Наша высадка осталась незамеченной, но утром немцы обнаружили нас, открыли пулеметный огонь. Батальон по команде развернулся и бросился в атаку. Продвигались вперед перебежками, часто приходилось залегать, вжиматься в снег: настолько сильным был огонь. Смерть выхватывала из наших рядов одного за другим. Я оказался со своим отделением впереди, и мне удалось несколькими выстрелами уничтожить один вражеский пулеметный расчет. Вскоре нам стали помогать наши пулеметы. Бой продолжался весь день — лютый, смертельный бой. Под горячими телами матросов таял снег. Атаковали фрицев, распахнув шинели и обнажив тельняшки. Продвинуться нам не удалось. К вечеру бой начал стихать. По команде отступили к месту высадки десанта. Многих мы потеряли бойцов: около 600 человек высадились на берег, а из боя вышли всего 120. В моем отделении осталось пятеро; семь человек было убито и ранено. Батальон занял круговую оборону, все приготовились к самому худшему. Силы оказались неравными, а отступать дальше было некуда: сзади нас шумело море. Внезапно немцы прекратили огонь и начали поспешно отходить. Позднее мы узнали, что причиной этого было освобождение нашими войсками Керчи и Феодосии.
...Вскоре мы соединились со своей бригадой и участвовали в ее составе в боях за Крым. В мае 1942 года меня ранило, и я был эвакуирован в госпиталь. Позднее воевал во 2-й гвардейской дивизии. Запомнился бой под Черкасском, где наш полк был брошен в прорыв. Здесь мне пулей перебило правую руку, а на перевязочном пункте я получил еще одно ранение — разрывной пулей в левую руку. Когда немцы открыли минометный огонь, наш батальон стал отходить. Потеряв много крови, я заснул. Спас меня какой-то младший лейтенант. Он растолкал меня и понес на себе. Через некоторое время я уже мог идти с его помощью. В этом бою из моего отделения остались в живых только восемь человек. После излечения воевал в Иркутской гвардейской имени Верховного Совета РСФСР стрелковой дивизии. В составе батареи полковых 120-миллиметровых минометов участвовал в 1943 году в боях на Таманском полуострове — под Новороссийском, Анапой, Красным Лиманом. Дважды был награжден медалью «За отвагу». В начале ноября 1943 года вторично высаживался с десантом в Крыму, у поселка Маяк под Керчью; в этот раз — под огнем противника (немецкие прожекторы освещали пролив, и их не скоро удалось уничтожить). Был контужен и снова попал в госпиталь, после которого меня признали ограниченно годным. В феврале 1944 года был направлен помощником командира взвода в автороту полевого управления 5-й армии. В ее составе участвовал во взятии Кенигсберга. В конце апреля 1945 года наша армия выехала на Дальний Восток. День Победы над фашистской Германией нас застал на Урале, но впереди была война с милитаристской Японией. Прибыв на восточную границу, мы сменили стоящие там войсковые части, а 9 августа в составе 1-го Дальневосточного фронта перешли в наступление в районе Гродеково. Дошли до Муданьцзяна, Дунь-Хуа, а затем и до Харбина. Вскоре и эта война закончилась. Зимой 1945 года мы вернулись на Родину. Из-за ранений в военно-морское училище меня не приняли, и я закончил Ростовское военно-инженерное училище.
От составителя: Участие в войне приняли и несколько «спецов», выбывших из нашей спецшколы по разным причинам. С.Архангельский воевал пулеметчиком на бронекатере. В.С.Жданов после окончания в 1942 году школы младших командиров воевал командиром огневой группы 68-го отдельного гвардейского минометного дивизиона Донского фронта, а затем проделал путь с боями от Сталинграда до Берлина водителем «катюши»; участвовал в Берлинской операции. В.В.Новиков сражался на Малой земле, где был дважды ранен, один раз тяжело; награжден двумя боевыми орденами. Е.Е.Рейхцаум воевал в составе 11-й гвардейской дивизии, трижды был ранен. До столицы фашистской Германии не дошел 150 километров. Г.М.Сыркин с октября 1944 года был матросом на боевом тральщике на Балтике. В 1988 году мы его похоронили...
