16 декабря 2012 года в Ленинградском Дворце Молодежи по адресу: Санкт-Петербург, ул. Профессора Попова, 47, состоится празднование «Дня Севастопольского высшего военно-морского инженерного училища», (ст.м. «Чкаловская», «Черная речка»). Время прибытия - 14.00.
По вопросам приобретения билетов обращаться к Председателю Совета Союза Филиппову Александру Матвеевичу +7(921)935-94-78 alikspb@mail.ru
Осенью 2004 года Раиса Васильевна прислала мне письмо. Были в нем и эти лирические строчки: «Почему-то повеяло ароматом свежескошенной травы, налетающим с внезапным порывом июльского ветра, или когда по первому разу ворошишь еще не досохшее сено. Из-за бугра, что за полем позади нашего «имения», всплыло перед глазами темно-лиловое облако, и в памяти возникло ощущение начала дождя, когда его редкие и крупные капли не раз заставали меня, купающейся в озере, выгоняли из воды, и как, спасаясь от надвигающегося, почти со скоростью ветра, ливня я неслась на всех парусах под навес нашего старого деревенского дома».
Потом наступила долгая пауза, после которой от Раисы Васильевны пришла новая весточка: «Осень была тяжелой, был вынесен приговор: операция обязательна. С 29 ноября мы в госпитале, 6 декабря сделали операцию. И, вот, до сих пор мы все приходим в себя…. Надеемся, что увидимся летом. Пусть все мы обретем силы, чтобы справиться с трудностями…». Истек май 2005-го, истекал июнь… Узнав, что Кузнецовы в Козловом Селе, я послал им с оказией свою книжку «Пока помнят сыновья…». Вскоре последовал телефонный звонок. - Извини, что не смогли заехать по пути. С нами выводок малышни был, - сказал Николай Николаевич. В деталях помню нашу последнюю встречу в Козловом Селе. То, как сидели мы за столом и вновь вспоминали Чернобыль. Как жаловался Николай Николаевич на «боли в грудине». Как собирался участвовать в деревенском празднике, посвященном Дню Флота. Как я совершенно некстати посоветовал ему с помощью кого-либо из местных жителей «выписать лес подешевле», чтобы построить на месте старого новый дом. - Я так не могу! - отрезал Кузнецов. К этой встрече я написал посвященную Кузнецовым песню. Николай Николаевич запечатлел ее исполнение на видеокамере. Когда фотографировались на память, он попросил, чтобы «было с видом на озеро». Так и сделали. Утром другого дня, я позвонил в Козлово Село, чтобы поздравить Кузнецова с морским праздником, и нарвался на благодарность: - Три раза подряд мы с Раей смотрели и слушали видеозапись, - сказал Кузнецов. - Спасибо за песню. Приезжай. Обязательно приезжай… Две недели спустя обухом по голове огорошило известие о том, что Николай Николаевич умер. Я позвонил Раисе Васильевне. - Да, это - правда, - раздался в трубке ее сдавленный голос. - После морского праздника в Козловом Селе Коле стало плохо. Привезли его домой, в Москву, вызвали «скорую», но ничего сделать было нельзя - инфаркт.
