Хитрый Сун, дабы не учинять каютную попойку, скрыл, что шестого марта у него день рождения, а пятого отпросился у начальства - в Питер, якобы в гидрографию за картами. У лейтенанта Суна была подлая мыслишка: денежки есть, ресторан «Вулкан» к лейтенантским услугам - вот уж погуляем! Какую-нибудь, если подфартит, дефицитную шалую Дуньку найдем... И тут... как обухом по голове: умер Сталин! Нехорошо умер - перед Суновским днем рождения. Не мог подождать! Нехорошо, ибо вояж за картами и тайный замысел Суна накрывались самым жестоким образом. Лодочные команды под вой мартовской пурги выстроились на траурный митинг. Шапки долой. Промерзших ушей герои глубин не замечали. На глазах - слезы, на сердцах -камень. Впереди маячил черный обрыв - как дальше без вождя-то жить?!! Подводники через подвывание ветра слушали охриплый репродуктор: выступали «верные ученики» Ленина-Сталина - Маленков, Берия, Молотов. Явственно слышалось, как Молотов сдерживал рыдания. Умер Сталин... И это был один из самых черных дней в куцей биографии Суна. Жить дальше становилось страшно. Но оставалась одна надежда: страна, народ, партия. Партия не даст погибнуть... И Сун подал заявление - «».
А жизнь шла. Раны утраты медленно, но зарубцовывались. Мало-помалу дробились и незаметно уплывали льды. Бухта очищалась. Наступали тихие и ясные, беспурговые дни. В бухту набивалась рыба, настолько плотно, что стояла сплошной массой меж корпусов подводных лодок: черпай хоть ведром, хоть сапогом. В один из таких дней поступила внезапная команда -«всем штурманам - на торпедолов!». И торпедолов, воняя соляровым дымом, понес штурманят на внешний рейд, где нетерпеливо пофыркивали дизелями две субмарины, гордость подводного флота - новенькие «сталинцы» С-23 и С-24 со стремительными и хищными силуэтами. Предстоял «морской праздник» - штурманский поход на Командорские острова. Приняв на борт командование и кучку лейтенантов, лодки, самые быстроходные в то время, рванули на выход в океан. Покачиваясь на пологой океанской зыби, третьим днем обе субмарины пришли на рейд Никольский острова Беринга. Сун в числе других толпился на барбете С-24 и ошеломленно разглядывал угрюмый всхолмленный, покрытый проплешинами снега берег с редкой цепочкой неказистых строений, приземистым памятником знаменитому мореплавателю, окружающие рейд клыкастые скалы и всплывающих там и сям сивучей. Подошел ржавый рейдовый буксиришко; морские начальники сошли с лодок, с ними - наиболее настырные; прочим из «зеленых» мест не досталось. Оставался бинокль. Сун заинтересованно крутил окуляры, когда мимо лодки прочухал моторный баркас, доверху нагруженный птичьими яйцами. Совсем как на какой-нибудь речке Таволожке, где крестьяне возят сено с островов в деревню.
. Возвратившиеся с острова Беринга взахлеб рассказывали: встретившее моряков островное общество открыло клуб и немедленно потребовало - «танцы!» Это в три часа дня-то. На острове около 500 жителей, из них 150 погранцов, остальные - «вольные», потомки «братьев-славян» и алеутов. Последний пароход приходил к ним аж восемь месяцев тому назад, в сентябре, привез только муку и десятка полтора кинолент. Муку аборигены быстренько переделали на пельмени и шаньги (а может, и бражку), одним словом, слопали. Киноленты прокрутили за три дня, сначала вперед, потом спереду-назад; надоело. В поселке - масса безвольерных голубых песцов, больше, чем в богатой деревне кур, и эти линяющие облезлые твари нахально лезли в карманы прибывших и ухитрялись уворовать все - от носовых платков до папирос и спичечных коробков. Только держись за карманы. Как сказали аборигены, на острове до 3000 диких оленей, и островитяне выбивают их только в рамках приплода, спасаясь от цинги свежим мясом, квашеной черемшой вкупе с рыбой и птицей. Грибов и ягодников (осенью) - море, косой коси. А деревьев и даже кустарников нет. И солнце - два-три дня в году. В поселковом магазинчике на полках одни банки с крабами и рулоны сверхдефицитного на материке «бостона», завезенного сюда глупыми снабженцами. Зато ни одной бутылки спиртного. Все давно выхлебано. Под вечер, приняв неблагоприятный метеопрогноз, субмарины покинули коварный рейд и легли курсом на Камчатку.
Всю последующую ночь Сун торчал под козырьком мостика и таращил глаза на величественное и грозное явление природы - вулкана Ключевская сопка. Когда столб огня поднимался на высоту до трех, а сверкающая молниями туча свыше пяти километров над раскаленным кратером с потоками огненных лав. Вся эта картина хорошо просматривалась на расстоянии до 100 морских миль. Прошел ясный и тихий май, настал серый и дождливый июнь. Несмотря на рыки и потуги грозных начальников, подводные «щуки» упорно цеплялись за плавказарму и не желали плавать, кряхтя и жалуясь на многочисленные недуги и старческие язвы. В один из глухих вечеров в стойбище лейтенантов ворвался возбужденный дежурный по бригаде Удавка Толстый и выпалил: - Ой, братцы! Что я слышал?! Братцы навострились: «Выкладывай, что ты там слышал?» - Пошел я, братцы, проверять лодки. Залез в одну, раздолбал вахту, чтоб «служба раем не казалась», полез в другую. Смотрю: радиорубка не опечатана! Ага! Грубейшее нарушение. Я р-раз за дверь! А там сидит лопух, нацепил наушники, вражьи голоса слушает. Я его - цоп за плечо: «Попался, гад!» А тот вскочил, руки трясутся: это ж верный трибунал! Я его вышвырнул, сам нацепил наушники и на ту же волну... Передает «» и что передает, вот что, буквально: «В ближайшие дни в Советской России произойдут важнейшие события. Либо Маленков свернет шею Берии, либо наоборот, Берия свернет шею Маленкову».
Удавка смотрел на однокашников; лейтенанты на Удавку, а потом взорвались: «Какая наглая ложь! Клепать на наше правительство! Вот сволочи!». Через двое суток Камчатку потрясло известие - «Берия - враг народа!», «Партия сплотилась под знаменем Ленина-Сталина!». Подводнички притихли: такие штуки ошеломляют, бьют наповал. Между прочим, в это же самое время в Петропавловске, в политотделе Камчатской флотилии, разыгрался шторм-спектакль. Начальник политотдела собрал своих политарбайтеров, числом до 30 человек, на какое-то инструктивное совещание и по устоявшейся традиции для начала приступил к раздеванию нерадивых, наливаясь благородным малиновым гневом. Внезапный телефонный звонок кого-то из равных, армейских. - Окунев, слушаю. - Петр Васильевич. Там у тебя за спиной портрет Берии висит. - Висит, - не врубился Окунев. - А что? - Снимай скорее! Враг народа! - и абонент повесил трубку. Сидящие притихли. Уши топориком. Начальник политического отдела импульсивно подпрыгнул, вскочил на стул, рванул портрет Лаврентия и ринулся из кабинета. И вдруг... остановился в дверях, прижимая портрет к животу и с ужасом озирая сидящих: «а вдруг провокация?!» Он побелел, лицо покрыл крупный пот. А присутствующие воззрились на начальника. За срыв портрета... да чьего ! Что могло быть ужаснее, если «не враг народа, а злая шутка?» Хуже, чем расстрел!
К счастью (а может, к досаде кое-кого из присутствующих), звонок оказался не провокацией. Как же рвал себе волосы на известном месте начальник политотдела, оставшись один, за этот рефлексивный подскок и рывок! Оценивая все происшедшее в тот памятный 1953 год почти 40 лет спустя, давно поседевший Сун задавал, отбрасывал и снова задавал себе сакраментальный вопрос: «Неужели всесильный тогда шеф советской карательной системы Лаврентий Берия не был осведомлен о хитром и зловещем предсказании "Голоса Америки", переданного в широковещательных каналах? Чушь». Если не знал («не доложили», о чем болтает Америка), выходит - грош цена всем его зловещим службам! Чепуха, такое исключается. А если знал? Выходит, схватка кремлевских гигантов прошла совсем по другому сценарию, нежели тот, что преподнесен народу Никитой Хрущевым, этаким простачком с бородавкой на носу. А ежели так, то опубликованный в прессе водевиль с внезапным арестом Лаврентия на заседании Президиума ЦК КПСС (со спрятанными за дверью маршалами) - «липа»? Настолько ли наивен был Берия, чтоб попасться как «кур во щи»? Но выходит, врали все - и Хрущев, и Жуков, и Конев и никому ранее неизвестный контр-адмирал Зуб! Тогда из черного шитья вылезают белые нитки: и не вывезен Берия в машине Жуковым из Кремля, и не спрятан в московской комендатуре ВВС, и не расстрелян по приговору Военной коллегии спустя 5 месяцев (аж в декабре 1953), а уничтожен каким-то другим способом и объявлен «врагом народа» после смерти, а не после ареста. Если так, то врали все - и кремлевские политики, и легендарные маршалы, и подсобные «свидетели». Если и судили, то подставную «куклу»? Наводит на размышления свидетельство сына Берии в книге «», в которой он утверждает, что 12 июня он, подъезжая к дому, видел, как из подъезда выносили тело, прикрытое простыней...