В. Демьянов. СТОЙКОСТЬ
***
***
ЗАЛПЫ НАД МОРЕМ
М.Кабаков. БОЕВАЯ ПРАКТИКА НА КОРАБЛЯХ
Марк Кабаков Во время войны в Баку действовали высшие военно-морские училища — имени М.В.Фрунзе и Ф.Э.Дзержинского, в которых обучалось большинство выпускников нашей спецшколы. Шла война, и курсанты не могли, не имели права оставаться в стороне, даже те, кто уже воевал на сухопутье. Имелась реальная возможность приобрести навыки ведения боевых действий на море, к тому же на кораблях сплошь и рядом не хватало людей. Курсанты вполне могли заменить недостающих. Взвесив все обстоятельства, командование Военно-Морского Флота приняло решение: начиная с первого курса в военно-морских училищах практику проводить на «воюющих» кораблях. Да иных почти и не было... Даже учебные корабли Каспийской флотилии «Правда» и «Шаумян» использовались для перевозки военных грузов на фронт и раненых бойцов из Баку в Красноводск. В 1943 году в таких переходах участвовали фрунзенцы В.Зенин, А.Пронин, К.Котов, Г.Бродов, М.Крук, В.Михаленко и многие другие. Им же в 1944 году довелось плавать на прославленных крейсерах Черноморского флота «Молотов», «Ворошилов», «Красный Кавказ» и «Красный Крым» или, как Грише Баеву, выходить из Батуми в штормовое море на «малом охотнике».
Тем временем в Баку продолжали возвращаться группами и поодиночке курсанты, уцелевшие в боях на сухопутном фронте. Они сдавали в баталерки прохудившиеся сапоги, линялые гимнастерки и переодевались в свое, морское... Поначалу приходилось нелегко: надо было догонять, скидок на фронт училищные программы не делали. Но что-что, а вкалывать «спецы» приучились еще в спецшколе. До поздней ночи шелестели страницы учебников, ложились на ватман тонкие карандашные линии... А к лету опять весенняя сессия, зачеты, экзамены, боевые корабли. В июле 1942 года курсанты-дзержинцы проходили практику на . Среди них — москвичи И.Эдельштейн, В.Буряков, А.Уваров, Е.Мнев, В.Лежнев-Финьковский. На старом пароходе поставили 76-миллиметровые пушки, мостик ощетинился пулеметными стволами, и стал «Полюс» оберегать астраханский рейд от налетов с воздуха. До того как на нем впервые появились курсанты, «Полюс» занимался трудным для его изношенных машин делом: переброской войск из Астрахани в Махачкалу. Действовать надо было скрытно, а главное быстро: уже содрогались от бомбовых разрывов горы, по ночам алое зарево зависало над горизонтом, в ущельях под Моздоком разворачивалась великая битва за Кавказ... Курсанты были расписаны по боевым постам: подносчиками снарядов, наблюдателями за воздухом, мотористами. Случалось, тут же и спали: на влажной от ночной сырости палубе или в машине, подложив под голову промасленный ватник. Налетали фашистские самолеты, ревя тысячесильными моторами, неслись к «Полюсу» — и не выдерживали, отворачивали в сторону. До оплавленной краски на стволах, до хрипа сорванных в крике глоток били по воздушной цели комендоры! Летом 1944 года большая группа дзержинцев отправилась из Баку на север, на действующий флот. Редко кто видел тогда на узловой станции Баладжары столько счастливых, улыбающихся лиц. Словно не на фронт — на праздник ехали... Кроме вполне понятного желания схватиться с врагом, тут было еще и другое: эшелон шел через Москву! Постучаться в родную дверь, вдохнуть ни с чем не сравнимый воздух московских переулков — да разве о таком не мечтали? На встречу с отцами не рассчитывали, а вот увидеть мать, обнять девушку...
«По ва-го-на-ам!» Дернулись, стукнулись . Эшелон покатил. Курсом норд-вест. В пионерском салюте взлетали над головой руки семафоров, безостановочно отбивали чечетку колеса. Когда приближались к Москве, двери теплушек откатили — и от головы до хвоста грохочущего состава затрепыхались на ветру матросские ленточки! В Лихоборах, на Окружной железной дороге, эшелон, в ожидании переформирования, простоял около двух суток. А может, его специально задержали? Теперь не узнать, да и не так уж это важно. Толпились у теплушек родные, тянули истосковавшиеся руки... Уезжали под вечер. Кто-то развернул мехи аккордеона: «Прощай, любимый город...» Крыльями чаек взмахнулись материнские платки. Некоторые из этих женщин не знали, что видели своих сыновей в последний раз...
