В заключение приведем групповые фото выпуска 1948 года.
Фото 1945 года. Фотографировались в память об окончании семилетки.
Выпуск 1948 года. Фото на память с любимыми командирами и преподавателями. Все впереди...
ВСЯ ОСТАВШАЯСЯ ЖИЗНЬ
Грузинский Политехнический Институт я закончил в 1953 году, получив специальность инженера гидростроителя. Поехал строить Эзминскую ГЭС на реке Терек. Работал старшим прорабом станционного узла. Его хорошо видно, когда проезжаешь по военно-грузинской дороге мимо поселка Чми (Тергиспира). В 1954 году к нам прибыли на преддипломную практику студенты Московского инженерно-строительного института. Среди них оказалась Кротовская Зоя Мечеславовна, которая вскоре стала моей женой.
После пуска первого агрегата меня перевели на строительство Горьковской ГЭС начальником участка по сооружению крупной насосной станции по перекачке паводковых вод из реки Костромки в Волгу. Те, кто посещал Ипатиевский монастырь, непременно пересекали Костромку через верхнее строение нашей насосной, служившее одновременно автомобильным мостом.
По завершению строительства мы с женой перебрались в Москву. Здесь мне повезло. По судьбоносной для меня рекомендации заместителя главного инженера строительства (между прочим, по совпадению его фамилия была Михайлов) я был принят на работу в только что образованный Всесоюзный институт организации энергетического строительства «Оргэнергострой». Институт создавался с размахом, общей численностью около 5 тысяч человек, в том числе в научной части 1,5 тысячи человек, с филиалами в Ленинграде, Куйбышеве, Новосибирске, Одессе, Тбилиси, Талине и других городах. «Оргэнергострой» стал моим третьим и последним местом работы. Я проработал в нем 40 лет с 1957 года по 1997 год, из которых последние 24 года в должности заместителя генерального директора по научной работе. Закончил заочно аспирантуру в МИСИ и в 1970 году защитил там же кандидатскую диссертацию. В научном плане специализировался на проблемах строительства высоких бетонных плотин ГЭС. Пока не стал замом по науке, очень много времени находился непосредственно на объектах внедрения новой техники и технологии на строительствах Братской, Красноярской, Саяно-Шушенской, Зейской, Чиркейской, Ингурской и многих других ГЭС. Братская ГЭС – самая памятная. Здесь научился преодолевать настоящие трудности, приобщился к таежному и водному туризму, полюбил бардовскую песню и обрел самых близких друзей на всю оставшуюся жизнь.
Редакция
Указом Президиума Верховного Совета Грузинской ССР награжден 16 декабря 1960 года Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Грузинской ССР // Заря Востока. - Тбилиси, 1960. В 1969 году К.И.Чикваидзе защитил кандидатскую диссертацию на тему "Исследование эффективности применения естественного льда для охлаждения бетонной смеси". Работал заместителем директора Всесоюзного института по проектированию организации энергетического строительства (Оргэнергострой) Минэнерго СССР.
За весьма долгую трудовую биографию К.И.Чикваидзе имеет целый ряд государственных наград и достижений: - медаль "За трудовую доблесть" (За строительство Красноярской ГЭС) - медаль "За долголетний и добросовестный труд" - медаль "800 лет Москвы" - серебряная медаль ВДНХ СССР - звание и знак "Почетный энергетик" Минэнерго СССР - почетные знаки "Ударник 10-й пятилетки" и "Победитель социалистического соревнования" (1973 г.) -почетные знаки строителя "Братской ГЭС", "Красноярской ГЭС", "Саяно-Шушенской ГЭС", "Усть-Илимской ГЭС", "Токтогульской ГЭС", Зейской ГЭС", "Ингурской ГЭС", "Курпсайской ГЭС", "Каскада Нижненарынских ГЭС" (эти знаки - особая личная гордость нахимовца-энергостроителя!) - имеет более 70 научных публикаций, 6 авторских свидетельств на изобретения. Один из авторов изобретения - Установка для приготовления полистиролбетона.
Несколько лет работал по совместительству генеральным директором совместного Советско-Американского предприятия. Намечались очень перспективные проекты по строительству в Москве и Подмосковье с использованием передовых технологий, но всему положил конец обширный инфаркт, настигший меня в августе 1997 года. С тех пор берегу здоровье и активно занимаюсь приусадебным садоводством и огородничеством на подмосковной даче. Крестьянские гены дают себя знать и у меня в теплице хорошо растут паслены и виноград, всегда на грядках тархун, реган, цицмада, кинза. Дети оборудовали мне в Москве Интернет, и стало совсем весело жить. Раньше с нетерпением ждал весны, а теперь не терпится в Москву к компьютеру.
С мамой, дочерью Ириной и внучкой Машей
У нас двое детей Ирина 1956 года рождения и Георгий 1962 года рождения. Оба в детстве проводили каждое лето в Грузии. Три внучки Маша (1985 г.), Аня (1986 г.) и Таня (1989 г.) мечтают попасть в Лагодехи. В этом году 19 июля 2010 года у нас появилась правнучка – Лейла. Моя мама Михайлова (Чикваидзе) Евгения Николаевна умерла в 1988 году и похоронена в Москве. Из четвертого поколения Михайловых в живых остался я один. ЛАГОДЕХИ МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ
С 1945 по 1953 год, будучи воспитанником ТНВМУ, а затем студентом ГПИ, я использовал каждую возможность побывать в Лагодехи. Иногда это удавалось на зимних или на летних каникулах. Потом в конце пятидесятых я приезжал показывать Лагодехи своей молодой жене. А уже потом Лагодехи осваивали мои дети, где-то с конца шестидесятых, когда мама вышла на пенсию и брала их к себе на лето. Хочу рассказать об одном очень памятном для меня визите в Лагодехи.
ПЕШКОМ В ЛАГОДЕХИ
С сыном Георгием.
В 1970 году сын как обычно проводил лето в Лагодехи, а мне предстояло забрать его из Тбилиси в Москву. Мама должна была доставить его в Тбилиси в конце августа, а я самолетом в Москву к 1 сентября. В это время я спланировал командировку в наш Тбилисский филиал, который в то время курировал. Неожиданно возникла необходимость срочно выехать на строительство Чиркейской ГЭС в Дагестане. Мы с коллегой и другом Женей Уженковым отправились туда с намерением после завершения дел на ГЭС добраться до Тбилиси самолетом или автобусом из Махачкалы. Завершив дела на ГЭС, мы приехали к моему брату Володе Калишук, который после демобилизации обосновался в Махачкале. Здесь нас ждала оглушительная новость, что Грузия, в связи со вспышкой холеры, закрыта на карантин. Тбилисский аэропорт работал только на транзит, в город никого не выпускали. При обсуждении сложившейся ситуации на семейном совете у Калишуков, я посетовал: «Ну, надо же, как обидно! Сын рядом, за бугром, и ничего сделать нельзя. Хоть пешком иди». На что Вова, который заведовал гаражом и ремонтом почтовых машин, отреагировал: «А почему бы и нет? Я точно знаю, что из Тляроты в Лагодехи местные ходят. До Тляроты я вас доброшу, а дальше язык до Киева доведет». Смотрю вопросительно на Женю, один я, честно говоря, на такую авантюру не рискнул бы. А он в ответ: «Ираклич, хорошо бы пару рюкзачков раздобыть». Раздобыли и рюкзачки, и палатку на двоих и, конечно, одежонку «с миру по нитке», и даже туристический топорик. Затолкали цивильные шмотки и трехдневный запас провианта в рюкзаки и улеглись спать.
