В 1951 г. прибыл во Владивосток и был назначен механиком-наставником Сахалинского пароходства, но затем вызван в Москву. 27 января 1951 г. прибыл в Москву. Сначала работал по подготовке документов по созданию Совкитсудостроя, а после окончания этой работы назначен начальником Производственного отдела ММФ. Затем стал начальником Главморпрома. Дважды был командирован в Китай для помощи по выпуску судов. Несколько раз с этой целью выезжал во Владивосток, Находку, Совгавань, Николаевск на Амуре. Был награжден «Орденом Ленина». В июне 1956 года по состоянию здоровья (стал себя плохо чувствовать на министерской работе) попросился из Министерства на флот и пошел плавать. Плавал на д/эл «Обь» в Гренландской экспедиции, участвовал в спасении экипажа погибшего вертолета Капрэляна. Затем в 1956-57 гг. на д/эл «Лена» главным механиком ходил в Антарктиду. Во время обвала ледяного барьера сильно пострадал - сломал таз, перевернулся желудок. Но быстро очухался и продолжал плавать на д/эл «Лена». Награжден орденом «Знак Почета». В 1959 г. был направлен в Финляндию на постройку ледокола «Москва» главным механиком. В 1960 г. принял ледокол и плавал в Арктике в западном секторе. В 1961 г. принял участие в строительстве ледокола «Ленинград».
В 1962 г. принял ледокол «Ленинград», плавал на нем в . В 1963-1964 гг. то же. Сейчас догнал до Владивостока и буду сдавать ДВ-пароходству. На этом личная запись Е.П. Желтовского прерывается.
Семья
Интерес представляет отношение Евгения Петровича Желтовского к своей жене и своим детям. Мне довелось много лет наблюдать отца в самых различных семейных ситуациях, Всегда поведение отца было ровное, доброжелательное, способствующее разрешению любых семейных конфликтов. Ко мне, своему сыну, Евгений Петрович старался относиться так же, как к себе в этом же возрасте.
Насколько помню себя, с самого малого возраста моими самыми любимыми игрушками был . В то далекое время еще не существовало механических пил, рубанков, дрелей, и отец не боялся, что я где-то порежусь о ножовку — не смертельно. До сего дня на большом пальце левой руки имеется шрам от ножовки — хотел бабочке голову отрезать (вот живодер!). Как помните, самостоятельная жизнь отца началась довольно рано - в 12 лет. Вот и ко мне он пытался подойти с теми же мерками. Дело в том, что 12 лет мне исполнилось в 1945 году — году окончания войны с Германией. Всю войну в Америку из Владивостока и обратно ходили пароходы — привозили всевозможные грузы, нужные фронту. Япония в эти годы соблюдала нейтралитет. Но очень интересный нейтралитет, такой, что не мешал японцам топить наши пароходы. И вот закончилась война на западе, японцы вроде бы притихли, и отец решил отправить меня масленщиком на пароходе «Трансбалт». Была такая судовая роль — масленщик. Обычно ее выполняли мальчишки, мои ровесники. Стоит масленщик с масленкой в руках у мотылевых подшипников и в такт работы машины доливает масло в специальный приемник на шатуне. Масло смазывает подшипник, расходуется, и масленщик периодически доливает его в приемник (в то время паровые машины были без картеров и шатуны качались перед глазами, хорошо еще если море спокойное, а в шторм...). Так вот, отец решил приобщить меня к полезному труду, приобщить к морю. Сказано — сделано, благо и я мечтал «поплавать». Перед оформлением на судно нужно было пройти медицинскую комиссию. И тут выяснилось, что у меня предаппендицитное состояние — нужно резать, а не в море идти. Хирург — женщина была другом нашей семьи еще с далеких 1920-х годов. Она решила переждать первый приступ и ко второму подготовить меня к операции. Это случилось в период войны с Японией. Мне вырезали аппендикс 2 сентября — в день победы над Японией (как сейчас помню, как на мой пустой живот хирург складывал свои инструменты). Шутя, я сейчас рассказываю, что в первый день начала войны с Германией у меня прошла ангина, в последний день войны с Японией мне вырезали аппендикс. А вместо меня на «Трансбалте» пошел Сашка Малявин с нашего двора.
На обратном пути потопили японцы. Сашка погиб. А мог быть и я. Потопили тогда, когда войны с Германией уже не было, а с Японией еще не было. Пароход «Трансбалт» японцы потопили 13 июня 1945 года. Погибли стармех Е.К.Погребной, третий механик И.Р.Маринец, кочегар И.И.Кустов, пекарь П.Е.Сонин и ученик А.И.Малявин. Так ушел из жизни в воды Японского моря Александр Иванович Малявин в возрасте 12 лет. Видимо, торпеда попала в машинное отделение, погибла вся машинная команда. Война с Японией началась 8 августа 1945, имела молниеносный характер. Квантунская армия численностью 1,2 млн. солдат сложила оружие и 2 сентября капитулировала. Я ничего не имею против японского народа — наблюдал, живя в Китае. Но топить пароходы, соблюдая «нейтралитет» — это извините. В связи с этим понятно мое отношение к японскому милитаризму. Но в настоящее время военными управляют экономические интересы, экономические в глубоком смысле этого слова. В связи с этим притязания японцев на Курилы для меня хуже острого ножа. Владея , мы имеем ключ к Охотскому морю, свободный выход в океан, ключи к нашему спокойствию на Дальнем Востоке. И если этого не поймут наши со всеми соглашающиеся политики — то грош им цена.