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
На основе работ Л. Димента «Дети Большого Подсолнуха», «Наш 3 взвод» и др.; страница Юрия Курако из 2-х-томника «Мои одноклассники». А так же с добавлениями редакции и заключительной проработкой Л.Диментом.
Л. Димент – ВЕРНИСАЖ СЛОВЕСНЫХ ПОРТРЕТОВ «ПОМНЮ ВАШИ ЛИЦА»
В сквере на Плеханова после рентгена. Сентябрь 1948 г. Первые дни в Тбилиси. Мы, новобранцы 5 роты (6 класс), пока ещё «кандидаты». Ленточки без надписи, погончиков нет. Сидят: Василий Драчнев, Василий Дакин, Геннадий Власов, Сергей Катющенко (позже – Демченко), Геннадий Галь, Валерий Третьяков, Июлий Теплюк. 2 ряд: Владимир Палей, Руслан Тотров, Владимир Горбатов, старшина Ефимочкин, Николай Кучумов, Анатолий Федин, Павел Аникеенко. Стоят: Константин Комаров, Игорь Шишкин, Владимир Киселёв, Александр Смирнов, Борис Йофа, Герман Семёнушкин, Лев Горьков. В 1953 году училище закончило более 100 выпускников. Кроме набранных в обычном порядке, в роту были включены воспитанники расформированного Саратовского военно-морского подготовительного училища. Как обычно, представляем по возможности все, чем располагаем на сегодняшний день. Наиболее полно будет представлен третий взвод, - заслуга нахимовца Димента Леонида Давидовича, за что ему наша искренняя благодарность.
Аникеенко Павел Константинович. - МЫ РОСЛИ ВМЕСТЕ. Л.Димент.
Павел Константинович Аникеенко из Пензы. Вечный отличник, тихий, спокойный, контактный, уравновешенный и неторопливый. «Медленно поспешал». Истинно правильный, дисциплинированный, светлая душа. Но, в моих, не одарённых мудростью, глазах он больше ничем особенно не отличался. Или я его просто плохо знал.
Бекешев Виталий Тимофеевич. - МЫ РОСЛИ ВМЕСТЕ. Л.Димент.
Виталий Тимофеевич Бекешев. 1935 года рождения, из Ленинграда. Резкий во всём. Отличный бегун, спринтер. Только он в нашем третьем взводе был быстрее меня. Он же, когда мы стали бороться на перемене, умело бросил меня через голову в падении на спину. Видно, его питерский двор был спортивен. Я с ним, как и с Габкой больше не боролся. Азы спорта помогли ему оставить вторым меня, лидировавшего в забеге на 3000 м. Он, дыша мне в затылок всю дистанцию, выскочил на финише. Смеясь, объяснил мой тактический промах. К сожалению, больше состязаться нам не довелось. Он не уклонялся от шалостей. Мог быть и без тормозов. При том, не был кампанейским. «Одинокий волк». В учёбе без провалов. Весной 1951 года в Москве, при подготовке к параду, нас пригласили на бал в интернат Министерства иностранных дел. Я, отрабатывая очередное наказание, туда не попал. Друзья восхищённо рассказывали об этом вечере. Помню фото девушки с дивными глазами. Кто её показывал? Виталька? Не помню. Помню лишь, что не поверил его рассказу о том, что он долго потом гулял с дочерью композитора Зива. Похоже на автомобиль «ЗИС», «ЗИМ». Каково? Необычная фамилия навевала подозрение на выдумку. Впрочем, Витька не отличался сочинительством.
Но поверил ему я лишь лет десять назад, узнав о существовании такого композитора Интересно – было ли продолжение этого знакомства? Классе в седьмом, от случайного удара в глаз, он стал первым у нас близоруким – кандидатом в ВИТУ. Я им, как и Аликом Проценко, Эдиком Этмишевым (с которыми был в дружеских отношениях) восхищался за спринтерскую мобильность. Самыми быстрыми в нашей роте помню «остроугольного» Карякина и «незаострённого» отличника Погорского. Оба из первого взвода..
