После окончания Тбилисского Нахимовского училища поступил в ВВМУ подводного плавания.
Гальперин Александр Александрович
(в центре Слева - Федоровский. Справа, если не ошибаюсь, Коваленко Виктор Артёмович)
Александр Александрович был как раз тем самым младшим первонахимовцем первого военного набора (осень 1943 г.) в Тбилисское Нахимовское военно-морское училище, которые учились дольше всех: с 1943 по 1952 годы. Его отец, как и у многих будущих нахимовцев, погиб в войне. Был командиром эскадренного миноносца на одном из флотов. Все годы в училище Александр Александрович учился вместе с будущим Героем Советского Союза и капитаном 1 ранга Ю.П. Филипьевым, ставшим впоследствии одним из руководителей российского Суворовско-нахимовского движения. Их всегда связывали крепкие товарищеские отношения. Вообще, благодаря крепкой дружбе, семья ветеранов-тбилисцев была всегда самой крепкой среди других нахимовцев-москвичей. Именно Александр Александрович организовал в 2003 г. всех своих тбилисцев на участие в праздновании 275-летия со дня рождения А.В. Суворова. Был сам верен нахимовской дружбе и товариществу и показывал пример остальным "питонам". Капитан 1 ранга И.Федоровский
Игорь Рюрикович! На совместном снимке справа от Гальперина, с полной уверенностью заявляю, изображён не Виктор Артемович Коваленко.
Встреча питонов 24.10.2011. в ГШ ВМФ Выступает В.А.Коваленко (Тб-РНУ - 1956). Слева: Игорь Чефонов (ЛНУ), Вениамин Поляков (ТбНУ-1953), Николай Верюжский (РНУ - 1953), Евгений Опасов (ЛНУ). Сегодня Праздник - День Разведчика! Всех благ. Н.А.Верюжский
Одним из увлечений Александра Александровича была живопись. "Бирюзовая лагуна". Этюд, масло, начало 2000-х годов.
Ганич Виктор Федорович
Капитан 3 ранка в отставке. Директор Фирмы "Содружество-2000". Окончил физмат Пятигорского педагогического института, МГИМО МИД (Московский государственный институт международных отношений). Работал инструктором ЦК ВЛКСМ, обозревателем, редактором-консультантом Госкомитета по телевидению и радиовещанию. Член Союза журналистов. Защитил кандидатскую диссертацию. Преподавал в Академии общественных наук, Дипломатической академии МИД. Длительные зарубежные командировки ( каждая сроком на 1 год ): Арабский Восток, Куба. Журналист-международник.
О нашем - Тбилисском нахимовском училище. Виктор Ганич, февраль 2009 года, Москва.
Мы поздно начали вспоминать. Потому всё будет выглядеть отдельными фрагментами.
Курили. Особенно во время дежурства дневальным, когда смена проходила через каждые 4 часа. Часто сигарета делалась из газетной бумаги. Становился за дверь в темном углу коридора, дымил вверх. Потом перешел на сигареты "Прима" тбилисской фабрики № 2. Курить бросил спустя несколько лет, когда после окончания института работал в Ставрополе на краевом радио - диктором и редактором радиожурнала "Молодежь Ставрополья". Помню, как в училище обследовали подвалы. Я нашел большой портрет М.Горького. Он был очень интересен тем, что был выполнен в необычной манере: весь портрет состоял из фрагментов текста романа «Мать», написанных от руки шрифтами разной плотности и размера. Однако мастерство исполнителя было настолько высоким, что великий писатель на портрете был легко узнаваем ( эту находку забрал у меня кто-то из старшин). Кстати, со всеми офицерами, преподавателями были добрые отношения, кроме одного. Не ладилось со старшиной Гузем. Он относился ко мне почему-то настороженно, предвзято. Помню соревнования по скоростной передаче азбукой Морзе. Занял призовое место. Был премирован билетом в театр оперы и балета имени Палиашвили на спектакль "Горда". Был потрясен исполнительским мастерством солиста балета .
Этот спектакль определил мою постоянную любовь к театру. Память сохранила картинки пребывания торпедных катеров в Фальшивом Геленджике. Там у нас был летний лагерь, где проходили интересные гонки на веслах и парусах. Запомнились также дары природы - ореховая роща. Но особой страницей о пребывании в Фальшивом Геленджике запечатлелся один отпуск, которого был лишен и наказан чисткой гальюна. Памятной страницей осталось участие в Первомайском параде в Москве в 1951 году. Тогда после одной из репетиций был ошеломлен. Ко мне неожиданно подошел Ю. Занин и попросил вывернуть карманы, что я и сделал. Карманы были пусты. А он стал обвинять меня в том, что я будто бы украл у кого-то деньги, когда дежурил ночью у знамени училища: "Иначе зачем ты вывернул карманы? ". Спустя много лет выяснилось, что это было на совести другого, о чем он рассказал мне на встрече нахимовцев в городе на Неве. Любил смотреть спортивные игры, особенно баскетбол. Больше всего запомнился Макс - Валентин Максимов, его наступательная, красивая, гибкая, точная игра. Честно говоря, завидовал ему... Хорошо запомнился визит в Тбилиси выдающегося шахматиста Василия Смыслова. Еще бы! Участвовал в сеансе шахматной игры. Все проиграли, а я был единственным, кто сделал ничью. Гроссмейстер тепло меня поздравил, что зафиксировало фото. А вот снимок, на котором начальник училища (кажется, капитан 1 ранга И.И.Алексеев), гроссмейстер и воспитанник Виктор Ганич, этот снимок кто-то у меня забрал (как и портрет Горького). У меня выпросил фотографию кто-то из старшин.
Также достаточно редкая фотография. Я очень увлекался шахматами. В одном из турниров в училище мне запомнилась партия с преподавателем психологии Кшондзером, которую удалось выиграть. С увлечением занимался шахматными задачами, публикуемыми в печати. Пробовал придумывать сам. Сочинили вместе с Этмишевым, отправили в редакцию. Радовались, когда увидели свое творчество в журнале - "Советский воин " № 1, январь 1951 г. И вот спустя половину века библиотекари военно-морского флота в Москве помогли найти эту публикацию.