Хотят японцы ловить рыбу в Охотском море — пожалуйста, но под нашим контролем. И все тут. Ведь после войны 1905 года японцы отхватили у нас пол-Сахалина. И что, может им и Сахалин сейчас подарить, ведь на нем нашли нефть. Известно, что японцы теплолюбивый народ, они всегда жили ближе к теплому Тихому океану, даже по берегу Японского моря они предпочитали не селиться. Древний закон запрещал им заниматься мореплаванием — только вдоль берега рыбку ловили. Поэтому к Курилам они не имеют никакого отношения. Хотелось бы, чтобы эти рассуждения дошли до голов высоких правителей. Естественно, необходимо обеспечить человеческие условия жизни островитянам. Необходимо построить школы, больницы, обеспечить транспортные перевозки вертолетами и катерами (с регулярностью московского трамвая), чтобы люди не чувствовали себя брошенными, - тогда и жизнь пойдет, и все наладится. А где взять деньги - так туризм на что. И наши российские туристы, и импортные валом пойдут на эту экзотику, только создай комфорт, как у наших соседей-капиталистов. И охрана наших дальневосточных интересов будет обеспечена. Будучи на Камчатке, я познакомился с главой авиакомпании «Кречет». Тот рассказывал, что на севере Камчатки есть места, куда ежегодно приплывают киты для продолжения рода. Зрелище неописуемое, когда стотонные гиганты выпрыгивают из воды. Вот бы построить маленький отель со всеми удобствами и возить туристов — деньги сами пойдут. Так нет. Кому-то это не нравится. Так и на Курилах, только захотеть и только не мешать.
Это «отступление» от основной темы я сделал потому, что так воспитал меня отец. Уверен, он поддержал бы меня сегодня. Но вернемся к Деду. На детей отец никогда не «давил». Если возникала конфликтная ситуация, то отцовский юмор всегда помогал найти правильный выход. Дети выбрали разные профессии: Наташа стала доктором, Светлана — строителем, я выбрал профессию исследователя авиационных происшествий. Более сорока лет работаю в этой области. Говорят, неплохо справляюсь. После демобилизации с флота по совету отца я поступил работать на авиационный завод, освоил несколько производственных специальностей, окончил институт, после чего стал заниматься исследованием отказов авиадвигателей. Меня часто спрашивали: почему я не пошел по стопам отца. Очень просто. Потому, что я не хотел прятаться за его спину, чтобы мне не говорили — вот идет сынок большого Желтовского. Все, что имею — все мое. А от отца усвоил много хороших житейских принципов, ими и стараюсь руководствоваться. За время работы на заводе я познал, чем пахнет железо — железо пахнет потом. Честно говоря, я не особенно верю в династию ответственных руководителей, всегда «большой» родитель вытягивает своего отпрыска. Хотя возможны исключения. А к морю, пароходам и морякам по-прежнему чувствую глубокое уважение. Первый отпуск, насколько я помню, отец взял после Антарктической экспедиции — после аварии. В те годы как-то не принято было уходить в отпуск людям, занимающим ответственные посты. Ну, на два-три дня, на недельку, не более того. Да и то в постоянном контроле событий на производстве. Вот так и жил отец в течение многих лет.
А когда стал плавать на ледоколах, так был ему положен по закону, согласно которому взамен ушедшего члена экипажа приходил подменный специалист. Да и отпуск для моряка складывался из многих составляющих и был достаточно продолжительным. Хорошо помню отца в начальный период отпуска: постоянные думы о судне, даже семейный распорядок был подчинен его судовым привычкам. Затем постепенно отец входил во вкус семейной жизни, в общий семейный распорядок. А на заключительном этапе отпуска к отцу было лучше не подходить — в его голове опять одно судно. Опять неожиданно возникающие разговоры о судне, воспоминания о работе механизмов, о людях и так далее. Короче, отец снова становился «Дедом» по флотской терминологии. И это, наверное, правильно. Единственным способом вывести Деда из судового распорядка в начальный и конечный период отпуска были домашние дела. Мать для начала пыталась занять Деда какими-нибудь мелкими домашними делами, ну, скажем, наточить ножи, отремонтировать какую-нибудь домашнюю безделушку, которая валялась без применения. Из-за многочисленных переездов отца и из-за особенностей характера его работы дачного участка у нас не было. И только в период работы отца на строительстве ледоколов у нас появился дачный участок в поселке Купавна под Москвой. Тут для отца было раздолье. С раннего утра до позднего вечера он готов был что-то строгать, пилить, клепать, паять. В то время было трудно со строительными материалами. Доски, гвозди, петли и прочие материалы приобрести было проблемой. Деду приходилось выравнивать каждый старый гвоздь. Тут он нашел незаменимого помощника в лице своей внучки — Евгении. Эта малолетняя девчушка научилась очень ловко выравнивать гвозди.
С внучкой Евгенией
А когда возникла потребность на даче изготовить дымовую трубу — то Дед проявил искусство жестянщика. Труба получилась с плавными коленами для наибольшего сохранения тепла в помещении, хотя можно было сделать и прямую трубу, без колена. Много полезного было подобрано Дедом на свалке, и все получило вторую жизнь. Первый горячий душ был у него, приходили мыться все соседи. Сейчас даже как-то и не верится, что все было так, что везде были трудности. Тут можно отметить еще один эпизод из жизни отца. Будучи в Финляндии, отец увидел, как финны делают сок из фруктов, выращенных на своих садовых участках. Простая конструкция из трех кастрюлек, одна из которых выполнена в форме дуршлага, обеспечивала выпаривание сока из фруктов. Дед купил такую «конструкцию», и мы на даче с успехом ее использовали. В это время на заводе «Красный Октябрь», где я в то время работал, была трудность с изготовлением «ширпотреба» для народного хозяйства - даже обсуждался вопрос об изготовлении зажигалок. Но конкурентом стала одна из ювелирных фабрик — им и поручили делать зажигалки. Узнав о трудностях завода с ширпотребом, отец посоветовал мне предложить заводу делать соковарки. С разрешения отца я принес на завод наш экземпляр соковарки и пару килограмм яблок. В кабинете главного инженера Г.И.Панкина на электроплитке мы изготовили сок. Он всем понравился. Директор В.В.Чернышев одобрил изготовление соковарки. Всю осень на ВДНХ в павильоне промышленности представители завода демонстрировали работу соковарки, после чего ее изготовление было одобрено, и она нашла широкое распространение на других заводах страны. И сейчас можно встретить эти соковарки в магазинах.
