— Ничего, — засмеялся Красовский, — я тоже первое время не мог привыкнуть, даже не спал. А теперь, представьте, в отпуске не могу спать без этой музыки. Зато и река и море рядом, почти как на курорте. «Ничего себе курорт!» — едва не вырвалось у меня. — У нас большие планы, — продолжал комдив. — Получили рефулер, будем намывать песок. Через год-два всю территорию на метр засыплем, так что от болота и следа не останется. И мостки ликвидируем, и лягушек поубавится. Кстати, о лягушках. Сильнее квакают не те, что в болоте, а те, что живут на деревьях. Да, да, не удивляйтесь. Есть и такие. Значительно меньше своих болотных собратьев, ярко-зеленого цвета, а кричат, будь здоров. Ну да ладно. Сами все это увидите. А сейчас определяйтесь на постой. В офицерских домиках свободных комнат пока нет, так что придется снимать у местных. Комнату в деревне советую подыскать поближе к части, в доме, к которому протянуты электрические провода. Сейчас я вызову офицера, он вам поможет. Через минуту на пороге кабинета командира дивизиона появился невысокий черноволосый лейтенант. — Вот, познакомьтесь, наш связист лейтенант Михаил Ховрин. Помогите, Михаил Иванович, снять квартиру старшему лейтенанту. Назначен к нам специалистом РТС. — Снимем в лучшем виде, товарищ капитан второго ранга, — весело ответил Ховрин и, дружески меня обняв, повел на улицу. — Думаю, что искать особенно не придется, — сказал Михаил. — В нашем доме жил ваш предшественник. Правда, комнатка маловата, он холостяковал. Но, думаю, на первых порах вам подойдет. Соседями будем, — закончил Ховрин, ловко подхватывая чемоданы. — А ящик? — спросила Виктория растерянно. — Никуда он не убежит. Вначале снимем комнату, а потом на газике и его подброшу. Комната нам не понравилась. В ней не было окна. Его заменяла застекленная дверь. Сквозь щели в полу виднелась земля. Печки я тоже не обнаружил. — Вы тут пока посоветуйтесь, а потом скажете, — предложила хозяйка, заметив нашу нерешительность, и ушла на свою половину.
— Чего пригорюнились? — улыбнулся Михаил. — Нина! — позвал он жену. — Знакомься, ленинградцы, Виктор и Виктория, так сказать, победители. Смущает их наше соседство, не хотят селиться. — Да не соседство. Вы же видите: окна нет, печки тоже, в полу щели почти в палец, мебели кот наплакал, — сказала Виктория. — А зачем вам больше? Кровать есть, шкаф, стол. А окно не нужно, и так светло, зато нежарко. Что касается щелей, то это даже удобно: не нужно пепельницы. Бросил окурок, и он уже на земле. Сплошная экономия времени. Поживете, а к зиме переберемся в городок. Наверняка будет замена. Идет? — решительно спросил Михаил. — Ладно. — Мы с женой переглянулись. — Не хочется искать еще где-то. Да и не знаем мы здесь никого. — Вот и чудесно! Нина, помоги Виктории разобрать вещи, а я вечерком их ящик подкину. Ну что, новосел, пошли в штаб! И началась моя служба в дивизионе. Забот хватало. Катеров было много, на каждом — радиолокационная станция. Я отвечал за исправность радиотехники, учил радиометристов обслуживать станции, ремонтировать их. Кроме того, учил командиров катеров использовать станции в целях кораблевождения и в бою, с применением оружия. Со всеми офицерами у меня установились хорошие товарищеские отношения. Но больше всех сдружился с командиром первого звена капитан-лейтенантом Трущелиным. Как и я, Борис окончил училище имени Фрунзе. Был он настоящим асом торпедных атак. При выходах в море я старался попасть на его катер. Борис пользовался большим уважением и у Красовского. При появлении какой-нибудь комиссии звено Трущелина неизменно выходило в море. Комдив знал: Борис не подведет. Высокий, спортивного типа, с небольшими усиками, он пользовался благосклонностью женского пола городка, и Нине, жене Трущелина, приходилось быть начеку. Бывало, в море Борис с улыбкой говорил: — Опять вчера Нина отчудила. Приревновала к жене доктора. А я только поднес ей сумку с продуктами из магазина. — Рассказывай, Борис, ты ведь известный .
— Да клянусь тебе, никогда не изменял Нине. И действительно, после я убедился, что в дивизионе он был, пожалуй, самым преданным мужем и заботливым отцом.
* * *
Наши маленькие дюралевые катера не могли уходить далеко от базы. По сравнению со своими большими деревянными собратьями они имели ограниченность плавания и зависели от погоды, предназначались в основном для прибрежных действий. Не было на них кают командира и помощника, кубриков. Мал был и экипаж. И все же наши «малыши» представляли собой грозную силу. Вооруженные двумя торпедами, несколько меньшими по диаметру, чем на больших катерах, они могли потопить любой надводный корабль. Характерной их особенностью была высочайшая скорость: катер мог спокойно догнать собственную торпеду, выпущенную из аппарата.