Спустя много лет ко мне не раз обращался мастер Виктор Давыдович Батуринский.. Он хотел встретиться. Но я не откликнулся на его обращение, о чем искренне жалею... Запомнилась на одном из уроков родившаяся откуда-то в голове странная формула: "Смысл жизни в ее бессмысленности". Вспоминается написанный кем-то из старшин достойный "Марш нахимовцев".
Пускай бушует вал. Нам с детства море - дом родимый. Мы - моряки, и сам Нахимов Матросский путь, матросский путь нам указал. Нахимовцы, в дорогу в добрый час! Нахимовцы, ждут подвигов от нас, Любимую отчизну прославим мы не раз!
Боим (Бойм) Соломон Самсонович. "На парусах без руля". 1950 г.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
До чего красив Петергоф, летняя резиденция русских царей. Город самых красивых в мире фонтанов, даже Версаль не может с ним сравниться. Свыше стапятидесяти фонтанов, огромный парк и все это на берегу моря. Когда Андрей Ильин приезжал в отпуск в Ленинград навестить маму и брата, он всегда ездил на свою малую Родину - в родной Петергоф, где он имел счастье родиться. Здесь все связано с воспоминаниями. «Какие приятные и наивные были мои детские грезы», - задумался Андрей Николаевич. «В детстве хочется поскорее стать взрослым. У взрослых совсем другая жизнь. Как я страдал, что я ещё маленький… Она была необычна во всем. Я не мог оторвать от неё глаз. Она была взрослая! Мне и моему другу Вальке было по тринадцати лет, но мы были в её глазах ещё детьми. Ей было больше двадцати, и она была взрослая, недостижимая для нас королева, .
Она встречалась с офицерами из находящегося рядом военно-морского училища. Они водили её в Нижний парк Петродворца на танцы, угощали мороженым. Она ходила с ними под ручку, радостно смеялась. И я каждый раз страдал, подглядывая за ней из-за деревьев. Она была прекрасна, и я, действительно, не мог оторвать от неё глаз. Она была необычна во всем. И имя её необычно - Валерия. И одевалась она красиво. И улыбка у неё была красивая. Мы все после войны, в конце сороковых – в начале пятидесятых годов, жили бедно. Отцы наши погибли на фронте. Матери еле-еле сводили концы с концами. И Валькина сестра, с необычным именем, вдруг как роза распустилась в нашей простой, полуголодной жизни. Как я завидовал Вальке Свиридову, что у него такая красивая сестра! Но я об этом ему не говорил, мне было стыдно. Я страдал молча, втайне. Любовался ею, и страдал. Я страдал, что я маленький!.. Как-то после утренней рыбалки, гремя удочками, мы пришли домой к Вальке. Он понёс карасей на кухню, а я вошел в комнату. Валерия сидела возле зеркала и наносила на лицо «боевую раскраску». Это она так называла уход за лицом после сна. Я замер от неожиданности. Потерял дар речи, покраснел и опустил глаза. Она меня не замечала, как говорится, в упор. Она видела, что я вошел, но я был … ничто. Как будто щенок или котенок вошел в комнату. Мы с Валькой в её глазах были слишком малы и ничтожны, чтобы обращать на нас внимание. Валька задерживался на кухне, а я стоял как вкопанный. Понимал, что надо выйти, но словно какой-то «столбняк» напал на меня. Валерия закончила прихорашиваться у зеркала, встала, прошла около меня, обдав ароматом чего-то неземного, и зашла за открытую дверцу шкафа, как за ширму. Зашуршала ткань, она одевалась. Через несколько минут Валерия вышла из-за шкафа в нарядном платье. Увидела, что я всё ещё стою - красный, потерянный, в каком-то ступоре. Она, походя, потрепала меня своей ласковой рукой по щеке. Это была награда. Во мне проснулись какие-то давно забытые гены. Видимо, в прошлой жизни я был собакой, потому что невероятная щенячья преданность мгновенно вспыхнула во мне. Если бы моя хозяйка, моя королева, дала бы сейчас мне команду «Фас!», я бы разорвал в клочья любого обидчика. Она что-то сказала, засмеялась, а я выскочил в коридор и забился в темноте. Я заплакал от избытка чувств. Я был переполнен какими-то новыми эмоциями. Наверное, это были первые ростки моего превращения в …
В начале лета, когда наступают в Ленинграде белые ночи, в Петергофском парке вся природа, все живое поет гимн жизни. Солнце почти не заходит, поэтому все буйно растет, цветет, наслаждается жизнью. Это же происходит и с людьми. Валерия налилась весенними соками и превратилась в роскошную молодую женщину, излучающую флюиды любви. Ни один мужчина не мог пройти мимо, чтобы не оглянуться и не посмотреть ей в след. Я торжествовал! Я гордился, как будто это была моя девушка! Мальчишеская наивность… По субботам мы с Валькой, как обычно, наблюдали из-за забора за танцующими на танцплощадке в Нижнем парке. Иногда мы обменивались не очень приличными комментариями. Оркестр играл по моде того времени вальсы, краковяк, польку «Бабочку», танго, иногда фокстроты. Меня особенно затрагивали красивые мелодии танго, и душевное исполнение песен знаменитым певцом, как я потом выяснил, Вадимом Козиным. Меня поражало танго . Я готов был слушать его без конца:
« нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, что нет любви. Мне немного взгрустнулось без тоски, без печали. В этот час прозвучали слова твои…»
