Вскормлённые с копья

Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003. Часть 14.

06.02.201208:4906.02.2012 08:49:17

Прежде всего, наверное, в том, что политработников недолюбливал я сам. Почему? Во-первых, за присвоенное ими право быть судьями в вопросах морали и нравственности. Ведь это были обычные люди, к тому же сами далеко не без изъянов. Во-вторых, я все время боролся с постоянно растущим количеством партийно-политических мероприятий. Я понимал, что нас воспитывают, но это воспитание начинало походить больше на оболванивание. Партактивы, семинары, партконференции, лекции, партхозактивы и другие мероприятия шли одно за другим. Начинало казаться, что не научно-производственная деятельность, а партийно-политическая работа является в институте главной. Как-то я даже занялся статистикой: партбюро из пяти человек заседало два часа — затрачено 10 человеко-часов, в партактиве, продолжавшемся три часа, от управления участвовали 35 человек — 105 человеко-часов и т. д.

Партийный и профсоюзный актив управления

Свои расчеты я свел в таблицу, обобщенным результатом которой явился достаточно убедительный вывод о том, что на все эти мероприятия расходуется 15— 20% всех трудовых ресурсов управления. Получалось, что за счет существенного сокращения партийно-политических мероприятий численность управления могла возрасти на целый отдел. Рапорт об этом с убедительной количественной иллюстрацией своих выводов я подал начальнику института вице-адмиралу Н.И.Боравенкову. Вскоре он возвратил его с резолюцией: «Дорогой Юрий Леонидович, зачем эта статистика, обидно за Вас». Естественно, об этом знал и начальник политотдела. Какое уж тут могло быть представление!
Но вот в 1982 году в связи с предстоявшим 50-летием нашего института Н.И.Боравенков и начальник политотдела, приглашая Главкома на торжества, преподнесли ему юбилейный альбом. В числе фотографий докторов наук в альбоме была и моя. После вопроса, занимаю ли я адмиральскую должность, и положительного ответа последовало короткое приказание: «Представьте». Делать после этого начальнику политотдела было нечего: формальных причин к невыполнению прямого указания Главкома у него, естественно, не было, и представление пошло.

Адмирал флота Смирнов Николай Иванович. И.А.Пензов.

Однако судьба уготовила мне еще одно испытание. Вскоре для рассмотрения ряда вопросов, заданных нам из Москвы, в институт приехал первый заместитель Главкома Адмирал Флота Н.И.Смирнов. В числе обсуждаемых вопросов был и мой. Надо сказать, что точки зрения на целесообразность и осуществимость положительного решения заданного вопроса были далеко не однозначны. Московское начальство, в том числе и сам Н.И.Смирнов, ожидало от наших исследований положительных результатов. Увы, они были резко отрицательными. Об этом я и докладывал. Все усилия Н.И.Смирнова получить от меня ответ, который хотелось услышать, оказались тщетны. Опираясь на результаты проведенных исследований, я твердо стоял на своем. Думаю, что мое упрямство было даже излишним. Наконец всегда спокойный и выдержанный Н.И.Смирнов вспылил. Он обвинил меня в непонимании важности получения не отрицательного, а положительного результата в исследовании.
После резко выраженного недовольства Н.И.Смирнов обратился к присутствующим:
— Здесь есть начальник политотдела? Мой «доброжелатель» вскочил:
— Так точно.
Далее монолог заместителя Главкома звучал приблизительно так:
— Чем Вы занимаетесь, начальник политотдела? Наверное, только разбором пьянства ваших офицеров и их амурными делами? Вы должны учить коммунистов правильно понимать стоящие перед ними задачи. Коммунист Коршунов не понимает свои функции. Вот Вам и следует заняться его воспитанием.
— Есть, товарищ Адмирал Флота, займемся, привлечем к ответственности.
Что мне оставалось делать? Только стоять навытяжку, в струнку, с длинной указкой в положении «к ноге», рядом с плакатами, демонстрировавшими мою несомненную правоту. Настроение после этого, естественно, было отвратительное. Я понял, что адмиральства мне теперь не видать.

В 1982 году мне было присвоено звание контр-адмирала

Каково же было мое удивление, когда через пару месяцев на Северном флоте, где, как и обычно, я проводил испытания торпед, возвратившись с моря, я получил поздравления.
Позднее я был еще больше удивлен, когда узнал, что на заседании ВАК мое представление вместо отсутствовавшего Главкома докладывал Николай Иванович Смирнов. Представление прошло с первого раза. По тем временам для служивших в научно-исследовательских институтах такое случалось не часто.

ГЛАВКОМ И ЕГО ФЛОТ

Нет, не случайно эту главу я озаглавил именно так. Флот, который Советский Союз имел к концу своего существования, был создан, в сущности, по замыслу и под руководством единственного человека — Сергея Георгиевича Горшкова.
По-разному можно оценивать ВМФ СССР. Можно восхищаться его мощью, можно критиковать за недостаточную сбалансированность, можно высоко оценивать эффективность его тяжелых противокорабельных ракет или удивляться недостаточной защищенности надводных кораблей от ударов с воздуха. И о том, и о другом можно спорить. Бесспорно одно — флот, который мы имели, являлся детищем Адмирала Флота Советского Союза С. Г. Горшкова.

Адмирал Океана. - Русский Обозреватель. 27.02.2010.

Главнокомандующим ВМФ Г. Горшков пробыл почти тридцать лет, с 1956 по 1985 годы. За это время флот не просто вырос количественно, но и преобразился качественно — стал океанским, атомным, ракетно-ядерным. По своей мощи он разделил первое и второе места с другим сильнейшим флотом мира — американским.
Можно утверждать, что за 300 лет существования флота России военно-морских деятелей такого масштаба, как С. Г. Горшков, было всего три. Это, прежде всех, создатель отечественного флота Петр I, во-вторых, крупнейший реформатор флота генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, преобразовавший отечественный флот из парусного деревянного в паровой броненосный, и, наконец, Адмирал Флота Советского Союза С.Г.Горшков, создавший современный атомный ракетно-ядерный флот.
Усилия Петра Великого обеспечили России выход на Балтийское побережье. Великий князь Константин Николаевич вывел флот в Мировой океан и начал освоение Дальнего Востока. Усилиями С.Г.Горшкова был создан флот, который успешно решал военно-политические задачи в интересах не только Советского Союза, но и мировой социалистической системы. То, что она, эта система, сама по себе оказалась несостоятельной, это уже не вина С.Г.Горшкова.

Теперь о самом Главкоме. Не могу сказать, что мне довелось общаться с ним часто. Слишком велика была разница в наших положениях: он — Главнокомандующий, я — один из начальников управлений научно-исследовательских институтов ВМФ. Тем не менее встречаться, присутствовать на совещаниях и докладывать Главкому мне довелось не раз. Каким он остался в моей памяти? На этот вопрос я и постараюсь ответить, не претендуя на полноту биографического анализа, а основываясь на личных впечатлениях, оставшихся от встреч с человеком, к памяти которого я питаю самое глубокое уважение.
Это был невысокого роста плотно скроенный человек с крупными, даже несколько грубоватыми, чертами лица, высоким лбом. Его лицо сразу говорило о незаурядном интеллекте и скрытой внутренней силе. Что больше всего запомнилось в поведении Главкома? Несомненно, излучаемая им огромная внутренняя энергия. Мне всегда казалось, что Главком просто заряжен ею. Конечно, присутствовала и властность. Однако она всегда выглядела совершенно естественной и никогда не была напускной. Скорее всего, это была убежденность в своем интеллектуальном превосходстве, да и в большей информированности. Впрочем, так оно и было. По своей эрудиции и силе Главком, несомненно, превосходил всех своих заместителей и помощников. Его авторитет на флоте был непререкаем. Из опыта общения с Главкомом у меня сложилось убеждение, что по всем вопросам, которые так или иначе рассматривались с его участием, он всегда имел свое собственное и достаточно твердое мнение.
Помню такой случай. В Москве на совещании при Главкоме рассматривался вопрос о целесообразности строительства новой подводной лодки-цели. Присутствовали только военные: представители НИИ ВМФ, полигонов и центральных управлений. Все считали, что строить такую лодку надо. Мой доклад был первым. Демонстрационные плакаты с графиками, таблицами и диаграммами, иллюстрирующими содержание доклада, я всегда отрабатывал тщательно. Стоило начать доклад, как Главком меня остановил, подошел к плакатам и стал изучать их сам. На все вопросы я давал аргументированные ответы, которые, судя по реакции Главкома, были достаточно убедительными и с его стороны возражений не вызывали. Вместо отведенных 20 минут доклад занял всего пять. Главкомом он был явно воспринят. Несомненно, это был успех, а успех, как известно, прибавляет уверенности.

Участники совещания с участием Главнокомандующего ВМФ в одном из московских НИИ

После моего пошли следующие доклады. Воспринимались они Главкомом не лучшим образом, да и были не слишком убедительны. Чувствовалось, что Главком по каким-то соображениям настроен против новой подводной лодки. Тем не менее ободренный своим успехом я взялся дополнять докладчиков, давая пояснения по некоторым вопросам. То же стал делать и начальник УПВ вице-адмирал С.А.Бутов. Это было и понятно, так как ведомством, наиболее заинтересованным в создании новой лодки, было именно наше. Нельзя сказать, что реакция Главкома на пояснения была положительной. Увы, я этого не уловил. При моей очередной попытке встать и что-то дополнить меня дернул за тужурку сидевший рядом начальник ГУК вице-адмирал Р.Д.Филонович: «Сидите, хватит». И действительно, буквально через минуту при очередном вставании С.А.Бутова на него вылился весь гнев Главкома. За что? Позже мне сказали, что в принципе Главком не возражал против новой подводной лодки-цели, но экономил стапельные места, не желая сокращать количество строящихся боевых лодок. Считал, что пока мы можем обойтись лодкой-целью, уже находящейся в строю.
Служба в НИИ ВМФ особенно позволяла почувствовать личное влияние Главкома на формирование не только флота в целом, но даже облика каждого нового корабля и образца оружия. Постоянная связь с прикладной и академической наукой, частые посещения НИИ ВМФ являлись характерной чертой деятельности Главкома. Непрекращающийся живой интерес 70-75-летнего человека к тому, что будет через 20-25 лет, меня всегда удивлял и восхищал. Интерес Главкома к перспективе всегда был искренним и неподдельным, видеть его безразличным мне не довелось ни разу.

