Поезд «Феодосия-Москва» мягко качнулся и стал плавно набирать скорость. «Прощай, Чёрное море! Вот он, самый красивый в Крыму, феодосийский . Почти десять километров прекрасного жёлтого песка. Ласковое море. Вдали Кара-Даг. Бухта Коктебель. Дом творчества писателей, где остаётся немало друзей… Сколько пройдено миль по этому самому синему в мире. Сколько погружений. Сколько переживаний. Служба подводника тяжела и опасна. Да, были, конечно, и приятные мимолётные встречи, вот недавно…». Командир подводной лодки капитан 2 ранга Крылов Юрий Степанович прервал свои воспоминания. Красивые женщины никого не оставляют равнодушным. Это природные произведения искусства. В них наше счастье и наша беда. Так было и так будет всегда! Поезд вёз командира в Москву, к новому месту службы. Жена, с которой у него не очень ладились отношения, настояла, чтобы он переводился в столицу. Хватит жить то на Крайнем Севере, то на Крайнем Юге. Тем более, что здесь масса соблазнов: хорошее вино, бессчётное количество жаждущих женщин, а теперь ещё и писатели, с которыми сблизился Юрий Степанович в последнее время. Молодость прошла. Надо завершить службу в Москве. Это приказ жены. И он с ней согласился. У женщин иногда бывают здравые мысли. А ведь ещё полгода тому назад перевод в Главный Морской штаб казался Юрию Степановичу красивым миражом. Всё началось со стихов… Они с женой приехали в подмосковный санаторий осенью. После жаркого Крыма, сухой выгоревшей листвы, их встретило мягкое очарование русской осени. Яркие краски уходящего лета, летающие паутинки, лёгкие прогулки по лесу. Хорошая еда, полусонное состояние. Днём ещё тепло, а к вечеру на променад уже надо набросить пиджак. Юрий Степанович, как опытный поручик Ржевский, быстро сориентировался. Оказывается, контингент отдыхающих был в основном московский. Жёны и члены семей морской элиты. Непонятно, когда же отдыхает плавсостав. Юрий Степанович, единственный офицер с действующего флота, распустил перья. Это была его «болдинская осень». Он, коренной ленинградец, прекрасно образованный, начитанный, играющий на фортепьяно, обладающий приятным баритоном, мгновенно очаровал неслучайно выбранную им группу женщин, которые с радостью приняли его с супругой в свою компанию. Когда же он начал читать свои стихи о переживаниях и страданиях офицеров-подводников, о тяготах и лишениях, выпавших на долю моряков, уходящих под воду на многие месяцы, о гибели молодых людей, которых поглотило ненасытное море, женщины были растроганы до слёз. Одна из них долго беседовала с ним, а затем с его женой о их жизни и проблемах, которые волнуют Юрия Степановича и его супругу.
А на другой день приехал в один их самых больших московских адмиралов. Он оказался мужем вчерашней внимательной женщины. И если кого-то это удивило, то только не командира подводной лодки, для которого разведка - одна из форм повседневной деятельности. Он всё знал и действовал наверняка. Жена адмирала поворковала со своим мужем и грозный адмирал, желая доставить жене удовольствие, пригласил Юрия Степановича на беседу. Командир лодки, прекрасный тактик, так построил беседу, что адмирал сам предложил ему продолжить службу в Москве. Жена адмирала, которая в этот момент разливала элитный кофе, подошла и нежно поцеловала мужа, дав понять, что он действует совершенно правильно. Взбодрённый адмирал даже дал Юрию Степановичу номер телефона своего служебного кабинета. Теперь надо было ждать… Прошёл месяц, потом ещё один. Заканчивался уже пятый месяц. Адмирал, наверное, забыл о своём обещании. Юрий Степанович, доведённый до белого каления, обратился к командиру бригады: «Разрешите позвонить из Феодосии по военному телефону в Москву?» Без разрешения командира соединения Севастополь не соединял с Москвой. Когда командир бригады узнал, куда будет звонить его подчинённый командир подводной лодки, он проявил удивительную заинтересованность. Оказывается, он тоже хотел в Москву. Итак, «добро» было получено. Юрий Степанович совершенно озверевший, потому что комбриг сел рядом, с таким видом, будто он тоже будет говорить с адмиралом, назвал секретный номер. А дальше произошло чудо... Адмирал оказался в Москве, а не где-нибудь на флотах. Более того, он оказался в своём кабинете, а не в министерстве или на многочисленных совещаниях. Адмирал взял трубку и Юрий Степанович, мокрый от напряжения и переживания, доложил ему о себе. Адмирал, которого звонок застал врасплох, и который, наверное, забыл бы о подводнике, если бы не его настойчивость, вынужден был сказать, что телеграмма с вызовом будет в ближайшие дни. Юрий Степанович, обалдевший от неожиданного счастья, даже стал подсказывать московскому адмиралу, чтобы его перевели приказом Министра Обороны, для скорейшего получения квартиры. Грозный адмирал обрезал: «Мы знаем, как это делается» и положил трубку. Комбриг не сразу отпустил смелого до безрассудства командира лодки. Он уважительно налил ему рюмку коньяка, вытащенного из глубин секретного сейфа. После третьей рюмки капитан 2 ранга Крылов пообещал, что возьмёт командира бригады лодок в Москву. Немного осмотрится и начнёт действовать. Довольный комбриг проводил уже можно считать московского офицера до дверей. Чем чёрт не шутит, если у того в друзьях сам адмирал флота...
Через три недели мягко качнулся и повёз грустного Юрия Степановича Москву. «Прощай море! Прощай родная лодка! Прощай молодость! Хочу ли я в Москву?..»
01 мая 2006 года.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
- А много у вас... этих, заключенных? - Хватает, - вторично усмехнулся дядя, - всяких. - А какие они всякие, эти ваши зэки? - Они не мои. Я - производитель работ. На все остальное есть администрация, конвои. Какие-какие... Всякие. Кучкуются по статьям. Есть политические, есть бандиты, есть просто сявки. С первыми проще - бьют норму, не бегут. Болтают много. А вот бандиты... - оживился попутчик, - знаю одного такого. Молодой, красавчик. С 1933-го года, значит, от роду ему двадцать лет. Восемнадцать побегов и двадцать убийств. Так что поймают - опять двадцать пять. И никакая амнистия ему, конечно, не светит. Вот приеду, узнаем, не сбежал ли в этой... свалке? - А почему «опять двадцать пять»? - не унимался Сун. - Почему? Ему бы, конечно, вышака. А наши законы, видишь ли, гуманные. Расстрелы отменены. Если не бунт, конечно. Убежал, поймали? Снова доливают до горла - двадцать пять. И так до бесконечности. - А много бегут?