Похоронили сына адмирала рядом с отцом и матерью у стен Новодевичьего монастыря. За истекшее с той поры время образ этого человека не погас в моей памяти, а, наоборот, наполнился новыми, чертами. Я узнал немало такого, о чем Кузнецов из-за скромности не сказал при наших беседах. За самоотверженную деятельность во благо Курчатовского института он был награжден орденами «Дружбы народов» и «Мужества», медалью «300 лет российскому флоту, международной медалью имени академика В.А. Легасова, правительственными грамотами и благодарностями. Им был разработан ряд уникальных электронно-автоматических установок, получивших авторские свидетельства. Его имя, как выдающегося инженера-изобретателя, члена творческой группы «Движение», стоящего у истоков кинетического искусства, вписано во Французскую энциклопедию искусств. Николай Николаевич хорошо знал живопись, любил цирк, играл на фортепьяно, гитаре, аккордеоне. Ведь он имел еще и музыкальное образование - окончил музыкальное училище имени Гнесиных… Дом в Козловом Селе Раиса Васильевна (кстати, недавно защитившая докторскую диссертацию), не оставила без пригляда. Недавно у него появилась красивая новая крыша…
Кириллов Валерий Яковлевич, член Союза СП РФ, заслуженный работник культуры РФ. г. Андреаполь, Тверская область
В книге «Флотоводец» (в 2004 году она была переиздана издательством «Садовое кольцо») впервые приведены высказывания, а, точнее, наказы Н.Г.Кузнецова из его рукописей трудов, записных книжек и книг, позволяющие военным морякам глубже познать сущность флотской службы и оценить свой нравственный долг перед Отечеством: «Учиться надо на ошибках других, но и из собственных ошибок надо извлекать пользу для себя, и в поучение другим. Подлинный патриотизм неотделим от культуры. Тем, в чьих руках дело патриотического воспитания искусством, я бы советовал приглядываться к тому, что делают битые наши противники. Готовность флота к войне - это, прежде всего, готовность его людей. Нельзя освобождать от ответственности тех, которые должны отвечать. Иначе безответственность будет расти и расти… Вот пример. Внес Хрущев неправильное предложение о школах. Его приняли. Сидел в это время ответственный за школы человек. Теперь он кричит (да еще громче всех): «Виноват Хрущев!» А я бы вытащил этого деятеля, снял штаны и всыпал, поговаривая: «А ты? А ты где был?» Это дало бы хороший урок на будущее. Иначе он отсидится, будет делать и дальше глупости, не задумываясь, что его долг либо настоять на своем, либо уйти. Ошибка, допущенная однажды, - это плохо, повторенная - уже преступление».
Помнится, когда мы возвратились к судьбе адмирала Кузнецова, Раиса Васильевна коснулась поездки в Москву, где отмечалось столетие со дня рождения Николая Герасимовича. - Запомнилось мне, как на вечере подошел к Николаю Николаевичу старый моряк, крепко расцеловал его и говорит: «Вылитый батька». Они с отцом, действительно, очень похожи, и я думаю, если бы Коля пошел по стопам Николая Герасимовича, он тоже многого добился бы. Душа у него все-таки морская. Бывало, всю квартиру займет парусами для яхты. Сам их шил, монтировал, сам первые доски для виндсерфинга конструировал, клеил... В который уж раз перелистываю я «Флотоводца». Взгляд упирается в одну из последних записей адмирала: «Живем тихо. Все чаще посматриваю на укороченный конец жизненного пути. Важно его закончить, сохранив присутствие духа…», - написал он 16 августа 1974 года, а 6 декабря скончался. Вера Николаевна пережила его на двадцать девять лет. «Каждую прожитую вместе минуту я вспоминаю с благодарностью. Я была счастлива», - подытожила она свою жизнь с Николаем Герасимовичем. Последний приют Вера Николаевна нашла рядом с мужем у церкви Николая Морского, под стенами Новодевичьего монастыря. Приехав в Тверь, я опубликовал заметки о Н.Г.Кузнецове и его сыне в одной из тверских газет. Каково было мое удивление, что сразу обнаружились люди, жизненные пути которых, так ли иначе, пересекались с адмиралом. Кто-то командовал почетным караулом на корабле, куда приехал адмирал, кто-то встречал его на аэродроме, кто-то имел с ним мимолетный разговор. И ни один не сказал недоброго слова о Кузнецове. Наоборот, воспоминания бывших моряков были полны уважения, если не сказать, восхищения по отношению к Николаю Герасимовичу.
