Новые песни о главном. Глава пятая, демократическая
Демократия – одно из самых таинственных слов. Оно входит в нашу жизнь почти с пеленок, каждый уверен, что у него есть интуитивное представление о том, что такое демократия, и тем не менее… – пишется масса книг, в жарких спорах ломается множество копий, гибнут сотни тысяч людей, исчезают и появляются целые страны, происходит множество других событий, причем, как правило, чудовищных по своему пренебрежению к человеческой жизни и к будущему наших детей. И всё это освящается словом «демократия», т. е., власть народа. Давайте посмотрим, как шагает демократия по планете в последние десять лет. Ирак – более 100 тысяч убитых, масса преступлений против гражданского населения, разграбление музеев, уничтожение культурных ценностей. Ливия – 100 тысяч убитых, развал ливийской государственности. Сирия – более 120 тысяч убитых, конфликт продолжается. Египет – демократия пока не получается, получаются только массовые жертвы и разгул насилия. Несмотря на то, что помимо демократии существуют и другие способы управления государством, а понятия демократия и управление являются почти антагонистами, существует множество людей, искренне считающих, что демократия – это заранее хорошо, а всё остальное – плохо. Со всем уважением к человеческой искренности нужно сказать, что искренность – не универсальная добродетель, и многие ей не пользуются. Достаточно вспомнить, когда опьяненный свободой и демократией Советский Союз разваливался на глазах, всему народу вдруг дали подержаться за ваучер. В этой небольшой бумажечке были сконцентрированы многие чаяния людей – у каждого по ваучеру, значит, мы все равны, а равенство – это уже демократия, это значит, что я уже управляю страной. Так думали многие, сжимая обеими руками бумажку и не сознавая, что руки-то заняты. И эта бумажка сделала своё дело: пока ее держишь, автомат в руки уже не возьмешь, а те, чьи руки в это время были свободны брали в них всё то, что плохо лежало. Такова историческая миссия ваучера – создать иллюзию всеобщего равенства и на время занять руки. Теперь перейдем к практической стороне демократии. Провозглашать ее можно сколько угодно, но должен быть механизм ее реализации, иначе всё превращается в политические разглагольствования. На сегодня в демократическом устройстве существует только один практический механизм: каждый, обладающий правом голоса, может его отдать при голосовании. Этот счастливый момент, когда и пенсионер, и олигарх чувствуют себя равными перед избирательной урной, длится всего несколько минут, а потом это удовольствие мысленно похлопать по плечу олигарха откладывается еще на несколько лет. Именно этим и ограничивается сегодня участие населения в управлении государством. Спрашивается: зачем вообще нужен этот фарс? Причины, как минимум, две: чтобы человек в надежде еще раз подержать в руках бумажку не брал в руки что-нибудь потяжелее, и чтобы с помощью хотя бы такой процедуры освятить (теперь это называется легитимизировать) власть. Вы уже поняли, что ощущение демократии как-то связано еще с двумя ощущениями, преследующими человека не одно столетие – это свобода и равенство, без которых демократия была бы неполной, и объединяющее все эти ощущения понятие справедливости. Со свободой дело обстоит довольно запутанно. Но сразу хочу сказать, что сегодня это уже не та свобода, за которую сражались наши отцы и деды. Нынешняя свобода более абстрактна, за нее вряд ли сегодня кто-нибудь всерьез захочет положить голову. Ученые, которые пытаются как-то интерпретировать сегодняшнюю свободу, выделяют свободу негативную и позитивную. Чтобы не вдаваться в подробности, скажу только то, что сторонники либерального проекта предпочитают так называемую позитивную свободу, которая в социальном плане сводится к свободе выбора. Если человек имеет возможность выбирать, то он уже свободен. Собственно, на этом либеральная свобода начинается и заканчивается. Можно еще несколько слов сказать о выборе. Говорят, что выбор должен быть информированным, над ним не должен довлеть ничей авторитет. Поэтому меняются принципы школьного образования, из которого изымается учительский авторитет, а заодно под обстрел попадает семья с ее родительским авторитетом. Говорят, что только так можно воспитать истинного члена гражданского общества, пользующегося свободой выбора и несущего всю ответственность за него. Хотя это не имеет отношения к теме статьи, но не могу здесь не сказать о том, что в российском школьном образовании уже прозвучала фраза, которая сводит все задачи школы к «подготовке человека, способного выгодно продать себя на рынке труда». Думаю, что на этом экскурс в свободу можно закончить. Что касается равенства, то о нем говорится вне экономического контекста. В том смысле, что все равны перед законом, у всех членов демократического общества равные возможности. Эту тему можно продолжать до бесконечности, потому что она вынесена за пределы экономического контекста и в связи с этим практического интереса не представляет. Современное ощущение справедливости, наверное, самое искреннее; оно питает сходки на Болотной и на Сахарова, но, одновременно с этим, этим чувством легче всего манипулировать. Должен еще раз повторить, что сегодня идет борьба с государством как таковым, а для этого все средства хороши. Падение государства приводит к определенному периоду нестабильности , во время которого возникает много бесхозной собственности, которая сразу начинает привлекать новых хозяев. Здесь пора сказать, что демократия не любит конкретики. Поэтому чурается экономики и экономических рассуждений. Я уже упоминал о том, что, по мнению некоторых ученых, разница в экономических и иных интересах заканчивается тем, что над обществом появляется некая «элита». Это очень справедливое замечание, но оно справедливо лишь отчасти, потому что неполно. Начнем с самого начала. Во все века власть была достаточно уязвима. На нее любили посягать так же, как и на деньги. Владельцы больших денег знают, что иногда сберечь их труднее, чем заработать, а те, кто познал