Бутов Сергей Алексеевич, Филонович Ростислав Дмитриевич

Один из приездов Главкома в наш институт запомнился особенно. Не помню, в каком году это было. Помню только, что летом, в жаркую погоду. Среди рассматриваемых вопросов был и мой. Доклады Главком слушал в конференц-зале. Присутствовало очень немного людей. Помню, что мой доклад слушали, не считая Главкома и члена Военного Совета ВМФ адмирала П.Н.Медведева, человек пять-шесть Все были без тужурок, в рубашках. Главком находился в отличном настроении, снял галстук, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. Перед ним на столе, как обычно, лежали золотые карманные часы с массивной цепочкой. Доклад шел гладко, однако в какой-то момент Главком остановил меня:
— Что Вы все «ядерное», да «ядерное». Меня интересует, как решать эту задачу не ядерным, а обычным оружием.
Я ответил, что это практически невозможно. Тогда Главком встал из-за стола и, обращаясь не только ко мне, но и ко всем присутствующим, сказал:
— В ядерную войну я не верю. Американцы живут лучше нас, и она им тем более не нужна. Они ее никогда не начнут. Думайте, как воевать только обычным оружием.
После сказанного Главком замолчал и сел на свое место. Однако тут же встрепенулся вроде бы дремавший П.Н.Медведев:
— Американские империалисты готовятся развязать третью мировую войну. Они хотят ввергнуть человечество в ядерную катастрофу. Это обусловлено звериной сущностью самого империализма. На страже будущего человечества стоит Советский Союз и страны социалистического лагеря.

Адмирал Медведев Павел Николаевич. А.С.Чагадаев.

Продолжение следует.

Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

Вскормлённые с копья

06.02.201208:4906.02.2012 08:49:17

Просмотров:6574 Комментариев:0 0

Мазуренко В.Н. Атомная субмарина К-27. Триумф и забвение. Часть 16.

Вскормлённые с копья

05.02.201208:1805.02.2012 08:18:15

К вечеру концентрацию активных газов удалось сбить до 1,5 предельно допустимых концентраций. Разрешили проход через реакторный отсек методом шлюзования. Поиск «дырки» так и не дал результатов. Будем наблюдать дальше и держать ухо востро.
28 августа 1965 года. С утра последний раз произвели контрольные замеры и убедились, что радиационная обстановка в реакторном отсеке пришла в норму. Таким образом, происшедший позавчера выброс газов будем считать явлением случайным. Где-то кто-то прохлопал при вакуумировании или при выравнивании давления. Это хоть и неприятно, но не смертельно.
4 сентября 1965 года. Сегодня утром компенсирующие стержни пришлось окончательно и полностью вывести из активной зоны. Правда, реактор ещё некоторое время может работать, поскольку сейчас он «отравлен» ксеноном. Если снизить мощность, то наступит «разотравление», за счёт которого высвободится некоторый запас реактивности. Однако снизить мощность реактора – это значит уменьшить скорость лодки, а это, в свою очередь, приведёт к увеличению времени, необходимого для возвращения в базу.
Так и пришлось поступить. Снизили мощность на левом борту, реактор вошёл в режим «разотравления», за счёт которого всё ещё функционирует на 35 процентов.
Правый реактор пока не иссяк, однако его хватит суток на пять–шесть...
6 сентября 1965 года. Левый реактор продолжает работать в режиме «разотравления», благодаря чему мы всё ещё делаем до 14 узлов.
Когда иссякнет «подкожный» запас реактивности, никто точно сказать не может, так как количество ксенона, отравившего активную зону, величина случайная. Следовательно, случайной величиной (безусловно, имеющей математическое ожидание, дисперсию, начальные и центральные моменты) является и период «разотравления», и глубина отравления, и величина дополнительно высвободившейся реактивности.
Пессимисты полагают, что реактор проработает максимум сутки. Следовательно, завтра придётся левый реактор останавливать и идти только на правом, который также дня через четыре полностью израсходует запас реактивности и сможет работать только на пониженной мощности за счёт «разотравления». В этом случае мы сможем иметь ход не более 8 узлов, и, следовательно, придём в базу не ранее 18 сентября.

Боковая проекция ПЛА К-27 пр.645.

Однако есть и оптимисты. Эти считают, что ксенона в зоне скопилось много и, следовательно, мы до самой базы так и будем чесать по 14 узлов, а это значит, что придём 14 сентября. Вот что значит плавать на исходе кампании реакторов.
8 сентября 1965 года. Левый реактор пришлось всё-таки исключить из работы энергетической установки, выведя его на уровень мощности, необходимой только для самоподогрева и поддержания сплава в жидком состоянии.
Зато «разотравление» на нём пошло бурными темпами. Дня через три мы с этого реактора опять сможем снять до 40 процентов мощности, ну а пока топаем только на правом реакторе, снизив скорость до 12 узлов...
10 сентября 1965 года. Ещё один пожар! Сегодня около 15 часов подводную тишину опять разрезали короткие, тревожные звонки аварийной тревоги. Пожар в шестом отсеке (шестой отсек – это отсек главных турбин), горит масло в трюме. Ликвидация пожара с помощью всё того же ВПЛ-52 (всё более убеждаюсь в том, что наша новая противопожарная система исключительно хороша) заняла всего три минуты. Трюм шестого отсека буквально мгновенно был залит плотной пламегасящей пеной.
Источник возгорания масла всё тот же – регенерация. Крошки регенеративного вещества в результате недостаточного внимания вахты при перезарядке РДУ сильной тягой вентиляторов кондиционирования были затянуты в трюм. Контакт с маслом, всегда загрязняющим трюм, огонь, дым, пожар. Третий случай за поход! Это уж действительно, «ни в какие рамки не лезет!»
За кормой лодки в этом походе осталось 15000 миль, общая продолжительность плавания – 60 суток. Я специально привёл аварийную хронику этого, в общем-то, успешного плавания.
Завершив второй автономный поход, К-27 вернулась для ремонта в Северодвинск. Предстояло также частично обновить электронное вооружение АПЛ. При доковании корабля осенью 1966 года, когда плановый ремонт уже подходил к концу, выяснилось, что лёгкий корпус, выполненный из новой, тоже испытываемой на этом корабле, маломагнитной стали, имеет многочисленные трещины, которые скрывались под гидроакустическим покрытием. Сказалась недостаточно отработанная технология изготовления новой стали и конструкций из неё.
Объём и продолжительность осмотра значительно возросли.
После ремонта и сдачи задач экипаж атомохода готовился в свой третий боевой поход, один из самых длительных. Речь шла, как сегодня стало известно, о том. чтобы пройти без всплытия вокруг Земного шара.
Но судьба преподнесла экипажу и атомоходу другое испытание.»

Портрет командира атомохода контр-адмирала В. Наумова В.А. Печатин

И снова я хочу возвратиться в очередной раз к комментариям уважаемого контр-адмирала Наумова В.В., в отношении того, что он думает о назначении капитана 1-го ранга (1965) Героя Советского Союза А.П. Михайловского старшим похода, и его записям в дневнике. Вот, что написал Наумов В.В.:
«У Михайловского в 1965 году положение старшего в походе было хуже некуда. В это время он служил НШ (начальник штаба) 11 ДиПЛ 1-й флотилии 675 проекта в Западной Лице, имел до этой должности опыт командования и подледного перехода на ТОФ командиром 658 проекта, за что получил звание Героя Советского Союза. Зная повадки комдива 11-й ДиПЛ Н.Ф.Рензаева, я не сомневаюсь, что Михайловский временно передал дела НШ за 1-2 суток до похода. Так что оказать какое-либо влияние на отработку экипажа и улучшение организации службы он мог только в походе. А что касается особенностей ядерной установки на АПЛ К-27, то он о них понятия не имел. Ведение дневника и его рассуждения об отравлении реактора объясняется его склонностью к научной и литературной деятельности (не зря он доктор военных наук).
В дневнике Михайловский упоминает о 6-ти неисправностях и аварийных предпосылках за 60 суток похода в Средиземку. Это же очень немного, и я не сомневаюсь, что их было намного больше, просто он о них не писал в дневнике.»
Во время похода в Средиземное море произошло два серьёзных инцидента, которые могли очень печально закончиться для корабля и его экипажа, и о которых старший похода не упоминает в своих записях.
Лодка всплыла на перископную глубину, старпом Умрихин подошёл к перископу, повернул его влево через диаметральную плоскость на курсовой угол примерно 135 градусов левого борта и вдруг, закричал: "Заполнить быструю, опустить выдвижные устройства, боцман, срочно ныряй на глубину 40 метров!"
Как только АПЛ ушла на глубину, раздался доклад гидроакустика "Слева 135 шум винтов транспорта".

П.Ф.Леонов. - Советская субмарина K-27 ставит точку в монополии 6-го Флота США в Средиземном море.