Вскоре после моего назначения командир дивизиона поставил задачу: отработать вход в узкость по данным РЛС. Вышли в море всем дивизионом. Расположившись на корме флагманского катера, комдив со штабными специалистами придирчиво следил, как катера один за другим входили в устье реки. Пользоваться визуальными средствами было запрещено, разрешалось применять только данные радиолокации. Берега в этом районе низкие, хорошего радиолокационного контраста береговой черты не получалось. Радиометристу и командиру требовалось большое мастерство, чтобы по изображению на экране войти в узкость. Но предварительные тренировки сделали свое дело, и все катера благополучно выполнили задание. Остался флагманский. Комдив, довольный, сидел, нарушая правила, на леерном заграждении. — Не будем спешить, отдохнем маленько, Иван Степанович, — обратился он к дивизионному механику, — садись рядом. Что ты все в рубке? Расскажи что-нибудь. Механик, гигант килограммов под сто весом, улыбаясь, сказал: — Боюсь я, Владимир Александрович, с тобой садиться. Не выдержит цепочка нас обоих. — Выдержит. Садись, покурим. Сладко затянувшись, комдив раскрыл рот, чтобы что-то сказать севшему рядом механику. В то же мгновение раздался треск лопнувшей цепочки, и мы увидели мелькнувшие в воздухе ботинки комдива и механика. Оба оказались за бортом. Отфыркиваясь и чертыхаясь, комдив широкими саженками подплыл к борту, где его подхватили заботливые руки матросов.
— Не думал, Иван Степанович, что ты такой тяжелый, — говорил, скидывая с себя мокрую одежду, Красовский. — И зачем я тебя пригласил сесть рядом? — Я же предупреждал, Владимир Александрович, что оба не усидим. В тебе ведь тоже пудов шесть. Это нам наказание за нарушение корабельных правил. Командир дивизиона и механик были одногодками. Их связывала многолетняя совместная служба, скрепленная дружбой. — Ну ладно. Мы искупались. Пока будем сушиться, пусть и остальные искупаются. Катер лежал в дрейфе. Зелено-синее море было спокойно. Далеко на берегу, на горизонте, белели снежные шапки гор. И от этой красоты, от сознания, что вокруг тебя твои товарищи-единомышленники, сладко щемило в груди. Ярко светило солнце. На стопе в штормовой одежде было жарко. С удовольствием приняв приглашение комдива, я, раздевшись догола, прыгнул в изумрудную прохладу соленой воды. Освежившись, поднялся на борт. Вещи комдива и механика еще не просохли, и я, надев брюки и сапоги, остался в одной тельняшке. — Справа сорок, дистанция пять кабельтов, рыболовный сейнер! — раздался голос сигнальщика. Сейнер шел к нам. — Что ему надо? — недовольно пробурчал комдив, с трудом натягивая мокрую одежду. — На катере! — прозвучал голос, усиленный рупором. — Помощь не нужна? — Не нужна, — ответил Красовский рыбаку, стоявшему на мостике. В нем я узнал капитана из соседнего рыболовецкого совхоза. — А я смотрю, катер без хода, думаю, может, случилось что? Ну, коли все в порядке, отведайте свежей рыбки. Большая попалась нынче.
— Вы уж лучше рыбку сдайте на завод, план перевыполните, — ответил комдив. — Да в том-то и дело — не берут. Говорят, не хватает мощности для переработки. Ходили даже в Батуми, и там такая же картина. Придется вываливать в море. Так что берите. Я уже слышал, что рыбаки, не имея возможности сдавать рыбу на перерабатывающий завод, вынуждены выбрасывать ее в море. Даже статью в «Правде» читал в связи с этим. Говорилось в ней, в частности, о том, что на батумских пляжах стоит тяжелый запах мертвой рыбы. Ставился вопрос о срочном строительстве еще одного завода в этом районе. Но пока дело с места не сдвинулось. — Ну, раз некуда девать, возьмем, — сказал комдив. Рыбаки, подойдя к борту катера, передали нам два ящика крупной кефали. Поблагодарив за рыбу, мы направились в базу. Сойдя на стенку, Красовский, обращаясь к Трущелину, распорядился: — Борис Ильич, дайте команду, чтобы часть рыбы отнесли на камбуз матросам, а всю остальную пусть заберут офицеры и сверхсрочники. Взвалив на плечо здоровенную рыбину, я потащил ее домой. Всплеснув руками, Виктория запричитала: — Что же я с ней делать-то буду? У нас ведь и холодильника нет. — Не боись! Сразу всю свари, зажарь, потуши. Угостим Ховриных, хозяйку.
и
Хранить скоропортящиеся продукты у нас действительно было негде. С холодильником проблем не было. Они продавались свободно. Но... не было света. Мощности дивизионной передвижной электростанции не хватало, и свет в дома, где жили офицеры, давали только тогда, когда в море уходил весь дивизион и запускалась дополнительная электростанция, снабжавшая энергией береговых связистов. Только через год началось строительство линии электропередачи из Поти к нам по побережью. Мы с женой начали привыкать к здешнему климату. Тут круглый год стояла стопроцентная влажность. Если оставить соль открытой, через некоторое время она превратится в мокрое месиво. Да что там соль — не выдерживал даже фотоаппарат: у него отклеивалась шторка затвора. А хлопчатобумажный китель становился влажным. Мы уже не удивлялись здешним причудам. Например, вместо коров местные жители держали буйволов. Именно такое молоко мы и пили. Иногда доводилось наблюдать картину: везет буйвол телегу на громадных, грубо сколоченных, больше похожих на квадраты, колесах и вдруг останавливается как вкопанный. Ни понукания возничего, ни удары хворостиной на него не действуют. Встанет — и баста. Вначале, не зная, в чем тут дело, я советовал хозяину: — Зайди, геноцвали, спереди. Потяни за вожжи. — Нет, бичо, ничего не выйдет. Придется распрягать. Освободившись от сбруи, буйвол погружался в первую попавшуюся болотистую ямку и, с удовольствием искупавшись в грязной жиже, снова послушно подходил к .
Окончание следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
"У волка было пошлое прошлое, тощее настоящее и гнетущее грядущее..."