вкус власти, знают, что спокойный сон откладывается на неопределенное время. Посягательство на власть можно свести к минимуму, зная некоторые экономические закономерности, имеющие отношение к демократии и власти. Например, говоря о демократии, чаще всего подразумевают, что у человека могут возникать экономические интересы, которые он в демократической среде реализовать может, а в недемократической не может. И тут есть одна небольшая тайна. Меняются времена, меняются типы государственного устройства, но остается одно никем не писанное правило: если человек не может сохранить за собой от 15 и больше процентов от заработанного, у него никогда не возникнут экономические интересы, требующие объединения и, в конечном счете, посягательства на власть. Другими словами, потребность в демократии возникает тогда, когда человек может рассчитывать хотя бы на одну шестую того, что зарабатывает. Если основную массу населения держать в этих пределах, то можно сколько угодно рассуждать о демократии, поскольку реально она никогда ине пригодится. Конечно, за это приходится платить недоразвитостью внутреннего рынка и ненастроенностью экономики. Настроенная экономика – такая, в которой трети заработной платы достаточно для вполне комфортной жизни, а две трети идут на накопление для покупки предметов длительного пользования (одна треть) и для более масштабных проектов (длительные накопления). Из этого затем выстраивается система цен. Нужно сказать, что революция происходит не тогда, когда народ выходит на баррикады, а тогда, когда меняется структура цен. Между тем и другим иногда проходят годы. Если сравнивать с советским периодом, то сейчас структура цен иная – водка подешевела, основные продукты питания подорожали. Исторически, современный либеральный проект пришел в Европу из Соединенных Штатов вместе с вступлением этой страны в Первую мировую войну в 1917 году.. В нем круто замешаны идеи, связанные и с разными направлениями протестантизма, иудаизма, и с различными общетеоретическими представлениями, обретшими практические черты в США. Но, по сути своей, это проект, в котором происходит объединение очень туманных представлений о демократии с четкой идеей о том, что править должны всё-таки деньги. А теперь две самых главных вещи. Первая. Вам никто никогда не говорил, что вы ежедневно используете процедуру, которая в экономическом плане является высшим проявлением демократии – вы голосуете рублем. Каждый раз, когда вы тратите деньги, вы отдаете свой экономический голос за что-то, и пока это единственное проявление демократии, которое всегда с вами. Власть, которая не реагирует на поведение рубля, глуха к вашим чаяниям и не хочет слышать ваш голос. Вторая. Демократия в государстве должна ограничиваться партийной системой или системой общественных движений, но какого-либо отношения к государственному управлению иметь не может, как не может демократия присутствовать, например, в вооруженных силах. Да, государство должно оставлять некое пространство для политических игр, в которых могут реализовываться определенные представления человека о том, как он должен себя вести в социальной среде. Но, начиная говорить о демократии, мы плавно переходим к идее свободы, которая, как ни странно, обладает тем большим потенциалом, чем больше запретов на нее наложено конституцией, государственным или религиозным правом. Так, например, в ортодоксальном иудаизме система законов Галаха рассматривает ограничение полной свободы как способ уберечь народ от неправедных, с точки зрения религии, действий. Но в нашей короткой пьесе пора уже возникнуть новым действующим лицам. Это государство и власть, а также присутствующие при этом зрители в лице народа, которого считают творцом истории. Откуда берется государство, как ведется в нем идеологическая борьба, как мирить вечные устремления человека с сиюминутной ситуацией, и почему как сказал великий кормчий, государство не может существовать без внешних врагов, мы рассмотрим в следующей главе. А в завершение этой главы самая таинственная фраза великого китайского вождя: демократия выходит из дула винтовки.
Кадриорг — старый таллинский парк, любимое место воскресных прогулок. Говорят, вековые дубы посажены здесь Петром. Очень может быть; Петр жил здесь, сохранился его домик на дальней дорожке. Поздней осенью, в парке пусто. Черные руки дубов вытянуты в небо. Между толстыми темными стволами просвечивает осеннее море. Дорожки устланы плотным слоем сопревших листьев, уже потерявших осенние краски. В одном из домов на окраине парка живет Юрий Михайлович Крамской. Был у него один, много раз повторявшийся сон. К нему приходила мать. Но не молодая, какой он ее потерял, когда она пришла с рынка в девятнадцатом, где продавала отцовский сюртук; она тогда села на стул, простонала: «Юрочка, плохо мне» — и упала со стула. Во сне к нему приходила старушка, какой мать могла стать в эти годы. И всегда появлялась, когда было ему тяжело. Так бывало перед тяжелыми боями в войну, так было, когда Василиск вынес свой страшный приговор. Мать входила к нему с узелочком: «Я останусь с тобой, сыночек». Во сне он обнимал мать за плечи, и она уходила и растворялась в ярком солнечном свете.
Мать перестала появляться во сне с тех пор, как с ним Леночка. И вот сегодня мать снова пришла. Но не старушка с узелком в руках. Молодая, какой была в девятнадцатом. В комнате была полутьма, словно плавал туман. Мать распахнула окна, и в дом ворвался солнечный свет. Свет разогнал туман, наполнил собой все углы. «Ты видишь, Юрочка, какой нынче день, — сказала мать. — Вставай поскорее. А я — пойду. Ты и сам теперь справишься. У меня много дел». И раньше чем он успел остановить ее, мать ушла. Он проснулся. В окно светило солнце. Юрий Михайлович позвал: — Леночка! И она откликнулась: — Я-а... Юра, милый, я не хотела будить тебя, ты крепко спал... Звонил Сювалепп... Профессор сделал все необходимые исследования, и диагноз его подтвердился. Разумеется, нужно беречься, но тяжелый страх перед неизбежным исчез. И у Леночки словно камень свалился с души.