Беспрозванных Ярослав Алексеевич. - МЫ РОСЛИ ВМЕСТЕ. Л.Димент.
Ярослав Алексеевич Беспрозванных («БЯША). Из Ленинграда. Высокий, стройный, спокойный, уравновешенный, ровный во всём. В меру контактный. Естественно, и дружил больше с не шебутными, с себе подобными. В 1990-х годах я узнал, что, он, частенько бывая в Москве, всегда навещал Гену Зверева, добровольно ушёдшего из ТНВМУ.
Богаченко Сергей Иванович. - МЫ РОСЛИ ВМЕСТЕ. Л.Димент.
Сергей Иванович Богаченко. Интеллигентный, контактный, хороший ученик, хороший друг. Чтоб он положительно повлиял на меня, однажды нас посадили за одну парту. Уйдя в отставку, был парторгом завода в Тбилиси. В 1974 году на юбилее ТНВМУ я побывал у него в гостях. Жена и двое детей. Замечательная семья приветливо приняла меня. Мы переписывались. После развала СССР, связь с ним прервалась. Соседи на мои письма коротко ответили, что он и семья выбыли, а их адрес - утрачен. Если кому-либо о нём что-то известно, прошу сообщить.
Указ Президента РФ от 10 января 2003 г. N 17 "О приеме в гражданство Российской Федерации" (Официальный текст документа с изменения и дополнениями по состоянию на 25 сентября 2006 года) 14. Богаченко Сергей Иванович, родившийся в 1936 году в Дагестане, проживающий в Грузии.
Васильев Роберт Павлович. - МЫ РОСЛИ ВМЕСТЕ. Л.Димент.
Роберт Иванович Васильев. Из Ленинграда. Флегматичный, ровный во всём, спокойный, дисциплинированный. Не конфликтный, в меру контактный, но пассивный, хоть изредка и мог громко возмутиться. В моей памяти он остался усердным, без особых слабостей, учеником. Любил играть в домино, шахматы и т.д.
Власов Геннадий Иванович (1-й взвод роты выпуска 1953г.)
Требуется проверка, является ли капитан 1 ранга Власов Геннадий Иванович - командир в 1977-1978 гг. (ранее в 1975-1978 гг. - старпом, потом начальник штаба 120 бригады а затем и ее командир) - тбилисским нахимовцем 1953 года выпуска. В дальнейшем доцент Г.И.Власов работал на , ему было присвоено звание Почетный работник высшего профессионального образования. Кто может добавить что-то о нём?
Габидов Рафаил. - МЫ РОСЛИ ВМЕСТЕ. Л.Димент.
Габка, он же Рафка. Из Баку. Сентябрь 1948 года. Первый урок физкультуры на плацу под командой лейтенанта Макарова. Возле краснокирпичного брандмауэра шест, канат и лесенка. Надо подняться вверх и спуститься. Нахимовцы нового набора 12-13-летние дистрофики. Половина – блокадники. Да и остальные «откормлены» войной. Один за другим бессильно повисают на высоте двух метров, корчатся, дрыгают ногами. Некоторые долезают до верха с помощью ног и спускаются с видом победителей. «Следующий!» - командует Макаров.
Капитан, затем майор Иван Митрофанович Макаров, преподаватель физкультуры и спорта в 1948-1954 гг.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
Эшелон следовал через Москву, и я смог повидаться с родителями. Счастью их не было конца. А через день мы уже прибыли под Великие Луки. После переформирования наша, теперь 11-я гвардейская бригада в начале мая 1943 года, заняв оборону севернее Великих Лук, ликвидировала местный прорыв немцев и восстановила контакт с соседней дивизией. Не один раз я участвовал в разведке боевых позиций противника. Однажды встретились неожиданно с немецкой разведгруппой. На несколько секунд обе стороны замерли, потом началась бешеная перестрелка. Наша группа быстро рассредоточилась, чтобы охватить врага с флангов, но немцам удалось от нас оторваться. Главным событием лета 1943 года явился разгром немцев под Курском. Наступления ждали с нетерпением. Но начали его только в ноябре 1943 года. Под городом Невель в ночь с 6 на 7 ноября мы вошли в прорыв немецкой обороны, продолжая движение на север. Бой за село Большое Таланкино наш батальон вел при поддержке танков: мы бежали рядом, стреляя из автоматов. В метре от меня громко тарахтели гусеницы танка и оглушительно стреляла его пушка, но здорово было наступать в такой !
