Что за ерунда? В данной ситуации по «Положению о буксировке...» старшим на буксировке является командир подводной лодки, и все приказания от высшего командования должны идти через меня. В крайнем случае, дублируя, через буксир. Ну, ладно, не до амбиций! Видимо, на КП флота решили побыстрее убрать нас с линии стрельбы ракетами — опасная полоса располагалась вдоль береговой черты, а наш курс 220 градусов шел как бы по диагонали. Курсом же 330 градусов мы кратчайшим путем пересекали опасную зону стрельбы и укрывались в бухте.
В залив Рында вошли уже в темноте. Буксир встал на якорь, стравил буксирный трос, мы потравили якорь-цепь, включили якорные огни. Погода начала резко портиться. Холодный ветер с отрогов Сихотэ-Алиня быстро усилился до 10-12 м/с. Донес на КП флота о постановке на якорь и погоде. Полученный радиопрогноз обещал дальнейшее усиление ветра. Следовало ожидать, что по крайней мере сутки придется отстаиваться в бухте.
Однако часа через два с буксира по громкоговорящей палубной радиотрансляции передали, что подбирают буксирный трос, а нам следует выбрать якорь-цепь. Связываюсь на УКВ с капитаном буксира:
— В чем дело?
— От «Верхнего» получил исполнить «Буки», продолжить буксировку!
— Я ничего не получал. Прекратите съемку. Сейчас дам запрос «Верхнему».
— Выполняю приказание «Верхнего». Начал буксировку.
Якорь пополз. Вот так клюква! Остро ощутил собственную беспомощность, нет, большее — бесправие. Прикован цепью к буксиру! Самостоятельно с буксира не сняться. Разве только отдать жвако-галс?! Т. е. остаться без якоря? А на лодке он один. Но буксировка ночью аварийной лодки в шторм — безумие! Срочно даю подряд две радиограммы в адрес ОД флота о состоянии погоды и недопустимости буксировки. Безответно! Хотя квитанции на РДО получены с первой передачи.
Впереди была ночь испытаний. К полуночи ветер усилился, достиг 20 м/с. Шли в 4—5 милях от берега, поэтому волна была сравнительно небольшой, метра полтора, била в правый борт позади траверза. Море кипело, вся поверхность была покрыта длинными пенными полосами по направлению ветра. Огни буксира изредка маячили где-то слева градусов 60. Ветер продолжал свирепеть, выл над головой, путаясь в выдвижных устройствах лодки: подняты были радиоантенна ВАН и радиолокатор.
Вдруг в носовой части резкий удар. Лодку начало разворачивать лагом к волне, размах качки более 15 градусов. Лопнул буксир! Передал по радио на «СБ-12». Для удержания лодки вразрез волне кормой применили отработанную схему: левый дизель — на генератор, правый мотор — назад средний. Качка уменьшилась. Одновременно сопротивляемся сносу в открытое море. Там волна больше — будет еще труднее. Можно попытаться подойти задним ходом ближе к берегу и стать на якорь, но в этот момент с буксира передали, что они подобрали буксирный трос и наш якорь с тремя метрами цепи у них на борту. Ясно, не выдержало звено цепи, которое ломалось на форштевне. Постановка на якорь отпала. О случившемся донес на КП флота. Отреагировали быстро: «Встать на буксир».
Мы уж и сами готовились к этой сложной и опасной операции. Дело в том, что наша лодка не была модернизирована в аварийно-спасательном отношении. Не было не только аварийного буксирного устройства, но и на палубе отсутствовали специальные направляющие для карабинных страховочных концов швартовных команд. На носовой палубе шириной 1,5 м были только три леерные стойки с натянутыми тросовыми леерами. Не было на снабжении у нас и самих страховочных поясов, чтобы хотя бы к лееру карабином пристегнуться. В качестве страховочных концов пришлось использовать бросательные, которые обычно применяют для подачи швартовов на берег.
Еще задача. За что взять буксир? Даже к штатному хилому стропу в буксирном клюзе в этих штормовых условиях не подобраться. На узком носу лодки в спокойных-то условиях мало места: одному человеку ногу поставить негде, не то что работать с тяжелым огоном буксирной браги и пятикилограммовой скобой. Посовещавшись со старпомом и помощником, решили заводить буксир за станину брашпиля, закрепленную непосредственно на прочном корпусе. Буксирный конец проводить через палубный люк легкого корпуса. Палубу, конечно, разворотит, может снести палубные гидроакустические антенны вместе с обтекателями, в том числе и экспериментальные, которые у нас были смонтированы на носовой палубе. Но что делать!