Командир Леонов даёт команду: "Боевая тревога, погружаемся на глубину 140 метров, обе турбины – средний вперёд!" Когда штурман Валентин Милованов провёл боевую прокладку и её наложили на курс лодки, то оказалось, что танкер, шедший со скоростью 14 узлов, водоизмещением порядка 40 тыс. тонн, находился к моменту обнаружения всего в 5-ти кабельтовых от лодки и шёл пересекающимся курсом. Учитывая, что АПЛ К-27 шла под перископом со скоростью 6 узлов, жить ей и всему экипажу оставалось 2 минуты...
Второй случай, когда только оперативность того же штурмана Валентина Милованова спасла лодку от столкновения с подводной преградой. Но лучше об этом расскажет сам Валентин Николаевич Милованов, ныне капитан 1-го ранга в запасе.
«Относительно избавления мною столкновения со скалой в подводном положении. Кажется, это было в Тирренском море, Боря Ефремов порой слонялся по кораблю и, конечно, не пропускал самое интересное – штурманскую рубку. За время многих плаваний я научил его пользоваться эхолотом. Когда он зашёл ко мне в штурманскую рубку, я дал ему команду «измерять глубину под килем». Он включил, я смотрю на ленту самописца и вижу, что глубина под килем резко уменьшается. Первое, что у меня в мозгу промелькнуло – ошибка в исчислении, идём на берег. Пот прошиб. Выбегаю на ЦП и вахтенному офицеру Толе Гужеленко: «Лево на борт, всплывай на 40 метров!» Сам к эхолоту. Короче, глубина сначала продолжала уменьшаться, мы отвернули на обратный курс, глубина стала увеличиваться. Далее легли на рекомендованный курс – замечаний не было. Горизонт глубин в том районе (Ионическое море, к юго-востоку от о-ва Сицилия) где-то 2500–3000 метров. Мы шли на глубине около 80–100. И вдруг, если мне не изменяет память, – 300-400 метров!!! Куда делись тыщи метров?! Потом я дал подробный отчёт по этому случаю. Поинтересовался у флагманского штурмана, подтвердилась ли зафиксированная мною аномалия? Он дал отрицательный ответ. Я тогда выдвинул три версии происшедшего: 1) под нами был мощный слой т.н. «жидкого грунта». Иногда ПЛ даже ложатся на такой грунт, как настоящий; 2) под нами был мощный косяк рыбы; 3) под нами была американская АПЛ (такое в моей практике было). Но тогда я считал, что мы шли на какую-то скалу прямым ходом. Поскольку во всём этом принимал участие Борька Ефремов, то часто в компании он и рассказывал про то, как мы чуть в скалу не врезались.

Друзья по службе и жизни доктор АПЛ Борис Ефремов и помощник командира Валентин Милованов.

А вот что касается инцидента с Гибралтарским проливом, то если бы командир не дал бы возможности определить место, то очень была высока вероятность, что нас ждали печальные последствия.»
Возможно, Валентин Николаевич из-за скоромности не написал, что ему пришлось сделать в черновом вахтенном журнале тогда в походе по этому случаю следующею запись: «На обращения к командиру разрешить лично определить место перед проходом узкости – отказано. Проложенный командиром курс ведёт к катастрофе. Ответственность за безопасность кораблевождения с себя снимаю. Командир БЧ-1, капитан-лейтенант Милованов.»
К этому только хотелось бы добавить, вот если бы так поступили в мае 1968 года командир 1-го дивизиона Лев Пастухов, начальник химслужбы Вадим Донченко, то может быть и не было таких тяжёлых последствий.
Вот ещё что хотелось бы отметить. В 2002 году в своей повести "Трагедия атомной подводной лодки К-27" я немного исказил высказывания А.П.Михайловского, старшего похода в Средиземное море, в адрес Валентина Милованова. Мною было написано, что Милованов, словами Михайловского, – "лучший штурман флота". Впоследствии Валентин Николаевич поправил меня и просил исправить ошибку. Я это делаю в настоящей книге. Тогда старший похода, собрав офицерский состав дословно сказал: "Товарищи офицеры, ставлю всем в пример службу штурмана капитан-лейтенанта Милованова Валентина Николаевича. Все свободны!"

Автор книги Мазуренко Вячеслав, справа - экс-командующий ВМС Украины, вице-адмирал Безкоровайный Владимир Григорьевич. г. Киев.

В 2005 году я встречался с вице-адмиралом Владимиром Безкоровайным, который в 1970-х годах служил старпомом у командира АПЛ К-450 Милованова В.Н. Так вот он сказал тогда о своём командире так: "Милованов Валентин – моряк был отменный, учить командиров любил. И самое главное – у него было то, чему надо было учить, в отличие от многих других, с кем приходилось служить и которых, к сожалению, не увольняли, а растили. Скажу больше: Милованов –это был штурман от Бога!" На этом я и поставлю точку.
Во время нахождения в Средиземке командир Леонов блестяще провёл учебную боевую атаку (со слов того же Валентина Милованова и других офицеров, с кем мне приходилось говорить, в частности, с Ходяковым Владимиром) на американский авианосец, преодолев при этом всю его защитную надводную армаду кораблей, и нанёс ядерный торпедный удар (конечно, имитация). Цель была уничтожена... Потом, правда, кораблю пришлось несколько часов на максимальной скорости, резко меняя курс, глубины уходить от погони. Ибо американцы могли просто потопить советскую субмарину.
Леонова Павла Фёдоровича часто упрекали в том, что он позволял в море ходить на крайне рискованных глубинах. Это он делал ещё тогда, когда служил на дизельных лодках. Это я слышал лично от вице-адмирала, Героя Советского Союза Евгения Дмитриевича Чернова при разговоре с ним по телефону, в 1950-х годах он служил под началом Леонова старпомом на дизельной подводной лодке.

Вице-адмирал Евгений Дмитриевич Чернов. - Специальный выпуск альманаха "Тайфун" (2001 г.) посвящен 40-летию со дня образования 3-й дивизии ПЛ СФ.

Е.Д.Чернов оправдывал его действия. Ведь в военное время, при боевых действиях, всё возможно, и все средства оправданы для спасения экипажа и выполнения боевой задачи. А виновником пожара, который так испугал старшего похода, был старшина Хутченко, который при тушении пожара получил сильные ожоги ног. Впоследствии его передали на надводный корабль для госпитализации. Пожар оперативно потушили. Подоспевшие в отсек командир БЧ-5 Алексей Иванов и командир отсека Владимир Резник включили систему пожаротушения и загасили пламя. Во время тушения пожара Леонов дал команду всплыть с глубины 150 метров на 40 метров. Потом на перископную. На горизонте маячили несколько транспортов. Значит, о том, чтобы всплывать не поверхность, отдраить люк, провентилировать отсек в атмосферу, не могло быть и речи.
Кораблю пришлось снова погрузиться на 40 метров и экипажу заняться борьбой за живучесть под водой.
Прошло ещё несколько часов, пока в отсеках не восстановилась нормальная обстановка в содержании газа. Исчезла загазованность. Экипаж продолжал нести свою боевую службу. За это происшествие досталось боевой смене, которую возглавлял помощник командира корабля капитан-лейтенант Геннадий Фытов. Виновные были нещадно отруганы. Но пожары на атомных лодках – одна из главных бед сегодня. Такова уж служба моряков-подводников. Хорошо, что всё хорошо кончается.

Андрей Алексеевич Хутченко (умер в 2007 г.)

Не всё было гладко и в работе механизмов реакторного отсека. Вот один из тех случаев, который мог привести к печальным последствиям радиоактивного загрязнения всего корабля, а значит, и к поражению личного состава.
Вспоминает один из участников того похода, командир реакторного отсека, ныне капитан 3-го ранга в отставке Домбровский Владислав Владимирович:
«На левом борту давлением подорвало крышку среднего парогенератора. Такие случаи у нас уже были, и мы имели опыт устранения этой неисправности. Но занимались этим на берегу с обеспечением береговой службы, с большим объёмом работ с последующей дезактивацией. Разгерметизация парогенератора приводила к сильному загрязнению отсека радиоактивностью. Я не знаю, чем бы закончилась вообще эта авария, если бы её не обнаружил сразу Гриша Раина и мы её быстро не устранили. Дозиметристы взяли под свой контроль рост радиоактивности после нашего доклада. Меня сразу подменили на пульте, и я занялся устранением неисправности. Сложность ремонта состояла в том, что парогенератор был горячим. Температура крышки – 350 градусов по Цельсию. «Отсекли» парогенератор (ПГ) по 1-му и 2-му контуру, снизить температуру удалось до 250 градусов по Цельсию, и приступили к устранению аварии. (На берегу эти работы проводились на «холодном» ПГ с организацией местной вентиляции, и это занимало 3–4 рабочих дня). Я, Гриша Раина, и Саша Осюков в тяжелейших условиях устранили такую неисправность за шесть часов.
На крышку ПГ (250 градусов по Цельсию) положили асбестовый мат (его диаметр был на полметра меньше диаметра ПГ), на него две доски, которые в процессе ремонта обуглились, и начали затягивать гайки на шпильках. А их больше полсотни (точно не помню). Затягивать гайки надо было очень осторожно, и внимательно производить замеры микрометром, чтобы не выйти за допуск. Пот лил ручьём и закипал на раскалённой «сковородке» – крышке ПГ. Пообжигали себе руки. В отсеке температура поднялась до 80 градусов по Цельсию. Как мы выдержали, не знаю. Спасибо Бересневичу (наш снабженец) – он приносил нам холодный яблочный сок в отсек в трёхлитровых банках. Мы их выпили штук шесть. Закончили работу в полуобморочном состоянии.

Продолжение следует

Вскормлённые с копья

05.02.201208:1805.02.2012 08:18:15

Просмотров:6399 Комментариев:0 0

Самолет и корабль. - Касатонов В.Ф. Моряк-испытатель Андрей Ильин (повесть). Город Брест, 2010 год.