Интересную историю рассказал капитан второго ранга в отставке, бывший ученый секретарь Тверского Технического Государственного университета Андрей Клементьевич Мезенко (в 2006-м Андрея Клементьевича не стало): - Когда Сталин вернул Кузнецова из дальневосточной ссылки, это был праздник на всех флотах и кораблях. Но я отпраздновал это дело на суше, и не с кем-нибудь, а с флаг-офицером адмирала. Был я тогда совсем молодой офицер, капитан-лейтенант. Ехал в 1951 году, накануне праздника 23 февраля, через Москву с Балтики, где служил начальником БЧ на тральщике, в Новосибирск, зашел в ЦУМ купить подарок, смотрю: мне навстречу идет капитан первого ранга Александр Николаевич Гагарин. Он был у нас, в Черноморском военно-морском училище, начальником курса. До этого с Кузнецовым всю войну бок о бок прошел. Обнялись, расцеловались. Рассказывает, что Кузнецов, оставшись за командующего округом маршала Малиновского, проводил учения. По итогам учений Сталин звонит Малиновскому: «Как там мой протеже?» Малиновский: «Отлично». «Пора возвращать обратно», - говорит Сталин. Отметили мы с Гагариным это дело в ресторане гостиницы «Москва» Потом коктейля в холе добавили… Во время расставания, он обещал позвонить на вокзал, чтобы мне выдали билет, но, видимо, запамятовал или не успел. Подхожу я к кассе, спрашиваю билет - мол, должны были позвонить. А мне говорят: «Нет, никто не звонил». Набираю оставленный Гагариным номер и слышу в трубке: «Кузнецов слушает». Я не растерялся, представился по полной форме и спросил Гагарина. «Перезвоните, пожалуйста, через полчаса», - отвечает Кузнецов. Потом я узнал от Гагарина, что Николай Герасимович так оценил мой звонок: «Смелый офицер. Другой бы положил трубку, а этот не спасовал».
Случается же такое! Как-то тверской предприниматель и меценат Алексей Чубисов обронил фразу: - А я роль Кузнецова в кино играл. Причем без грима. - Не может такого быть?! - изумился я. - Точно, играл, - упрямо продолжил Чубисов. - После окончания в 1969 году ГИТИСа по курсу «театральная критика» направили меня главным режиссером театра в Тобольск. Летом 1971-го или 1972 года приехал я в Москву на ярмарку актеров и случайно встретился с режиссером Ящиковским. Он взглянул на меня и…стоит как вкопанный. Спрашивает: «Будешь Кузнецова играть в фильме «Оборона»?» События по фильму происходили в Одессе, в дни обороны этого города, но все съемки велись в Севастополе, на крейсере «Слава». Офицеры меня, как настоящего адмирала, уважали. В каюты приглашали, угощали винцом. Молодой я был, здоровья хватило. Я еще подумал: «Если ко мне они так относятся, как же они чтили настоящего адмирала!».
Кириллов Валерий Яковлевич, член Союза СП РФ, заслуженный работник культуры РФ. г. Андреаполь, Тверская область
Раньше, когда вставал вопрос о том кто где служит, приводили как доказательство шутливый стишок: «... Лодырь – в артиллерии, щёголь – в кавалерии, пьяница – на флоте и дурак – в пехоте». В самом деле, за моряками издавна тянется шлейф былей и небылиц об их чрезмерной приверженности к горячительным напиткам. Что же тут правда, а что вымысел? Правда в том, что русский моряк, как любой русский человек, – это сын своего народа. На Руси же, случалось довольно часто, когда пили не столько для аппетита или «лёгкой сдвинутости души», сколь до изумления (т.е. до потери ума). Правда и то, что флот долгое время был единственным родом войск, где официально один раз в день нижнему чину разрешалось перед обедом выпить чарку водки. Верно и то, что «brandy of Moscow is good to the last drop». По крайней мере, так считают сами англичане – морские законодатели. Неверно лишь одно, что молодые люди, спиваются только потому, что служить пошли во флот. Многолетний опыт говорит, что и пьяниц и трезвенников и «центристов» алкогольных пристрастий готовит семья и только семья. На флоте салажонок единственно получает возможность дальше развить уже приобретённые и явные или пока скрытые «способности».