«СБ-12» уже крутился на волнах в метрах пятидесяти от носа. Линеметом подали на него проводник — тонкий нейлоновый шнур. На носовую палубу лодки в спасательных жилетах, на страховочных концах вышла носовая швартовная партия. Страховочные концы с носовой палубы шли прямо на рубку. Если бы кого-нибудь смыло волной за борт, мотаться бы ему на длинном конце под бортом. Все было очень рискованно. Держась одной рукой за палубные леера, поддерживая друг друга, окатываемые холодной волной (декабрь!), швартовщики за тонкий проводник вытянули на палубу пеньковый смоленый проводник потолще, за ним 18-мм стальной проводник, а уж за ним 47-мм буксирный трос с огоном. Огон накинули на брашпиль. И все это сделали пять человек на мокрой стальной палубе шириной 1—1,5 м под ударами волн и штормовым ветром! Честно говоря, я был готов к тому, что на мостик поднимутся не все. Но они были все, и мы опять на буксире!
Душевные переживания в ходе этих работ мне просто не описать. Трагические картины в моем сознании менялись с каждым ударом волны!
Донесение на КП флота было сухо, коротко и без восклицательного знака. Вся эта операция заняла часа два. За это время гонимые вдоль берега Приморским течением и ветром, против которого мы удерживались мотором, мы опасно в 13 кабельтовых продрейфовали мимо каменистого мыса. Это тоже добавило массу несладких переживаний. К тому же шли вторые сутки практически без сна. Попытки хоть чуть-чуть забыться в начале буксировки и после постановки на якорь в залив Рында ни к чему не привели. В голову нескончаемой чередой лезли различные варианты возможного развития событий, поиск возможных выходов.
В четыре утра, когда ветер достиг 25 м/с, буксир лопнул опять. Опять донес на КП флота, опять приказание: «Встать на буксир». Ясно, на КП просто не представляют себе обстановку. Встать на буксир было уже просто невозможно. Принял решение: работая в режиме «дизель на генератор, мотор задним ходом на винт», тем самым удерживая корму против волны и сопротивляясь сносу в открытое море, спускаться вдоль берега под действием Приморского течения на юг до выхода на траверз своей базы. Там увеличить задний ход, удержаться на месте до улучшения погоды. Основной заботой теперь стало не столкнуться с буксиром «СБ-12». Он, чувствуя свою ответственность за аварийную лодку, пытался удерживаться поблизости, периодически запрашивая свое место относительно нас. Дело в том, что он своей радиолокационной станцией не видел нас среди волн, мы же его видели хорошо — как радиолокационная цель он был значительно больше нас. Нас постепенно все же сносило в открытое море, и лодку среди 3-4-метровых волн было действительно сложно заметить: корпус лодки над ватерлинией возвышается чуть больше метра, небольшая рубка около 5 метров, а на волне корпус в основном под водой.
О своем решении, состоянии, месте и погоде я, конечно, донес на КП флота и продолжал систематически доносить каждый час. Судя по тому, что приказаний о постановке на буксир больше не поступало, на КП флота, наконец, видимо, ситуацию осознали.
К рассвету буйство природы предстало во всей красе. Свинцовые волны высотой 3-4 метра, почти сплошь покрытые кружевом седой пены, прокатывались с кормы вдоль корпуса, периодически забивая водоворотом все ограждение рубки, забрызгивая мостик и грозя прорваться к открытому рубочному люку. Небо над головой было, по-видимому, ярко синим, но просвечивало, как через белесую кисею, несущейся над водой смесью мелких брызг, секущей мелкой снежной крупы и клочьев тумана. Упругий плотный воздух органным звуком гудел в поднятых выдвижных устройствах, штыревая антенна дугой по ветру. На поднятой мачте выдвижной антенны раскачиваются два красных фонаря — навигационный знак невозможности управляться и уступить дорогу.