А время шло. Сун, окунувшись в бездну корабельных хлопот, безуспешно пытался подготовить свою матчасть к плаванию. Но ржавая субмарина плавать категорически отказывалась. И однажды Сун получил телеграмму из неведомой Хан-дыги: «Родился сын. Мать тяжелом состоянии. Аввакумовы». Сун ошеломленно вертел телеграмму - выходит, он теперь отец! И подарила ему сына молодая гордячка, с которой они расстались так холодно в дождливый ноябрь в славном граде Владивостоке. «Нет. Сына не брошу. Так, как бросили меня четверть века назад. Хватит разбрасывать сирот по белу свету» - била в виски кровь. А где эта Хандыга? На карте Колымы Сун ее не нашел. - Дуй в Магадан. Там подскажут, - решили лейтенанты. И Сун отправился по начальству с телеграммой в потном кулаке. Милостивое начальство определило: на путешествие - один месяц. - Возьми пистолет. Мало ли что? - предложил старпом Генка Пижон. - Места-то какие! - А, - отмахнулся Сун, собирая шмутки в тощий рюкзак. Шмуток оказалось: зимний полушубок (ибо другого у лейтенанта ничего не было), полотенце и две пачки «Памира».
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ КОЛЫМА
Почти все знают, что златоносная Колыма была главной и наиболее мрачной «провинцией» ГУЛАГа. Но мало кто знает, что первые геологи-изыскатели (не поисковики) ступили на эту неприютную землю в 1939 году. Именно тогда и был заложен порт Нагаево. А уже в ближайшие 2-3 года на Колыме был развернут огромный по территории и масштабам главный филиал ГУЛАГа, именуемый «Дальстроем» НКВД. Молчаливое царство «Территория» (названное так талантливым писателем-геологом О.Куваевым) под эгидой Главного управления Северо-восточных лагерей простиралось от Красноярска до Певека. И в этом проявилось огромное преимущество планового социалистического метода хозяйствования. «Территория» давала стране большое золото и пробивала дороги к Ледовитому океану. Но, как теперь стало ясно, вожди партии и правительства не успели завершить грандиозные предначертания и оставили эту задачу следующим поколениям и грядущим незадачливым правителям. Сколько же там было лагерей, сколько доставлено и осталось там «зэков», сколько трудилось «вольняшек» и охранного аппарата - дело архивной статистики. Во всяком случае гораздо больше, чем на Беломорканале или в Воркуте. В июне 1953 года (как в кинофильме «Холодное лето 1953-го») якобы по распоряжению Л.Берия, а официально по указу Председателя Верховного Совета СССР К.Ворошилова была объявлена Большая Амнистия, под которую подпадали все, кроме пресловутой «статьи 58», и лавина зэков всех категорий, в основном уголовников, хлынула в Магадан.
Настоящая глава есть описание всего увиденного лейтенантом флота российского Суном, пробиравшимся на попутных к месту рождения сына по путаному маршруту Магадан - Атка - Палатка - Мякит - Берелех - Сусуман -Ягодный - Адылах - Индигирка - Прижим - Хандыга (нижнее течение Алдана).
Осенью 1949 года в соответствии с распоряжениями начальника Главного штаба ВМФ и командующего Балтийского флота дал указание, и Рижскому нахимовскому военно-морскому училищу была передана шхуна «Амбра», парусно-моторное судно финской постройки. Циркуляром НГШ ВМФ шхуна «Амбра» была переименована в учебно-парусное судно (УПС) «Лавена», на котором нахимовцам старших классов уже в следующем 1950 году предстояло проходить летнюю практику.
Два грузовых трюма переоборудовали под кубрики. Вскоре "Лавена" была переименована в "Нахимовец". Шхуна имела три мачты высотой более 30-ти метров. Фок-мачта имела прямоугольный парус, остальные мачты были вооружены косыми парусами. К бушприту шли три кливера. Общая площадь парусов составляла свыше 700 кв.метров. Водоизмещение - 625 тонн. Дизель мощностью 225 лошадиных сил. Скорость хода - до 8 узлов.
С.Банк. Рецензия на кинофильм «Счастливого плавания». - Советская молодежь. 1949, 29 октября.
Постановщики кинофильма и актёры сумели создать лирическую, волнующую повесть о дружбе и чести, о преемственности славных морских традиций, о самом молодом племени советских военных моряков и об их прекрасных воспитателях. Хороши в фильме морские кадры: гонки, парусные походы, корабли на рейде – всё это снято так красиво и увлекательно, что молодые зрители чувствуют ещё большую любовь к морю и морской профессии. Сценарий фильма А.Попова, режиссер-постановщик Н.Лебедев, оператор В.Левитин, композиторы В.Соловьев-Седой и Л.Ходжа-Эйпатов. Производство киностудии Ленфильм. 1949 год.
Военный парад и демонстрация трудящихся на Красной площади. - Советская молодежь. 1949, 10 ноября.
7 ноября 1949 года в Москве на Красной площади состоялся традиционный военный парад, в котором приняли участие рижские нахимовцы. Принимает парад Министр Вооруженных сил Союза ССР Маршал Советского Союза А.М.Василевский. Командующий парадом – командующий Московским военным округом генерал-полковник Артемьев. Маршал Василевский заканчивает свою речь словами «Слава нашему великому вождю, вдохновителю и организатору наших побед, дорогому и любимому товарищу Сталину. Ура!». Во время торжественного марша колонн врывается рокот авиационных моторов. И два парада сливаются в один: на земле и в воздухе. Сталинская авиация проносится над Красной площадью, символизируя нерушимое взаимодействие наземных и воздушных войск Советской Армии, взаимодействие, делающее её непобедимой на земле, на воде и в воздухе. Низко над Красной площадью проходит флагманский воздушный корабль с эскортом истребителей.
Его ведёт командующий воздушным парадом гвардии . За флагманом пролетают тяжёлые бомбардировщики…. Торжественный марш войск, проходивший в пешем строю, замыкают самые юные участники парада – суворовцы и нахимовцы.
Из приказа начальника училища от 16 ноября 1949 г.
1 ноября 1949 года произошел возмутительный случай рукоприкладства со стороны помощника офицера-воспитателя старшины 1 статьи Утробина Г.Н. по отношению к воспитаннику Гриневичу В.В. Воспитанник 8 класса Гриневич, выходя из строя, держал руки в карманах. Помощник офицера-воспитателя старшина 1 статьи Утробин вместо замечания ударил Гриневича ногой. При этом возмутительном случае присутствовал и.о. командира роты капитан-лейтенант Свирский П.М., который проявил полную бездеятельность, не предотвратил этого позорного случая, и никак не реагировал на совершившийся факт. Этот случай говорит, что капитан-лейтенант Свирский своим бездействием не предотвратил случай рукоприкладства.
На снимках Владимир Гриневич и Николай Симонов.
Примечание. В приказе капитан-лейтенанту Свирскому П.М. за бездействие и допущение разнузданности старшины объявлено 5 суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Старшина 1 статьи Утробин Геннадий Николаевич был разжалован до старшего матроса и направлен для прохождения дальнейшей службы в Таллиннский флотский экипаж. Училище лишилось одного из лучших и опытнейших помощников офицера-воспитателя, ранее служившего верой и правдой в этой роте с 1945 года. Воспитанник Гриневич В.В. был отчислен за неуспеваемость после окончания 8 класса в 1950 году. Начальник училища капитан 1 ранга Безпальчев К.А. и далее применял суровые меры наказания за рукоприкладство. Так, в приказе начальника училища от 13 мая 1950 года за рукоприкладство был отстранен от должности старшины 6 роты и уволен с военной службы мичман Сенин Алексей Иванович.