И мелодия, и наивные слова песни будили в душе что-то тревожное, и в то же время радостное. В мальчишеских грезах появлялись какие-то жаркие страны, загорелые красавицы, страстная любовь, и тоска, и страдание, сопровождающая любовь. И ещё что-то непонятное, волнующее, зовущее. Скорей бы стать взрослым!.. Танцы закончились. Несмотря на поздний час, солнце и не думало уходить за горизонт. Мы с Валькой вслед за молодежью, расходящейся по аллеям парка, пошли к морю. Оно нас всегда влекло, в любое время дня. Такова великая сила моря. Мы вышли к Монплезиру, так в Нижнем парке Петродворца называется место, где находится летний домик Петра I. Это одно из самых красивых мест. Оно утопает в цветах. Старинные постройки, полуразрушенные во время войны, уже восстановлены. Веет стариной. Так и кажется, что сейчас появится Петр I и продолжит «пробивать окно в Европу». Ласковые волны Финского залива с тихим шелестом подходили к берегу и исчезали в камнях, охранявших берег от разрушения. На море был штиль. Ярко красный шар солнца медленно приближался к Кронштадту, который слева виднелся на горизонте. Казалось, вся природа замерла, наслаждаясь красотой белой ночи. Тишина и спокойствие царили вокруг. О, чудо! Я не верю своим глазам. На берегу, опираясь на мраморный парапет, стояла моя богиня. Она была вся в белом. Красивое белое летнее пальто, белая шляпа и даже белые перчатки. Она кого-то ждала, задумчиво глядя вдаль. Она была прекрасна. Девушка из простой трудовой семьи, выросшая без отца, напоминала мне графиню петровских и екатерининских времен. И красотой, и статью эта русская красавица ничем не уступала княжнам и графиням голубых кровей. В золотом свете уходящего солнца она казалась мне Екатериной II. Вот она обернулась, радостно заулыбалась, и я увидел её Потемкина. Красивый морской офицер с букетиком ландышей подошел к ней, поцеловал в щеку и они, счастливые и радостные, скрылись в тенистых аллеях старинного парка. Я, опустошенный, в муках ревности, подошел к тому месту, где недавно стояла Валерия, и замер. Я страдал, я хотел быть на месте этого офицера. Душа моя была переполнена нежности. И вдруг я вздрогнул. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, что нет любви…», - проникновенное пение понеслось над морем. Прогулочный теплоход, украшенный разноцветными огнями, под музыку этого танго медленно выходил из бухты.
« Расстаемся, я не в силах злиться, Виноваты в этом ты и я. Утомленное солнце нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, что нет любви…»
Вот развернулся и направился в сторону Ленинграда, позолоченный купол Исаакиевского собора, сверкающий в лучах заходящего солнца, был для него ориентиром. Утомленное за день солнце, действительно, нежно с морем прощалось. Песня лилась из репродуктора, то усиливалась, то затухала. Звук над морем еще долго был слышен. Теплоход уже превратился в точку. Подул легкий ветерок, и вдруг на несколько секунд я ясно услышал с корабля грустную мелодию другой песни, слова которой рвали мне душу: «У меня есть сердце, а у сердца песня, а у песни тайна, тайна - это ты». И всё стихло.
Больше я Валерию не видел. Белый теплоход как будто навеки увез мою тайну, мою первую безответную любовь, мои мальчишечьи мечты и грёзы. Этим летом кончилось моё детство. Наши пути с Валькой разошлись. Он поступил в Риге в мореходную школу, стал классным рулевым. Повидал мир. Я стал моряком-подводником. Много ярких впечатлений детства осталось в памяти, но самое яркое – это Валькина сестра Валерия. Как мне повезло!.. Я видел чудо!..
Мы самодостаточны, мы моряки!!! Ну, что нам родители или родственники! Поэтому – ничего о родителях. Да и наше сообщество не очень-то любило, если кто-то выделяется из его среды. Если ты возгордился тем, что у тебя родитель величина, тебя сразу поставят на место, наказание известно – «темная» после отбоя. Мы вооружались своими ремнями с бляхами и лупили ими лежащего на кровати под одеялом провинившегося, не уважающего общество, воспитона! «Наказывали» за разное, меня, например, «поучили» за то, что я, будучи старшим по субботней уборке в нашем кубрике, велел закрыть двери на швабры и не пускать никого, пока мы не закончим уборку. А народ закончил раньше, стоял довольно долго под дверьми и разозлился. Надо «поучить за пренебрежение к обществу».
Это уже шутливая порка на 2-м курсе училища Фрунзе. Можно рассмотреть Вовку Пузанова, Толю Поздникина, Ваську Балинина и Ю.Зубарева. Кого "бьют", к сожалению, не рассмотреть. (Архив А.П.Наумова, ЛНУ, выпуск 1949 года)
Правда, я узнал о родителях Бартновского, Цветкова, Пистоляко еще в 1946 году. В каникулы мы ездили группой в Таллинн, где служили наши отцы и вечерами собирались у Бартновских, Цветковых на посиделки с танцами. Супруга Бартновского очень любила танцевать вальс, фокстрот, танго с нами, мальчишками. Но как только мы возвращались в училище, никаких различий мы не ощущали. Профессии отцов, безусловно, влияли на судьбу воспитанников. Отец Игоря Дубовиченко, известный кораблестроитель, строитель подводных лодок, главный инженер «Севмаша» В.И.Дубовиченко устроил сына в Дзержинку, на самый престижный факультет флотских учебных заведений – на кораблестроительный, где учились в то время только медалисты. Наверное, это единственный случай окончания нахимовцем такого факультета. Отец Николая Цветкова посодействовал поступлению сына во ВВМУРЭ.
МОЯ БЛОКАДА. Алексей Наумов
В 1941 году, году начала войны, мне было 11 лет. Это сейчас я - умудренный большим жизненным опытом человек, чего-то добившийся. Непосредственное, чистое восприятие событий ребенком – это представляет собой несомненную ценность.