Так из мелочей и складывалась жизнь отца — найти правильное решение в нужный момент. Подумаешь, соковарка! А ведь когда-то и ее у нас не было. Когда Дед тяжело заболел (рак легких) он много дней на даче занимался изготовлением водяного отопления. Собственноручно изготовил водяной котел, из старых батарей и труб проложил по дому отопление. Постоянный стук на даче даже стал раздражать соседей. А когда мать рассказала им о болезни Деда, те сказали: «Пусть стучит, сколько хочет — сколько сможет». Ведь Дед помогал многим соседям в ремонте всяких мелочей. Надо сказать, что Дед не умел сидеть, сложа руки. Он должен был что-нибудь делать. И это как-то спасало его в трудные дни болезни. Однажды он признался, что врачи онкологической больницы, увидев Деда на очередном осеннем приеме, всплеснули руками: «А мы думали, что прошедшей весной видим Вас в последний раз». Вот так! Характер Деда был неугомонный. Даже попав в свой первый отпуск после операции на желудке в Карловы Вары, Дед не усидел на месте, не лежал и не вздыхал по поводу «аварийного» состояния желудка. Он вместе со сплавщиками леса проплыл по бурной горной речушке, чем удивил всех отдыхающих. Дед никогда не жаловался на болезни. Когда его спрашивали, как он себя чувствует, он отвечал: «с каждым днем все лучше и лучше». Начав свой трудовой путь в раннем детстве, с 12 лет, Дед был лишен домашнего уюта, которым он очень дорожил. Он был счастлив, когда собиралась вся семья за одним столом. Когда внучка Женя рассказала в школе о своем Деде, учителя попросили его выступить перед школьниками. Дед рассказал о своем плавании в Антарктиду, ребятишкам понравилось.
Окончание следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Осадчий Василий Степанович. О нем, фронтовике, капитане 1 ранга, воспитателе ленинградских нахимовцев было рассказано ранее.
Анатолий Строкин Гураму Квачадзе (фото предоставила дочь нахимовца Г.Г.Квачадзе Нина Гурамовна Квачадзе).
Строкин Анатолий Алексеевич и Трубачев Владимир Васильевич – очень хорошие ребята, дружбой с которыми дорожил и гордился. После ТНВМУ Толя продолжал учебу во Владивостоке. С Володей подружился, к сожалению, за год до окончания училища, о чем 02.03.47 г. сделал запись в своем нахимовском дневнике. У него было чему поучиться.
Анатолий Строкин. У стен родного училища. 1948 год. Володя Трубачев.
Редакция
Струков Виктор Иванович
Струков Виктор Иванович в период сдачи экзаменов на аттестат зрелости и во время службы на Балтфлоте.
Рассказывает выпускник Нахимовского училища 2007 года, курсант Морского корпуса Петра Великого Струков Григорий Игоревич: Мой дядя, Струков Виктор Иванович, родился 8 февраля 1930 года в городе Киеве в семье военного, Струкова Ивана Ивановича. Учиться в школе начал в г. Ленинграде, где его отец учился в академии. Затем отца перевели на Черноморский флот, затем на Балтику в штаб ПВО флота, и вся семья переехала в г.Таллинн. В 1941 году при переходе кораблей из Таллинна в Ленинград И.И.Струков погиб. Семья эвакуировалась в Куйбышевскую область. В конце 1943 года мой дядя, по документам присланным из Москвы, поехал в Тбилиси, и был принят в Нахимовское училище в числе первых воспитанников. После окончания училища был зачислен курсантом Ленинградского Высшего Военно-морского Инженерно-Технического училища, после окончания которого один год учился в ВМА им. А.Н. Крылова. В 1954 г. был назначен на ТОФ на Амурскую флотилию старшим инженером на СБР. В 1963 году переведен на Краснознаменный Балтийский флот. Последнее место службы - штаб КБФ. В 1978 году по болезни был уволен, после этого долгое время работал в НИИ Морского Флота в городе Ростове-на-Дону. Воинское звание - капитан первого ранга. В 2001 году он умер, похоронен в Санкт-Петербурге на Волковом кладбище.
Струков Виктор Иванович стоит в четвёртом ряду четвёртым слева.
Выпуск 1948 года. Струков Виктор Иванович стоит в четвёртом ряду по центру, немножко осветлённый.
А так выглядели аттестат зрелости и письмо, направляемое от имени начальника училища родителям или замещающим их лицам.
Братья, полковник Струков Игорь Иванович, капитан 1 ранга Струков Виктор Иванович в соавторстве с выпускником Ленинградского нахимовского училища 1962 года капитаном 1 ранга Мигачевым Владимиром Васильевичем на основе глубокого и обстоятельного исследования одной из трагических страниц первого периода Великой Отечественной войны на Балтике, в которой убедительно раскрыли как героизм одних, большинства, так и некомпетентность "других", немногих, в частности, Владимира Филипповича Трибуца. Приведем отрывки, прямо касающиеся судьбы полкового комиссара И.И.Струкова. Поскольку в настоящее время полный текст исследования исчез вместе с сайтом В.В.Мигачева, на котором он был размещен, желающим его получить следует обратиться к архивариусу блога "Вскормленные с копья".
Трагедия Балтийского флота.