Шарль Перро. "Красная шапочка"
Подполковник Азрумелашвили Гиви Александрович окончил ТНВМУ в 1949 году, ВВМУ им. М.В.Фрунзе, 2-й, артиллерийский факультет – в 1953 году, учился вместе с ленинградскими нахимовцами. По окончании назначен командиром бронекатера 43-го гвардейского дивизиона бронекатеров Краснознаменной Дунайской флотилии. С расформированием флотилии, назначен командиром водолазного бота ВМ-78 4-го Краснознаменного Балтийского флота. В 1956 году в связи с сокращением армии и флота (1,2 миллиона человек) уволен в запас и поступил на службу в МВД. Окончил в 1957 году школу МВД. В 1966 году поступил в армейскую академию – Военно-инженерную академию им. В.В.Куйбышева, закончил её в 1970 году, фортификационный факультет и получил звание инженера-строителя. Получил воинское звание подполковника. В 1976 году по возрасту вышел второй раз в запас, но теперь, по армейской специальности. Ведущий инженер, старший инженер, инженер в научных учреждениях республики.
Автобиографии обычно начинают словами: "Я, имярек родился там-то такого-то числа, месяца и года...", а надо начинать с предков, так как наши родители, дедушки, бабушки с их наставлениями и рассказами о прошлом с самого раннего детства оказывают большое влияние на формирование личности и во многом определяют её характер и мироощущение, хотя, конечно же, жизнь вносит существенные коррективы.
Тифлис в начале XX века
ПРЕДКИ
Со стороны отца
Мой дед со стороны отца Георгий Моисеевич Азрумелашвили был сапожником, происходил из крепостных крестьян, но, как и его отец, родился в Тифлисе и считал себя коренным горожанином. Двадцати пяти лет отроду он женился на красавице Римсо Михайловне из близлежащей деревни Ахалсопели. Жили они в маленьком домике в рабочем поселке на окраине Тифлиса, в Нахаловке (строить жилье за железной дорогой не разрешалось, но рабочие не считались с запретом, отсюда и название посёлка; сейчас это центр города, но название сохранилось).
ПРЕДКИ
1908 год. Георгий Моисеевич и Римсо Михайловна.
Дед был знаком с большевистским агитатором Сосо, который был старше него на четыре года. Однажды, летом 1909 года Сосо, преследуемый жандармами, попросил Георгия, работавшего, как обычно, на улице у калитки своего двора, спрятать его. Дед, конечно же, не отказал знакомому парню, тем более сыну коллеги, завёл его во двор и спрятал в курятнике, накрыв огромной корзиной (годори) из-под винограда, и посадил сверху кур (вечерело, и куры уже засыпали). В руках хозяина куры быстро успокоились. Дед вышел на улицу собрать инструменты. Тут появились жандармы. Они вошли во двор, обыскали дом (всего-то комната и веранда). Кругом тишина и порядок. Заглянули в курятник, куры сразу же всполошились. Жандармы ушли ни с чем, а (в будущем великий вождь и учитель, родной и любимый, деспот и тиран) в этот раз избежал ареста. Зато Георгий Моисеевич по доносу сознательного соседа был арестован, посажен в тюрьму, осуждён за укрывательство и вместе с женой (тогда это разрешалось) и полугодовалым сыном был сослан в Сибирь, в поселок Туринск Тобольской губернии. Там он в совершенстве овладел русским языком со всеми сибирскими "давеча" и "однако". По дороге туда он сломал себе ногу, кость неправильно срослась, и он на всю жизнь стал инвалидом, сильно хромал.
1917 год. По возвращении из Сибири. Мои: бабушка Римсо, прабабушка Екатерина (Като), отец (справа) и дяди.
В марте 1917 года он с женой и тремя сыновьями Александром (1909), Андреем (1911) и Михаилом (1913) вернулся в родной город. Но радость возвращения была омрачена скоропостижной смертью Римсо, которая заболела ещё в Сибири и не перенесла тягот переезда. Дед, обременённый работой и тремя малолетними сыновьями, срочно женился на бедствующей вдове с двумя детьми (сыном и дочерью). Мой восьмилетний тогда отец был самым старшим из детей. Его младшего брата Михаила взяла на воспитание (и дала ему высшее образование) тётя, сестра его матери Мария Михайловна, которой самой-то было неполных семнадцать. Она была необыкновенно добрая и чрезвычайно умная женщина.
Тетя моего отца Мария Михайловна - моя любимая бабушка (Бабо).
Имея образование лишь несколько классов сельской (грузинской) школы, она весьма прилично говорила и писала по-русски, а её эрудиции и мудрости удивлялись все, кто её знал. Достаточно вспомнить невероятнейший факт, которому я был свидетелем. Муж ее, грузинский Захар Алексеевич, работавший поваром, летом 1939 года был арестован по обвинению в антисоветской пропаганде. (Стоя в очереди, которая обычно бывала за горячим грузинским хлебом, он матюгнулся в адрес правительства.) Так она написала в следственный комитет (сама!) такое аргументированное письмо, что Захара через несколько дней отпустили к великой радости детворы и к удивлению взрослых соседей их огромного двора. По тем временам - чудо. Но вернёмся в год 1923-й.
1924 г. Баку.
Отцу моему шёл пятнадцатый год, когда он, покинув семью отца и мачехи, отправился пешком из Тбилиси в Баку, чтобы поступить на подготовительные курсы Бакинской школы командиров РККА. Шёл он вдоль железной дороги, чтобы не сбиться с пути. Во время этого двухмесячного вояжа он встретил много добрых, хороших людей, которые давали ему приют и кормили. Научился понимать азербайджанский и всю жизнь очень тепло отзывался об азербайджанцах и любил их язык и песни. Проучившись в Баку почти два года, он вернулся в Тбилиси, так как его отец захворал, и семья нуждалась в помощи, и стал работать маляром на паровозовагоноремонтном заводе. Там он встретился с молодой работницей Лариссой Павловной Федотовой. В конце 1930-го состоялась их комсомольская свадьба. Моя мать Ларисса Павловна была дворянского происхождения.