Сегодня я стараюсь просматривать книги и брошюры, посвященные блокаде. Наше поколение это волнует. Сегодня это чаще всего смесь личных воспоминаний о блокаде (малая часть) и описания историко-политических обстоятельств, которые пересказаны уже десятки раз. Вот тут мне становиться неясным, как мальчишки и девчонки в 10-11 лет (раньше они еще полные несмышленыши и на серьезные воспоминания не способны) могут описывать в воспоминаниях глобальные события – отступление наших войск от Либавы, захват Риги, Таллинна. Ну, откуда только эти маленькие старички, знали Либаву, Ригу? Ну, Таллинн мы ленинградские мальчишки, кое-как узнали, когда наши вошли в этот город в 1940 году. В нашей среде появилось новое средство коллекционирования и обмена – красивые фантики от конфет таллиннских фабрик. Они так отличались от серых оберток наших конфет, что шли на обмен с почтовыми марками! Вот и все знания об этих городах 11-летних мальчишек, хотя мой отец, морской офицер-интендант был в Таллинне. Надо понимать, что восприятие ребенка резко отличается от взрослого восприятия. На меня даже не произвело впечатление начало войны. Мы ведь уже переживали подобное – недавно закончилась финско-советская война. Она прошла незаметно для Ленинграда: не было затемнения, не было недостатка в только что появившихся продуктах (точнее с 1938 года), и наша семья стала более или менее неплохо питаться. Поэтому, мы не испугались начала войны, а родители нам ничегошеньки не говорили по этому поводу. Они уже были воспитаны – молчать и молчать. Отца к этому времени уже дважды «брали», в 1926 году и в 1931 году. Так до конца жизни они ничего не рассказали. Сегодня я нашел в интернете , рядом с фамилиями царских адмиралов и капитанов 1 и 2 ранга - фамилия отца. В то время он был начальником отдела снабжения Военно-Морской Академии.
Наумов Петр Иванович Отец вернулся на флот лишь в августе 1941 года, когда вернулся из научной полярной экспедиции на Новосибирские острова, где он был оформлен начальником снабжения и куда отбыл, кажется, в мае 1941 года. В мечтах семья должна была разбогатеть, оклад у отца был высокий. Но приехал отец ни с чем и сразу был мобилизован на флот по специальности, в Управление Тыла КБФ. Было прекрасное лето 1941 года. В моем сознании начало войны - это момент в начале июля, когда меня дома схватили, быстро собрали. В то время это были простейшие сборы: мешок (чаще всего наволочка) с надписью чернильным карандашом «Наумов Алеша, 3а класс», пара маечек, пара трусиков, несколько пар носочков. Обули меня в знаменитые детские сандалии, вот и все сборы. Верно, родители думали, что война продлится надолго. С мешком меня препроводили в школу. Я учился в то время в школе на Мойке («Демутов трактир» или рядом). Из школы мы строем прошли на Московский вокзал и на поезде вместе с учителями поехали в пионерский лагерь под Малую Вишеру. Как оказалось, навстречу наступающим немцам! Это была правительственная кампания, основанная на опыте испанской войны по удалению детей из больших городов с целью уберечь от бомбежек. Это был неудачный, как было доказано позже, опыт разлучения родителей и детей, многие родители так и не увидели больше своих детей. А сколько горя, слез он доставил мальчишкам и девчонкам в 9-12 лет.
Никто не знает, как мы страдали в лагере без матерей, отцов и привычного дома. Но и мы не дремали, лихие ленинградские дети. Сколотив небольшую компанию, мы решили бежать, мешки с вещами на плечи и пешком по пыльной дороге на вокзал. Мы бежали не на фронт ( как во многих воспоминаниях), мы бежали домой. Мы были «домашние» дети. Но система и в начале войны сбоев не давала. Милиция быстро перехватила нас и водворила, ревущих как белуги, в лагерь. Через несколько дней мама приехала и забрала меня домой. А вот и сладкое воспоминание тех дней. На станции Малая Вишера мама совершила последнюю покупку без карточек - она купила коробку мармелада и бутылку лимонада (как сейчас помню, крем-соду), лимонад я немного не допил. И это было «роковой» ошибкой; всю войну я мучился, почему я не допил бутылку! Это было наваждением! Было большим счастьем, определившем всю мою последующую жизнь, что мама нашла в себе мудрость и силу забрать меня из лагеря. Кого родители не смогли забрать из лагеря, отправили, чуть ли не с последними поездами в эвакуацию, в южные республики, и это были уже детские дома. Позже мы узнали, что по дороге состав с нашими детьми попал под бомбежку, и это были наши первые боевые мальчишеские потери из класса. Мы с мамой благополучно добрались домой в Ленинград. Жили мы на , дом 6, квартира 12, вход парадный, с Невы, на пятом этаже, слева балкон. Сейчас единицы даже старых ленинградцев могут вспомнить, что это, за «набережная Рошаля»? А это просто коммунистическое название знаменитой Адмиралтейской набережной.
Народ у нас на набережной так и не знал, кто это или что это – «Рошаль». Мы, мальчишки, как-то спросили у бабушек, вечно сидящих на противоположной стороне дома (солнечная сторона) на Черноморском переулке, о Рошале. Старушки были подчас весьма интеллигентны, но опустились при новой власти. Были старушки-переселенцы из рабочих пригородов. Они еще больше ненавидели советскую власть. Их мужья были рабочими на крупных предприятиях. Получали они раза в два больше, чем инженер до войны. Здесь они были нищими. Говорили старушки, что хотели. Чекисты не обращали внимания на них и не «брали». Ну, какой от них толк на великих стройках коммунизма! Ответ старушек был обескураживающим даже для нас: «Это, сынки, коммунисты все вокруг нас переименовали в свои еврейские, латышские, польские и китайские фамилии. То есть, по их убеждению, всех тех, кто и делал революцию в 1917 году. Вот смотрите, говорили они в подтверждение своего тезиса: площадь чекиста и убийцы Моисея Соломоновича Урицкого (бывшая Дворцовая площадь); ул. Герцена (бывшая Морская), улица небезызвестного Дзержинского (Гороховая ул). Площадь С.М.Нахимсона (Бывшая Владимирская площадь и Владимирский проспект), площадь Воровского (бывшая Исаакиевская площадь). Дом № 6 по Адмиралтейской набережной – это первый дом от Зимнего дворца. Постройки 1898 года. Именно эта дата была выложена из мозаики на полу в парадной дома.Дом сохранился, почти без повреждений, выдержал бомбардировки (только одна серьезная трещина на стене, выходящей во двор от упавшей рядом с домом, в Неву крупной авиабомбы). Квартира у нас была коммунальная, в ней жили семьи: в гостиной и рядом – небольшой комнате бывшей детской - мы, отец, служивший в Высшем военно-морском инженерном училище им. Ф.Э.Дзержинского, мама – медсестра в поликлинике № 28 на бульваре Профсоюзов, я и мой старший брат Николай, рождения 1923 года. В нашей большой комнате был , счастье всех мальчишек двора.