В январе 1944 года, получив новую боевую технику, наступление мы продолжили по направлению к городу Пустошка. Прорвав фронт, с ожесточенными боями стали продвигаться вперед. В ходе этих кровопролитных боев в батальоне оставалось людей иногда меньше, чем в роте. Пополнение получали на марше, и с каждым новым бойцом я, как комсорг батальона, старался сразу увидеться, поговорить, подбодрить его. Начался март. Морозы сменялись оттепелями и снова морозами. В один из мглистых, дождливых дней шел бой за небольшой поселок. Ползли по жидкой грязи, стараясь обойти немцев с фланга. Вечером выбили противника из поселка и заняли оборону. Я нашел окопчик, пристроился в нем и тут же заснул. Ночью проснулся от того, что сидел в жидкой грязи — шел дождь, со стенок окопа текла глина. Шапка, полушубок и валенки промокли насквозь. Деться было некуда, очень хотелось спать, и я, надев от дождя на голову каску, снова уснул. К утру ударил мороз. С трудом удалось выбраться из окопа: все стало ледяным — полушубок, шапка, валенки; рукав полушубка лопнул, когда я его отрывал от стенки окопа. Обогрелся у разведенного костра, но еще долго чувствовал ледяной холод. В апреле наступление продолжалось севернее Новоржева. Ожесточенные, упорные бои шли до конца месяца. В одном населенном пункте, выбив немцев из их окопов, наш батальон несколько раз ходил в атаку, но безрезультатно. Атаковали после артподготовки и немцы, но также успеха не имели. За день боя наши окопы заваливало землей от разрывов снарядов и мин; ночью приходилось их откапывать. А бойцам ведь нужно отдохнуть, подготовиться к завтрашнему бою, необходимо еще вынести раненых, которых не смогли эвакуировать днем.
К концу апреля район боевых действий представлял ужасную картину: в щепы разодранные деревья, истерзанная земля, трупы лошадей, разбитая техника. Людей в батальоне осталось всего два десятка! Не уцелела даже кухня. Грязные, прокопченные, оборванные, еще не остывшие от боев, мы были отведены на переформирование. Я был награжден орденом Красной Звезды. В середине мая пришел приказ о возвращении курсантов в военно-морские училища, и меня откомандировали для продолжения учебы.
В.Карев. ОТРАЖЕНИЕ ШТУРМА
После окончания Московской спецшколы меня направили в Черноморское училище. Заниматься в нем пришлось недолго: в начале ноября 1941 года училище расформировали, и я, с группой курсантов, был откомандирован в 79-ю морскую стрелковую бригаду, в Новороссийск. Бригада готовилась к участию в Керченско-Феодосийской десантной операции, но в связи с резким ухудшением обстановки под Севастополем получила новую задачу — срочно перебазироваться в Севастополь.