Вскормлённые с копья

05.02.201208:0705.02.2012 08:07:39

Море в бухте Коктебель стонало. Ветер гнал огромные белогривые волны, которые с ревом набрасывались на берег, сокрушая покрытый галькой пляж. Слева «черная гора» Кара-Даг мрачно терялась в нависших над самой водой дождевых тучах. Морской офицер на крутом берегу с биноклем в руках, озабоченный и напряженный, с волнением всматривался вдаль. Он ждал самолет, который по его расчетам, должен вот-вот подлететь к берегу, где находился макет опытного образца радиомаяка. Шли первые испытания аппаратуры привода и посадки летательных аппаратов на корабли Военно-морского флота. Страна готовилась строить авианосцы.

Иван Айвазовский. Море. Коктебельская бухта.

Техническая задача формулировалась очень просто. Самолет в океане должен все время знать, где находится корабль, с которого он взлетел. Если летчик почувствует, что он «потерялся» – это катастрофа. Куда лететь? В океане нет ориентиров, пилота и самолет ждет гибель в бескрайней водной купели. Только кодированный радиосигнал, содержащий информацию о пеленге и дальности до корабля, дает летчику уверенность спокойно выполнять боевую задачу. Каждую секунду полета он знает, как вернуться на «базу».
Макет радиомаяка доставили на полигон под Феодосией на автомашинах из Ленинграда. Научные сотрудники института Радиоаппаратуры совместно с моряками-испытателями быстро смонтировали и укрепили огромный шар, настроили аппаратуру, доложили о готовности начать летно-морские испытания. Возглавил испытательную работу вездесущий капитан 3 ранга Ильин Андрей Николаевич, толковый офицер, уже имеющий опыт организации и проведения испытаний и исследований. Начальник отдела, мудрый, умеющий доверять подчиненным, полковник Хляп Борис Наумович очень смело рассудил: «Вы, Ильин, опытный штурман, вам и карты в руки. Научите береговую и бортовую (самолетную) аппаратуру первым шагам – дайте возможность самолету летать на 150-200 километров и благополучно возвращаться к радиомаяку». Вот такая простая задача - впервые в истории военно-морского флота самолет и корабль должны быть автоматически связаны радиосигналами, дающими возможность кораблю знать, где находится самолет, а летчику – где корабль. У американцев система «Такан» уже отработана, у нас пока такой системы нет. Наш флот готовится к выходу в океан, на стапелях в Николаеве заложены авианосцы. А, значит, будут самолеты, для которых нужна система привода и посадки на корабли.
Все готово к натурным испытаниям, но штаб авиации Черноморского флота тянет с выделением боевых самолетов. Испытатели нервничают, аппаратура готова, все полетные задания согласованы, а работы не могут начаться – нет самолетов. Все на взводе. Неожиданно Андрей Николаевич узнает, что у главного конструктора из Ленинграда есть чековая книжка, т.е. есть живые деньги. Он берет в легкий оборот главного конструктора Филаретова Юрия Серафимовича, о котором с некоторой иронией можно сказать стихами Р.Киплинга: «Стоит он тяжелый как дуб, не чесаны рыжие баки, и трубку не вырвать из губ, как кость у голодной собаки».

Главный конструктор радиотехнической системы автоматической посадки орбитального корабля "Буран" Ю. С. Филаретов

(Кстати, Ильин давно заметил, что все главные конструктора довольно крупные люди. Видимо, характер работы выводит на эти орбиты очень сильных и физически крепких людей, остальные не выдерживают в пути). И вот они уже мчатся на машине в Керчь, в аэропорт. Встретились с руководством керченского авиаотряда, «пошуршали» деньгами, и оказалось, что уже завтра гражданские самолеты готовы совершить любые вылеты для военных моряков. Все-таки, хорошие у нас люди! Ударили по рукам, закрепили договор бутылочкой кальвадоса, и за работу, товарищи!
А утром - загудело, заштормило. «Глаз циклона» где-то под Харьковом, а на восточном берегу Крыма шторм в девять баллов. Но летчики, настоящие воздушные асы, взлетели и честно отрабатывают деньги. Договор есть договор! Капитан 3 ранга Андрей Ильин стоит на берегу, рядом с радиомаяком, и переживает за летчиков, как бы они не врезались в Кара-Даг. В бинокль ничего не видно, сплошные облака. Он берет микрофон и взволнованно говорит открытым текстом: «031-й. Будь осторожен, впереди гора!» Невидимый летчик спокойно отвечает: «Все под контролем. Иду согласно заданию, замечаний нет». Через две минуты самолет с ревом проходит над испытателями и над поселком, где живут семьи моряков – офицеров и мичманов. Они все люди опытные, привыкли к испытаниям, поэтому сегодня они аплодируют летчику, отдавая должное его героизму. Испытания прошли успешно. Самолет еще несколько раз проносился над маяком, каждый раз вызывая восхищение у местных «аборигенов». Когда пришли в столовую, Андрея и главного конструктора Юрия Серафимовича встретили как героев. Кок, старший матрос, яркая рыжеволосая Катя, покачивая соблазнительными бедрами, сама вынесла им по огромной отбивной с жареной картошкой. И по ее ласковым и дарящим надежду глазам Андрей понял, хорошо бы быть действительно Героем Советского Союза. Но, увы! Правда, после обеда он все-таки подошел к Кате и, смутив ее так, что она стала пунцовой, поцеловал ей руку. (Просто пошутил на радостях, а она будет помнить это, как подарок судьбы. Так дорого ценит женщина внимание к ней!)

Через неделю ежедневных полетов Филаретов и Ильин подписали протокол, главный вывод которого звучал так: «Испытания макета аппаратуры приводного радиомаяка показали правильность технической идеи». Это вдохновило ленинградских инженеров, и они с головой бросились дорабатывать и совершенствовать свое детище. Дважды Андрей Николаевич ездил в Питер в научно-исследовательский институт Радиоаппаратуры на защиту технического проекта, несколько раз встречался со специалистами из военного института радиоэлектроники в городе Пушкине на разработке и утверждении технического задания. Кроме приводного радиомаяка в состав системы вошли курсо-глиссадные радиолокаторы и оптические маяки, помогающие пилоту по изменению цвета визуально заходить на посадку. Прошло долгих два года, документы все согласованы, аппаратура отработана, проверена на полигоне и отправлена на корабль.
И вот, свершилось! Головной тяжелый авианесущий крейсер – ТАКР «Киев» проекта 1143 прибыл в Севастополь, на нем установлена первая отечественная система привода и посадки летательных аппаратов на корабли ВМФ - «Привод-СВ». Весь Черноморский флот занимался испытаниями этого огромного корабля. Андрей Николаевич ликовал. Аппаратура привода и посадки, отработанная на полигоне, практически сразу показала на корабле высокую работоспособность и надежность. Она была принята госкомиссией без замечаний. Казалось бы, можно ставить точку на этой работе! Не тут-то было!

Тяжелый авианесущий крейсер "Киев" В.С. Емышев

Однажды при очередном посещении Феодосии корабль близко подошел к берегу. Полковник Хляп Борис Наумович, по свойственной ему любознательности, взял бинокль и прямо из окна своего кабинета стал рассматривать антенну-шар системы «Привод-СВ». Он не поверил своим глазам – рядом с шаром, который по всем техническим условиям должен быть на самой вершине мачты, чтобы его работу ничего не затеняло, рядом с шаром располагалась какая-то новая антенна. Раньше во время испытаний ее не было, и ничто не мешало круговому излучению приводного радиомаяка. Он быстро пригласил Ильина, который ахнул и схватился за голову: «Это только что установлена совершенно новая антенна космической связи. Без согласования с нами и главным конструктором нашей системы. Это катастрофа!» Тут же была составлена шифровка командующему флотом о необходимости проверки зоны обзора приводного радиомаяка, так как установка антенны космической связи могла привести к появлению провалов радиосигналов и потери ориентации пилота в воздухе. Военная машина медленно заработала, а когда она набрала обороты, то ее уже было не остановить. Так как сроки завершения испытаний корабля в целом поджимали, пришлось доложить в Москву Главнокомандующему Военно-морским флотом о необходимости дополнительных испытаний в Феодосии. Обратно каток с фитилями и взысканиями из Москвы докатился до Севастополя и Феодосии и, как всегда, крайним оказался невиновный, т.е. капитан 3 ранга Ильин Андрей Николаевич. Неунывающего Ильина вызвал полковник Хляп и по-отечески попросил: «Поезжайте немедленно в Севастополь на корабль, вас вызывают флотские начальники. Доложите причину необходимости проверок зон обзора. Мы в лаборатории на берегу все приготовим и с прибытием корабля немедленно начнем работу. В течение дня все замеры будут сделаны. Желаю успеха». Всю ночь добирался Андрей Николаевич до Севастополя. Утром он подошел к необыкновенно огромных размеров кораблю, пришвартованному в Угольной бухте Севастополя.