12 ноября выпускная рота воспитанников (командир роты майор Сиротин М.А.) показала свою художественную самодеятельность для остальных рот, вернувшихся с парада на Красной площади в Москве. В приказе начальника училища отмечено: «Даю общую оценку ротной самодеятельности «Отлично». Достигнут рекордный охват роты участием в художественной самодеятельности - 78 % от списочного состава. Приказываю: всем ротам брать пример с нашего выпускного курса». Рота награждена переходящим призом – картиной за первое место в смотре-конкурсе художественной самодеятельности.
Дар латышского народа великому Сталину. - Советская молодежь. 1949, 18 декабря.
…На днях латышские художники закончили работу над драгоценным ларцом – подарком лучшему другу латышского народа дорогому товарищу Сталину – к 70-летию со дня рождения. При изготовлении подарка, который будет установлен в зале Музея революции в Москве (Советская молодежь, 3 декабря 1949 г.), использовалась чеканка серебра, позолоченный бюст Сталина, скульптурные портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.
20 декабря 1949 года. Состоялось торжественное собрание личного состава Рижского Нахимовского училища, посвященное 70-летию со дня рождения И.В.Сталина. (ЦВМА, ф.1183, Исторический журнал).
«С днём рождения дорогой товарищ Сталин И.В.» Картина.
Л.Викторов. Забота великой Родины. - Советская молодежь. 1949, 29 декабря.
Джим Паттерсон …Счастье молодости, радость настоящей дружбы нашел в нашей стране и негритянский юноша Джим Паттерсон, который учится сейчас в Рижском Нахимовском училище. Как небо от земли отличается судьба комсомольца Джима от судьбы его сверстников, живущих в Америке, африканских колониях Великобритании, от судьбы всех негров, влачащих на себе ярмо капиталистического рабства. На примере его жизни видна великая сила советской демократии, сила сталинской дружбы народов, отеческая забота советского государства о нашей молодёжи…. Может быть, со временем в жизни Джима Паттерсона будут события и ярче, и значительнее, но сейчас юноша живёт во власти впечатлений, вынесенных от недавней поездки в Москву. Вместе с группой воспитанников он принимал участие в праздничном параде на Красной площади, был участником Октябрьских торжеств в столице. -Вы любите Москву? – спросили мы у Джима. – Как же мне её не любить, - ответил он. – Ведь я родился в Москве. Всем, что есть у меня хорошего в жизни, я обязан Москве, Советской Родине. Юноша рассказал о виденном в столице, и глаза его загораются восторгом. Он вспоминает, какое величественное зрелище представляет собой торжественный марш советских войск мимо Мавзолея, демонстрация трудящихся Москвы, какое воодушевление охватило воспитанников Нахимовского училища, когда они проходили мимо трибуны…. Столица гостеприимно встретила нахимовцев. Воспитанники побывали в филиале Большого театра, на спектакле в МХАТе, посетили музей Ленина и Политехнический музей… В Москве Джима пригласили выступить по радио и рассказать о своей жизни и учёбе. Теперь со всех концов Советского Союза стали приходить Джиму письма от юношей и девушек, предлагающих ему свою дружбу. (На снимке в газете Джим читает своим одноклассникам одно из таких писем).
Курсант Высшего Военно-морского училища подводного плавания Джемс Ллойдович Паттерсон. - Новости дня, 1955 год № 18.
Примечание. Воспоминания Хризмана Исаака Яковлевича (15.05.2010 г.): «Уточняю сведения о Джиме Паттерсоне, выпускнике РНВМУ. Учился с ним в одном классе с 1945 по 1951г. Затем в 1-ом Балтийском ВВМ училище с !951 по !955 г. С его слов знаю, что его отец Ллойд Паттерсон в начале 1930-х эмигрировал из США в Советский Союз. Работал на радио. Вещал на англоязычные страны. Умер от контузии, полученной при бомбежке Москвы в 1941 году. Ллойд Паттерсон в России женился на русской Араловой Вере Ипполитовне. У них родилось трое детей. Старший Джим, второй - Джунь и мдадший - Том. Джунь погиб в автокатастрофе в 1959 г. Мать Джима известный художник.. В 90 -е годы выехала за рубеж с целью организации выставок своих картин. Вместе с ней выехали и её сыновья. Семья обосновалась в США, где проживали родственники ее мужа Ллойда Паттерсона. Джим в США активно работал, сотрудничая с разными издательствами и очень ценился как переводчик. Кроме того, в США было издано его четыре книги. Умер 2003 г от пневмонии . В 2009 г. мать Джима, Вера Ипполитовна, была жива. Ей было 97 лет».
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Перед выходом на показательный прорыв в базу Папа Хер заключил пари с соперниками-командирами, что всплывет не где-нибудь, а подле борта флагманской плавбазы «Саратов». И вот, в назначенное время «Ч», когда подводная лодка должна была всплыть, эта самая плавбаза с адмиралом на мостике и отцами-командирами на полубаке вдруг подозрительно задрожала, а стоящие у ее борта подводные лодки задергались - между ними и бортом плавбазы с противным скрежетом вылезла рубка подводной лодки. В аккурат на том месте, где перед выходом стояла Щ-108. От адмирала Папа Хер получил головомойку, а пари выиграл. Но это было «до того», а теперь передовая в дивизии подводная лодка Щ-108 допускалась к зачетно-показательной артстрельбе АС-Ч по морской цели (буксируемому щиту). И бравые подводники уже заготовили банку с киноварью, готовые намалевать на лодочной рубке красную звезду с цифрой «2». В эти дни восхождения Удавки Толстого к артиллерийской славе льда в бухте Тарья еще не было, установилась прохладная, но тихая и ясная золотая осень, и на водной глади в разноцветном ее величии отражались желто-багровые дерева. От сознания собственной значимости Удавка Толстый важнел, обзавелся металлом в голосе и перестал узнавать припоздавших однокашников. В одно распогожее и распрекрасное утро на простор бухты на смотр показательной артстрельбы вышла орава торпедоловов и катеров со всеми дивизионными и бригадными начальниками, флагспецами и командирами лодок. У островка Камень Хлебалкин по зеркальной глади прогуливался, отчаянно дымя, буксир с плавщитом.
От плавказармы отошла ПЛ Щ-108, на мостике которой с биноклем на шее восстоял каменным идолом командир Папа Хер. А на самом высоком месте, возле тумб перископов - величественный лейтенант Удавка в новеньком «комби», с новенькой повязкой «рцы» и выкрашенным серебрином мегафоном. За полмили улавливался запах «Шипра». Под сотней наблюдающих глаз и десятками биноклей субмарина легла на боевой курс, развернула свои 45-мм пушчонки на левый траверз и изготовилась. На штыревой антенне поднят флаг «Наш». Бухта налилась голубизной и замерла. Удавка поднес к суровым глазам бинокль и показательно прокричал в мегафон: - номер один зарядить! Цель справа девяносто! Прицел двадцать! По щиту! И, выждав величественную паузу, дал историческую команду: - Огонь!
«Бумм!» - дым рассеялся, а... пушки нет! Удавка и командир Папа Хер обалдело смотрели на носовой барбет, где только что красовалась «сорокопятка». А разинувшие рты комендоры тоже растерянно смотрели друг на друга... Разбирательной комиссией установлено: за день до показательной стрельбы на подводную лодку прибыл флагарт дивизии кап-два Муханов - осмотрел матчасть. И, увидев у станины пушки пятнышко ржавчины, налился благородным негодованием: «Орудие ржавое! Немедленно навести порядок! Иначе - отстранение от стрельбы!» Артрасчет отвинтил болты крепежа, приподнял ломами станину и начал счищать ржавчину с поддона. А тут... кину-ха! Старшины бросились в кино, наказав молодым - «вычистить!» А тем тоже в кинуху охота, а фильма не какая-нибудь, а «»! Про героя Кузнецова. Ну, и быстренько заляпали ржавчину суриком, посадили станину на болты, прихватили гайками на одну нитку резьбы, снова наляпали суриком и тоже рванули на «фильму».
