По классу несется тревожный шелест лихорадочно листаемых страниц. Вопросы Чердакова всегда неожиданны и могут относиться к любому разделу русской литературы. В последние дни мы повторяли Пушкина, и на прошлом уроке Чердаков спросил у Толи Замыко, как он относится к статьям Писарева о Пушкине. Толя, разумеется, не читал Писарева Он вообще не любил критиков и называл их «паразитическими наростами на здоровом теле мировой литературы». – Я хорошо отношусь к статьям Писарева о Пушкине, – храбро ответил Толя. – Почему же вы хорошо относитесь к статьям Писарева о Пушкине?– последовал коварный вопрос. – У меня нет оснований относиться к ним плохо,– сдаваясь, вздохнул Толя.– Я не настолько близко знаком с Писаревым, чтобы испытывать враждебное чувство к его статьям.
Чердаков любит честных: Толин ответ остался без последствий, то есть без «пары». На этот раз к доске вызван Паутовский. Он шевелит носом, двигает непомерно развитой нижней челюстью и делает страшные глаза. Волосы у Паутовского растут ежиком почти от самых бровей, и этот ежик тоже шевелится, когда он морщит кожу на лбу при усиленном мышлении. – Итак, уважаемый, сообщите нам, что вы знаете о маленьких трагедиях Пушкина. Паутовский никогда ничего не читал, кроме басен Крылова и книжечек про шпионов из серии «Библиотечка военных приключений». – Маленькие трагедии?.. Это когда...– начал было он, но тут же умолк, изобразив смущение и растерянность якобы от неожиданности вопроса, и попросил голосом профессионального вымогателя: – Может, вы мне, товарищ капитан, вопросик наводящий зададите? А то все как-то смешалось, знаете ли...
– Ну, попробуем наводящий вопросик,– нервно улыбнулся Чердаков.– Расскажите о «Моцарте и Сальери». Паутовский возвел глаза к суровому портрету маршала Малиновского в поисках сочувствия и поддержки, потом опустил их долу и засигналил мне недвусмысленными подмигиваниями. Я повернул голову к окну, посмотрел на серо-голубые трубы «Авроры» и сказал вполголоса, адресуясь в космическое пространство: – Моцарт дружил с Сальери...
– Моцырь жил с Сальерой,– немедленно подхватил Паутовский.– А Сальера... Сальера... – Его отравила,– вздохнул я и с сожалением посмотрел на обреченного. Паутовский повторил конец фразы и умолк окончательно. Тридцать здоровенных парней, с трудом сдерживавших в течение двух или трех минут сокрушительный хохот, одновременно ахнули – и кто-то упал со стула. Чердаков поднял голову, но все было кончено, только Пожилой, до которого все доходит на несколько минут позже, чем до большинства человечества, продолжал радостно улыбаться. – Милющенко!.. Какого балла, по вашему мнению, достоин ответ Паутовского? – Самого низкого,– горько вздохнул честный Пожилой.
– Нет. Никакого!– отрезал Чердаков.– Единица и двойка ставятся за плохие знания. За полное отсутствие знаний оценку поставить нельзя... Садитесь, Паутовский. Вы в этой четверти не будете аттестованы по моему предмету. Можете считать, что эти полтора месяца вы не существовали. – Я учил!.. Я выучу!– канючил Паутовский.– Я на всех уроках присутствовал, как это я не существовал?.. Я «Незнакомку» до середки знаю. – Что?!– растерялся Чердаков. – Прочитать?– обрадовался Паутовский и, не дожидаясь разрешения, принялся декламировать стихотворение Блока. Сначала все шло скучно и гладко. Потом Паутовский вдохновился и в последние заученные им строчки – «И пьяницы с глазами кроликов «in vino veritas» кричат»– вложил столько чувства и экспрессии, что все шесть плафонов тонко зазвенели, когда он рявкнул: – И кролики с глазами пьяницев «пингвине меритас» кричат!
В классе наступила тишина: все беззвучно хохотали, раскрыв рты и задыхаясь. – Не терзайте слух интеллигентного человека!– с пафосом сказал Чердаков и, не обращая больше никакого внимания на Паутовского, машинально поставил в журнале против его фамилии знаменитую «птицу-тройку». Теперь начинается самая интересная часть урока: Чердаков подходит к окну, подносит к подбородку сцепленные руки и произносит задумчивое «ага». Потом он резко поворачивается и, пробуя свой раскатистый голос, называет тему:
– Сегодня мы познакомимся с творчеством Серафимовича. В программе этого нет, знать не обязательно, но необходимо, – этим каламбуром Чердаков начинал почти все свои лекции. Он прекрасно читал и ценил это качество в других. Читал он так громко и выразительно, столько неподдельного страдания и счастья вкладывал в чужие слова, что иногда в соседних классах преподаватели заслушивались и путались в объяснении теорем или химического строения белков. Вечером, во время приготовления уроков, у меня в голове вспыхнула идея, и я обнародовал ее на перемене.
– Питоны!– сказал я. Это слово было чисто диалектическим, местным и представляло собой свободный вариант другого слова – воспитанники.– Питоны, не пора ли нам подумать об издании своего журнала? – Пора!– сказали питоны. – Назовем же его «Пингвино меритас» и увековечим тем самым жизнь и злодеяния нашего знаменитого современника Паутовского, а заодно и сегодняшний незабываемый день, когда все просвещенное человечество узнало, наконец, имя любимой женщины великого композитора Моцыря, неправильно называвшегося до сих пор во всех письменных первоисточниках Моцартом... Возьмем же эпиграфом для нашего журнала благоуханный перл Паутовского: «Моцырь жил с Сальерой». – Возьмем!– сказали все, и на следующем уроке стояла жуткая тишина, только скрипели перья да трещали вырываемые из тетрадей листы. Первым на перерыве подошел ко мне Цератодус. Лоб у него был влажный, а глаза светились вдохновеньем: – Вот, читай!.. Еле сочинил.