Шли на кораблях Черноморского флота: наше подразделение — на теплоходе , в сопровождении базового тральщика. К счастью, ночью, во время перехода, были низкая облачность, дождь, туман (но и сильнейший шторм). До Севастополя дошли благополучно; вошли в Северную бухту 22 декабря 1941 года. Быстро выгружаемся; на Корабельной стороне все разбито, кругом исковерканное железо, горы орудийных гильз. На Малаховом кургане видим многочисленные каменные намогильные плиты — память о славе наших предков. Сколько же эта земля впитала в себя русской крови?! Рядом — остовы домов. Нас встречают оставшиеся в живых люди; фронт и тыл здесь слились воедино. За Малаховым курганом сворачиваем к берегу бухты. К высокому обрыву прижались эсминцы. Вдоль берега — ряды больших дымовых шашек. Вскоре их поджигают: на город налетели «юнкерсы». Бухта быстро затягивается дымом, в просветы видны черные силуэты вражеских самолетов. Начали бить десятки наших зенитных орудий. Грохот от взрывов бомб сливается с грохотом орудийных выстрелов. Такого мы еще не видели и не слышали. Жуткая, необычная картина! Мы ускоряем шаг, проходим электростанцию и теперь уже слышим сам фронт: выстрелы орудий, трескотню пулеметов. По мосту переходим Черную речку. Вот мы и отрезаны от нашего прошлого и вступили в зону, где хозяйка — смерть. Здесь иные законы, иные сроки жизни, ее смысл. Двигаемся вдоль Симферопольского шоссе. Оно обстреливается. Навстречу нам, по шоссе — непрерывный поток раненых. Идут сами, едут в машинах, повозках. Запомнился один раненый матрос. Вместо руки у него кровавые лохмотья, весь залит кровью, и за ним тянется кровавый след... Подошли к передовой. В кустах оглушительно стреляет тяжелая гаубичная батарея. Делаем привал; выбрасываем все лишнее. Кругом взрывы мин и снарядов, свистят пули. Наша бригада должна была сменить оборонявшую здесь высоты морскую пехоту. Но она понесла такие потери, что мы просто не нашли, кого сменять. Фронт держала артиллерия и отдельные группы бойцов с пулеметами.
В.М.Карев
Наш взвод связи (2-го батальона) занимает какую-то небольшую высотку. Беспрерывно с отвратительным треском рвутся мины, часто бомбят «юнкерсы». Земля дрожит, взрывы сотрясают все вокруг. Громадные черные массы земли и пыли, поднявшись высоко, стоят неподвижно, потом медленно оседают, и опять все сначала. Немцы пунктуальны и начинают воевать с 8 часов утра. Сначала на нас обрушивается сильный артиллерийский и минометный огонь. А у нас нет не только блиндажей и землянок, но даже траншей: в крымскую землю глубоко не закопаешься. В результате несем большие потери. Затем следуют атаки фашистских танков и пехоты. Для их отражения у нас нет противотанковых ружей и гранат, мало противотанковых пушек, минометов и автоматов. Спасают пулеметы и зенитные батареи, стреляющие прямой наводкой. Нашему взводу приходится еще оборонять свою высотку, спим по 1-3 часа в сутки. Утром занимаем круговую оборону, тылом к шоссе, и отбиваемся. Погода испортилась: днем идут дожди, мы промокаем насквозь, а ночью — небольшой морозец, и мы быстро коченеем. Днем обстрел настолько методичен, что все к нему быстро привыкают и воспринимают его как нечто обычное, занимаясь своими делами. Приезжает кухня, и мы спешим к ней с котелками, не обращая внимания на разрывы. Взрывы мин и снарядов часто нарушают связь. После очередного восстановления линии проходит минут 20-30, а то и пять, и снова нужно под огнем искать обрыв. Из моего отделения скоро осталась половина бойцов. Они и обороняют нашу высотку, а я ползаю, соединяю провода: это у меня получается быстрее и лучше. Иногда приходится долго (особенно ночью) искать оборванный конец, отброшенный взрывом далеко в сторону. Выкопали с товарищем на двоих неглубокий (до камня) окоп. От дождя в нем скапливается вода, поэтому набросали на дно веток. По звуку научились определять, где падает снаряд или мина, однако желания реагировать на них часто не было...