Рядом, в средней комнате располагалась вторая семья - инженера-энергетика А.А.Тульского. Третья семья, то ли латышей, то ли эстонцев занимала меньшую комнату, запомнилась семья тем, что они куда-то исчезли в январе 1942 года, а труп старшего сына Юзика оставили в ванной. На их место въехали уже две семьи! Рядом с домом № 6, через Азовский переулок, расположен дом № 8. Дом построен под банк. Уникальная архитектура, облицовка красным мрамором. Внутри красота неописуемая. Но главное для нашего повествования то, что в этом доме разместилось Управление торговли Ленгорисполкома, а в подвале размещалась столовая для сотрудников Управления. Там, где столовая, там большая пищевая помойка, которая довольно долго поддерживала нас. На помойку выбрасывали, например, картофельные очистки. Мы, мальчишки, тщательно собирали их. Мама пропускала их через мясорубку, и получалось прекрасное пюре или картофельные котлетки. Там, где помойка, первое время появлялись голуби. Мы ждали их с нашими рогатками, заряженными свинцовыми пульками. Голубей мы подстреливали легко. Дома был праздник, когда я приносил голубя. Ну, просто, Бог берег нашу семью. Дрова раздобыли. В большой комнате у нас стояла прекрасная чугунная дореволюционная плита с четырьмя конфорками и громадным латунным баком для нагрева воды. Там, где такая плита - там жизнь! Благодаря ей, мы выжили. Я топил плиту дровами день и ночь и ждал маму с работы, она приходила в теплую комнату. Старший брат, Наумов Николай Петрович, был любимым ребенком в семье. Он действительно был способным. Увлекался радиотехникой. В 13-14 лет уже собирал детекторные приемники, сам мотал контурные катушки! Затем - первые ламповые приемники. В 1940 году он собрал первый у нас в квартире телевизор с диском Нипкова (экран 2х2сантиметра, механическая развертка).
В 1941 году Николай работал на заводе по изготовлению деталей из пластмасс «Комсомольская правда», а вечером учился в Горном институте. Конечно, в то время мы не ощутили опасности, брат, имея белый билет по зрению, пошёл, как мне казалось, радостно добровольцем на фронт. Так как он был квалифицированным радиолюбителем, то его взяли в знаменитую ленинградскую дивизию связистом и погиб он где-то под Пушкиным уже в октябре 1941 год. Могилы, конечно, нет. Теперь я иногда бываю на мемориальном комплексе полосы обороны под Пулково, долго брожу с вопросом, где же погиб брат. Отец после войны тоже часто бывал здесь. Я помню брата, когда он, где-то в сентябре или начале октября 1941 года, вдруг появился у нас дома пыльный и грязный, с винтовкой и гранатами. Часть отступала откуда-то под Ленинграда (кажется из-под Луги) и его отпустили домой на несколько часов. Винтовка и новенькие зелёные гранаты для мальчишки – о большем счастье нельзя было мечтать! И всё - далее он пропал. Вот так последний образ остается в памяти ребенка. Я так и вижу его входящего вечером в комнату в большой серой шинели, с винтовкой, пилотке и в обмотках. И больше ничего. И среди нас, мальчишек тридцатых годов рождения, из 12 мальчишек двора после войны возвратились только двое. Двор был пуст. Говорят, что старушки ушли из жизни первым эшелоном в октябре – начале ноября.
Начало блокады мы связывали с бомбардировками города. Мы не знали дат, но четко, на всю жизнь запомнили события: первый разбомбленный дом на углу Морской и Кирпичного переулка; гибель от взрыва бомбы ; пожар на Американских горах; пожар на Бадаевских складах.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Мои первые детские воспоминания связаны с отцом, с купанием и с запахом простыни, в которую меня заворачивали после ежедневного купания. Отец держал меня, влажного и чистого, на руках и я блаженствовал. Это было ещё до начала Великой Отечественной войны, значит, мне было тогда два года. Позднее учёные говорили, что я не должен этого помнить, но я помнил запах и руки, помнил, нарушая все научные трактаты. Я родился 27 января 1939 года в городе Петергофе, а в июле 1941 года мы с мамой и старшим братом Виктором перебрались в Ленинград к папиной сестре, тёте Соне. Немцы наступали очень быстро, мы всё бросили и побежали в город Ленина, справедливо считая, что там немцы нас не достанут. Просвещённые гунны, наследники Шиллера и Гёте, создали нам и всем жителям северной столицы средневековый ужас. Все 900 дней блокады мы прожили в центре города Ленинграда и совершенно случайно, к счастью, остались живы. Бомбёжки, артиллерийские обстрелы, бомбоубежища, голод, холод, смерть, голодные истерики - всё это мы, дети блокадного Ленинграда, пережили в полной мере. Из самых страшных воспоминаний того времени у меня в детской памяти остались - крысы. В городе свирепствовали сотни тысяч крыс. Я сам видел крысу величиной с откормленную кошку. По утрам матросы военной комендатуры, расположенной в нашем доме, выносили крысоловки, сделанные из металлической сетки. На маленький кусочек приманки десятки крыс набивались в ловушки. Они кишели там, передвигаясь по головам и телам друг друга. Мне было страшно смотреть на их злые глаза. Я до сих пор удивляюсь, неужели крысы настолько глупы, что они не видели или не ощущали опасности? И так было каждое утро.