28 августа 1941 года из Таллина в Кронштадт вышло 153 боевых корабля и 75 вспомогательных судов, плюс неустановленное количество малотоннажных судов. Корабли и суда были распределены на отряд главных сил, отряды прикрытия и арьергарда, а также 4 конвоя. Из-за безграмотного планирования и руководства переходом, а также из-за активного противодействия проходке конвоев со стороны врага, не дошло до Кронштадта 16 боевых кораблей и 43 судна. Погибло более 11 000 человек. Название этой трагедии -
Посвящается нашему отцу – полковому комиссару Струкову Ивану Ивановичу - участнику обороны г.Таллинн и всем его боевым товарищам, погибшим при прорыве кораблей Балтийского флота из Таллинна в Кронштадт в августе 1941 года. Поезд Ленинград – Таллинн остановился у перрона Балтийского вокзала. Из вагона вышел старший лейтенант во флотской форме, но без нашивок на рукаве. Флотские летчики их не носили. Следом за офицером вышла пожилая женщина. Это была семья Струковых: Мама и младший сын Игорь. Старший сын находился далеко. Его вечно где-то носило. Любовь Григорьевна давно собиралась посетить этот прекрасный город, но все не доводилось. Дети учились. Сначала старший, Виктор окончил Тбилисское Нахимовское училище. Затем в Ленинграде Высшее Военно-морское инженерное училище, а младший Военно-морское авиационное училище. Дети давно выпорхнули из родового гнезда и разбежались по необъятным просторам огромной страны. Оба сына стали военными, видимо, сказалась отцовская косточка. Виктор стал флотским инженер-механиком, а Игорь - морским летчиком... На военном транспорте «Казахстан» погиб Струков Иван Иванович, находясь в должности начальника политотдела штаба ПВО Балтийского флота. Его сын Игорь Иванович рассказывал: «Мама, я (мне тогда было четыре года) и старший брат были эвакуированы из Таллинна 27 июля. О том, как это происходило никто и вспоминать не хотел. Учась в академии, изучая историческую, мемуарную литературу, а также различные периодические издания, освещающие эти события, меня постоянно волновали вопросы: как мог произойти разгром мощного Балтийского флота, почему так бездарно провело эту операцию флотское командование. Как можно было выходить в море с такой армадой кораблей и судов без воздушного прикрытия. Почему большие транспорты, имеющие на борту тысячи воинов, раненых, женщин и детей не имели надлежащего охранения, почему боевые корабли бросили на произвол судьбы основные конвои.… Даже сейчас, уже в совершенно другое время, все еще нет четкого ответа на эти и другие вопросы. Кто виновен за то, что погибли десятки тысяч людей». Известно, что сразу же после прихода кораблей в Кронштадт органами НКВД было проведено расследование, в ходе которого были допрошены все должностные лица КБФ и не только. Выводы последовали позже. Убрали многих людей, участвовавших в эвакуации Главной базы Балтийского флота из Таллинна. Контр-адмирал Ю.А.Пантелеев был переведен на Волжскую военную флотилию. Не пощадили и капитана транспорта «Казахстан», последнего парохода, пришедшего в Кронштадт. Его обвинили в трусости и спокойно расстреляли. И до сих пор материалы расследования находятся под семью печатями. А участники тех событий, которые занимали командные должности в штабе КБФ, к сожалению, ушли из жизни. Контр-адмирал В.П. Дрозд погиб в 1943 году. Капитан 1 ранга (впоследствии контр-адмирал) И.Г.Святов, который организовал спасение тысячи людей на о. Гогланд, ушел из жизни в после военное время и завещал похоронить себя на острове Гогланд, где и находится его могила рядом с обелиском тем, кто не дошел до Кронштадта, защищая Родину...
Транспорт "Казахстан". Второй помощник капитана Л.Н.Загорулько, который 29 августа 1941 года возглавил борьбу за живучесть судна и своими решительными действиями фактически спас его. - Полковой комиссар И.И.Струков, назначенный начальником политического отдела ПВО КБФ, прибыл к новому месту службы не один. Иван Иванович Струков родился в 1900 году в городе Туле. В 1918 году добровольно вступил в Красную Армию, а 1919 году вступил в партию большевиков. Успел повоевать на фронтах Гражданской войны. В 1922 году был направлен на учебу в Кремлевскую школу красных командиров ,которую окончил в 1924 году. Ну а потом началась офицерская служба. Сначала Крым, потом Харьков, Киев ,а в 1933 году поступил в Военно-политическую академию, которую окончил в 1937 году. Далее служба на Балтике, потом Черное море, а в 1940 году был назначен в Таллинн на Главную базу Балтийского флота... Противоздушная оборона Таллинна была организована хорошо. В этом состоит заслуга командующего ПВО, его заместителя полковника Позднякова и полкового комиссара Струкова. Сейчас после развала КПСС многие склонны обвинять комиссаров в карьеризме. В то время было совсем не так. Это были прекрасно образованные люди, понимающие свою роль в становлении Красной Армии. С осени 1940 года Иван Иванович Струков часто выезжает на места дислокации воинских частей и подразделений ПВО. Организовать политическую работу сложно. Многие бойцы неграмотны. Наряду с боевой подготовкой, которой занимаются строевые командиры, следует организовать быт и питание бойцов, рассказать о том, что происходит в стране. Этим занимаются политработники... 26 АВГУСТА. Противник высадил десант на остров Мохни. Он лежит в трех милях к NNW от мыса Палганеэм. На холме маяк, небольшое селение и пост ВНОС. Остров захвачен, гарнизон эвакуировался на шлюпках и перешел на остров Вайндло. Попытки освободить остров не предпринимались.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
(Письмо, написанное за полтора месяца до его смерти)
Адмирал Флота Макаров Константин Валентинович
Наши воспоминания о совместной учебе, службе и кратких последующих встречах - дань памяти о замечательном адмирале, нашем однокашнике Константине Валентиновиче Макарове.
Дорогой Костя!