День первый
Рано утром Володя усадил нас в почтовый крытый грузовик. Устроились полулежа на каких то туго набитых мешках и отправились в Тляроту. По дороге водитель калымил, поэтому в кузове было, то густо, то пусто. Дорога – сплошной серпантин и все время в гору. Во второй половине дня добрались до аула Советский, где нас поджидал очередной сюрприз. Выяснилось, что где-то на полпути до Тляроты селевой оползень засыпал дорогу и расчистка займет не менее двух дней. Приняли решение пройти до Тляроты пешком (где то 35-40 км.), а заодно и втянуться в предстоящую работу по восхождению на хребет. После ужина в местной кафешке, заночевали в домике для приезжих.
День второй
На месте оползня
Отправились рано утром. Дорога вдоль Аварского Койсу. Места суровые – горы, скалы, ни одного деревца и мутное шумящее Койсу слева по борту. На аварийном участке работал один бульдозер и, кроме бульдозериста, еще пара мужичков. Работы было невпроворот. Убедились, что правильно поступили и отправились далее, тем же аллюром. Была надежда, что за завалом может оказаться какая-нибудь автомобильная оказия, но, увы… К вечеру доплелись до Тляроты и разыскали стоянку топографов, к которым нам, еще в ауле Советский, рекомендовали обратиться. На месте оказался один топограф, который сам в Лагодехи не ходил, но, по рассказам коллег, знал, что вначале надо двигаться по тропе вдоль речушки, впадающей в Койсу в Тляроте. Дальше будут озера, а за ними пастбища, где чабаны укажут дальнейший путь следования.
Мост через Койсу
Топограф любезно предложил переночевать у них в домике, но мы отказались и немедля пошли по тропе вдоль левого берега речушки. С наступлением темноты поставили палатку, перекусили, запивая бутерброды родниковой водой, и «отрубились» до рассвета.
День третий
На фоне Тляроты.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: регулировкой яркости Кащин полностью засветил экран. Естественно, что в таких условиях вращение рукоятки фокусировки ничего не давало. Вроде бы пустяк, но время для стрельбы было упущено. Вдвоем мы спустились на мостик. — Ну что там случилось? — недовольно спросил командир. — Все в порядке. Слишком большая яркость была на экране, — ответил я. — Вы куда смотрели? Неужели не смогли сообразить? Сразу «дробь» скомандовали, — накинулся Бандуров на Кащина. — Я эту рукоятку не трогал. Видно, яркость была заранее введена. А может, я ее случайно задел, но сразу не сообразил. — Заранее, случайно... — передразнил Кащина командир. — Обоим вам за плохую подготовку к стрельбе объявляю по трое суток. А сейчас по местам. Будем ворочать на другой галс. Стрелять придется другим бортом. Стрельба по щиту прошла успешно. Сутки, которые нам объявил командир, были отменены.
* * *
Подошло время увольнения нашим «старичкам». Пять лет, отданных флоту, кончились. На корабль прибыло пополнение из учебных отрядов. Старожилы корабля, вчерашние матросы и старшие матросы, стали старшинами, командирами отделений и команд. Уходил в запас и главстаршина Боровец. Не хотелось расставаться с таким опытным специалистом. Утешало, что его место занял бывший командир отделения старшина 1-й статьи Геннадий Стаднюк. Прощаясь, Боровец наставлял Стаднюка: — Смотри лучше за нашим лейтенантом, чтобы он всегда был наглажен и надраен. Нашу марку РТС не уроните! — Не беспокойся, Серега, все будет тип-топ.
— Чего вы его все наставляете, Боровец? — услыхав их разговор, вмешался я. — Опять вздумали меня опекать? Уж как-нибудь сам себя обслужу. — Да я не об этом, товарищ лейтенант. Нам-то со стороны видней. И в кино, когда опаздываете, иногда вам места нет. Не проследи за вами, так и будете на шкафуте два часа стоять. И к подъему флага пуговицы не всегда надраены. Сколько раз я говорил приборщику вашей каюты, чтобы следил за этим и вовремя подсказывал. Нам все это не безразлично. Наш командир должен быть образцом для других. Вот я и толкую Гене об этом. Вы уж не обижайтесь, товарищ лейтенант. — Спасибо, Сергей Валерьянович, за заботу. Получается, что вы за мной, как нянька за малым дитем, смотрите. Этого не нужно. А за подсказку еще раз спасибо. Отныне всегда буду драить пуговицы, — шутливо пообещал я. — Да это я так, к примеру. Мало ли что... Как не любить после такого своих матросов! Командир корабля, замполит часто советовали: — Почаще, товарищи офицеры, спускайтесь к матросам в кубрики. Больше интересуйтесь их бытом, настроением. И совсем не случайно капитан-лейтенант Бандуров запретил показывать отдельно для офицеров кино в кают-компании. — Пусть смотрят вместе со всеми на верхней палубе, — любил говаривать он. — И воздуху больше, и с матросами рядом.
По инициативе замполита на корабле началось соревнование на лучший кубрик. К моему удовольствию, первым был признан кубрик, где жили матросы РТС и БЧ-IV. Торжественно нам вручили приз: патефон с набором пластинок Шульженко и Утесова. «О, голубка моя, как тебя я люблю...» — неслось по вечерам из нашего кубрика. Некоторые матросы из других боевых частей даже просились к нам в РТС: — Нравится у вас, товарищ лейтенант, все какие-то чистые, отглаженные, дружные. — Вот и добивайтесь этого у себя в БЧ. — Нам труднее, народу много. — Тогда проситесь к Дюкову, у него совсем мало подчиненных. Разговор обычно так ничем и не заканчивался, но мне, конечно, было приятно, что РТС пользуется среди матросов корабля такой популярностью. Добрые, сердечные отношения сложились и между офицерами. Бывало, после вечернего чая, усевшись в кают-компании на мягком диванчике, мы толковали о различных делах, о жизни, о женах, которых пора бы вызвать в базу. Перемещения в командовании флотом обсуждались особенно горячо. В главном штабе, наверное, и не представляли, как критически оценивали мы ту или иную кандидатуру на должность командующего флотом, будто от нас зависело это назначение. Когда споры наши стихали, каждый предавался любимому занятию. Сережа Никитин подбирал на пианино какой-нибудь фокстрот. Механик с доктором, попыхивая папиросами, играли в шахматы. Ну а мы с артиллеристом пристрастились к другой игре: в поддавки в шашки. Кто быстрее все отдаст, тот и выиграет. Наблюдая нашу игру, Гоберидзе, морщась, ворчал: — Нашли во что играть! Хорошую игру портите! — А вы попробуйте, товарищ помощник, увидите, что эта игра так же интересна, как и шашки.