Со стороны матери
Мой прадед Иван Адамия. 1900 год.
Её мама Ксения Ивановна была дочерью мелкопоместного грузинского дворянина Ивана Адамия, который на рубеже веков погиб в какой-то стычке с горцами, оставив своей вдове, донской казачке, Варваре Семеновне Адамия (Веропаевой) скромную пенсию, дочь и двух сыновей.
1941 год. Моя прабабушка Варвара Семеновна (Бабуся). Мой дед Сергей Иванович (дядя Сережа)
Старший брат Сергей Иванович окончил гимназию, в 1914 году попал на фронт, довоевался до чина капитана в должности командира пулемётной роты, а в 1917 году демобилизовался, вернулся в Тифлис и до самой смерти (1959 г.) работал главным администратором в театре им. Ш.Руставели. Младший - Григорий Иванович окончил Тифлисское реальное училище, в 1918 году стал красным командиром и всю жизнь был военным.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Стоя на мостике, мы с восхищением наблюдали, как морские пехотинцы с десантных катеров вместе с волнами прибоя врываются на берег. Откинулись носовые створки у десантных кораблей. Пошли по аппарелям в воду плавающие танки с нарисованными на бортах военно-морскими флагами. Ведя огонь на плаву, мощные броневые машины двинулись в район высадки. Тем временем к берегу приблизились два транспортных судна. Вплавь и по откинутым аппарелям пошли с них на плацдарм главные силы десанта — мотострелки. Им предстояло развить успех морских пехотинцев, перейти в наступление вглубь обороны «северных». Довольные возвращались мы в базу. В боевых листках и молниях назывались фамилии отличившихся матросов и старшин. К моей радости, среди них были и моряки радиотехнической службы, боевой части связи и наблюдения. Что же, не зря мы недосыпали в учебных походах, тренировались в стрельбе. Именно в таких учениях и проявляются слаженность и сплоченность подразделений корабля.
* * *
В конце лета меня вызвали в отдел кадров. — Вы когда-то выражали желание служить на торпедных катерах? — Так точно, — ответил я сидящему передо мной капитан-лейтенанту с безукоризненным пробором в волосах. Вопрос капитан-лейтенанта застал меня врасплох. Действительно, прибыв на , я просил назначить меня на торпедные катера. Но тогда такой возможности не было. С тех пор прошло почти два года, я привык к кораблю, к своим товарищам и не представлял себя на другом корабле.
— Время идет, пора уже думать о повышении по службе, — продолжал кадровик. — О вас хорошо отзываются в части, и мы решили предложить вам должность дивизионного специалиста РТС в одной из частей торпедных катеров. Как смотрите на такой перевод? — А куда придется ехать? — Служить будете далеко отсюда. На побережье Кавказа. Может быть, вам не хочется оставлять здесь квартиру? — Какая там квартира. Мы снимаем комнату в городе. — Ну, а там с жильем проще. Да и по службе это большое повышение. Ну как, согласны? У меня было двойственное чувство. С одной стороны, снова попаду на полюбившиеся мне торпедные катера, да еще дивизионным специалистом, а с другой — жаль расставаться с кораблем. Но все же первое притягивало к себе больше. — Согласен, товарищ капитан-лейтенант, — твердо ответил я. — Ну вот и прекрасно. Другого ответа мы не ожидали. Все-таки первая любовь всегда крепче. На корабле уже знали о моем переводе. Командир и другие офицеры поздравили меня с повышением. Через несколько дней состоялись теплые проводы. В последний раз стоял я в строю на подъеме флага. Перед тем как распустить матросов, Бандуров сказал: — Мы хотели, чтобы вы всегда помнили наш корабль, свой экипаж.
Сборы были недолги. Паром доставил меня и Викторию на рейд, где стояла «Победа». шел до Поти не спеша, только днем, отстаиваясь ночами в крупных курортных городах. Впервые я чувствовал себя пассажиром на судне. Развалившись в шезлонгах на верхней палубе, мы с интересом наблюдали, как кувыркались в воде дельфины. Вечерами гуляли по залитым ярким электрическим светом набережным Ялты, Сочи и Сухуми, любовались морем. — Вот и наша знаменитая Колхида, — с гордостью показывая на пологие берега, сказал попутчик-грузин. — И чем же она так знаменита? — спросила Виктория. — Девушка, о Колхиде можно рассказывать часами! Вы ведь знаете древнее предание о золотом руно? — Что-то читала, — неуверенно ответила Виктория. — Что-то — это мало. Свое название Колхида получила еще в начале первого тысячелетия до нашей эры. Представляете, тысячу лет до нашей эры! — разошелся грузин. — По преданию, дети греческого царя Афаманта , спасаясь от злой мачехи, сидя на золотошкуром баране, отправились морем к кавказским берегам. Пассажиры прекратили разговоры, невольно прислушиваясь к интересному рассказу. — Один только Фрикс добрался до здешних мест, — продолжал польщенный всеобщим вниманием знаток мифов. — Сестра его не удержалась на спине барана и утонула.