Я увидел жирные буквы заголовка «Корабль», чуть пониже – «стих» и еще четыре строчки:
Надо мной железо, Подо мной вода. Я наверх залезу – И кругом вода.
Я похвалил рифму «железо – залезу» и принялся за другое произведение, пришедшее без подписи:
Ночь. Фонарь. Подхожу и глажу пса. Пес рычит. И я рычу. Пес молчит, А я все рычу. Я животное перерычал.
Стихотворение почему-то называлось , и в углу тетрадного листа была скромная приписка: «Вольный перевод оттуда сюда и обратно». Я решил, что анонимные вирши не лишены приятности для глаза и дают работу мозгу. Комсорг Игорь Суетов отнесся к нашей затее неодобрительно и хотел было идти согласовывать с кем-то этот вопрос. Но потом так увлекся, что начал писать повесть про шпионов под названием «Выстрел в темноте», и в первом номере журнала был помещен такой интригующий отрывок: «Грянул выстрел... Где-то посыпалась штукатурка. Завыли коты.
– Это опять Черный Джон,– сказал молодцеватый лейтенант Петров. – Да, его когти,– отозвался подтянутый майор Иванов. Отличник боевой и политической подготовки старший сержант Сидоров шагнул навстречу опасности». (Продолжение следует.) На первой странице журнала красовался портрет Паутовского, провозглашенного десятой музой, покровительницей всех искусств и ремесел, процветающих в нашем взводе. Его голову обнимал сверкающий нимб, а из-за плеч торчали крылышки. Тут же блистал красотами каллиграфии его бессмертный афоризм. Дальше шли стихи и проза вперемежку, а в конце, как и положено, критические статьи. Жемчужиной критического отдела был панегирик Толи Замыко, посвященный открытию журнала и основным законам механики. Толя, написав эту небольшую статейку, немедленно перевел дело на свои излюбленные рельсы: стал изобретать карманный печатный станок.
САМ ДУРАК
В выходной день утром ко мне подошел Пожилой. Вид у него был виноватый. Он сутулил тяжелые плечи и не поднимал глаз. – Пойдем,– сказал он.– Я не буду звонить ей один. Я оценил его запоздалое благородство и отметил про себя, что он провел довольно беспокойную ночь, отважно и бесполезно сражаясь с собственной совестью. Совесть победила, вероятно, только перед подъемом, о чем свидетельствовали набрякшие веки и серый налет усталости на лице Пожилого.
Мы спустились в вестибюль, я бросил в автомат монету, а Пожилой набрал по бумажке . – Алло! Ольга?.. Доброе утро! Это мы... Да, я и Володя... Он здесь, рядом... Хорошо, я передаю ему трубку. – Здравствуйте, Володя!– услышал я грудной, немного глуховатый голос Ольги. Такие голоса бывают у драматических героинь. – Здравствуйте,– ответил я и прочно умолк. – Вы не обиделись на меня в прошлый раз? Наверное, я что-нибудь не так сказала? – Нет, все так. – Почему же вы ушли?.. Вам стало скучно? – Да, мне стало скучно. – Ах, вот как!.. В таком случае я могу не приглашать вас в Эрмитаж. Передайте, пожалуйста, трубку Вите. Я машинально отдал трубку, обозвал себя кретином и отвернулся. – Нет, нет! Мы придем вдвоем!– говорил в телефон весь потный Пожилой.– Он пошутил, честное слово, пошутил... Володя, скажи, что ты пошутил. Я нагнулся к трубке и сказал грубо:
– Нет, я не пошутил... Но я все же приду в , потому что все имеют право ходить туда... Независимо от приглашения. – Дурак!– шепнул Пожилой и ткнул меня кулаком в бок. – Сам дурак!– ответил я и стукнул его по спине. – Оля, я вешаю трубку – тут очередь... Значит, договорились? Ровно в два часа у входа.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), Карасев Сергей Владимирович (КСВ) - архивариус, Горлов Олег Александрович (ОАГ) commander432@mail.ru, ВРИО архивариуса
Все воспоминания, опубликованные в Сборнике, присланы или переданы авторами в рукописях с предоставлением права редактирования. При редактировании соблюдается правило бережного отношения к авторским текстам с целью сохранения оригинальности стиля. Фотографии, помещённые в Сборнике, выбраны авторами воспоминаний из собственных фотоальбомов и фото-архивов. Краткие аннотации и тексты под фотографиями, набранные курсивом, подготовлены составителем Сборника на основании содержания воспоминаний и надписей на оборотах фотографий. В большинстве случаев отредактированные тексты с фотографиями согласованы авторами. Полный список курсантов, окончивших 1-е Балтийское высшее военно-морского училище в 1953 году, составлен на основании Акта Государственной экзаменационной комиссии (ГЭК-53).
Книга 2 Сборника отпечатана на средства, предоставленные группой компаний «ЭЛИЕН», где председателем совета директоров является Алексей Алексеевич Гаккель, сын нашего однокашника Гаккеля Алексея Михайловича.
Редакционный совет выражает благодарность совету директоров холдинга «ЭЛИЕН» за помощь в издании Книги 2 Сборника.