Михаил Ираклиевич пробовал, но впустую. В игре он все путал: стремился не отдавать шашки, а брать. Кащин же не терялся, моментально подставлял все свои шашки. А когда Гоберидзе не хотел их бить, кричал возбужденно: — И эту, Михаил Ираклиевич, и эту! Проиграв, помощник в сердцах отходил от стола: — Ненормально все это, Виктор Ильич, ненормально! В обычных условиях у вас бы две шашки в «сортире» сидели! — Так то в обычных, — хохотал довольный Виктор, — а у нас — экстремальные. Привыкайте, Михаил Ираклиевич! Виктора Кащина, как самого предприимчивого и неунывающего, выбрали заведующим кают-компанией. Вместе с дежурным по кораблю он следил за приготовлением пищи. На деньги, которые каждый офицер вносил на нужды кают-компании, покупал дополнительные продукты: масло, печенье, сахар, разную зелень, да в таких количествах, что они у нас не переводились. Все заготовки делались на берегу, в одном из портов, в который заходил наш корабль. Садясь в катер вместе с интендантом, чтобы первыми съехать на берег, Виктор притворно вздыхал: — Неохота на берег, но положение обязывает... Ладно, не расстраивайтесь, на обед будет окрошка: два анкерка под квас взял.
Первенствующим лицом у нас в кают-компании, в отличие от крейсеров и эсминцев, был не помощник, а командир. Для него и заместителя по политчасти стоял отдельный стол. Все остальные офицеры сидели за общим длинным столом. С первых же дней командир приучил нас к строгому распорядку. Ровно в полдень он выходил из своей каюты, которая располагалась рядом с кают-компанией, и приглашал на обед: — Товарищи офицеры, прошу к столу! Опозданий Бандуров не терпел. И только утренний чай пили, как правило, в одиночку: кто задерживался с физзарядки, а кто добирал несколько минут после побудки. Главное было — успеть на подъем флага. У самой кают-компании, в отдельной выгородке, находилась буфетная. Здесь чудодействовал вестовой. Им, начиная еще с городка, где мы жили, когда строился корабль, неизменно был Шания — мингрел из Грузии, весельчак и балагур. По боевому расписанию он числился подносчиком снарядов, а в обычное время был нашим кормильцем. Еду с камбуза он доставлял в бачках в буфетную, а там, разлив борщ по тарелкам, торжественно вносил их в кают-компанию. Шания был большим оригиналом. Пользуясь расположением к нему офицеров, он, ссылаясь на плохое знание русского языка, ко всем обращался на «ты». — Ты почему плохо кушаешь? — спрашивал он, убирая тарелку с недоеденным первым. — Плохо будешь кушать, болеть будешь, а я отвечать должен? Придем в Поти, приглашу в гости, мама увидит, скажет, плохо кормил.
— Вы почему, Шания, обращаетесь к офицерам на «ты»? — пробовал воспитывать его замполит. — Что, не знаете, как положено? — Когда человеку «ты» говоришь, с другом говоришь. Так у нас на Кавказе принято. Хитрил Шания: к командиру-то и его заместителю он всегда обращался на «вы», ну, а всем остальным по-свойски тыкал. В конце концов, мы махнули на это рукой. Раз такой кавказский обычай, пусть его соблюдает. Зато он очень заботился о нас. В шторм, когда порой не то что обед, кусок хлеба не лез в горло, Шания, положив на скатерть специальную подставку с гнездами для посуды, приносил из буфетной тарелку и, ставя ее в гнездо, говорил: — На, покушай, товарищ лейтенант. Очень прошу. В шторм кушать больше надо, тогда будет что морю отдавать. Ведь уже совсем зеленый стал. — Не хочется, Шания, убери. — Ну, хоть второе съешь. Вкусное второе — макароны с мясом, по-флотски называются. И ведь уговаривал. Съешь и действительно лучше себя почувствуешь.
Вечером, подав офицерам по три, а то и по четыре стакана чая, Шания любил посидеть в кают-компании, наблюдая за шахматными баталиями. Болельщик он был страстный. Причем ни за кого конкретно не болел, в каждой игре выбирал себе кумира. — Не тем ходишь, товарищ старший лейтенант, — подсказывал Шания, от нетерпения потирая ладони. — Коня так проиграешь! — Уймись, Шания, не мешай! — Как уймись, ведь коня теряешь! И, горячась, хватался за фигуру, которой, по его мнению, нужно было ходить. Наконец не выдерживал партнер, сопернику которого подсказывал переживающий Шания. — Виктор Ильич, — обращался он к Кащину, — если не уймешь своего Гиви, завтра же поставлю вопрос о назначении нового вестового. Обиженный Шания уходил в буфетную мыть стаканы. Но, дождавшись смены игроков, снова появлялся в кают-компании и, выбрав нового кумира, опять принимался советовать. Сам же он играл неважно, частенько получал мат, но, слава богу, не слишком-то сокрушался. Был у нашего вестового еще один недостаток: он терпеть не мог всяких приспособлений вроде тарелок-подставок, считая это ненужной роскошью. Тем более что от буфетной до кают-компании было всего три шага. Не мудрено, что, неся тарелку с супом, он частенько погружал в него свои пальцы. — Ты что нарушаешь гигиену? — ругал его доктор. — Не знаешь, как тарелку нести? Смотри!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Фашисты прорвались на окраину города к парку Кадриорг. На помощь бойцам и морской пехоте поспешило народное ополчение города из числа рабочих морского завода в Копли и эстонских мастеровых. Жителей не было видно. Они давно разбежались или попрятались в каменных подвалах. 105-я батарея ПВО оказалась в окружении. Полковник в отставке Е.Котов рассказывал: « На батарее неожиданно появились представитель политуправления флота К.П.Добролюбов и комиссар И.И.Струков. Оба политработника прорвались в самое пекло боя. Агитировать было некого. Командир 105-й батареи Е.П.Колпаков и наводчик Б.П.Тимофеев вели непрерывный огонь по противнику. Остальные бойцы отстреливались из стрелкового оружия. Заканчивались снаряды. Комиссары оценили обстановку, организовали контратаку и вывели бойцов из окружения». Благодаря грамотному руководству удалось спасти людей и оружие. В противном случае вспоминать об этом эпизоде было бы некому... 27 августа на основании приказа главнокомандующего Северо-Западным направлением командующий флотом В.Ф.Трибуц отдал распоряжение об отходе войск с линии фронта и о подготовке кораблей и судов к переходу. Организационная машина, сопровождаемая вихрем приказов и распоряжений, заработала на полную мощь. Телефонисты едва успевали переключать ключи коммутаторов. Распоряжения передавались открытым текстом. Бояться было некого.