В воскресенье пришли Ростислав с Алей, Никита с Антониной, Фрол со Стэллой. Антонина и Стэлла стеснялись, но Юрий Михайлович сказал Ростиславу: «Пусть приходят обязательно с женами». В маленькую таллинскую квартирку Елена Сергеевна перевезла с Галерной все, что ей напоминает о брате, Юрию — о друге юности. На стенах висят фотографии. На столе лежит рукопись, над которой Юрий Михайлович работает. — Ну вот, великое братство нахимовцев, как вы его называете, снова вместе, — встречает Юрий Михайлович сына, его друзей и их жен. Он их знал почти мальчиками и девочками. Теперь это взрослые люди; но для него они — по-прежнему мальчики. («Славные у них лица, у молодых строителей жизни, мне пришедших на смену», — думает Юрий Михайлович.) — Ну, рассказывайте, рассказывайте...
27 июня 2009 г. парад по случаю 65 годовщины нахимовских училищ возглавили ветераны - выпускники Тбилисского нахимовского училища.
Ему рассказывают. Никита — о своих катерах (Крамской не перебивает, хотя уже знает о них от Миши Щеголькова); Фрол — о дивизионе и о новых чудо-кораблях, которые получает. Он объявляет Ростиславу, что тот первым будет осваивать новое чудо. Отец поздравляет сына и с хитрецой говорит Фролу: — Смотрите, не ошибитесь, Фрол Алексеевич. Фрол твердо отвечает: — Не ошибусь. И Юрий Михайлович, старый моряк, давший путевку во флотскую жизнь и Живцову, и Никите, и сотням других молодых моряков, осчастливлен этой оценкой. Юрий Михайлович вспоминает, как пришли они к нему в такой новенькой форме, что, казалось, кителя топорщатся на плечах, и как шаг за шагом, день за днем, месяц за месяцем осваивались с морской службой, становились настоящими моряками. Без ложного стыда Юрий Михайлович может сказать, что в этом и его большая заслуга. Первую половину жизненного пути они прошли, не сворачивая с дороги. Может быть, это он заложил в их сердца ненависть к тем, кто кривит душой, пытается обмануть самого себя и других? Могли вырасти из них Суховы и Беспощадные... А выросли Живцов с Рындиным, люди не только высокой технической культуры (нынче на одном лишь морском глазомере не проживешь), но и настоящие, разносторонние люди. Вон как легко перебрасывается разговор у них со стихов на «Пер-Гюнта», показанного в эстонском театре, с симфонии Брамса на выставку акварелей в Доме художников. Что их ждет впереди, этих славных людей? Тяжелые испытания, тяжелее тех, которые прошло старшее поколение? Или же жизнь, когда не будет ни войн, ни опасностей их внезапного возникновения, ни страха за жизнь своих ребятишек?
«Волна». Акварель тбилисского нахимовца Юрия Николаевича Курако.
Крамской с удовлетворением смотрит на Алю, эту славную девочку, с которой Ростислав так хорошо живет; Юрий Михайлович знает, что может быть скоро он будет иметь внука, внучку. А вот Глебу — не повезло. Его Инна ушла от него к скульптору, лепившему с нее «Весну». Чего другого можно было ожидать от легкомысленной девицы, пожелавшей получше «устроиться»? Бедный Глебка! Он Инну и сейчас очень любит, весь осунулся и поблек. — Дорогие друзья! — встает Фрол. — Совершенно случайно я узнал, что сегодня день рождения Юрия Михайловича. Не будем уточнять, сколько ему стукнуло лет, но порадуемся, что мы собрались у него именно в этот день. Один из моих бывших начальников любил афишировать день, когда он был рожден на свет своей мамой, и еще больше любил принимать знаки внимания, главным образом вещественные. Подхалимам была лафа, а не жизнь! А высокопарные речи! Можно было подумать, что не родись на свет тот, кстати очень некрупный начальник, — весь флот провалился бы в тартарары! Но сегодня, если бы я раньше узнал об этой дате, я бы приволок самый что ни на есть увесистый торт. Из подхалимства? Нет! От любви! И от глубокого моего уважения. Получается и у меня высокопарная речь — уж вы не обижайтесь на меня, Юрий Михайлович! Юрий Михайлович! — Фрол волнуется, лицо его покрывается багровыми пятнами. — Спасибо вам за все... а за что — за все? За то, что вы сделали нас моряками. И — честными людьми. Вы всегда говорили нам, что пытались в юности своей делать жизнь с Ленина. И я, и Никита — мы тоже поклялись делать свою жизнь, как и вы: с Ленина. Не знаю, удалось ли нам это, но мы старались... и стараемся... жить по совести, по правде, по чести. Мы видим перед собой живой пример — вас...
. С цветными иллюстрациями. ссылка для скачивания.
— Ну, уж вы, Фрол Алексеевич, перехватываете, — с улыбкой перебил его Юрий Михайлович. — Икону с меня писать нечего... — Я не иконописец, Юрий Михайлович! И не подхалим. Я от всего своего беспокойного сердца скажу: спасибо за то, что нас драили, не спускали промахов, наказывали, когда мы заслуживали, чтобы нас наказать; но, я верю, любили нас. И у меня сейчас в подчинении много людей, все — моложе меня, и я тоже драю их, не спускаю промахов, наказываю за обдуманные и необдуманные проступки, но, честное слово, люблю их, чертей, и постараюсь, как вы из нас, воспитать из них стоящих моряков! — Чудеснейший вы человечина, Фрол Алексеевич! Дайте я вас обниму... — и Юрий Михайлович крепко обнял Фрола.