У нас было настоящее курсантское братство. И я счастлив, что с годами оно не распалось. Для меня очень дорого слово «однокашник». Это второе Я. Однокашник знает о тебе всё, даже то, что сам давно постарался выкинуть из памяти. Однокашники даны нам от Бога. Их не выбирают, и любить их надо такими, каковы они есть.
Виктор Конецкий (из интервью гостя журнала «Морской сборник», опубликованного в №8 за 2001 год, стр. 94)
Содержание
Предисловие
Вышедшая из печати в 2002 году Книга 1 «Сборника» досталась дорогой ценой не только в части денег, но и из-за необходимости преодолевать множество непредвиденных препятствий. Хочу кратко рассказать однокашникам, как продвигалась работа, чтобы было понятно, почему так долго создавалась Книга 1. После того, как многие однокашники активно откликнулись на обращение написать свои воспоминания, и после получения рукописей и фотографий, возникли затруднения с превращением рукописей в электронную версию и распечатку, а также по сканированию фотографий для ввода их в компьютер. Ныне вся подготовка типографского производства построена на компьютерных технологиях.
Затруднения заключались в том, что не было желающих набирать рукописные тексты на компьютере за умеренную плату, а специализированные фирмы требовали за набор текстов и сканирование фотографий очень высокую цену. Большую часть рукописей набирал самостоятельно. Сам сканировал все фотографии в компьютерном клубе. Одновременно с набором текстов занимался их редактированием и обработкой фотографий. Далее следовала вёрстка и создание оригинал-макета. Вся эта работа очень трудоёмка, требует навыков применения специальных компьютерных программ и много времени. На начальной стадии работы возникали различные компьютерные «заморочки», связанные с необходимостью иметь для такой работы мощный компьютер с большим объёмом памяти и специальные программы для создания оригинал-макетов книг. Почти готовые оригинал-макеты Книги 1 дважды пропадали из памяти компьютера от неумелых действий «знатоков», к помощи которых приходилось обращаться для его модернизации.
Надо признать, что первоначально отсутствовал опыт редакционной и издательской работы. А сфера этой деятельности весьма непроста. Потребовалось время, чтобы приобрести этот опыт. Пришлось изучать различные технологии производства печатных работ с учётом их стоимости, чтобы грамотно вести переговоры с типографиями об изготовлении тиража. Финансовый катаклизм 1998 года, подскочившие в десятки раз цены на всё, возникшее торможение производства и последующая постоянно высокая инфляция непосредственно отразились на сроках издания Книги 1. Вся работа проводилась в условиях крайнего дефицита средств. Имела место также недобросовестность исполнителей печатных работ, которые не обеспечили нужное качество тиража в договорный срок. Из-за этого более года времени было потеряно. Были потери и в деньгах. В результате тираж был заказан в другой типографии.
Пришлось отказаться от офсетного способа печати и согласиться на ризографический метод. является быстропечатающей машиной, хорошо размножающей тексты, но плохо и непредсказуемо передающей фотографии. Поэтому в Книге 1 фотографии получились неважно. В силу сложившейся ситуации качеством фотографий вынужден был пожертвовать. Надо заметить при этом, что большинство фотографий являются любительскими. Многие из них были изначально плохого качества, а к нынешнему времени испортились и потемнели. Однако, многие из них уникальны, ибо достоверно передают наш облик, обстановку и настроение далёкого времени нашей юности. Поэтому они помещены в Книгу 1, несмотря на посредственный вид. Компьютерные способы позволили несколько улучшить их, но хорошего качества достичь не удалось. Наконец, все препятствия были преодолены. Книга 1 выпущена на суд однокашников и других читателей.
Особенностью этой книги и Сборника в целом является то, что, хотя жанр воспоминаний в литературе не нов, собранные вместе воспоминания большого содружества однокашников, ставших морскими офицерами, издаются впервые. Интересны воспоминания не только каждого автора в отдельности, но и все они вместе, так как вместе они приобретают свойства «панорамности», охватывая множество людей и большие пространства на отрезке времени, продолжительностью 70 лет в период больших событий и перемен. Можно сказать, что по мере выхода последующих книг Сборника, из воспоминаний будет создаваться своеобразное мозаичное панно, посвящённое нашему содружеству. Книга 2 Сборника продвигалась быстрее, благодаря накопленному опыту и большому заделу, выполненному параллельно с изданием Книги 1. Кроме того, работа шла по уже проторенному пути.
Вот и Книга 2 уже в руках читателей. Первоначально в неё были помещены воспоминания семи авторов, но при вёрстке Книга 2 получилась в 700 страниц. По технологии переплётных работ такая толстая книга неудобна для чтения, так как плохо раскрывается. Поэтому пришлось разместить в ней воспоминания четырёх авторов, а часть воспоминаний перенести в Книгу 3. Но все равно Книга 2 оказалась значительно больше по объёму, чем Книга 1, что привело к увеличению стоимости её издания.
Впервые публикуется «Полный список курсантов, окончивших 1-е Балтийское высшее военно-морское училище в 1953 году», составленный по Акту Государственной экзаменационной комиссии (ГЭК-53) от 17 августа 1953 года. Список составлен по факультетам с указанием специальности и квалификации. Этот список неопровержимо доказывает, что первые профессионалы – офицеры штурманы-подводники и офицеры торпедисты-подводники – были выпущены из училища в 1953 году, а не в 1954-м, как неточно записано в историческом очерке, посвящённом 50-летию Высшего Военно-Морского училища подводного плавания, изданном в 1998 году. В конце книги напечатан отрывок из повести Виктора Конецкого , в котором рассказывается о Лёше Кирносове и Илье Эренбурге, а также о других участниках тайного литературного кружка в училище. Отрывок интересен тем, что открывает малоизвестную страницу жизни курсантов. Интересны также отдельные моменты того времени и краткие оценки наших однокашникав. Этот отрывок печатается в год смерти Виктора Конецкого в дань памяти о нём (прикладываем в рассылку Собрание сочинений ВВК).