- Бежали. Бегут. нет. Зимой верная гибель. А летом бегут. С «бычком» бегут. - С каким бычком? У вас есть бычки? - С каким бычком? - вновь усмехнулся дядя. - Ну, вот, вроде вас. Спариваются двое отпетых урок. Присмотрят третьего, из «ваньков» помоложе. И начинают обхаживать: «Ты де, Ваня, орел с подрезанными крыльями, не то, что другие - рабы и шакалы. Тебе доверяем. Айда с нами на волю!» Ну, Ваня польщен, с «авторитетами» бежит! Это называется «с бычком на веревочке». А там, когда жрать становится нечего, - под нож. И мать-тайга молчит. А поймают - снова в лагерь. Закон такой, ну не закон, а порядок: лагерная охрана, если беглый отловлен до ста километров, конвоирует в «казенный дом». Если дальше ста километров - стреляет на месте отлова. Хлопот меньше, все законно. Но, конечно, расстояния никто не мерил. Все условно... И внезапно оживился, искоса царапнув взглядом Суна: - Вот ты лейтенант, говоришь... Да твоя одежка и твои, извиняюсь, документики для беглых ой какая находочка! Так что, если ты решил до Хандыги добраться, держи уши топориком. Хорошо держи! Особенно на якутской трассе. Там ты - находка. Конечно, если у тебя пистолет, - и он с сомнением окинул Суна, - держи его аккуратней, чем собственную голову. Всяким попутчикам не раскрывайся. Даже таким, как я, например... - Скажете тоже... - поежился Сун. — А вот в транзитке-то нары. А клопов нет! Удивительно! - Клопов не было, - согласился дядя. - Это да! Санитария свирепая. - Да хватит вам! - взмолились попутчицы-женщины. - И без вас тошно! Все страхи да страхи. Вы лучше что-нибудь веселенькое расскажите.
- Веселенькое? - развеселился дядя. - Самое веселое было, когда черт у Бабы-Яги ступу уволок. А впрочем, извольте. Как-то по делам оказался я в Зырянке. А там аэропорт - не аэропорт, а так, аэродромчик. Но при нем чин чинарем гостиничка. Ну, дали мне комнатешку. А там, на стене - портрет Моны Лизы в натуральную величину. Эта, знаете, от Леонардо да Винчи. А исполнен-то как? Рука мастера! Я и спрашиваю у дежурной тетечки: «А кто это так мастерски Мону Лизу нарисовал?» А она говорит: «Тут один командированный ночевал осенью. А его клопы жгли всю ночь. Уж он крутился-крутился, а когда уж совсем невмоготу стало, включил свет - клопов видимо-невидимо. Ну снял он рубашку и штаны, начал вылавливать этих паразитов. А на тумбочке валялся журнал «Огонек», как раз раскрытый на страничке, где эта Мона Лиза. Продукция, что ли, называется. Ну он весь остаток ночи и копировал эту самую Лизу, на стену и надавит. И видите, как живая получилась! Всех клопов поистратил. Так что, кто к нам прибывает, все командированные теперь в эту комнату просятся. Прямо Эрмитаж! Ну, там, говорят, эта самая Лиза будет похужея...»
- Ну, положим, эта самая хранится вовсе не в Эрмитаже, а в Париже, в Лувре! - возразил кто-то из дальнего угла автобуса. - Какая разница? - слегка обиделся рассказчик. - Важно, что лучше, чем у самого творца. Пассажиры сдержанно посмеялись. Устанавливался, как это бывает на «северах», общный дорожный контакт: держаться вместе! А Колымская трасса разворачивалась навстречу плавными разворотами и спусками, толпами бредущих заключенных, каждая наприкид - человек на пятьсот, с плетущимися сзади краснопогонниками с карабинами (но без собак! сказывалась эпоха «демократии») разворачивалась навстречу хмурыми зубцами гор с редким лиственничком и встречными огромными 25-тонными «Татрами», с ревом проносящимися в клубах соляровой гари. Автобус не останавливался в редких поселках, только притормаживал на поворотах, и тогда к окнам приникали быстрые оценивающие глаза. Пассажиры зябко ежились, стараясь не встречаться взглядами с этими оценивающими глазами. Остановка «Палатка» с забегаловкой-транзиткой. Мужская часть обрадованно рванула - кто за кипяточком, а большая часть за угол на облегчение душ. - Куда вы все сразу, мужики! - взвыла женская часть. - По очереди! По очереди! Что вы, в самом деле? И вовремя: у автобуса начали кучковаться неведомо откуда взявшиеся юркие фигуры, настойчиво заглядывавшие вовнутрь и цепко вскальзывающие взглядами сидора и съежившихся женщин. И «свои» мужички, на ходу застегивая пуговицы, поспешали в автобус. На мелочи этики никто не обращал внимания. Поехали. Миновали Атку. К вечеру добрались до транзитки Мякит.
. - Так что, граждане пассажиры, здеся смена автобуса! - обрадовал путешественников шофер и сочувственно осклабился. - Следующий в семь утра. А пока... всем в зал ожидания. Пассажиры похватали сидора и рюкзаки и порысили в деревянное строение, хлынули в угол, быстренько организовали коммунооборону: женщины - усевшись на пожитках, мужчины - стоя вокруг. Народа прибывало. В густеющей за окнами тьме появились и юркие ребятки, осмотрели кучу багажа и прикрывающих ее своими юбками гражданок, толпящихся мужичков и уселись рядом: - А ну? Кто в «очко»? Сыгранем? - это Суну. - Не-а! Я не умею! - попятился Сун. - Значит, все не умеют? - оглядели урки колонию пассажиров. - Все. Все не умеем, - забормотали мужчинки. Тогда урки уселись своим кружком и начали неуловимо быстро метать карты; то и дело слышалось «хоп», «хоп». Суна передернуло. Через час-полтора уркам игра наскучила и они шмыгнули за дверь. Нестерпимо хотелось курить. Сун вышел на крыльцо, оглядел темь и белесые звезды. - Слышь, парень. Дай огонька! - послышался рядом чей-то голос. Сун вздрогнул, повернулся: рядом массивный дядя в какой-то униформе. «Видать, из охранников», - отлегло у Суна. Прикурили, дымнули. - А эти... куда пошли? - показал Сун в темноту. - Эти? Стояли тут, прикидывали, куда идти, - пыхнул огоньком незнакомец. - То ли грабить. То ли резать. Вас-то, видать, не тронули, многовато показалось. Куда добираетесь? Сун поежился: - Мне до Хандыги надо. Жена там, ребенок народился. Скажите, как лучше добраться?