После подписания приемного акта ТАКР "Минск". Слева направо: главный строитель Иван Иосифович Винник, зам.главного строителя по вооружению Исаак Самойлович Мельницкий, председатель государственной комиссии контр-адмирал Евгений Васильевич Левашов, в светлом костюме - главный конструктор - Аркадий Васильевич Маринич (НПКБ), ответственный сдатчик Саратовского завода "Знамя труда" по ЗРК "Оса-М" - Анатолий Сергеевич Волков, строитель по главному ракетному комплексу "Базальт" Георгий Никифорович Дмитриев. Николаев, 27 сентября 1978 года. - Маринич Аркадий Васильевич - Главный конструктор авианосцев ТАКР "Киев", "Минск" и "Новороссийск"

Дежурная служба доложила командиру о его прибытии. Усталого, измученного после бессонной ночи, его привели в кают-компанию, где незнакомый контр-адмирал пил горячий крепкий «морской» чай, куча белоснежного сахара и желтых галет возвышалась перед ним в вазе богемского стекла. Недовольный адмирал не пригласил сесть и, тем более, не предложил чая, а Андрей не отказался бы. (Увы, забыты флотские традиции российского флота.) Адмирал, наслаждаясь чаем, и не глядя на стоящего перед ним капитана 3 ранга, начал возмущенно заводить себя, почему, мол, из-за вас, ученых, надо гнать крейсер в Феодосию, почему нельзя провести измерения на месте? И, вообще, зачем это все нужно? Андрей Николаевич спокойно сказал, что сегодня не исключается возможная гибель летчика и потеря дорогостоящего самолета из-за провалов в зоне обзора приводного радиомаяка. Аппаратура, способная оценить зону обзора, стационарно развернута и находится в рабочем состоянии в лаборатории на Защитном молу в Феодосии. Кораблю надо совершить несколько циркуляций в зоне видимости лаборатории, и в течение 4-5 часов работа будет закончена. А через сутки будет готов отчет с результатами измерений. Адмирал, еще более недовольный, буркнул: «Идите, готовьтесь, через час выход в Феодосию». Андрей еще раз взглянул на вкусный чай, развернулся через левое плечо и вышел вон.
Через пару часов, немного отдохнув по известному флотскому принципу: «Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте», Андрей был почти выброшен с койки. Корабль качало на 20 градусов с правого на левый борт. Что случилось? Тем более, что море спокойное. Почти все гражданские инженеры укачались. Оказывается, адмирал в порядке шутки решил проверить на переходе в Феодосию исправность работы успокоителей качки. Они начали работать и раскачали корабль так, будто он преодолевал штормовой Бискайский залив. После отключения успокоителей личный состав еще долго приводил в порядок каюты, кубрики и камбуз, всем досталось.

В Феодосии работа прошла на редкость удачно. Полковник Хляп с группой испытателей ждал корабль и при его появлении сразу же доложил о своей готовности к работе. Андрей Николаевич приказал включить приводной радиомаяк, и по его команде корабль начал делать полные циркуляции на правый и затем на левый борт. При прохождении направления на Защитный мол носом корабля и кормой Андрей Николаевич просил сигнальщиков включать прожектор, чтобы на берегу фиксировали положение корабля. Через три часа высокоэффективной работы все измерения были закончены. Андрей Николаевич попрощался с командиром корабля, адмирал не снизошел до «рукоприкладства», сел в присланный за ним катер и сошел на берег. Началась интенсивная обработка материалов. К 23 часам все было закончено. В зоне обзора был выявлен провал шириной в 15 градусов. Это было очень опасно для авиации. Надо срочно демонтировать антенну космической связи и установить ее в другом месте. В 24 часа Андрей Николаевич с секретными материалами измерений и отчетом в сопровождении вооруженного мичмана Афанасьева Василия Петровича выехали на автомашине полигона в Севастополь. Ночная поездка через весь Крым в мерцающем лунном свете! Молодой матрос за рулем, машина старенькая, еле идет по горным кручам. Проплывают какие-то сказочные селения: Грушевка, Тополевка, Ароматное, Земляничное, Чистенькое. Офицер Ильин вторую ночь не спит, в голове немного гудит и частенько нападает легкая дрёма. Все вокруг какое-то нереальное, полная луна светит как солнце. Тень от деревьев ложится на дорогу, одинокая машина медленно ползет, на дороге больше никого нет. Все спят, только испытатели торопятся выполнить свой долг, довести свою аппаратуру до совершенства. А как иначе?!
В Севастополе их ждали. Как только Андрей сдал документы в секретную часть корабля, их тут же взял главный конструктор системы «Привод-СВ» Филаретов Юрий Серафимович и побежал к главному конструктору корабля. Потом они вместе побежали к адмиралу.

Маринич Аркадий Васильевич - Главный конструктор авианосцев ТАКР "Киев", "Минск" и "Новороссийск"

Как потом выяснил Андрей, командующий Черноморским флотом доложил результаты работы в Феодосии Главнокомандующему ВМФ в Москву, тот приказал в течение двух суток устранить дефект. Так закончился подвиг группы испытателей полковника Хляпа Бориса Наумовича. Ведь все произошло совершенно случайно. Испытатели предотвратили большую беду! Хорошо, что Андрея Николаевича не наказали. (Флотский принцип продолжал действовать: «Раз матрос не наказан, значит, он уже поощрен»). Хотя, конечно, не обошлось без ЧП. На радостях напился мичман Вася Афанасьев. Опытный Андрей Николаевич заранее успел отобрать у него пистолет и положить его в сейф на береговой сдаточной базе института Радиоаппаратуры, где они ждали решения вопроса после доставки документов на корабль. Можно было немного поспать. Вася сказал, что он спать не хочет, выспался в машине, но хочет проведать своих родственников. Откуда они взялись у него в Севастополе? Часа через три беспокойства и переживаний со стороны Андрея Николаевича, мичман Василий Петрович вернулся совершенно пьяненький, но тихий, и даже удивленный – чего переживать, вот он я. Андрей загрузил его в машину, пистолет сунул себе в «дипломат» и они благополучно поехали домой. В Феодосию Вася прибыл уже трезвым и даже посвежевшим – отоспался, бродяга. Андрей Николаевич доложил командованию полигона, что задание выполнено, поездка прошла без замечаний. (Но с Васей, толковым и работящим техником, пришлось поработать по индивидуальному плану. К сожалению, эта пагубная страсть неискоренима. Беда!)

Проход ТАКР "Киев" под мостом в Босфоре. Видна верхняя точка "Киева" - шар антенного поста радиотехнической системы ближней навигации и посадки авиации "Привод-СВ". 17 июля 1976 года.

А тяжелый авианесущий крейсер «Киев» пошел в океан. На душе испытателей было спокойно, они сделали все, что могли. Позднее вошли в строй следующие корабли этого проекта: «Минск», «Новороссийск», «Тбилиси», «Баку». На каждом из них была смонтирована система привода и посадки летательных аппаратов на корабли ВМФ «Привод-СВ», родившаяся, в том числе, и усилиями моряков-испытателей феодосийского полигона.

P.S. Как-то, в канун 50-летия первого запуска искусственного спутника Земли, по телевидению показали в свое время секретные кадры работы наших ученых по созданию челнока многоразового использования «Буран». Всего лишь единственный полет в космос совершил «Буран» и в автоматическом режиме произвел посадку при возвращении на Землю. Каждый инженер, понимая, как сложно летчику посадить самолет, был в восторге и в восхищении, увидев безукоризненную посадку «Бурана» без человека на борту.

Это шедевр, величайшее достижение нашей науки и техники! Это техническая симфония! Когда полет закончился, люди, стоящие на аэродроме, бросились обниматься и поздравлять друг друга. И, о чудо, крупным планом мелькнуло лицо Филаретова Юрия Серафимовича и группы инженеров, которые работали с ним много лет тому назад над созданием корабельной системы «Привод-СВ». И опять Андрей Николаевич Ильин испытал гордость за свою редкую, но прекрасную профессию моряка-испытателя: «С какими выдающимися людьми пришлось общаться и работать! С людьми, жизнь и работа которых украсила историю всей Страны. И я был с ними рядом! Спасибо Судьбе».

Посадка Бурана на аэродроме Юбилейный - Любительское видео - Avsim.su

Октябрь 2009 года.

Вскормлённые с копья

05.02.201208:0705.02.2012 08:07:39

Просмотров:7832 Комментариев:0 0

Мазуренко В.Н. Атомная субмарина К-27. Триумф и забвение. Часть 15.

Вскормлённые с копья

04.02.201208:4104.02.2012 08:41:24

Глава 10. ПЕРВЫЙ СОВЕТСКИЙ АТОМОХОД В СРЕДИЗЕМНОМ МОРЕ

Изящной походкой подводная лодка
Ложится из базы на курс в океан:
Любимые ждите, чуть-чуть потерпите,
Поверьте, живыми воротимся к вам.

Весна 1965 года. Москва. Главный штаб Военно-морского флота СССР.
В кабинете главкома ВМФ находятся заместитель командующего Северным флотом контр-адмирал Петелин А.И. и начальник штаба одной из дивизий атомных лодок в Западной Лице, капитан 1-го ранга Михайловский А.П.

Петелин Александр Иванович

Оба – прославленные моряки-подводники, прибыли к Главкому после торжественного приёма в Кремле по случаю их награждения Золотыми медалями Героев Советского Союза. Расспросив присутствующих об их впечатлениях, Сергей Георгиевич, обращаясь к Петелину и Михайловскому, сказал следующее: "Мне, уважаемые подводники, нет надобности объяснять Вам о том, какая сегодня политическая обстановка в мире. Создаваемый нашим государством атомный флот не уступает Американскому. Наши атомные лодки сегодня успешно выполняют задачи в различных точках Мирового океана. И выполняют их успешно. Сужу по вашим Золотым Звёздам Героев, которые вы недавно получили.
К сожалению, нашим атомным флотом пока недостаточно освоена боевая служба в Средиземном море. На сегодня ещё ни одна из наших лодок там не была. Господствует 6-й флот США, английские атомные субмарины.
Принято решение Военно-морскому флоту Советского Союза в противовес флоту НАТО создать в Средиземном море постоянно действующую группировку сил боевой службы. Нет возражений?"
Петелин и Михайловский промолчали, только кивнув в знак согласия головой. Они понимали, что решение уже окончательно принято и Главком спрашивая об их согласии, делает это из уважения к ним.
"Ну, вот и хорошо. Считаю, что командующему Северного флота необходимо в пределах июня-сентября месяца следующего года направить в Средиземное море на одну из атомных подводных лодок. Товарищ Петелин, какие будут ваши предложения?"
Поднявшись, Александр Иванович доложил Главкому, что сегодня выполнить приказ Главкома Советского правительства, убыть на боевую службу в Средиземное море готова каждая из атомных лодок, находившихся в составе Северного флота.