От всей души поздравляем Тебя с преодолением 80-летнего рубежа, желаем Здоровья, Душевного Спокойствия и природного аристократизма, которым Тебя наделил Бог или Природа. Признаюсь: с большим чувством гордости следил (издалека) за Твоими служебными успехами. Но чисто личным сигналом о Твоём авторитете на Флоте для меня стал рассказ племянника – Саши Синицына – о посещении его лодки году в 1983, если не ошибаюсь, Ты был начальником штаба КБФ. На лодку Олега Александровича Ковальчука (Саня там был минёром) прибыл с визитом командующий ВМФ Вьетнама с соответствующим сопровождением наших начальников. Всё прошло нормально. И после убытия визитёров, Ты – не в пример другим большим адмиралам – вернулся на лодку, поблагодарил офицеров за службу, расспросил их о нуждах и пожеланиях. Случай этот остался у моего родственника навсегда в памяти, к слову, он достойно завершил подводную службу: был командиром ПЛ 613 пр., потом в Главном штабе. Персонально с Тобой после Училища мы встречались дважды. Первый раз, в конце 1964 года, я в Академии сдавал экзамен кандидатского минимума. И в курилке встретил дорогих мне однокашников – Тебя и Женю Чернова, шли сборы заочников. Все мы капитаны 2 ранга. Как водится, Ты был в шикарных клешах, наверное, уже без «клиньев». Все молодые, впереди казавшиеся бескрайними перспективы… А второй раз Брыскин приплёлся в Главный штаб рассказать однокашникам про математические модели перспективного планирования корабельного состава ВМФ, которыми в то время занимался. Встретил меня Толя Кюбар («Барон»), громогласно вопросив ещё в коридоре: «Ипполит Матвеевич, как вас звали в детстве?» Но уже в его кабинете (с прямым телефоном к Главкому) до меня начало доходить понимание пропасти между реальной службой и нашими незрелыми расчётами. Потом Толя повёл меня к Тебе – только-только назначенному начальнику ОУ. В приёмной сидело несколько адмиралов, с презрением посмотревших на долговязого «стрюцкого» в каком-то пиджачке, проведённого в кабинет вне очереди. Запомнилась Твоя душевная реакция на встречу и откровенная фраза: «Ты видишь, что здесь делается?» Конечно, никаким рассказам о моделях там просто не было места… А дальше все наши «контакты» происходили «дистанционно» – через фотографии, всякие сообщения прессы и так далее. Недавно посмотрел ролик моей заочной приятельницы – Марины Евгеньевны Бурмистровой – с Твоими проникновенными словами о Братстве подготов.
Посмотри мои любимые снимки подготских времён?..
…И прочти пару стихов Бори Козлова, которые полагаю выдающимися!
Пусть эти снимки и эти стихи греют тебя в дни юбилея!
Некоторое время Дед работал инспектором в Администрации Севморпути. Насколько мне известно, последней работой Деда в Арктике было участие в работе по определению толщины льда с самолета. В Рижском институте гражданской авиации был разработан прибор, позволяющий с самолета произвести измерение толщины льда. Не надо объяснять, насколько важна была такая разработка. Дед вместе с группой товарищей из Севморпути был направлен в Арктику для проверки работы прибора. Деду досталось проверять прибор при работе над пресным льдом (на Енисее). Самолет пролетал над контролируемым участком льда и сообщал показания прибора. Люди сверлили лед в разных точках этого участка и замеряли его толщину. Не все показания совпадали, но была надежда на успешное решение проблемы. В дальнейшем, после отладки прибора и завершения всех работ, эти исследования были представлены на соискание Государственной премии. Но это было уже без Деда.
Деду было предложено заняться подготовкой к изданию международных правил плавания по . До этого существовали только «Наставления» для плавания отечественных судов. Подготовка проекта международных правил требовала большого объема работ, тщательной проработки каждого параграфа, исключающее двоякое его толкование. Для этого два раза в неделю к Деду на дачу приезжал кто-нибудь из Администрации Севморпути. Написанный Дедом раздел требований к техническому состоянию судов, идущих в Арктику, вошел составной частью в эти «Правила». Северный морской путь был открыт для международного судоходства, которое сегодня регулируется «Правилами плавания судов по трассам СМП» и соответствует положениям Конвенции ООН по морскому праву. Российское законодательство способствует развитию международного коридора «Северный морской путь». В заключение рассказа о делах Деда-моряка мне бы хотелось остановиться на его взаимоотношениях с членами экипажа. Ведь насколько дружно живет экипаж, — настолько успешно совершается рейс. Дед практически всегда (начиная с «Оби») был одним из старейших по возрасту членом экипажа («аксакалом»). Несмотря на это, он был доступен для любого моряка и молодого и пожилого. К нему мог в любое время зайти и капитан, и простой моторист или матрос палубной команды. Дед был замечательным собеседником, я бы сказал не собеседником, а слушателем. Дело в том, что моряк на вахте отрезан от коллектива, ему не с кем поговорить. Да и потом нет собеседника — один на вахте, другой отдыхает после вахты. А поговорить надо, не сидеть и слушать, как другие говорят, а выговориться самому. Рассказать о своих думах, делах, мечтах, рассказать о семье, детях, о жизни.
Наших учили говорить, учили правильно донести до моряка «нужные слова». Слушать они не всегда умели. А моряку нужно выговориться самому, чтобы его слушали, чтобы посоветовали что-нибудь, если есть такая необходимость. У Деда всегда, если он не спал, была открыта каюта. Любой мог зайти и поговорить. У Деда еще с «Лены» в каюте был маленький камбуз, на котором можно было что-нибудь разогреть, сварить кофе, вскипятить чай. На ледоколах финны сделали для Деда целый камбуз с плитой и холодильником. И к нему приходили все — на чай. У Деда всегда работал радиоприемник, под тихое ворчание радио он принимал своих гостей. Часто кто-нибудь приносил какую-то новость, а Дед уже знал о ней. Но он никогда не перебивал пришедшего, а поправлял его, если тот не так рассказывал о событии. Но делал это деликатно, незаметно. Порой дело доходило до весьма деликатных проблем, например, купить платье для жены в ближайшем порту. С этими вопросами обычно обращались молодые моряки. И Дед помогал. Дело в том, что обычно моряки приводили своих жен познакомить с Дедом. Ему достаточно было одного «морского» взгляда, чтобы запомнить молодую женщину. И когда в ближайшем порту моряки выходили на берег, они просили Деда оказать помощь в покупке подарка. Дед, не зная языка, умел объяснить продавщице что нужно и какого размера. Когда, по возвращении в родной порт, женщины приходили на судно и одевались в подарки, не было случая, чтобы был не то размер, или подарок не нравился. Так, из мелочей, складывались теплые взаимоотношение между Дедом и моряками. Другой пример, по приходу в порт обычно капитан и старпом уходили в пароходство для решения всяких проблем. Дед на судне оставался за старшего. Обычно моряки, которым некуда было пойти в городе, приносили на борт всякую выпивку и вечером устраивали застолье в своих каютах. Дед в середину таких застолий обычно делал обход всех кают. В одной каюте собирались «старики» - Дед поздравлял их с окончанием рейса и желал всего хорошего — с выпивкой справятся сами. В другой каюте собиралась молодежь. Обычно выпивки было больше, чем они могли выпить «без ущерба для судна». Когда Дед появлялся в дверях, они уговаривали его присоединиться к застолью, Дед соглашался, но в ходе застолья потихоньку прятал часть выпивки. На следующий день он ее возвращал. Все были довольны.
