь уже совсем зеленый стал. — Не хочется, Шания, убери. — Ну, хоть второе съешь. Вкусное второе — , по-флотски называются. И ведь уговаривал. Съешь и действительно лучше себя почувствуешь.
Вечером, подав офицерам по три, а то и по четыре стакана чая, Шания любил посидеть в кают-компании, наблюдая за шахматными баталиями. Болельщик он был страстный. Причем ни за кого конкретно не болел, в каждой игре выбирал себе кумира. — Не тем ходишь, товарищ старший лейтенант, — подсказывал Шания, от нетерпения потирая ладони. — Коня так проиграешь! — Уймись, Шания, не мешай! — Как уймись, ведь коня теряешь! И, горячась, хватался за фигуру, которой, по его мнению, нужно было ходить. Наконец не выдерживал партнер, сопернику которого подсказывал переживающий Шания. — Виктор Ильич, — обращался он к Кащину, — если не уймешь своего Гиви, завтра же поставлю вопрос о назначении нового вестового. Обиженный Шания уходил в буфетную мыть стаканы. Но, дождавшись смены игроков, снова появлялся в кают-компании и, выбрав нового кумира, опять принимался советовать. Сам же он играл неважно, частенько получал мат, но, слава богу, не слишком-то сокрушался. Был у нашего вестового еще один недостаток: он терпеть не мог всяких приспособлений вроде тарелок-подставок, считая это ненужной роскошью. Тем более что от буфетной до кают-компании было всего три шага. Не мудрено, что, неся тарелку с супом, он частенько погружал в него свои пальцы. — Ты что нарушаешь гигиену? — ругал его доктор. — Не знаешь, как тарелку нести? Смотри!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Фашисты прорвались на окраину города к парку Кадриорг. На помощь бойцам и морской пехоте поспешило народное ополчение города из числа рабочих морского завода в Копли и эстонских мастеровых. Жителей не было видно. Они давно разбежались или попрятались в каменных подвалах. 105-я батарея ПВО оказалась в окружении. Полковник в отставке Е.Котов рассказывал: « На батарее неожиданно появились представитель политуправления флота К.П.Добролюбов и комиссар И.И.Струков. Оба политработника прорвались в самое пекло боя. Агитировать было некого. Командир 105-й батареи Е.П.Колпаков и наводчик Б.П.Тимофеев вели непрерывный огонь по противнику. Остальные бойцы отстреливались из стрелкового оружия. Заканчивались снаряды. Комиссары оценили обстановку, организовали контратаку и вывели бойцов из окружения». Благодаря грамотному руководству удалось спасти людей и оружие. В противном случае вспоминать об этом эпизоде было бы некому... 27 августа на основании приказа главнокомандующего Северо-Западным направлением командующий флотом В.Ф.Трибуц отдал распоряжение об отходе войск с линии фронта и о подготовке кораблей и судов к переходу. Организационная машина, сопровождаемая вихрем приказов и распоряжений, заработала на полную мощь. Телефонисты едва успевали переключать ключи коммутаторов. Распоряжения передавались открытым текстом. Бояться было некого.
Командующий КБФ вице-адмирал В.Ф.Трибуц (послевоенное фото). Начальник штаба КБФ в июне-сентябре 1941 г. контр-адмирал Ю.А.Пантелеев. -
Фактически ближайший к южному берегу залива фарватер был «засажен» целыми полями «адских машин». Однако Трибуц принял странное решение идти как раз по нему, боясь, что в открытом море суда «потеряются» или сдадутся финнам. Кроме того, он также боялся мнимых атак линкора «Тирпиц» и немецких подводных лодок, коих в Финском заливе и в помине не было.
В штабе ПВО забыли, что такое сон. Командиры и политработники с закопченными лицами и воспаленными глазами больше были похожи на загримированных актеров. Генерал-майор Зашихин выглядел как обычно стройным и подтянутым. Вызвав своих заместителей, он подошел к карте обороны города, где были четко обозначены позиции полков. Обстановка менялась буквально каждый час. Ему хотелось сохранить вооружение и людей способных защищать Ленинград. План отвода войск и батарей был разработан полковником Позняковым. Личным составом занимался комиссар Струков. Оба офицера не щадили себя, часто выезжали на боевые позиции. Согласно плану эвакуации погрузка материальной части и личного состава 4-го и 5-го зенитных артполков ПВО КБФ должна производиться на транспорт «Казахстан». -Иван Иванович! Направляйтесь в порт и займитесь размещением войск и техники. Самым страшным для нас сейчас являются не немцы, а паника, - приказал командующий. – На вас вся надежда. Действуйте! ... Полковой комиссар И.И.Струков погиб на транспорте «Казахстан». Его имя несправедливо забыто и даже не вошло в статью «Противовоздушная оборона КБФ», помещенную в сборник «Моряки-Балтийцы на защите Родины 1941-1945», вышедший под редакцией академика А.М.Самсонова в Москве в 1986 году...