. - Добираться, прямо скажем, сложновато. Автобусами с пересадками так: до Берелеха, дальше Сусуман, оттуда - до Ады-Галаха. А дальше - якутская трасса, тысчонки две или около этого. Там только на удачу. На попутных. Но дело, прямо скажем, опасное. Беглые. Одежда и документы - это им нужнее всяких денег. Ну, если у вас есть пистолет, - и незнакомец точно также, как и вчерашний попутчик, скользнул по фигуре Суна, - без оружия я бы не рискнул... Ну, удачи. Спасибо за огонек. И неизвестный растворился в темноте. В Берелехе незадачливый Сун попрощался с попутчиками и, набравши напутствий, пустился дальше - на Сусуман. Сун плохо соображал, на каких он в дальнейшем добирался машинах: одни подбирали, другие вытряхивали, и он оказывался на колымской трассе с неизменным чемоданчиком и полушубком под мышкой. Мимо прошаркивали толпы одинаково серых заключенных, с неясным гулом бормотни и хаканьем кашля. Уже не раз из нестройных колонн вырывался заключенный, подбегал, трясущимися руками лез за пазуху, доставал фотку и дрожащими губами торопливо бормотал: «Смотри, я ведь тоже моряк! Смотри, вот моя жена и дети!» А лейтенант Сун только растерянно и криво улыбался: он не знал, что говорить. И, как всегда, сзади колонны слышались предостерегающий окрик и лязг затвора. Но Суна не трогали, в толпу не загоняли. Он еще не соображал, хотя смутно чувствовал, что морская форма являлась для него охранительной грамотой, а для всех других - своеобразным «табу». Такова была не высказываемая любовь ли, симпатия ли к флоту. Но однажды, одиноко стоя на трассе в надежде на попутные, он увидел нечто необычное.
Навстречу из-за поворота шествовали три квадрата, быстрым полушагом, полускоком. Вот эти квадраты поравнялись с одиноко торчащим, как перст, Суном. Сун в испуге отскочил на пригорок. Квадрат мужчин, квадрат женщин, квадрат мужчин. Каждый квадрат из шеренг по шестнадцать человек, сцепленных друг с другом подручкой. И полное-полное молчание. Только хриплое дыхание и быстрый-быстрый шаг. Все в квадратах - в одинаково сером, но не рваном и без заплат. В первом и третьем квадратах - на сером белые цифры - на груди и спине. Во втором, женском - цифры и на подолах юбок. Вокруг каждого квадрата - цепь стрелков, вокруг всей колонны - цепь собак и наружная цепь автоматчиков. И... полное молчание. Молчание даже собак. Колонна быстрым скоком-шагом, не поднимая голов, продефилировала мимо одинокого лейтенанта и скрылась за поворотом. Никто - ни охраняемые, ни охранники - не удостоили даже взглядом Суна, словно он был неодушевленный столб.
Сун растерянно смотрел вслед: он ничего не понял. И снова - , хмурые отроги недальних гор, редкий лиственничник и вертящийся в голове, где-то подслушанный рефрен:
Будь проклята ты, Колыма, Такая чужая планета. Сойдешь потихоньку с ума. Отсюда возврата уж нету.
Лейтенант В.Куликов. Большая школа. - Советская молодежь. 1950, 7 января.
Хорошо подготовленное и проведенное на высоком идейном уровне комсомольское собрание повышает чувство ответственности у членов ВЛКСМ за свои успехи в труде и учебе, помогает каждому комсомольцу понять роль и определить свое место в решении тех задач, которые выдвигает перед комсомолом большевистская партия. Второй пленум ЦК ВЛКСМ потребовал от комсомольских организаций поднять роль собраний, устранить формализм и сухость в деле их подготовки и проведения, разнообразить повестку дня. До недавнего времени комсомольцы Нахимовского училища обсуждали на своих собраниях лишь вопросы успеваемости и дисциплины. Ясно, это вызывало справедливую критику в адрес бюро первичной организации ВЛКСМ. С помощью коммунистов-воспитателей и преподавателей мы сумели вовремя перестроить свою работу, стали внимательнее прислушиваться к запросам молодежи, чаще выносить на собрания вопросы воспитания нашей молодежи в духе советского патриотизма, советской национальной и военной гордости.... За сравнительно короткое время комсомольцы 8, 9 и 10 классов провели собрания со следующей повесткой дня: «Комсомол в борьбе за великое дело Октября»; «О моральном облике советского молодого человека»; «Что значит быть патриотом?»; «За что я люблю свою Родину?»; «Критика и самокритика – движущая сила развития социалистического общества»; «Образ Алексея Мересьева – пример советского патриотизма и мужества»; «Достижения советской науки и техники»; «Наше поколение будет жить при коммунизме»; «Советская молодежь под солнцем Сталинской Конституции».
Маресьев Алексей Петрович. . Большое значение мы придаем подготовке собрания. Поучительно в этом отношении собрание с повесткой дня: «За что я люблю свою Родину». Бюро ВЛКСМ поручило сделать доклад на эту тему комсомольцу, отличнику Сергею Куликову. С помощью коммунистов Куликов подготовил яркий, убедительный доклад, показывающий величие нашей социалистической Отчизны. Незадолго перед собранием в классах наиболее подготовленные комсомольцы провели с молодежью беседы на темы: «Наша Родина дала миру Ленина и Сталина», «Советский Союз – первое в мире государство рабочих и крестьян», «Наша страна – родина передовой науки, техники и культуры», «Лауреаты Сталинской премии 1948 года», «Мировые рекорды советских спортсменов». Подготовительная работа во многом определила активность воспитанников, идейный уровень их выступлений на собраниях. С чувством глубокой любви и благодарности говорил комсомолец Кунцис о широких горизонтах, которые открылись ныне для латышской молодежи. – Каждый латышский юноша и девушка – говорил он, – может приобрести теперь любую избранную ими специальность. Я отдам все свои силы, чтобы оправдать отеческую заботу Родины.... Узбек Светлаев, казах Бекенев рассказали, как расцвела национальная культура их родных республик за годы советской власти.
Доктор технических наук, профессор, академик Академии военных наук, член-корреспондент МСА Александр Никитович Золотов в 1946-м и (в бескозырке) - в 1947 году. Выпускник Рижского училища 1952 года. Комсомольцы Александр Золотов и Игорь Смирнов взволновано говорили об историческом значении деятельности вождей мирового пролетариата Ленина и Сталина. Проникнутая горячей любовью к своей стране, расходилась молодежь с этого увлекательного собрания. Нахимовцы Исаак Хризман, Станислав Шамин, Вячеслав Полысалов и другие подали вскоре заявления о приеме в члены ВЛКСМ. ...Комсомольские собрания оказывают серьезную помощь преподавателям в воспитании учащихся в духе советского патриотизма и советской национальной гордости, помогают крепить связь с молодежью, приобщают ее к активной общественной работе. Политические органы училища, занимаясь идейным воспитанием нахимовцев, регулярно докладывали по инстанции о своих результатах работы. Так, например, в одном из докладов сообщалось: «Воспитанник Кецко (54 кл.) заявил, что «Рабочим в США живётся лучше и богаче, чем у нас. Зато они и революцию не делают. Возможно, вообще капиталисты договорились с рабочими, и они проживут мирно всё время». В итоге к Кецко были приняты строгие щтрафные организационные меры, и он был отчислен из училища.