Особо хочу отметить отношение к людям, временно плавающим на судне. К ним относились, в частности, экипажи вертолетов, впервые появившиеся на ледоколах как штатные единицы. Дед внимательно изучал всю специфику работы вертолетов на ледоколах, помогал вертолетчикам войти в ритм судового распорядка, оказывал всяческую поддержку их работе. Однажды, я совершенно случайно оказался свидетелем, как один из вертолетчиков восторженно рассказывал о Деде. Мне было очень приятно, сидя за соседним столиком, слушать рассказы незнакомых мне людей. Известно, что на побережье Ледовитого океана имеются разбросанные там и сям мелкие станции (метеорологические, радио и прочие). Там постоянно живут люди со своими семьями. С питанием у них налажено по установленным нормам. А вот с фруктами — проблема. Дед всегда покупал за свой счет разные фрукты из кладовой ледокола и дарил их «аборигенам». Вот радость ребятишкам! И таких примеров можно приводить до бесконечности, из них складывался характер Деда, его отношение к людям.
Автобиографическая справка
При составлении документов для оформления пенсии Е.П.Желтовский составил автобиографическую справку. Вот что он посчитал нужным выделить из своей трудовой биографии: 22 марта 1920 года по 10 мая 1924 года добровольцем служил в Красной Армии. Июнь 1924 по ноябрь 1925 в Военно-морском флоте. 10 ноября 1925 по настоящее время в системе Министерства Морского Флота. 10 ноября 1925 по март 1926 дежурный по конторе Совторгфлота во Владивостоке. Март 1926 по июль 1926 1 класса п/х «Ленино».
Август 1926 по декабрь 1926 кочегар 1 класса п/х «Монгугай». Декабрь 1926 по май 1927 кочегар 1 класса буксира «Диомид». Май 1927 по ноябрь 1927 кочегар 1 класса п/х «Колыма». Первый экспедиционный рейс к устью реки Лена. Декабрь 1927 по май 1928 машинист 1 класса буксира «Диомид». Май 1928 по октябрь 1929 машинист 1 класса п/х «Колыма». Второй рейс в Лену и зимовка в Сев. Ледовитом океане. В рейс ушел, перейдя на 4-ый курс Владивостокского мореходного техникума. Октябрь 1929 работал техническим секретарем по чистке партии (председатель комиссии Бидо-Биденко), учился в техникуме, начав с 3-его курса дизельного отделения. Морфлот дал мне стипендию 100 рублей. Апрель 1930 был направлен в Одессу для получения практики плавания на дизельных судах. Шесть месяцев плавал мотористом П и 1 класса на т/х «Грузия» Черноморского Морфлота. В ноябре 1930 вернулся во Владивосток. Декабрь 1930 по июнь 1931 учился на 4-ом курсе техникума, закончил техникум, получил Свидетельство механика II разряда. В июне на п/х «Колыма» пошел 2-м механиком в Арктику. Зимовал. Вернулись во Владивосток в октябре 1932 года. После отпуска был выдвинут на работу в аппарат пароходства в ТНБ. Работал по технике безопасности, был начальником ТНБ. Затем назначен начальником Снабжения Полярной экспедиции и начальником снабжения пароходства. Летом 1933 года был послан с группой специалистов в Арктику для оказания помощи судам, оставшимся в Арктике с прошлого года, в качестве механика-ремонтника. Основную работу пришлось выполнять на ледорезе «Ф.Литке», который получил серьезные повреждения корпуса при оказании помощи другим судам. В том числе и пароходу «Челюскин». За эту работу получил благодарность. Вернулся во Владивосток 4 января 1934 года.
Июнь 1934 года ушел на ледорезе «Ф.Литке» 3-им механиком в сквозной поход Севморпути. Благополучно пришли в Ленинград в ноябре 1934 года. Отличился на ремонте котлов. Награжден орденом «Трудового Красного Знамени». 1 января 1935 вернулся во Владивосток. Работал в управлении пароходства начальником Административно-хозяйственного отдела, но вскоре был назначен начальником Судоремонтных мастерских (завод №2). Проработал до сентября 1936 года. За этот период выходил в море со спасательными партиями на п/х «Камо», п/х «Святстрой», на п/х «Желябов» и п/х «Давыдов». Сентябрь 1936 — послан в Академию Наркомфлота. В 1937 году в каникулы плавал старшим механиком речного буксира №91, перегнал его в Енисейский порт Игарку из Ленинграда Севморпутем. Во время учебы на 2-ом курсе 1937-1938 гг. работал в БГМП руководителем ремонта турбинного парохода «Турксиб». Во время учебы на 3-ем курсе 1938-1939 гг. работал в Эпроне старшим механиком и старшим командиром спасательного судна «Колывань» в Ленинграде. По окончании Академии (с отличием) стал инженером-механиком и работал с августа 1939 г. по март 1941 г. начальником механико-судовой службы БГМП в Ленинграде. Участвовал в Финской кампании. Плавал на аварийном т/х «Старый большевик» с воинскими грузами в Петсамо. Затем, с отрядом моряков поднимал затопленные финские суда, на Карельском перешейке, разминировал острова Суньенсаари и Эссисаари.