Адмирал Океана. - Русский Обозреватель. 27.02.2010.

Поблагодарив Петелина, Горшков сообщил, что на днях у него состоялся разговор с наукой, в лице академиков Александрова и Лейпунского. "Так вот, они рекомендовали для похода в Средиземное море атомную подводную лодку К-27 с ядерным реактором на жидкометаллическом теплоносителе. Этот корабль, как вы знаете, совершил поход без всплытия на поверхность в Южную Атлантику. И по их отзывам, сам корабль и экипаж, которым командовал Гуляев Иван Иванович, отлично себя зарекомендовали.
В настоящее время, как мне известно, лодка находится в Северодвинске, её обслуживает второй экипаж, да и командир сменился. Опыта океанского плавания этот экипаж и сам командир не имеет. На это следует обратить особое внимание командированию бригады. Подготовку к выходу в поход К-27 в Средиземное море поручено 11 дивизии. А вот старшим в походе назначить капитана 1-го ранга Михайловского Аркадия Петровича", –повернувшись к нему, сказал Главком.
"А вам, Александр Иванович, после прибытия к месту службы, передать мои указания командующему Северным флотом Лобову. Подготовьте все документы по этому делу. Вопросы есть? Нет? Вы свободны, товарищи подводники. Успехов вам."
Поблагодарив Главкома, адмирал Петелин и капитан 1-го ранга Михайловский покинули кабинет.
Так был решён вопрос о направлении впервые в Средиземное море атомной подводной лодки Военно-морского флота Советского Союза. И чести этой удостоилась опытовая уникальная атомная подводная лодка Северного флота К-27 под командованием капитана 2-го ранга Леонова Павла Фёдоровича.
Этот второй поход К-27, который проложил путь остальным атомным субмаринам СССР в указанный район, поставил точку на монопольном господстве 6-го флота США и атомных лодок НАТО в Средиземном море. Закончена тяжёлая подготовка к походу, учения и учёба, выходы в море для сдачи задач и проверки работы узлов и механизмов корабля.

Наступило 16 июля 1965 года. В 19.00. начальник штаба флота Георгий Михайлович Егоров дал окончательный инструктаж, и атомная лодка К-27 без шума и проводов отошла от пирса в Западной Лице, взяла курс на свой длительный 60-суточный поход. Знал ли командир и экипаж, что второй поход АПЛ К-27 должна пройти, когда ядерное горючее было на исходе? Не знаю. Об этом нигде и никто не говорил. Но об этом в одном из своих писем пишет контр-адмирал Наумов В.В. «Были недостатки у экипажа К-27 при подготовке его ко второму походу. Экипаж Леонова варился в собственном соку, так как бригада дизельных лодок в Гремихе была не в состоянии полноценно осуществить контроль за подготовкой экипажа и состоянием корабля в целом, я уже не говорю об ядерных установках. Именно отсутствие компетентных, грамотных начальников на К-27 объясняет факт выхода на боевую службу в Средиземное море в 1965 году, когда было на исходе реакторное топливо. На 1-й флотилии электромеханическая служба такого не допускала.»
Корабль вывели в море: Михайловский А.П. – старший похода, капитан 1-го ранга, Герой Советского Союза, Леонов П.Ф. – капитан 2-го ранга, командир; Умрихин Г.М. – капитан 3-го ранга, старпом; Фытов Г.А. – капитан-лейтенант, помощник командира корабля; Анисов В.В. – капитан 3-го ранга, замполит; Иванов А.А. – капитан 3-го ранга, командир БЧ-5; Гужеленко А.И. – командир БЧ-4 РТС; Придатко В.И., Нечипуренко И. – командиры дивизионов; Милованов В.Н. – командир БЧ-1. Первый день АПЛ шла на глубине 60 метров. Периодически всплывала и выходила на связь. В отсеках корабля среди офицеров и матросов витало эмоционально приподнятое настроение. Ведь для многих из них длительный поход – это штука неизведанная. Первый в их службе. Но потихоньку жизнь на корабле вошла в привычное русло. Вахта, отдых, занятия, просмотр взятых на борт кинофильмов. Техника атомной лодки работала без замечаний, не считая мелких поломок. Конечно, привести полностью в данном рассказе описание жизни экипажа во время похода в Средиземное море просто невозможно. Но из воспоминаний участников читатель поймёт, что пришлось испытать морякам-подводникам. Это и боевые тревоги, это сутки, когда морякам приходилось спать по 2 часа, это и три серьёзных пожара, которые случились во время автономного похода. Это и серьёзная поломка в реакторном отсеке парогенератора, которая могла привести к плачевным последствиям. Хочу привести записи с дневника адмирала Аркадия Петровича Михайловского, Героя Советского Союза, который тогда на борту АПЛ был за старшего. Записи, которые он вёл в походе, были им опубликованы в книге "Вертикальное всплытие".

«Через неделю после выхода возникла первая неисправность: поломался золотник – переключатель кормовых горизонтальных рулей. Но это невеликая беда. Перешли на резервное управление от судовой системы гидравлики, стали менять золотник. Работа муторная, но справились довольно уверенно.
Я лежал на узком диванчике своей каюты и читал. Мерно жужжал вентилятор системы кондиционирования воздуха. В отсеке тихо, спокойно.
Вдруг слышу странное шипение и бульканье. Такое впечатление, как будто где-то в отсеке открыли забортный клапан, и вода сильной струёй бьёт в палубу. Слышу несколько возбуждённых голосов за переборкой и беготню.
Встаю с диванчика, включаю верхний свет и вдруг вижу, что через все щели в двери и переборке в каюту лезет густой белый дым.
Бросаюсь к двери, распахиваю её, и тут же отскакиваю назад. В глаза мне бьёт яркое белое пламя. Весь отсек заполнен пламенем!
Инстинктивно захлопываю дверь, но каюта уже заполнилась дымом. Режет в груди, дышать всё труднее.
Понимаю, что в отсеке пожар. «Стоп! – сам себе думаю. – Не хватало ещё сгореть в собственной каюте!» И снова распахиваю дверь и выскакиваю в отсек.
Всё, мною только что описанное, занимает считанные доли секунды.
В этот же момент струя пены ВПЛ-52 хлещет меня по ногам и мимо меня, по косяку горящей уже двери моей каюты. Огонь быстро захлёбывается. С трудом различаю в дыму ещё два-три уже угасающих очага пожара вдоль коридора отсека.
Откуда-то из дыма вдруг появляется рука и суёт мне в физиономию изолирующий противогаз.
Огонь сбили быстро, но в отсеке много дыма, ничего не видно. Надо немедленно выяснить причину пожара, осмотреть трюмы, закоулки, каюты. Не завалился ли кто-нибудь без противогаза и не задохнулся ли в дыму.

Пластины регенерации – белый налет и шероховатости образуются после небольшого срока нахождения на открытом воздухе

Постепенно обстановка проясняется. Пожар возник от самовозгорания регенеративной пластины, которую старшина отсека, главный старшина Гунченко в нарушение всех инструкций решил использовать для помывки палубы, извлёк из гермоупаковки и случайно коснулся ею промасленной ветоши. Всё это безобразие совершилось в коридоре отсека, в 30 сантиметрах от двери моей каюты.
Регенеративное вещество в контакте с промасленной ветошью горит лучше любого бензина. Естественно, что немедленно вспыхнула краска на переборке и деревянная облицовка двери моей каюты. Хутченко попытался было затоптать огонь ногами, но только разбил пластину на мелкие кусочки и создал ещё три-четыре небольших очага огня вдоль отсечного коридора.
Подоспевшие командир БЧ-5 инженер-капитан 3-го ранга А.Иванов и командир отсека инженер-лейтенант В.Резник включили систему пожаротушения ВПЛ-52 и сбили пламя.
Конечно, пожар под водой – вещь неприятная. Но это можно отнести к лёгким происшествиям, не связанным с техническим состоянием корабля.
Ещё через две недели начали подтекать сальники забортной арматуры. То есть в прочный корпус стала поступать морская вода. Но и это для подводников дело привычное, хотя хлопотное. Так сказать, рабочие неприятности. И всё-таки таких «мелких» неприятностей на лодке хватало.
19 августа 1965 года. После ужина мы с командиром, сидя у него в каюте, мирно перекидывались костяшками, играя в кошу, как вдруг спокойную тишину отсека прорезали отрывистые звонки аварийной тревоги: «Пожар в седьмом отсеке! Горит станция правого гребного электродвигателя!»

Нарды - военно-морская игра

Разумеется, мы тут же пулей выскочили в центральный пост. Обычные команды, доклады, первичные мероприятия по борьбе с пожаром. Видим, как разряжаются баллоны системы пожаротушения. Поступают доклады: «Пламя сбито!» «Задымлённость небольшая». «Пожар потушен. Пострадавших нет».
Командир тигром ходит по центральному посту. Вижу, как ему хочется разразиться тирадой отборнейших военно-морских «терминов». Однако при мне не решается.
Убежал в седьмой отсек командир БЧ-5 – разбираться.
Через пяток минут из седьмого последовал его доклад о том, что повреждения на станции правого гребного небольшие. Два сгоревших контакта могут быть восстановлены за 3–4 часа.
Три длинных звонка и команда «Отбой аварийной тревоги!» снимают всеобщее напряжение.
Через полчаса командир БЧ-5 с понурой головой уже докладывает о причинах и последствиях пожара. Главная причина – плохая выучка, разгильдяйство и растерянность электриков, стоявщих на станциях управления гребными электродвигателями.
У Гуляева такого быть просто не могло. Экипаж был отработан во всех отношениях безупречно.»
Здесь мне придётся прервать записи уважаемого адмирала и обратиться к письму другого адмирала, командира подводного ракетного крейсера, бывшего штурмана АПЛ К-27 Владлена Васильевича Наумова. Вот что он написал в одном из писем автору по этому поводу:
«У Гуляева И.И. такого быть просто не могло. Экипаж был отработан во всех отношениях безупречно.»
С чего он это взял? Мне говорили ещё в 1964 году, что офицеры 1-го экипажа корифеи в своей специальности, но слабы в общей подготовке.
Приведу примеры…

Первый слева капитан 1-го ранга, командир 2-го дивизиона В.Зубков.