Фактически ближайший к южному берегу залива фарватер был «засажен» целыми полями «адских машин». Однако Трибуц принял странное решение идти как раз по нему, боясь, что в открытом море суда «потеряются» или сдадутся финнам. Кроме того, он также боялся мнимых атак линкора «Тирпиц» и немецких подводных лодок, коих в Финском заливе и в помине не было.
В штабе ПВО забыли, что такое сон. Командиры и политработники с закопченными лицами и воспаленными глазами больше были похожи на загримированных актеров. Генерал-майор Зашихин выглядел как обычно стройным и подтянутым. Вызвав своих заместителей, он подошел к карте обороны города, где были четко обозначены позиции полков. Обстановка менялась буквально каждый час. Ему хотелось сохранить вооружение и людей способных защищать Ленинград. План отвода войск и батарей был разработан полковником Позняковым. Личным составом занимался комиссар Струков. Оба офицера не щадили себя, часто выезжали на боевые позиции. Согласно плану эвакуации погрузка материальной части и личного состава 4-го и 5-го зенитных артполков ПВО КБФ должна производиться на транспорт «Казахстан». -Иван Иванович! Направляйтесь в порт и займитесь размещением войск и техники. Самым страшным для нас сейчас являются не немцы, а паника, - приказал командующий. – На вас вся надежда. Действуйте! ... Полковой комиссар И.И.Струков погиб на транспорте «Казахстан». Его имя несправедливо забыто и даже не вошло в статью «Противовоздушная оборона КБФ», помещенную в сборник «Моряки-Балтийцы на защите Родины 1941-1945», вышедший под редакцией академика А.М.Самсонова в Москве в 1986 году...
Чикваидзе Константин Ираклиевич. «От урочища до училища»
Вил Сирунян и Костя Цибадзе. 2-ой курс Каспийского ВВМУ.
Сирунян Вил Ашотович - «Виля». Тоже заметная в нашей роте личность. Ходил регулярно в одну из городских секций по боксу. Мы следили за его успехами и болели за него. Уважали за общительный характер, доброту и веселый нрав. Как и многие наши ребята продолжил обучение в КВВМУ. Исакадзе Отари Михайлович. Поступали в училище в один день. Дружили. Последний раз виделся с Отари в 1980-х годах, когда он в чине капитана второго ранга демобилизовался с ТОФа и приехал жить в Тбилиси.
В 2010 году, через сайт ТНВМУ, на связь со мной вышла Нина Гурамовна Квачадзе. Она прислала информацию о своем отце – Квачадзе Гураме Григорьевиче и о некоторых наших ребятах. Привожу ее письмо полностью.
«Уважаемый Константин Ираклиевич! Спасибо за письмо. К сожалению, мой папа умер в 1984 году. Прошло уже много лет, поэтому папины воспоминания о друзьях из Нахимовского уже стерлись из моей памяти. Про папу могу написать, что в 1948-1954 году он учился на кораблестроительном факультете в ВВМИУ им. Ф.Э. Дзержинского. Кроме него, насколько я знаю, там же учился Виталий Демидов из Вашего выпуска. Папин друг Алексей Хачапуридзе окончил училище им. Фрунзе в Ленинграде. Знаю, что судьба А.Хачапуридзе сложилась трагически. Он заболел после какой-то травмы. Как-то папа вернулся из Тбилиси, рассказывал, что видел мать А.Хачапуридзе, которая сказала, что Алексей пропал, и они ничего о нем не знают. Про В. Демидова знаю, что он служил в ВЧ 27177 в Ленинграде. В начале 1980-х демобилизовался. Жив ли сейчас, не знаю. Когда-то к нам заезжал папин товарищ по нахимовскому – Петр Паврос, если не ошибаюсь. Он окончил какое-то Бакинское училище. Судьба папы сложилась следующим образом: Закончил училище в 1954 году, служил где-то на севере, но недолго. Затем перевели в Поти, потом в Феодосию (про это я немного знаю, поскольку жила в Ленинграде у бабушки). В 1965 году закончил Военно-морскую академию им. А.Н.Крылова в Ленинграде. Служил в ВЧ 27177 (1-й институт). Участвовал в проектах по созданию подводных лодок ВМФ СССР. Получил степень кандидата технических наук, последнее звание - звание капитан 1-го ранга, был начальником отдела, был награжден орденом “За службу Родине в Вооружённых Силах”». Умер в 1984 году в возрасте 53-х лет прямо на службе. Пришел, сел на стул и умер. Похоронен в Ленинграде на Ново-Волковском кладбище. С уважением, Нина Квачадзе.»
Гурам Квачадзе у Знамени (фото предоставила дочь нахимовца Г.Г.Квачадзе Нина Гурамовна Квачадзе).
Золотая медаль Г.Г.Квачадзе.
ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ
В начале 1947 года нашу роту провели через медицинское освидетельствование гарнизонной комиссией. Около двадцати человек были признаны, по разным причинам, непригодными для службы в ВМФ. В эту двадцатку угодил и я. Оказалось, что у меня зрение ниже требуемого уровня, на левом глазу на две десятки ниже допустимого 0,6. Я был очень расстроен и врачам не верил. Очки я никогда не носил, и все мои предки тоже, стрелял я метко. И вдруг, НЕ ГОДЕН… Ребята успокаивали. Говорили: «Ну и что? Поступишь в ВИТУ или «Дзержинку», или в медицинскую академию, на худой конец, будешь нас лечить» Через некоторое время я успокоился, впереди еще целый год. Но уже в начале последнего, 1948 года обучения, стало ясно, что я лечу за борт. Вышло решение главного управления военно-морских учебных заведений об отчислении нашей двадцатки из училища после сдачи выпускных экзаменов. Вскоре стало известно, что подавляющее большинство нашего первого выпуска, за исключением медалистов, будет продолжать обучение в Каспийском высшем военно-морском училище – КВВМУ. Начались разговоры о новом училище, каждая информация о нем вызывала всеобщий интерес и тут же начинались бесконечные обсуждения. Но нас, отчисляемых, они уже не касались. Мы были еще вместе со всеми, но уже другие, не как все. ИМ было все ясно и понятно, впереди КВВМУ, служба во флоте и так далее. А МЫ в состоянии полной прострации от неизбежного скорого расставания с ребятами и со своим, еще недавно казавшимся понятным, обозримым будущим.
Последний день вместе. После выпускных экзаменов. Слева направо: Комаров, Цибадзе, Чикваидзе, Васин.
Потом были экзамены. Последнее увольнение с друзьями, фотографии на память. И наступил, как мне тогда казалось, конец всему.