В марте 1941 при создании Латвийского пароходства был назначен в Ригу начальником ММС. Проработал до войны. Принимал деятельное участие в выводе флота из Риги в Ленинград, был флагманским инженером-механиком. Латвийское пароходство самоликвидировалось. В августе 1941 года в Ленинграде был назначен начальником литейного и механического цеха Канонерского завода: делал мины, снаряды, авиабомбы. В декабре 1941 по распоряжению Наркомата на самолете был вывезен в Новую Ладогу для направления во Владивосток на завод №2. По распоряжению начальника эвакопункта возглавил команду командированных и довел ее пешком вдоль железной дороги от станции Новая Ладога до станции Заборье. Во Владивосток прибыл в начале 1942 г. До марта пролежал в больнице с крупозным воспалением легких. Затем был назначен главным инженером и вскоре директором завода №2. Ремонтировал флот, совершавший американские перевозки. В 1945 году по инициативе секретаря Горкома ВКП(б) Борисова отлил на заводе памятник Сергею Лазо, который и по настоящее время стоит в садике Невельского. По выражению Борисова, памятник нужно было сделать во чтобы то ни стало для поднятия духа народа перед Японской войной. На заводе успешно освоил изготовление мин М-120 для фронта, поршневых колец для тракторов и плугов для сельского хозяйства. Перед войной с Японией был вызван в Москву. Был награжден орденом «Знак Почета» и по специальной мобилизации ЦК ВКП(б) в звании полковника был направлен в Китай и находился там при штабе 39 армии.
Изготовление колец для понтонов
По моей инициативе начали эксплуатацию завода в Дальнем. Сначала делали для армии ремонт танков, делали тумбочки и койки для казарм, а затем пошел судоремонт и судостроение (плашкоуты, баржи, катера). Срастил два парохода типа либерти — «Брянск» и «Чкалов» — плавают и по сей день. Уехал из Дальнего в декабре 1950 года. За время работы произвел ремонт 576 судов. Каждый год готовил суда Арктических экспедиций. Применил впервые на заводе «Дайрен-Док» способ докования судов на смещенных килевых дорожках (чтобы можно было вместо одного судна одновременно ставить два). Изготовил в подарок для Владивостока по собственной инициативе две 500-тонных водоналивных баржи. Буксировал их п/х «Памир» — капитан М.Кравец. Учитывая крайне острую нужду ДВ-флота в якорных цепях, разработал метод изготовления цельнолитых якорных цепей любых калибров и успешно удовлетворил все потребности флота. Имею на цепи авторское свидетельство. Много было сделано хорошего. В 1950 году был вторым членом комиссии Советского правительства по сдаче Китаю имущества, находящегося в пользовании Советского государства.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
— Пусть ее мамаша и папаша обрабатывают. Вот отслужу, тогда другое дело. А кителек-то, товарищ лейтенант, я перешью. Не было на складе моего размера. Как говорится, мал золотник, да дорог. Никита Жигалов оказался прекрасным знатоком своего дела, специалистом 1-го класса. Матросы его слушались, уважали. Теперь за радистов я был спокоен. Однако не все обстояло гладко в моих подразделениях. Кому неизвестно, что, если приходит указание выделить на строящийся корабль матросов, ни один командир не отдаст лучшего. Стараются списать кого похуже. И хоть у меня в РТС и БЧ-IV люди подобрались дисциплинированные, находились такие, кто доставлял много хлопот. Например, сигнальщик старший матрос Сизов. Был он высок, строен, с рыжеватыми волосами. Даже зимой у Сизова не сходили с лица веснушки. В общем, парень вполне симпатичный. А вот дисциплину никак не признавал. Держался развязно, вызывающе. От работ отлынивал. Все мои попытки установить с ним контакт разбивались о грубость. — Что вы мне, товарищ лейтенант, сказочки рассказываете? Все равно я конченый человек. Вор в законе, по ширме бегал. С трудом сдерживая улыбку, я попросил Сизова разъяснить, что такое ширма. — Каждый блатной знает, что бегать по ширме — значит сидеть в тюрьме, — снисходительно ухмыльнулся Сизов. — Но ведь ты, Вася, в тюрьме не сидел. Зачем же на себя такое наговариваешь? Я ведь знаю, что мать и отец у тебя есть. Люди рабочие, да и сам ты до флота на заводе работал. Загибаешь все, а зачем, не пойму. — Это вы по документикам справлялись, а я говорю: .
— Ну ладно, идите. Еще поговорим... Написал я письмо в Северодонецк родителям Сизова, спрашивал о жизни Васи перед службой, о характере его. Просил их, чтоб посоветовали сыну найти себе на корабле товарищей. Как-то, когда я дежурил по казарме, нес службу рассыльного матрос Шубников из БЧ-II. Сидя в комнате дежурного у растопленной печки, разговорились мы о Сизове. — А я с ним, товарищ лейтенант, на одном эсминце служил. Парень он хороший, да обидели его у нас. — Что там произошло? — У кого-то часы пропали, подумали на Ваську, обвинили в воровстве. За это и списали. А он этих часов и не брал вовсе — это я точно говорю. Тот матрос их потерял. Вот Сизов и обозлился на всех. Теперь козыряет: «Я вор в законе». А что это значит, и сам толком не знает. Вы с ним, товарищ лейтенант, и построже и поласковее, чтобы оттаял маленько. — Спасибо, Шубников. Все, что вы рассказали, для меня очень важно. Через несколько дней Сизов сам пришел ко мне в каюту. — Вы зачем моим родителям написали? Что вы все копаете, в душу лезете? — начал он с порога. — Подожди, Вася, не спеши. Давай-ка лучше садись и поговорим спокойно. — Не о чем нам разговаривать. Зачем письмо родителям послали? — А ты что, от них получил? — Получил. — И что пишут?
