ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МОРСКИЕ УЗЛЫ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. НОЧЬ— Ну, как ты провел нынче вечер? — спросил Крамской сына..
— Лучше, чем ожидал.
Глеб, сняв щегольской ботинок, рассматривал дырочку на шелковом крученом носке.
— Насмотрелся на старину?
— Старины полно и в Москве. Один Кремль чего стоит. Нет, я зашел в театр. Играли по-эстонски, но все абсолютно понятно. Любопытная пьеса: муж — старый профессор, жена заводит молодого любовника. Совсем, как в жизни. Потом на танцы пошел. Одна оригиналка, признав во мне москвича, стала сыпать доморощенными афоризмами. Нора Аркадьевна. Жена одного из твоих подчиненных.
— А-а, Мыльникова, — понял Крамской.
— Другая, хорошенькая, все жалуется, что муж пропадает на корабле. Скучает, говорит. Я обещал ее поразвлечь.
— Замужнюю женщину?
— Ну, эта мораль устарела, — живо откликнулся Глеб. — Мать тоже всегда утверждает, что в дни ее молодости и любовь была чище и кавалеры учтивее. Вероятно, поэтому она и не хочет стареть. Кажется, помолодела и в паспорте лет на двенадцать...
— Глеб! Как ты о матери отзываешься?
— Скептически, отец. Только скептически.
— А по-моему — неуважительно. Ты лучше скажи, что у тебя произошло там, в Москве?,
— Ах, мамахен уже успела насплетничать? Ничего существенного, родитель. Нечаянная встреча в театре. Молодая жена отставного полковника. Потом... Ну, словом, полковник приходил к матери, плакался. Вот она и отправила меня к тебе немножко проветриться.
— Ты очень переменился, Глеб, — сказал в раздумье Крамской.
— Повзрослел, ты хочешь сказать? Немудрено, больше пяти лет не видались. Ты тоже не тот: постарел и обрюзг... Стареть неприятно?
, лежавший на коврике, повернул к Глебу седую, умную морду. Он уловил не значение слов, а интонацию вторгшегося в их жизнь молодого пришельца и сдержанно зарычал.
Хозяин же его, поглядывая на сына, с грустью размышлял, как непохож Глеб на Ростислава и даже на того славного мальчугана, чья голова постоянно была полна самых неосуществимых затей и которого пять лет назад звали, как и этого, Глебом...
Приблизительно в то же самое время освещенный поезд узкоколейной железной дороги протарахтел по улицам городка, мимо окон с кисейными занавесками и уперся в тупик возле маленького чистенького вокзала. Дальше ему идти было некуда. За вокзалом темнел старый парк, а за парком шумело море. И его глухой гул доносил сюда ветер, на низкую платформу, посыпанную песком.
В прошлом году Никита заходил в этот порт на «Сенявине»; ему полюбился городок, построенный без всякого плана, с древними башнями, рвами, заполненными водой, узкими улочками, петляющими вокруг тенистого парка, домами, словно сошедшими со старинных гравюр, и с гаванью, набитой рыбачьими шхунами.
Друзьям не пришлось долго ждать. Бравый матрос в бушлате, откозыряв, спросил, не они ли товарищи лейтенанты Живцов и Рындин. Получив утвердительный ответ, предложил отвезти их на место.
Приятная неожиданность: их встречают. Значит, их ждут. А раз ждут, значит, они здесь нужны.
В окна машины были видны средневековые башни, валы, парк — все это было освещено редкими
. Миновав несколько узких улиц, «Победа» вырвалась на простор и заскользила вдоль моря. В ветровое стекло стали видны огни кораблей. Наконец шофер-матрос резко затормозил и, открыв дверцу, сказал:
— Прошу. Ветрище-то так и рвет, так и рвет...
Он провел их в белевший в темноте дом, показал комнату, отведенную для ночлега, и сказал, что капитан первого ранга ждет их завтра в восемь ноль-ноль. Пожелав доброй ночи, матрос ушел, и друзья остались одни.
Комната была одной из тех неуютных комнат для «временно проживающих», в которой люди не задерживаются надолго. Поэтому и вид у нее был нежилой — с окнами без занавесок, выходившими на море, с двумя койками под серыми одеялами и простым колченогим столом. Но белье под одеялами оказалось ослепительно чистым.
Фрол взглянул на хронометр, подаренный ему Русьевым.
— Ну что ж. Утро вечера мудренее. Поспим? Никита возразил:
— А я, пожалуй, и не засну.
— Трепещешь?
— Трепещу.
— Нда-а...
Фрол достал из кармана трубку, которую купил перед выпуском и яростно обкуривал целый месяц, набил светло-желтым табаком.
Было о чем призадуматься.
Много лет друзья мечтали об этом значительном дне. Они знали, что этот день придет наконец.
Когда они выходили на старичке «Комсомольце» в море, им казалось, что они никогда не надышатся вдоволь свежим, соленым ветром и им не надоест смотреть на бегущие волны, которые то и дело меняют свой цвет — они были то сизыми, то зелеными, то рябились, то по ним пробегали светлые полосы. Из-за облаков выползало солнце, и море становилось синим и желтым, а под вечер — розовым, и его прорезала искрящаяся солнечная дорожка...
Не сразу они решили, кем быть. Каждый встречавшийся им на кораблях офицер хвалил, разумеется, только свою специальность, считая ее куда лучше всех остальных.
Однажды ночью задул свежий ветер. Друзья оставались на палубе. Сразу же за бортом начиналась загадочная непроглядная тьма.
— Гляди, Никита, гляди! — подтолкнул Фрол локтем друга.