В результате при выстреле орудие сорвало гайки, прихваченные на «живую нитку», и улетело за борт. По счастью, артрасчет не пострадал: орудие было развернуто на курсовой угол «лево 90». Удавка же Толстый получил 10 суток ареста, после чего стал демократично здороваться с однокашниками. Таким образом, пушка раз и навсегда избавила будущего флотоводца от сладкой отравы собственного величия. На сей раз общество лейтенантов-«декабристов» раздвоилось: вкусившие цивилизации «западники» (т.е. выпускники ленинградского ВВМУ им. М.В.Фрунзе и бакинского «без имени») отправились на сопку - выть на восход луны; не избалованные цивилизацией «восточники» (из ТОВВМУ им. С.О.Макарова) развалились на койках и занялись сладостной травлей - «промывкой мозгов». Для начала установили: не ныть, себя не выхвалять, о женщинах похабно не выражаться, про начальство - можно и даже поощряется. Если врать, то правдоподобно. Перебрали прозвища любимых отцов-командиров «Щук». Щ-107 - Бандита (Бадигин) - мужик ничего, но вид зверюжный; Щ-108 - единогласно - Папа Хер (Керов) - шкурник и матерюга; Щ-109 - Насос (Бекаревич) - сосет спиртягу, как откачивающий насос; Щ-110 - Рачила (Речнов) - похож на рака с усами, неизвестно кем принесено из Марчеканского судоремзавода в Магадане; Щ-111 - Пузырь (Штылев) - за страсть жрать жареные рыбьи пузыри; Щ-112 - Индюга (Индыков) - по созвучию и медвежью походку; Щ-113 - Саня Касаня (Касаткин) - за то, что при покладке лодки на грунт сел на подводный гейзер. Перевернули пластинку. Первым начал скулеж «забредший на огонек» и алчущий сочувствующего общества второгодок Сашка Купец (Купцов): он наиболее яро обивал пороги кабинет-кают командования дивизии, требуя семейное жилье. Озверевшие от натиска женатиков начальники нашли-таки выход - приказали строить жилой восемнадцатиквартирный дом самому Купцу, твердо обещая ему самолучшую квартиру, а для этого выделили и ресурс - дюжину матросов из хозвзвода бербазы и собачью упряжку. Кирпич и известку обещано с началом навигации доставлять из Владивостока, а ему строго указано - строить экономно и рачительно: ибо один - это 25 рубликов! А государева казна тоща.
Пока же времени не терять, разгребать сугробы и вытаивать котлован. Получив в лоб такое решение-приказание, штурман-подводник и тоскующий семьянин Саша взвыл по-волчьи, схватился за голову и взалкал сочувствующего общества. Но собравшиеся лейтенанты воплей Сашиной души не восприняли: хватит жалоб, женатикам выкручиваться самим. А Сашке Купцу смотреть в будущее с верой и надеждой. Вторым выступил заядлый свистун и жизнелюб Сашка Шляпа. Он на вдохновенном суперкаприччио поведал обществу, как «один лейтенант собаке язык откусил». Шел-де лейтенант в пургу из ресторана-кабака под хорошей мухой на родной корабль и жаловался сам себе: получку вытряхнул, «шмару» не подцепил, а впереди матросы, портянки и вахты-дежурства. И жалко было лейтенанту самого себя до слез. И заблудился. Оставалось одно: ложиться в снег и замерзать. Под вой пурги. И наткнулся на собачью будку, а в ней - пес. Лейтенант- «песинька! песинька!» - влез в будку и начал обнимать собаку и горько жаловаться ей на свою распроклятую службу. А та в знак сочувствия начала лизать лейтенанта в нос. А тот обнял и... откусил собаке язык. - Врешь! - не поверило общество. - Вот те крест, не вру! - обиделся Сашка Шляпа. - Да это, если хотите знать, мой кореш Федька был. Я с ним в самоволку в подготе ходил! Насчет самоволки - это в знак непреложной убедительности: самовольщики-де врать не могут. - Мало ли с кем и куда ты ходил!.. - и общество лишило Шляпу слова.
Третий, Генка Пижон, поведал обществу, как однажды глухим вечером проводил он институтскую симпатию Зинку с танцев и возвращался в училище. А под мостом напоролся на троих урок. Те: «А ну, дай прикурить!» Это значит: сейчас раздевать будут. А Генка-рыцарь нащупал в кармане деревянный фальш-пистолет (купленный на бакинской Кубинке под «настоящий»), достал, сунул в ствол окурок «беломорины» и выставил: «Нате, прикуривайте!» И урки, вежливо подняв кепочки, растворились... - И ты врешь! - взревело общество. - Откуда у тебя «беломорина»? Ты ж не куришь! Генка Пижон обиделся. А дальше посыпались желающие выдать «свое», заветное, неповторимое. Удивить и вызвать восхищение: «Ну, брат!..» - Дай, я! Нет, дай, я расскажу! Моя очередь! В разгар «травли» в лейтенантское узилище без стука припожаловал дежурный по дивизии (sic!) лейтенант Удавка Тонкий. При полном параде - шинель, снаряжение, пистолет, повязка. Удавка впервые заступил на столь высокое дежурство и оттого был преисполнен собственной значимости. Удавке Тонкому тоже захотелось ввернуть свое острое словцо. - Да пошел ты! - отмахнулось общество. - Давай, топай, службу правь! Удавка засопел: крепко обиделся. Вышел за дверь, поправил снаряжение и постучал. Официально постучал!
- Товарищи офицеры! Как предупреждаю - в рабочее время валяться на койках запрещено. Я требую - разойтись и приступить к исполнению своих служебных обязанностей. В противном случае буду вынужден доложить по инстанции... - Доложить?! - привскочили аборигены. - Ах ты, козявка! Схватили Удавку Тонкого, повалили на стол, прямо при снаряжении сдернули штаны и начали разряжать свои авторучки на Удавкино мужское хозяйство: - На! Иди, докладывай! Донельзя оскорбленный Удавка Тонкий надел штаны, поправил атрибуты власти и выскочил в коридор: «Я вам покажу!» И, пылая жаркой местью, помчался в штаб дивизии и настрочил рапорт об оскорблении чернилами при исполнении. А чтоб рапорт не затерялся, присобачил сверху гриф «».
Наутро ржала вся дивизия численностью в 17 подводных лодок и кучу всевозможных береговых служб; секретчики не преминули раззвонить по всему гарнизону о столь пакостном насилии над дежурным лицом. Старлей Сашка Купец ныл не зря: одной из главных неразрешимых проблем в заснеженной Тарье была проблема офицерского жилья. С момента окончания победоносной войны прошло аж 6 лет; политработники уже не могли сбивать нытиков неотразимым нокдауном: «жалуетесь? а как на фронте?». Фронта не было. Но и глупые лейтенанты, как назло, перли на флот косяками с плаксивыми и зевластыми Катьками, Дуньками и Верками. Начальство хваталось за головы и разражалось бурным негодованием. Куда их девать? Обратного, на материк, пути по зиме не было. А единственный в бухте Ягодной жилдом для молодоженов был переполнен сверх меры. В конце концов временный выход был найден: на береговой базе все матросы сметены в один кубрик с четырехъярусными нарами; освобожденный второй разделен на закутки высоченными занавесками, в каждом закутке - солдатская койка, тумбочка с электроплиткой, под койкой - ящик с картошкой и шлепанцы. Остальное имущество - в общей каптерке. Форменный курятник. Женатикам-лейтенантам разрешалось посещать своих «курочек» до 23:00, после чего дежурная служба безжалостно вытряхивала лиц мужеска пола вон. Во избежание аморальных явлений. Но та часть Зинок и Катек, что имела глупость прибыть с ревущими и сопливыми чадами, в порыве отчаянности обосновалась в закутках плавказармы «Теодор Нетте», отодвинув холостеж-лейтенантов на запасные рубежи и загнав матросов в трюмные кубрики. Но, подумайте, какая может быть военно-морская служба, если матросы бегают по тревогам сквозь развешанные по проходам мокрые комбинашки и лифчики? Спотыкаясь о ночные горшки? Ужасть! Такое безобразие продолжалось до той поры, пока на Камчатку и в Тарью не прибыл замглавкома ВМФ адмирал Н.Басистый (на флотском языке - Дубина). Замглавкома был муж крутой и приказал: всех Катек и Зинок с плавказармы ВЫСЕЛИТЬ! Куда? А хоть на снег.