А.Курачик. Литературные вечера и посещения театров.
В Рижском Нахимовском училище часто организуются литературные вечера и посещения театров. Воспитанники принимают деятельное участие в художественной самодеятельности. Всё это способствует идейному воспитанию юных моряков… В клуб училища нередко приезжают гости – артисты рижских театров. Они дают концерты, проводят беседы. Недавно состоялась встреча с участниками Всемирного конгресса сторонников мира в Праге и Международного фестиваля молодежи в Будапеште. Работники Театра юного зрителя Латвийской ССР приняли шефство над училищем. Они выступают с шефскими концертами, помогают художественной самодеятельности нахимовцев. В кружках художественной самодеятельности участвуют почти все воспитанники. На последней олимпиаде самодеятельные коллективы нашего училища завоевали первое место и сейчас стремятся удержать это первенство.
Хор нахимовцев 5-го выпуска (слева направо, сверху вниз): первый ряд: Коньков Ю.М., Кузовков Ф.Г., Журавлёв Т.Д., Сафронов А.Я., Гайдук В.Д., Шаробурко Ю.А., Кулешов Б.А., Привалов В.В., Зуйков Б.Я., Алеев Ю.А. Второй ряд: Скворчевский В.Д., Беличенко Р.Н., Строганов С.С, Павлов Г.П., Маркин А.П., Поль Ю.А., Щетников В.А., Лавренчук Н.Я., Бородин В.С. Третий ряд: Котт Ю.В., закрыто лицо, Воинов Е.С., Коржев А.Н., Балабинский В.Б., Ткачёв В.А., Шаров И.М. Четвёртый ряд: Иванов О.К., Нарциссов В.А., Берндт Б.Б., запевала Турыгин В.И., Панков В.Ф. Сводный ротный хор нахимовцев. Запевала нахимовец Виктор Турыгин. В дальнейшем капитан 1 ранга, командир атомной подводной лодки Северного флота.
Воспитанники часто бывают в рижских театрах. Перед посещением спектаклей проводятся беседы. Нам, например, было подробно рассказано содержание и значение оперы М.П.Мусоргского «Борис Годунов». Затем состоялась встреча с актерами театра. После этого мы слушали эту оперу с еще большим увлечением.
С.Банк. Голос нахимовца. - Советская молодежь. 1950, 13 марта.
Как волновались в эту предвыборную ночь десятиклассники Рижского Нахимовского училища! Сколько юношеских дум, сколько планов, сколько задушевных разговоров! Они уже стали взрослыми – восемнадцатилетние юноши. Родина дала им все: просторные аудитории и квалифицированных преподавателей, красивую форму и веселые летние лагеря, дала ясную и высокую цель жизни. Сегодня они голосуют впервые. И хотя подъем положен по воскресному, в восемь часов утра, но почему-то не спится в эту мартовскую ночь. В шесть часов открывают двери избирательного участка. Оркестр играет гимн. Председатель комиссии поздравляет с праздником. И первыми опускают свои бюллетени десятиклассники Женя Кулаков и Саша Шауров – дети ленинградских рабочих, Валерий Снопиков – сын офицера, погибшего в боях за Родину, за эту счастливую и жизнерадостную юность. Десятки воспитанников выпускного класса, радостные и взволнованные, опускают свои бюллетени в алую урну. Они голосуют за верных сынов Родины.
Урна стоит на постаменте, окруженная живыми цветами. Над урной, освещенной изнутри, на цветном стекле портрет Иосифа Виссарионовича Сталина. И подходя к урне, опуская бюллетени, нахимовцы смотрят на портрет. И кажется им, что великий Сталин приветствует их мудрой и ласковой улыбкой. Он все знает, этот человек: как отцы и старшие братья нахимовцев защищали Родину, как стояли насмерть у белых стен и синих вод Севастополя, как обороняли город Ленина, как шли в лихие матросские атаки под Сталинградом. Он знает, этот самый близкий человек, как по зову юношеских сердец пришли сюда пареньки, чтобы быть достойными своих отцов, чтобы учиться и множить славу русского, советского Военно-Морского Флота. Сыновья морских офицеров Юрий Вояковский, Феликс Котловский, Владимир Тужилкин, Анатолий Шваб и многие другие, впервые выбиравшие в Верховный Совет, в этот памятный день голосовали за счастье жить и учиться в сталинскую эпоху. Через несколько месяцев они закончат училище и станут курсантами. Пройдут годы – юноши возмужают, наденут лейтенантские погоны, пришьют первые золотые нашивки, но этот день не забыть никогда. Вчерашний день в Рижском Нахимовском училище превратился в большой и радостный праздник. Не только участвовавшие в голосовании, кстати сказать, все они комсомольцы, но и остальные нахимовцы – в парадной форме. К восьми утра голосование было закончено. Но до позднего вечера в клубе училища один за другим следовали концерты, танцы, киносеансы. И с какой любовью смотрели малыши на старших товарищей, воспитанников девятых и десятых классов, отдавших свои голоса Родине, партии, великому Сталину.
В период выборов художественная самодеятельность училища выступала на многих избирательных участках, а также на торжественных собраниях во дворце Пионеров, в Совете Министров и Государственном театре оперы и балета. (ЦВМА, ф.1183, Исторический журнал).
Готовьтесь к экзаменам на аттестат зрелости. - Советская молодежь. 1950, 28 апреля.
Одна из любимых дисциплин рижских нахимовцев – военно-морское дело. Этот предмет воспитанники начинают изучать с шестого класса, но экзамен сдают только выпускники. В мае десятиклассники вместе со всеми школьниками республики будут сдавать экзамены на аттестат зрелости. И только по одной дисциплине – военно-морской – экзамены уже прошли.