10
— Ты знаешь, Леночка, — сказал Крамской, когда гости ушли. — Сегодня — самый радостный день моей старости. — Старости? — искренне удивилась Елена Сергеевна.— У Цвейга есть выражение — «закат сердца». Закат наступает тогда, когда человек опускает руки; злится на молодость, которая кажется ему слишком шумной, и думает только о прошлом. Вот это — старость. А твоему сердцу далеко до заката. Оно тянется не к старикам — к молодым. Ты слышал, какие у них разносторонние интересы? Хорошая растет молодежь! И они приходят к тебе; ты им нужен. Им нужна твоя мудрость. Но если для них ты уважаемый и почтенный учитель, то для меня ты останешься всегда молодым...
Октябрь...
Черные ели треплет колючий северный ветер. Клен сбросил последние листья. Сухие снежинки кружатся над водой, оседают на крыши, крытые дранкой и шифером, на цветы, убитые холодом. Только сирень не растеряла еще свою зелень, но и ее листья уже съежились. Багровые тоже схвачены первым морозом. Тучи почти окунаются в холодные волны. Прохожу мимо домика, в котором жил Юрий Михайлович Крамской. Сад просматривается насквозь, он засыпан первым снежком. Здесь с веселым лаем носился Буян. Недавно еще раскрытые окна — закрыты. Навстречу идет председатель колхоза Ханнисте. Он в отличнейшем настроении; в сети пошел нынче сиг, колхоз перевыполняет план и получит премию. Яанус Хаас в своей дареной машине едет в магазин за продуктами. Он один, Элли учится в Таллине. Николай Николаевич Аистов верхом объезжает границу; конь серый, норовистый, в белых чулках. Снег сыплет все гуще, вихрятся снежинки. В бухту приходят корабли. Новые корабли, таких не было раньше. Я вижу их в первый раз. Может быть, ими командует Фрол Живцов, мой старый знакомый, а одним из кораблей — Ростислав. На этот раз никто из моряков не сошел на берег. Корабли бросили якорь на рейде.
Возвращаясь, встречаю пограничный патруль. Впереди выступает наследник Мудрого — Гром. Воспоминание о Мудром осталось на заставе навеки: скульптор-пограничник вылепил голову погибшего пса. На днях рыбаки вытащили на берег моторки и шхуны. Бухта замерзнет. Кивиранд накроется снегом. Наступит зима. И, поскольку разговор шел об осени, приходится ставить точку... Шесть лет назад в другой книге, рассказывая о первых шагах на флоте лейтенантов Никиты Рындина и Фрола Живцова и о воспитавшем их Юрии Михайловиче Крамском, я заканчивал: «Если бы они могли заглянуть в свое будущее не на десять, на двадцать лет, а всего лишь на год, на два или на три!.. ...Но не будем забегать вперед. Я боюсь, что поведу горячо любимых героев безоблачным, легким путем; до смерти хочется, чтобы любимые были счастливы, в жизни». И сейчас я надеюсь вернуться когда-нибудь и к Крамскому, любимому мной Человеку, и к Ростиславу, и к Никите, и Фролу, ко всем, о чьих судьбах я рассказал в этой книге. Я не знаю, что случится с моими героями через год, через десять лет, завтра. Но хочу встретить их в добром здоровье...
...А снег все сыплет и сыплет, и огни кораблей едва светятся в морозном тумане. Переночевав, корабли уйдут в Балтику. Доброго вам пути, моряки!
Балтика 1961-1962
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Новые песни о главном. Глава шестая, почти государственная
Человек придумал государство довольно давно Оно защищало оседлое население от кочевого и обеспечивало порядок вдоль торговых путей. По практическим причинам государство стремилось к тому, чтобы его границы совпадали с естественными преградами – горами, реками и т. п., потому что такие границы дешевле защищать. Естественно, на государство возлагались обязанности, которые человек единолично выполнить не мог – военная защита, дипломатия, хождение денег, защита частного имущества и жизни граждан. Наконец, государство стало впервые ассоциироваться с законами, патронировать развитие науки и технологий и внесло еще больше неравенства между людьми. Это то, что можно прочесть в учебниках. В дополнение к этому, государство выполняло еще ряд функций, на сегодня совершенно утраченных. Оно объединяло все миры, в которых обитал человек – физический мир, морально-этический мир со своими ценностными установками, но, главное, государство объединяло в себе и гармонизировало два времени – сакральное и физическое, и два пространства: то в котором обитал человек, и то, в котором храм являлся центром мира. Литургия, т. е., сакральная процедура, с помощью которой центр мира назначался, решала две практические задачи: гармонизировала мир в представлениях человека и сакрализировала власть, т. е., выводила её за пределы социума, тем самым, уменьшая вероятность посягательства на нее. За несколько тысячелетий государство естественным образом эволюционировало, прежде всего, потому что менялась среда его существования. Как ни странно, основным фактором, повлиявшим на государство, оказались деньги, которые из естественных ценностей (золото, серебро, другие драгоценные металлы) постепенно превращались во всё более эфемерные государственные обязательства, вот-вот потеряющие всякую связь с государством. Теперь на время оставим государство и остановимся на либеральном проекте. Мы живет во время, когда приходится говорить, что либеральный проект побеждает. Возникнув как некое романтическое движение, готовое освободить всё и вся (отсюда и название «либерализм»), этот проект в теоретическом плане всё еще надеется на процветание, а, в практическом — огромное количество внутренних противоречий обрекает его на скорый конец, который оттягивается, благодаря энергичным усилиям его реаниматоров. Но обо всём по порядку. В основе своей, либерализм исходит из того, что существует некая человеческая природа, которая, правда, не уточняется, и, исходя из нее, у каждого отдельного человека, должны быть права, которые во что бы то ни стало нужно защищать, освобождая, тем самым человека от угнетения. Естественно, полная свобода наступает в эпоху гражданского общества, про которое старшее поколение в нашей стране много слышало – это тот же коммунизм, только в либеральных терминах. Как любит говорить молодежь, те же яйца, только в