13. Brandy of Moscow is good to the last drop (англ.) – Московская водка хороша до последней капли.
Русские моряки всегда много плавали (когда позволял военно-морской бюджет). Уже говорилось, что море – враждебная среда. Посему в море моряку расслабляться нельзя. Обретя под ногами твердь, ему хочется снять нервное напряжение. Что же ему может предложить земля? Набор развлечений невелик. Самым дешевым считалось и остаётся по сей день – общество Бахуса. Русского рядового моряка это всегда устраивало, поскольку он был одним из низкооплачиваемых представителей этой профессии на планете. Его видели редко (он много плавал), а когда всё-таки встречали – он уже был навеселе. Складывалось мнение, что он всегда пьян.
Когда 300 лет тому назад царь Пётр Алексеевич начал создавать флот, в море вышли деревянные парусные суда, которые боялись огня. Пожар на таком корабле, – это смерть всей команде. Если деревянный парусный корабль как следует займётся, то потушить пожар практически невозможно. Тушить то приходилось, находясь на горящей палубе, отступать было некуда. Правда воды для тушения пожара хватало, хоть отбавляй, но надо было постоянно думать о том, что, увлекшись заливанием огня, можно залить в трюм столько воды, что корабль утонет. Так вот из-за этой самой пожароопасности на петровских кораблях в поварнях не разводили огонь. Значит горячего ни на обед, ни на ужин не давали. Консервов тогда ещё не было. Питались всухомятку, чем бог послал. Труд матроса, особенно гребца на галере, ворочавшего шестиметровое весло, требовал обильного питания. В дневной рацион входили: 2 фунта хлеба, фунт солонины, лук, репа, редька, квашеная капуста, солёная и вяленая рыба, а также другие продукты. Без чарки водки съесть такую гору не очень то вкусной пищи не представлялось возможным. Как нибудь попробуйте сами. Включили в рацион чарку. Так, со дня создания флота началась регулярная раздача вина (водку тогда называли белым вином) команде перед обедом и ужином. По объёму петровская чарка была раза в два-три больше официальной флотской чарки конца XIX века, составлявшей 1/80 ведра = 0,154 л (не путать с кабацкой чаркой, равной 1/100 ведра = 0,123 л). Вот так выпивая водку и закусывая солониной с редькой, питались русские моряки.
14. Бахус – латинская форма имени Вакх, одного из имён древнегреческого бога виноделия Диониса. Юрий Дубинин. Бахус. 2003 г.
С появлением на судах огнестойких очагов в поварнях, позже названных камбузами (на самом деле камбуз, это голландское название кухонной плиты), моряки приобщились к горячей пище, а чарка уменьшилась в объёме и выдавалась перед обедом. Зато возникшая церемония выдачи вина команде, целиком заимствованная из обычаев английского флота, обрела черты исконно русской традиции. За 15 минут до обеда с вахты подавалась команда: «Вино достать!». По этой команде караульный начальник получал у старшего офицера ключи от ахтерлюка. Эти «священные» ключи старший офицер всегда имел при себе. Караульный начальник в сопровождении вахтенного офицера, баталера и баталерского юнги, не мешкая, но с достоинством тут же отправляется в трюм и вскрывает ахтерлюк. Спустившийся в помещение ахтерлюка баталер наполняет вином из бочки ендову. Ендова (A tin-pot with a snout for keeping brandy, или по-русски лужёный котелок для хранения водки с обратным носком), – это специальный большой медный лужёный изнутри сосуд с носком, по рисунку и форме древне-русского стиля, предназначавшийся для хранения и переноса водки, непосредственно перед её распитием. Своего рода кувшин с вином на обеденном столе.
15. Ахтерлюк – в данном случае, помещение в трюме судна, служившее для хранения провизии.