К девяти часам утра, когда отнесло от берега на 8—10 миль (мотор не справлялся с ветром) и волна стала выше, подняли шахту РДП (устройство, обеспечивающее работу дизеля под водой), чтобы гарантированно обеспечить подачу воздуха к работающему дизелю. Вахтенный офицер, закрепленный страхующим поясом, стоял не на штатной приступке, а рядом с верхним рубочным люком в готовности закрыть его, когда гороподобная волна вдруг надвигалась грозно с кормы. Вахтенный рулевой-сигнальщик также был «прикован» на своем месте на мостике, чтобы его вдруг не вышибло волной снизу из ограждения рубки. Он, по возможности прикрываясь от запирающего дыхание ветра, вертел головой, пытаясь разглядеть горизонт и где-то рядом штормующий буксир. РЛС от перегрева периодически приходилось выключать. Шумопеленгаторная вахта акустиками хоть и неслась исправно, но в надводном положении на такой волне это по существу была пустая формальность для успокоения совести. В боевой рубке у поднятого зенитного перископа сменяли друг друга старпом и помощник.
Около полудня, в один из моментов выключения РЛС, слева на траверзе внезапно над летящей клочковатой снежной и пенной кисеей стали видны верхние надстройки большого ракетного корабля. Дистанция кабельтов 6-8. Через несколько минут установили связь на УКВ ЗАС. Это оказался РКР «Гордый» под флагом командира дивизии атомных ракетных подводных лодок капитана 1 ранга Корбана, лодка которого выполняла учебную ракетную стрельбу. По приказанию КП флота, он прибыл для оказания помощи нашей аварийной подводной лодке. Комдив затребовал доложить обстановку, состояние подводной лодки, экипажа и мои намерения. Я обстоятельно доложил суть неисправности вертикального руля, о полной исправности остальных механизмов, полном запасе ВВД и полной плотности аккумуляторной батареи, о полном здравии всех людей, о своем намерении продолжать дрейф под действием течения и ветра до траверза своего пункта базирования в бухту Ракушка, а далее, увеличив обороты заднего хода, удерживаться на месте до улучшения погоды, затем вновь встать на буксир к «СБ-12» и войти в базу. Поинтересовался, нет ли у него более подробных данных о сроке улучшения погоды.
— Вас понял. Минуту ждать.
Минут через десять комдив снова на связи и передает почти дословно следующее:
— У меня прямая связь с КП флота по БПЧ ЗАС. Вашу обстановку и ваше предложение на дальнейшие действия я доложил командующему флотом. Приказано взять вас на буксир и вести в базу, а данных об улучшении погоды нет.
Примерно час продолжались наши препирательства. Я подробно доложил о всех перипетиях буксировки буксиром «СБ-12», о сложности буксировки уступом из-за большой перекладки руля, о том, что невозможно вообще на такой волне и ветре встать на буксир, да и брать-то уже не за что — не исключено, что из-за сильных рывков каким-либо образом повреждена станина брашпиля и т. д. Против моих аргументов ответ был один — приказ! Командиру дивизии АПЛ я, конечно, не подчинен, но прямая его связь с КП флота по БПЧ ЗАС — аргумент. И не в мою пользу!
Для выполнения приказа надо было идти к берегу, где волна поменьше, может, и ветер тише. Честно говоря, решил схитрить. Подчиняясь приказу, подойти ближе к берегу — все равно мне надо было сократить расстояние до берега, так как вынесло слишком далеко, где волна большая, а там уже настанет вечер, да и в благоприятные условия для постановки на буксир под берегом, пока не утихнет погода, я не верил. Надо сказать, что все переговоры наши записывались в черновой вахтенный журнал ЦП и в вахтенный журнал радистов. Кроме того, чувствуя приближение беды, с середины препирательств дал приказание переговоры записывать на магнитофон радистов, а затем и гидроакустиков.
Еще раз предупредив комдива о том, что к берегу придется идти 3,5—4 ч, что уже наступит темнота, что при этом моя аккумуляторная батарея окажется почти разряженной до нуля, а это небезопасно вблизи берега, и получив в ответ все то же: «Выполнять приказ!», мы двинулись.
Задраили верхний рубочный люк, остановили дизель, дали средний ход обоими электромоторами назад. Под ободряющие восклицания Корбана: «Хорошо идете!», которые разносились по центральному посту из динамика связи на УКВ, лодка шла задним ходом точно на ветер. Слышны были сильнейшие удары волн. Подумалось, как бы не разворотило рубку: маломагнитная сталь легкого корпуса иногда лопалась по сварным швам. Постепенно удары стали тише, лодку не бросало, курс держался точно. Наконец, когда уже лампочки в отсеках светили вполнакала (села батарея!), из динамика голос Корбана скомандовал: — Стопори ход! Будем становиться ко мне на буксир.