профиль. Поэтому мужчин нужно защищать от государства, женщин – от мужчин, геев – вообще от угнетения, избавиться от которого им должно помогать государство. И всё бы хорошо, если бы не эти проклятые деньги: почему-то все равны, все свободны, но у одних денег куры не клюют, а другие… другие почему-то в этом аспекте теоретиков либерализма перестают интересовать, и вся идиллическая картина всеобщего равенства и всеобщей свободы мгновенно рассыпается. Зато начинается идеологическая борьба. Тут нужно сказать, что чем более абстрактными становятся деньги, тем сильнее идеологическое воздействие сил, которые уже достаточно умны, чтобы не во всём ассоциировать себя с государством, потому что настоящий человеческий рай – это не государство, а гражданское общество, причем, желательно, чтобы глобальное. Но о глобализме чуть позже. Сначала о свободе. Уже давно известно, что совсем без свободы человеку живется плохо, он без свободы, как скороварка, накапливает пар, и в один прекрасный день может рвануть. А это угрожает деньгам, с которыми те, у которых их много, расставаться не спешат. Поэтому теоретики либерализма вбросили идею о двух свободах – внутренней и внешней. Внешняя свобода – это стремление к установлению социальной справедливости путем социального взрыва. Внутренняя свобода — освобождение человека от поведенческих табу, традиционной морали и раскрепощение сексуального поведения. Кстати, при разложении СССР идея сексуальной свободы эксплуатировалась больше всего. В середине 1960-х спецслужбы многих западных стран, как по команде, вбросили в сильно полевевшее молодежное движение идею свободной любви и легких наркотиков, поэтому до социальной свободы то поколение «хиппи» так и не дошло. Естественно, что из двух свобод больше денег платят за пропаганду внутренней свободы. Это объясняется не только тем, что внутренне свободный человек, занятый сексуальным раскрепощением, не успевает добежать до баррикады и крикнуть: «Долой неравенство!». Здесь есть еще один нюанс. Дело в том, что поле, на котором формируются человеческие морально-этические и духовные ценности, достаточно ограничено, и на нем новой идеологии инстинкта конкурировать, например, с церковью, практически невозможно. Поэтому церковь постепенно вытесняется с этого поля только для того, чтобы церковное обращение к душе человеческой уступило место обращению к инстинктам. Как ни странно, такая обращенность к свободе «любой ценой» скрывает в себе еще одно непреодолимое противоречие. Дело в том, что любая свобода в контексте государства должна закрепляться в гарантированных правах. Гарантия прав – это, пока не наступило светлое гражданское общество, прерогатива государства. Но как только мы начинаем говорить о правах человека, его социальные права замолчать уже нельзя, а в рамках либерального проекта не только государству отводится все меньше места, но и самому государству, пока оно еще не сдалось на милость глобального гражданского общества (а именно о глобальном обществе сейчас идет речь), предлагается постепенно освобождаться от социальной опеки, потому что те, у кого сегодня денег больше, раскошеливаться пока не хотят. Вспомните, какие вопли раздавались в СССР в период его развала, призывающие к тому, чтобы все предприятия расстались с «непрофильными активами», потому что в противном случае западные инвесторы не могут объективно оценить конкурентоспособность российской продукции и понять, во что вкладываться, а во что погодить. В результате была загублена огромная социальная сфера, уже оплаченная не одним поколением советских людей. В государстве победившего либерализма социальная забота будет вначале отодвигаться, если мы берем для примера Россию, из федерального центра на периферию, а потом начнется такая же дискуссия, как в США, когда под предлогом борьбы за бюджет будут выхолащиваться социальные программы, причем лучше всего от этого будет не тем, кто работает, а тем, кто пожинает плоды. Текущий период – это время, когда общество потребления завершает свое развитие, потому что для дальнейшего безудержного роста потребления, которое считалось локомотивом развития, сегодня уже нет ресурсов – они в целом иссякают и качество их использования, несмотря на технологические изыски, ухудшается. Как говорят сами эксперты, в частности, члены Римского клуба, экономическая основа либерального проекта – свободный рынок в дальнейшем существовать не сможет из-за внутренних недостатков, характерных для него. Свободный рынок не позволяет переходить на долгосрочное планирование, глубина планировании при нем ограничена несколькими годами. Свободный рынок запутался в финансовых схемах, многие из которых далеки от безобидных. Свободному рынку не под силу крупные инфраструктурные проекты, например, строительство аэропортов, железных дорог и других протяженных коммуникаций. Наконец, как показала практика последних лет, среда свободного рынка мешает бороться с последствиями техногенных катастроф, например, авария на АЭС «Фукусима». В связи с этим всё чаще звучат идеи о том, что социальную жизнь нужно выстраивать, исходя не из уровня потребления, а из ограничений, которые на нас накладывает природа. Другими словами, нужно не есть в три горла, а повышать качество человеческого существования, соразмеряясь с тем, что нам отпущено природой. Что касается отражения идеи качества жизни в законодательных документах, то еще несколько лет назад, документы, в которых прямо формулировались требования к качеству жизни населения, можно было отыскать в Бельгии, Зимбабве и Новой Зеландии. Но теоретики либеральной модели быстро поняли, что это может не туда завести, поскольку государство берет на себя слишком явные обязательства по отношению ко всему населению и ко всем социальным сферам – от медицины до образования и жилищных стандартов, и быстренько изъяли идею качества жизни из оборота. Сегодня в рамках либеральных прав человека социальные гарантии либо не рассматриваются вообще, либо рассматриваются в самом общем виде, никак не обременяющем нынешнее государство. В либеральном проекте есть еще один