Англичане для этой цели использовали деревянную кадушку по форме представлявшую усечённый конус, полированную снаружи и сбитую несколькими начищенными до блеска медными обручами. На кадушке сверху вниз в три яруса располагались надписи: «King», «Grog» и «God bless him». Самая верхняя напоминала всем о лице главном на флоте, чьим старанием кадушка наполнена и доставлена на борт корабля Его Величества (HMS). Средняя надпись гласила, что кадушка наполнена не водкой (как у русских моряков) и не ромом, а грогом – разбавленным водой ромом. Эх, Европа, только и умеешь портить продукт! Самая нижняя в сочетании с самой верхней – готовый тост: «Боже, храни короля!». Мы ещё вернёмся к нему, когда винная тропа приведёт нас в офицерскую кают-компанию. Задраив ахтерлюк, торжественная процессия направляется на шкафут, где, поставив ендову, будет ожидать очередной команды с вахты. За 5 минут до обеда раздаётся команда: «Вино наверх!». По этой команде ендова с вином переносится на самое священное место корабля, где всем и даже лицам Царствующего Дома разрешалось находиться только с непокрытой головой, на шканцы. Там её устанавливают на особый широкий табурет, покрытый чистой парусиновой подстилкой. Поверх ендовы, на её открытый верхний край клали чистую, хорошо оструганную дубовую дощечку, на которую, в свою очередь, ставилась чарка. По команде «К вину и обедать!» все унтер-офицеры, имеющие боцманские дудки, подают первый предварительный призывный сигнал.
Вообще боцманская дудка способна издавать только протяжный или отрывистый свист средней интенсивности, а также трель. И сегодня на флоте можно услышать такие неофициальные команды, как: «Свистать всех наверх!», «Высвистать ко мне баталера!», хотя на кораблях уже давным-давно нет никаких боцманских дудок. На сухопутных парадах с участием моряков дудки иногда подвешивают на грудь идущих в первой шеренге в качестве «цацек» и только. Совсем недавно, в середине прошлого столетия в Корабельном уставе были перечислены все команды, подаваемые дудкой и особыми знаками (своего рода нотами) расписывалось их исполнение. А на учебных кораблях флота можно было услышать сигналы, исполняемые на дудках. Теперь всё забыто. Боцмана, хорошо свистевшие на дудке, были способны изобразить даже пение соловья.
16. Баталер – унтер-офицер, заведовавший на корабле денежным довольствием, провиантом и обмундированием команды. 17. HMS, His (Her) Majesty’s ship – Его (Её) Величества корабль 18. Шкафут – пространство на верхней палубе между фок-мачтой (первой от носа) и грот-мачтой (следующей за ней).
По предварительному сигналу дудкой все боцмана, боцманматы и унтер-офицеры располагаются вокруг ендовы по кругу и по команде главного боцмана троекратно синхронно исполняют на дудках сигнал «К вину и обедать!». Меняя продолжительность, тональность и интенсивность звуков боцмана творили радостное настроение. Когда затихала трель сигнала все участники ритуала, стремясь изобразить на лице почтительность, поочерёдно, снимая фуражки (ведь шканцы!) и соблюдая старшинство, подходили к ендове. Главный боцман, подойдя первым, брал чарку, зачёрпывал ею из ендовы, и, подставив под неё ладонь левой руки, чтобы ни капли не пролить на палубу, торжественно пил вино. Вслед за боцманом по очереди, не задерживаясь и молча пьёт команда, в аккурат повторяя все жесты старшего. Стоящий у ендовы со списком команды, внесённым в специальную корабельную книгу, баталер отмечает в нём каждого выпившего чарку водки. Участвуют в церемонии только те, кто хочет выпить перед обедом. Кто обходится без аперитива, получает за каждую чарку водки 8 копеек. Таких, к удивлению некоторых наших современников, большинство. По крайней мере, так было в XIX веке.
На сегодня чарка в Российском флоте отменена. Вино продолжают выдавать только на подводных лодках, находящихся в плавании. 50 грамм сухого виноградного или столового вина положено выдавать ежедневно каждому подводнику в целях улучшения пищеварения в условиях гиподинамии. Такое мизерное количество не смотрится в стакане, поэтому на лодках пьют по 100 грамм вина через день без каких-либо ритуалов, а все дни похода делят на алкогольные и безалкогольные.
Примечание ОАГ: Вообще идеология этих 50 г для подводников атомных лодок была другая. Вино должно было быть красное Каберне, т.к. медики определили, что только этот сорт вымывает из организма стронций.