Одновременно с упомянутыми делами идёт работа по подготовке к изданию Книги 3, состав которой уже определён. Во всей работе над Сборником неоценимую помощь и поддержку оказывали члены редакционного совета и многие однокашники, за что безмерно им признателен. Ещё раз обращаюсь к друзьям-однокашникам с просьбой писать и присылать мне свои воспоминания и фотографии к ним, кто ещё этого не сделал. Теперь вы имеете представление, в каком виде будут издаваться ваши воспоминания. Вам стало легче по аналогии написать о своей службе и жизни. Представьте себе ситуацию, когда будут изданы все Наши Книги, в которых о каждом из нас 307-и выпускниках 1-го Балтийского высшего военно-морского училища 1953 года будет рассказано или хотя бы упомянуто. Это будет бесценный и вечный памятник нашему выпуску и нашему училищу, ибо нет ничего более вечного, чем Книга.
Клубков Ю.М. 196070, Санкт-Петербург, улица Победы, дом 7, квартира 52. Тел.: (812) 371 97 29
Голованов Эрик Викторович происходит из старинной и разветвлённой фамилии Рулле. В XIX веке и начале XX века в Санкт-Петербурге жили несколько знаменитых людей с этой фамилией, вошедших в известный справочник «Весь Петербург». Среди них были юристы, врачи, инженеры и финансисты. В курсантские годы Эрику пришлось заменить эту фамилию. Однако, унаследованные от предков прекрасные человеческие качества проявились в нём в полной мере. Он честно и добросовестно отслужил полную офицерскую службу на Северном флоте в самых тяжёлых условиях, будучи последовательно командиром нескольких подводных лодок, руководителем разведки и заместителем начальника штаба эскадры подводных лодок. Его воспоминания наполнены оптимизмом и жизнелюбием, как будто жизнь у него проходила гладко, и не было никаких тягот службы.
Эрик Голованов Тридцать три года на Северном флоте
Экскурс в прошлое
О предках
Я, Голованов (Рулле) Эрик Викторович, родился 3 октября 1931 года в Ленинграде в доме бывшего до революции Английского клуба на Дворцовой набережной рядом с нынешним Домом ученых. Дом был четырёхэтажный, проходной двор выходил на улицу Халтурина (ныне Миллионная). На первых двух этажах располагались залы для гостей, а на последующих подсобные помещения и жильё работников. До второго этажа поднималась парадная мраморная лестница со статуями, вход на третий и четвёртыё этажи был только со двора. Мой дед со стороны матери, Голованов Георгий Яковлевич, после революции вылез с семьей из подвалов и занял на первом этаже один из залов площадью в 120 квадратных метров, разделенный пополам перегородкой. На кухне жил дед, а вся остальная семья в зале. В зале нас жило 10 человек. Кровати отгораживались ширмами. Окна выходили прямо на Неву и на шпиль Петропавловской крепости.
Мне запомнились красивый мраморный камин, на котором стояли бронзовые итальянские часы, в нише большой комод с двумя серебряными вёдрами. Когда приходили гости, бабушка в них делала мороженое. Паркет был настолько скользкий, что приходилось учиться по нему ходить, особенно приходящим в гости. Дед был довольно примечательным человеком. Во время 1-й мировой войны под Краковом взял в плен пятерых австрийцев, за что был награжден орденом Святого Георгия, то есть он был Георгиевским кавалером. Об этом боевом эпизоде он часто с юмором рассказывал примерно так. Служил солдатом в пехоте. Воевал в Польше под Краковом. Батальон цепью продвигался в штыковую атаку против австрийцев. Противник встретил сильным пулемётно-артиллерийским огнём. Батальон стал нести потери. Дед бежал недалеко от своего ротного командира по капустному полю.
– Вижу, рассказывает дед, ротный упал на землю и пополз между кочанов капусты. Я тоже бросился на землю и пополз по-пластунски. Полз долго, и вдруг почувствовал, что куда-то проваливаюсь. Оказалось, я упал в траншею противника. Смотрю, – пять австрийских солдат с оружием. Я так испугался, что быстро вскочил и вскинул на изготовку свою трёхлинейку. А эти пятеро австрияков от внезапности моего появления побросали оружие и подняли руки вверх. Так я неожиданно взял в плен пятерых солдат противника, за что был награждён Георгиевским крестом. А перед второй мировой войной в возрасте 72-х лет дед работал в парикмахерской в раздевалке. Каждый день выпивал по шкалику водки (бутылочка в 100 граммов). Он даже снялся в художественном фильме, сыграв американского безработного. Когда началась война, он все «хорохорился», что били немцев в первую мировую и сейчас разобьем. В сентябре 1941 года в наш дом попала бомба, и дед погиб. Второй дед, по линии отца, Рулле Эдгард Иванович, был почетным гражданином Санкт-Петербурга, титулярным советником, работал в управлении Гострудсберкасс России. Во время революции куда-то исчез. Я его никогда не видел.