Все, кто был так близок мне, уехали в Баку, а я остался в Тбилиси. Вот тут я понял и прочувствовал, что такое «человек за бортом». И эту горькую чашу мне пришлось испить до дна. В июне случайно повстречался с двоюродным братом по линии отца. Гурам в это время заканчивал строительный факультет политехнического института – ГПИ. Он предложил мне поступать на свой факультет по специальности гидротехническое строительство. Не удалось бороздить моря и океаны, будешь покорять реки, строить водохранилища и гидроэлектростанции. В то время, как раз начинали набирать обороты великие стройки коммунизма на Волге. Я читал о них в газетах, слышал по радио. Надо сказать, что выбор у меня был невелик: либо институт, либо армия. И я решил поступать в ГПИ и параллельно пробиваться в другие высшие военно-морские учебные заведения, в которых требования к здоровью, как мне тогда казалось, не столь велики. Я подал заявление и необходимые документы в ГПИ и уехал в Лагодехи, отдыхать после одних и набираться сил перед другими экзаменами. Учебники с собой взял, но ни разу в них не заглянул. Не мог преодолеть наступившего состояния апатии и тоски. Вернувшись в Тбилиси, узнал, что конкурс на мою специальность на строительном факультете самый большой, четыре человека на место. Пошел сдавать экзамены без всякой надежды на успех, аттестат в училище у меня был средненький. Но как оказалось, знания, которые нам дали в училище, оказались выше, чем у многих других Мои студенческие документы.
Я успешно сдал экзамены и преодолел конкурс. Спасибо Вам, дорогие наши преподаватели, за то, что занижая, как нам казалось, оценки, не давали расслабляться и почивать на лаврах. Первые два курса учебы в институте учился кое-как. Продолжал пребывать в состоянии ностальгии по недавнему нахимовскому прошлому и упорно добиваться поступления в ВМУ. В конце лета 1949 года было много встреч с ребятами. Все, кто учился в Баку, по дороге домой в отпуск, или обратно из отпуска, старались встретиться в Тбилиси с училищем и друг с другом. Это стало традицией, которая закончилась через пять лет. А в 1949 году встреча была особенно теплой. Конечно, встречались в училище с преподавателями, офицерами, старшинами. Многие ребят побывали у меня в гостях. Вскоре после их отъезда, вдруг получаю денежный перевод из Баку. Оказалось, ребята скинулись на оказание мне материальной помощи. И это со своего мизерного довольствия! Тронут был до слез. А на следующий год, примерно в это же время была еще одна памятная встреча с друзьями на свадьбе у Кости Цибадзе. Он первым из нашего выпуска женился. Летом 1950 года я проходил практику на строительстве водохранилища в Грузии. Устроился там на работу в бригаду арматурщиков и заработал огромные для меня по тем временам деньги – 200 рублей. Всё до последней копейки отдал маме. В этом же году купили с мамой первый в моей жизни пиджак, и я расстался с формой №3, которую с удовольствием донашивал без гюйса на гражданке. Со второго семестра этого же года начал получать стипендию и нам с мамой стало легче жить. Кризис миновал. Я выплыл.
Визит в училище 1951 г. Слева: Толя Морозов (КВВМУ), Владимир Гузь (наш старшина), Константин Чикваидзе (студент ГПИ)
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Он знал ее почти наизусть. Мог с любой страницы, прочитав несколько строк, продолжить пересказ весьма близко к тексту, со всеми нюансами и восклицаниями. Было очень интересно наблюдать его в этот момент. И каждый раз, беря в руки эту чудесную книгу, он смеялся, как будто впервые ее видел. Во всех командировках и на пароходах эта книга всегда сопровождала Деда. Пользуясь тем, что в нашем посольстве можно было приобрести полное собрание сочинений многих классиков, Дед приобрел Чехова, Тургенева, Мопассана, Бальзака, Бунина и книги многих других интересных писателей.
Теплоход «Механик Желтовский»
Теплоход «Механик Желтовский» был спущен на воду 4 октября 1980 года в городе Выборге. Только так говорят — «спущен на воду». Фактически теплоход по рельсам закатили в некоторую «ванну», в которую затем налили воды. Судно всплыло. И уже по воде его перетащили в глубокий сектор ванны. Затем воду выпустили из ванны до уровня воды в Финском заливе. Открыли ворота и вывели судно из этой ванны в залив. Сделано это так потому, что вблизи судостроительного завода в Выборге нет подходящего места для какого-либо другого способа спуска на воду построенного судна. Инициатива назвать судно «Механик Желтовский» исходила от начальника Администрации Северного морского пути Кирилла Николаевича Чубакова. Министерство Морского флота поддержало эту инициативу, и в 1978 году Выборгскому судостроительному заводу было поручено построить контейнеровоз с этим названием. Контейнеровозы этой серии имеют следующие параметры: — длина судна — 130 метров; — ширина судна — 17,3 метров; — осадка судна - 6,77 метров; — высота борта — 2,89 метров; — грузоподъемность — 6254 тонны; — мощность главного двигателя — 5450 л.с; — скорость хода — 14,5 узлов. Судно может взять на борт 302 контейнера.
Подъем флага 4 октября 1980 года
Первым капитаном судна был Владимир Иванович Антоненко, первым старшим механиком был Кучеравенко Михаил Семенович. По опыту использования судна скорость хода достигала 17 узлов. Минимальное время разгрузки и полной погрузки судна достигало 18 часов. Корпус судна ледового класса, что позволяло его использовать в ледовой обстановке порой без сопровождения ледокола. До этого момента я ни разу не сказал о смерти Евгения Петровича. Он и сейчас для меня живой. Но подъем флага на судне «Механик Желтовский» произошел накануне смерти отца - 4 октября 1980 года (отец умер 5 октября 1977 года). Не знаю, случайно ли было такое совпадение на Выборжском судостроительном заводе, или нет. Но получилось так «Пост принял — Пост сдал». И это в какой-то мере символично. Судно первоначально предназначалось для Дальневосточного морского пароходства, где успешно использовалось на линии Владивосток — Магадан. Работая в паре с однотипными суднами «Капитан Сахаров» и «Капитаном Креме», «Механик Желтовский» обеспечивал круглогодичную навигацию на Магадан. Дело в том, что причал в Магадане не мог вместить больше 600 контейнеров. И когда судно разгружалось и уходило на Владивосток, портовики развозили прибывшие контейнера по заказчикам и готовили пустые контейнера для вновь прибывшего судна. Так получался непрерывный цикл работы судов и портовиков. Впоследствии, когда на эту линию было поставлено другое, более мощное судно, этот непрерывный цикл сбился. На причале скапливались контейнера, не вывезенные с прошлого рейса, и получалась «свалка». «Механик Желтовский» также использовался и на других линиях Дальнего Востока. Теплоход очень удачно вписался в перевозку труб большого диаметра из Японии. Габариты трюма как раз соответствовали размерам труб.