Страшная фраза. Все время имелось в виду, что становиться должны были к «СБ-12». Ладно. Надо вылезти на мостик, осмотреться и оценить обстановку. Может, рано беспокоюсь. Глядя в перископ, информации мало, берег видится угрожающе близко, хотя по радиолокатору около 20 кабельтовых, под килем 50 м.
— Стоп моторы! Толчок моторами вперед!
Отдраиваю верхний рубочный люк — и рывком на правую приступку мостика, на свое место. Первый взгляд за корму на берег и... задохнулся, ослеп от плотного удара ветром, еле удержался за поручень.
— Сигнальщика с анемометром наверх!
Порывом ветра динамический
зашкалило! Что-то в нем треснуло, вертушка бешено крутится, а показаний нет! Превозмогая ветер, секущую снежную крупку и водяные брызги, осмотрелся. Лодку разворачивает лагом к волне правым бортом. Волна мелкая, поверхность воды вся седая. С отдельных волн ветром срывает гребень, несколько мгновений его несет над водой гигантской извивающейся амебой и в следующий миг рассыпает мелкими шариками и водяной пылью. Никогда до того, ни после не видел такого явления!
Идя задним ходом строго на ветер, лодка подошла к берегу в бухту Лафулэ, в месте, где остервенелый холодный ветер с вершин Сихотэ-Алиня прорывался ложбиной меж двух сопок, где сжимался и, многократно усилившись, дул, как из гигантской аэродинамической трубы. На палубе лодки не осталось ни лееров, ни леерных стоек. Кормовую стойку леерной антенны тоже сорвало, антенна болталась под водой по левому борту. РКР «Гордый» заходил по корме между лодкой и берегом. Буксир «СБ-12» слева по носу в 10 кабельтовых.
— Внизу! Микрофон УКВ наверх!
Радист выносит на мостик удлинитель с микрофоном.
— «Гордый», в таких условиях становиться на буксир невозможно. Людей на палубу не выпущу — их просто сдует! У меня не осталось ни одного леера.
— Сейчас я тебя прикрою от ветра своим корпусом, а там посмотрим.
Действительно, РКР между тем подходит справа параллельно лодке на дистанции метров 100. Вижу, за кормой у него вскипает бурун — отрабатывает задний ход и... ветром его нос быстро уваливает на лодку, по палубной трансляции над морем разноситься: «Кранцы за борт!». И тут я рассмотрел, что вдоль всего его левого борта стоят матросы и вываливают за борт на тросах обрезки топливных гофрированных шлангов метра по три длиной. В мозгу пронеслось: «Обманул!».
В следующий момент РКР левой скулой бьет по носу лодки и заворачивает форштевень на левый борт(!), обтекатели антенн гидроакустической связи смяты! Мостик РКР нависает надо мной, с его левого крыла свешивается комдив Корбан и кричит по громкоговорящей:
— Давай швартовные команды наверх! Принимай буксир! Матросы уже свешивают с борта РКР огромный огон 47-мм буксирного троса.
— Да, что же вы делаете! Вы же разобьете лодку! Да такой мощный трос мне и взять не за что! Мы же говорили, что «СБ-12» будет подавать буксир!
— Он отказался!
Корабли слиплись. РКР с большой парусностью корпуса просто прилип к лодке. Удары борт о борт все сильнее. Ветер быстро сносит корабли в открытое море на большую волну.
— Давай быстрее людей на палубу! Заводи буксир за рубку!
— За рубку нельзя. У меня же руль заклинен на правый борт. Парусность у вас больше, уступ на буксировке будет еще больше, чем за «СБ-12», и вы меня просто перевернете! А людей с палубы сбросит ударами между корпусами кораблей!
— Все под мою ответственность! Или я сам буду командовать в лодку!
Главком ВМФ Адмирал Флота Советского Союза С.Г.Горшков беседует с командиром дивизии контр-адмиралом В.Я.Корбаном. Бухта Павловского, 1970 г. - А.В.Конев. Первые шаги 26-й дивизии подводных лодок ТОФ. - Тайфун: Военно-технический альманах «Тайфун». Выпуск № 50.
Действительно, мощная палубная громкоговорящая установка РКР отлично слышна в лодке.