Бабушка и ее внук. Перед смертью они ели солому из матраца. - До сих пор я слышу, как наяву, равномерные звуки метронома. Ленинградский метроном! День и ночь звуки метронома по радио говорили нам, что мы живы. Самое страшное – когда в квартире наступала тишина. Звук метронома вдохновлял, он говорил, что город живет, что надо держаться. Иногда он прекращался, наступала тишина. Мы замирали, а диктор бесстрастным голосом объявлял: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!» В начале мы всегда бежали в подвал, в бомбоубежище. Позже, когда наши матери убедились, что в подвале находиться опасно, потому что бомбы, пробивая жилые этажи, взрывались внизу, хороня под развалинами находившихся там людей, мы перестали прятаться. Будь, что будет! И остались живы. Очень хорошо помню, что во время налетов авиации активно действовали немецкие диверсанты, заранее заброшенные или завербованные в городе. Они пускали зеленые ракеты по направлению важных объектов, которые должен был разбомбить враг. Причем, это были не единичные случаи. Немцы тщательно подготовились к осаде нашей северной столицы. После войны я даже прочитал книгу ленинградского писателя, пережившего блокаду, под названием «Зеленые цепочки». Как раз об этих событиях. Разговоры взрослых о диверсантах меня, малыша, пугали и, видимо, поэтому запали мне в память.
К невероятным событиям ленинградской блокады, сейчас уже по прошествии полувека, отношу работу детского сада на углу улицы Желябова и Невского проспекта в течение всей войны, где нас кормили, делали уколы в попки, читали книжки, где мы пели песни, в том числе только появившийся Гимн Советского Союза, где летом нас на улице обливали водой из лейки и заставляли загорать, чтобы получить хоть какие-то витамины от Солнца. А в первое послеблокадное лето нас организованно повезли за город на дачу, и мы целый месяц жили на природе. Я очень страдал без мамы, и ее приезд каждый раз был для меня самым лучшим праздником. (Свои детские воспоминания о ленинградской блокаде я описал в нескольких художественных рассказах. Они написаны на основе реальных событий. В них всё - правда!) P.S. В 2004 году, в шестидесятую годовщину полного освобождения Ленинграда от немецкой блокады, я специально приехал из Бреста, где сейчас живу с семьей, навестить в Питере на набережной реки Мойки дом № 42, где мы с мамой и братом Виктором встретили в 1944 году это радостное событие. Меня во двор моего дома не пустили. Какой-то крутой бизнесмен скупил все четыре шестиэтажные дома, образующие ленинградский двор в центре города, рядом с Невским проспектом. Под арками, выложенными кафелем еще во времена Пушкина, были поставлены металлические заборы – “Посторонним вход запрещен!” Я начал возмущаться. Меня в порядке исключения пропустили. Разрешили вместе с сопровождающим посмотреть на окно нашей квартиры, где мы прожили почти двадцать лет. С тяжелым чувством я покидал родной двор, где я вырос. “Прощай, мой Ленинград! Прощай немытая Россия!..”
Хватит о тяжёлом и грустном, перевернём эту страницу и окажемся в 1950 году. В этом году мама взяла меня за руку и отвела на флот. Это я так шутливо говорю после того, как мама направила меня в Ленинградское Нахимовское военно-морское училище сразу по окончании четвёртого класса 222-ой средней школы. Я трижды сдавал экзамены за 4-ый класс, такая была сложная трёхступенчатая система отбора, и каждый раз все экзамены на отлично, причём отвечал сразу, без предварительной подготовки, вызывая удивление у приёмной комиссии. Так хотелось стать моряком! Нахимовское училище заменило мне и мать, и отца, погибшего в 1944 году при освобождении Нарвы, и семью. Я чрезвычайно благодарен системе подготовки кадров в Военно-морском флоте. Нас готовили стать морскими офицерами в лучших традициях Российского Флота. И образование, и воспитание, и культурный уровень - всё соответствовало самым современным требованиям. Будучи нахимовцем, я восемь раз был в Москве на параде на Красной площади, каждый раз посещая театры и музеи столицы. Нас, юных моряков, везде встречали в Москве с радостью. Мы побывали во всех театрах, цирках, музеях, в том числе и в закрытых в то время, таких, как Алмазный фонд, Кремль, квартира Сталина. За шесть лет учёбы в Нахимовском училище мы многократно знакомились с театральной и культурной жизнью Ленинграда. Мы стали театралами и меломанами. Мы умели танцевать мазурку и красиво ухаживали за девушками. Мы все были хорошими спортсменами. Мы любили Родину и серьёзно готовились защищать её.
Следующая страница. 1956 год – я курсант Высшего Военно-морского училища подводного плавания. В то время это было очень засекреченное училище и оно называлось «войсковая часть 62651». Учился я хорошо. Последний год был даже сталинским стипендиатом, получал 1000 рублей, вместо положенных 87 рублей. Все деньги отдавал маме, которая с моим старшим братом Виктором, студентом военно-механического института, жили довольно трудно. Училище запомнилось мне блестящей сдачей многочисленных экзаменов, которым предшествовала напряжённая долбёжка. (Все на танцах, я один сижу в классе и занимаюсь.) Вытянув билет, я умел сконцентрировать свои знания по поставленным вопросам, выжимая всё из своей памяти. Затем мысленно так распределял порядок доклада, что сознательно заставлял экзаменаторов задавать мне вопросы, на которые у меня уже были заготовлены ответы с использованием дополнительной литературы. Это был бой, где требовалась тактика и стратегия, где в нужный момент из резерва выскакивала конница Чапаева и «рубила белых шашками на скаку». Я получал очередную пятёрку и обессиленный выходил из класса.
Ещё запомнилось, что училищем командовал тогда легендарный подводник Герой Советского Союза контр-адмирал . Считалось, что он первый подводник - Герой. Это он после падения республики в Испании вывез на своей подводной лодке всё правительство во главе с Долорес Ибаррури в Советский Союз. Он был очень красивый мужчина, на котором морская форма сидела, как влитая. Николай Павлович часто приходил в курсантскую столовую и кушал вместе с нами из одного бачка, красиво пользуясь столовыми приборами. Вот оно морское братство на деле! 1960 год. Прощай, училище. Море зовёт. Лейтенант Касатонов – офицер-штурман-подводник с красным дипломом выбрал для службы Северный Флот. Сайда губа, бухта Ягельная. Оленья губа. Три долгих года на Севере. Дальние походы на боевую службу в северную Атлантику, бесконечная сдача курсовых задач, сбор-походы, торпедные стрельбы. Спирт, аварии, гибель друзей, падение за борт. Всё это на фоне вечно полярных снегов, постоянных штормов, северного сияния, консервированного хлеба, сухой картошки, чирьев на шее и одиночества в вечерние часы, когда все офицеры уходили домой, а меня как холостяка оставляли на плавбазе «обеспечивать».