Он ходил и на Певек, и на Петропавловск-Камчатский, и на Провидение. Так, в 1983 году «Механик Желтовский», идя с грузом контейнеров на Певек, попал в чрезвычайно тяжелую ледовую обстановку в Чукотском море. Тогда льды раздавили один из теплоходов. «Механику Желтовскому» дали команду пройти Северным морским путем на Архангельск и затем, обогнув Евро-Азиатский континент, вернуться во Владивосток. Этот путь по «Малой кругосветке» составил 24500 миль. Все время, пока «Механик Желтовский» работал на Дальнем востоке, у нас поддерживалась постоянная связь письмами. Моряки сообщали о своих успехах и неудачах. Мы послали на судно много дорогих для Евгения Петровича вещей — любимых им предметов, среди которых были любимые пластинки с романсами в исполнении Штоколова. У нас дома было много сувениров и других знаков внимания, оказанных Евгению Петровичу китайскими товарищами с завода «Дайрен-Док». Например, ему подарили три звена якорной цепи, специально отлитых, отполированных и упакованных в коробочку из красного дерева. Евгений Петрович очень дорожил этим подарком. Кроме того, был подарен альбом с фотографиями работников завода, с которыми он работал. А еще были подарены несколько больших шелковых красных знамен, на которых были вышиты золотыми иероглифами поздравительные высказывания в китайском стиле. По нашим понятиям очень вычурные (мне их однажды перевели). Главное не то, что они «вычурные» - главное, что они от души. Многие из таких подарков были переданы на судно. Наличие таких подарков на судне очень бы пригодилось по приходу в какой-нибудь китайский порт, особенно в Дальний. С таким предложением я обратился к начальнику ДМП Ю.М.Вольмеру.
Вот что ответил мне Юрий Михайлович. Контейнеровоз, носящий имя Вашего отца, заслуженного ветерана морского флота Евгения Петровича Желтовского, вот уже два года успешно работает в Дальневосточном ордена Ленина и ордена Октябрьской Революции морском пароходстве. Моряки теплохода «Механик Желтовский» под командованием опытного капитана Владимира Ивановича Антоненко с честью несут по морям и океанам нашей планеты красный флаг Родины. В настоящее время судно работает на перевозке двадцатифутовых контейнеров на линиях Находка - Магадан - Находка, Владивосток - Петропавловск-Камчатский - Владивосток, Владивосток - Арктика - Владивосток, Восточный - Гонконг - Восточный. По итогам внутрибассейнового парного социалистического соревнования с теплоходом «Капитан Креме» за 1981 год экипаж судна дважды выходил победителем и награждался Вымпелом и Почетной Грамотой руководства Дальневосточного пароходства и Тихоокеанского Баскомфлота. В 1982 году экипаж теплохода «Механик Желтовский» трижды выходил победителем в парном соцсоревновании и награжден Вымпелом Министерства морского флота СССР и ЦК профсоюза работников морского и речного флота. Самоотверженно трудится весь экипаж, в том числе старший механик Силантьев Юрий Борисович, моторист-газоэлектросварщик Крастелев Владимир Петрович, повар-пекарь Петрова Светлана Сергеевна и другие. Бывая в портах и портопунктах Крайнего Севера, экипаж судна проводит большую политико-воспитательную и интернациональную работу с коренным населением, школьниками, молодежью, тружениками этого отдаленного края.
Посещая судно, они знакомятся с условиями труда и быта моряков. В мемориальном музее судна посетители узнают о славном трудовом и жизненном пути Вашего отца, Евгения Петровича Желтовского. Экипаж поддерживает шефские связи с Администрацией Северного морского пути, судостроителями Выборга. Ванкарэм Евгеньевич! В своем письме Вы просите использовать теплоход «Механик Желтовский» для работы на порты Китая, и особенно на порт Дальний. Мы с Вами вполне согласны, что работа судна, носящего имя Вашего отца, на порты Китая, и особенно порт Дальний, положительно сказалась бы на качестве проведения интернациональной работы с китайскими трудящимися. Но, к сожалению, в настоящее время суда Дальневосточного пароходства посещают порт Дальний очень редко, и в основном грузятся там солью. Контейнерные перевозки на порты КНР пока не планируются. Поэтому, когда будут организованы перевозки контейнеров между портами Дальнего Востока и китайскими портами, то, конечно, первым в КНР будет направлен теплоход «Механик Желтовский». Мы приветствуем Ваше предложение о пополнении судового музея экспонатами, касающимися деятельности Евгения Петровича в г. Дальнем. Мы также думаем, что добрая память о Вашем отце осталась не только среди моряков-дальневосточников, но и докеров Дальнего. Уважаемый Ванкарэм Евгеньевич! Разрешите поблагодарить Вас, Ольгу Павловну и Наталью Евгеньевну за большую помощь нам в деле воспитания моряков-дальневосточников на примере одного из славных ветеранов труда морского флота - Евгения Петровича Желтовского и пожелать всем вам доброго здоровья, счастья, благополучия, успехов в труде и жизни. С уважением! Начальник Дальневосточного морского пароходства Ю.М. Вольмер
Будучи в Архангельске, судно понравилось местному руководству. Оно рассчитывало с помощью судов этого класса открыть круглогодичную навигацию на линии Архангельск — Дудинка.
С 1985 года «Механик Желтовский» вместе с «Капитаном Сахаровым» оказался в Архангельске в Северном морском пароходстве. Несколько лет эти два судна обеспечивали круглогодичную навигацию на Дудинку, вывозя из Норильска никель для Череповецкого металлургического комбината. Капитаном судна стал Анатолий Моисеевич Амдурский. Во время работы в СМП наша связь с судном поддерживалась не только письмами — нам довелось несколько раз побывать на судне. Эти встречи были приятны и для нас, и для всего экипажа. Однажды капитан Амдурский по трансляции запустил наши, когда-то подаренные еще в ДМП пластинки. Запустил «Гори, гори моя звезда...... Было до слез приятно. Судно совершало рейсы не только на Дудинку — часто оно ходило «налево», как говорят в СМП. Это значит в Европу. Ходило в порты Англии, Голландии, Дании. На судно установили первоклассное навигационное оборудование, позволяющее определять положение судна в любой точке любого океана с использованием спутниковой навигации. Судно регулярно проходило профилактические осмотры, докования и соответствовало всем требованиям мореплавания. Но настала «перестройка», настали трудные времена для СМП. Руководство пароходства не нашло ничего лучшего, как отдать суда в аренду другим более удачливым судовладельцам. Газета «Моряк Севера» начала печатать «Вахтенный журнал истории», помещая фотографии и характеристики «ушедших» судов (из собрания С.А.Спирихина). Печален этот длинный список. Например, за 29 марта 1994 года приведены фотографии теплоходов «Елецк», «Холмогоры», «Андомалес» и «Абагурлес». И так почти в каждой газете. А было время, когда большинство судов Севморпароходства составляли лихтера. Настала очередь и «Механика Желтовского». Его даже пытались продать «на гвозди». Приходили на судно покупатели, смотрели на первоклассное навигационное оборудование, осматривали состояние корпуса и удивлялись, что за долгие годы плавания в тяжелых условиях севера на нем не было поставлено ни одного цементного ящика — только слегка помятый фальшборт от тяжелых льдов 1983 года. Смотрели покупатели и уходили — не поднималась рука пустить на слом такого красавца.