На крыло мостика вышел штурман и, припав глазом к прибору, рассматривал мелькавшие вдали огоньки. По тому, как неторопливо и сосредоточенно он работал, чувствовалась его уверенность, что корабль идет верным курсом.
— Завидую ему, — сказал Фрол.
Через несколько дней доброжелательный офицер посвятил их во все тайны своей профессии.
И вот они пришли на флот штурманами. Завтра каждый поднимется на борт своего корабля, познакомится со своим командиром... Каков будет корабль, каков командир?
За перегородкой прозвенел телефон, и срывающийся басок отозвался: «Чайка слушает». По коридору кто-то прошел, подошел к двери и постучал костяшками пальцев.
— Войдите, — отозвался Никита. Вошел тот, кого они меньше всего хотели бы встретить: Мыльников!
— Дежурю и решил проведать будущих сослуживцев, — сказал он, однако, приветливо. — Садитесь, садитесь. Приятно видеть товарищей по училищу, даже если они моложе тебя. Помню, как вы пришли из нахимовского, неоперившиеся птенцы... Пришлось с вами повозиться: вы были трудные, особенно Живцов...
— Это верно, — согласился с ним Фрол, — но я всегда старался брать пример с вас, старший
. За это меня и окрестили «Мыльников номер два». Надеюсь, сравнение вас не обидело?
Мыльников не стал обижаться. Наоборот, напомнил их встречу в позапрошлом году — Фрол был на практике в том самом дивизионе «охотников», в котором служил тогда Мыльников.
Мыльникову было скучно в осенний ветреный вечер, и он решил поболтать с юнцами, как он их мысленно называл. Они и правда были юнцы — розовощекие, загорелые, в не обмявшихся еще кителях с новенькими погонами. А у Живцова все его круглое лицо было усыпано совсем мальчишечьими озорными веснушками...
— Трудновато вам будет, — посочувствовал Мыльников озабоченно; простакам могло бы показаться, пожалуй, что он искренне их жалеет.— В училище небось вас напутствовали: учитесь у старшин, у матросов, они все покажут, расскажут. Они, мол, так прямо и рвутся опекать молодых, как вы, новичков-командиров. Училищные дедуси отстали от жизни, — вздохнув, усмехнулся. — Старые матросы давно пашут землю на Украине, в Сибири. Старшины? Усатые, бородатые дядьки, за спиной у которых благоденствует молодой офицер? Их у нас нынче один — два и обчелся. Старшины — моложе вас и будут смотреть вам в рот, ожидая от вас откровений. Положитесь на них — такого вам напортачат, не расхлебаете ввек!
— А вы нас напрасно пугаете, — попытался возразить ему Фрол. Но в памяти всплыли напутственные слова начальника курса, который советовал учиться всему у старшин.
— Да разве я запугать вас хочу? — воскликнул негодующе Мыльников. — Как старший товарищ, которому, очевидно, придется повозиться и с вами — я, к вашему сведению, дивизионный штурман, — пояснил он, — я хочу, чтобы вы не создавали иллюзий, с которыми тяжело расставаться. Я сам, — вздохнул Мыльников, — давно отказался от юношеских мечтаний о том, что, придя на флот, совершу что-то из ряда вон выходящее, стану любимым отцом-командиром, на которого будут молиться. Теперь не война. Служить надо... в рамках устава.
— Без вдохновения, без мечты, веры в будущее, вы хотите сказать? — не удержался Никита.
— Вы, Рындин, надеюсь, изучили
? — отпарировал Мыльников. Он взглянул на часы на руке.
— Пожелаю спокойной ночи... Хотя вы, я вижу, возбуждены — мне знакомо волнение новичков, и боюсь, ночь для вас будет не очень спокойной.
Он откозырял и ушел.
— Нет, каков! — возмутился Никита.
— Каким ты был, таким ты и остался, — заключил Фрол более хладнокровно, хотя желваки на скулах ходили. — Нет, Кит! Не по-мыльниковски я представляю себе свою службу.
Фрол, шагая по комнате, прочел любимые строчки:
Уже гудят, поют под ветром ванты.
И о форштевень режется струя...
Идут на море флота лейтенанты,
Советского Союза сыновья...
Лебедев Алексей Алексеевич. -
.
— Это мы с тобой, и мы себя покажем! Что мы действительно сыновья... И самые настоящие лейтенанты!
Они легли. Каждый слушал прерывистое дыхание другого и знал, что и тот не спит.
В буйной голове Фрола, теснясь, толпились беспокойные мысли. Всплывало прошлое — родной Севастополь, слободка, отец (эх, был бы жив, порадовался бы нынче на сына!), Фокий Павлович, Русьев... Они прислали в Ленинград телеграммы, поздравляя своего воспитанника с лейтенантским званием. Фрол бережно сохранил хрустящие голубые листки. Никто его не забыл, все отметили торжественный день его жизни. И вот он на Балтике.
Может быть, лучше было проситься на Черное море? Уж там-то поддержали бы своего ветерана! Но он не хотел идти легким курсом. И с Никитой не хотелось ему расставаться. Да и Балтику он полюбил, плавая курсантом на парусниках, на старичке «Комсомольце», стажируясь на «охотниках». Полюбил и привык к ней. Жизнь на Балтике труднее, суровее, чем на юге.
Одолевали тревожные мысли. Как его примет завтра командир соединения? Командир корабля? Как встретят будущие товарищи? Много ли на пути встретится Мыльниковых?
А матросы? Заслужит ли их любовь, уважение?
Он хочет, чтобы его полюбили. Верили ему. Шли за ним, как он сам шел за Русьевым. Без оглядки.
Интересно знать, что за народ на его корабле?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