Достигнув этих берегов, Фрикс принес барана в жертву Зевсу, а снятое золотое руно подарил царю Колхиды Ээту. Позднее оно было похищено и увезено в Грецию аргонавтами под предводительством Ясона. По преданию, золото на Кавказе добывалось так: опускали шкуру барана в воду золотоносной реки, на шкуре оседали частицы золота. Руно, на которое оседало золото, очень ценилось. Теперь, наверно, друзья мои, вам понятно, почему в древности сюда плыли аргонавты за золотым руном? — закончил свой рассказ грузин. — Вы так много знаете, — сказала Виктория, — наверно, вы ученый? — Я преподаю историю в одной из школ Поти. — Спасибо за чудесную легенду. Таких подробностей я не знала. И все же место не очень красивое, — сказала Виктория. — Вы не на берег смотрите, а дальше, — не согласился попутчик. — Видите, как на горизонте блестят снегом горы? Это Большой Кавказский хребет. Горы на фоне голубого неба действительно выглядели впечатляюще. — А какие у нас пляжи! Нигде на всем побережье, кроме Болгарии, нет таких. Чистый песок, намытый морем. В Сочи, в Сухуми крупная галька, нельзя загорать без лежака, а у нас золотой песок и так — до самого Кобулети. Теплоход подошел к причалу. Ловкие грузчики сгрузили наш нехитрый скарб — два чемодана и ящик от ЗИПа, в котором мы везли постельные принадлежности и посуду. Оставив жену в порту, я пошел в комендатуру гарнизона узнать, как добраться до части. На наше счастье, туда после обеда шла машина с продуктами.
— Повезло вам, товарищ старший лейтенант, — сказал мичман с береговой базы части. — А то пришлось бы добираться рейсовым автобусом. Народу битком, простояли бы несколько десятков километров, а дороги у нас, сами увидите... Около трех часов грузовичок заехал за нами. Посадив Викторию в кабину, я с мичманом пристроился под натянутым тентом в кузове. Не таким я представлял себе Поти. В моем воображении этот город всегда утопал в субтропической зелени. А здесь асфальт да асфальт. — А где же пальмы, кипарисы, бамбуковые рощи? — несколько обескураженно спросил я мичмана. — Экзотикой мы не богаты, — усмехнулся попутчик. — Все это в изобилии в Батуми. А здесь болото было. У нас недаром говорят: «Какой-то черт построил Поти на болоте». Без асфальта здесь нельзя, дожди косяком идут. Поразил меня своими размерами мост через Риони. Неширокая речушка бежала внизу, натыкаясь на камни. Зачем такой длинный мост? Привыкший к широкому раздолью Невы, где мосты перекинуты через реку без всякого запаса, я снова спросил мичмана: — А мосты-то зачем такие громадные, ведь речка узкая? — Это она сейчас узкая, а когда дожди, с гор такой поток идет, что моста хватает только-только... Да, все здесь было непривычно. И к этому надо привыкать. Даже дома в селениях выглядели чудно: стояли они на высоких, более метра, сваях. Создавалось впечатление, что это — избушки на курьих ножках. — Скажите, мичман, это тоже ваша достопримечательность? — показал я на дома.
— Скоро привыкнете, сами будете в таком жить, — улыбнулся мичман. — Здесь иначе нельзя. Во время разлива под домами частенько стоит вода. Вот и поднимают их на двухметровую высоту. Наш грузовик, надсадно гудя мотором, медленно переваливался с одной колдобины на другую, то и дело ухая в глубокие лужи. Асфальт остался позади. «Не так я представлял себе Грузию», — снова подумал невольно. — Не успевают подсыхать, — словно угадав мои мысли, вздохнул мичман. — Ничего не поделаешь: дожди и болото кругом. Одно слово — Колхидская низменность. Вот наконец и селение, где мне предстояло служить. Все те же дома на курьих ножках. По улице разгуливали высокие, тощие, в черных пятнах свиньи, похожие, скорее, на дворняг. Мичман помог нам сгрузить вещи у дома, где размещался штаб части, и тепло с нами попрощался. Первое, что нас поразило, — кваканье лягушек. На все лады, как бы соревнуясь между собой, лягушки орали, создавая чудовищную какофонию. Было впечатление, что их несчетное число. — Ну вот, Виктория, — стараясь держаться как можно веселее, сказал я, — здесь нам и придется жить. Так что привыкай к этой музыке. — Ничего, привыкнем, — бодрилась жена. От штаба были проложены деревянные мостки к каждому дому. Их предназначение мне было уже понятно: по ним передвигались во время разлива горной реки. Неподалеку стояли, тесно прижавшись друг к другу, катера. Не те деревянные, на которых я служил на Балтике, а крепкие, из дюраля. Выслушав мой доклад, командир дивизиона капитан 2 ранга Красовский Владимир Александрович, седоволосый гигант с доброй улыбкой, сказал: — Ну и какое впечатление произвело на вас наше житье?
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Утром обнаружили, что ночевали на очень грибном месте. Грибами, типа наших подберезовиков, было устлано все прилегающее пространство. Взбирались вдоль ручья довольно долго и все ждали, когда появятся озера, а их все нет и нет. И вдруг, о ужас, третий сюрприз – речка раздвоилась и вдоль каждой из них идут тропы. Та речушка, что по ходу нашего движения была слева, показалась нам более крупной и мы, обуреваемые сомнениями, двинулись по ней. Как выяснилось позже, здесь мы допустили первую ошибку, которая обернулась в итоге потерянным днем.
Вдоль Тляротинки в глубоких раздумьях.