Родители и довоенное детство
Отец, Рулле Виктор Эдгардович, работал старшим конструктором на судостроительном заводе имени Марти, проектировал и строил торпедные катера. В 1937 году, когда мы с бабушкой были на даче на озере Селигер, приехала в слезах мама. Она рассказала, что при испытаниях торпедного катера в районе Толбухина маяка, катер выскочил на камни. Испытатели вплавь добрались до маяка. Отец простудился, заболел крупозным воспалением легких и скончался. Об отце у меня остались всего три воспоминания. Первое, как мы с ним однажды прокатились на теплоходе до Шлиссельбурга и обратно. Второе, когда я стоял на подоконнике и смотрел, как проходил торпедный катер по Неве, а отец мне махал, стоя на борту, белым шарфом. Подоконник я очень любил. Окно было громадное, и я всегда смотрел, как на праздники приходили боевые корабли, а затем стояли с флагами расцвечивания на бочках. Перед окнами проходила пехота, кавалерия и бронетехника, возвращаясь после парада с площади Урицкого (Дворцовой). Третье воспоминание об отце связано с посещением вместе с отцом и мамой в качестве гостей квартиры друга отца – Берга Акселя Ивановича, будущего академика и адмирала.
Мои родители Зоя Георгиевна и Виктор Эдгардович. Снимок сделан весной 1937 года
Аксель Иванович демонстрировал нам в комнате радиоуправляемый самолёт, моноплан – истребитель. В самолёте сидел плюшевый медведь с пристёгнутым парашютом. Самолёт разбежался по паркету и поднялся в воздух, сделал несколько кругов и какие-то фигуры пилотажа. Затем он сделал «мёртвую петлю» и «приземлился». Во время «мёртвой петли» медведь выпал из самолёта и спустился на паркет на парашюте. Все были удивлены и восхищены увиденным. Итак, мы остались с мамой без отца. Мама, Рулле (Голованова) Зоя Георгиевна, работала бухгалтером на заводе. Из довоенных воспоминаний сохранились отдельные отрывки: игры во дворе с ребятами в казаки-разбойники, чапаевцев, испанцев (все ребята носили испанские шапочки), в наших военных. Мне почему-то вначале хотелось быть танкистом, а потом летчиком. Отдыхали каждое лето с бабушкой на даче, снимали комнату то в Сиверской, то в Войсковицах, то под Лугой или на Селигере. Быстро как-то проскочила финская кампания: светомаскировка, машины с затемненными фарами. За год до поступления в школу я всю зиму ходил заниматься в Дом художественного воспитания детей (ДХВД), размещавшийся в здании Ленинградской Капеллы. Там нас обучали основам декламации, рисованию, лепке, дирижированию, игре на музыкальных инструментах. Было очень интересно.
Ленинград, Кировские острова, ЦПКО 27 июня 1940 года
Начало войны
Отечественную войну я встретил на даче под Гатчиной после окончания второго класса. Там был крупный аэродром. Через несколько дней после объявления войны, немцы нанесли бомбовый удар по аэродрому. Это происходило на моих глазах. Было ясное июньское утро. Я сидел на лавочке перед домом и читал роман «Человек-амфибия». Вдруг началась стрельба из зениток и взрывы бомб. «Юнкерсы» под прикрытием «Мессершмиттов» зашли со стороны солнца и начали бомбить аэродром. На аэродроме было два стеклянных ангара для дирижаблей. Последнее время в них стояли самолеты, но за два-три дня до налета их оттуда, к счастью, вывели. Обычно, когда всходило солнце, эти ангары полыхали как изумрудные замки. Прямыми попаданиями они были уничтожены.
Интересно было наблюдать за воздушным боем. По голубому небу проходили белые трассы от выстрелов. Я видел как были сбиты три немецких и три наших самолета. Один наш сбитый ЯК упал за деревней, летчик спустился на парашюте весь обгоревший. Он отводил горящий истребитель от нашей деревни. Мы все побежали к сбитому самолету, крича: «Немец, немец». Но когда подбежали, увидели на крыле нашу звездочку. Немцы разбомбили железную дорогу у Гатчины, и все дачники потянулись пешком восемь километров до Мариенбурга, откуда уехали в Ленинград. Мы хотели через несколько дней съездить на дачу за огурцами, но немцы высадили десант и заняли этот район. Немцы быстро приближались к Ленинграду, активно используя воздушные десанты. Нас, школьников, собирали с вещами, организовывали отряды и с преподавателями пытались вывести пешком из города, пока его еще не окружили. Мы двинулись в район Луги, но попали под воздушный десант. Часть детей попала в плен. Мне удалось убежать и вернуться в город. Затем начались будни и мучения блокады, о которых тяжело вспоминать.
В эвакуации
В марте 1942 года нас с мамой и бабушкой эвакуировали в Удмуртскую АССР. Вторая бабушка Рулле Евгения Викторовна (мать отца) умерла от голода в блокаду. Первое впечатление от эвакуации: когда доехали до города Кирова и увидели его освещенным, поняли, что теперь мы в безопасности. Приехали в город Глазов. Местные жители нас почему-то называли не эвакуированные, а «ковыренные». В деревню нас отправляли на санях с сеном и тулупами. Мороз -43 градуса. Места там очень красивые, большие сопки, покрытые лесом, поля, полноводные речки. В эвакуации я учился в школе и работал на лесозаготовках, на комбайне, научился жать, косить и даже вязать крючком и на спицах. Помогал бабушке вязать носки и трехпалые перчатки бойцам на фронт. Два месяца прожил в детдоме. Любимое лакомство было – натереть чесноком корочку хлеба (как колбаса), или краюха черного хлеба с молоком, или замороженным луком. Лук на морозе становился фиолетового цвета и сладкий.