Исполнительные отцы-флотоводцы выполняли приказание с военной четкостью: на трапе выставлен патруль с жестким приказанием - бабенок на берег спущать, с берега на ПКЗ не впущать. Таким образом, к исходу дня все офицерские Зинки и Катьки, коим позарез требовалось в рыбкооповские лавчонки, оказались на снегу. Шум, слезы, крики. К счастью, замглавкома вскорости убыл в Петропавловск. И Дуньки штурмом взяли плавказарму. Нашлись, кто побойчее, и сотворили коллективное письмо самому И.Сталину. Командование и политическое руководство Камчатской флотилии письмо перехватило и спрятало под сукно. Но... жжется! И посылать страшно, и не посылать... страшно! Вот тогда и родилась идея строить в Тарье жилой восемнадцатиквартирный дом и отрапортовать: «Дорогой товарищ Сталин! Да, проблема существует, но меры уже приняты...» И был строителем назначен самый горластый семьелюбивый штурман с подводной лодки старлей Сашка Купцов: «Громче всех орешь, вот ты и строй!» Хитрое начальство убивало сразу двух зайцев: и о принятых мерах оперативно доложено, и когда дом будет построен, их, начальников, на Камчатке и след простынет. Забегая вперед, правды ради следует отметить: Сашка Купцов построил-таки злополучный дом и обещанное жилье в нем получил... в виде выгородки возле кочегарки. Так жили-служили подводные лейтенанты, запечатанные в снежном мирке далекой Тарьи (слово «тарья» на французском языке - «могила»). Исправно будили матросов, осуществляли переходы на вмерзшие во льды субмарины - разгонять с лодочных палуб нахально огрызающихся нерп и поднимать гордый военно-морской флаг. Подкармливали «своих» каютных крыс, постепенно привыкая (и к бомбежке человек может привыкнуть), когда те шуровали под одеялами и под подушками. Лейтенанты знали, здоровых крысы не трогают, но профилактики ради держали лампочки включенными прямо над сопящими носами, чтоб подружки по обмишулке не прыгали на лицо будущим флотоводцам. И спали здоровым, храповым сном.
Газет не было; главный официоз - «» - поступала спустя 3 недели. Журналов тоже не было. Но радио было, и военморы помалу научались проникать в смысл явлений за голосом московских дикторов.
Могучая подводная лодка, сверкающая и нарядная, стояла на стапеле крупнейшего на Севере . Завтра в жизни этого стального чуда двадцатого века очень важный день – спуск на воду. Ритуал отработан веками. Всё продумано и организовано.
Одна мысль мучила опытного и насмешливого старшего помощника командира капитана 3 ранга Колчина Юрия Павловича – нет невесты. Та, которую готовил он лично, чертёжница Саша из технического отдела, оказалась в интересном положении, и это уже было видно всем. «Перестарался», - немного корил себя Юрий Павлович. (Она была, как он говорил себе, абсолютно в его вкусе: правильные черты лица, полная пазуха того, что там должно быть, отличные ноги, растущие из весьма привлекательно выглядевшего места). Старпом вздохнул, вспомнив приятные минуты заводской жизни. «Надо срочно найти невесту, - рассуждал он. Сам уже не успею, надо подключать молодых». В это время ему на глаза попался старший лейтенант Волгин Владимир Лаврентьевич, командир группы штурманской боевой части. Офицер только что закончил принимать от строителей технические устройства акустического лага (прибора, измеряющего скорость), которые завтра окажутся под водой. Младший штурман подписал необходимые бумаги, развернулся и увидел улыбающегося старпома, который взглядом с пляшущими чёртиками в глазах приглашал его к себе. «Найти невесту!», - два коротких слова, которые изменили жизнь старшего лейтенанта Волгина. Аккуратный, подтянутый, как положено на флоте штурману, Владимир Волгин был холостяк и, естественно, все свои молодые силы отдавал службе, Флоту, Родине. К женщинам он относился с опаской. Уж больно много вреда они приносили его женатым товарищам. Как страдали «женатики»! И служба у них не шла, и чрезмерно по русскому обычаю они водкой заливали своё горе, и всё валилось у них из рук. Муж обвинял жену в неверности, поэтому, мол, он пьёт. Она обвиняла его в пьянстве, поэтому ему изменяет. Замкнутый круг. В конечном итоге семья распадалась, женщины с детьми уезжали куда-то на Большую землю. Травмированные молодые офицеры благодаря опытным кадровикам исчезали с Северного флота и пополняли ряды новых экипажей для строящихся атомных монстров, чтобы снова вернуться на флот через несколько лет, но уже стойкими и закалёнными «женоненавистниками». В русском флоте во времена Ушакова и Нахимова так и было узаконено: морской офицер заканчивал службу, выходил в отставку и только тогда женился. И это правильно, успокаивал себя молодой штурман Владимир Волгин. Женитьба в молодости вредит службе моряка. Старший помощник командира, у которого в заводе на рабочем столе стояла бирка из нержавеющей стали с сакраментальной надписью: «Здесь трудится яркая и незаурядная личность, очень хороший скромный человек, с которым всегда можно поговорить по душам. Подходите, женщины!», раза два беседовал с холостым штурманом на «женскую тему», вникал в его безукоризненную теорию и, наконец, многозначительно сказав: «С головой у тебя всё нормально!», стал загружать старшего лейтенанта Волгина многочисленными служебными заданиями. Старпом понял, на этого офицера можно положиться, любое задание ему по плечу. Однажды, в хорошем расположении духа, он даже поощрил младшего штурмана, налив ему полстакана спирта «на шаг ноги». (Это когда офицер залпом выпивает спирт, трезвым сбегает с корабля, трезвым проскакивает проходную завода, и только за воротами совершенно пьяный идёт в Дом офицеров на танцы). Младший штурман к изумлению старпома вежливо отказался, мол, сегодня вечером он планирует почитать рассказы моряка и писателя Конецкого Виктора Викторовича.
Дисциплинированный и педантичный, как все штурмана, Владимир Волгин, получив приказание «Найти невесту!», зная, что согласно уставу, приказ должен быть выполнен точно и в срок, без обсуждений и жалоб на тяготы службы, сразу же повёл мозговую атаку, вырабатывая тактику действий. Первое, где найти? Второе, как уговорить? Третье, надо, чтобы невеста была с высшим образованием, молода и хороша собой. В двадцать четыре года для офицера нет невыполнимых задач, поэтому Владимир скомандовал себе: «Полный вперёд!» У старшего лейтенанта Волгина была на примете приятная молодая женщина – инженер из отдела технического контроля, с невероятно красивым именем – Виолетта. Она уже несколько раз появлялась на готовящейся к спуску подводной лодке, проверяя установку контрольно-измерительных приборов. Виолетта Евгеньевна, так звали молодого инженера, поразила Владимира своей косой - толстой, русой, до середины спины, и очень сексуальной. В наше излишне деловое время увидеть женщину с косой большая редкость. Каждый раз Владимир краснел и терял дар речи, когда ловил её изучающие взгляды. Разве простой смертный может понять, что у женщины на уме? Быстро решив сложную логическую задачу (где найти?), Владимир решительно направился в цех контрольно-измерительных приборов, в отдел метрологии. Виолетта Евгеньевна была на рабочем месте. Поскольку кругом были женские глазки и ушки, офицер представился официально: «Старший лейтенант Волгин Владимир. По поручению командования подводной лодки «К-338» разрешите с вами поговорить?» Молодая женщина вспыхнула, увидев возле себя моряка в красиво сидящей на нем форме, с изящными тёмными усиками на интеллигентном лице, но потом быстро взяла себя в руки, посмотрела по сторонам и сказала: «Пойдемте, покурим». Они, оба некурящие, вышли на пустующую лестничную клетку и Владимир с жаром начал свой монолог. «Невеста корабля – это женщина, с которой связана невидимыми нитями жизнь корабля и его экипажа. От красоты и обаяния невесты зависит судьба корабля. Это почти ангел-хранитель корабля. Имя невесты входит в историю. Его записывают в формуляр корабля, и пока жив корабль, экипаж сохраняет с невестой добрые отношения, приглашая её на все корабельные праздники, одаривая подарками и знаками внимания. Задача невесты – разбить бутылку шампанского при спуске подводной лодки на воду. (На «К-19» бутылка не разбилась, и корабль всю его жизнь преследовали несчастья). Я готов на всё, выполню любое ваше требование, но прошу вас, Виолетта Евгеньевна, завтра при спуске на воду нашей подводной лодки исполнить роль невесты корабля. Я вас очень прошу. Для меня это важно, я должен выполнить поручение командования корабля».