С офицерским составом Русского Императорского флота было по-другому. Все корабельные офицеры имели общий стол в корабельной кают-компании, выделяя для этого из своего жалования необходимую сумму денег в распоряжение выбранного ими же из своей среды и утверждённого командиром корабля содержателя. Офицер-содержатель совместно с корабельным артельщиком закупали необходимые съестные припасы и формировали кают-компанейский винный погреб. Многое было заимствовано от обычаев, принятых в английском флоте. Как и там, в русской кают-компании старшим был старший офицер корабля, который следил за порядком, соблюдением правил поведения в кают-компании, в том числе и за умеренным потреблением спиртного господами офицерами. В английской кают-компании первый тост произносили за короля, сократив короткое «King. God bless him» до «King». Пили сидя, чем подчёркивали свою принадлежность к великому флоту, на кораблях которого всегда было трудно стоять на ногах, ибо они постоянно находились в бушующем море, а низкие подволоки (потолки) кают к тому ещё не позволяли встать во весь рост.
Тосты в кают-компании российского корабля были разные. За здоровье императора пили тоже, но редко. Иногда пили только «За прекрасных дам». И девятнадцатую тоже. Пили «За тех кто в море», – сегодня этот тост постепенно теряет смысл. После него хочется взвыть: «А-у-у-у! Где вы?» На каждом классе кораблей была своя доморощенная манера пития. Стремительные «миноносники» пили «залпом», чванливые линкоровские офицеры неспеша, со вкусом, цедили священную влагу, энергичные, влюблённые в свои крейсера, их мичмана и лейтенанты, приступая к обеду, деловито половинили стопку. На подводных лодках в начале прошлого века вообще отказались от вина, дабы, находясь в замкнутом невентилируемом пространстве корабля, не оскорблять запахом спиртного своих сослуживцев. Над всем витала культура пития, привитая семейным воспитанием.
Использованная литература.
Военно-морские церемонии. Справочное пособие для офицеров ВМФ. М, 1988. Военно-морской протокол и церемониал. Справочное пособие для офицеров ВМФ. М, 1979. Корабельный устав ВМФ СССР (КУ-51). М, 1951. Горденев М.Ю. Морские обычаи, традиции и торжественные церемонии Русского Императорского флота. Лос-Анжелес, 1936.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Пытаясь глубже понять состояние души опального адмирала, я перечитал книгу Е. Тарле «Наполеон» и обнаружил интересную аналогию. Сосланный на остров Святой Елены французский император предавался воспоминаниям, которые диктовал для записи своим подчиненным. Они касались его войн, военного искусства других полководцев и военных дел вообще. Овладел мастерством написания мемуаров и другой изгнанник - Николай Герасимович Кузнецов. Его книги «На далеком меридиане», «Накануне», «На флотах боевая тревога», «Курсом к победе», «Крутые повороты» обнаруживают и глубокие познания ратных дел флота, и несомненный литературный дар. - Было радостно видеть, что жизнь наполнилась для него новым смыслом. Работа над книгами постепенно гасила боль от пережитого, - рассказывал Николай Николаевич. - К тому же проявлением какой-то высшей справедливости явилось то, что не избежали опалы и его «обидчики». Воистину относись к другому человеку так, как ты желал бы, чтобы он относился к тебе. Впрочем, какими бы сложными ни были отношения отцов, они не служили препятствием для общения детей. Мы, например, нередко встречались с Радой Никитичной Аджубей (Хрущевой). Дочь бывшего Генсека работала заместителем главного редактора журнала «Наука и жизнь» и даже поместила вполне объективную статью о Николае Герасимовиче. Сейчас, владея определенной информацией, мы лучше понимаем, что отношения между «большими родителями» зависели от многих сокрытых от нас обстоятельств, связанных, в том числе, и с борьбой за высшую власть в стране. Некоторые политические руководители, очевидно, видели в отце, как и в Георгии Константиновиче Жукове, серьезных соперников...
Олег Стрижак: Если сравнить толпу исторических лиц на полотне (И.П.Пшеничного) с береговым массивом, то меж Кузнецовым и Горшковым пролегает бухта, фиорд. Кузнецов и Горшков соседствуют, но разделены пространством. Кузнецов принадлежит к той части истории, где Ушаков и Нахимов. А Горшков — уже из другого времени.