Последним капитаном «Механика Желтовского» под Российским флагом был Андреев Геннадий Геннадиевич. Попрощались с экипажем, забрали кое-какие памятные знаки и через газету «Моряк Севера» простились с судном. В газете поместили наше прощальное письмо. Вот оно:
Прощай, «Механик Желтовский». Дорогие моряки, члены экипажа теплохода «Механик Желтовский»! Антоненко Владимир Иванович - первый капитан Дальневосточного морского пароходства и Кучеравенко Михаил Семенович — первый стармех, Амдурский Анатолий Моисеевич — первый капитан СМП и Подин Владимир Сергеевич — стармех, в течение многих лет плававшие на судне. Андреев Геннадий Геннадиевич — последний капитан, проводивший судно в последний рейс под Российским флагом. Дорогие моряки, плававшие на теплоходе «Механик Желтовский» в различные времена и в различных ролях. Настал грустный день прощания с судном. В связи с экономическими трудностями, сложившимися в Севморпароходстве, принято решение о продаже судна инокомпании. 16 лет плавал «Механик Желтовский» под Советским, а затем и под Российским флагами. Много миль за кормой, воды многих морей и океанов трепали его борта. Ледовый класс теплохода позволял ему выполнять сложные рейсы в высоких широтах.
На Дальнем Востоке — теплоход обеспечивал круглогодичную доставку грузов на Магадан и в Арктику. Успешно вышел из тяжелых ледовых испытаний в сложную навигацию 1983 года. В западном секторе Арктики «Механику Желтовский» вместе с «Капитаном Сахаровым» выпала честь открыть круглогодичную навигацию на Дудинку. Затем успешная работа на порты Европы. Все эти годы на судне плавали настоящие моряки, обеспечивавшие безаварийные рейсы. Настало время прощаться с судном. Судьба по-разному распорядилась со всеми бывшими членами экипажа теплохода. Но без сомнения, рейсы на этом судне останутся в памяти. Дорогие моряки, семья Евгения Петровича Желтовского благодарит Вас за добросовестный труд на борту судна. Желаем Вам доброго здоровья, счастья, успехов, счастливого плаванья. Пожелаем и дорогому нам судну счастливого плаванья под каким бы флагом оно не совершалось.
Ванкарэм Желтовский.
Послесловие
Вот и подошло к концу жизнеописание моего отца Евгения Петровича Желтовского. Извините за сбивчивое и неполное изложение жизнеописания. Так всегда бывает: есть человек, спросить бы о тех или иных событиях. ан нет, еще успеется. А на самом деле не получается. Ушел человек и не спросишь. Иной раз и не знаешь, о чем спросить. А жаль. В письме домашним отец написал: «Любое дело, если им вплотную заниматься, всегда может быть доведено до желаемых результатов. Нужно только очень сильно хотеть и заранее настроиться на победный конец. По крайней мере я делаю так всю жизнь — ясно вижу цель и двигаюсь к ней, попутно решаю возникшие задачи и трудности». Эти строки отца хорошо согласуются с понятием о морально-психологическом воспитании моряков. В статье Т.Байдакова (Морской флот №8/9 за 1992 г.) сказано: «Работа на морских судах требует значительного и нередко длительного психического напряжения, а порой и перенапряжения. Это приобретает первостепенное значение в длительных плаваниях, в экстремальных условиях и особенно в аварийных ситуациях». Мы надеемся, что эти страницы помогут морякам найти себя в трудные минуты. Желаем всем, прочитавшим эти страницы, держать «пар на марке».
Как это делал всю жизнь Евгений Петрович Желтовский.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
— Через несколько часов, товарищи офицеры, наступит Новый год. Среди вас есть такие, кто встречает его в море первый раз? — Мне не приходилось встречать, товарищ командир, — ответил я. Такими же оказались замполит, штурман и доктор. — Ну вот видите, даже среди нас есть такие, кто впервые встречает Новый год в море. А среди старшин и матросов их большинство. Нужно нам, всем офицерам, в эту торжественную минуту быть рядом с подчиненными. По корабельной трансляции я ровно в двенадцать всех поздравлю, а за полчаса до Нового года мы с заместителем по политчасти обойдем все боевые посты и поздравим каждого персонально. Советую то же сделать и вам. А сейчас прошу по местам! В полной темноте сторожевик, обозначенный лишь ходовыми огнями, средним ходом шел в базу. Мерно гудели вентиляторы. За кормой, подсвеченный гакабортным огнем, стлался высокий бурун, вспененный винтами. Я пошел вначале к радистам. В радиорубке колдовал у приборов Жигалов со своими подчиненными. — С наступающим Новым годом, товарищи! Всех благ, здоровья, счастья вам и вашим семьям. — Спасибо, товарищ лейтенант, — за всех ответил Жигалов, — мы вам также желаем всего хорошего, успехов в службе, очередного звания.
— Того же и вам, Никита Иванович. Обойдя несущих вахту гидроакустиков, пришел к радиометристам. Старшина команды Боровец в рубке станции воздушного и надводного наблюдения прилаживал на моем столе большой лист плексигласа. — Откуда это? — спросил я удивленно. — Это вам в качестве новогоднего подарка, товарищ лейтенант. От команды метристов. Еще раньше на заводе достали, но решили постелить сегодня, в Новый год. — Спасибо, — сказал я расстроганно. — За мной сувенир. А пока давайте поздравим Геннадия Стаднюка с присвоением звания старшины первой статьи. Сегодня командир подписал приказ. — Служу Советскому Союзу! — четко ответил командир отделения. Стаднюк среди метристов был самым веселым человеком. Отлично пел, играл на гитаре. Прекрасно знал радиолокационную технику. За все эти качества пользовался у моряков всеобщей любовью, почитался не менее, чем знаменитый Василий Теркин. За несколько минут до полуночи по корабельной трансляции зазвучали Кремлевские куранты. В торжественной тишине диктор Левитан зачитал новогоднее поздравление советским людям. И здесь, в этом необозримом просторе волн и ветра, слова поздравления отозвались в душе каждого из нас сыновней благодарностью Родине, желанием сделать все для ее безопасности.
Затем выступил старший лейтенант Паршин. От имени командира и всех офицеров корабля он еще раз поздравил экипаж. — Наше первое плавание символично. Оно проходит в Новый год. Командование корабля надеется, что каждый член экипажа сделает все, чтобы государственные испытания были успешно завершены и корабль вступил в строй действующих. Свободные от вахты офицеры собрались в кают-компании. Вместе поужинали. Так я встретил свой первый Новый год в море. После это было не раз, но та встреча на новом корабле запомнилась особо. На следующий день пришли в Севастополь. На борт поднялись члены комиссии во главе с капитаном 1 ранга, и началась напряженная работа. Сутками мы находились в море. Каждый из нас, командиров подразделений, нес большую ответственность: ведь мы ставили подпись в акте наравне с командиром корабля и членами государственной комиссии. Вот тут-то у меня и произошел инцидент со сдатчиками. В одном из походов во время выполнения стрельб на экране станции обнаружения мы заметили помеху, напоминавшую синусоиду с частотой бортовой сети. Стаднюк и Боровец пытались отстроиться от нее, но она не пропадала.