Молодая женщина видела, как волнуется юноша. Она видела его искренность, его молодой задор, его чистоту и порядочность. Он ей нравился. Она давно, как говорится, положила на него глаз. Да и не только она одна. Она слышала разговоры заводских женщин, которые восхищались старшим лейтенантом с готовящейся к спуску подводной лодки. Она знала, что многие женщины на заводе хотели бы быть невестами корабля. Это престижно и почётно, да и подарки хорошие дарят моряки. И, конечно, ей понравилось предложение этого ладно скроенного, подтянутого и аккуратного офицера. Но словно какой-то бесёнок вселился в неё, когда она поняла, что он всего лишь исполняет поручение начальников. Многозначительно улыбнувшись, она спросила: «Так вы готовы на всё?» - «Да, - не задумываясь, ответил Владимир, - любое ваше требование я с радостью выполню. Только выручите меня и весь наш корабль!» - «Слово офицера?», - опять хитро улыбаясь, спросила Виолетта Евгеньевна. «Да, да, да!», - рассмеялся простодушный юноша, не замечая, что он попадает в капкан. - «Вы меня уговорили. Я согласна. Завтра в 10 часов приходите за мной, я буду готова и одета как невеста». Владимир вне себя от радости, что так легко всё решилось, с жаром поцеловал ей руку. Он вручил, как положено невесте, подарки от экипажа корабля: прекрасную фату с длинным шлейфом, золотую цепочку очень высокой пробы и кольцо, символизирующее обручение невесты с кораблём. Виолетта Евгеньевна с благодарностью приняла подарки. Всё было хорошо. Но её прямо подмывало, как будто что-то толкало сказать нечто неожиданное, как-то поставить этого, наверное, разбалованного женщинами и уверенного в себе юношу в неудобное положение. Она почти ласково, как кошка, играющая с пойманной мышкой перед тем, как съесть её, попрощалась с Владимиром и, отойдя на два шага, обернулась и твёрдо сказала: «Моё условие – вы должны жениться на мне!» И убежала, чтобы не рассмеяться, увидев изменившееся лицо впавшего в транс офицера. И только звонок об окончании рабочего времени и появившиеся на лестнице толпы служащих, спешащих домой, привели его в чувство. «Дал слово офицера! Что делать?» Ночь Владимир провел в страшных мучениях и переживаниях. Утром он встретил Виолетту и поразился её скромной красоте. О таких женщинах говорят, что они очень обаятельны и милы. Прическа, одежда, фата, золотые украшения, белые туфли на высоком каблуке – всё было продумано и исполнено с большим вкусом. «По высшему разряду», - такую оценку дал старпом Юрий Павлович, ценитель и тонкий знаток женщин, когда старший лейтенант Волгин подвел невесту к её кораблю. Видя восхищенные взгляды офицеров и матросов, ночные переживания и страдания Владимира начали постепенно исчезать. Его даже радовало, что сделанный им выбор оказался таким удачным. Виолетте Евгеньевне объяснили, рассказали и показали, что и как надо делать. Рядом с ней, по строгому приказанию старпома, неотрывно находился Владимир Волгин, её куратор и ответственный за сегодняшний день. «Сию чашу испить до дна», - многозначительно сказал старпом, оценив опытным взглядом «сию парочку».
В 11 часов началось торжество. Сотни тружеников завода, администрация, директор - Герой Социалистического труда, командование Флота, военный оркестр - все собрались возле готовой к спуску атомной ракетной подводной лодки. Экипаж в парадной форме построен на борту корабля в носовой части. Когда старший лейтенант Волгин подвёл Виолетту Евгеньевну – невесту корабля к трапу, старпом дал команду «Смирно!» Офицеры и матросы замерли, отдавая должное обаянию и молодости своей невесты. Она как королева прошла по резиновому корпусу лодки вдоль всего строя и заняла своё место в носу корабля возле первого кнехта. За ней, периодически поддерживая за руку, неотрывно следовал её «чичисбей» - старший лейтенант Волгин. Оркестр играл бравурные марши. Сотни глаз смотрели на огромное творение своих рук и на маленькую изящную невесту в развевающейся фате, которая сейчас от их имени благословит корабль на счастливую жизнь в просторах Мирового океана. Оркестр умолк. Наступила тишина. Первым выступил директор завода – академик, Герой, очень заслуженный человек. Затем выступили Главный строитель, представитель морского штаба из Москвы, командир бригады строящихся кораблей - все желали кораблю счастливого плавания. Комбриг закончил своё выступление командой: «Корабль к спуску приготовить!» По этой команде командир атомного ракетоносца, находящийся на мостике подводной лодки, поднял руку с бутылкой шампанского и с грохотом разбил её о металлическую часть «фонаря». Механик – командир БЧ-5, находящийся возле кормовых горизонтальных рулях, метнул свою бутылку шампанского и она, ударившись о винты, разлетелась на тысячи кусочков. Пока всё шло отлично. Настал черёд невесты. Самый ответственный момент. Мужику разбить бутылку ничего не стоит, а как справится с ней молодая женщина в необычной психологической обстановке, неизвестно. Старший лейтенант Волгин подал Виолетте бутылку. «Советское шампанское полусладкое», - успел прочитать он. Его любимое. «Смелей!», - прошептал юноша, вдохновляя свою пассию на великое дело, его самого «било» нервное напряжение. Молодая женщина взяла бутылку за горлышко своей, как оказалось, крепкой рукой. Её лицо, вдохновлённое от важности момента, сияло. Она была прекрасна. Она приподняла руку и почти без размаха ударила бутылкой о находящейся перед ней мощный стальной кнехт. Показалось, будто без звука бутылка разлетелась на довольно большие куски. Шампанское с шипением вспенилось около её ног.
Металлический кнехт защитил от осколков, разлетевшихся по резиновому корпусу атомохода. Что здесь началось! Шум, крики, аплодисменты. Оркестр неистовствовал. В это время экипаж по команде старпома сошёл на берег, построился перед кораблем. Командир подошёл к микрофону и четко коротко произнес: «Корабль на воду!» Сначала медленно, потом всё быстрее тележки, на которых находилась лодка, начали двигаться. И вот нос огромного корабля коснулся воды и, о, чудо!.., вода нежно приняла подводную лодку и ласково закачала её в своих объятиях. Свершилось! Люди аплодировали, у некоторых были слёзы на глазах. Вот оно величие человеческого труда. Оркестр исполнил Гимн. С помощью буксиров лодку быстро пришвартовали к заводскому причалу. Торжественная часть завершилась. Впереди для экипажа был праздничный обед и так называемый сладкий стол. Офицерский состав был приглашен на банкет к директору завода. Всё это время старший лейтенант Волгин ни на шаг не отходил от Виолетты Евгеньевны. Через какое-то время он обнаружил в её руках горлышко от разбитой бутылки. Он удивлённо спросил взглядом: «Зачем?» Виолетта твердо ответила: «На память!» Тогда Владимир аккуратно положил этот сувенир в карман своей тужурки на сохранение. На банкете директор усадил их рядом с собой, ему нравилась эта пара молодых людей. Виолетта Евгеньевна счастливая, что все получилось очень хорошо, и она не опозорила завод, радостная, что она дала путевку в жизнь новому кораблю, которого ждёт удачная судьба, была на огромном эмоциональном подъёме. Она вся светилась. Многие мужчины – и военные, и гражданские с восхищением посматривали на невесту с девичьей косой. Старшему лейтенанту Волгина эти взгляды, как говаривала в своё время его мама, «грели душу». Всё-таки приятно, когда рядом с тобой женщина, на которую обращают внимание. Он и сам всё чаще посматривал на неё другими глазами. Ему нравилась её решительность и беззащитность, её слабость и сила. Иногда она за столом, как ласковый котёнок, прижималась к нему плечом, спрашивая совета, какой вилкой из трёх сейчас пользоваться, или, как попросить, чтобы наполнили бокал шампанским. В этих делах Владимир был знаток и с удовольствием помогал своей пассии, не забывая периодически наслаждаться хорошим армянским коньяком. Между ними установились теплые дружеские отношения. Даже более, доверительные отношения. Необычность обстановки быстро сближала их. А когда она по просьбе директора красиво сказала напутственное слово офицерскому составу своего корабля и пожелала, чтобы число погружений равнялось количеству всплытий, все зааплодировали и стоя дружно выпили за её здоровье, Владимир Волгин, распираемый гордостью, нежно погладил под столом её руку: «Знай наших!» И здесь у него впервые возникло острое желание поцеловать свою подругу. Странно, с чего бы? Она в этот момент очень внимательно и серьёзно посмотрела ему в глаза. Владимир вспомнил о данном им «Слове офицера», вздрогнул, но его быстро «отпустило». Он уже не испытывал острого страха и жуткого переживания. Что-то произошло в его сознании. Виолетта все больше привлекала его как женщина… Всё хорошее заканчивается. Директор поблагодарил всех присутствующих за отличную работу по созданию ракетно-ядерного подводного щита нашей Родины, морякам пожелал счастливого плавания и, попрощавшись, пошел «строить» новые подводные крейсера – холодная война была в разгаре.