Эту мысль проводит в очерке «Вернуть Кузнецова», опубликованном в газете «Завтра» (№ 30. 2004 г.) в дни 100-летия со дня рождения адмирала, и публицист, капитан первого ранга Карем Раш: «Инфантилизм пожилых людей во властных структурах сегодня поразителен, - отмечает он. - Они и сейчас не способны понять, что после смерти Сталина только два человека в стране достойны были стать у штурвала государственного корабля - это нарком флота, адмирал Николай Кузнецов и полководец, маршал Георгий Жуков. Оба Герои Советского Союза военной поры, оба привыкшие повелевать и оба в расцвете сил. На Параде Победы 24 июня 1945 года Жукову - пятьдесят лет, Кузнецову - сорок». По его словам, «Кузнецов бессознательно впитал в себя дух и метод Великого Петра-адмиралтейца. Жизнь Кузнецова - просветленная, правдивая и жертвенная - чистый пример религиозно-православного подвижничества вне церкви. Кузнецов и был послан, дабы связать все времена и просветиться в жесточайшее время. Он не был в трех кругосветках, как Лазарев, Коцебу и другие; не ходил в первые кругосветки, как Крузенштерн и Лисянский; не сражался при Наварине и на севастопольских редутах, как Нахимов, Корнилов и Истомин; не плавал во льдах, как Белинсгаузен, Сарычев, Чириков, Врангель и Литке; не водил, как святой адмирал Ушаков, русские эскадры от победы к победе; не получал боевого святого Георгия «за осьмнадцать морских компаний», как великий рязанец Василий Головин, чьими записками зачитывалась Россия; но даже в сравнении с этими безукоризненными моряками и командирами и в сопоставлении с лучшими командирами английского и германского флота, помор Николай Кузнецов превосходит всех талантом морского командира-наставника, флотоводческим кругозором, мужеством и исключительностью судьбы». Это подтверждает еще другой труд Раисы Васильевны Кузнецовой «Флотоводец» (М. Издательство «Петровский двор». 1999). «Ныне пришел час понять, кем же был для Флота, для Державы Николай Герасимович Кузнецов, как он жил, ради чего вел за собой соратников, боролся с косностью и серостью «винтиков» современной ему государственной машины. Я полностью разделяю мнение тех, кто убежден: Н.Г.Кузнецов - не просто талантливый, но и выдающийся флотоводец», - отмечает в предисловии к книге председатель Движения поддержки флота Михаил Ненашев. Факты, приведенные в книге «Флотоводец», показывают, насколько плодотворной была деятельность Н.Г.Кузнецова. Казалось бы, война закончилась, враг повержен, а какая работа шла под его руководством по дальнейшему наращиванию мощи нашего флота! Николай Герасимович хорошо усвоил проверенный в ратных испытаниях принцип: «Хочешь мира, готовься к войне».
Именно Кузнецов добивается разрешения об установке первого опытного образца реактивного оружия на крейсере «Адмирал Нахимов» на Черноморском флоте. Вместе с А.П.Малышевым и А.П.Звенягиным он рассматривает проекты атомной подводной лодки и утверждает первый проект. Специалисты ВМФ в ходе рассмотрения проекта выявили серьезные недостатки, главный из которых - неверная оценка назначения подводной лодки. Руководитель проекта академик А.П.Александров вспоминал: «Лодка по заданию должна была иметь огромную торпеду диаметром 2 м. с мощной водородной бомбой. Когда эту лодку разработали довольно глубоко, провели первое рассмотрение ее с флотом. Пригласили Н.Г.Кузнецова. Он посмотрел и говорит: «Мне такая лодка не нужна». Предложения Кузнецова были учтены, и проект атомной подводной лодки был переработан. Фактически Николай Герасимович создавал новое мировоззрение в судостроении с 1946 года, стоял у истоков создания ракетно-ядерного флота и в начале пути внес практический вклад в фундамент этого дела.
Кириллов Валерий Яковлевич, член Союза СП РФ, заслуженный работник культуры РФ. г. Андреаполь, Тверская область