Чикваидзе Константин Ираклиевич. «От урочища до училища»
Вил Сирунян и Костя Цибадзе. 2-ой курс Каспийского ВВМУ.
Сирунян Вил Ашотович - «Виля». Тоже заметная в нашей роте личность. Ходил регулярно в одну из городских секций по боксу. Мы следили за его успехами и болели за него. Уважали за общительный характер, доброту и веселый нрав. Как и многие наши ребята продолжил обучение в КВВМУ. Исакадзе Отари Михайлович. Поступали в училище в один день. Дружили. Последний раз виделся с Отари в 1980-х годах, когда он в чине капитана второго ранга демобилизовался с ТОФа и приехал жить в Тбилиси.
В 2010 году, через сайт ТНВМУ, на связь со мной вышла Нина Гурамовна Квачадзе. Она прислала информацию о своем отце – Квачадзе Гураме Григорьевиче и о некоторых наших ребятах. Привожу ее письмо полностью.
«Уважаемый Константин Ираклиевич! Спасибо за письмо. К сожалению, мой папа умер в 1984 году. Прошло уже много лет, поэтому папины воспоминания о друзьях из Нахимовского уже стерлись из моей памяти. Про папу могу написать, что в 1948-1954 году он учился на кораблестроительном факультете в ВВМИУ им. Ф.Э. Дзержинского. Кроме него, насколько я знаю, там же учился Виталий Демидов из Вашего выпуска. Папин друг Алексей Хачапуридзе окончил училище им. Фрунзе в Ленинграде. Знаю, что судьба А.Хачапуридзе сложилась трагически. Он заболел после какой-то травмы. Как-то папа вернулся из Тбилиси, рассказывал, что видел мать А.Хачапуридзе, которая сказала, что Алексей пропал, и они ничего о нем не знают. Про В. Демидова знаю, что он служил в ВЧ 27177 в Ленинграде. В начале 1980-х демобилизовался. Жив ли сейчас, не знаю. Когда-то к нам заезжал папин товарищ по нахимовскому – Петр Паврос, если не ошибаюсь. Он окончил какое-то Бакинское училище. Судьба папы сложилась следующим образом: Закончил училище в 1954 году, служил где-то на севере, но недолго. Затем перевели в Поти, потом в Феодосию (про это я немного знаю, поскольку жила в Ленинграде у бабушки). В 1965 году закончил Военно-морскую академию им. А.Н.Крылова в Ленинграде. Служил в ВЧ 27177 (1-й институт). Участвовал в проектах по созданию подводных лодок ВМФ СССР. Получил степень кандидата технических наук, последнее звание - звание капитан 1-го ранга, был начальником отдела, был награжден орденом “За службу Родине в Вооружённых Силах”». Умер в 1984 году в возрасте 53-х лет прямо на службе. Пришел, сел на стул и умер. Похоронен в Ленинграде на Ново-Волковском кладбище. С уважением, Нина Квачадзе.»
Гурам Квачадзе у Знамени (фото предоставила дочь нахимовца Г.Г.Квачадзе Нина Гурамовна Квачадзе).
Золотая медаль Г.Г.Квачадзе.
ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ
В начале 1947 года нашу роту провели через медицинское освидетельствование гарнизонной комиссией. Около двадцати человек были признаны, по разным причинам, непригодными для службы в ВМФ. В эту двадцатку угодил и я. Оказалось, что у меня зрение ниже требуемого уровня, на левом глазу на две десятки ниже допустимого 0,6. Я был очень расстроен и врачам не верил. Очки я никогда не носил, и все мои предки тоже, стрелял я метко. И вдруг, НЕ ГОДЕН… Ребята успокаивали. Говорили: «Ну и что? Поступишь в ВИТУ или «Дзержинку», или в медицинскую академию, на худой конец, будешь нас лечить» Через некоторое время я успокоился, впереди еще целый год. Но уже в начале последнего, 1948 года обучения, стало ясно, что я лечу за борт. Вышло решение главного управления военно-морских учебных заведений об отчислении нашей двадцатки из училища после сдачи выпускных экзаменов. Вскоре стало известно, что подавляющее большинство нашего первого выпуска, за исключением медалистов, будет продолжать обучение в Каспийском высшем военно-морском училище – КВВМУ. Начались разговоры о новом училище, каждая информация о нем вызывала всеобщий интерес и тут же начинались бесконечные обсуждения. Но нас, отчисляемых, они уже не касались. Мы были еще вместе со всеми, но уже другие, не как все. ИМ было все ясно и понятно, впереди КВВМУ, служба во флоте и так далее. А МЫ в состоянии полной прострации от неизбежного скорого расставания с ребятами и со своим, еще недавно казавшимся понятным, обозримым будущим.
Последний день вместе. После выпускных экзаменов. Слева направо: Комаров, Цибадзе, Чикваидзе, Васин.
Потом были экзамены. Последнее увольнение с друзьями, фотографии на память. И наступил, как мне тогда казалось, конец всему.
Все, кто был так близок мне, уехали в Баку, а я остался в Тбилиси. Вот тут я понял и прочувствовал, что такое «человек за бортом». И эту горькую чашу мне пришлось испить до дна. В июне случайно повстречался с двоюродным братом по линии отца. Гурам в это время заканчивал строительный факультет политехнического института – ГПИ. Он предложил мне поступать на свой факультет по специальности гидротехническое строительство. Не удалось бороздить моря и океаны, будешь покорять реки, строить водохранилища и гидроэлектростанции. В то время, как раз начинали набирать обороты великие стройки коммунизма на Волге. Я читал о них в газетах, слышал по радио. Надо сказать, что выбор у меня был невелик: либо институт, либо армия. И я решил поступать в ГПИ и параллельно пробиваться в другие высшие военно-морские учебные заведения, в которых требования к здоровью, как мне тогда казалось, не столь велики. Я подал заявление и необходимые документы в ГПИ и уехал в Лагодехи, отдыхать после одних и набираться сил перед другими экзаменами. Учебники с собой взял, но ни разу в них не заглянул. Не мог преодолеть наступившего состояния апатии и тоски. Вернувшись в Тбилиси, узнал, что конкурс на мою специальность на строительном факультете самый большой, четыре человека на место. Пошел сдавать экзамены без всякой надежды на успех, аттестат в училище у меня был средненький. Но как оказалось, знания, которые нам дали в училище, оказались выше, чем у многих других Мои студенческие документы.
Я успешно сдал экзамены и преодолел конкурс. Спасибо Вам, дорогие наши преподаватели, за то, что занижая, как нам казалось, оценки, не давали расслабляться и почивать на лаврах. Первые два курса учебы в институте учился кое-как. Продолжал пребывать в состоянии ностальгии по недавнему нахимовскому прошлому и упорно добиваться поступления в ВМУ. В конце лета 1949 года было много встреч с ребятами. Все, кто учился в Баку, по дороге домой в отпуск, или обратно из отпуска, старались встретиться в Тбилиси с училищем и друг с другом. Это стало традицией, которая закончилась через пять лет. А в 1949 году встреча была особенно теплой. Конечно, встречались в училище с преподавателями, офицерами, старшинами. Многие ребят побывали у меня в гостях. Вскоре после их отъезда, вдруг получаю денежный перевод из Баку. Оказалось, ребята скинулись на оказание мне материальной помощи. И это со своего мизерного довольствия! Тронут был до слез. А на следующий год, примерно в это же время была еще одна памятная встреча с друзьями на свадьбе у Кости Цибадзе. Он первым из нашего выпуска женился. Летом 1950 года я проходил практику на строительстве водохранилища в Грузии. Устроился там на работу в бригаду арматурщиков и заработал огромные для меня по тем временам деньги – 200 рублей. Всё до последней копейки отдал маме. В этом же году купили с мамой первый в моей жизни пиджак, и я расстался с формой №3, которую с удовольствием донашивал без гюйса на гражданке. Со второго семестра этого же года начал получать стипендию и нам с мамой стало легче жить. Кризис миновал. Я выплыл.
Визит в училище 1951 г. Слева: Толя Морозов (КВВМУ), Владимир Гузь (наш старшина), Константин Чикваидзе (студент ГПИ)
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