порок. Основная его идеология направлена на то, чтобы воспитать человека-одиночку, и наличие такого, особенно успешного человека, либерализм ставит себе в заслугу. Но, борясь с национальным государством и воспевая глобализацию, либерализм оставляет человека одного перед лицом множества современных напастей. И тут, его теоретики, чтобы хоть как-то примирить свои конспекты с реальной жизнью, говорят, что когда свершится глобализация и восторжествует гражданское общество, человек-одиночка снова сможет объединиться в группы, способные отстаивать групповые интересы, и, совсем растерявшись, эти эксперты не нашли ничего лучшего, как назвать эти группы «группами поддержки», по аналогии с фанатскими. Как же нужно ненавидеть всё коллективное, чтобы додуматься до такого – пока мы будем с вами воевать, вы должны быть поодиночке, а когда мы победим и всё разделим, то вы можете объединиться в фанатские группы и громко кричать, например, «Зенит — чемпион!». Я уже неоднократно писал о том, что заигрывание с идеями гражданского общества равносильно уничтожению государства и самого важного его атрибута, а именно, суверенитета. Во многом обреченный либеральный проект может еще просуществовать какое-то время на идеях гражданского общества. Поэтапно, это выглядит так: (1) глобализация идей, социальной сферы, производства; (2) стирание национальных границ и различий, пропаганда мультикультурности, социальной подвижности населения; (3) дискредитация идеи суверенитета (которая началась уже сегодня); (4) создание глобальных сил безопасности, реагирующих на все виды угроз в любом уголке земного шара; и (5) наконец, новый дележ бесхозного пирога, который защищать уже некому – нет национального государства. Есть какие-то странные люди, именующие себя гражданским обществом, и, как таковые, имеющие приоритетное право на кусочек пирога, который уже как бы ничей. Думаю, уже понятно, почему государство не может существовать без внешних врагов. Потому что тогда оно потеряет свои границы, лишится суверенитета и сольется в единое глобальное стадо, на которое обязательно найдется пастух. Понятно даже, что имел в виду Великий китайский кормчий, когда говорил, что демократия выходит из дула винтовки, ибо только умеющее защищаться государство, способное противостоять враждебной воле, может позволить себе демократические игры, да и то только до тех пор, пока крик о свободе не станет рекламой свободной любви.
1 ноября 2013 г.
Эта ночь…
Мне однажды сказали, в моих стихах не бывает людей. Только я знаю: мне отдали мир и сказали – владей! Мне однажды сказали: стихи мои — так, ерунда. Только я уже знал, что не всех допускают туда.
Я не знаю, что делать с людьми, Которых я допустил, Ведь у них, как всегда, только миг, Чтоб сумели они прорасти. Мне бы только дожить До счастливых и красных плодов, Ощутить: мое сердце дрожит, И я снова поверить готов, Что мой мир населен Всеми теми, кто счастлив со мной, И один небосклон, У которого дождик земной, И одна череда, Что наполнена звуками нот, И все те, кому я не чета, И всё то, что уже не пройдет, Не изменится так, Чтобы вновь сомневаться в стихах, Боже мой, ведь кругом простота, И настолько тиха Эта ночь, эта ночь напролет, Что никто не поймет, Не поверит, не знает, о ком Эта ночь обернулась стихом, И осталась…
30 октября 2013 г.
О завтрашнем дне
Любовь уже звучит, как память И как способность помнить то, Что скрылось где-то за веками, Но даже век, – увы! – ничто.
Где время – как соринки быта В чужом глазу, а для меня Вся жизнь лишь в этом, незабытом Начале завтрашнего дня.
20 октября на территории Косинского Морского Клуба состоялась XII традиционная ежегодная регата "Гонки Отмороженных". Соревнования проводятся среди парусных туристов, обычно гоняющихся на надувных катамаранах. Но раз в год, в конце октября, когда практически везде в Москве навигация уже закрыта, они садятся на одинаковые парусные яхты - швертботы, чтобы в равных условиях определить, кто есть кто.
Последние дни октября порадовали нас хорошей погодой. Так что, традиционная «Гонка Отмороженных» на этот раз не оправдала свое название.
Инструктаж капитанов
А получила эта гонка такое название следующим образом, рассказывает главный судья соревнований Сергей Мягков: «Первая гонка состоялась в 2001 г. на Царицинском пруду - на том, где сейчас летом фонтаны и цветомузыка. В субботу приехали, посмотрели и решили, что в воскресенье гоняемся вокруг острова. А когда приехали в воскресенье, то с удивлением увидели, что гоняться вокруг острова нельзя - половина пруда замёрзла и для гонок остался небольшой пятачок. Были предложения разойтись - "ну не отмороженные же мы". "Конечно не отмороженные, но гоняться будем!" Вот как-то так появилось название». На этот раз в гонке участвовали 6 гребно-парусных шлюпок типа «Бастион», спроектированных и построенных в Косинском морском клубе для учебных и спортивных целей. Решение проводить гонки именно на таких шлюпках было принято из соображений безопасности, так как она с легкостью выдерживает и большое волнение, и шквалистые штормовые осенние ветры.
Итак, в регате участвовали 6 Бастионов, 18 заявившихся экипажей, 3 отборочных стартовых группы.
4 лучших из каждой группы по результатам одной гонки в каждой группе образовали 2 полуфинала. В двух полуфиналах определили 6 экипажей, которые и разыграли 3 традиционных Резиновых Кубка, изготовленных навеки покинувшим сей славный форум Игорем Виговским. Кроме кубков были, конечно же, медали и грамоты.
Вот имена героев-победителей, сумевших обуздать своенравные «Бастионы», своими повадками напоминающие отнюдь не дикого мустанга, а, скорее, ослика из Кавказской пленницы, который ехал туда, куда хотел и тогда, когда хотел.
Итак, результаты: 1место занял экипаж из Москвы в составе: Фролов Иван – рулевой, Кострюков Тимофей – шкотовый 2 место - экипаж из Конаково в составе: Батраков Иван – рулевой, Новиков Павел – шкотовый; 3 место - экипаж из Москвы в составе Иленко Александра
Параллельно с основными гонками на шлюпках типа «Бастион» яхтсмены решили выяснить, кто сильнее - кит или слон.