Во второй половине дня добрели до каких то озер, очень небольших. После второго по ходу озера тропа незаметно растворилась, кругом никаких признаков пастбищ и мы поняли, что заплутали. Огорчение было скрашено тем, что набрели на большую площадь не растаявшего снега. Посовещавшись, решили продолжить движение вверх, а там видно будет. Часа через два ходу оказались на краю очень крутого спуска. Внизу зеленело плато, речушка и, о радость, баранта (сверху, как букашки). Спуск, как обычно, оказался труднее подъема, но через какое-то время на полусогнутых спустились на плато, пересекли речушку, которая протекала по дну оврага и поднялись по крутому склону наверх. Не успели толком осмотреться, как на нас вылетели четыре овчарки. Хорошо, что у нас были палки-посохи, которыми можно было обороняться. Собаки прижали нас к обрыву и не давали шагу ступить, дистанция на длину вытянутой руки с палкой. Так мы довольно долго «переругивались», пока не приковылял пастух и, отогнав собак, повел нас к стаду. По дороге объяснил нам, где мы ошиблись, надо было идти по правой протоке, как мы уже сами сообразили. Собаки были молодые и очень свирепые, поэтому пастух предложил нам добраться до соседнего стада, указал дорогу, извинился и отпустил нас с Богом.
На фоне снежной полосы.
Примерно через час, следуя на запад, мы добрели до искомого стада. Оно оказалось тем самым, на которое мы должны были выйти, если бы не ошиблись. Огромное стадо, три чабана, пара лошадей, палатка и несколько собак. Вот и все чем они располагали. Удивило отсутствие таких вещей, как топор, ружье, одеяла, радиоприемник. «А зачем?» - отвечали они. Ребята очень симпатичные и добродушные, но с кинжалами за поясом. Собакам что-то сказали и они больше нас не замечали.
С пастухами.
Здесь нам было оказано настоящее кавказское гостеприимство. Накормили свежей бараниной, тушеной в ведре на костре. Вместо хлеба влажная, грубого помола мука, которую надо было брать руками из общей посуды, сминать как снежок и отправлять в рот. Наелись на два дня вперед, распили дружно бутылку водки, которую предусмотрительно взяли с собой, и уже в полной темноте отправились спать. Нас поместили в палатку, которая служила им складом. Там хранились шкуры съеденных барашков, провизия и личные вещи. Сами пастухи ночуют в ней редко. Каждый вечер стадо сгоняется к подножию отвесной скалы. При этом около половины периметра стада не надо охранять. Пастухи с собаками располагаются в трех точках оставшегося периметра. Спят они прямо на земле в папахах, подстелив под себя половину бурки и укрывшись другой половиной.
День четвертый
Августовский снег.
Утром вышли из палатки, а вокруг белым бело, выпал снег. Один из пастухов вывел нас на нужное место. Показал видимые ориентиры, следуя которым мы должны были выйти на самую высокую точку и, повернув далее на восток, двигаться по хребтине, имея слева Дагестан, справа Грузию, а под ногами бараньи и лошадиные экскременты. До хребтины мы дошли довольно быстро и без приключений. Ориентиром служили высокие скалы, видимые издалека, да и экскрементов на каменистой дороге было достаточно. А вот когда повернули на восток и вышли на плато, заросшее травой по пояс, то с экскрементами стало хуже. Эта часть пути была легкой, без подъемов и спусков. Вначале тропа как-то узнавалась, а потом и вовсе исчезла. Экскременты попадались несколько раз, но явно не лошадиные, а когда на песчаном участке пути различили следы довольно крупных лап, то нам стало жаль, что свой цельнометаллический топорик мы подарили пастухам. И еще мы поняли, что снова сбились с тропы.
Привал.
Успокаивало то, что по всем признакам мы на хребте, движемся на восток по господствующей отметке. И так мы шли в сомнениях, пока слева от нас не выросла высоченная гора, а прямо перед нами оказалась осыпь аллювиальных отложений с углом откоса около 45%. Вверх осыпь простиралась на 100-150 метров, а вниз было страшно смотреть. Ширина осыпи не более 40 метров и мы решили пересечь ее напрямую. Альтернативой обогнуть осыпь, двигаясь вверх, мы, конечно, пренебрегли, но не потому, что «умный в гору не пойдет», а просто от того, что сильно утомились. Предыдущие дни давали себя знать. Довольно крупный гравий с вкраплениями валунов вселяли уверенность в успехе, и мы пошли, от валуна к валуну. Женя впереди, я за ним. Довольно неприятное ощущение, когда из под ног, время от времени, вылетают камни и летят с грохотом, Бог знает куда. Страховки, кроме палок, никакой. Все шло терпимо, но в самом конце, когда Женя торжествующе вертелся на последнем валуне, а мне оставалось пройти буквально два шага, я чуть не загремел с камешками вниз. При очередном шаге левая нога стала твердо, а правой пытаюсь наступить, а она съезжает вниз вместе с камнями. И так несколько раз. Как я сбалансировал на одной ноге, до сих пор удивляюсь. Выручил снова благословенный посох, который мне протянул Женя. Ухватившись за него, я рискнул оттолкнуться от зыбкого склона правой ногой и через мгновение оказался на валуне. Возвышенность, которая неожиданно выросла слева от нас и напугала осыпью, продолжала и дальше оставаться слева, загораживая от нас Дагестан. Зато грузинская сторона временами стала проглядываться сквозь тучи справа от нас. Виды такой потрясающей красоты, что захватывало дух. Продолжая двигаться на восток, через некоторое время мы увидели справа от нас под обрывом поляну, а на ней баранту и пастухов. Переговариваться с пастухами было бесполезно, они находились намного ниже нас. Меня очень волновал вопрос, где начинать спуск, боялся угодить в незнакомые места. Несколько раз проорал «Лагодехи» и махал рукой на восток. Пастухи дружно указали в ту же сторону и мы, уже более спокойно, двинулись дальше. Если предыдущий день поражал нас изобилием родников, ручейков, озер, то путешествие по хребту такой радости не доставляло. Весь день без воды. Уже вечерело и вдруг: «О радость!», вдали появилась стена леса. Неужели это то самая верхняя граница леса, которую мы видим, глядя на «Нина Горы»? Еще немного на восток и справа показалась хребтина, уходящая вниз на южную сторону. Деревья мешали разглядеть, что внизу. Решаемся спуститься по этой хребтине метров пятьдесят и вдруг между деревьями открылся потрясающий вид, который не оставил никаких сомнений, внизу был Лагодехи. Было видно, как зажигаются огни в вечернем городе. Досадно, нам не хватило каких-то двух трех часов, но следовало подумать о ночлеге. На самом перегибе хребта установили палатку и мгновенно заснули.