...Кабинет военно-морского дела помещается в Пороховой башне. Большая круглая комната с окнами, похожими на иллюминаторы, украшенная яркими флагами, напоминает корабль. Сходство это усиливается моделями различных классов, большим судовым компасом, такелажными досками с морскими узлами. Стол, за которым сидят члены экзаменационной комиссии, украшен живыми цветами. Воспитанники берут билеты, и пока один готовится, другой отвечает. В каждом билете три вопроса: один – из истории флота, его боевых действиях в гражданскую или Отечественную войну, по биографии прославленных российских флотоводцев, два других – на специальные темы: устройство компаса, прокладка курса, стоячий и бегучий такелаж, морские узлы и т.п. Старшеклассники, которые в этом году уже станут курсантами высшего военно-морского училища, уверенно отвечают по любимому вопросу. Александр Ломоносов – секретарь комсомольской организации – рассказывает о героической обороне Севастополя и роли Черноморского флота в Отечественной войне... Воспитанник Владимир Асеев говорит о восстановительном периоде Военно-Морского Флота после Гражданской войны. Нахимовец рассказывает о комсомольском наборе во флот, о шефстве комсомола над военно-морскими силами страны. Потом он объясняет принцип постановки парусов «бабочкой». Вице-старшина – отличник учебы Георгий Московский – блеснул отличными знаниями, умением просто, кратко и технически грамотно объяснить довольно сложные темы: назначение и устройство шпиля, устройство магнитного компаса...
Нахимовец 2-го выпуска Георгий Павлович Московский отвечает на экзамене. Итоги первого экзамена на аттестат зрелости показали глубокие и хорошие знания. Больше половины десятиклассников получили пятерки, остальные четверки и только три нахимовца ответили на тройки. 21 июля 1950 года приказом начальника Управления ВМУЗ объявлено об окончании училища и выдачи аттестатов зрелости 76 воспитанникам училища. Московский Георгий Павлович окончил училище с золотой медалью, с серебряной – Светлаев Виктор Дмитриевич и Макшанчиков Борис Геннадьевич. 62 выпускника приказом начальника Управления ВМУЗ были зачислены курсантами 1-го Балтийского ВВМУ, 9 человек направлены в ВИТКУ.
Капитан-лейтенант С.И.Сергеев поздравляет нахимовца Б.Г.Макшанчикова (выпуска 1950 г.) с принятием присяги. Принятия присяги. Нахимовец 2-го выпуска Б.Г.Макшанчиков.
Рассмотрим, как сложились судьбы выпускников Рижского нахимовского училища 1950 года? Три выпускника стали адмиралами.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
В то время (что само по себе уже удивительно, ибо в самом Петропавловске-Камчатском действовали еще собачьи «такси») существовал авиамаршрут Камчатка-Магадан-Охотск-Хабаровск и далее до Москвы на самолетах Ил-14 примерно с 14-ю посадками. Авиарейсы считались ежесуточными, а фактически выполнялись 1-2 раза в неделю, ибо авиация жестко зависела от погоды, а погоды по трассе были далеки от курортных. Одним из таких рейсов выбрался с Камчатки и ступил на Колымскую землю Сун. В форме флотского лейтенанта, с запасным полушубком (за неимением походных одежд) и тощим чемоданишком, в котором были пачка галет, пара носков и две пачки «Памира», бритва, мыло и полотенце). Больше обогащать свой багаж Суну было нечем. На «десятом» километре от Магадана значился «аэропорт», представляющий собой одноэтажный деревянный барак, где в единой «зале» кучковались транзитчики с огромными ркжзаками-сидорами и раскрепощенные «джентльмены удачи» с острыми глазами и отсутствием всякого багажа. В зале - захлопнутые амбразуры-окошки и полная освобожденность от каких-либо скамей. Потерянный в человеческом месиве Сун безнадежно толокся у окошек-амбразур, перечитывал надписи и совался к людям: «Скажите, где эта Хандыга?» Люди пожимали плечами: «Увы, не знаем». - Э-э, друг! Это в Якутии. Туда только самолетом «Дальстроя», - надоумил, наконец, Суна один из знатоков «Территории», хмурый транзитный дядя. - Вон, видишь окошко? Туда и толчись.
Сун деликатно поскребся в . Дверца окошка открылась и чья-то физиономия, неразличимая в темноте амбразуры, буркнула: «Чего надо?» - Извините за беспокойство, - Сун был искательно вежлив. - Скажите, можно ли до Хандыги самолетом? - Можно, - обрадовала физиономия. - А как бы мне... на ближайший рейс? - и Сун с готовностью начал совать документы в окошко. - Как будет рейс, объявим, - ответствовало окошко. - Сидите, ждите. Вызовем. Сун обрадовался: рейс будет! Он «учтен» и должен ждать. Места в зале не было. И Сун вышел, подобно другим улегся на траве, чутко улавливая хрипы репродуктора диспетчерской. Время шло, солнцу надоело крутиться по небу и оно заскользило за гребни дальних гор. Сун забеспокоился: не прозевать бы! И снова пробрался к заветному окошку: - Извиняюсь. А когда рейс на Хандыгу? - А это когда геологи дадут заявку, тогда и будет, - ответствовал голос. - А на сегодня... заявок не было? - с замиранием сердца спросил Сун. - На сегодня не было. - А часто они, эти заявки? - А когда как. Обычно раз в три недели, - и окошко захлопнулось. Сун похолодел: ждать три недели?! Пока Сун скреб в затылке, в зале пошло шевеление, народ хлынул на выход. -А ну! Закрывается. Выметайсь! - и высоченный старик каторжного вида с огромной суковатой дубиной выгнал людей, уселся на ящик перед дверьми «аэропорта». - Закрыто. Кому не ясно? Могу вразумить! И убедительно пошевеливал дубиной.
Н.И.Штырова накануне выпуска из института. 1952 г.
Сун снова оказался на природе. Наплывали блеклые сумерки, и Сун рванул к автобусной остановке: пока не стемнело - поближе к советской власти, в Магадан, в какую-нибудь гостиницу. На центральной площади Магадана, окруженной домами номенклатурного стиля «пятилетка в три года», шмыгали какие-то быстрые личности. Сун тоскливо бродил по часовой и против часовой стрелки, пока не узрел: гостиница «Магадан»! Вот что мне надо! Гостиница защищалась от мира массивной окованной дверью. Сун постучал. Тихо. Сун забарабанил. Глухо. Сун начал лягать дверь ботинком: ночь гналась за Суном по пятам. - Что надо? - заорал из-за двери прокуренный бабий голос. - Мест нету! Кому не ясно? - Пустите. Я командированный. Я пролетом, - жалобным речитативом заныл Сун, - мне негде ночевать! - У нас карантин. Дифтерия. Понял? - прокричали за дверью. - А куда же мне? - А куда хошь! Хоть в яму! - и голос исчез.