Заступил дублёром дежурного по кораблю. Дежурным был командир 2-го дивизиона 1-го экипажа Зубков Валентин. Я попросил показать мне корабль, начиная с 1-го отсека (а он был почти как на 641 пр.). Задал ему 5–6 вопросов по содержанию матчасти в неходовом состоянии с формулировкой: «А разве у вас…?» Зубков рассердился, бросил меня и стал разбираться с допущенным лицами дежурно-вахтенной службы бардаком. Помню ещё, как участники первого похода с живостью рассказывали, как здорово мыть палубу регенерацией и как она интересно хлопает, шипит и вспыхивает (масляных тряпок тогда не полагалось).
И, наконец, ремонтная работа в 1-ом контуре, которая выполнялась под руководством А.В.Шпакова в Атлантике. По моему глубокому убеждению, она была вызвана не необходимостью, а желанием руководителей похода и науки показать возможности сложных ремонтных работ на ядерной установке даже в условиях похода. О здоровье подводников никто не думал.»
Оставляю всё это без комментариев, продолжим читать далее записи А.П.Михайловского.
«... А вот уже пошли более серьёзные и специфические для этого корабля неприятности.
Сегодня утром подскочила газовая и аэрозольная активность в реакторном и смежных отсеках. Концентрация радиоактивных газов в воздухе в реакторном отсеке в пять раз превышает предельно допустимый уровень. Это не очень опасно, но вывести людей, запретить сообщение с кормовыми отсеками (проход через реакторный отсек) всё же пришлось.
Самое неприятное это то, что причина появления активности не найдена и не устранена. Хорошо, если это случайный выброс газов в результате нарушения вакуумирования рабочих помещений реакторного отсека.
Если причиной является неплотность контура сплава – это гораздо хуже. Борьбу с активностью вели общим вакуумированием реакторного отсека с периодическим добавлением туда чистого воздуха из баллонов высокого давления.

Подводники 2-го дивизиона БЧ-5 АПЛ К-27. 1964 г.

Продолжение следует

Вскормлённые с копья

04.02.201208:4104.02.2012 08:41:24

Просмотров:6405 Комментариев:0 0

Обзор выпуска 1955 года. Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 162.

Вскормлённые с копья

04.02.201208:2904.02.2012 08:29:35

Порывко Олег Васильевич

Олег Васильевич Порывко работал в отделе наземной аппаратуры ВНИИ телевидения (ФГУП «Научно-исследовательский институт телевидения»). - ИСТОРИЯ КОСМИЧЕСКОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ В ВОСПОМИНАНИЯХ ВЕТЕРАНОВ. СПб., 2009.

Созданию и эксплуатации ТВ аппаратуры метео ИСЗ посвятили свою жизнь сотни инженеров и рабочих нашего института. На перечисление их имен и объёма работ каждого не хватило бы всех страниц газеты «Нью-Йорк-Таймс». Поэтому назову лишь основных разработчиков: ведущий отдел – В. А. Гроховский, Е. П. Павлов, А. М. Гаврилов, Д. И. Семенов; отдел питания – Ш. Х. Кутуев, Г. П. Григорьева, Г. В. Цаплин; отдел автоматики – В. И. Мигачёв, Н. Г. Меньшова, В. Н. Смирнов; отдел синхронизирующих устройств – М. Г. Гарб, В. И. Щитников, Б. И. Лыткин, В. Г. Блинова; отдел оптических устройств – Я. А. Удалова, И. Ф. Елистратов, О. П. Беккер, В. Д. Смирнов, В. И. Веженков; конструкторский отдел – М. Г. Фрост, Я. Э. Фурманский, И. В. Каразин, М. И. Меерович, П. И. Галищев; отдел наземной аппаратуры – В. Б. Иванов, Н. М. Варшавский. В последнем отделе созданы наземные ФРУ (В. Т. Есин, О. В. Порывко) и бортовые магнитофоны (К. Р. Тасев, В. И. Лопатнёв).

Наземный комплекс Центральной технической аппаратной космической системы «Арктур»

В успехах отечественной космической программы есть и его вклад. Он соавтор изобретения "Генератора пилообразного тока электромагнитной развертки" 23.05.1988 г. автор(ы): Ивлев Вячеслав Леонидович, Порывко Олег Васильевич, Шишков Геннадий Николаевич.

Скоркин Олег Алексеевич

О.А.Скоркин - кандидат технических наук, художник, старший научный сотрудник Института философии РАН.
Художественный мир Олега Скоркина. - Личность. Культура. Общество. - 2008. - Т. 10, вып. - С.258-264. - (Искусство и жизнь).

Я учился в ТНВМУ, Тбилиси. Скоркин Олег Алексеевич

Сознаюсь, долго я созревал, прежде чем погрузиться в описание своего нахимовского тинэйджерства. Одно дело вспоминать, само воспоминание непроизвольно, спонтанно, независимо от того, чем ты занимаешься и где находишься или чем вызвано появление образов из далекого детства, другое дело – поделиться мнением с человеком, которого не видишь и не слышишь, не знаешь даже, знаком с ним или нет. Мнение, очевидно, будет разниться и, возможно, кого-то что-то и возмутит, но, упаси боже, чтобы мне хотелось кого-нибудь обидеть. Это, скорее всего, феноменологический взгляд с усилиями избежать субъективизма, и есть подозрение, что оно совпадает в общей панораме с мнением многих моих сверстников.
Нахимовец теперешний и нахимовец конца сороковых – начала пятидесятых лет прошлого столетия вряд ли подружились бы, они из разных миров, они по-разному думают, по-разному чувствуют и по-разному хотят. Мне и пяти не было, когда оказался в оккупации в Ворошиловграде, это восточная Украина, в течение года с хвостиком. Не только видел фашистов, но и помню боль от трехгранной плетки. Помню налет около двух сотен самолетов и бомбежку города. Мессершмитты, юнкерсы и хенкели тогда различал по звуку, а падающую бомбу ни с чем не спутаешь. За минуты несколько окрестных домов превратились в руины, а у сохранившихся, в том числе в нашем двухэтажном, повылетали стекла. Мы с матерью жались под кроватью, а дворовая собака Дэзик лихорадочно жрала наш скудный обед. Насколько чревато было тогда оказаться без оконных стекол, мне было не понять, а день оказаться не поевшим – это было серьезно. И собаку, которую через несколько дней кто-то изловил и пустил на питание, было уже не жалко. Относительно освобождения города советскими войсками отложилось в памяти отделенная голова полицая, которую обгладывали остервенелые собаки, и прилюдное вешание на главной площади предателя.

Надписи на табличках: «Изменник и предатель Родины». Киев.

В 1944-1945 годах насмотрелся пухнувших от голода людей и на многое другое, недоступное пониманию современных малолетков. Игрушками моих сверстников были хозяйственная мелочь, потерявшие кондицию инструменты, патроны (предпочтительней с трассирующими пулями), гранаты-лимонки. Для некоторых такие игрушки оказались чреватыми. Стреляли из рогаток воробьев, играли «в ножичка», «монету об стенку» и другое, самое примитивное. В войну не играли.
Четыре года после войны. По представлению школы военкомат рекомендовал меня и Женьку Деревенко, двух десятилетних пацанов из далекого Ворошиловграда, в еще более далекий Тбилиси в Нахимовское училище. Престижно? Конечно. Не какое-то Суворовское, их тогда было около 20, а нахимовских было всего три на весь Союз. Но у десятилетних пацанов, все приключения которых составляла езда «на бампере» трамвая, были свои соображения. Доминантой было великое путешествие и великое приключение. Добирались мы трое суток поездом, сопровождал нас какой-то мужик из военкомата (отцы наши, как тогда говорили, «сложили головы за Родину, за Сталина», а матери не могли), мы для него вряд ли были обузой, он всю дорогу «бухал», обретя в вагоне вполне комфортную для себя компанию. Большую часть пути мы провели на крыше вагона, пропитавшись насквозь паровозной гарью, зато избежав вагонной вонищи.
По прибытии нас отмыли, наголо постригли, одели в чистую робу и яловые ботинки, сверху бескозырка, но без ленточки, – и таких человек триста. Эту неорганизованную массу надо было хоть как-то сорганизовать и отобрать из нее около сотни. Часть пацанов отвалилась в результате училищной медкомиссии. Остальных ждали экзамены по математике и русскому языку. По математике мы с Женькой очень старались – стыдно ведь оказаться туповатым. А ко времени диктанта по русскому языку твердо решили вернуться домой, завалив этот экзамен. Интеллигентневшему Женьке (мать его библиотекарем работала, книжек он перечитал немерено) это удалось, а я, по-видимому, не сумел придумать достаточного количества «умных» ошибок и заробел очень уродовать родной язык. Женька уехал, а я свою первую «питонскую» ночь провел в слезах.
И вот начало «питонской» жизни.

Слева направо, нижний ряд – Киричек, Куклев, старшина Сидоренко И.П., Жиленко, офицер-воспитатель взвода Ченчик Николай Филиппович, командир роты Родин Владимир И., Скоркин, Плеханов, Скорый, старшина Бойко Николай Прокофьевич, средний ряд – Качалов, Петров, Белкин, Недиков, Цуринов, Пятницкий, Николаев, Обухов, Селифонов, Парахин, Суров, верхний ряд – Каплан, Дуванов, Маркаров, Смирнов, Коренев, Романенков, Кофанов, Завадский, Есипенко, Буртов, Павленко, Ашчьян.