День пятый
Утром собирались не спеша. Любовались панорамой Лагодехи при чистом небе и такими далями, о которых рассказывать бесполезно, их надо видеть. Неожиданно, и довольно быстро, с юго-запада начали наползать грозовые тучи. Раскаты грома были оглушительные, а тучи, что самое забавное, надвигались строго на нашем уровне. Надо было срочно давать деру, чтобы не оказаться в грозовом фронте. Мы решили спускаться не по хребту, а прямо по склону вниз. Из тучи мы выскочили вовремя, а вот под хороший дождь угодили. На наше счастье спуск оказался легким, крутым, но без обрывов. Затрудняли спуск сплошные потоки, устремившиеся вниз. Страх оказался хорошим помощником, и мы довольно скоро оказались у подножия, где-то много ниже водопада. Расшумевшаяся от дождя Шромка очень впечатлила моего напарника, он такое видел впервые. Пришлось воздействовать личным примером. Форсировали Шромку не раздеваясь, в кедах и штанах, все равно были уже были мокрые насквозь.
Когда вошли в Лагодехи, дождь уже давно кончился, на улицах сухо, а мы шли мокрые, небритые, в драных штанах и кедах через центр, хорошо, что не встретили знакомых. Около двенадцати по полудню, к огромной радости и неожиданно для родни, оказались дома. А дальше, как положено, – душ, переодевание, застолье, изабелла, соседи, рассказы и разговоры до позднего вечера.
На речке.
На другой день показали Жене Лагодехи, речку, заповедник. Пока мы гуляли, мама по блату достала билеты на самолет по маршруту Лагодехи-Тбилиси-Москва. Прилетев в Тбилиси, не заходя в аэропорт, пересели на московский рейс и через три часа были в Столице.
P.S.
В 2007 г. к семидесятилетию Жени Уженкова сочинил шуточные стихи про наш переход, которые привожу ниже вместе со схемой нашего маршрута.
Как сгоняли для потехи два пижона в Лагодехи
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
И под улыбки обедавших, показывал Гиви, как надо нести тарелку. Сам доктор этому ремеслу, конечно, нигде не обучался, разве что в ресторане видел, как, бесшумно скользя по залу, ловко носили тарелки. Правда, показывая, как это делается, доктор иногда бил посуду. Шания же на его выговоры неизменно отвечал: — Товарищ лейтенант, но ведь я руки перед обедом долго-долго мыл. Так что ешь, не бойся. Несмотря на все недостатки, офицеры менять Шанию на другого не соглашались. Нравился нам этот непосредственный, милый парень, а каков-то еще будет новый?..
* * *
Где бы я не служил, всегда замечал, как тянутся матросы к животным. Что ни говори, а сказывается монотонность службы. А тут — живое, преданное тебе существо, нуждающееся в твоей заботе. Много раз матросы просили у командира разрешения завести собаку, но Бандуров был против. Его отказ понятен: как в море собаке справлять свои делишки? — Мы его в обрез научим ходить, товарищ командир, вы только разрешите, — убеждали матросы капитан-лейтенанта. Но Александр Петрович оставался непреклонен. И вот как-то в Одессе Никитин подобрал щенка неопределенной породы. — Жалко его стало, товарищ командир, — оправдывался перед Бандуровым Сергей Иванович. — Вижу, сидит голодный, забитый с печальными глазами. Думаю, пропадет ведь. Ну и взял.
— Мальчишество все это, Сергей Иванович. Ну, да не выбрасывать же теперь. Но смотрите, не с помощника, а с вас буду спрашивать за чистоту на верхней палубе. Как бы потом вы сами не предложили свезти щенка на берег. Но пес прижился. Был он чистоплотным, ходил в одно место. Нептун — так назвали щенка — играл с матросами на палубе и со звонким лаем бежал на корму с ютовой группой при швартовке. Кто-то сказал, что на железном корабле собака все равно погибнет. — Узнаю в медотделе, — пообещал доктор. Вечером в кают-компании доктор авторитетно заявил: — Нужно Нептуну обязательно надеть медный ошейник, тогда не будет сказываться влияние железа. На соседнем эсминце так сделали, и собака плавает уже три года. Медный так медный. Вскоре корабельные умельцы сплели Нептуну из медной проволоки красивый ошейник с надписью: «Нептун, СКР «Росомаха», в котором наш пес все время и щеголял. Не знаю, влиял ли этот ошейник на здоровье Нептуна, но когда я через несколько лет, встретившись с нашим боцманом, спросил о здоровье собаки, мичман Панин с улыбкой ответил: — Жив наш курилка, что ему сделается. Выходит, прав был доктор.
* * *
В одно из увольнений на берег жена с неудовольствием сказала: — А ты, Витек, полнеть стал. Гляди, уже жирок на животе завязывается. Наверно, мало двигаешься? Что я мог ответить? И сам стал замечать за собой такой грешок. Видно, сказывалась ограниченность пространства на корабле. Зарядка мало помогала. У матросов все же было побольше физической работы. Кроме того, летом они часто купались у борта корабля.