. Унылый Сун поплелся вдоль молчащих домов. Ресторан «Север». Открыт! Сун вошел, сунул швейцару чемоданчик и полушубок и поплелся в зал. Огляделся и с просительным «можно?» подсел к одному из столиков. За столиком трое - майор с голубыми просветами и двое приблатненных с бритвенными взглядами. На деревянном помосте квартет со скрипкой наигрывает «Очи черные, очи страстные». «Хорошо-то как играют!» - мелькнуло в голове Суна. - Что будем? - подплыла дебелая официантка. - Мне, пожалуйста, чего-нибудь мясного. С картошечкой, - искательно выдохнул Сун и храбро добавил, - и для сугреву граммов сто водочки. - Картошечки не держим. Власть не завезла, - заявила суровая тетка. - Пшенка. Шампанское. -Тогда пшенки. И шампанского, - капитулировал Сун. - Деньги. - Но сначала... принесите заказ! - удивился Сун. - Деньги вперед! - отрезала официантка. Сун вытащил деньги, отсчитал сорок рублей. Подумал, и еще три. Официантка выставила бутылку шампанского и швырнула тарелку с кашей. Сун взял бутылку и под внимательными взорами майора и быстроглазых начал ковырять пробку. Пробка не поддавалась. Сун пыжился. - А ну, дай! - не выдержал один из урковатых, сгреб бутылку, мгновенным неуловимым движением выбил пробку, налил в кружку себе, однодельцу, подумал и плеснул остаток в кружку Суна.
Сун молча сжевывал . В швейцарской Сун обратился к майору: «Скажите, куда бы пристроиться на ночь?» Втайне он надеялся: офицер офицера не оставит. - Куда? - переспросил майор, засовываясь в шинель. - Рекомендую обратиться в горотдел милиции. Это налево за углом. Будьте здоровы. Сун поблагодарил и припустил рысцой за угол. Вот она, вывеска «НКВД СССР. Магаданское областное управление милиции». Одноэтажное деревянное здание сквозного коридорного типа. Двери открыты. Освещено. Сун вошел. Справа и слева все двери открыты, в кабинетах все шкафы и сейфы - настежь. Яркое освещение. И могильная тишина. Людей нет. Это могло означать только одно: сама милиция на ночь смывалась прочь. Все двери и дверцы открыты специально для бандитов, ибо закрытая дверь немедленно вызывает рефлекс - «вспороть и взломать!». Взламывать же открытое, конечно, глупо. Суна от такой картины начала бить крупная дрожь, и он опрометью выскочил из управления милиции в белесую ночь. Поплелся снова на автобусную остановку, ибо другого места в городе он не знал. Набрел на кучку таких же мыкающихся бедолаг, примеченных в аэропорту.
- Знаете? Говорят, на 8-м километре какая-то транзитка... - Поедем в транзитку! - обрадовался Сун. Транзитка - понятие чисто колымское: в конечных пунктах трассы - это приспособленные под ночлежки путешествующих транзитчиков освобожденные от заключенных лагеря; 208 на промежуточных остановках - забегаловки, где есть баки с кипятком, где можно согреться и запить свой харч. Транзитка на 8-м километре также представляла собой группу бараков, обнесенных высоченным забором с колючей проволокой и открытыми воротами. В транзитке требовалось предъявить документ, любой - от паспорта до бумажки, удостоверяющей, что ты из «вольняшек», то есть не беглый и не шатающийся бродяга. Ибо, как объясняли, амнистированным зэкам надлежало в течение трех суток выместись на «материк». Застрявших безжалостно загоняли обратно в лагеря. Плата за ночлег смехотворная - один рубль. Зато транзитчик получал место на нарах и (о, высшее достижение «Территории»!) одну простыню. Сухо, светло, без клопов, но с кипятком. Сун огляделся: вокруг сплошь из «командированных» - решил он и успокоился. И по-молодому заснул. И вдруг... среди ночи - «тра-та-та! ух! тра-та-та! ух!». Где-то рядом рвали тишину пулеметы и резкие, как удар кнута, выстрелы винтовок. Попутчики и Сун встревоженно крутили головами. И снова - ночь. И тишина. Наутро, сдав простыню и нацепив рюкзаки, транзитчики столпились у автобусной остановки. Знатоки объяснили: Суну соваться в аэропорт - дело дохлое, лучше добираться по трассе до Берелеха, а там... как повезет. На попутных, значит...
- А далеко это? - с замиранием спросил знатоков Сун. - Далеко ли? По колымским меркам пустяки: до Берелеха - шестьсот, до Сусумана - этак триста, до Аркагалы - еще триста, а там по якутской трассе - тысчонки две... Но ты, парень, не робей. Доберешься, - заверили приунывшего Суна бывалые люди. И Сун, вздохнув, решил - для начала ехать до Берелеха. Ибо оставаться здесь было еще страшнее, чем страшности впереди. Автобус ходко рычал на широченной, на четыре ряда, с плавными заворотами утрамбованной дресвяной трассе. «Лучше, чем под Москвой» - подумал Сун, а вслух обратился к соседу-попутчику, важноватому дяде управленческого типа. - «Дорожка-то, а?» - Колымская трасса. Знаменитая колымская трасса. На людских костях лежит. Летом - до Усть-Неры, а по зимнику - аж до самого Ледовитого океана. - Н-да! А ночью что за стрельба была? - А это побег, - равнодушно объяснил попутчик, как о чем-то обыденном. - Там рядом лагерь для особых. Которым амнистии не видать, как своих ушей. Вот они и... Там все отработано, брат, четко. Среди глубокой ночи разом отворяются двери всех бараков и лавой на ограждение. А охрана тоже не лыком шита. Не проспала. И без всяких предупреждений - из пулеметов. А лава также молча, без единого крика - по баракам и... спят. Отработано четко. - А трупы? А раненые? - А это тоже отработано. К утру все тишь да гладь. И божья благодать. Нет, тут все четко. - А другие были... побеги? - не унимался Сун. - Я, что? Все могу знать? Были, конечно. А вот на днях в Нагаевском порту стрельба была... слыхал?
. - Нет. Я только вчера прилетел с Камчатки. А что за стрельба? - А вот такая, - понизил голос словоохотливый попутчик, - такая. Нагрузили на пароход амнистяшек, под завязку. Рейс в порт Ванино, а там - на материк, гуляй, братва! Два трюма мужиков, один трюм «зэчек». Плывут Охотским морем. А матросня судовая начала нырять в женский трюм, выманивать на энто дело, за консерву или, как водится, за спиртяжку. А зэки в ревность: не трожь наших баб! Сначала - за грудки, потом - за ножи. Одним словом, порешили всю команду, что ли. Оставили старика-капитана. Куда дальше? Приказали: «Веди в Японию!» А пока шла резня, успели отстучать радио: «На борту большая кровь!» Ну... пароход перехватили то ли погранкорабли, то ли ваш Морфлот, завернули обратно в Нагаево. А там, прямо на причале - энкаведешники и расстреляли сразу человек триста. А остальных - обратно в бараки. И вся любовь. Но... за что купил, за то и продаю. Я этого не говорил. Ясно? - Ясно. Н-ничего себе! - не нашелся, что сказать, Сун. - А вы, извиняюсь, кто будете? - Кто я? - усмехнулся важноватый дядя. - А я, молодой человек, инженер-прораб Оротуканской экспедиции. Дорогу ведем, золотишко в шурфах бьем. Тем зэков кормим. А иначе, за что ж кормить-то их? Кто не работает, тот не ест, слыхал? У нас все на нормах. Выработка. Дашь норму - пайка, не дашь - полпайки. Вот так...