В отдельном зачёте гонялись Даки-19, катамаран издали похожий на простор и легендарная настоящая Эмка, которая, как утверждают многие, чемпионствовала в СССР в 1968 году. Кто сильнее понять не удалось, но быстрее в трёх гонках был Дак. За ним стабильно приходила Эмка, за ней катамаран с генами Простора. Экипажи названных аппаратов так же были награждены медалями и грамотами.
Этой регатой Косинский морской клуб завершил календарный план парусных соревнований 2013 года, которые проводились по программе, поддержанной Комитетом общественных связей города Москвы «Спорт на воде для всей семьи».
Впереди – долгие зимние месяцы, во время которых будут собираться детские, семейные и ветеранские спортивные команды, проводится теоретическая подготовка, ремонт старых и строительство новых плавсредств, а также зимние спортивные соревнования.
Буян чувствует, что они уезжают. Он всегда боится, что его не возьмут. Он кладет свою волчью голову на колени хозяину. У пса поседел подбородок. Скоро станет и он стариком... — Я думаю, Леночка, Ростислав — в море. Я, бывало, гонял своих, пока не замерзнет бухта. Моряку нельзя терять время. Только в море он может стать моряком. Я хочу сказать — опытным моряком. Да, ты знаешь, что сын мне сказал, когда был здесь в последний раз? Кажется, я буду дедом... Грустно? Ну что ж? Бывают деды и помоложе меня... Елена Сергеевна укладывает вещи. Крамской смотрит с террасы на море. — Мне показалось, я стал лучше видеть, Леночка. Но это — самообман. — Одно чудо произошло, — говорит Елена Сергеевна, — почему же не быть и другому? Буян заливается лаем. Пришла машина. Крамские прощаются с хозяйкой. Буян уже сидит рядом с шофером. — Прощай, !
— До весны... — Да, Леночка, до весны... Зимой у нас с тобой будет много работы... — Выдюжим, — отвечает Леночка так, как ответил бы Ростислав.
6
Ростислав действительно в море — уже третьи сутки не сходит с мостика. Задание следует за заданием. Противоатомная защита (в защитной одежде на боевых постах нелегко). Ночные артиллерийские стрельбы проводятся в непроницаемой темноте (при Сухове ночные задачи решали в июне, в период белых ночей); охота за чужой лодкой; сопровождение своей. В море, в море, в море... Слипаются глаза — вот бы заснуть, но разве спать можно? Учения проходят совместно с вертолетами— то вертолет корабли наводит на лодку, то корабли наводят его, и он бомбит лодку с воздуха... И не разберешь нынче, где — море, где — небо; все серое: и небо, и море, и горизонт... — Гужов! — Есть, Гужов! — Когда увидите, что я засыпаю, толкайте меня кулаком в спину! Да покрепче, не стесняйтесь! — Есть, не стесняться! Но Гужов стесняется. И видя, что командир смежил веки, тихонечко шлепает ладонью по кожаному реглану: — Товарищ капитан-лейтенант! А, товарищ капитан-лейтенант! — А? Ах, это вы, Гужов! Я вам сказал — молотите сильнее! — Я и молочу изо всей силы, товарищ капитан-лейтенант...
Все кругом серое. Они придут на место в точно назначенное время. Начинает хлестать косой дождь. На днях Ростислав был у отца; он уже перебрался с Еленой Сергеевной в город; отца не узнать — так преобразился! Сильный и мужественный человек, он в ожидании неминуемой слепоты держался отлично, но теперь стало ясно, как угнетал его страх перед неизбежным концом. Когда-то он спросил Василиска Кутейко: «Это будет как поворот выключателя?» — «Нет» — ответил Кутейко. И отец ждал — дни, месяцы, годы, что свет навсегда погаснет. Не всякий такое выдержит. Теперь — он спокоен... — Товарищ капитан-лейтенант! — Я не сплю, Гужов. А вы — молодец... Да, он не спит! И он придет точно в срок в назначенное командованием место. Иначе и быть не должно.
7
Фрол вернулся из командировки на судостроительный завод. Его дивизион получил два новых, совершеннейших корабля, от которых Фрол пришел в восторг. Еще бы! Это чудо, великое чудо! Он готов был расцеловать строителей, но воздержался — чтобы не зазнавались. И ему, Фролу Живцову, досталась честь эти корабли вывести в море, проверить их достоинства! От них не уйдет ни одна атомная лодка. Новые акустические приборы запеленгуют ее на большом расстоянии. Поразить и уничтожить лодку новые корабли смогут тоже за много километров от нее — техника на них установлена, прямо надо сказать, умнейшая!
Выпускной экзамен по русскому языку и литературе в Нахимовском училище, май 1952 г, Тбилиси. За столом сидит (вторая справа) преподаватель русского языка и литературы Маргарита Михайловна Шахназарова.
