Я сейчас с большим интересом рассматриваю столетней давности сохранившуюся грамоту, полученную дедушкой в 1905 году, по случаю награждения его орденом Станислава третьей степени. Мне захотелось привести полностью в той же редакции текст этого свидетельства, а говорится в нём следующее:
«Божею милостью мы, Николай Второй, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая. Нашему Коллежскому Асессору, начальнику Плёсской почтово-телеграфной конторы, Николаю Верюжскому. В воздаяние отлично-усердной и ревностной службы Вашей Всемилостивейше пожаловали Мы Вас, Указом, в 15 день декабря 1904 года Капитулу данным, Кавалером Императорского и Царского Ордена Святого Станислава третьей степени, к 6 декабря 1904 года. Грамоту сию во свидетельство подписать, Орденскою печатью укрепить и знаки Орденские препроводить к Вам Повелели Мы Капитулу Российских Императорских и Царских Орденов. Дана в Санкт-Петербурге в 12 день Апреля 1905 года. Печать Императорского и Царского Ордена Святого Станислава. Управляющий делами Капитула Орденов = Подпись. Делопроизводитель Канцелярии Капитула Орденов = Подпись».
Я полагаю, что самым благоприятным, плодотворным и счастливым периодом была жизнь в Плёсе. Всё складывалось лучшим образом: работа, приносящая удовлетворение, и благополучная семья. С людьми дедушка мог ладить и в коллективе сотрудников почтовой конторы, которые считали его «гуманным и отзывчивым начальником, добрым и хорошим человеком, трудолюбивым работником», строил взаимоотношения не по принципу личной привязанности, а на основе деловых качеств каждого. По своему общественному положению ему приходилось поддерживать служебные отношения с представителями местных городских властей, среди которых он пользовался «полным уважением, любовью и глубоким расположением».
Семья Верюжских: стоят дочь Шура, Николай Павлович, сыновья Саня и Коля; сидят Анемаиса Ивановна, держит за руку дочь Агриппину, сын Ваня. 1904 год. Плёс. Несмотря на то, что основную часть времени дедушка посвящал работе, вместе с тем, в семье он оставался внимательным, добрым и заботливым родителем и мужем. К этому времени денежное вознаграждение у дедушки за службу несколько повысилось: ежемесячное жалованье 41 рубль 66 копеек и столовые 20 рублей 83 копейки, а в сумме уже составляло 62 рубля 49 копеек. Ежесуточные расходы на каждого члена семьи из семи человек приходились в среднем не более 30 копеек. Но зато и расходы значительно увеличились: требовалось платить за обучение детей. Дедушка считал, чтобы все дети получили образование, как бы не было трудно. Во всяком случае, доходы требовали жить экономно и расчётливо. В марте 1907 года дедушка получил за выслугу лет очередной и последний свой гражданский чин седьмого класса Надворного советника с сохранением прежнего титула «Высокоблагородие», что соответствовало военному чину подполковник, а морскому чину капитан 2 ранга и давало право на переход в потомственное дворянство. Наступило время, когда старшие дети подросли и не требовали большого ухода, тогда на радость всей счастливой семье 6 октября 1907 года родился шестой ребёнок дочь Алла, ставшая всеобщей любимицей как для родителей, так и для братьев и сестёр. Я просто не могу рассказывать без восхищения и человеческой гордости о своих прародителях. Особенно, пожалуй, важно лишний раз напомнить об этом, когда в наш просвещённый век, пронизанный эгоистичным прагматизмом, наглым цинизмом, вседозволенной вульгарной доступностью и распущенностью, постепенно разрушаются традиционно крепкие устои русских семей. В связи с этим мне особенно бы хотелось низко поклониться и сказать много-много тёплых слов о своей бабушке и её большой роли хранительницы домашнего очага в семье, которую несла на своих плечах Анемаиса Ивановна, бескорыстная и щедрая душой, заботливая и нежная, сохранившая и вырастившая в здравии и бодрости всех шестерых детей.
В декабре 1910 года Николай Павлович получил должностное повышение по службе. Его назначили начальником Даниловской почтово-телеграфной конторы 5-го класса. Проводы в уездный город Данилов Ярославской губернии, к новому месту службы были тёплыми и чистосердечными с пожеланиями «от всей души и от всего сердца успеха на новом месте и быстро двигаться по пути службы». Приветственный адрес подписали 36 человек, включая Городского Голову Плёса П.Смирнова, секретаря управы К.Дмитриева, станового пристава Нерехтинского уезда, местных священников, всех сотрудников почтово-телеграфной конторы и других лиц. На новом месте в Данилове дедушка проработал восемь лет. На первых порах никаких проблем не было. Николай Павлович быстро освоился с новым хозяйством, в руководстве с коллективом придерживался своих принципов, уже доказавших на практике их положительный эффект. В 1911 году последовало очередное награждение: «Всемилостивейше пожалован орденом Святой Анны третьей степени», а в 1913 году «На основании Высочайшего повеления пожалован светло-бронзовой медалью для ношения на груди в память 300-летия Царствования Дома Романовых».
Однако этот период, наверное, был самым сложным, жизненным непредсказуемым этапом в семье Верюжских, который складывался в силу неожиданно возникавших многих причин.
Со временем, естественно, появлялись новые семейные заботы и беспокойства, которые, как правило, разрешались при общем понимании и согласии. Старшие приобретали самостоятельность: Александра, а вслед за ней и Иван, закончив обучение в гимназии, пошли по стопам отца и стали почтово-телеграфными чиновниками. Александр и Николай, получив гимназическое образование, намеревались стать военными и попытались поступить в военные училища. Под непосредственным родительским присмотром в семье оставались младшие дочери: Агриппина и Алла.
Слева направо. Первый ряд: Иван (старший сын), Нина, племянница бабушки (старшая дочь Пантелеймона Кузнецова), Николай Павлович, Алла (младшая дочь), Анемаиса Ивановна, Агриппина (средняя дочь). Второй ряд: Александр (второй сын), Мария, племянница бабушки (младшая дочь Пантелеймона Кузнецова), Николай (третий сын), Александра (старшая дочь). 1916 г. Город Данилов Ярославской губернии.
Дедушку стали крайне беспокоить появившиеся признаки неблагополучия в отношениях среди коллектива почтовых работников вверенной ему конторы. Несмотря на тактичность, сдержанность и доброжелательность Николая Павловича, предпринимавшего меры уладить все конфликты по-деловому или по-дружески, обстановка взаимных обид, беспричинной нервозности, выдуманных интриг, вычурного фрондёрства, глупых инсинуаций, порой, перехлёстывала допустимые пределы нормальных и корректных человеческих отношений. Пожалуй, общая нестабильная обстановка того периода по всей России, стоящей на рубеже грандиозных событий изменения государственного строя, докатилась до провинции и будоражила умы простых обывателей, бессознательно вызывая тревогу, душевное беспокойство и волнение, что приводило к психологическому возбуждению и, возможно, потере душевного равновесия. Надо по справедливости сказать, что дедушка, как бы то ни было трудно, справился с разгулом эмоций в коллективе, удержал людей от взаимных оскорблений, сохранил своё лицо и авторитет руководителя. Получив новое назначение на равнозначную должность начальника Угличской почтово-телеграфной конторы, и расставаясь в октябре 1918 года с прежним местом, дедушка услышал от бывших подчинённых мало убедительные слова раскаяния за то, что «часто, очень часто доставляли массу неприятностей, массу горя» и просили принять «глубокие извинения». Такие полудетские признания своих ошибок, где говорилось, что «несмотря на все дрязги в нашей конторе, из которых Вы вышли с честью. Вы всегда относились к нам не как начальник, а как отец родной к своим детям. И вот лишь только теперь мы поняли как Вы нам дороги. Пусть в Вашем сердце не останется ни капли горечи, а в наших сердцах о Вас останется самое светлое воспоминание, которое не изгладится никогда», скорее похоже на раскаяние расшалившихся школяров-первоклашек, нечаянно разбивших футбольным мячом школьный аквариум с рыбками, а не взрослых людей с маниакально-депрессивными наклонностями. По всей видимости, как мне думается, дедушка покидал город Данилов с некоторым чувством неудовлетворённости, зазря растраченных душевных сил своей неутомимой деятельности, не получив от коллег и сослуживцев в ответ равноценной поддержки и человеческого понимания.
Переезжая к новому месту работы в город , Николай Павлович заканчивал служение царю и отечеству и открывал новую страницу своей биографии во славу Советской России. Имея за плечами 35-летний практический опыт работы в почтово-телеграфной сфере, к осени 1918 года он отметил своё 55-летие, был крепок, здоров, энергичен, профессионально пригоден. К новым требованиям, которые были установлены диктатурой пролетариата, отнёсся с должным пониманием: поскольку всегда был дисциплинирован и исполнителен, правильно полагая, что любой власти нужна надёжная почтово-телеграфная связь. По правде сказать, ни в каких партиях он не состоял и ни в каких политических дискуссиях не участвовал. Новое вышестоящее начальство настойчиво предупредило Николая Павловича об уходе на пенсию по достижении шестидесятилетнего рубежа. Далее последовали решительные меры. 13 сентября 1924 года, он был снят с должности начальника Угличской почтово-телеграфной конторы, поставлен на штат простого специалиста, что соответствовало той должности, с которой сорок лет тому назад он начинал свою карьеру почтового работника. Продержав так около двух месяцев, дедушку уволили с мизерной пенсией, не сказав ни спасибо, ни до свидания. Отобрав служебную площадь, которой он пользовался по занимаемой должности, где проживали все его домочадцы, и, не предоставив никакой компенсации взамен отобранного, семья нового советского пенсионера оказалась выброшенной на улицу. Оставшись на проживание в Угличе, дедушке пришлось срочно для семьи снимать жильё частным образом. Данный факт мной подробно изложен в предыдущей главе. Теперь мне хотелось бы поведать о том, как сложилась дальнейшая жизнь у всех членов большой и дружной семьи Верюжских. Первой Александре Николаевне (тёте Шуре), как бы по старшинству, пришлось в 20 лет начинать свою жизнь самостоятельно. Она, став почтово-телеграфным чиновником, работала в Рыбинске Ярославской губернии и Калуге. Оказавшись вдали от семьи, она поддерживала постоянную переписку с родителями, родственниками Кузнецовыми, проживающими в Тотьме, подругами по гимназии. В своей регулярной переписке очень тепло обращалась к родителям, непременно приглашая, приехать к ней в гости, и всегда упоминала свою младшую сестру Агриппину, называя её ласково Гранечкой. К большому сожалению, личная жизнь у Александры сложилась трагически. Александра вышла замуж, мужа звали Григорием. На проживание они переехали в город Юрьевец Ивановской губернии. Счастливое замужество продолжалось не долго: первый ребёнок прожил только два месяца, а вскоре во время второй беременности врачам не удалось спасти саму роженицу. Иван Николаевич Верюжский (дядя Ваня), второй по старшинству ребёнок в семье, так же ставший почтово-телеграфным чиновником после переезда дедушки в Углич остался в Данилове, женился на работнице той же конторы, в которой сам работал.
Продолжение следует. Обращение к выпускникам Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Алик Осипов разделил участь почти всех сыновей Героев. Не окончили училище ни сын Цезаря Куникова, ни сын Бринько. У нас после 7-го класса, проучившись два года, ушел Гена Кисляков. В семье Гена рос в ауре морской романтики, отец мечтал, что он пойдет по его стопам. Но отчислен Гена тоже по просьбе родителей. Выбрал он другую воинскую специальность, стал чекистом и демобилизовался в звании полковника ФСБ. Из Суворовского училища в 3-й взвод поступил Александр Буров, но, проучившись всего полгода, был отчислен по дисциплине, что странно. Парень он был неплохой, только слегка заикался. В октябре 1963 года отчислили Борисова Б.П. (Борисов Б.А. был отчислен еще в декабре 1959). Борис – пришел из увольнения нетрезвым. А в январе 1964 отчислили, наконец, Васю Калашникова - по неуспеваемости. Кузьма Егорович, который беспощадно ставил ему двойки, оказался все-таки прав. Костя Калинин в десятом классе будет уходить дважды. Дедом Кости, нашего заводилы всех драк, был авиаконструктор , создатель самолетов серии «К» (К-1, К-4, К-5, бомбардировщик К-12). Из авиамастерских конструктора впоследствии вырос знаменитый Харьковский авиазавод. В 1937 году бомбардировщик потерпел катастрофу, конструктор был арестован, после 7 месяцев пыток сошел с ума и в октябре 1938 умер (или был расстрелян).
Первый раз Костя ушел из училища в октябре 1963 года. Просто надоели ограничения, и захотелось свободы. Но, наевшись этой свободы на гражданке, он уже в январе 1964 г. возвращается. В этом деле оказал помощь адмирал Трибуц Владимир Филиппович. «Против моего возвращения, - вспоминает Костя, - сильно возражала Н.А.Груздова. Но её никто не послушал. Всё же в дальнейшем она меня «задавила» двойками по математике. И по договорённости с Потитаком, я в мае 1964 г. был отчислен из училища «по состоянию здоровья». Глядя на пышущего здоровьем Костю, трудно даже подумать о его здоровье. Вернувшись в Москву, Костя экстерном сдал экзамены за 10-летку в школе рабочей молодежи, там, в отличие от общих школ, обучение было десятилетним. Не помнится, чтобы Костя в училище блистал знанием английского, но в августе он поступил на одногодичные курсы военных переводчиков при ВИИЯ (военный институт иностранных языков) по специальности «итальянский язык». Так у Кости началась новая совершенно удивительная жизнь. Костя был третьим из «сиятельных» внуков, оставивших училище. Чуть раньше (в январе 1964) ушел Саша Воронков. Дед Саши А.В.Воронков был начальником Управления, созданного для выполнения строительно-монтажных работ или попросту строительства здания Московского Государственного Университета. Кстати, отец Саши тоже был строителем, он строил завод в Бхилаи в Индии, и сам Саша потом продолжил ставшее семейным дело.
После шестого класса ушел Саша Иволгин. Дед Саши - Герой Советского Союза генерал-майор (генерал-лейтенант) , командующий авиацией Северного флота во время и после войны. Можно упомянуть и проучившегося один только 8-й класс Валерия Завалишина. С его слов он был потомком декабриста Д.И.Завалишина, однокашника Павла Нахимова по Морскому кадетскому корпусу. Двое из колебавшихся не решились или не сумели уйти из Нахимовского училища. Это Алексей Мирошин и Александр Сиренко. Ребята с явными задатками, заметными еще в детстве. Их судьба решалась уже во ВВМУ им. М.В.Фрунзе. И решалась очень тяжело. Алексей, в конце концов, станет историком, не совсем таким, как нам виделось, но все-таки. А Саша впоследствии станет скульптором и воплотит свои грандиозные замыслы. К этому же времени созрела помыслами и выкристаллизовалась и постепенно разрасталась совершенно другая группа ребят, которые уже всерьез задумывались об офицерской карьере. То есть относились к жизни серьезно. У них – совершенно другое отношение к жизни. У них нет сомнений. Они сумели их преодолеть! Помните – We shall overcome! Они – будущие военные моряки. Их много и главный рассказ о них впереди. Но им и тогда уже было ясно, что, если хочешь получить хорошее назначение по службе, то учись хорошо всегда и везде. И теперь те из них, у кого с учебой были нелады, стали переделывать себя. Надо было преодолеть собственную лень и показать самому себе наглядно, что не боги горшки обжигают. В этом им помогал пример, а то и реальная помощь более успешных товарищей. Процесс этот был долгим и многотрудным, но, как оказалось, исключительно полезным и важным.
Н.А.Груздова и Н.В.Дубровина в Актовом зале училища. С ними А.Коваленко и И.Невельский. 1980 год.
Интересный возраст 16–18 лет. Это – и первая любовь, и постепенно вызревающие представления о военно-морская службе, вне которой большинство из нас себя уже не представляло. Мы становились взрослыми! Недаром тогда существовала поговорка, что девушки любят юношей стройных и политически грамотных. Особенно это стало заметным к выпуску.
[1] Приказ МО СССР от 1 июня 1961 г. № 236. [2] См.: Коршунов Ю. Л. Люди. Корабли. Оружие. (к 70-летию 1-го ЦНИИ МО РФ). СПб. «Моринтех», 2002. С. 36.
Глава 9. Выпускной класс
Последние дни в родном классе. Слева направо: А.Моисеев, В.Щукин, А.Белогуб, Г.Малахов. Июнь 1965 года.
К одиннадцатому классу нас в трёх взводах роты оставалось всего 50 человек, то есть меньше двадцати человек в каждом классе, и с началом этого последнего для нас учебного года поредевшую роту поделили на два, но полноценных взвода. Перевод из взвода во взвод использовался и раньше в качестве воспитательной меры. Так была разделена пара Грабарь-Сиренко. Когда Грабаря «ушли» в первый взвод, на его место в третий был «перефутболен» Володя Щукин, впоследствии он рассказывал, что внутренний климат в классах очень отличался. На этот раз был расформирован весь второй взвод. Все перемешалось. Из-за того, наверное, по прошествии многих лет те или иные обстоятельства или моменты нашей нахимовской жизни становится трудно отнести к тому или иному времени. Но принадлежность каждого к первоначальному классу, одному из трех, осталась в памяти навсегда, и до сих пор на наших традиционных встречах мы, если и подразделяем друг друга, то почти всегда по первоначальному делению, и оттого становимся ближе.
Друзья-радиолюбители, неутомимые шутники В.Хламков (слева) и А.Моисеев. 1965 год.
В январе 1965 по вынужденному желанию, возможно по состоянию здоровья - перед этим его направляли в госпиталь – а, скорее всего, по совокупности недостатков ушел из училища Боря Быханов. Он и в этом отношении остался верен себе - оказался последним. С его уходом нас осталось 49 человек, которые и закончат семилетнее обучение в Ленинградском Нахимовском училище Военно-Морского Флота. Уже после нас оно стало называться Ленинградским Нахимовским военно-морским училищем, а в 1991 году из его названия исчезло дорогое нам слово «Ленинградское».
В январе нашим командиром роты был назначен В.М.Румянцев. Однажды, завзятые прикольщики - Моисеев и Хламков – спрашивают его: «Товарищ капитан-лейтенант, а у кого чин больше – у Вас или у мичмана Хомякова?» - «Конечно у меня!» - не почувствовав подвоха, отвечает тот. Шутка была довольно тонкой. У Виталия Михайловича был массивный подбородок. А эта часть лица по-английски пишется – chin, а по-русски читается – чин. Естественно, что это слово стало его кликухой. Виталий Михайлович был по-партийному прям, и такие шутки были вне его понимания. Он, будучи еще офицером-воспитателем, постоянно вел записи в каких-то тетрадочках. Тогда он учился в педагогическом институте, и мы думали, что он таким способом собирает материал для диплома, и мы для него - лишь подопытные. Но вот он уже закончил учебу, а записывать не перестал – теперь, наверное, копил материал на кандидатскую. Впоследствии он стал преподавателем, но, говорят, особого признания не стяжал. А в марте в первый взвод на освободившуюся должность пришел новый офицер-воспитатель Юрий Антонович Барышев. Сам бывший нахимовец (выпуск 1953 года), командир отличного на ЧФ катера ПЛО (пр. 199). Ему еще не было и 30 лет, когда его назначили командиром эскадренного миноносца (пр. 30 бис). Но его жизненные обстоятельства изменились, и вот он появился у нас. В чем был секрет его обаяния, непонятно до сих пор, он ничего особенного не совершал, но его все уважали. После нас он до 1974 года был командиром роты, затем перевелся во ВВМИУ им. В.И.Ленина в г. Пушкин, где был начальником строевого отдела, старшим преподавателем, заместителем начальника факультета. После ухода в запас жил в Пушкине, был у нас на встрече в 1995 году, а 23 июня 1999 года умер. За три месяца до этого у него побывал историк нашего выпуска В.Грабарь, и воспоминания Юрия Антоновича вошли в эту книгу.
На месте будущего строительства гостиницы "Ленинград ". Нахимовцы перед расчисткой стройплощадки после сноса домов. На фотографии в скобках указаны прозвища, слева направо: Коновалов (Соловей), Комаров (Биб), Щукин (Алифантий), Градоселъский (Дирижабль), Ю.А. Барышев (Юра Барышев), Берзин (Босс), Калашников (Бан), Лебедь (Лева), Титов (Тит). 15 сентября 1964 года.
Выпускной класс всегда стоит особняком, независимо от возраста. Выпускник - он и в детском саду - выпускник. Ты – старший. По тебе судят о том, каково училище. Наша рота особыми успехами не блистала. В младших классах по результатам учёбы однажды мы заняли 3-е место, а после – только хуже. По итогам девятого класса 32 класс (офицер-воспитатель Пименов, старшина класса Сипачев, секретарь комсомольской организации Моисеев) занял по учебе 20-е место, да и вся рота находилась на 6-м предпоследнем месте. Даже в выпускном классе, когда все подтягиваются и обычно занимают первые места, мы – не отличились. Но нас все равно уважали. В ноябре 1964 года мы в последний раз участвовали в параде войск Московского гарнизона. Во время нашего отсутствия, следующая за нами 2-я рота (старшина роты ) устроила драку с гражданской молодежью города.
Знаменная группа: Федор Борисович Гладков, Петр Афанасьевич Буденков, Юрий Александрович Козлов.
Драка была сильной. Милиция несколько дней разгоняла гражданский люд, буквально осаждавший училище. Драки между районами имели свою историю. В давние времена петроградская шпана дралась с василеостровской на мосту Строителей, а с выборгской на мосту Свободы. В наше время эта традиция исказилась, массовые кулачные бои все чаще подменялась ударами исподтишка, нанесением смертельных ран заточенной спицей. Настоящих драчунов становилось меньше, и туда, где пахло горячим, приезжали подростки со всего города. Также и в тот раз вокруг училища состоялось побоище общегородского масштаба. Когда все стихло, маршруты движения нахимовцев были строго определены и ограничены. Нам, как старшим, пришлось ходить патрулями по микрорайону. Старших нахимовцев всегда привлекали к несению общеучилищных дежурств. Это естественно. Еще в 10-м классе нахимовцы нашей роты стали заступать помощниками дежурного по спальному корпусу. В апреле 1965 года нас стали ставить дежурными по столовой. На занятиях введено изучение уставов. Некоторых из нас (15 чел.) назначили старшинами в младшие классы, для развития командных навыков. Для этих старшин в маленьком кубрике были поставлены отдельные койки, поскольку им приходилось раньше вставать, чтобы прибыть в младшую роту к подъему. Все это и означало, что мы стали взрослыми. Для нас было увеличено время самоподготовки, и, соответственно был позже отбой. А после отбоя устраивалось непременное прослушивание радиопередачи об истории джаза – называлась она «Метроном».
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Я заметил, как из противоположного конца зала, в мою сторону направилась стройная девушка. Я сжал кулаки и про себя повторял: « Лишь бы не меня, хоть бы не меня!» А, нет! Она прошла мимо всех, стоящих впереди меня и, с очаровательной улыбкой на юном личике пригласила именно меня! Отказать, естественно, я не мог, ни по этикету, ни из чувства элементарной порядочности. Ведь девочка на виду у всех прошла через весь зал. Смущаясь, я принял приглашение и пошел с ней танцевать. Кажется, была мазурка. Танцуя её, надо было все время вытягивать ногу. Вот почему, мое внимание все было приковано к ноге, дабы не обнажить свою голую ногу. В голове все время вертелась мысль, что, если со стороны увидят или заметят, что я без носка! С одной стороны – для меня это позор! С другой – какой будет резонанс, резюме – нахимовцы пришли без носков! Как понимать: как верх хамства и не уважения, или полнейшее отсутствие воспитания и хорошего тона! Вот под этим прессом психологического и морального давления я танцевал, глазами рыская по периметру зала, вглядываясь в лица – не обратили ли еще внимание! И самое главное мое испытание - после танца. Сначала надо отвести девушку на ее место, а потом пройти через весь зал и вернуться назад на свое место! Мне кажется, что пунцовее я никогда не был, Я шел, ковыляя и все время, уже по условному рефлексу, припадая на правую ногу. Когда все это закончилось, и я вернулся в свой угол, я спросил у ребят: - Ничего не было видно? - А, что надо было видеть, что ты хромаешь, так это и видеть не надо! Все видели и обратили внимание! - Подвел ты девушку, она была вся красная, ей, видно, очень неудобно было танцевать с хромым парнем! - Что у тебя с ногой - натер что – ли? Я утвердительно кивнул головой и, стараясь не обратить на себя внимания, боком, боком выскользнул из зала. В фойе стояли мягкие диваны, я сел у окна, возле декоративной пальмы, так, чтобы она немножко прикрывала меня и просидел там до конца вечера. Меня, правда, изредка спрашивали, почему я здесь спрятался. Я им выдавал уже готовую подсказку, что на занятиях по подготовке к параду натер ногу. Это всем, казалось естественным и не требовало никаких разъяснений. А в душе скребли кошки! Девочка была милая и хорошая. Это ж надо, пошла через весь зал, не постеснялась - значит, наверное, понравился! Когда перед танцем я прикоснулся слегка и нежно рукой к ее спине, то через блузку почувствовал первый раз то, что заставляет биться чаще сердце, а грудь дышать волнительное - это было прикосновение к прекрасному. Мне очень было неудобно и жаль, что девушка осталась, по всей видимости, разочарованной и у нее осталась горечь досады! Что на самом деле подумала она – осталось для меня тайной, только мои размышления и догадки. Досадно и то, если этот эпизод, как-то останется в ее памяти, то никогда она не будет знать истину произошедшего! Еще долго после этого вечера я переживал этот случай в моей жизни, Думал, наверное, лучше бы я остался в казарме, пусть другой кто-то поехал вместо меня, хорошо отдохнул и потанцевал. А. что бы осталось тогда в моей памяти - тусклый свет казармы и чувство сожаления от рассказов возвратившихся ребят? Нет! Получилось, как получилось. Все, что не делается – все к лучшему. Случай досадный и курьезный! Тем и приятны воспоминания юности, да и не только! Их было не так много. В основном, наша жизнь - это рядовые дни и будни, похожие друг на друга, как две капли воды. Иногда и, наверное, большей частью, о них говорят как серые. Я бы поправил - бесцветные, так как серый цвет имеет массу прекрасных тональностей и оттенков!
Москва, Курский вокзал, май 1951 года. Девочки из Пансионата МИД провожают нахимовцев, участвовавших в первомайском параде. Нахимовцы (слева направо): Гурам Аджибегашвили, Станислав Важинский, Юрий Филипьев, Анатолий Васильев, Анзор Каландарашвили. Фото предоставлено Глебом Мануйловым, ТНВМУ, выпуск 1952 года.
Эдуард Карпов. Я ВЫРОС В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ. Санкт-Петербург 2007. ОТРОЧЕСТВО. Продолжение.
По мере взросления я стал с интересом изучать город, в котором мы жили. Гуляя по улицам города, его скверам и паркам, знакомясь с архитектурой его зданий и его достопримечательностями, я постигал его своеобразную красоту. Расположенный в долине реки Куры, окруженной горными хребтами, город имел неповторимый облик, создаваемый его планировкой вдоль берегов реки, красивыми зданиями дворцов и театров в центральной части города, многобалконными жилыми домами с двориками, расположенными в старых кварталах, красивой набережной на правом берегу реки, разноликими районами — Сабуртало, Ваке, Дидубе, Авлабар — и красивой главной улицей — проспектом Руставели с его тенистыми деревьями, мраморными фонтанчиками с очень вкусной питьевой водой, замечательными старыми зданиями театра оперы и балета имени Палиашвили, грузинского драматического театра имени Руставели, Государственного музея истории Грузии, Дома офицеров и Дворца пионеров, а также впечатляющими новыми зданиями Дома правительства, Дома связи и Института марксизма-ленинизма.
Я любил подниматься на фуникулере на гору Мтацминда, которая возвышалась над центральной частью города. С открытой террасы большого здания верхней станции фуникулера, стоявшего у обрыва горы, открывался изумительный вид на город. Увы, теперь этот город находится в другой стране, и вряд ли мне удастся еще когда-нибудь побывать в нем. Но живет во мне память о Тбилиси. «Такой лазурный небосвод сияет только над тобой, Тбилиси, мой любимый и родной», — эти слова из песни говорят о многом. И живет во мне любовь к грузинской культуре — очаровательному многоголосому грузинскому пению, великолепным грузинским народным танцам, щемящим душу грузинским кинофильмам советской поры и несравненным Вахтангу Кикабидзе и Нани Брегвадзе (перечислять можно еще долго). В марте 1953 года умер Сталин. Граждане страны, не сидевшие в сталинских лагерях и не подвергавшиеся репрессиям, были охвачены глубоким горем. В те дни, когда убитые горем люди прощались с телом великого вождя, в Москве произошли трагические события с многочисленными жертвами. Нечто подобное могло бы произойти и в Тбилиси, если бы не предусмотрительность местных властей и командования Закавказского военного округа, штаб которого находился в центре города. В день похорон Сталина на центральной площади города, носивший имя Берии (вскоре она была переименована в площадь Ленина), проводилась церемония «участия в похоронах вождя», в которой участвовали десятки тысяч людей. Для проведения этой церемонии над правительственной трибуной, мимо которой проходили войска на праздничных парадах, были установлены огромный портрет Сталина, окаймленный траурной рамкой, и мощные громкоговорители, передававшие трансляцию похорон, проходивших в Москве. Стоявший на площади народ слушал трансляцию и таким образом участвовал в похоронах. Командование военного округа распорядилось заблаговременно вывести на площадь воинские части, дислоцированные в городе, и разделить площадь живыми цепями военных на несколько секторов. В каждый сектор могло войти ограниченное количество людей, а живые цепи военных должны были не допускать перемещения гигантской толпы в сторону трибуны. По-видимому, руководители мероприятия уже знали, как может быть опасна для жизни людей огромная неуправляемая толпа.
Во второй роте Для участия в этом мероприятии были задействованы и две старших роты нахимовского училища. Я тогда был во второй роте. Примерно за час до начала мероприятия мы пришли на площадь, куда в это время сходились другие роты курсантов военных училищ и солдат гарнизона. Двум нашим ротам отвели место где-то посередине площади. Роту построили в четыре шеренги лицом к трибуне, и мы получили такую команду: когда площадь начнет заполняться людьми, взять друг друга под руки и, сцепившись таким образом, не допустить ни прорыва, ни перемещения нашей цепи, каким бы ни было давление толпы. Каким оно может быть — это мы узнали очень скоро. За полчаса до начала церемонии большая площадь начала быстро заполняться народом, подходившим как организованными колоннами, так и просто группами, со стороны двух больших прилегающих улиц. Через оставленные в стоящих цепях проходы люди устремлялись к трибуне. Вскоре все пространство впереди нас было заполнено людьми, а народ все прибывал и прибывал. И вот уже мы, стоя в четыре ряда и плотно сцепившись друг с другом, стали с трудом удерживать напор толпы. Особенно тяжелыми были пики давлений, которые время от времени передавались откуда-то сзади по живой массе людей, плотно прижатых друг к другу. Сами люди при этом ничего не делали и ничего не могли делать — волна нарастающего давления проходила по ним помимо их воли. Уже потом мы узнали про механизм такого явления: где-то на краю плотно стоящей толпы достаточно посильнее нажать на впереди стоящего человека, чтобы он покачнулся вперед, и это движение пойдет по толпе с нарастанием амплитуды перемещения людей и силы, с которой передается это движение. И если эта «волна» дойдет до тех, кто прижат к какой-либо прочной преграде, то они могут быть раздавлены насмерть. К началу церемонии похорон площадь была уже вся забита народом, и цепи военных воспринимали на себя и демпфировали возникавшие в толпе «волны», предотвращая возможные трагедии. Это продолжалось и во время трансляции похорон, несмотря на то, что площадь была охвачена состоянием всеобщего горя и стояла мертвая тишина. Гигантская масса стоявших людей периодически совершала волнообразные движения, удерживаемые цепями военных. Нашу нахимовскую цепь мы временами удерживали из последних сил: казалось, что еще немного — и она прорвется. Наконец, церемония закончилась, и народ стал уходить с площади. Когда площадь опустела и пришла пора уходить и нам, стало известно, что без трагедии не обошлось: несколько человек были придавлены к металлическим ограждениям больших витрин магазина, расположенного на углу площади и проспекта Руставели. В училище мы вернулись помятыми и сильно уставшими. Житейский опыт, полученный в тот день, я запомнил надолго. Но жизнь бежала дальше, и вскоре наступило мое последнее лагерное лето, в котором мы, вторая рота, были самыми старшими. Это лето было насыщено разными интересными мероприятиями, завершавшими практическую часть нашей военно-морской и физической подготовки, а также некоторыми памятными событиями. Физическая подготовка тоже была постоянным спутником нашей жизни. Я приехал в училище физически слабым «блокадным» мальчиком. Таких в шестой роте было немало — война оставила свой след и на ленинградских детях, и на ребятах из других мест.
Перед спортивными соревнованиями
С первых дней пребывания в училище нас начали терпеливо и настойчиво развивать физически — на уроках физкультуры, на утренних физзарядках и в спортивных секциях. Программа нашего физического развития предусматривала подготовку к поэтапной сдаче общесоюзных норм физического развития: сначала — БГТО («будь готов к труду и обороне»), а затем — ГТО («готов к труду и обороне») первой и второй ступеней. Сдача норм, соответствующих определенному возрасту, считалась для нахимовцев обязательной, а ношение на форменке значка, удостоверявшего сдачу соответствующих норм, было необходимым атрибутом нахимовца, подтверждавшим, что он — «не слабак». Легко было сдавать нормы тем, кто от природы обладал хорошими физическими данными, но таким, как я, приходилось настойчиво трудиться, чтобы достичь результата. Вот типичная ситуация на уроках гимнастики: на каждом спортивном снаряде умелые ребята выполняют нужное упражнение один раз и надолго садятся на скамейку, а неумелые снова и снова подходят к снаряду, пытаясь сделать то, что у них не получается. При этом преподаватель физкультуры (они все у нас были военными) терпеливо объясняет и помогает каждому до тех пор, пока тот, наконец, не добьется успеха. То же самое происходило и в лагере, где мы занимались легкой атлетикой. Не помню случая, чтобы в старших ротах кто-нибудь из более сильных ребят смеялся над более слабыми или высокомерно относился бы к ним. Наоборот — к трудягам, истово занимавшимся своим физическим развитием, относились с уважением. В первой роте почти все ребята носили значки «ГТО второй ступени», добытые сдачей соответствующих, довольно трудных, спортивных норм во время последнего летнего лагеря. У многих в то лето были «камни преткновения», преодоленные трудом и силой воли. А вот общим испытанием, завершающим сдачу норм, был так называемый «марш-бросок», при котором нужно было преодолеть восемь километров в повседневной одежде и с противогазом через плечо. Нормативное время было столь жестким, что практически нужно было бежать всю дистанцию, чтобы уложиться в норматив. К выполнению этого марш-броска нас специально не готовили: считалось, что мы достаточно бегаем каждый день на утренних физзарядках, уроках физкультуры и на футбольном поле (в свободное время).
Футболисты В назначенный день рота была выведена на проселочную дорогу, ведущую в Геленджик. Перед стартом физрук предупредил нас о том, что на второй половине дистанции обычно наступает кризис, и каждый из нас должен будет преодолеть себя, чтобы обрести «второе дыхание», а кто этого не сможет, тот не дойдет до финиша. Затем нам дали старт, и мы побежали по дороге: четыре километра вперед, до контрольного пункта, и четыре километра — обратно. Вдоль дороги было расставлено несколько старшин, наблюдавших за тем, как мы бежим. Тогда-то я и узнал, что значит «преодолеть себя». Примерно на шестом километре пути я выбился из сил и стал задыхаться. Меня охватило жгучее желание остановиться и сесть на землю. Но, помня о том, что нам сказал физрук, я заставлял себя двигаться вперед, задыхаясь и еле переставляя ноги. И вот через какое-то время дыхание снова появилось, и я снова побежал и добежал до финиша, выполнив норматив. Потом, отдышавшись после финиша, мы все увлеченно рассказывали друг другу о том, как каждый из нас обретал «второе дыхание». А осенью мне было очень приятно прикрепить к своей форменке значок «ГТО второй ступени». Как обычно, главным нашим занятием в лагере было шлюпочное дело, в котором мы к тому времени уже немало преуспели. В то лето я познал всю прелесть управления шлюпкой под парусами. Ты сидишь на руле, паруса наполнены ветром, шлюпка ходко идет правым галсом и ты начинаешь маневр, чтобы сменить галс. «К повороту! Поворот оверштаг! Фок стянуть, кливер раздернуть!» Плавно «кладешь руля» влево и внимательно следишь за парусами. Кливер начинает набирать ветер и ты вовремя даешь последнюю команду: «Шкоты на правую!» И вот оба паруса набрали ветер, и шлюпка снова идет полным ходом, но уже левым галсом. И ты испытываешь огромное удовольствие от того, что ветер дует, а шлюпка идет и подчиняется тебе. Помимо традиционных занятий в море и шлюпочных гонок мы участвовали в двух необычных мероприятиях — высадке морского десанта и морском походе на шлюпках в Новороссийск. Высадка морского десанта производилось в районе прибрежного поселка Архипо-Осиповка, который находится довольно далеко от Фальшивого Геленджика. Мы погрузились в два больших баркаса, и наш моторный катер доставил нас на буксире в район высадки десанта. Затем мы на веслах подошли к берегу, который встретил нас огнем холостых патронов и взрывпакетов, и, прыгая прямо в воду, с криком «ура» побежали в атаку на «противника». Все было похожим на настоящий десант. Морской поход в Новороссийск был впечатляющим, но мое участие в походе закончилось неожиданным образом. Солнечным июльским утром мы вышли в море на тех же двух баркасах и долго шли на веслах. Затем с трудом установили тяжелые мачты баркаса и какое-то время шли под парусами. А затем сопровождавший нас моторный катер взял баркасы на буксир и повел нас дальше в сторону Новороссийска. Погода была отличная. Мы шли мимо пустынных гористых берегов и наслаждались морем, солнцем и чистым морским воздухом. На подходе к Цемесской бухте мы снова взялись за большие весла и вошли в порт своим ходом, как настоящие моряки.
Переночевав на полу в какой-то пустой казарме (мы в те годы спокойно воспринимали любые бытовые условия) и позавтракав, мы стали готовиться к экскурсии на знаменитую Малую землю. В те годы это историческое место еще не было связано с именем Брежнева, и никаких мемориалов там не было. Наоборот, все там сохраняло следы ожесточенных боев. Но что конкретно там было — этого мне увидеть не удалось. Мне рассказали об этом мои товарищи. Поход на Малую землю должен был осуществляться на баркасах, ведомых на буксире нашим катером. Усевшись на банках баркасов, мы приготовились к походу, а матросы катера стали обеспечивать отход нашей «флотилии». Один из матросов, стоя на пирсе, стал отталкивать мой баркас большим отпорным крюком (так называется длинный деревянный шест, на конце которого насажен специальный металлический крюк), для чего уперся деревянным концом крюка в планшир баркаса. Когда он надавил на шест, тот соскользнул с планшира и, описав небольшую дугу, ударил меня своим торцом прямо в левый глаз. Шест имел довольно большой диаметр, и это спасло меня от тяжелого увечья: торец шеста приложился к глазнице таким образом, что сам глазик остался целым. В результате удара по щеке довольно сильно потекла кровь, и меня срочно отвезли в санчасть. В лагерь я вернулся уже на санитарной машине и с перевязанным глазом. На молодом теле раны заживают быстро, и вскоре я уже был «в строю». Но шрамик под глазом долго напоминал мне об этой истории, пока с годами не рассосался. Запомнился тот июньский день, когда пришло сообщение об аресте Берии. В лагере на видном месте стояли три больших портрета новых руководителей страны — Берии, Маленкова и Хрущева. Все мы немножко знали о том, что Берия уже много лет руководит органами НКВД и госбезопасности. Мы жили в те времена без телевизоров и радиоприемников и, соответственно, без постоянной информации о том, что происходит в стране, а тем более — в мире. Единственный в лагере радиоприемник находился в палатке дежурного офицера. Интересующиеся взрослые узнавали по нему новости, а нахимовцы вполне довольствовались тем, что им сообщали командиры.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Пока обживались на новом месте, а Николай Павлович осваивал новый участок работы, в самый раз под Новый год 30 декабря 1894 года родился четвёртый ребёнок третий сын, названный Николаем. Естественно в семье прибавилось и забот, и хлопот. «Высочайшими приказами по гражданскому ведомству почтово-телеграфного управления Министерства Внутренних дел за № 30 от 1 июля 1895 года и за № 54 от 3 июня 1897 года» дедушку произвели в Губернские секретари, а затем в Коллежские секретари соответственно. В этот же период «на основании Высочайшего повеления 26 февраля 1896 года пожалован серебряной
Может показаться, что внешне всё выглядело хорошо и достойно: и по служебной линии у дедушки дела складывались не плохо, да и в семье полный порядок. Наверное, так и было в действительности, но, на мой взгляд, навряд ли в полной мере могли удовлетворить материальные условия. К этому времени ежемесячное жалованье единственного работающего в семье дедушки составляло 30 рублей и дополнительно ещё так называемые столовые 7 рублей 50 копеек, итого 37 рублей 50 копеек на многодетную семью из шести человек. Стало быть, суточные расходы, которые нетрудно подсчитать, на всю семью составляли всего 1 рубль 25 копеек или по 20,8 копеек в сутки на одного члена семьи. Много или мало этого было в конце XIX начале XX века для обеспеченного житья-бытья, я сейчас сказать не могу. Во всяком случае, богатыми или зажиточными семью с такими доходами не назовёшь. Следует сказать, что поскольку своего личного подсобного хозяйства дедушка и бабушка никогда не имели, то и расходы были существенные. К тому же, они проживали, как правило, снимая жилую площадь частным порядком или, в лучшем случае, на служебной квартире, когда такая возможность предоставлялась. Жили, надо полагать, экономно, рассчитывая только на собственные средства и возможности. За десять лет работы дедушка только дважды имел отпуск сроком на 28 дней каждый: первый совпал в феврале 1888 года как раз с женитьбой, возможно, так и было предусмотрено, как «медовый» свадебный месяц. Второй отпуск через десять лет в январе 1898 года, который, думаю, дедушка использовал с целью поездки в Верховажье для посещения своих уже пожилых родителей. Проработав в Вельске четыре года, летом 1898 года Николая Павловича назначили начальником Горского почтово-телеграфного отделения. Такое назначение не вызвало долгожданной и желаемой радости от, казалось бы, перспективы служебного роста. Дело в том, что населённый пункт Горки, затерявшись в глубине лесов и болот западной части Вологодской губернии, оказался вдали за сотни вёрст от более-менее крупных поселений, где бы располагались начальные учебные заведения. Проявляя заботу о необходимости дать образование своим детям, достигшим школьного возраста, дедушка подал своему начальству прошение с ходатайством о переводе в другое место, где бы такая возможность реально существовала. Начальство пошло навстречу и прошение о его переводе удовлетворило. В октябре 1899 года Николай Павлович Верюжский был назначен на равнозначную должность в Плёсское почтово-телеграфное отделение.
Старинный город Плёс впервые упоминается в летописях во второй половине XII века в числе первых городов-крепостей, возникавших на берегах Волги, таких как Юрьевец, а позднее Кинешма и Шуя, входивших в период феодальной раздробленности во Владимиро-Суздальское княжество. Эти богатые и привольные приволжские земли за многие сотни лет настрадались от набегов и разграблений со стороны диких полчищ Батыя, погромов безжалостных басурман под водительством жестоких ханов Едигея и Улу-Мухаммеда. Да и русские князья до объединения в Московское княжество частенько устраивали кровавые междусобойчики за свои приоритеты владеть такой благодатной землёй. Являясь небольшим тихим провинциальным поселением, город Плёс входил тогда в состав Костромской губернии. Плёс расположен на высоком правом берегу великой русской реки Волга, в её уже широком среднем течении, в реальности слышавший «чей стон раздаётся» и видевший в изнеможении бредущих по берегам бурлацкие связки, которые тащили тяжёлые баржи, медленно плывущие по реке.
На территории города до сегодняшних дней сохранились многие архитектурно-исторические памятники, объединённые в государственный музей-заповедник. Красота русской природы приносила многим писателям, поэтам и вообще людям искусства, побывавшим, хотя бы раз, в этих запоминающихся местах, новые творческие вдохновения. Разве можно оставаться равнодушным, когда видишь пейзажи окрестностей Плёса, написанные рукой известного художника И.И. Левитана (1860-1900).
По современному административному делению город Плёс передан в подчинение Ивановской области. Упомянув Ивановскую область, вынужден сделать небольшое отступление, которое может быть покажется совершенно не к месту по фабуле данного повествования. Однако считаю, что оно приоткроет маленькую страничку для понимания нашей современной жизни. Речь пойдёт ни много, ни мало, а о столице русского государства. Дело в том, что в своё время Ульянов (Ленин), воодушевлённый марксовым лозунгом «Пролетарии всех стран соединяйтесь!», не на шутку загорелся идеей мирового господства путём победы пролетариата во всемирном масштабе, позднее, правда, сбавив обороты, ограничился государственным переворотом и установлением диктатуры пролетариата в отдельно взятой стране, занимающей одну шестую часть суши земного шара. Таким «слабым звеном» в его стратегии стала многострадальная Россия, хотя могла бы быть индустриальная Германия или, например, благополучная Швейцария. В сущности, для него это было безразлично. Ведь, как известно, в его жилах не больше было русской крови, чем немецкой или еврейской, шведской и даже калмыцкой и по натуре он являлся космополитическим интернационалистом. Вскоре после известных октябрьских событий в Петрограде согласно ленинскому указу столица, теперь уже Советской России, переместилась в Москву. После завершения Гражданской войны, в которой за два года по приблизительным подсчётам истреблено более 13 миллионов российского народа или ежедневно только на фронтах погибало 18 тысяч человек. Урон стране был нанесён колоссальный, но ещё большие жертвы ждали народ впереди. А пока торжествовали победу и по ленинской задумке стали создавать новое, неведомое в мировой практике, неестественное государственное образование союз суверенных государств, объединявшихся, как провозглашалось, на началах добровольности и равноправия. В декабре 1922 года для начала таких «добровольцев», вошедших в Союз Советских Социалистических Республик, оказалось четыре. А затем, чем дальше, тем число их становилось больше и достигло шестнадцати (вместе с Карело-Финской ССР, просуществовавшей с 1940 по 1956 г.).
При образовании такого Союза, просуществовавшего, кстати говоря, только до декабря 1991 года, совершенно не подумали о России, имеющей такие же самостоятельные и суверенные права, как и другие республики. Россия, бескорыстно выполняя ущербную ленинскую национальную политику, стала бездонным донором не только материальными средствами, но и миллионными людскими ресурсами, а теперь вынуждена жестоко за это расплачиваться, потому, как в национальных республиках оказались более двадцати миллионов русских. Сейчас многие подзабыли, а некоторые даже не помнят, что в годы «Великого Почина» и первых Сталинских пятилеток на самых верхних этажах власти всерьёз обсуждался вопрос о переносе столицы России из Москвы, оставив за ней только столичные функции союзного государства. На роль российской столицы выдвигались крупные города Сибири, Урала и Поволжья. Главным критерием, естественно, являлся пролетарский принцип. Сибирские города даже не рассматривались из-за большой удалённости, да и репутация ссыльных мест у многих членов РСДРП(б) ещё была свежа в памяти. Вроде бы по многим критериям подходил Екатеринбург, переименованный в Свердловск. Там тебе и рабочий класс имеется, город промышленный, большой, хорошо спланированный. Однако пришлось отказаться, наверное, всё-таки совесть мучила за безжалостную расправу, совершенную в этом городе, над царской семьёй и их прислугой. Оставалось Поволжье. От Ярославля, который за свою историю дважды становился временной столицей Руси (во время польско-литовского похода на Москву Лжедмитрия и позднее во время стрелецкого бунта), однако из-за неблагонадёжности пришлось наотрез отказаться. Главной и основной причиной такого категорического отказа послужил эсеро-меньшевистский контрреволюционный мятеж, организованный Савинковым. Кострома, хоть и близкий к Москве город, да и первый русский царь Михаил Федорович Романов из здешних, но, поди ж ты, уж больно патриархальный, да и пролетариата маловато и нет революционного порыва, значит не годится для российской столицы. Нижний Новгород тоже не понравился: уж какой-то ярмарочный, купеческий, кустарно-середняцкий.
Выбор пал на . Городишко маленький, провинциальный, даже уездным центром никогда не был. Расположение тоже неудачное: ни судоходной реки, ни большой транспортной дороги, правда, была одна узкоколейка от Иваново до Шуи. Однако ивановцам повезло тем, что ещё с петровских времён в здешних краях появились первые мануфактуры по выпуску льняного полотна, а при Екатерине Второй и того больше: во многих посёлках и слободах губернии стали строиться большие и малые мануфактуры, с которых по существу и началось массовое текстильное производство. Затем постепенно перешли к хлопчатобумажному и ситценабивному производству. Иваново стал быстро развиваться, строились новые ткацкие фабрики и, территориально объединившись с ближайшим Вознесенским Посадом, получил статус города с названием Иваново-Вознесенск. Ткацкий труд был малопроизводительный, изнурительный и тяжёлый. Немудрено, что почти на всех фабриках и мануфактурах губернии стали появляться марксистские кружки, организованно проводиться стачки и забастовки. Ещё в 1905 году ивановские ткачи, руководимые членами РСДРП(б), участвовали во всеобщей политической стачке и образовали первый в России Совет уполномоченных. Забастовки ивановских ткачей продолжались не только с экономическими, но и политическими требованиями вплоть до установления в городе советской власти в октябре 1917 года, одновременно с провозглашением её в Петрограде. Принимая во внимание такие революционные заслуги ивановских текстильщиков, уже в 1918 году в состав Иваново-Вознесенской губернии с целью её укрупнения были отнесены промышленные районы Костромской и Владимирской губерний. В период крутой борьбы с религиозными настроениями из названия города убрали сомнительного смысла добавление. Город теперь стал называться просто Иваново короче и благозвучней, что лучше подходило, как посчитали руководители партии и правительства, для будущей российской столицы. За счёт объединения четырёх губерний: Владимирской, Костромской, Ярославской и самой Иваново-Вознесенской была создана Ивановская промышленная область, превратившаяся в крупнейший промышленный центр в этом регионе России.