Инструктаж личного состава, свободного от вахты, перед купанием (из альбома старшины 1 статьи в отставке Муратова А.И.) - Когда по трансляции объявлялось: «Личному составу приготовиться к купанию», меня это мало радовало. Здесь уж офицерам не до купания. Нужно тщательно посчитать количество купающихся, проверить, чтобы это количество соответствовало снятым головным уборам и обуви. После купания нужно проследить, чтобы на палубе не осталось ни одного лишнего берета и ни одной пары ботинок. Вот и получается, что самому купаться некогда. То же и с черноморским загаром. Объявляется форма одежды на палубе — в трусах. Но офицер, конечно, в брюках и в легком хлопчатобумажном синем кителе. В отпуске мама обычно спрашивала: — Сынок, ты же служишь на курорте, почему у тебя все тело белое? Кое-как отшутишься, а сам думаешь: «Ну, какой у нас курорт? И кто только придумал, что служба на Черноморском флоте благодать? Наверное, из тех, кто сам никогда не служил на юге. Попробовал бы тот остряк пройтись в ботинках по раскаленной, как сковородка, палубе. Думаю, что сразу бы попросился на Север».
* * *
Осенью нам предстояло участвовать в учении. Собрав нас, командир объявил: — Товарищи офицеры! Нам надлежит выполнить две задачи, каждая из которых потребует умения и слаженности всего экипажа, всех боевых частей и служб. На первом этапе в составе кораблей охранения мы будем сопровождать транспорты и корабли, которые в назначенной точке побережья высадят десант. Затем, вместе с другими кораблями, будем стрелять по берегу. Мы должны своей корабельной артиллерией разрушить укрепленные позиции «северных», с тем, чтобы обеспечить успешную высадку десанта. Так что, как говорится, пришел наш звездный час. А теперь детали... Склонившись над картой, мы начали прорабатывать задачи, которые предстояло решить на каждом этапе перехода и в период артиллерийской поддержки. Задачи были сложные. На переходе морем «северные» наверняка попытаются атаковать конвой подводными лодками, торпедными катерами, предпримут атаки и с воздуха. Поэтому мы тщательно отрабатывали варианты противолодочной и противокатерной обороны, продумывали, как лучше защитить десантные корабли с воздуха. — Главное, — сказал командир, — своевременно обнаружить корабли и самолеты «северных». И здесь на радиотехническую службу ложится особая ответственность: от того, как сработают радиометристы и гидроакустики, зависит успех всего корабля. Надеюсь, вы это понимаете, товарищ Иванов? — Так точно. Понимаю не только я, но и все мои подчиненные. И заверяю, что РТС и БЧ-IV не подведут. — Добро. Теперь с ...
Долго шел обстоятельный разговор о задачах каждой боевой части и службы. Разошлись поздно. Завтра предстояло получать боезапас, уточнять действия в штабе части, где каждому кораблю будет поставлена конкретная задача, указано место в ордере. Выступая перед комсомольцами, заместитель по политчасти сказал: — Морской десант, бой за плацдарм, занятый противником, всегда были испытанием на стойкость, проверкой ратного мастерства. Наш корабль десант не высаживает, но мы должны уберечь десантные корабли от ударов «северных» на переходе морем, а затем залпами нашей артиллерии обеспечить успешную высадку десанта. От каждого из нас во многом зависит выполнение задачи. Предельная бдительность на переходе, поражение условного противника с первого залпа — вот слагаемые успеха.
* * *
Ночью мы бесшумно отошли от стенки. В назначенном квадрате встретили конвой. Растянувшись в кильватерной колонне, без единого огонька, десантные корабли, тяжело загребая воду тупыми форштевнями, медленно шли по намеченному курсу. Заняли свое место в ордере. — Боевая готовность номер два. Вариант ПЛО, ПКО, ПВО. Боевой смене заступить! — объявили по трансляции. Внимательно вглядывались сигнальщики и наблюдатели в ночную темень, чутко слушали глубины моря гидроакустики, непрерывно вращались крылья антенн, ведя разведку воздушного и морского пространства. Сидя на своем КП в рубке станции воздушной и надводной обстановки, я держал непрерывную связь с гидроакустиками.
Светало. Внезапно раздался голос Геннадия Быкова: — Пеленг триста сорок, дистанция пятнадцать. Предполагаю контакт с подводной лодкой! — Классифицировать контакт! Через минуту: — Пеленг триста сорок два, дистанция шестнадцать. Цель - подводная лодка! — Товарищ командир, обнаружена подводная лодка, пеленг... дистанция... — доложил я на ГКП. Тотчас же по кораблю разнеслась трель звонков колоколов громкого боя.
— Атака подводной лодки! Я представлял себе, как напряжен сейчас наш минер. Данные выхода в атаку обрабатывали приборы управления, но от Никитина, сидящего у рекордера, зависела точность залпа реактивных бомбовых установок. — Носовые бомбометы, товсь! — Пли! Срываясь с направляющих, оставляя за собой шлейф огня и дыма, реактивные глубинные бомбы с завыванием устремились к цели. На фоне светлеющего неба бомбы были хорошо видны. Далеко по курсу корабля поднялись взрывы. С флагманского корабля сигнальный прожектор передал: — Благодарю за службу! Усилилось волнение моря. Ветер и течение сносили корабли с курса. Пришлось потрудиться Дюкову и его подчиненным. В конце перехода корабли подверглись атаке с воздуха. Сторожевик, ощетинившись стволами орудий, вместе с другими кораблями открыл огонь по радиоуправляемым мишеням. Подойдя на дистанцию залпа к берегу, корабли охранения вместе с кораблями артиллерийской поддержки открыли огонь по позициям «северных». Разрывы вспороли берег. Волна за волной понеслись над укреплениями «противника» самолеты.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