— Позовите инженера завода, — сказал я Боровцу, — пусть посмотрит, что это такое. Инженер глянул и сказал, что это сущий пустяк. — Ну так найдите причину этого пустяка и устраните ее. — Придем в базу и отрегулируем. Однако помеха регулировке не поддавалась. Сдатчики бились несколько дней, но безуспешно. Вечером ко мне в каюту пришел инженер. — Виктор Петрович, вы же понимаете, что помеха несущественная, на работу станции не влияет. Так что смело можете подписывать акт. — Дорогой Владимир Александрович, я высоко ценю ваши знания и опыт, но в данном случае подписывать акт не буду. И не потому, что неисправность серьезная, просто мы с вами не знаем причину ее возникновения. — В таком случае я обращусь к командиру. — Ваше право. Доложили Бандурову, тот — председателю комиссии. Вызвав меня к себе, капитан 1 ранга строго спросил: — Почему вы отказываетесь подписать акт? Надеюсь, вы понимаете, что это задерживает приемку всего корабля? Объяснив капитану 1 ранга свои соображения, я попросил вызвать наладчиков с завода. — Добро, — подумав, согласился председатель, — будем вызывать конструкторов с завода. На другой день прилетели два наладчика. Через некоторое время нашли причину помехи: оказалось, что в одном из трансформаторов при подключении перепутаны концы. Только и всего.
Акт о приемке был подписан, и комиссия вместе с инженерами и рабочими покинула сторожевик. А вскоре он вступил в строй действующих. И сразу на нас навалились офицеры штаба. Снова инструкции, документации... Кораблю предстояло сдать несколько курсовых задач: здесь и организация, и отработка одиночного плавания, и выполнение стрельб. После того как у нас приняли первую задачу, на фок-мачте взвился красный вымпел: теперь мы официально считались в кампании. Конечно, начинать с азов всегда нелегко. Изматывались здорово. Выручала молодость, сплоченность экипажа. Но все равно уставали. Дело доходило до смешного. Пришли мы как-то с очередных стрельб, встали на якорь на рейде. В конце похода вахтенным офицером стоял минер Никитин. Мне предстояло его сменить в четыре утра. Сережа на вахте не успел подбить вахтенный журнал и потому записи о событиях по постановке на якорь делал уже в рубке, пользуясь данными, набросанными на бумажке. А событий было много: вход на рейд, запрос места стоянки, о работе машин, об отдаче якоря. За четверть часа до заступления на вахту меня разбудил рассыльный. — Товарищ лейтенант, через пятнадцать минут вам на вахту. Старший лейтенант Никитин просил не опаздывать. — Спасибо, сейчас встану. Передай Никитину, что буду вовремя. Сергея я застал в рубке дежурного. В теплом реглане, разомлевший от жары, он держался буквально из последних сил. — Все в порядке, Петрович, с журналом ажур. Все подбито. Расписавшись о приеме вахты, я пожелал Никитину спокойной ночи. В шесть тридцать раздалась команда: — Корабль к бою и походу приготовить!
Мы снова уходили в море. Не успели пройти боновые заграждения, по трансляции раздался голос командира: — Всем офицерам прибыть на ГКП! Через минуту все стояли на мостике. Командир нервно выхаживал с одного крыла на другое. — Все собрались? — спросил он, закуривая. — Так точно, все! — четко отрапортовал Гоберидзе. — Иванов, попросите сигнальщиков уйти в рубку. Обращаясь к Никитину, командир спросил: — Вы, Сергей Иванович, часом не больны? — Здоров, — ответил Никитин, удивленно глядя на Бандурова. — А я, представьте, сомневаюсь, как будут, наверное, сомневаться и ваши товарищи. С этими словами он взял со столика вахтенного офицера журнал и стал вслух читать: «01.22. Отдали левый носовой якорь. Машины затруба. Отрез швасфали. Подан трабаза». Дальше ничего было не понять.
Как мы потом посмотрели, в этом месте карандаш Сергея, описав загогулину, сполз вниз. Зато в конце было четко записано: «04.00. Вахту сдал. Никитин». Мы не знали, как и реагировать на прочитанное командиром. С одной стороны, было чертовски смешно, ибо все понимали, что Сергей писал, засыпая в рубке дежурного. С другой, как быть с вахтенным журналом? Ведь никакие исправления или подчистки в нем не допускаются. Это — основной официальный документ на корабле. Между тем командир, глядя на покрасневшего Никитина, продолжал: — По приходе в базу я вынужден направить вас, Никитин, в госпиталь на обследование. Черт его знает, что у вас в голове. — Я нормальный человек, — обиженно ответил Сергей, — и ни на какое обследование не пойду. Просто я устал и дописывал журнал после прихода в базу. Слегка задремал. — А с журналом что прикажете делать? — Залить эту запись чернилами, будто бы случайно пролито. — Я вам залью! Ладно, все по местам. Что-нибудь придумаем. И предупреждаю, товарищи офицеры, чтобы такого больше не повторялось! Мы разошлись по своим КП, переживая за Никитина. Кончилось тем, что командир объявил Никитину пять суток без берега. В тот год частенько доставалось каждому из нас. То и дело объявлялись злополучные сутки. Выполняли мы как-то артиллерийские стрельбы по щиту. По боевому расписанию Виктор Кащин находился в «скворечнике» (так мы в шутку называли СВП — стабилизированный визирный пост). Все шло нормально. Радиолокационная станция вела цель, орудия, непрерывно получая данные наводки, бесшумно двигались за нею. Легли на боевой курс. Командир отдал Кащину приказ: — Командир БЧ-II, открыть огонь!
Взвился до места флаг «наш» — сигнал «веду артогонь», — все замерли в ожидании залпа. И вдруг по боевой трансляции прозвучал взволнованный голос Кащина: — Дробь, орудия на ноль! Стрельба отменялась. Командир по телефону запросил артиллериста: — В чем дело? Вы что там, наверху, с ума сошли? — Не вижу отметки цели на выносном индикаторе. Что-то случилось с локацией. Стрелять не могу. — Начальника РТС на ГКП! — раздался разгневанный голос Бандурова. Пулей выскочил я на мостик. — Вы что, в игрушки играете?! — набросился на меня командир. — Стрельбу хотите запороть? Почему не проверили исправность выносного индикатора в СВП? — Все было нормально, товарищ командир, сам перед выходом проверял. — Марш к Кащину! Чтобы немедленно все было исправлено! Полез к Виктору. Расстроенный, он крутил ручки регулировки индикатора. И все напрасно: на экране было белым-бело. — Что у тебя тут стряслось? — Да черт его знает, ничего не вижу в этом молоке. Пробовал отрегулировать, ничего не получается. — Подвинься, дай я посмотрю.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru