Перевели торпеду на наветренный борт, потравили сколько можно швартов, на котором она болталась, лодку, как имеющую гораздо большую парусность ветром отнесло от торпеды, и все успокоились. Стемнело. Прожектором освещаем периодически показывающееся на зыби окрашенное красным цветом практическое зарядное отделение торпеды и обнаруживаем, что она потихонечку тонет. То ли мы ее стукнули, когда ловили, то ли ее топит тяжелый стальной швартов, то ли раньше была нарушена герметичность - теперь это не важно, главное сколько еще она будет держаться на поверхности. Ветер понемногу крепчает. Уже 4-5 метров в секунду. Кроме зыби пошла волна. Проклятая торпеда уже надолго скрывается под водой. Настроение препоганое, хоть выкинь... Но вот радостная новость - нас вызывает на УКВ какой-то корабль и запрашивает наше место. Дали ему свое место и одновременно светим по всему горизонту прожектором. Наконец, показались огни. Опознались. Когда корабль подошел поближе, я узнал и обрадовался ему как родному. Дело в том, что командир головного корабля этого проекта - Евгений Остапенков был моим соседом по комнате, когда я учился на классах в Ленинграде.
Спустившись в радиорубку, я обрисовал командиру эсминца положение с торпедой, сообщил, что она часах в двух-трех от затопления и поэтому просил ускорить ее подъём. На эсминце отреагировали положительно, со смаком выругались в адрес плавбазы и приступили к делу. Дело состояло всего-навсего в том, чтобы к бросательному концу, который будет подан с эсминца, привязать швартовый трос и передать его вместе с торпедой ему. С этой целью он подошел поближе, приготовил линемет, включил прожектор, ослепив при этом нашу швартовую команду, и произвел выстрел из линемета. Куда делся после этого бросательный конец, мы не видели. Минут через десять он сообщил, что линемет неисправен, и он будет подходить с подветренного борта для подачи бросательного вручную. Из этой затеи тоже ничего не вышло. Легости (это такие плетеные мешочки с грузом, привязанные к ходовому концу бросательного) шлепались где-то на полпути и до лодки не долетали. Наши попытки добросить конец тоже были тщетными. Уж больно высокий борт у него. Еще через 5-10 минут командир сообщил, что попытается спустить катер. Вот это уже было ни к чему. Ветер и зыбь от зюйд-веста, и ветер только усиливает волну. На такой болтанке недолго и разбить катер. Однако вмешиваться в решения командира я не стал, да и не мог. Конечно, вскоре получил от него радиоизвестие о том, что катер спустить невозможно. Но это еще не все. Поскольку на эсминце находился, как позже выяснилось, начальник штаба их бригады, он счел возможным вмешаться в действия командира. Маневр, который он изобрел, может быть был бы хорош на тихой воде. При свежем же ветре, на зыби, развивающейся волне и все это ночью, маневр был просто дурным.
Моряки старшего поколения помнят эсминцы «56» и в особенности их шикарный - высокий, с замечательно широким развалом, который позволял этим кораблям ходить полными ходами даже против штормовой волны. Однако при швартовках этот развал загораживал прямую видимость причала или бочки, и при подходе к ним командир пользовался докладами впередсмотрящего. Субъективность оценки расстояния при этом не раз была причиной навалов и смятых чужих леерных стоек. Эсминец начал подходить носом к носу, с чем я был категорически не согласен, о чем и проорал ему через электромегафон. В иное время я дал бы полный назад и уклонился от такого маневра, но сейчас с тонущей торпедой на буксире, я был связан. Как и ожидалось, эсминец наклонным форштевнем рубанул лодку в районе 1-2 номеров цистерн главного балласта. Удар, вой и свист выходящего из пробоины воздуха, столб брызг... Кричу: «Швартовой команде в рубку!» Матросы уже бегут, последним - командир швартовой команды старший лейтенант Куропатченко. Эсминец, конечно, дал задний ход, но пока отрабатывал, вторично ударил по надстройке. Сыграли аварийную тревогу, осмотрелись в отсеках. Прочный корпус не поврежден. Отлегло... Лодка приобрела крен на правый борт и дифферент на нос. Для спрямления заполнили левый борт ЦГБ № 1 и 2 и кроме того оба борта ЦГБ № 6 и 7. После чего сообщил на эсминец объем разрушений, сказал, что в помощи не нуждаюсь и тут же через него дал донесение о происшествии оперативному дежурному флота. Когда рассвело, предложил командиру эсминца к длинному концу, метров двести, навязать через два десятка метров любые плавучести и пробуксировать гирлянду по носу лодки с таким расчетом, чтобы на половине ее длины застопорить движение. Лодка подойдет, поймает трос, привяжем к нему буксир и уйдем в сторону, чтобы не мешать выборке и подъему торпеды.
ПЛ «С-266» возвращается в Гремиху после отработки задач боевой подготовки.
Сделали, как договорились, он поднял торпеду и пошел по своему плану. Я тоже запросил добро на переход и двинул к дому. Положение почти позиционное, ватерлиния глубоко под водой, заливаемость на ходу солидная - надо искать режим движения. Поговорил с механиком, и решили, что пойдем в смешанном «режиме позиционном под РДП». Это когда дизель работает в режиме РДП, т.е. воздух поступает через подъемную шахту для работы дизеля под водой, выхлоп тоже через шахту что на полметра возвышается над ограждением рубки, но положение позиционное, верхний рубочный люк открыт, и кормовыми горизонтальными рулями поддерживается дифферент 0,5-1 градус на корму. Так и вошли в Кольский залив. От поста Торос получили указание следовать в Пала-губу. Столь оперативное решение о постановке в аварийный ремонт было очень кстати. Судоремонтный завод № 10, или по-старинке «Красный горн», что располагался в Пала-губе, принял нас с сочувствием и гостеприимно. Директор завода Михаил Думчев был моим старым сослуживцем по бригаде ПЛ, где он был механиком на ПЛ «С-44».
Рассохо Анатолий Иванович. - Кроме повреждений цистерн, оказался еще покореженным цепной ящик, в котором была заклинена якорная цепь. Ремонт и испытания заняли всего одну неделю, в течение которой я был вызван в Североморск к начальнику штаба флота вице-адмиралу Рассохо. Там уже сидели командир эсминца и начальник штаба бригады. Адмирал подробно расспросил о повреждениях и сроках ремонта. После моего доклада разговор принял спокойный характер, и вскоре я был отпущен в Полярный. Как и обещали заводчане, через неделю мы были готовы к дальнейшим подвигам. Приняли в Полярном под завязку солярки и с богом - в Гремиху. С тех пор я взял себе за правило - на каждом инструктаже перед учениями или торпедными стрельбами дотошно выяснять, кто будет поднимать торпеду, в какие сроки, какие сигналы и в каких сетях будут обязательны к исполнению. Впереди еще много дел - боевой учебы, боевой службы, автономных плаваний, испытаний новых кораблей и их оружия, одним словом - флотской службы. Флот ведь силен не в базах, а в морях.
Торжественный подъём флага на «С-266». Гремиха. Плавбаза «Аксай». 1957 г.
Моржевание
Йога - соотнесенность человеческой психики и космоса, одна из шести ортодоксальных систем индийской философии.
(Словарь иностранных слов и выражений. Изд. 2000 г.)
Агитация личным примером - как закалить дух и тело купанием в Баренцевом море. Август, губа Териберская, 1953 г.
Я думаю, что «моржевание», т.е. купание в ледяной воде - есть результат острого психоза, появляющегося в периоды, когда жена зимой по каким-то одной ей известным мотивам, уезжает с дитем на Большую Землю и оставляет молодого, здорового мужа в тоскливом одиночестве. Тем более в небольшом гарнизоне, где за тобой внимательно наблюдает сотня прищуренных глаз. Вот в такой сиротской обстановке мы с Георгием Мажным, командиром соседней ПЛ решили укрепить свое здоровье, закалить тело и дух, а заодно отвлечься напрочь от размышлений о женском естестве. Принимать холодные ванны мы решили по системе йогов. Что это за система, мы понятия не имели и никакой справочной литературы в местной библиотеке не нашли. Однако всем говорили, что купаемся только по системе йогов. Попробуйте найти в тех краях в декабре - мае месяце пригодную для водных процедур озерную прорубь, если даже для ловли форельки или несчастного гольчика надо наставлять ледобур метровой трубой. Однако, нашли выход. Дело в том, что плавпричал, к которому швартовалась часть лодок, под воздействием приливо-отливных явлений ходит вверх-вниз по пять метров, и у корня, там где крепежные цепи и коммуникации, матросы, выделяемые на приборку, ежедневно обкалывают лед. Вот туда-то мы с Георгием Степановичем и лазали с целью переохлаждения. После чего, стуча зубами и проклиная все на свете, одевались и что было мочи бежали на плавбазу по теплым каютам. Закалка сделала свое дело - я стал простуживаться вдвое чаще, чем прежде. Да и Жора тоже... Через месяц мы бросили это самоистязание, но заслужили в народе почетное звание - «наши долбойоги».
Шутки от Свербилова
Первая
В конце 50-х к нам, на 14 Отдельную бригаду подводных лодок, что дислоцировалась на Гремиху, пришли в качестве пополнения две подводные лодки. Одна из них «С-270» под командованием Жана Михайловича Свербилова - человека ироничного, остроумного и при этом отличного подводника. Вообще, о его неисчерпаемом хохмачестве можно писать тома. Я расскажу о двух, на мой взгляд, удачных. Почему я говорю - удачных? Потому, что были и неудачные. Например, когда Жан решил внести новаторскую струю в вопросы швартовки подводных лодок, он, чтобы поколоть лед, мешавший ему подойти к плавпричалу, где уже стояла лодка Бурлова, пошел на швартовку под дизелем, т.к. в нем лошадиных сил больше, чем в электромоторах. Для тех лиц, которые никогда не швартовали лодку, скажу, что дизеля у нас стояли не реверсивные, т.е. задний ход ими дать невозможно. Надо переходить на электродвижение. И вот, когда до причала оставалось метров 20-30, льдина дала трещину, лодка сразу же набрала ход и, невзирая на экстренную остановку дизеля, пропорола борт лодке Бурлова. Так можно ли эту хохму считать удачной? И вообще — хохмой. Итак, ясным солнечным субботним днем, когда весь флот до обеда занят большой приборкой, Жан Михалыч стоял дежурным по бригаде, умело сочетая руководство приборкой и собственно дежурство. Сочетание осуществлялось в каюте плавбазы «Аксай», где еще четырьмя руководителями приборки игралась партия преферанса. Жан, обладающий отменным чувством самосохранения, тщательно проинструктировал вахтенного у трапа, чтобы тот смотрел внимательно в сторону корня причала и, когда появится комбриг или кто-нибудь из его заместителей, звонить по общекорабельной звонковой сигнализации четыре раза. Как всегда в таких случаях, заинструктированный вахтенный «протабанил» и принялся звонить, только когда командир бригады капитан 1 ранга Федор Иванович Маслов, принявший командование бригадой у переведенного на Балтику Владислава Матвеевича Гарвалинского, ступил на палубу «Аксая». Жан выскочил из каюты и успел встретить комбрига еще на палубе. Дальше все пошло по старинному флотскому ритуалу - Федор Иванович в сопровождении изображавшего крайнее подобострастие дежурного Свербилова прошел по кораблю, раздавая существенные и поучительные замечания приборщикам, которые Жан, «чтобы не забыть» демонстративно записывал в блокнот. Комедия продолжалась минут двадцать, после чего комбриг удовлетворенно двинулся к трапу. Первый его шаг на трап сопровождался громкой командой Жана: - Сми-и-и-рна! Федор Иванович остановился и, снисходительно улыбаясь, отеческим тоном выговорил Свербилову: - Жан Михайлович, пора бы знать - команда «смирно» во время большой приборки не подается. На что Жан ни секунды не раздумывая четко отрапортовал: - Товарищ комбриг! Приятно с почестями проводить начальника в последний путь!
, выпускнику Рижского нахимовского училища 1949 г.
«Любовь – звезда, которою моряк Определяет место в океане».
В.Шекспир
Подводная лодка круто повернула на волне вправо и легла на Инкерманские створы, отлично видимые в вечерних сумерках. «Севастополь родной, мы вернулись домой …», - радостно пропел штурман, довольный, что поход заканчивается и, благодаря его мастерству, офицеры ещё успеют сегодня посидеть в ресторане «Приморский». Холодный февральский ветер из крымских степей леденил глаза, выбивал слезу, швырял брызги в лицо, но радость распирала молодых офицеров, «…ещё немного, ещё чуть-чуть». Лодка ошвартовалась у причала подводников в Южной бухте. Командир проверил внешний вид «нетерпеливо бьющих копытами» старших лейтенантов – минёра, штурмана и капитан-лейтенанта - механика, вздохнул, что не может пойти с ними, и сказал: «К подъёму флага быть на корабле». «Есть!», - весело ответили «поручики Ржевские» и скрылись во тьме.
Если весь был уже в полусне, то ресторан « Приморский», несмотря на будний день, продолжал ещё набирать обороты. «Пароход белый-беленький, чёрный дым над трубой, мы по палубе бегали, целовались с тобой», - приятным баритоном пел популярную в то время песню на стихи солист оркестра. Офицеры сделали заказ: лангет с жареным картофелем, селёдочка с лучком и штофик водочки. После первой рюмки лица их стали пунцовыми, сказывалась вахта на ветру, глаза красными, но это не мешало им оценивать представителей прекрасного пола и даже давать лёгкий комментарий. Этот профессиональный трёп способствовал хорошему аппетиту. Её он заметил сразу же, как только она вошла в зал ресторана в сопровождении гражданского мужчины. Они сели недалеко от молодых офицеров. Она была задумчиво-прекрасна. Какие-то проблемы делали её лицо заботливым. Но глаза, миндалевидные чёрные, глаза дочери Моисея, и белоснежная кожа, кроткая улыбка - притягивали и манили. Красивая грива волос обрамляла её лицо. В ней была слабость, что так нравится мужчинам, была нежность. Она была Женщиной. Она была Женщиной его мечты. Только по молодости можно делать такие ошибки, он понял это поздно, когда уже приглашал её на танец. В этот момент она разговаривала с мужчиной на повышенных тонах. Богиня посмотрела на него с некоторым интересом, потом очень вежливо отказала. Он почувствовал, как проваливается сквозь землю. Когда он вернулся за свой стол, не просто красный, а багрово-ярко-красный, у него было только одно желание - немедленно уйти. Друзья удержали его, а официантка, пожилая женщина по-матерински пожалела его: «Не расстраивайтесь, пригласите кого-нибудь другого». Это окончательно добило его. Вечер был испорчен … Через несколько лет он увидел её на экране кинотеатра. Да, это она. Красивая, нежная, недоступная, поэтому ещё более желанная. Мечта, далёкая, несбыточная, прекрасная. Мечта и тайна. Никто не знал о его тайной . Он даже себе боялся признаться. Кто она и кто он!!!
Безответная тайная любовь – самое прекрасное человеческое чувство, потому что оно никогда и ничем не будет омрачено. Он её обожал, он на неё молился. Ещё через несколько лет он узнал, что она ведущая актриса одного известного театра в Москве. Он чаще стал видеть её на телеэкране: то она играла в спектакле, то у неё брали интервью. Потом он увидел её в кино в главной роли рядом с Михаилом Ульяновым и другими большими артистами. Он радовался за неё, он гордился ею. Однажды он узнал, что она замужем за актёром своего театра. Брак счастливый. Оба любят друг друга. Ходят в театре, держась за руки. Моряк был доволен, что она нашла своё счастье. Ещё через несколько лет выяснилось, что её муж тяжело заболел. Она приложила колоссальные усилия, чтобы вытащить его. Его-то она вытащила, а сама надорвалась. Видимо, все свои жизненные силы отдала мужу. Её спасти не удалось. Смерть забрала её как самую нежную и самую красивую, там, мол, где большинство, тоже нужны такие. Когда моряк узнал о её смерти, он, не говоря ни слова, надел парадную морскую форму и выехал из Севастополя в Москву. Через Дом Актёра он узнал, на каком кладбище она похоронена. Он купил прекрасный букет белоснежных роз и прибыл на кладбище. Ему показали её могилу. Он второй раз в жизни приблизился к Женщине своей мечты. Седой адмирал стал на колени, вынул из кармана мешочек с севастопольской землёй, той землёй, на которой началась её творческая жизнь, землёй её молодости, её Севастопольского театра имени Луначарского, и аккуратно высыпал землю на могилу. Затем уложил белые розы, по три справа и слева на её груди. Потом обнял и поцеловал надгробный камень.
На нём было написано два слова: «».
Июль 2004 года. Город Брест.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
На следующий день нам сообщили, что собирается экскурсия в Саутгемптон - главную базу королевского флота. Однако нас в список участников не включили. Не особенно расстроенные (нам хватало впечатлений от увиденного и услышанного на «Долфине») мы с Мишей Бочаровым пошли покурить на бак. Как говорится, «к баковому фитилю». Погода чудная - солнышко, легкий весенний ветерок, зеркальная поверхность воды в заливе, все настраивало на благостный лад. Диссонансом прозвучал крик вахтенного: «Водолаз!» Мы бросились к борту. Но увидели только небольшой бурун и исчезающий в глубине силуэт в виде темного расплывчатого пятна. Немедленно сообщили на крейсер о происшествии. Надо сказать, реакция была довольно вялой - боевая тревога по отряду не была объявлена, занялись опросом вахтенного, который видел, как водолаз всплыл и тут же ушел опять под воду. Опросили и нас. Затем целый час готовили и снаряжали водолаза - трехболтовика. Обследование корпуса продолжалось и на следующий день. Ничего подозрительного обнаружено не было, и история постепенно заглохла.
. Только спустя месяц после нашего возвращения, из газет я узнал, что в Англии при невыясненных обстоятельствах пропал без вести знаменитый водолаз Крэбб. Дата его гибели 19 апреля совпадала со временем хрущевского визита в Англию. Быть может, мы наблюдали последние минуты его жизни? Если в нашем случае был он, то чем он занимался под кораблями, тем более, что визит-то правительственный. Совсем оборзел от безнаказанности британский флот.
Домой!
В предпоследний день пребывания в Портсмуте из Лондона приехал автобус, который привез все то, что смогли закупить для нас славные наши землячки. Спасибо им. И, конечно, подарки превзошли все наши ожидания. На следующее утро сигнал на приготовление кораблей «к бою и походу» лишил нас сомнительного удовольствия еще раз послушать песенку Баглановой, и по общей готовности отряд снялся со швартовых. Домой! На Родину! Все-таки изрядно поднадоела эта Англия. Путь от Портсмута до Полярного - кораблями, машинами, поездами, катерами был пройден незаметно, тем более что дома меня ждала моя милая жена с годовалым здоровяком - сыном Леней. Эрлих сразу сел за составление отчета, а мы, остальные, не так сильно обремененные чувством ответственности, разошлись по домам. Все. Закончился мой вояж. Визит без визы. Дома я вручил жене заграничные подарки и был больше ее рад ее радости и туфелькам, и костюмным отрезом, и...
«А я тоже приготовила тебе подарок», - радостно сообщила Елка. Она включила и поставила новую пластиночку:
Как у нас в садочке, Как у нас в садочке розы расцвели...
Глава VI. ГРЕМИХА
Третий торпедный аппарат - пли!
Давно это было... В 1956 году Главнокомандующий Военно-Морским флотом адмирал Сергей Георгиевич Горшков в развитие базирования Северного флота указал на Йоканьгскую Военно-Морскую базу, расположенную в поселке , что в Мурманской области. До тех пор там базировались корабли Охраны водного района, тыловые склады флота, и там же был центр Саамского района с интернатом и оленебойней. Откуда ему было знать, что вскоре после этого подводники-остроумцы ввиду отдаленности, необжитости, необеспеченности и еще целого ряда неотъемлемых качеств этой базы, сложат такие стихи:
Пуп Земли пришелся на Европу, Наверно, в этом что-то есть. Но ежели Земля имеет ж..., То дырка этой ж... - здесь!
При этом чтец-декламатор вытягивал левую руку и указательным пальцем тыкал себе под ноги. Хулиганство, конечно, но сами понимаете - «из песни слова...» Соединением подводных лодок, которому была оказана честь освоения нового места базирования, была 14 отдельная бригада ПЛ под командованием самого справедливого, в меру строгого и поэтому любимого командира бригады капитана 1 ранга Владислава Матвеевича Гарвалинского, которого за дубленый красный цвет лица за глаза называли «левым отличительным». Бригада была укомплектована подводными лодками 613 проекта, и командовали ими асы подводного плавания такие как Василий Кичев, Василий Бурлов, Жора Мажный и другие столь же достойные подводники. И все было бы хорошо, если бы командир подводной лодки «С-266» Валерий Васильев не стал бы курить во 2-м отсеке. По пьянке, конечно, и регулярно. Ну, во-первых, курить вообще вредно, а во-вторых, 2-й отсек - аккумуляторный, и на этот раз до взрыва водорода, которого там было предостаточно по случаю зарядки аккумуляторной батареи, оставались какие-то минуты. Это и переполнило сосуд терпения у электриков и комиссара лодки, одного из немногих ветеранов Великой Отечественной войны капитана 3 ранга Рудика. Бывшего снайпера. Вынули Валеру из прочного корпуса, сердешного, и командующий подводными силами Северного флота контр-адмирал Александр Евстафьевич Орел приказал мне, тогда старшему помощнику командира однотипной лодки в Полярном, сию же минуту не мешкая следовать в Гремиху и вступить в командование невзорвавшейся подлодкой «С-266». Так в одночасье рухнули все мои надежды остаться служить в городе Полярном, где я всего год назад получил комнату в 2-комнатной квартире Пала-губского дома и припеваючи жил с семьей, когда позволяли море и служба.
Командир ПЛ «С-266» капитан-лейтенант Березовский. Гремиха, 1957 г.
Все перечисленное произошло в мае 1957 года. Надо сказать, лодка, куда меня назначили, была новая, позапрошлого года сдачи, исправная, экипаж сдал первые две задачи «Курса боевой подготовки ПЛ», офицеры были подготовлены прилично. Старший помощник Лева Шабалин и штурман Вася Рычков были моими товарищами еще по училищу и во многом помогли мне войти в жизнь экипажа. Не буду утомлять читателя подробностями боевой подготовки. Скажу лишь, что вопросы плавания в различных погодных условиях, использование торпедного оружия, уклонение от противолодочных сил и маневрирования экипаж выполнил на 4 и 5 баллов. Лодка вошла в состав сил боевого ядра Северного флота, что и определило возможность ее участия во флотских учениях, автономных плаваниях и боевой службе. В том же году три подводные лодки нашей бригады были привлечены к августовским учениям флота, в числе их и моя «С-266». Легкую досаду вызывало только то, что мы «воевали» на стороне «синих» против «красных», что на мой вкус было совершенно аморально. Но что поделаешь? Такова «селяви». Действовали мы из Печенгской губы. Моя подлодка выполняла задачу разведки побережья «противника», и мы чуть ли не на «брюхе» в подводном положении и под перископом пролезли на рейд Порчниха (что за островом Русский), пробрались на Семиостровский рейд, и по радио я докладывал в штаб руководства о находящихся там кораблях «красных». Но все это было не то - я рвался в бой, я хотел согласно «Боевому распоряжению» атаковать «врага» торпедой (хотя и практической), иначе зачем же мы возим ее уже с неделю? Наконец повезло. Акустики доложили, что по пеленгу... обнаружена цель. Классифицируют как быстроходный корабль под турбиной (по характерному свисту). Сыграли боевую тревогу, торпедную атаку, всплыли под перископ для опознания цели. Цель - сторожевой корабль (СКР), идет курсом на Гремиху. Погрузился, произвел маневрирование и расчеты, выпустил торпеду, лег на ее курс и всплыл. Оповестил СКР об атаке его практической торпедой, послал донесение в штаб руководства. СКР отнесся к сообщению индифферентно и как шел 16 узлов, так и продолжал идти и вскоре растаял в голубой дымке, на прощанье пыхнув из трубы чем-то черным.
Всю короткую ночь мы периодически освещали торпеду. Поутру пришел торпедолов из Гремихи, взял ее на борт и транспортировал в родные пенаты. Но вот почему СКР не остановился, не пошел на подъем торпеды, хотя по условиям учения он обязан был это сделать - остается для меня загадкой. Очень неприятная история на эту же тему случилась со мной годом позже и тоже на зачетных учениях Северного флота, проходивших в сентябре 1958 года. Это было время совершенствования тактики действии подводных лодок, и от метода «завес» мы переходили к методу «подвижных групп». Он был более управляем в море, командир группы уже имел свою отдельную радиосеть и мог по своему усмотрению смещать группу и наводить каждую лодку на цель. Но если в тактике был явный прогресс, то в торпедном оружии наблюдался явный застой. Эксплуатировали мы единственный вид торпеды - прямоидущую парогазовую «». «Прямоидущая» - потому что не имела самонаведения, в отличие от американских типа «МК», «парогазовая» - потому что в «самоваре» вода и керосин превращались в парогазовую смесь, «53» - ее калибр 53 сантиметра и «39» - потому что состоит она на вооружении ВМФ с 1939 года. На этом конструкторская мысль минеров почти застопорилась, и потребовалось много лет чтобы как-то выкарабкаться из рутины. Выкарабкались. Но за счет безопасности эксплуатации и хранения. В результате - утопили «Курск». Как сказал наш президент: «Она утонула».
Береговой технической торпедной базы в те времена в Гремихе не было. Торпеды готовились на плавбазе «Аксай» и оттуда грузились на подводные лодки. Запас практических торпед иссяк ввиду естественной убыли, подвезти новых вовремя не удосужились, так что принимать практическую торпеду мне пришлось в Полярном. Кто когда-либо принимал продукты, или топливо, или вот как мы торпеду, тот помнит те мытарства задержки и проволочки, которые чинят всякого рода клерки чужаку. В первую очередь или вне очереди - свои. Однако, вечером все же приняли торпеду. На следующий день состоялся инструктаж командиров ПЛ, поставлены задачи, вручены «Боевые распоряжения». В ночь мы вышли. Район, назначенный нам, находился примерно в сотне миль к северо-западу от Лофотенских островов (Норвегия). Заняли мы его в срок. Определили свое место, благо радионавигационная система «Лоран» работала исправно, стали на маршрут, начали поиск цели. Это был небольшой конвой, состоявший из двух подводных лодок и плавбазы, совершающих переход из Ленинграда в Полярный. Плавбаза и была главной целью, на которую нас наводила авиация. Лодки атакам не подлежали и шли милях в 25-30 впереди плавбазы. Ночью под РДП произвели зарядку аккумуляторной батареи. Вскоре получили по радио приказание командира группы сместиться по пеленгу... градусов на... миль. Сместились. Через полчаса обнаружили шум винтов на северо-западе, а затем еще минут через десять в перископ увидел плавбазу. Одновременно определился с погодой на предмет возможности пуска торпеды. Ветер не больше одного балла, даже трудно определить направление. Небо ясное, солнечное. Сомнение вызывало только наличие 3-балльной зыби от юго-запада. Видимо, эхо хорошего шторма.
Погрузился, произвел необходимые расчеты, сверил результаты вычислений торпедного автомата стрельбы и графические построения штурмана, совпадения хорошие. Последние мои сомнения относительно пуска торпеды рассеял торпедный электрик - стропальщик торпедопогрузочной партии: «Товарищ командир, выгружать-то ее опять в Полярном.» Вспомнив прошлые мучения, я больше ни секунды не колебался: «Третий торпедный аппарат приготовить к выстрелу! ...Товсь! ...Пли!» Принял доклад торпедеров о том, что «торпеда вышла, боевой на месте!» (в смысле клапан), акустиков о ходе торпеды и о том, что «горизонт чист, цель слева 30 удаляется!» Всплыл под среднюю. Вызвал сигнальщика с прожектором на мостик. Прожектор мигает, радист надрывается до хрипоты - ответа никакого. Плавбаза как шла, так и идет десятиузловым ходом и тем же курсом. Все как в прошлогодней истории. Озверев, хотел врубить обоими дизелями 16 узлов и догнать «вражину»- не могу, потеряю торпеду. Так и ушла, окаянная. Донес оперативному флота об атаке торпедой, о том, что плавбаза ушла и что нахожусь у торпеды в точке широта..., долгота... Прошу дальнейших указаний. Вскоре пришло и указание - нам торчать в точке, ожидать эсминец. Пришлось нам на 3-балльной зыби арканить торпеду за носовой рым, а чтобы ее не било о борт, подложить кранцы. Кранцы у всех йоканьгских лодок были знаменитые. Это были автомобильные покрышки, швартовка без которых вообще не мыслилась. Причалы для бригады подплава были построены в проливе между островом Витте и материком, дамбы, как теперь, не было, и скорость приливо-отливных течений достигала двух-трех узлов. Попробуйте ошвартоваться!
Гремиха. Валуны и скалы реки Йоканьга - место отдыха моряков.
Переход был очень интересный. Моей задачей было вызвать интенсивные действия сил ПЛО вероятного противника против подводных лодок бригады. Было нарезано несколько районов, где погружали подводные лодки, имитировали работы с ними, проводку под кораблями, поиск ПЛ. Все эти действия вызывали активизация работы авиации ПЛО США и Великобритании. Начиная от рубежа ПЛО Гренландия - Фарерские острова - Норвегия, наш отряд все время сопровождался авиацией НАТО. Я начал подозревать, наша работа по УКВ ЗАС, которая имелась на лодках, не только прослушивается, но и расшифровывается. Решил проверить, так ли это. В результате небольшой радиоигры мы поняли, что УКВ ЗАС подводных лодок, не обеспечивают скрытность переговоров. Мы их прекратили. В Средиземном море мы вошли в состав отряда с частью лодок. Пришли в точку якорной стоянки в заливе «Салум». Дальше подводные лодки развертывались самостоятельно, скрытно, погружались, как правило, на границе территориальных вод, в ночное время. Обнаружения и преследования лодок не было. На этот раз в штабе 5 эскадры находился один из моих заместителей и с ним оперативная группа. Остальной штаб вместе со мной находился на плавбазе, где неслось оперативное дежурство. Среди многих других задач, которые приходилось решать, мне поставила задачу обеспечить выгрузку и хранение специального боезапаса на плавбазе «Дмитрий Галкин». Это была трудная работа, и она была выполнена. Все лодки перед заходом в порты иностранных государств на межпоходовый ремонт теперь выгружали спецбоезапас на ПБС. Этот опыт был использован и на других плавбазах с помощью заводов.
В декабре штаб 5 эскадры временно перешел на ПБ «Дмитрий Галкин», а меня отправили со штабом в Александрию. Надо сказать, что в Александрии командир 51 Оперативной бригады, коим я и являлся, был старшим начальником стоявших там кораблей и судов. В Александрии в это время заканчивала текущий ремонт подводная лодка (командир капитан 2 ранга Э.Голованов). Ремонт проводился на судостроительном заводе, построенном Советским Союзом в подарок дружественному народу Египта. Ремонт лодки на заводе был первым опытом, в Александрии, поэтому офицерами штаба бригады вместе с техническими советниками (нашими офицерами) на заводе, тщательно контролировалось все. Лодка была отремонтирована, прошла докование. Штаб бригады обеспечил все ходовые испытания и принятие после ремонта.
В этот же период египетское руководство сделало нам отличный подарок - экскурсию на автобусе в город , столицу Египта. Около 50 офицеров штаба эскадры и бригады участвовали в этой очень интересной поездке. 1975 год я встретил также в Александрии. Наблюдал, как встречают новый год в Египте. Нам на плавказарму к этому празднику привезли сосенку из Союза, которую мы установили на верхней палубе плавказармы и украсили, чем могли. В это же время мы решали вопросы межпоходовых ремонтов и отдыха личного состава подводных лодок и штаба. Поочередно, по 2 экипажа, с передачей подводных лодок для ремонта резервным экипажам, прибывшим из Полярного, весь личный состав отдохнул на базе отдыха - мыс Фиолент, офицеры с семьями - в Ялте. В конце февраля повезло и мне. С двумя экипажами и частью штаба я отправился на отдых. Месячный отдых, встреча с семьями очень нужны. Однако потом офицеры и мичманы с трудом входили в рабочее русло. Возвратившись из Севастополя, снова принялись за работу, оставалось еще 5 месяцев до окончания боевой службы. Были отдельные офицеры, мичманы, матросы и старшины срочной службы, которые не выдерживали тягот такой службы. Поэтому их отправляли на Север, и требовалась замена. Чуть не сорвала выполнение задач боевой службы подводная 9 эскадры ПЛ СФ.
После межпоходового ремонта на ней вдруг почти половина личного состава заболела дизентерией. В конце моего пребывания в Александрии старшим морским начальником там был назначен командир бригады вспомогательных судов Черноморского флота, капитан 1 ранга Николай Мясоедов. Я с удовольствием сдал ему дела. Однако ответственность за подводные лодки осталась за мной. С Колей Мясоедовым мы подружились и поддерживали хорошие отношения. Впоследствии мы оба стали адмиралами и помощниками командующих флотами. Он - Черноморского, а я Северного. Подводные лодки, кроме своих непосредственных задач, участвовали в маневрах «Океан-75». Все четыре участника получили на учении хорошие и отличные оценки. Боевая служба была завершена успешно и результативно. За период боевой службы лодки имели до 50 обнаружений ПЛА. В конце июля я на плавбазе «Дмитрий Галкин» и с частью подводных лодок отправился на Северный флот. В отличие от 1972 года, встреча была торжественной и праздничной. Впервые нашим семьям была разрешена встреча своих мужей и отцов. Для встречи прибыли Командующий флотам, адмирал флота Г.М.Егоров, Член Военного совета флота, вице-адмирал Сорокин, командир и штаб эскадры в полном составе. В 1976 году произошло несколько значительных событий, которые остались в моей памяти. Командование флотом направило одну из лодок бригады (командир - капитан 2 ранга А.Яременко) на ответственное учение, которое проводила АСС (аварийно-спасательная служба) флота. Старшим на борту был назначен я, командир бригады. Цель учения - проверить штатные возможности по выходу из затонувшей подводной лодки.
С этой целью ПЛ легла на грунт, на глубине 130 метров в губе Ура. Состояние моря и видимость были отличными. Такими же были и условия для работы. Над местом покладки встал спасатель, . С него спустились на корму лодки водолазы-глубоководники Они приняли и состыковали с комингс-площадкой аварийного люка 7 отсека спасательный колокол. Первая попытка продолжалась трое суток и безрезультатно. Лодку присосало, и она с трудом оторвалась от грунта. Через трое суток учение повторили и опять без результата. Так ничем и закончилось это учение по спасению жизни личного состава затонувшей ПЛ. А ведь в то время этому вопросу уделялось достаточно внимания и тренировки проходили регулярно. Вспомнилось это в дни, когда спасали затонувшую АПЛ «Курск». Там была, правда, другая ситуация и другие спасатели. В 1977 году бригаде снова поставили задачу подготовиться к несению боевой службы составом бригады к августу месяцу. Поэтому, понятно, что конец 1976 года и начало 1977 был периодом переформирования, кадровых перемещений, межпоходовых ремонтов, интенсивной боевой подготовки. Снова все время в море. О высоких результатах боевой учебы свидетельствует приз Главкома ВМФ по торпедной подготовке. Контрольные выходы сменялись загрузкой, корректировкой документов. Несколько суток ушло на погрузку спецоружия. Все это настолько изматывало командование, штаб, офицерский и личный состав, особенно командиров кораблей, что все с облегчением ждали выхода в море.
В короткие минуты отдыха. - Краснознаменное ордена Ушакова 1-ой степени соединение подводных лодок Северного флота, Спецвыпуск альманаха Тайфун, СПб 2003 г.
В этот раз каждая подводная лодка выходила самостоятельно, имея индивидуальное задание. Некоторые подводные лодки действовали самостоятельно в районе Карибского моря, другие у побережья Анголы и Конго. Остальные - в знакомом Средиземном море. Я шел старшим на борту бывшей моей ПЛ «Б-25». Мои заместители и офицеры штаба были распределены по лодкам. Больше месяца плавали в Атлантике, параллельно, на переходе, проводя испытания новой антенны и приемной аппаратуры. Определяли эффективность приема в подводном положении на СДВ. За полтора месяца плавания я проверил командира и личный состав и с приходом в точку якорной стоянки дал донесение о допуске командира капитана 3 ранга Баскакова к самостоятельному решению поставленных задач. В командире я не ошибся. ПЛ капитана 2 ранга Злотникова успешно действовала по отдельному плану в районе о. Куба. Три лодки участвовали в действиях по учению в районе Канарских островов, позднее две из них действовали в районе Анголы. Не помню, в какой точке якорной стоянки я находился на ПМ-26 (командир капитан-лейтенант Бакурадзе), но вечером меня вызвал к аппарату БПЧ-ЗАС (буквопечатание) мой бывший подчиненный, мичман Воробьев, служивший в Главном управлении кадров МО СССР. Раньше всех начальников он сообщил мне, что подписано Постановление Совета Министров СССР о присвоении мне звания контр-адмирал.
Присвоение воинского звания, тем более адмиральского, всегда большое событие в жизни офицера, а присвоение звания в море - это событие вдвойне. Чувствуешь себя моряком и понимаешь, за что тебя повысили в звании. Через день мой однокашник из управления кадров ВМФ Володя Гарин подтвердил это событие. К 7 ноября я уже был в соответствующей форме. Не было только фуражки. Ее мне прислали уже после Туниса. Должен сказать, что в звании контр-адмирала мне уже легче было общаться, особенно в иностранных портах, когда руководил отрядами кораблей во время деловых заходов. Дважды с отрядами кораблей заходил в порт Аннаба ( Республика Алжир) для отдыха личного состава и ремонта кораблей. Оба деловых захода получили высокую оценку командования, посольства и арабской стороны. Весь личный состав был в городе на экскурсиях. Кроме Аннабы, я руководил деловыми заходами отрядов кораблей в Тартус (Сирия), Александрию (Египет) и, наконец, в ноябре 1977 года в Республику Тунис города Бизерта-Мензель-Бургиба. Ото всех этих походов и посещений осталась масса воспоминаний.
В результате несения боевой службы были выполнены бригадой все задачи. Был выполнен и план боевой и политической подготовки составленный на 1977-1978 учебный год, В период несения боевой службы были встречи и с нашими атомными подводными лодками. Мы их принимали к борту плавбазы, заправляли (свежими продуктами и регенерацией, в основном), разбирали результаты действий, проверяла корабли и личный состав. После этого инструктировали и обеспечивали скрытный выход. Все задачи были выполнены. Нас сменила бригада лодок капитана 1 ранга Юрия Данькова. Это была его первая боевая служба в должности комбрига, а моя, как оказалось, последняя. Все лодки моего соединения возвращались из разных точек Атлантики на этот раз самостоятельно. Я же отправился на ПМ-26 через Севастополь на Родину. Результаты боевой службы и на этот раз были высоко оценены командованием 5 эскадры ВМФ (командир - контр-адмирал Рябинский) и Командованием Северного флота.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Следующим по программе было посещение Хайгетского кладбища. Сюда же приехала еще одна группа экскурсантов с наших кораблей, и вместе мы образовали изрядную толпу. Вы спросите, откуда набралось столько любителей вечного покоя? Дело в том, что английский скульптор Бредшоу только что закончил работу над памятником Карлу Марксу, который и был установлен на могиле основоположника, находящейся именно на этом кладбище. Таким образом, мы были одними из первых, кто видел эту глыбу. Громадный лоб, громадная борода... Впечатляет. Недаром же собралось столько марксистов.
Пешие и конные гвардейцы в карауле. Англия, Лондон. 1956 г.
Лондон закончился для нас отдельными караульными постами королевской гвардии в грандиозных медвежьих шапках. Очень сожалею, что не увидел развода караула. Того, что с козлом и барабаном. А последним впечатлением остался замок Тауэр. Ничего мрачней мне не приходилось видеть. И хотя давно уже он несет музейную службу, его средневековая архитектура и какая-то насупленность, нелюдимость больше говорят о его тюремной сущности. Обратный путь начался мостом через Темзу с названием Тауэр-бридж, который представлял собой продолжение замка - такой же тяжеловесный и такой же угрюмый. Случилось нам побывать и на историческом корабле «Виктория». На том самом, который был флагманским кораблем при морском сражении у мыса Трафальгар. Это на нем держал флаг командующий английской эскадрой вице-адмирал Нельсон. Корабль бережно охраняется от всяких климатических невзгод. Он постоянно подновляется, подкрашивается, и пока что в битве с неумолимым временем побеждают музейщики. Первая или верхняя палуба ничем не примечательна - такелаж, он и в Африке такелаж. А вот со второй палубы начинается История. Первый вопрос гиду - почему такой низкий подволок, почему даже при моем отнюдь не высоком росте я вынужден пригибать голову? Оказывается такую межпалубную высоту распорядился сделать лично адмирал Нельсон: «Никто не может смотреть на адмирала сверху вниз». Если это не английская шутка гида, то это очень остроумно. В кормовой части этой же палубы, в выгородке - .
Отдельная, так сказать, персональная. Спрашиваю, не адмиральская ли? «О, здесь спала лэди Гамильтон». Ничего себе! А как же быть с традицией «женщина на корабле...»? Видимо, справедливо, что если нельзя, но очень хочется, то можно. На третьей палубе (это уже под ватерлинией, куда не достают ядра и пули) огорожено деревянными стойками и канатами место, где истекал кровью смертельно раненый адмирал виконт Горацио Нельсон. Без всяких напоминаний мы обнажили головы... Трафальгарская площадь, колонна Нельсона, обелиск победы в Крымской войне 1853-1856 гг. (это в Портсмуте), еще с полдесятка памятников, из тех, что нам представилось возможным увидеть, установлены или названы в честь Британского могущества и побед. Жизнеутверждающие и торжественные. У нас же все «со слезами на глазах» - к месту, а больше не к месту.
Маски сорваны!
Утро шестого дня не предвещало никаких потрясений. Багланова пропела: «...дала бы розоч-ку, дала бы розоч-ку, да не паасмееюууу...» Пора было и нам посмотреть, чем торгуют в колониальных лавках, что в одношереножном строю стояли тут же, на причале. Продавалась всякая всячина — от курева и конфет до обуви и верхней одежды. И что характерно, торговец заранее знал, что матросов в индивидуальном порядке за причальную ограду не пустят, поэтому лавчонки были построены внутри ограждения. Так что, если покупатель не идет к негоцианту, то негоциант идет к покупателю. Материально заинтересованный негоциант. Так я познакомился с азами частного предпринимательства. Гром грянул часов в десять. Дежурный офицер крейсера с посыльным передал, что НАС, ЧЕТВЕРЫХ ПОДВОДНИКОВ, ПРИГЛАШАЮТ НА т.е. «Дельфин»! Полундра! Нигде, ни единым словом, никто из нас не обмолвился о подводных лодках. А тут пофамильное приглашение. Раскололи, окаянные!
Коллективно, в присутствии офицера КГБ, обсудили создавшееся положение и решили принять приглашение, но при этом продолжать выдавать себя за офицеров эсминца. Глупость, конечно, но какое-то зерно, даже подгнившее, в этом есть - пока ты не объявил, что ты верблюд, ты не верблюд. Все. Дело принимает серьезный оборот. Шутки в сторону, открывается возможность что-нибудь «подсмотреть». База соединения подводных лодок находилась на противоположном берегу залива в небольшом городке Госпорт. Катером ходу с полчаса. План посещений разрабатывался без нашего участия, мы только поинтересовались, есть там ребята, говорящие по-русски, и поскольку таковых не оказалось, попросили включить в список Дж.Кокса. Вскоре, по готовности катера, отправились на «Долфин». Знакомство с порядками на подводном флоте началось в небольшой церквушке, которая «перелицовывалась» в зависимости от вероисповедания контингента. Просто вносились или выносились стулья и религиозные атрибуты. Единственное, что оставалось постоянным - это эмблемы погибших подводных лодок соединения, которые были вмурованы в лицевую стену церкви. Как нам объяснили, в английском ВМФ существует порядок, при котором изготавливается два экземпляра лодочных эмблем - одна крепится на корпусе лодки при ее постройке, другая хранится в штабе флота. В случае гибели подводной лодки, эта вторая эмблема передается в соединение и, как например на «Долфине», хранится в церкви. Здесь хранятся эмблемы погибших лодок еще в 1-й мировой войне. При каждом богослужении того или иного вероисповеданий, подводники молятся за упокой погибших товарищей по оружию. Трогательный обычай.
Спасение утопающих...
Следующим к ознакомлению был легководолазный учебный комплекс. Известно, что каждый подводник при аварии должен уметь выйти из затонувшей подводной лодки и всплыть на поверхность, а также работать в затопленном отсеке. Небольшая группа также готовится к работам на небольшой глубине вне прочного корпуса - это группа легких водолазов. Для подготовки тех и других создаются учебные комплексы. Этот, куда мы идем, представляет собой башню метров сорока высотой. Внутри служебные помещения, обслуживающие системы, раздевалка, учебные классы и то, что мы называем . Здешняя башня - это цилиндр высотой 100 футов (тридцать с половиной метров) и метров 8-10 в диаметре, заполнена чистой прозрачной водой, по окружности в два яруса установлены светильники, чтобы просматривать всю тридцатиметровую толщу воды. На дне этой громадной «бочки» находятся камеры группового и одиночного выхода. Подводник всплывает методом «свободного всплытия», т.е. без спасательного аппарата, сделав вдох в «колоколе». Чтобы не обременять читателя всей этой подводной премудростью, скажу лишь, что камера сообщается с водой на глубине тридцати метров, а воздух в камере («колокол») спрессован давлением воды до 3-х атмосфер. Вот этот-то воздух и вдыхает перед всплытием подводник. Он идет наверх или плавательными движениями, или рывками по свисающему с поверхности тросу. При этом не дай бог сдержать выдох - разорвет легкие. По мере всплытия, когда уменьшается давление, надо постепенно стравливать воздух из легких. Нельзя и сразу выдохнуть весь воздух - положительная плавучесть резко уменьшится, и потребуется больше сил и времени на всплытие. Поэтому свободное всплытие не такая уж простая штука. Оно требует научения и регулярных тренировок. Я думаю, что сегодня говорить о свободном всплытии с глубины 100 метров, как это было при гибели подводной лодки «Курск», стоило только ребятам отдраить спасательные люки и шлюзоваться, можно только в порядке безграмотности. Да и решение на выход надо принимать в кратчайшее время.
Нам продемонстрировали свободное всплытие пяти подводников - по двое из камер группового выхода и одного из «одиночки». Подводники неспешно, за 40-50 секунд на выдохе поднялись наверх и без проблем перевалили через бортик башни. Из спасательного снаряжения на них были только носовые зажимы. Надо сказать, что в то время, как английские подводники осваивали свободное всплытие и аппараты типа аквалангов, мы практиковали выход с глубины 25 метров и только включившись в аппарат ИСМ с одним кислородным баллоном и делая при этом несколько остановок согласно таблице рекомпрессии. Затем руководитель тренировок объявил, что теперь нам покажет свое искусство инструктор, который должен быть готов спасти водолаза на любой глубине. На бортик поднялся худощавый дядя, воспоминания о котором у меня ассоциируются с равнобедренным треугольником вершиной вниз - сплошная грудная клетка и ничего больше. Он провентилировал легкие, сделал вдох, защемил нос зажимом и прыгнул в воду. Достиг дна, обошел камеру группового выхода, затем камеру одиночного и пошел на осмотр второй камеры группового выхода. Руководитель с беспокойством в голосе сказал, что водолаз находится под водой лишних 15 секунд. В это время инструктор уже рывками по канату поднимался наверх. Руководитель что-то крикнул - и на бортик вспрыгнули четыре пловца. Инструктор всплыл, сделал вдох и потерял сознание. Четверо спасателей без команды ринулись к нему, и через минуту - другую инструктор уже обтирался мохнатым полотенцем. Мы выразили ему свое восхищение поочередно пожав его руку со словами «здорово», «спасибо» и еще что-то, я уже не помню... Инструктор был под водой около трех (!) минут. И не просто «был» - он двигался и выполнял тяжелую работу.
Скажите государю, что у англичан торпеды АМСом не мажут...
Дальше по плану у нас было посещение подводной лодки. Конечно, надежды на то, что нам покажут новую технику, не было. После недолгих скитаний по причальной линии, мы подошли к «нашей» лодке. Это оказалась подводная лодка типа «Балао», силуэт которой нам хорошо был знаком по фотографиям.
Лодка не новая, однако и не старье. Вход был организован через люк первого отсека. Спустились. В отсеке порядок, чистота, но что поразило - это отсутствие характерного запаха АМСа - смазки торпед. Мы сперва не поняли, в чем эта причина «наличия отсутствия». Осмотрелись, наконец дошло - запасные торпеды, хранящиеся на стеллажах в отсеке - крашеные! Краска темно-серая, матовая. У нас-то на лодках, что в торпедных аппаратах, что на стеллажах торпеды всегда густо смазаны ко всему липнущей, дурно пахнущей смазкой марки АМС. Причем смазка регулярно подновляется по мере ее истирания штанами, голландками и кителями. Бедняги «торпедеры» половину служебного времени проводят за «любимым делом» — смазкой торпед, а тут на тебе - покрасил, и живи себе в чистоте и благоухании. Вот оно — подсмотрели все-таки! Шпионы... В центральном посту человека три в гражданском возились у поднятого перископа. Вокруг инструмент, запчасти, какие-то измерительные электроприборы. Ни черта не понятно. Спросить что ли? Спрашиваю. Из рассказа, в переводе Кокса, понимаю, что монтируют они телевизионную систему, назначение которой — передать на корабль руководителя все то, что видит командир подводной лодки в перископ. Передающая антенна смонтирована на топе перископа. Таким образом руководитель боевого упражнения на надводном корабле видит всю фактическую обстановку и то, что видит командир лодки одним глазом в те короткие секунды, когда поднят перископ. Здорово! Мне представляется, что только так можно объективно оценить качество решений командира. И тут случилось непредвиденное - меня пригласили к перископу. Просто так, посмотреть. Привычно подхожу, правую рукоятку беру в обхват правой рукой, - левую согнутым локтем левой сверху... Слышу взрыв смеха. Прокололся! Видимо, английские подводники имеют такую же . А еще переборочные люки проходил ползком, как беременный таракан. Профана имитировал. Все насмарку! Но молчу, не сознаюсь.
Знакомство с подводной лодкой для нас закончилось в четвертом отсеке в кают-компании. Не знаю, то ли это было сделано специально для нас, то ли это система, но в кают-компании появился виски, появилась простейшая закуска, и началась элементарная пьянка. Лично я - не агнец насчет выпивки, но делать это в прочном корпусе... Не привычно. Дурная примета. Началось что-то не вполне понятное, даже враждебное - весь разговор и все вопросы были направлены на то, чтобы мы неосторожным словом выдали себя и подтвердили то, что все они хорошо знают - мы подводники. Особенно усердствовали двое: сколько раз в год мы проходим медосмотр, какой рацион питания, как мы ходим на корабле - в фуражках или в пилотках (в то время офицеры надводных кораблей носили синие береты). Досадно. А более всего я ругательски ругал Иващенко за то, что заставил нас вот эдак-то кривляться. В общем, я предложил закончить мероприятие и выйти на воздух. Прогулка по вечернему Госпорту была недолгой. Те двое любопытных сразу же ушли. Слиняли, так сказать. Мы с английскими подводниками еще немного побродили, опять-таки зашли в бар и потом долго спускались по пологому склону к причалам. Катер стоял «под парами», мы поблагодарили хозяев и отдали швартовы.