— Что вы недовольны мной, что нет у меня на корабле товарищей. — Но ведь это, Сизов, правильно. И служишь ты плохо, и товарищей сторонишься. Я ведь знаю, за что тебя списали с эсминца, и знаю, что ты не виноват. Только не пойму, почему должен от других это узнавать, а не от тебя. Сизов сидел, опустив голову. — Давай, Василий, договоримся так: все начнем сначала. Не было у тебя никаких неприятностей, и корабль этот для тебя первый. Не раз еще я беседовал с Сизовым. Много говорили о войне, о Ленинграде, о том, как моряки-балтийцы, не жалея себя, защищали город, как делились последним куском хлеба с жителями... Потихоньку менялся Вася. Через несколько месяцев он стал одним из тех, на кого я мог положиться. А через год товарищи избрали его секретарем комсомольской организации БЧ-IV. Когда через два года меня вновь назначили на родные торпедные катера, больше всех переживал Вася Сизов: — Жаль, что расстаемся, товарищ старший лейтенант. — Ты же все равно в этом году увольняешься. Так что в любом случае пришлось бы прощаться. — Вы мне, товарищ старший лейтенант, адрес дайте, я вам с гражданки писать буду. Обменявшись адресами, мы несколько лет переписывались.
* * *
...Приближались заводские испытания. Мы уже переселились из казармы на , отошли от достроечной стенки и с нетерпением ждали прибытия начальства. В десять утра по трансляции раздался голос Никитина, дежурившего по кораблю: — Горниста наверх! — Ну все, тезка, видно, начальство скоро прибудет, — сказал Кащин, откладывая в сторону недописанное письмо. К визиту командира соединения мы готовились и все же волновались: не хотелось ударить лицом в грязь. Колокола громкого боя с небольшими промежутками заревели: «Большой сбор!» Застучали каблуки матросских ботинок по трапам. Через несколько секунд вся команда стояла в четком строю вдоль правого и левого борта. На рейде показался катер командира соединения. — Правый борт, кру-гом! — подал команду капитан-лейтенант Бандуров. Все повернулись лицом к рейду. Командир занял место на верхней площадке трапа. Слева от трапа застыли дежурный по кораблю, дежурный по низам, вахтенный у трапа и горнист. Труба горниста пропела «Захождение». — Смирно! — подал команду Никитин, когда катер с адмиралом подошел к трапу. Легко, по-мальчишески взбежал адмирал по трапу на палубу. — Правый борт, кру-гом! Звенящим в морозной тишине, хорошо поставленным «линкоровским» голосом командир отрапортовал: — Товарищ контр-адмирал, экипаж сторожевого корабля «Росомаха» к выходу в море готов!
Офицеры и матросы почтительно рассматривали адмирала. Еще бы — это был командир легендарного в годы войны лидера «Ташкент» контр-адмирал Ерошенко. Не раз его корабль под беспрерывными атаками вражеских самолетов доставлял в осажденный Севастополь пополнение и боеприпасы, увозя оттуда раненых, женщин и детей. Вражеские самолеты буквально охотились за ним, но красавец «Ташкент», носивший на мачте голубой вымпел самого быстроходного на флоте корабля, неизменно выходил из боя победителем. Рассказывали, что Ерошенко во время налетов фашистских самолетов ложился на деревянный настил мостика и, следя за самолетами, отдавал команды в машинное отделение корабля: «Стоп обе машины!», «Назад максимально возможный ход!», «Обе полный вперед!» Корабль, повинуясь воле командира, то на полном ходу, дрожа всем корпусом, замирал на месте, то, как взнузданный конь, устремлялся вперед. Сброшенные фашистскими летчиками бомбы разрывались то за кормой, то впереди по курсу.
И только когда «Ташкент», придя в Новороссийск, ошвартовался у стенки после очередного похода, гитлеровцам удалось его потопить. Адмирал принял рапорт, обошел строй. Поздоровавшись с личным составом, Ерошенко сказал: — Спасибо вам, товарищи, за кратчайшую подготовку к испытаниям. Думаю, недалек тот день, когда на гафеле вашего корабля взовьется Военно-морской флаг. Счастливого вам пути и семь футов под килем! А сейчас разрешите поздравить вас с наступающим Новым годом! Желаю всем хорошего здоровья и успехов в службе! Стоявший рядом со мной в строю Жигалов прошептал: — А я и забыл, товарищ лейтенант, что завтра тридцать первое декабря. Во завертелись! — Жену не забыли поздравить? — Да где там, конечно, забыл. — Как распустят строй, черкните поздравление да отдайте мотористам с адмиральского катера. Из наших-то на берег вряд ли кто до Нового года сойдет. — Спасибо, товарищ лейтенант. Так и сделаю. Адмирал остался доволен кораблем и его экипажем и разрешил завтра следовать в Севастополь, где нас ожидала государственная комиссия.
Днем тридцать первого вышли в море. От холодного воздуха и сравнительно теплой воды море парило. Видимость была неважной. Несмотря на это, настроение у всех отменное. — Ну вот, Женя, скоро и жену свою обнимешь, — шутил во время ужина в кают-компании Сережа Никитин, единственный холостяк из офицеров. — Я-то обниму. Есть кого и есть что, — парировал штурман, — а вот ты опять будешь спать с открытой форточкой. Офицеры засмеялись. — А я как Павел Степанович Нахимов, — не унимался минер, — предан только морю. Вот выйду в отставку, тогда женюсь. А девчонок и так хватит. — Хватит вам трепаться. Пока корабль не вступит в строй и не будет приписан к базе, всем нам придется спать с открытой форточкой, — пробурчал командир, закуривая папиросу. — Кто подменяет на вахте Кащина? — спросил он. — Я, товарищ командир, — ответил Никитин. — Сейчас покурю и пойду. — Хорошо. Давайте и вы, Гоберидзе, на мостик, — обращаясь к помощнику, сказал Бандуров. — Я сейчас подойду. — Есть! — ответил старший лейтенант. Помощник у нас грузин. Прибыл на корабль одним из последних. Неразговорчивый, с виду мрачноватый, он оказался простым и душевным человеком. Дело свое знал хорошо. Матросы его побаивались, офицеры уважали. Михаил Ираклиевич окончил то же училище, что и я, правда, на два года раньше. И женат был на ленинградке. Эти, в общем-то, незначительные совпадения нас сближали. Вскоре после чая командир собрал офицеров.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