1963 год. Дан приказ: «Подводную лодку «С-338» перебазировать на Черноморский Флот». Освобождая место для атомоходов, мы собрали вещички и однажды утром … в тумане скрылась за кормой Оленья губа. Беломорско-Балтийский канал, Волго-Балт, Волго-Донская судоходная система - и вот наша субмарина в степях средней полосы России. Мальчишки в шлюзах кричат: «Дядя, вы с подводки?» Старпом, первый юморист флота, со смаком отвечает: «С под Водки. И идём под Водку!» Через полтора месяца швартуемся в Феодосии. Там где-то босяк А.М.Горький грузил пароходы, работая грузчиком в порту. «Здравствуй, самое синее в мире…» В первый же вечер озверевший экипаж разбежался, и даже офицеры исчезли, помчались на главпочту звонить домой. Как в лучших детективных романах, офицеры и их семьи не знали, куда направляется лодка и куда отправлять вещи, которые являются неотъемлемой частью семейной жизни. Жёны ждали сигнала: «Контейнеры с вещами направлять туда-то!» Неприкаянный командир зашёл ко мне, я как самый дисциплинированный (просто мне бежать было некуда и некому сообщать), подбивал окончательный расход продуктов за время перехода. Видя тяжёлое состояние командира, я вытащил из загашника бутылку прекрасного портвейна, который берёг ещё с Севера, и мы вдвоём отпраздновали благополучное завершение перехода гвардейской «С-338» из варяг в греки. (Следующая за нами лодка не обошлась без ЧП, ею долго занимались органы КГБ и военной юстиции). Командиру после снятия стресса стало легче, а здесь и офицеры подвалили, радостные и возбуждённые после общения со своими жёнами … по телефону. На следующий год Черноморский Флот приступил к несению боевой службы у пролива Босфор. Я дважды участвовал в самых первых походах: весной на соседней лодке, летом на своей. После каждого похода – санаторий и реабилитация под контролем опытных врачей. Это было очень кстати. Во время летнего похода весь экипаж похудел от 7 до 13 килограммов. Температура в лодке было 40 градусов, а в 4-ом отсеке, где расположен камбуз, доходила до 60. Когда мы прибыли в Феодосию и построились на верхней палубе, адмирал прервал торжественную встречу – нас всех била дрожь, мы стучали зубами, нам было холодно в 30-ти градусную крымскую жару. Наряду с боевыми делами, мы напряжённо занимались испытаниями новой техники. Десятки выходов в море с крупными учёными, ведущими инженерами со всех концов Советского Союза. Я был поражён обилием организаций, которые занимаются . И впервые задумался, как много денег высасывает из страны гонка вооружения.
С 1966 по 1969 год я слушатель военно-морской академии. Три года в родном городе Ленинграде. Я спланировал себе так: на первом курсе – жениться, на втором – родить ребёнка, на третьем – научиться играть в преферанс. И строго следовал разработанной программе. И всё выполнил. Осенью 1969 года я – флагманский штурман соединения подводных лодок, старший помощник, командир ПЛ. Затем - инженер-испытатель, прибыл в Феодосию на полигон для испытаний корабельных радиоэлектронных средств. И помчались годы... Инженер – значит постоянная работа над собой, повышение своего технического уровня. Занимался я даже в выходные дни. Все на пляже, я один сижу в части. Успешно сдал все кандидатские экзамены. Учился в Харькове в аспирантуре заочно (в институте радиофизики и электроники Академии наук УССР). Родилась вторая дочка. С удовольствием занимался воспитанием детей. Часто ходили с ними в туристические походы в окрестностях старинной Феодосии, возраст которой 2500 лет. Начальники отметили моё рвение в службе и, не дав завершить работу над диссертацией, меня – подводника назначили руководить полигоном. В общей сложности я прослужил моряком-испытателем 20 лет и по достижении 50-летнего возраста подал прошение об отставке, как говорили в старину наши предки. Прекрасная, но грустная страница. Июнь 1989 года. Ресторан «Астория». Город Феодосия. Черное море. Десять капитанов 1 ранга и одна женщина, Вера Николаевна Касатонова, собрались на товарищеский ужин по случаю окончания мною действительной военной службы. Выходного пособия едва хватило, чтобы всё прошло как надо. (Тогда Родина не баловала своих сынов при увольнении в запас.) «Прощай, оружие!» – лучше, чем Хемингуэй, не скажешь.
С 1993 года постоянно проживаю в городе Бресте, республика Беларусь, куда переехал после развала СССР для воссоединения со всей семьёй. (Жена брестчанка). Связь с Флотом не прервал. Активно помогаю в работе Брестскому Клубу Юных Моряков. В детском отделении областной библиотеки веду постоянно действующий цикл бесед «Морская душа». Участник Общероссийского Общественного Движения Поддержки Флота. Уже 50 лет с гордостью ношу морскую форму, свято чту морские традиции и морское братство. Написал свыше восьмидесяти художественных рассказов – морских новелл. Новеллы насыщены романтикой морской службы на подводных лодках, красотой и мужеством юношей, посвятивших свою жизнь морю. В них отражена сложная и опасная работа моряков-подводников. Немало внимания уделено теме любви молодых офицеров, любви, которая не бывает без страданий и переживаний; проблеме мужской и женской верности в браке. Новеллы просты и увлекательны, читаются легко и свободно. Они интересны всем, кто любит море и моряков, кто постигает любовь и предательство, кто может сказать о себе «Честь имею!» Издал книги: «Морские новеллы» (2005 год), «Витязи морских глубин» (2006 год), «Любовь под северным сиянием» (2007 год), «Жизнь - морю, честь - никому» (2007 год), «Ленинградская блокада в памяти сердца» (2008 год), «Срочное погружение» (2008 год), «Мои друзья – подводники» (2009 год), «Моряк - испытатель Андрей Ильин» (2010 год), «Среди волн» (2010 год).