Возвращение в любимый город. Победа
В мае 1944 года вернулись в Ленинград, а в конце 1944 года меня на год раньше, чем по уставу, Выборгский район ВЛКСМ принял в комсомол. Это была большая радость. В шестом классе 120-й средней школы, где я учился, меня избрали группкомсоргом, и началась интересная работа. Как и все мальчишки в районе Лесотехнической академии, я увлекался коллекционированием немецких и наших ракет, патронов, винтовок, автоматов и другого оружия. У нас был даже ручной пулемет. Все это стреляло в парке Лесотехнической академии. Затем, после Победы, все оружие утопили в прудах. Это все делалось нелегально. А вот легально мы проходили курс бойца после уроков. Мы гордились тем, что у нас были удостоверения о прохождении теории и практических стрельб. В удостоверении на титульном листе было написано «Ленинград – город-фронт, каждый ленинградец – боец». Правда, нас допустили к использованию только винтовки, автомата и ручного пулемета. Мы подошли к практическим стрельбам из станкового пулемета, когда занятия прекратились. Сказали, что мальчишки уже не нужны, скоро Победа. И вот она пришла. Сколько ликования было 9 мая 1945 года на площади Урицкого. А какой салют! Он мне запомнился на всю жизнь.
Летом 1945 года в Ленинград вошли войска с фронта. Они шли по Невскому проспекту от площади Урицкого и затем поворачивали на Литейный к Неве. Мы с ребятами стояли на углу Невского и Литейного. Погода была солнечная, жаркая. Бойцы шли с полной боевой выкладкой, со знаменами и оркестрами, при орденах и медалях. Народу на улицах было множество. Все ликовали. Люди подавали бойцам воду, а может и еще что. По лицам бойцов текли ручьи, конечно, не от слез, а от жары. В 1945 году нам на троих (мама, бабушка и я) дали шестиметровую комнату на Моховой рядом с ТЮЗом. Меня перевели в 199-ю школу на площади Искусств, где я закончил 7-й и 8-й классы.
Освоение флотских наук
Я стал подготом
В 7-м классе я учился вместе с Лешей Гаккелем. Он ушел в 1946 году в Ленинградское военно-морское подготовительное училище. Через год по его стопам пошел и я. Так я стал подготом, а через некоторое время даже и старшиной класса. Учился я хорошо, но никакой медали не получил, так как по русскому языку имел четвёрку, а по всем остальным предметам пятёрки. В сочинении сделал ошибку: «Арина Родионовна…» (няня Пушкина) и «Орина – мать солдатская» (Некрасов), а я в обоих случаях написал букву «А». Учеба в Подготии протекала очень интересно. Из нас, разношерстных мальчишек, формировали будущих образованных и культурных военно-морских офицеров. Были замечательные преподаватели, офицеры и старшины рот, прошедшие войну и познавшие, почём фунт лиха. Всю свою душу они отдавали нам.
Нашим кумиром всегда был командир курса Иван Сергеевич Щеголев. Это был замечательный во всех отношениях человек. Его почитание и дружбу с ним мы пронесли до самой его смерти. Память о нём сохраним навсегда. Ярким воспоминанием о времени в подготии у меня остались практические плавания на шхунах «Учеба» и «Надежда». Наш класс был на «Учебе». Какая прелесть лететь под парусами! Всегда появлялось возвышенное чувство, когда раздавалась с мостика в мегафон команда: – На фалах и нералах, … на топсель фалах и оттяжках … Паруса поднять! У «Учебы» три мачты, на каждой из которых расписано по классу (порядка 25 человек). Мы все тянули снасти из всех сил, и шхуна расцвечивалась парусами. Наступала тишина, стремительный бег корабля и плеск воды за бортом.
Подготовка к занятиям в кубрике (бывшем грузовом трюме) шхуны «Учёба»
Запомнилось первое морское крещение. Мы шли в Выборг, погода стояла солнечная, но ветряная. На траверзе Кронштадта началась качка. Мы только пообедали, на первое был суп с макаронами. Через некоторое время ребята стали бегать в гальюн. Мы с друзьями, Вовой Лаврентьевым и Вилей Сазоновым, забрались под шлюпку и переносили мужественно качку. Наступило время ужина, никто не притронулся к еде, даже не разбирали бачки. А «Учеба» белой чайкой шла в Транзунд. Мы пошли в гальюн по нужде. Придя туда, увидели висящие макароны и, конечно, наши желудки не выдержали. Все трое траванули. Затем ветер стих. «Учеба» часов в 9 вечера встала на якорь на рейде Транзунда. Вот тут и проснулся аппетит. Мы с жадностью уминали холодную гречневую кашу, оставшуюся от ужина. Да, море есть море! Хотя мы-то были всего лишь в «Маркизовой луже» (Финском заливе).
Летняя практика 1948 года. Володя Лентовский и Эрик Рулле драят палубу песочком на шхуне «Учёба»
На следующий день мы ошвартовались у причала города Выборга. В городе было очень чисто, своеобразные готические здания. Достопримечательностью был трамвай, у которого было посредине зубчатое колесо и третий рельс. При помощи этого зубчатого колеса он спокойно забирался в гору и спускался с неё по Крепостной улице. Сорок лет спустя я купил садовый участок под Выборгом. Ко мне в гости приезжал из Севастополя Муня Кириллов с женой. Мы были у меня на даче и решили пройти по Выборгу, вспомнить былые времена. Разыскали памятник Петру I и пушку с ядрами. А трамвай там давно не ходит и рельсы сняты.
В высшем училище было интересно
После окончания Подготии я хотел идти в Дзержинку на кораблестроительный факультет по стопам отца, но меня пригласил на беседу начальник училища капитан 1 ранга Никитин Борис Викторович и уговорил остаться в нашем чаде, так как ЛВМПУ было преобразовано в 1-е Балтийское Высшее военно-морское училище. Я согласился и стал первобалтийцем. С удвоенным усердием стал «грызть гранит наук».