В соответствии с заданием отряд вышел из Владивостока, через несколько дней зашли на Камчатку, в Петропавловск, затем в бухту Провидения, где капитаном порта был Беломестнов, выпускник ТОВВМУ, уволенный из ВМФ как ЖЖС (жертва Женевского совещания), после которого Вооруженные силы сократили на 1200000 человек (так мне сказали в пароходстве). Он показал моржовый член, который я впервые увидел, и подарил связку «золотого корня». К сожалению, капитан Беломестнов ушёл из жизни. Его именем назван рейдовый буксир. После получения указания Штаба морских операций Восточного района Арктики мы продолжили переход. Из-за ледовой защиты оконечностей ПЛ имела осадку более 10 метров, и маршрут был проложен через пролив Санникова, где отряд стал под проводку , который, в один из дней, напоровшись на стамуху (льдину севшую на мель), внезапно остановился.
Пришлось резко отвернуть, дать полный ход назад. Одновременно, по нашей просьбе, ледокол дал полный ход и струёй от работавших винтов помог отвернуть, избежать столкновения. В этот момент произошла трагикомическая коллизия. Замполит зачитывал материалы политинформации по корабельной трансляции, непосредственно из центрального поста. Управление двигателями осуществлялось с мостика по той же трансляции, поскольку в рубке не было машинных телеграфов. После случившегося я запретил проводить подобные мероприятия из центрального поста и дал указание давать информацию только из кают- компании. Через некоторое время ко мне подошёл этот политработник и заявил, что, за срыв политинформации, подаст на меня жалобу Члену Военного Совета, начальнику Политуправления флота. Я ответил, можете подать и в ООН. Затем пригласил его в кают-компанию и продемонстрировал, как можно давать информацию необходимую личному составу через микрофон магнитофона, подключив его к радиоприёмнику «Волна-К», не мешая управлению кораблём. Как всегда, я контролировал приём пищи личным составом, для чего посетил столовую личного состава и был удивлён тем, что котлеты делали только офицерам, гуляш - мичманам, а матросам – кашу с подливкой. Потребовал, чтобы всем готовили одинаково, тем более, что камбуз на лодке был великолепным. Этот же политработник, ранее служивший на надводных кораблях, вместе со старпомом, пришли ко мне с раскрытым корабельным уставом, где говорилось о раздельном приготовлении пищи матросам и офицерам. Поскольку на подводных лодках подобное не практиковалось, я подтвердил своё указание, а командир корабля со мною согласился.
К тому времени ледовая обстановка осложнилась. В море «братцев Лаптевых», как писал В.Конецкий, напоролся на льдину и затонул лесовоз «». Штаб морских операций предложил следовать в район ожидания в заливе Буор-Хая, недалеко от Тикси. Мы стали на якорь на десятиметровой изобате. В Арктике - особые экологические требования, мусор за борт не выбрасывается, а сжигается в специальной печи. Затопили печку. Вдруг прилетел пограничный вертолёт, Он увидел подводную лодку, стоящую на якоре и сразу догадался, что это американская. Сделал решительную попытку совершить посадку на палубу, утопил печку, но увидел флаг, решительные знаки членов экипажа и, вероятно, услышав, что ему кричат на трёх языках - русском, командном и матерном, всё понял, поднялся и улетел. Больше не прилетал. Я на буксире отправился в порт Тикси, ознакомился на гидрометеостанции с ледовой обстановкой и встретился с капитаном-наставником, который прибыл для нашего инструктажа. За это время буксир залился водой, мы вернулись к лодке, помыли людей. На следующий день завершили пополнение запасов. Получив распоряжение штаба морских операций, вышли в море. У ледовой кромки встретились с группой ледоколов во главе с «Арктикой». Нас взял «на усы» «Капитан Сорокин», и мы продолжили движение. С трудом форсировали ледовую перемычку, динамический крен достигал 45 градусов и более. Ледоколу было очень трудно управляться. Относительно узкий корпус лодки выполнял роль вертикального руля огромной площади. Вышли на чистую воду, прошли Карские ворота. У горла Белого моря отпустили буксир, который продолжил переход самостоятельно. Через несколько дней вошли в Мотовский залив, Ура-губу, ошвартовались у причала Видяево. Нас встречали с оркестром, командир эскадры контр-адмирал Г.В.Егоров, командир бригады капитан 1 ранга Баринов, офицеры штаба. Я прибыл в Североморск, доложил начальнику штаба флота, вице-адмиралу В.Н.Поникаровскому, который высоко оценил наши действия.
Егоров Геннадий Васильевич. - И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
Это был, вероятно, последний в моей жизни выход в море на подводной лодке. В этом году исполнилось 55 лет с тех пор, как я, будучи курсантом, вступил на палубу подводного корабля.
9. Эпилог
В своё время М.И.Калинин говорил, что командир должен обладать двумя качествами – хорошо знать своё дело и быть хорошим человеком. Командир обязан знать свой корабль, его устройство, особенности управления в различных условиях, организацию связи, морской и океанский театр, оружие и его применение, силы, средства и тактику вероятного противника. Он должен знать и любить людей. Учить их, доверять им. Требовать точной и, главное, правдивой информации. Не бояться доложить своим начальникам правду, порой нелицеприятную. За все годы службы я не потерял ни одного человека. Молодые офицеры, которые со мной служили, в большинстве своём стали командирами кораблей, соединений, специалистами высокого класса, педагогами и учёными. К словам командира всегда прислушиваются. Однажды, когда мы проводили доковый ремонт в Росте, пригороде Мурманска, ко мне подошёл один из молодых офицеров. Попросил отпустить его к семье, побыть с ребёнком, поскольку жена хотела прервать нежелательную беременность. Мне удалось убедить его, что не следует этого делать. Через 16 лет мы встретились. На его плечах были погоны с двумя «тяжёлыми звёздами». Я спросил его, как младшенькая? Он мне ответил, что они с женой всё время вспоминают меня, поскольку не представляют себе, как они раньше жили без этой девочки. Помню, когда служил на «С-297», увидел плачущего матроса Николая Сандакова, из деревни . На вопрос о причине, тот ответил, что маму «громом ударило», а необходимого лекарства нет. С первым катером я умчался из Ягельной в Полярный, купил и отправил лекарство его маме. Она выздоровела.