Итак, «окончен бал…». Старший лейтенант Волгин слегка подшофе с волнением понимал, что приближается развязка их отношений с Виолеттой. Он задумался - что делать? Они вышли за проходную завода и пошли по городу, где уже начала набрасывать свои яркие краски. Скромная красота Севера. Пока ещё не «унылая пора», но уже «очей очарованье…» Немного покачивалась улица, ветерок с Белого моря освежал лицо. Приятная милая женщина шла рядом. «До чего хорошо проходит день! Но в дальнейшем как быть? И, вообще, быть или не быть?» Виолетта Евгеньевна, женским чутьём понимая его состояние, его внутреннюю борьбу, видя, что молодой офицер замкнулся, как-то горько засмеялась и сказала: «Товарищ старший лейтенант, не мучайтесь и не переживайте. Я пошутила, отдаю вам назад ваше «Слово офицера». Давайте будем прощаться, дальше я пойду одна. Вы своё задание выполнили. Отдайте мне мой сувенир. Прощайте». «Как!…Уже?» Что-то кольнуло в сердце Владимира. Страх перед расставанием, боязнь потерять эту необыкновенную женщину, с которой он за несколько часов общения, можно сказать, сроднился, - всё это сейчас, в одну минуту, придало ему силы и решительности. «После сегодняшнего дня я не смогу жить без неё. К черту все интеллигентские переживания и рассуждения! Когда-то надо решиться. Опытные мужики говорили, что жениться – всё равно, что прыгнуть в омут с закрытыми глазами. Для меня она - самая красивая, самая желанная. Что ещё нужно? Чем больше будешь выбирать, тем меньше шансов создать семью. Думаешь, что каждая последующая женщина лучше предыдущей? Ерунда! Вот та, с которой интересно пройти по жизни. Та, которой можно гордиться. Да и сам пойми, кому ты нужен в этой жестокой и опасной жизни. Женщина обратила на тебя внимание. Не отпускай её, сделай всё, чтобы она тебя полюбила. Полный вперед! Помнишь, как учил Наполеон: «Удачу нужно хватать за волосы, даже если они белокурые!» Всё это мгновенно пронеслось в мыслях Владимира. Он повернулся к Виолетте, лицо его, только что выражавшее страдание и глубокие переживания, было красиво и решительно. Решение принято и отступать некуда! Юноша с волнением взял косу женщины и нежно прижал к своему разгоряченному лицу. Он целовал её русую косу, а глаза его были полны слёз. «Прошу тебя, ангел мой, будь моей женой», - прошептал Владимир. (Самые хорошие слова для любой женщины). «А сувенир наш – горлышко от бутылки шампанского – будет талисманом нашей семьи. Как моряки торгового флота хранят его на своем корабле всю жизнь, так и мы сохраним и не позволим ему разбиться, пока существует наша семья». Он поцеловал руку Виолетте и аккуратно вложил ей в ладонь завернутый в белоснежный носовой платок их сувенир. Затем вновь поцеловал её холодный, но такой нежный кулачок. Виолетта, переполненная переживаниями сегодняшнего дня, уткнулась ему в плечо и молча заплакала…
Август 2007 года
(Использованы материалы альбома Золотая серия. АПЛ модификаций 667пр.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Багровый и взмыленный Сун схватил вожделенный полупудовый том Морского атласа и выскочил прочь под дружный хохот лучшей половины рода человеческого. И этот Морской атлас в последующие 40 лет сопровождал Суна по кораблям, морям и флотам...
- Ну, как поездка? - первым делом спросил Суна ближайший помощник по ратному делу, старшина рулевых - хитрюга и кулак боцман Михайлюк: свинячьи его глазки излучали детскую чистоту. - А ну-ка, боцман, пошли в кладовку! - блеснул догадкой Сун. В базовой кладовке оказалось не восемь, а десять радиопеленгаторных рамок и под самую крышу всевозможных раскуроченных блоков и приборов. - Боцман, почему это? - А штурман Деревлев говорил: вали все в кучу, боцман. Пригодится, - с идиотской безмятежностью ответствовал боцман. - А гирокомпасы где? - Чего нет, того нет! - вздохнул боцман. - Штурман Деревлев душа хитрая, раздавал поблочно всем друзьям. Ну, там, отпаять, припаять... - А рамки пеленгаторов... почему здесь? - А кому они нужны? - искренне удивился боцман. - Лампы там, конденсаторы, катушки всякие... Рацию можно смастрячить. А хоть бы и утюг. А это, - он с презрением сплюнул на рамки. Штурман Сун приуныл: реализация приказания командира обрастала множеством «неизвестных». Выходит, пройдоха-краснобай Леха Деревлев нагло набивал кладовку хламом для народных умельцев: отвинтить, отодрать, приспособить, обменять «шило на мыло»... Пользуясь наличием в гидрографии своей «зазнобы», которая открывала Лехе неограниченный кредит на новую аппаратуру. А старая, вместо ремонтов, шла на бизнес-металлолом. Сун такой возможности не имел. - Что будем делать? - с тоскливой надеждой спросил он штурманского электрика, спустившись в центральный пост. - Ведь к плаванию готовиться надо! - Сделаем, товарищ лейтенант! - заверил Суна штурманский электрик, разжалованный из старшин пропойца Маркин. - В лучшем виде. И решительно взялся за .
А через три дня военный моряк Маркин, успев схлопотать где-то фингал под глаз, постучался в каюту: - Готово, товарищ лейтенант. Приглашаю на пуск гирокомпаса. Спустились в лодку. Вдвоем ощупали все три жилы токоподвески ротора гирокомпаса, состряпанные народным умельцем Маркиным из каких-то замотанных изолентой жгутов. - Только, товарищ лейтенант... как бы того-этого... На всяк случай спрячьтесь в соседний отсек. Ежели вразнос пойдет, то... Маркин протянул шпагат вдоль трубопроводов, один конец привязал к рубильнику, а свободный протянул к притаившемуся в четвертом отсеке Суну. Сам присел рядом: - Ну? Пускаем? - Давай! - выдохнул Сун. Штурм-электрик Маркин набрал воздуха, зажмурил один глаз и рванул за шпагат. «И-и-оу!» - взвыл ротор гирокомпаса и заходил по какой-то эллипсоидальной кривой вокруг неведомой земной оси. Крутится! Вывернется? Не вывернется? - Минут через сорок войдет в меридиан! - оскалился умелец Маркин. - Молодец! - обрадованно завопил Сун. Раскрутившийся на бешеных оборотах ротор в случае обрыва одной из токожил мог вывернуться и, подобно снаряду, разрушить все в отсеке и прошить прочный корпус. Не вывертывается! Недаром русский умелец Левша шутя блох подковывал!
. Подводная лодка Щ-109, пробуждаясь от зимней спячки, готовилась в родной океан. Чтоб «служба раем не казалась», подводных лейтенантов бригадное начальство держало в режиме «негров». Самым тяжелым являлось дежурство по бригаде. Отцы-командиры были «аристократами», а старпомы - «белыми», дежурство по бригаде считая для себя унизительным делом и занимаясь «самосовершенствованием» по каютам полной крыс плавказармы «Теодор Нетте», когда-то знаменитой по Маяковскому (бывшим царским яхтой-пароходом, отделанным красным деревом, а ныне разгороженным щелястыми досками на клетки-каюты с двухъярусными солдатскими койками). Лейтенанты догадывались, какими самосовершенствованиями занимаются их начальники и подглядывали через щели переборок. «Во дают!» - толкали они друг друга, наблюдая, как старпомы и замы нагоняют аппетит перед выходом в кают-компанию на флотский харч. - «По полторы бутылки спиртяги! Во дают!». А те твердой поступью шествовали в кают-компанию. На российском флоте издавна существовал запрет: за столом не курить! Теперь становилось ясным - почему: во избежание форса огня при случайных выдохах соседа на зажженную спичку. Дежурные же лейтенанты-«негры» безжалостно преследовались за малейшие, по мнению начальства, недогляды по службе. И не менее двух раз в сутки снимались с дежурства. А это значило: на следующие - заступать снова. И это означало - очередной недосып. В одну из таких недоспанных ночей дежурный лейтенант Сун едва не поплатился собственной шкурой.