Женат. Имею двух взрослых дочерей, двух внучек, двух зятьёв, одну тёщу. Моя теща, Мария Николаевна Коротеева, скромная, но боевая женщина. Участница Великой Отечественной войны. Медсестра. Воевала даже в танковой армии . Имеет 12 медалей и орден Отечественной войны. Ей сегодня 93 года. Все мы живем в Бресте, прекрасном, таком же героическом, как Ленинград, городе республики Беларусь. Периодически большая семья, все четыре поколения, собираемся на семейные торжества и праздники. Живём дружно и счастливо.
Видимо, Игорь Балахнин не закончил училище. Также предполагаем, что в честь его отца названа Балахнина банка в Каспийском море. Открыта советскими гидрографами в 1930-х годах, тогда же названа по фамилии участника гидрографических работ Александра Петровича Балахнина.
Безменов Феликс Васильевич
Безменов Феликс Васильевич после службы в Вооруженных Силах, окончив в 1961 г. Северо-Западный заочный политехнический институт, работал с 1957 г. во Всероссийском (Всесоюзном) научно-исследовательском институте токов высокой частоты имени В.П.Вологдина. Последняя должность - генеральный директор. Доктор технических наук (1997). Крупный специалист в области термообработки и, в частности, в области высокочастотных электротехнологий. Инициатор работ по созданию технологии термообработки тяжелонагруженных деталей из сталей с регламентируемой прокаливаемостью. Участвовал в создании оборудования для высокочастотной сварки труб и плазменных технологий. Автор ряда ценных для промышленности работ, изобретений и технических предложений. Заслуженный машиностроитель РФ, академик Санкт-Петербургской Инженерной академии.
Борисов Юрий Иванович
После окончания Тбилисского нахимовского училища Юрий Иванович Борисов поступил в ВВМУ подводного плавания.
Четверо тбилисцев за грузинским столом: Бурлаков Игорь Николаевич, Безменов Феликс Васильевич, Борисов Юрий Иванович, Харазов Виктор Григорьевич. 1974 г.
Борянов Вадим Александрович
Нахимовец Вадим Борянов на самоподготовке. Имел первый разряд по классической борьбе. Неизменный участник всех Спартакиад член команды училищной шлюпки, всегда становившейся призовой.
Бурлаков Игорь Николаевич
Игорь Николаевич Бурлаков после окончания Тбилисского нахимовского училища обучался в ВВМУ подводного плавания, окончил его в 1956 г. Длительное время служил на ТОФе, потом работал Военно-Морской Академии им. Н.Г.Кузнецова, умер в Санкт- Петербурге.
26 июня 1969 г. командование академии приняло решение о создании на кафедре учебного командного пункта (открылся в 1972 г.). Здесь начались занятия не только со слушателями командного факультета, но и с офицерами отделения заочного обучения. Начальником командного пункта назначили капитана 1 ранга Б. Н. Емельянова, в 1977 г. его сменил капитан 2 ранга И. Н. Бурлаков. Начальником связи стал капитан 3 ранга Г. Н. Погребной. На командном пункте проходили службу мичманы П. Шаговенко, В. Лысенко, М. Корнев и др. В 1980 г. командный пункт расформировали. Профессорско-преподавательский состав усиленно трудился над новыми учебными и учебно-методическими пособиями, диссертационными работами и монографиями. Так, в 1971 г. капитан 1 ранга В. И. Соловьев подготовил к печати монографию «Связь Военно-Морского Флота», а в 1972 г. вышли в свет первые учебные пособия по оперативно-тактическому использованию автоматизированных систем управления и по курсу «Управление силами» для слушателей факультета подготовки иностранных офицеров.
Бух Борис Аронович
Нахимовец Борис Бух.
Бух Борис Аронович в 1968-1969 гг. - командир пр. 658 в звании капитана 1 ранга. "В ноябре лодка пошла в автономку, под водой встретили Новый 1968 год... После автономки Бух был назначен на другую должность и скорее всего в Одессу, так как он оттуда... В 1968 г. он получил адмиральские погоны и с лодки ушел." Интересно, где служил Борис Аронович Бух в декабре 1965 года, когда "на борту К-149, Юрий Гагарин честно признался: “Ваши корабли посложнее космических!” - Почему-то хочется, чтобы он был очевидцем и свидетелем этого знаменательного для всех подводников высказывания первого космонавта.
ПЛА «» у пирса в бухте Ара. 2001 год, август. Автор: А. Раубе, источник: архив Музея СФ.
Важинский Станислав Брониславович
После окончания Тбилисского Нахимовского училища поступил в ВВИТКУ ВМФ, которое закончил в 1957 г.
Василишин Юрий Петрович
Нахимовец Юрий Василишин
Юрий Петрович Василишин работал в военной приемке, в частности, был главным наблюдающим от ВМФ. Например, при создании (улучшенный пр 1785), шифр «Акула». ТТЗ на его проектирование было выдано в ЦКБ «Нептун» в Москве. Главный конструктор С.Д.Воронцов, главный наблюдающий от ВМФ - капитан 3 ранга Ю.П.Василишин. Полное водоизмещение составило более 100 т, скорость полного хода 11.5 узлов, грузоподъемность 50 т. Строительство этих ДКА велось с 1971 по 1990 годы на Азовском ССЗ. Всего для ВМФ СССР было построено 29 ДКА.
Тбилиси, 1978 г. Встреча однокашников. Слева направо: Виль Тушурашвили с супругой, Валентин Фетинин, Юрий Василишин (в форме), Юрий Борисов (в кепке), (в шляпе), Леонид Цхварадзе, Анзор Каландарашвили, Вячеслав Доможиров, Эдуард Бакуров.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