Я постарался назвать имена многих своих сослуживцев, но это далеко не полный список. Безусловно, люди имели недостатки, в том числе и я. Но, как говорил Александр Довженко, безупречная муха - это муха, боец с недостатками - это боец. Командир постоянно несёт тяжёлый груз ответственности за подчинённых ему людей. Посчитайте, сколько страниц Корабельного устава посвящено перечислению обязанностей командира. Но и отдыхать он должен уметь. Контр-адмирал Н.И.Горшков, бывший блестящим командиром одной из подводных лодок, мастером торпедной стрельбы, прекрасным моряком, был популярен среди подводников флота. Участник многих дальних походах, он был хорошим организатором. Оркестр одного из мурманских ресторанов, при входе в зал Николая Ивановича, немедленно исполнял романс «Ямщик, не гони лошадей». Он рано ушёл из жизни.
Командиры соединений, базировавшихся на Кольский полуостров. Крайний справа командир 42-й бригады ПЛ капитан 1 ранга Н.И.Горшков. С 1963 г. по 1978 гг. Николай Иванович служил в 4-й эскадре ПЛ СФ, был командиром Б-105 пр.641, начальником штаба 69-й бригады ПЛ (фото предоставил В.Г.Потехин). - Краснознаменное ордена Ушакова 1-ой степени соединение подводных лодок Северного флота, Спецвыпуск альманаха Тайфун, СПб 2003 г.
Отец и сын Моховы. - Н.Черкашин. Черная эскадра. - М.: КУМ-ПРЕСС, 2003.
Сын капитан-лейтенанта Н.К.Мохова, командира ПЛ Балтийского флота, погибшего в 1942 году, сорокапятилетний комбриг Игорёк Мохов (тбилисский нахимовец 1956 г.), которого я знал 28 лет, с курсантских времён, прошедший неимоверную нагрузку многомесячных походов, скончался на боевом посту. , Иван Добрецов, Виктор Малярчук, Валерий Кондрашов, Вилен Лободенко, Николай Натненков, Михаил Лузин, Женя Шеховец, Геннадий Семёнов, Юрий Хорин, Юрий Фомичёв, Борис Веселов, Алексей Перепеч, Анатолий Белобров, Геннадий Цумаров, Анатолий Бегеба, Михаил Козюлин, Коля Павлинов, Толя Широченков, Боря Синюхин, Володя Голубь, Валерий Деев, Феликс Ольбинский, Анатолий Миньков, Василий Архипов, Алик Крестовский (ленинградский нахимовец 1952 г.), Игорь Юнаков (ленинградский нахимовец 1952 г.), Василий Андриевский, Михаил Крастелев, Владимир Акимов, Пётр Романенко, Сергей Егоров, Петя Каленич, Борис Николаев, Валера Колотко, Генри Токарев (ленинградский нахимовец 1953 г.), Геннадий Емелин (рижский нахимовец 1950 г., вице-адмирал), Женя Фалютинский, Николай Баранов, Александр Петелин, Николай Ямщиков, Иван Жуйко, Георгий Лазарев, Володя Булгаков, Володя Мочалов, Гена Гвадзабия, Гена Шабунов, Гена Еркин, Рустэм и Джемал Зайдулины и множество подводников, которых я знал, ходивших в боевые походы в мирные дни, выполнили последний манёвр - погрузились навечно в сырую землю. Многие сгинули в пучине вместе со своим кораблём. Об этих людях мало пишут в газетах, они незаметно служат и незаметно уходят из жизни. Региональная общественная организация ветеранов- подводников нашего города, её комиссия по увековечению памяти погибших в составе Г.Гавриленко, И.Каутского, Ф.Дмитриева и других издала три погибших с 1904 года.
О героях войны пишут очень мало. На слуху одна или две фамилии. А ведь воевали и прославились с первого дня войны очень многие герои. Некоторые не были отмечены советскими наградами, например , командовавший «Щ-408», экипаж которой повторил подвиг «Варяга», был посмертно награждён лишь Королём Великобритании Георгом V Орденом Британской империи 5 степени. Я считаю своим долгом напомнить имена.
: , А.С.Кононенко, Б.С.Капицына, И.В.Сивориновского, А.Т.Чабаненко, П.З.Шелганцева и всех членов экипажей подводных лодок сражавшихся в годы войны.
Подводники, морские лётчики, катерники, экипажи надводных кораблей, силы всех флотов нанесли сокрушительный удар по врагу. Победа далась страшной ценой. От вражеских мин, торпед, снарядов и бомб погибли на Балтике - 38, на Севере - 23, на Чёрном море - 25, на Тихом океане – 4 подводные лодки. Свыше 220 офицеров командовали подводными лодками, из них 99 погибли или умерли от ран. Более половины из этого списка навечно остались в море, многих из оставшихся в живых я имел честь знать лично, учился и служил под их командованием. Подводники, пришедшие на смену своим отцам и братьям, выполнившим до конца свой долг перед Родиной в годы Великой Отечественной войны, с честью продолжили их святое дело, выполнили и продолжают выполнять их заветы.
Мы с братом Евгением, как и многие дети моряков, поступили в Военно-морское училище, после его окончания служили на Северном флоте, стали командирами океанских подводных лодок, капитанами 1 ранга. Район нашего плавания захватывал Балтийское, Чёрное и Средиземное моря, Атлантический, Северный Ледовитый и Тихий океаны. Продолжительность пребывания в море колебалась от 1 до 13 месяцев.
На подводных лодках служил сын моего брата Владимир, он - капитан 1 ранга, окончил Военно-морскую Академию с золотой медалью, стал кандидатом наук, участвовал в походе на полюс атомохода «Екатеринбург», награждён орденом «За военные заслуги». Мы не искали иного жизненного пути, потому что видели в отце и членах экипажа «Л-3» достойный пример для подражания. В 201-й школе Фрунзенского района Санкт-Петербурга с 1972 года работает музей боевой славы гвардейской подводной лодки «Л-3», с галереей портретов членов экипажа прославленного корабля, их личными вещами, документами и другими материалами. Ежегодно, в середине апреля, отмечается «День последнего залпа». В гости к детям приходят ветераны-подводники, их дети и внуки.
Хочу извиниться за то, что не смог назвать имена всех достойных упоминания. Возможно, за годы службы я кого-либо обидел, огорчил, был несправедлив, прошу простить, не держать зла.
Капитан 1 ранга в отставке М.В.Коновалов. 2011 год.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