1949 год, 333 класс. Помощником командира взвода у нас был курсант старшего курса Аркадий Агафонов
Со временем стал вновь старшиной класса, старшиной 1 статьи, членом бюро ротной комсомольской организации. Участвовал в художественной самодеятельности – пел в училищном хоре. Занимался в Эрмитаже изучением живописи, посещая вместе с группой однокашников лекции искусствоведов. Часто бывал в театрах и на различных выставках. В общем, жизнь била ключом, времени не хватало. Но зато, как было интересно всё познавать!
Вместе с Владиленом Лаврентьевым увлечённо занимаемся на самоподготовке
Любил заниматься спортом. Увлекался гимнастикой и стрельбой. Получил спортивные разряды, участвовал в соревнованиях. Вместе с Вилей Сазоновым входил в сборную училища по спортивной гимнастике. Кстати, последний раз в соревнованиях я участвовал в 1958 году уже будучи капитан-лейтенантом и старпомом ПЛ «С-45», когда она перешла с Новой Земли в Ленинград и стояла в ремонте на Адмиралтейском заводе, бывшем заводе имени Марти, где до войны работал старшим мастером-конструктором мой отец. Так пересеклись запутанные дороги отца и сына. В Кронштадте проводились соревнования по офицерскому многоборью: лыжи, гимнастика, баскетбол и стрельба. Участвовало пять команд: Леининград 1 (это мы из Ленинградской бригады ПЛ – шесть человек), Ленинград 2 – КУОПП, Кронштадт 1 (надводники), Кронштадт 2 (подводники) и Ломоносов. Наша команда заняла 1-е место, мы завоевали и привезли кубок в бригаду ПЛ.
Через шесть лет в 1964 году, будучи командиром ПЛ, я принимал новую ПЛ «Б-103» 641 проекта на Судомехе. Команда жила в бригаде ПЛ на улице Римского-Корсакова. В праздник 7 ноября я с личным составом подводной лодки был в комнате боевой славы, и вдруг слышу разговор моряков: «Смотрите, наш кэп!». Я подошел к стенду и увидел фотографию, на которой наша команда из шести человек в спортивной форме и с кубком. Рты «до ушей». Так закончилась моя жизнь в «большом спорте».
Хвала наставникам
Преподаватели у нас были прекрасные. Как не вспомнить начальника кафедры навигации капитана 1 ранга Новицкого. Это был интеллигент до последнего мизинца. На кафедре военно-морской истории капитан 1 ранга Гельфонд увлекал изложением великих побед флота России. А военно-морскую географию нам читал душа-человек капитан 1 ранга Павел Григорьевич Сутягин. Это известный разведчик Северного флота в период Отечественной войны, который работал в Норвегии и явился прототипом главного героя романа «Память сердца». Судьба сложилась так, что уже будучи командиром ПЛ, я побывал у Павла Григорьевича дома и на даче. Он был заведующим кафедрой экономической географии Педагогического института имени Герцена. Кроме преподавательской деятельности, он вел большую научно-просветительскую работу, являясь членом Президиума Географического общества СССР.
В одном из фотоальбомов, которые он мне показывал, был уникальный снимок периода войны: «Малютка» стоит у стационарного пирса в Полярном. На носовой надстройке два капитан-лейтенанта. Один – командир «малютки» Герой Советского Союза Израиль Ильич Фисанович, второй – замечательный разведчик Павел Григорьевич Сутягин. Этот снимок сделан перед выходом на очередную высадку разведывательной группы в Норвегии. Кстати, моя старшая дочь Елена училась у него на географическом факультете. И когда я через много лет пришел в институт (теперь уже Университет) в архив за выпиской для нее и упомянул фамилию Сутягина, сотрудники архива наперебой стали рассказывать мне, какой он замечательный человек. Часто вспоминаю, как хороша была наша англичанка – несравненная «комрад тыча» Идея Кузьминична, в которую был влюблен весь наш класс и многие, многие другие.
Первая практика на боевых кораблях
Красочной и запоминающейся была летняя практика после первого курса, которая проходила на Черноморском флоте. Мы ездили в Севастополь в товарных вагонах (теплушках). Сначала мой класс располагался на линкоре “Севастополь”, затем на крейсере “Молотов”. Находясь на ЛК “Севастополь”, участвовали в крупных учениях Черноморского флота совместно с войсками Закавказского военного округа. Я был расписан в это время сигнальщиком на сигнальном мостике фок-мачты. Все было видно прекрасно. На линкоре находился командующий округом и командующий флотом. Эскадра «красных» была большая: ЛК «Севастополь», несколько крейсеров, много эсминцев и СКРов. Со стороны «синих» выступал ЛК “Новороссийск” с кораблями ордера. Участвовали подводные лодки и авиация.
ЛК “Севастополь” на этом учении отличился. Первую стрельбу противозенитным калибром он выполнил на «отлично»: прямое попадание в буксируемый конус с первого залпа. Затем также на «отлично» выполнена и вторая стрельба противоминным калибром. Тоже с первого залпа попадание в радиоуправляемый торпедный катер. Третья стрельба проводилась главным калибром в районе мыса Чауда загоризонтно по берегу при наведении корректирующих постов. Оценка «отлично» за накрытие цели с первого залпа. Удивительный результат! Во время этой стрельбы произошел пикантный случай. Сигнальный мостик расположен над ГКП и ходовым мостиком. Все начальство находилось на ходовом мостике, а нам сверху все видно и слышно. Перед самой стрельбой флагманский артиллерист предложил командованию перейти на противоположенный борт и заткнуть уши ватой. Все перешли на правую часть мостика, так как стрельба проводилась носовой башней, развёрнутой в сторону левого борта.