— Анатолий Николаевич, — это мой замполит, капитан-лейтенант Ткачев, он рядом на мостике, — разрешите я сам возглавлю швартовную команду по заводке буксира!
— Ладно... Действуй. Кормовую швартовную — наверх!
Восемь человек через дверь ограждения рубки быстро выскочили на палубу. Приняли и с трудом завели вокруг рубки буксирный трос, стянули скобой. Тягостные 40 минут! Сильнейшие удары борт о борт, размах колебаний растет, все дальше выносит в море...
Каждый удар грозит сбросить людей с палубы и раздавить между бортами кораблей. На РКР дважды за это время прозвенели колокола громкого боя аварийной тревоги, в какое-то мгновение донесся среди ударов и воя ветра истошный крик покалеченного человека...
А в голове проносятся варианты возможных аварийных ситуаций ближайшего будущего и свои действия. Мысленно готов и к катастрофическим последствиям. Прикидываю возможность лечь на грунт, если не перевернет совсем и сразу...
Один за другим спускаются в люк швартовщики... шесть, семь, восемь! Замполит докладывает:
— Буксир заведен! Люди все внизу!
— Невероятно!
С мостика РКР крик комдива:
— Отходи! Отходи немедленно!..
— Оба назад малый! Оба назад средний! Оба назад полный!
Ни с места. Продолжаем биться бортами. Очередная аварийная тревога на РКР. И у меня, наверно, борт разбит. Кричу на мостик Корбану:
— Работайте враздрай! Отбросьте корму!
Наконец, лодка начала скользить вдоль борта раскачивающегося корабля, угрожающе нависающего своими надстройками. Сильный удар в рубку лодки рострами кормовой надстройки.
— Все вниз!
Надо мной вздыбилась корма корабля. Прыгнул в
, задраил крышку — и в этот момент страшный удар впереди рубки. Удар пришелся кормовым подзором корабля по баллону ВВД в надстройке над рубкой радистов. Хорошо, что баллон не рванул!
В следующий момент я уже в центральном посту. Лодка резко кренится на правый борт, почти ложится на борт, но крен отходит к нулю, затем опять ложится на борт... Ясно. Цистерны главного балласта правого борта, за исключением прочных цистерн, уравнительной и быстрой, разбиты и заполнены. Жду рывка буксирного конца...
— Осмотреться в отсеках!
В отсеках, по существу, замечаний нет. Лодка герметична. В этот момент из динамика радиосвязи с РКР голос комдива. Оказывается, на борту РКР, на наше счастье, не удержали буксирный конец, он ушел в воду и теперь волочится где-то по дну, свисая с борта лодки, скорее всего, с правого борта, еще больше креня ее на правый борт.
Тем временем поддуваем воздухом высокого давления цистерны правого борта, осушаем насосом уравнительную цистерну и другие вспомогательные цистерны правого борта. Крен на правый борт на время уменьшился. Но на ВВД долго не продержишься. Принимаем решение пустить дизель на постоянное продувание главного балласта. Это поможет поддерживать постоянно воздушную подушку в наших бескингстонных СГБ. Слышу доклад «движка», в руках у него логарифмическая линейка:
— Остаточная поперечная остойчивость 10 см!
Оказывается, в потоке первых команд, когда я скатился в центральный пост, я умудрился скомандовать: «Рассчитать остаточную плавучесть и остойчивость лодки».
Положение стабилизируется. Качка от 0 до 45 градусов на правый борт. Неудобно, но жить можно. РЛС работает. Левый мотор работает средним на задний ход, корма удерживается против волны. Постепенно успокаиваюсь. Аварийное положение подводной лодки усугубилось, но не катастрофа. Вдруг опять голос капитана 1 ранга Корбана:
— Командир, готовься. Будем повторять маневр! Ну, уж нет! Категорически отказываюсь:
— Еще один такой маневр — и я буду на дне! Пауза...
— Что ты предлагаешь?
Предлагаю оставить нас в
. Обеспечить безопасное маневрирование буксира «СБ-12», который среди волн нас не видит и чуть было не наскочил, когда мы отлипли от РКР. Доложил обстоятельно обстановку на борту лодки. Подтвердил намерение до рассвета удерживаться на месте, работая мотором назад, подзарядить аккумуляторную батарею и пополнить ВВД, утром осмотреться и, если погода стихнет, запросить буксир из базы, так как до родной базы осталось менее пяти миль.