Для придания планируемой российской столице процветающего вида города светлого будущего в Иваново началось активное строительство монументальных административных, хозяйственных и общественных зданий, продолжавшееся до средины 1930-х годов. Даже для трудящихся построили по образцу западноевропейских двухэтажных коттеджей необычный «рабочий посёлок», который тут же, в народе, стали называть Ивановской Голландией или Ивановской Швейцарией, хотя ни голубых озёр с лебедями, ни альпийских гор, сверкающих снежными вершинами, поблизости в этих краях от сотворения мира никогда не наблюдалось. Одновременно с возведением новых зданий повсеместно с огромным энтузиазмом велось массовое разрушение памятников русской архитектуры и в первую очередь культовых сооружений и дворянских усадеб. К счастью мануфактурный Иваново по случаю непродуманных, конъюнктурных решений не был объявлен российской столицей: переезд по многим объективным и другим причинам не состоялся. Тем не менее, за городом Иваново прочно закрепилось романтичное название «город невест России». Пусть будет лучше так, это правильно. Всеми признано, что русские женщины самые красивые в мире! В известной песне, ставшей гимном Москвы, есть такие слова: «Дорогая моя столица Золотая моя Москва!». Я горжусь тем, что была, есть и, надеясь, будет всегда столицей России!
Мой дедушка, Николай Павлович Верюжский, свою службу в Плёсе начал успешно и в ноябре 1900 года был произведён в Титулярные советники, а ещё через два года приказом по Министерству Внутренних дел за № 40 от 31 июля 1902 года его назначили начальником Плёсской почтово-телеграфной конторы 6-го класса, где он проработал более десяти лет. Старшие дети: дочь Шура и сын Ваня были определены на учёбу в начальные классы Плёсского городского училища и уже готовились постигать грамоту ещё два брата: Саня и Коля, росшие, как близнецы, с разницей в возрасте между которыми было чуть более года. К своему сорокалетию дедушка был произведён в Коллежские асессоры, соответствующий гражданскому чину восьмого класса, которое обязывало обращение «Ваше высокоблагородие». В связи с рождением 19 июля 1903 года в дружной и многодетной семье пятого ребёнка дочери Агриппины, названной в честь её бабушки Агриппины Ивановны Кузнецовой (моей прабабушки), дедушка использовал в третий раз свой 28-дневный отпуск. К тому времени Шуре, старшей дочери, уже шёл четырнадцатый год и вполне можно предположить, что она была надёжной помощницей для своей мамы Анемаисы Ивановны (моей бабушки) в воспитании только что родившейся сестры.
Продолжение следует. Обращение к выпускникам Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
По-прежнему активно готовились члены сборной по плаванию. Аносов и Московенко получили 3 взрослый разряд на дистанции 100 м. Добавился еще один вид - подводное плавание. Им занимались Поросятников и Хламков, у них дистанция была ровна 500 м. Миша Голубев стал чемпионом по стрельбе. Кстати, стрельбой он потом ещё долго занимался, даже будучи офицером на Северном флоте в Гаджиево. Много было ребят, которые занимались несколькими видами спорта. По своим физическим данным они не могли надеяться стать перспективным спортсменом ни в одном из видов спорта. Таких из секций не выгоняли, но и на соревнования не брали. Но именно участие во многих секциях позволило им развить ценное качество – универсальность. Словно бы для них и была создана секция военного троеборья. В девятом, кажется, классе Володя Коновалов, Марк Козловским и Слава Калашников вошли в сборную училища по военному троеборью. Оно в себя включало: метание гранаты-«лимонки», стрельбу из АКМ-47 (автомат Калашникова модернизированный) и преодоление 600-метровой полосы препятствий в военной форме с АКМ за спиной. Пошли они в этот солдатский вид спорта с одной целью – побывать в г. Киеве, где в августе 1963 года должна была состояться 7-я спартакиада суворовских и Нахимовского училищ. Эти игры проводились раз в два года. А у Марка в Киеве тогда жили родители. Вот он и завлёк их всех в эту секцию. В Киев они не попали. Но зато перед этими соревнованиями они от души настрелялись из автомата на стрельбище в Стрельне. А через два года эти игры были проведены в Петродворце на базе Высшего военного командного училища им. С.М. Кирова. Для курсантов общевойскового училища преодоление полосы препятствий было основным предметом, и даже входило в госэкзамены, они её просто рвали зубами. Суворовцы поспешали за ними, а наши, конечно же, заняли последнее место. Ведь тренировки у них проходили в основном на спине. Полностью всю дистанцию полосы препятствий Калашников пробежал только однажды – на соревнованиях, и в конце её думал, что отбросит копыта. Спорт этот был воистину лошадиным. Марк тогда и вовсе сошёл с дистанции.
Кстати, тренировались они на (Краснознамённого военного института физической культуры), который являлся военным филиалом института им. П.Ф.Лесгафта. По сходности аббревиатур, вероятно, это был институт КВИФКиС им. В.И.Ленина, его закончили Локотецкий в 1952 году и Шатохин в 1958-м.
***
Остальные спортсмены, входящие в сборные участвовали в спартакиаде 1965 года. После экзаменов часть наших спортсменов участвовали в спартакиаде суворовских и Нахимовского училищ в Ленинграде. Участниками соревнований по борьбе были: И.Поросятников, А.Моисеев, Б.Горелик. Аркадий Моисеев, по своей природе человек очень сильный и напористый, заняв второе место, оказался в числе победителей. Сборная училища по баскетболу под руководством С.Я.Гельчинского также заняла второе место. А могли бы и первое. В финале наши ребята встретились с ленинградскими суворовцами. К последней минуте проигрываем одно очко. Кадеты атакуют, но Сереже Мельниченко удалось перехватить мяч, и в это время раздался крик Гельчинского: «Не бросай!» Что и как решили тренеры, сейчас можно только предполагать. Наша команда словно застыла на месте, Сережа с мячом выписывает восьмерки по всей площадке (у него был неплохой дриблинг), а суворовцы всей командой, пытаются, не допустив фола, отобрать у Сережи мяч. Тут раздался финальный свисток. Так в очередной раз взрослые закулисные игры оставили свой след в неокрепшем сознании учеников.
. ... В 1961 году 26-летний С.Я. Гельчинский был назначен главным тренером женской команды «Спартак» (Ленинград), но одновременно продолжал работать в Нахимовском училище. Через некоторое время к дому на Петровской набережной было пристроено здание, ставшее спортивным залом училища. В этом новом спортзале ребята учились побеждать и проигрывать, становясь мужчинами. А вечером, когда в училище заканчивался ужин и начинались самостоятельные занятия, спортивный зал заполнялся девичьим гомоном, Стас начинал тренировку женского «Спартака», создавал будущее советского баскетбола. Все это стоило ему немыслимого труда. Не было ни одной ленинградской школы, училища, института, где бы не побывал Гельчинский, уговаривая неуклюжих высокорослых девочек приехать к нему на тренировку в Нахимовское училище. Он собирал, как старатель, просеивал тонны пустой породы, выбирал крупицы, а потом делал для них всё немыслимое, чтобы поверили ему и работали, работали... Это слово было главным в его лексиконе. Собственная работоспособность Гельчинского была двадцать четыре часа в сутки, так как и сны он видел о баскетболе и своих девчонках... Похоронен на маленьком кладбище в поселке Цвелодубово, рядом с его мамой, Еленой Петровной, рядом с озером Нахимовское.
В 10-11 классах среди нас пошло повальное увлечение тяжёлой атлетикой, а также культуризмом. Цель одна – пляжная фигура. Про анаболики тогда и слыхом не слыхивали, да и системы особой не было. Но основные упражнения знали. Это был русский бодибилдинг. Занимались штангой, гирями, гантелями, подтягиванием на перекладине различными захватами и т.д. Эти занятия были неорганизованными, хотя некоторые тягали штангу под 100 кг. Перед подходом к штанге, чтоб не сорвать спину, надевали на голое тело морской ремень. От натуги ремень часто рвался, издавая сильный хлопок. Многие занимались гирями. Гири и гантели были в спальном помещении, и к ним можно было подойти в любую свободную минуту. При этом каждый старался изловчиться, выдумывая разные приемы, чтобы поставить рекорд. Бесхитростный и могучий Вова Щукин поднимал гири без всяких ужимок и больше всех раз. Костя Калинин любил в свободную минуту жонглировать спортивным ядром для толкания. У него это очень легко и здорово получалось. Почти как у Григория Новака в цирке. С этим железом были и свои проблемы. Слава Калашников, который увлекался штангой, через год заметил, что его рост остановился. А подрасти, хотя бы на 6-8 сантиметров, хотелось очень. Штангу он забросил и уже в высшем училище с 20-ти до 22-х лет вырос на целых 4 сантиметра.
В.Калашников, В.Коновалов и В.Грабарь на пляже Нахимовского лагеря. 1965 год.
К гиревому спорту примыкало (из-за своего близкого расположения) закаливание организма с помощью водных процедур. Проводилось оно тут же, в умывальнике спального корпуса. Особых приспособлений не было. И вот друзья: Полынько, Хомко, Голубев, Московенко, Листруков, берут один такой организм, укладывают его на раковины умывальников и включают воду во всех кранах. Об этом вспомнил В.Полынько: «Вода, конечно, холодная. Другой не было. Включали на всю катушку. Я после такой закалки, пройдя всю службу на Севере, не разу не заболел». Позднее мы приспособились поливаться с помощью шланга, обычно это делали после занятий с гирями. И все же оставались и такие ребята, которые кутались в теплые морские тельники.
***
В последних классах даже отчисления приобрели свою тематику. 15 мая 1963 года, то есть в 9-м классе были отчислены Хрущалин и Петров. Поскольку оба они хорошо учились и отсутствием здоровья не страдали, интересно рассмотреть их историю. Петров и Хрущалин дружили, основой для дружбы, возможно, была любовь к технике. Вместе они освоили работу на киноустановках и показывали фильмы на широкой пленке в актовом зале и в Москве, также и на узкопленочной передвижке на 4-м этаже и на уроках, если преподаватель не владел киноустановкой. И вот, на чердаке над актовым залом их застали за курением. Это был повод к отчислению. Но обычно последнему случаю предшествуют еще несколько. Кроме курения, им инкриминировались опоздания и частые уходы с самоподготовки.
Построение роты перед спальным корпусом. 1964 год (10-й класс). Командир роты капитан 2 ранга Н.П.Оверченко.
У Н.П.Оверченко они были на особом счету, он на них давно заточил зубец. Вечером он отлавливал их и «долго и мрачно» (любимые слова В.В.Тарбаева) разбирал в ротной канцелярии их бывшие и будущие прегрешения. Одна из таких «разборок» закончилась для них работой в кочегарке. Им следовало перекидать уголь, вываленный во дворе самосвалом «Татра». А это пять тонн. Хорошо хоть кочегары дали воспользоваться душем после трудовых подвигов. Но главным, приписываемым им недостатком, были грубость и обсуждение действий начальников. В военной классификации, это – действительно тяжкие проступки. Но в нашей среде спорить с воспитателем было обычным делом – возраст такой, да и присяги не принимали пока. Особенно интересно было спорить с Эрнестом Андреевичем Авраменко (кличка по аналогии с «12 стульями», естественно, Эрнестуля). Массивный, даже грузный, и очень мощный Эрнестуля имел одно слабое место: он очень живо реагировал на все выходки своих питомцев. Но осмелиться поспорить с ним могли не многие. Одними из таких была пара художников Грабарь - Сиренко. Эти уже давно вышли за рамки живописи и витали в философских эмпиреях. Ответ на их демагогию у Эрнестули был прост: в педагогическую характеристику Грабаря за 9-й класс он «вбил» 13 слов с приставкой «не» и перевел Вовку подальше от себя, в первый взвод.
Коля Петров в кинобудке Актового зала училища. 1964 год.
У Петрова с Хрущалиным их печальная история началась также со спора с Эрнестулей, в котором они утверждали, что далеко не все нахимовцы учатся в училище из любви к морю. Таков был результат их наблюдений, но Эрнестуля воспринял их посыл, как зловредную идею. А при слове «идея» проснулся политотдел. Приказ на отчисление готовил сам начальник политотдела капитан 1-го ранга А.А.Стенин. По иронии судьбы, как только в мае 1971 года Артемий Артемьевич (это – по-паспорту, а в быту его звали Артем Артемыч, или просто Артем) ушел в запас, тут же исключили из КПСС Эрнеста Андреевича. Уж не наше ли дурное влияние сказалось? Колька Петров в общем-то был честным, простым, бесхитростным и чистым русским мальчишкой. В 1959-м в одной из передач по ленинградскому радио, посвященной пятнадцатилетию училища Коля выступал в эфире. Известный комментатор , который брал у 12-летнего Коли интервью, описал его тремя словами: «…худенький парнишка, веснушчатый, с обгоревшим на солнце носом…».
Репортаж с фронта ведут Лазарь Маграчев и Любовь Спектор. Лазарь Маграчев был первым, кто 8 мая 1945 года в 23.30 сообщил из Берлина о том, что над Рейхстагом взвилось красное знамя. , репортажи Л.Маграчева.
Коля хорошо учился. Но его крестьянское прошлое не раз нами ставилось ему на вид, попросту говоря, его хотели принизить. А ему хотелось хоть в чем-нибудь, да быть всё-таки лидером. В конце концов, городская цивилизация развратила его. Его мозг был поражен жаждой справедливости. И к нему потянулись такие же, как и он правдоискатели. Образовался круг, и входили в него далеко не слабые ребята. После отчисления Петров почти год работал на судостроительном заводе, и в январе 1964-го вновь поступил в Нахимовское училище и вновь оказался с нами. Место Хрущалина в окружении Коли теперь занимали Кошара-Васильев и Марк Козловский (последний теперь вместо Хрущалина помогал ему «крутить» фильмы). Жаль, что с этих ребят спроса уже нет, а Филимон тогда как с полозьев съехал. Нёс какую-то очевидную ерунду и был похож на деревенского мессию, который пытается организовать среди непосвящённых свою секту. А по сути - хреновина тинэйджеровского разлива.
Ушел из училища и вновь вернулся Игорь Поросятников, казалось, это было не так уж и трудно сделать.
Но через некоторое время попытку возвратиться в училище предпринял и Хрущалин - она не удалась, и Миша твердо решил поступать в Высшее военно-морское училище имени М.В.Фрунзе после окончания школы. В ноябре 1963 года, то есть в десятом классе отчислили Александра Алехина. Повод – найденная у него «тетрадь с вульгарными анекдотами». И среди этих анекдотов, о ужас!, оказались и анекдоты про «дорогого и любимого» Никиту Сергеевича Хрущёва – тогдашнего Первого секретаря ЦК КПСС и руководителя всего государства. Сам факт, что анекдоты про вождя признаны вульгарными, говорит о себе! Но это ещё не конец истории. Через год Н.С.Хрущёва освободили от всех постов. Но Сашу Алёхина так и не восстановили. Кто-то наверняка «заложил» Сашку. А жалко. Саша – прекрасный, может быть даже талантливый математик и страстно любивший море человек. Да и многие из отчисленных ребят морскую службу любили, и в дальнейшем прямо или косвенно были связаны с жизнью флота. Но некоторые нахимовцы в том возрасте уже поняли, что кроме любви к морю, с которой они поступали в училище, есть еще их настоящее призвание, связанное с какими-либо наклонностями, или пристрастиями к какому-то учебному предмету. В 10-м классе уйдут Зиборов и Трофимов. Этих, наоборот, запугивали, стараясь удержать в училище, чтобы не создавать опасного примера. Но все же за ними ушли их друзья: Беляев и Осипов.
В.Грабарь и И.Поросятников на фоне стендов "Военная хроника" и "Ход выполнения социалистических обязательств нахимовцами класса". 1965 год (11-й класс).
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