Первый взвод 1949 года, пятый класс – 30 человек, Баринов на фото не попал, наверное болел. Десять из них до выпускного класса не добрались. Пятницкий и Маркаров в течение года выпали, Жиленко, Обухов, Недиков, Коренев, Цуринов – года через два-три. А вот Олег Петров, Женя Николаев и Вадим Павленко выпали перед выпускным классом. Петров публично на уроке оскорбил преподавателя, назвав его подлецом. Что произошло, почему его так понесло, было непонятно и неожиданно. Незлобивый, контактный, улыбчивый Мандрик – и нате вот. Его отчисление выглядело буднично обоснованным. А вот Женя Николаев и Вадим Павленко, похоже, слиняли по своей инициативе. Из соседнего класса Ленька Соколов из-за зрения (тогда это было так) оказался непригодным для поступления в Ленинградскую медицинскую академию, куда он мечтал попасть, и стал студентом-медиком. Из выбывших мало кто проявлялся. Они вроде как вычеркнули прошлое, начали новую жизнь, определенно без погон, вооружившись знанием того, как этого избежать. В течение двух лет после нахимовского, учась в Дзержинке, эпизодически виделся с Леней и Женей, инициатива встреч была моя, а у них все более расширялся круг других интересов, и со временем общение сошло на нет. Мне кажется, что вдруг, ненароком найди я Валю Коренева или Олега Петрова, с которыми был дружен (а мне очень хотелось бы проникнуться тем, как у них прошли последние полвека), они вряд ли разделили бы мой энтузиазм. Ну встретились бы, выпили бы, обменялись бы координатами, а дальше, не дай бог, кого-нибудь потянуло бы расхвастаться, и радость встречи оставила не лучший осадок. Так что не об этих ребятах речь.

Вот те, что составили выпуск 1955 года. Слева направо, нижний ряд – Плеханов Валерий Анатольевич, Ашчьян Лев Самуэлович, Романенков Анатолий Васильевич, Скорый Владимир Николаевич, Суров Владимир Дмитриевич, Белкин Геннадий Викторович, Качалов Василий Иванович, средний ряд – Скоркин Олег Алексеевич, Селифонов Юрий Сергеевич, Смирнов Олег Александрович, преподаватель математики Мартиросян Левон Николаевич, офицер-воспитатель Перейма Михаил Федотович, Киричек Карл Харитонович, Буртов Юрий Зиновьевич, Завадский Анатолий Петрович, верхний ряд – Дуванов Виталий Петрович, Баринов, Чередниченко, Кофанов Анатолий Иванович, Куклев Владимир Федорович, Есипенко Николай Алексеевич, Парахин Сергей Иванович. В последний год добавился Володя Чередниченко из предыдущего выпуска, юноша энергичный, умеющий отстаивать свою позицию, спустя время узрел настоящего полковника без всякой иронии.

Перед выпускными экзаменами после медкомиссии нас привели к присяге. Вообще-то это свинство приводить к присяге шестнадцатилетних (мне и еще нескольким семнадцати не было), но тогда мы об этом не думали. Шестеро медкомиссию не удовлетворили. Двоих (меня и Вовку Куклева) через два года обучения выгнали из «системы», как тогда величали совокупность всех высших военно-морских училищ. В итоге морскими офицерами оказалось меньше трети первоначального набора. Улов, скажем, невелик.
Растить янычаров или команду гитлерюгенд не предполагалось. Другая команда воспитателей и учителей потребовалась бы. Да и расходы, похоже, были бы существеннее. В выпускном классе, когда проходили Маяковского, наткнувшись на фразу «я видел места, где инжир с айвой росли без труда у рта моего», невольно подумал «шестой год в Тбилиси, и ни инжира, ни айвы не пробовал». В выпускном классе задали нам написать сочинение на тему «Как я решил стать морским офицером», потом преподаватель вроде и забыл об этом, наверное, передумал, а никто, естественно, не напоминал. Однако были исполнительные придурки, вроде меня, которые старательно осмысливали эту неблагодарную тему. Как и что десятилетний пацан мог решить? И каков путь сызмальства в морские офицеры, надо было бы осмыслить нашу «питонию» – к чему она ближе, к Царскосельскому лицею или к пенитенциарному учреждению? К бурсе или к специализированному детскому дому? И что, на этом этапе жизни был какой-то выбор? Никаких дополнительных преимуществ или льгот, кроме первого шага, выбора и внеконкурсного поступления в высшее военно-морское училище, Нахимовское училище ничего не давало. Получалось так, что погибшие отцы оплатили нам эту со всех сторон огороженную, но и неголодную жизнь.

Каждое занятие начиналось со строгого контроля выполнения домашних заданий! Фото предоставлено Ириной Валентиновной Мартыновой из Ульяновска, дочерью офицера Валентина Петровича Николаенко.

Четверо в нашем взводе, в других тоже по 3-5 человек, жили в Тбилиси и по субботам и воскресеньям были дома, так что «питонами» они были только по будням, а это уже другая жизнь.
Первый свой год мы дичились друг друга, и не скоро осознали индивидуальность другого человека. Но общая пища, общие дортуары для сна на сотню человек, утренние физзарядки и вечерние строем прогулки с пением делали свое соорганизующее дело, выделяя при этом соседа по столу, по двухъярусной койке, по парте, по строю. Выраженных лидеров у нас не было.
Питонская среда интернациональна. Украинец, еврей, грузин, армянин – не имело значения. Говорили и думали по-русски. Внешние контакты слабые. Вот и получалось, коль нахимовец, значит русский. И дразнилки, и клички национальной окраски не имели. Клички были в ходу и достаточно обидные, в этом отношении 10-13-летние мальчишки жестоки – «сало», «ишак», «гнус», «баран», «горилла», «жидовка Сура», «вице-сопля». С возрастом, как обычно, клички или пропадают за малоупотребительностью, либо модифицируются. «Сало» через «саламандру» превращается в «Мандрика», «горилла» становится «Гарриком». Пожалуй, выражения большей неприязни, чем клички ничего не было. Драк практически не было. Да и угроза, что узнает офицер-воспитатель или старшина, была очень серьезной. Это не мешало устраивать «темные», как самую крайнюю меру бойкотирования действий персоны, идущей супротив коллектива. Хотя был и такой оксюморон. С Валей Кореневым мы дружили, тепло общались и регулярно почти каждую неделю дрались на заднем дворе. Собиралась команда арбитров и зрителей, и у нас была организованная потасовка. По меркам сегодняшнего дня, баловство – лежачего не бьют, ногами бить нельзя, до первой крови и другие ограничения. То он побеждал, то я. Но у нас даже чувства соперничества не было, просто молодым щенкам требовалась разрядка.
Оно и понятно.

Развод суточного наряда лагеря.

Подъем, туалет, физзарядка, умывание, завтрак, уроки, между которыми в определенное время обед, часа три времени по своему разумению, ужин, три часа самоподготовки, вечерний чай, вечерняя прогулка строем по улице Камо, вечерняя поверка, умывание, отбой. Все регламентировано, и так изо дня в день. Что такое время по своему усмотрению? Текущая жизнь для мальцов 10-12-ти лет достаточно уныла. Пространство класса расширяется до асфальтированного плаца, на котором развлекались «Пирсом» и «Отмерным» (по моему, ленинградские мальчишки эти игры ввели в нашу повседневность первых двух лет). В «Пирсе» играют две команды с равным числом игроков. Два дерева метра три от стенки – свои пирсы, которых касаются игроки соответствующей команды. Цель - коснуться чужого пирса. Кто позже покидает свой пирс, может заставить стоять на месте касания чужого игрока или, напротив, предоставить возможность перемещаться своему, ранее застывшему. В «Отмерном» играет группа с одним отмеряющим позицию от первоначальной планки, используемой обычно для прыжков в длину. Отмеряющий становится спиной к остальным, согнувшись в поясе, но на прямых ногах. Каждый из очереди прыгает через него, оттолкнувшись от планки и помогая руками, используя спину отмеряющего, как опору. Заступил планку или завалил отмеряющего, сам становишься отмерным с первоначальной позиции. Отмерной при этом перемещается по песочной яме для прыжков в длину, не на асфальте же прыгать. Если еще в это же время играют в «Ловитки» с использованием пятиметровой металлической трапеции с лестницей и двумя вертикальными бусами, то в целом получается, что носится по плацу человек сорок. Почему я вспомнил эти забавы, других-то не было.

Продолжение следует.

Вскормлённые с копья

04.02.201208:2904.02.2012 08:29:35

Просмотров:10710 Комментариев:0 0

Вскормлённые с копья

RSS подписка

Архив

Поиск

Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003. Часть 14.

Мазуренко В.Н. Атомная субмарина К-27. Триумф и забвение. Часть 16.

Самолет и корабль. - Касатонов В.Ф. Моряк-испытатель Андрей Ильин (повесть). Город Брест, 2010 год.

Мазуренко В.Н. Атомная субмарина К-27. Триумф и забвение. Часть 15.

Обзор выпуска 1955 года. Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 162.

Вскормлённые с копья

Облако тегов

RSS подписка

Архив

Поиск

Воспоминания и размышления о службе, жизни, семье / Ю.Л. Коршунов. - СПб. : Моринтех, 2003. Часть 14.

Мазуренко В.Н. Атомная субмарина К-27. Триумф и забвение. Часть 16.

Самолет и корабль. - Касатонов В.Ф. Моряк-испытатель Андрей Ильин (повесть). Город Брест, 2010 год.

Мазуренко В.Н. Атомная субмарина К-27. Триумф и забвение. Часть 15.

Обзор выпуска 1955 года. Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 162.