За несколько суток до памятной ночи ПКЗ-61 («») среди зимнего бела дня вдруг начала крениться и тонуть. Взбалмошные подводнички тараканами посыпались из щелей-кают на стоящие борт о борт родные субмарины, расталкивая спящих на их палубах недовольных нерп. Под грозные окрики штаба самые смелые вернулись, похватали в секретной части ящики-сейфы и снова уселись на узких палубах лодок, с интересом обсуждая, через сколько времени обрыдлая плавказарма скроется подо льдами. Бежать все равно было некуда: вокруг торосы, а на берегу - трехметровые сугробы. Но упрямая ПКЗ накренилась, покряхтела и вдруг раздумала тонуть. «Села на мель из консервных банок и бутылок» - решили догадливые корсары глубин. За более чем 12 лет многочисленные поколения обитателей сбрасывали опорожненную тару под борта плавказармы, намертво причаленной к последнему месту своей одряхлевшей жизни. За такое время под ПКЗ наверняка вырос подводный Монблан. Одним словом, ПКЗ накренилась, но тонуть раздумала. И под язвительные подначки гордо облокотившегося на бывшем капитанском мостике, не боящегося ни Бога, ни черта старлея Саши Позднякова (командира ПКЗ, пропойцы из пропойц: «Дальше Камчатки не сошлют, меньше плавказармы не дадут») зазябшие герои глубин мало-помалу начали шмыгать, а потом и тащить сейфы на привычную жилплощадь. Жизнь-служба пошла по накатанному руслу. Однако бдительное командование бригады приказало вывесить на дежурной тамбур-рубке суровый приказ: «Дежурной службе лично, и дважды в сутки в 4:00 и 16:00 проверять уровень воды по трюмам и бывшим машинным отделениям. В случае повышения уровня объявлять «» и немедленно докладывать начальству».
В одну из тягостных земных ночей, когда неумолимо «валил с ног» сон, дежурный по бригаде лейтенант Сун, отчаянными прыжками пытавшийся разогнать сонную дурь, согласно «инструкции» поплелся по низам и темным переходам - проверять трюмы. Пробрался к носовому трюму, посветил фонариком на маслянистую и ржавую тусклость воды с раздутыми тушками крыс и сдуру полез по ржавому склизкому трапу - оценить, не поднимается ли уровень тухлятины относительно кем-то наведенной риски. Но проржавевший трап противно взвизгнул в суставах и зашатался, явно намереваясь сбросить лейтенанта в вонючую воду. «Дурак! Куда лезу?» - мелькнула в сонном мозгу Суна сторожевая искра. - «Свалишься, ни одна живая душа не услышит. И будешь плавать кверху задницей вместе с дохлыми крысами. Бр-р!». Сун знобко передернулся и побрел прочь: пусть «враги народа» проверяют эти уровни. И снова наплывала сонная дурь, погашая спасительную искру. Сун добрел до кают-компании и обнаружил: в щелястых переборках буфет-кладовки свет! «Ага! Наверняка вестовые пьянствуют! Ну, я сейчас их накрою!» - мстительно решил службист Сун. - «Как говорили в детском садике воспитатели - Трумэн бяка, а Гитлер кака! Что позволено начальникам, то недозволительно честным воинам...»
Рванул дверь. Не поддается! Сонный Сун не сразу разглядел . Странно: замок снаружи, а шум внутри! Сун начал высматривать крамолу через щели. И увидел: на полках среди мисок и буханок хлеба полчища теснящихся и пирующих крыс. А матросов нет. Крысы уселись настолько плотно, что свесили хвосты через щели переборок. Один из хвостов прямо перед носом заглядывающего Суна. Сун откинул голову, с сонным спокойствием оглядел хвост, намотал на указательный палец и... рванул. И оторвал, вместе с мясом. В буфетной раздался дикий вой, дощатые переборки заходили ходуном. Как при землетрясении. «Дурак! Что делаю? Разорвут!» - очнулся Сун и рванул прочь. Вылетел на верхнюю палубу, скатился по обледенелому трапу и влетел в сугроб. Увидел на пальце намотанный противный липучий хвост со шматами мяса, с омерзением сбросил в снег. Накатилась безудержная, до боли в кишках рвота. Сун с ожесточением тер руки снегом и выворачивал желудок. Весь оставшийся огрызок ночи до самого рассвета Сун топтался у трапа и отчаянно мерз. Но на плавказарму не лез. Готовый дать стрекача по снежным лабиринтам. Вообще-то подводные лейтенанты относились к плавказарменным крысам терпимо и вполне уважительно, а многочисленные хвостатые твари к лейтенантам - лояльно. Крысы деятельно взбирались на верхние койки и шарили под одеялами, подушками и даже по груди спящих лейтенантов; крысы обладали удивительной интуицией и никогда не кусали здоровых людей, не прыгали на лицо, если над ним горела лампочка, аккуратно обтачивали мозоли на ногах до розовых кожиц, да так аккуратно, что спящий и не просыпался. Некоторые лейтенанты имели своих любимцев и в урочный час подкармливали их кусочками хлеба, носимыми из кают-компании. Так сказать, поддерживали своеобразную дружбу и, наиболее часто, хоть худой, но мир.
И соблюдали условия этого мира: не утаскивали провонявших носков и не очень серчали, увертываясь от бросаемых в них ботинок, сознавая, что разыгрались не в меру. Но, извините, отрывать хвосты! Кто ж такое потерпит? Не тот случай! В лейтенантской камчатской «одиссее» были и другие юмор-моменты. Не всегда мир хмур и мрачен, не правда ли? В большей части этим порой комическим пятнам жизни лейтенанты были обязаны своему коллективу однокашников образца 1947/1951 года - выпускников ТОВВМУ, неподдающегося никаким начальственным бурям и камчатским штормам. При выпуске из училища командование не очень-то задумывалось над проблемой распределения лейтенантов по флотам и решило задачу весьма просто, вне зависимости от выпускного балла: всех по алфавиту от «А» до «Т» направило на западные флоты, остальную половину - на Тихоокеанский, в том числе шмат фамилий от «Ч» до «Я» - на Камчатку. Таким образом, в камчатской Тарье оказались все родившиеся на последние буквы алфавита. Но буквы не унывали в силу лейтенантской жизнерадостности и послевоенной закалки натур. Разбавленный некоторой дозой проштрафившихся из западных училищ (всяких там «фрунзаков» и «бакишек»), лейтенантский коллектив составляли яркие индивидуумы - двое Удовиченков (Колька Толстый и Колька Тонкий), Генка Шевляков (Пижон), Генка Яковлев (Девочка), Сашка Шапошников (Шляпа), Сашка Пушкин (НеПушкин) и дополнивший их неудачный экс-адъютант Сун.
Командир «К-64» (пр. 705) А.С.Пушкин (в дальнейшем контр-адмирал). - И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
Лейтенанты, улизнув в удобный момент от обрыдлых «вождей», руководствуясь старым флотским правилом -«чтобы коки не потели, спи всегда в чужой постели» - стекались в «штаб-казарму» на береговой базе и, замкнувшись изнутри, предавались морской травле. По установленной традиции начиналось с флотских подначек: - как Генка Пижон поднял на лодке кормовой флаг вверх ногами, и флаг болтался до тех пор, пока это святотатство не узрел в иллюминатор плавбазы сам адмирал; - как Генка Девочка отнес свою первую камчатскую получку в такой же лейтенантский шкафчик, только на чужую подводную лодку; - как суматошный Санька Шляпа перепутал гарнизонный банный день и с мочалкой на известном месте ворвался в парную, где кучковались одни женщины, и под общий визг был забросан шайками; - как Сашка Не-Пушкин упорно доказывал из строя проверяющему Камчатку замглавкому адмиралу Н.Басистому, что именно он, а не кто другой, и есть Пушкин Александр Сергеевич, за что и схлопотал по причине собственной наглости от рассвирепевшего ЗамГК 15 суток ареста. И все прочие «как». И все-таки коронным номером коллектива являлась «история» с Удавкой Толстым. А заключалась она в следующем. Прибывший в Тарью первым из лейтенантов Удавка Толстый был назначен архипрестижно - командиром БЧ-2-3 (минно-артиллерийской боевой части) подводной лодки Щ-108 под командованием Ф.Керова (знаменитого Папы Хера). Да не какой-нибудь, а передовой лодки в дивизии! Знаменитость же Папы Хера началась с того дня, когда Щ-108 сдавала показательную задачу № 3 («скрытый прорыв ПЛ в военно-морскую базу противника»); требования скрытности исключали использование перископа и допускали маневрирование субмарины только под водой по штурманскому счислению. Очевидно, над подводным флотом довлел пример командира немецкой подводной лодки У-47 Гюнтера Прина, скрытно пробравшегося в английскую базу Скапа-Флоу и атаковавшего линкор «Арк-Ройял».