...Утром полнейший штиль, яркое солнце, чистое синее небо, полная видимость. На спокойной воде изуродованная лодка с креном на правый борт около 20 градусов, на рубке толстый слой льда, с правого борта под воду уходит толстый буксирный трос, слева — оборванная леерная антенна. Вскоре из базы подошел буксир с командиром нашей бригады подводных лодок капитаном 1 ранга Н.И. Беляковым. По его команде спрямили крен, заполнив цистерны главного балласта левого борта, практически перейдя в позиционное положение: Встали на буксир и вскоре ошвартовались у родного пирса в бухте Ракушка. На борт лодки прибыли комбриг Беляков, комдив Корбан и офицеры штаба бригады, заслушали подробный мой доклад, осмотрели лодку.
Последствия этой эпопеи оказались ужасными. На подводной лодке, кроме неисправности вертикального руля, оказались следующие повреждения: свернут на левый борт кованый форштевень, заклинены и помяты щиты верхних торпедных аппаратов, разбиты все цистерны главного балласта правого борта (пробоины площадью 5—7 кв. м), вмятина на прочных цистернах правого борта, разбиты палуба перед рубкой и ограждение рубки. Лодка надолго выведена из строя. На РКР «Гордый» оказалось по левому борту 152 пробоины ниже ватерлинии (наверное, проколы от шпангоутов подводной лодки), повреждена левая линия вала, левый винт завязан в «розочку». Корабль также был надолго выведен из строя. Таков итог оголтелого «во что бы то ни стало...». А если бы на надводном корабле не упустили 400-метровый буксирный трос? Трагедии, по всей видимости, избежать бы не удалось.
Удивительно, но ни один флотский чин не прибыл в Ракушку для разбирательства этого тяжелого для флота происшествия. Даже донесение о случившемся в адрес командующего флотом по закрытому телеграфу я давал за своей подписью. Ходили слухи, что меня намеревались как-то наказать (и даже крепко), но обошлось. Где-то в феврале следующего года стало известно, что комдив Корбан получил очередной чин, «паука» на погон. В марте на буксире отвели лодку в ремонт во Владивосток. Как только лодку поставили в док Дальзавода и обвязали лесами, оперативный дежурный бригады предупредил меня, что к нам следует первый заместитель командующего флотом. Встречаю его, как положено, у трапа на стенке дока. Молча выслушав рапорт, молча в моем сопровождении обойдя лодку со всех сторон по лесам на всех уровнях, осмотрев все вмятины и рванины по правому борту, адмирал вышел на стенку дока, протянул мне для пожатия руку, произнес за все время одну единственную фразу: «До свидания, командир». Сел в машину и уехал, а я понял, что действительно все обошлось, служба продолжается.
Через некоторое время в Улиссе (пункт базирования подводных лодок во Владивостоке) состоялась какая-то конференция офицеров-подводников, где мне, выступая, пришлось вновь вспомнить события 2-5 декабря 1965 года и поднять вопрос о правомерности безоговорочного подчинения, мягко говоря, некорректным приказам. Молодые и горячие участники настаивали на том, что я не должен был подчиняться приказам комдива Корбана. Старшие товарищи и начальники отмолчались. Летом я был назначен командиром на другую подводную лодку. Только много позже мне довелось случайно узнать, как же получилось, что Москва ничего об этих событиях не знала. Но это уже другая история, другой рассказ.
Да, еще кое о чем. Еще в декабре письменным рапортом, донося командиру бригады об отличившихся членах экипажа при борьбе за живучесть подводной лодки в экстремальных условиях, я запросил пять наградных листов для поощрения отличившихся медалями. По простоте душевной мне казалось, что людей, неоднократно рисковавших своей жизнью на палубе, удастся отблагодарить хотя бы так. Комбриг, принимая рапорт, заверил, что мы их обязательно достойно отметим. И действительно, 31 декабря на общем построении бригады в поздравительном приказе с Новым годом, отмечая заслуги нашей подводной лодки в истекшем году, пять членов экипажа были награждены ценными подарками. Им вручили перед строем по авторучке стоимостью 2 руб. 40 коп.! До сих пор не могу забыть того чувства стыда, которое я тогда испытал. А сейчас мне стыдно, что за давностью лет и других впечатлений жизни и службы я забыл имена этих и других товарищей-подводников той штормовой эпопеи.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