Фрол вспомнил свои нелады с математикой в Нахимовском. Преодолел. С русским языком тоже не все было благополучно. Он бережно хранил свою первую диктовку, возвращенную ему на память учительницей. Он сделал двадцать восемь ошибок! Тоже подтянулся. Глазомер, опыт, находчивость, интуиция — всем этим он овладел. Овладел и той техникой, которая еще вчера казалась новой и сложной. Сегодня появляется новая — еще более сложная. Раздвигаются горизонты. А завтра, быть может, на смену сегодняшней придут такие чудеса, что сейчас и представить невозможно! Кто сказал, что флот сходит на нет? Флот возрождается — в новом качестве. Кто-то недавно сболтнул в офицерском клубе, что моряка целиком заменят машины. Ну нет! Моряк моряком и останется. И в море он должен быть смелым, находчивым, хозяином думающих приборов, ибо робот никогда не заменит живого человека! Адмирал выслушал взволнованный доклад Фрола, глядя в его курносое лицо с еще не исчезнувшими после лета веснушками, и остался доволен. — Выходит, вы энтузиаст новой флотской техники, Фрол Алексеевич? Добро! Подбирайте команды на новые корабли. Из лучших, разумеется, способных как можно быстрее освоить все новое... — Есть! Адмирал отпустил его улыбаясь. Ему по душе был этот энтузиаст морской службы, с двенадцатилетнего возраста служащий флоту. А Фрол, навещая в госпитале Барышева, сказал: — Помнишь, я, Игнаша, сюрприз обещал? Вот он, получай! Будем плавать на замечательных кораблях!
1947 г., вторая рота, в ней учился Валентин Иванович Лялин, послуживший прообразом Фролу Живцову.
8
Фрол поспешил домой, где ждала его новая радость: Никита с Антониной заехали к ним по дороге на юг. Стэлла встретила его разгоряченная: — А я-то боялась, что ты их не увидишь! Я уже обзвонила все телефоны и успокоилась только тогда, когда дежурный сказал, что ты в госпитале... — Ну, как успехи, ракетчик? — спросил Фрол, крепко обнимая Никиту. — Оценка «отлично». А у тебя как дела? — Не дотянул пока. Дивизион — не корабль. Не сразу в отличные выведешь. Ловчить не люблю, даже самое малое очковтирательство презираю. Коли получу звание отличного — так за дело. Совесть будет чиста... — Знаю тебя, Фролушка, — одобрил Никита. — Но и мы тоже не лыком шиты, — подмигнул ему Фрол. — Знаешь, зачем я в командировку ездил? Таких два кораблика получаем — пальчики оближешь! Будем осваивать. Чтобы не соврать, пожалуй, почище твоих... — Ну уж, хватил... Ты всегда любил преувеличивать, Фрол. — На этот раз не преувеличиваю. Скажем, корабли не хуже твоих катеров. Но у каждого свои задачи; у тебя — одни, а у нас — другие. Вот мы и дополним друг друга...
— Фролико, Никите, стол накрыт, — позвала тетя Маро. Она вспомнила, как много лет назад к ним в дом на тихой тбилисской улочке приходили два славных нахимовца; прибегала Антонина в коротеньком платьице, и они так же сидели все за столом и ели жареный сыр — сулугуни или курицу в ореховом соусе; и тетя Маро всегда удивлялась, что двенадцатилетний моряк Фрол Живцов уже награжден орденом и медалями. В голове не укладывалось, что такой мальчик мог воевать! А Мираб, ее славный Мираб, набивал карманы мальчиков орехами, когда они уходили в училище. Бедный Мираб! Тетя Маро, чтобы не омрачать встречу, сказала, что пойдет, накормит Алешку, он тоже, наверное, проголодался. — Она очень тоскует по отцу, — поглядела вслед матери Стэлла. — Еще бы! Прекрасный был человек! — сказал Никита. Он никогда не забудет, как в незнакомом, затемненном Тбилиси случай привел его вместе с матерью в совсем чужой дом—это был дом Мираба Гурамишвили... — Ты поедешь к отцу? — спросил Фрол Никиту. — Да, заедем, — ответил Никита. — Отец ведь тоже осваивает новую технику: такие же, как мой, катера. Ему и карты в руки — всю жизнь прослужил на ТК. Если бы ты знал, Фролушка, как он боролся, чтобы остаться на флоте. Добился-таки своего: не вышел в отставку.
— А мой уже на пенсии, — сказала Антонина. — Да, а как Славка? — спросил Фрола Никита. — Славке дам первый новый корабль. Я Славкой дорожу — не только как друг, как комдив. — Ну, такая твоя аттестация дорого стоит. — Не передавай, коли встретишься. А впрочем, передавай — Славка не зазнается. Ты знаешь, Никита, какая мне пришла в голову мысль? Завтра воскресенье, заберем с собой Славку и пойдем все вместе к Юрию Михайловичу. Ты помнишь, как мы с тобой к нему в соединение пришли из училища? Всё думали: к какому начальнику попадем? Что нас ждет? Может, не попади мы тогда к нему — и судьбы наши сложились бы иначе. Юрий Михайлович мне помог на ноги стать... — И мне тоже. — Да, милый мой, попали бы мы к Сухову, моему предшественнику, — запели бы лазаря! А кстати... не спеть ли нам, как бывало? Стэлла, позови, милая, тетю Маро... И вот они сидят в полусумраке уже холодного осеннего дня, не зажигая огней, — последний солнечный луч играет на стеклах книжного шкафа, и поют «Цицинателлу». Эту грузинскую песню тетя Маро научила их петь еще в детстве. И Никита вспоминает прощальный вечер перед отъездом в училище имени Фрунзе: тбилисский дворик, огоньки свечей, колышущиеся в стеклянных колпачках, Антонину рядом с ними в первом «взрослом», длинном платье; вспоминает, как, не сговариваясь, они вдруг поднялись и пошли рука об руку через двор, в переулок, подошли к бурлящей Куре, и здесь он впервые увидел другую, новую, такую красивую Антонину и понял, что детская дружба переросла в нечто большее...
...Друзья поют еще одну песню, памятную с военных времен, — ее любили на Черном море матросы: «Прощай, любимый город, уходим завтра в море...» Уходить в море им приходилось множество раз в своей жизни, оставляя жен на берегу. И они тосковали по ним там, в тихом, а то и в бушующем море, и стремились сердцами к любимым. Как не прав тот, кто утверждает, что море может заменить моряку и жену, и невесту! Нет, моряк — живой человек!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