Командующий округом ответил: «У нас гаубицы стреляют еще громче», и остался на левом крыле мостика. На голове у него была одета генеральская папаха. После залпа на башне лопнули «штаны» (брезент между орудиями), а у генерала сорвало папаху, и она упала в море. Мы на «сигналке» втихую посмеивались и между собой говорили: «Знай наших».
Август 1950 года. Практика на Черноморском флоте. Первое увольнение в Севастополь. Слева направо: Гойер, Богатырёв, Поляк, Гольденберг, Келлер, Лобач, Лаврентьев
За отличное выполнение стрельб линкору “Севастополь” было приказано возвращаться в базу с оркестром (было такое поощрение). Комфлота и все остальное начальство перенесли свои флаги на крейсер “Фрунзе” и продолжали участие в учениях, а мы с тремя эсминцами в охранении двинулись в Севастополь. Был солнечный день. На набережной много народу. Линкор на хорошем ходу вошел на внутренний рейд и буквально через 10 минут уже стоял на бочках. Действия швартовных команд были отработаны до автоматизма. Командир линкора капитан 1 ранга Уваров уверенно управлял кораблём. В это время личный состав был построен на верхней палубе, а на шкафуте стоял оркестр и играл марши и другую музыку. Зрелище незабываемое!
Через несколько лет на этих бочках стоял, подорвался и затонул линкор “Новороссийск”. Далее мы практиковались в штурманском деле на учебном корабле “Волга”, бывшем испанском пароходе “Хуан Себастьян Элькано”, привезшем в СССР детей республиканской Испании, да так и оставшемся у нас. На всю жизнь остался в памяти штурманский поход вдоль всего Кавказского побережья до Батуми и обратно. Было много различных впечатлений. Я впервые был на юге.
Порт Батуми, август 1950 года. Вдалеке видна наша «Волга»
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 9 мая. , посвященный 70-летию Победы в Великой Отечественной войне
Как передает корреспондент "Росбалта", музыкальную точку поставил сводный оркестр ЗВО, который исполнил песню "День Победы".
До этого по главной площади города торжественно прошли военные расчеты, а также боевая техника. После завершения мероприятия губернатор города Георгий Полтавченко неформально пообщался с ветеранами Великой Отечественной.
ВИДЕО ПАРАДА ПОБЕДЫ НА ДВОРЦОВОЙ ПЛОЩАДИ -
Незабываемым зрелищем вновь стало шествие БЕССМЕРТНОГО ПОЛКА Побывав в рядах шедших потомков ветеранов, мы запечатлели некоторые моменты этого движения БЕССМЕРТНОГО ПОЛКА по Невскому проспекту. Фото можно посмотреть , включая подготовительный период к шлюпочному параду (у Троицкого моста)
Санкт-Петербург, 9 мая. Военно-морской парад кораблей состоялся в акватории Большой Невы, передает корреспондент НЕВСКИХ НОВОСТЕЙ. В общей сложности в нем приняло участие 15 кораблей Балтийского флота и более 1,5 тысяч моряков. Напомним, что парад кораблей на 9 мая прошел в Северной столице впервые за последние 30 лет.
Командовал парадом командир Ленинградской военно-морской базы капитан 1 ранга Олег Журавлев. Принимал парад командующий войсками Западного военного округа генерал-полковник Анатолий Сидоров. Рука об руку рядом с ним на борту флагманского катера «Буревестник» стояли заместитель командующего Балтийским флотом вице-адмирал Сергей Елисеев и губернатор Северной столицы Георгий Полтавченко.
Маленький, но гордый «Буревестник» обошел 15 кораблей, выстроившихся перед ним «по стойке смирно». Все боевые корабли, принимающие участие в параде на Неве, разместились в акватории Невы напротив Медного всадника. Пётр Первый, сидя верхом на своем бронзовом коне, копытом пришпиливающим змею, мог с гордостью наблюдать разворачивающееся в акватории Невы грандиозное зрелище. Как ранее сообщали НЕВСКИЕ НОВОСТИ, парад кораблей не проводился в Северной столице России с 1985 года – и до сегодняшнего дня. Поэтому нет ничего удивительного в том, что все набережные были заполнены людьми, среди которых отмечалось немало иностранцев.
Так, вдоль Английской набережной стоят пограничный катер «Алмаз» и морской буксир «Виктор Конецкий», у набережной Лейтенанта Шмидта выстроились корвет «Стойкий» и три катера – «Заречный», «Нахимовец» и «Денис Давыдов». Между Дворцовым и Благовещенским мостами, в середине Большой Невы, разместились десантный корабль «Королев», малый противолодочный корабль «Уренгой» и подлодка «Выборг».
После завершения обхода катер «Буревестник» пришвартовался возле Дворцовой набережной у Эрмитажа, чтобы Анатолий Сидоров и Георгий Полтавченко смогли сойти на берег, переместиться на Дворцовую площадь и оказаться там как раз к началу сухопутной части Парада в честь 70-летия Великой Победы.
Стоит отметить интересную особенность: в сегодняшнем военно-морском Параде Победы приняла участие парусная яхта «Эдвенчер», подаренная Военно-морскому флоту России королевой Елизаветой. Такой подарок она преподнесла в 2003 году в честь 300-летнего юбилея российского флота. Петербург в очередной раз подтвердил сегодня высокое звание морского города-порта, открывающего ворота в Балтийское море.
_steams_through_the_Mediterranean_Sea.jpg)