Утром, как обычно — немецкая артподготовка, на бреющем полете нас атаковали «мессершмитты». Затем последовали одна за другой атаки фрицев. Бой сразу принял жестокий характер. Справа нас стали обходить фашистские танки. Потери у нас были очень большие. На высотке из нашего взвода осталось в живых человек десять и чуть ниже нас еще пулеметный расчет, который в основном и отбивал немецкие атаки. Но вскоре и он замолк. Фашисты полезли снова. Я выпустил весь диск своего ручного пулемета, товарищи стреляли из винтовок. Атаку отбили, но что делать дальше? Патронов у нас почти не осталось. Отошли к шоссе. Заняли оборону в противотанковом рву. Подобрали кое-какое оружие. К нам стали подходить группы матросов и красноармейцев из других рот. Передохнув, решили отбить у немцев свои позиции. По команде одного из оставшихся в живых командиров бросились на фрицев. По нашей цепи сразу начал бить немецкий пулемет. Падает бегущий передо мной матрос, роняя самозарядную винтовку. На ходу хватаю ее (бросив свою без патронов), передергиваю затвор. Кричу двум пехотинцам, чтобы помогли матросу. Бегу к своей высотке... В самый критический момент подошло свежее подразделение. Смяли мы фрицев! В итоге позиции, которые обороняли наши роты, мы отбили. Ночь прошла относительно спокойно. Утром немцы начали снова нас обстреливать, а потом пошли в наступление. Атаки фашистов и наши контратаки следовали одна за другой. От нашего взвода осталось уже человек пять. Кругом рвутся мины, снаряды. Взрывы все ближе и ближе ко мне. Вот грохот рядом, за спиной. Меня отбросило на несколько метров и оглушило. Когда опомнился, почувствовал, что отвоевался: что-то горячее в спине, она немеет. Страха нет. Потрогал ноги — вроде целы. Пытаюсь подняться, но падаю. Наконец, удержался на ногах и пошел к своей высотке. Успел сделать всего несколько шагов, как сзади новый взрыв и меня опять бросает в сторону. Когда очнулся, почувствовал, что ноги совсем вышли из строя, в голове — звон. Пополз; увидев своего бойца, попросил помочь. Кое-как добрались до зенитчиков около нашей высотки. Вид у меня, наверное, был ужасный: весь в грязи и крови. Меня наскоро перевязали, и мы с одним из раненых матросов стали добираться в тыл. Едва добрели до перевязочного пункта, около которого собралось много раненых. Рядом прошло пополнение: в их глазах ужас и какое-то изумление от всего, что они видят.
Когда меня стали заново перевязывать, начал терять сознание. Помню только, как нас затаскивали в автобус и как он поехал. Сполз от тряски с сиденья, все тело очень болело и ныло. В городе — на Максимовой даче, куда свозили раненых,— меня обмыли, дали выпить два стакана вина и стали оперировать. Держали человек пять. Когда резали спину — можно было терпеть, но когда хирург начал извлекать осколки из позвоночника, я взвыл от невыносимой боли. Еще два осколка извлекли из ноги и руки. Очнулся на койке в палате. Лежу недвижимый. Боль адская, особенно в спине. Рядом кто-то хрипит. Скосил глаза — матрос, который упал передо мной в атаке. Вот живучий! Ведь несколько пуль получил в грудь! Через несколько дней в Севастополь пришли корабли. Нас приготовили к эвакуации. На меня кое-как натянули тельняшку, суконку и теплые кальсоны, завернули в шерстяное одеяло. Привезли в Южную бухту. Там столпотворение: сотни машин доставили раненых. Вечерние сумерки, мороз. Помогать нам было уже некому. Легкораненые тащили тех, кто, как и я, не мог идти сам. Добрались кое-как до стенки. На катера, которые подошли, ползти не решился: слишком много народу садилось. Лежу, чувствую, что замерзаю. Наконец, подошла большая железная баржа. Не помню, как вполз на ее палубу. Баржа идет к линкору «Парижская коммуна». Грохочут его орудия главного калибра, огненные вспышки разрезают темноту. Подошли к борту. Перетащили меня два матроса и положили в коридоре, на броневой палубе. Чистота, свет, тепло — рай! В коридоре таких, как я,— десятки. Принесли нам матрасы, одеяла, накормили обедом. ...Прощай, Севастополь! После лечения в госпитале я был направлен в Волжскую военную флотилию, а из нее в 1943 году в Каспийское училище. После его окончания служил на тральщике в Краснознаменном Балтийском флоте.
О.Дыков. В КЕРЧЕНСКО-ФЕОДОСИЙСКОЙ ОПЕРАЦИИ
После выпускных экзаменов меня, как и В.Карева, направили в Черноморское училище. Курсантам первого курса присвоили звание «старшина 1-й статьи», и мы получили направление в войсковые части. Я — в 83-ю морскую стрелковую бригаду, формировавшуюся под Армавиром, в первый ее батальон.
О.В.Дыков В конце декабря нашу бригаду направили в город Темрюк для участия в Керченско-Феодосийской десантной операции. Бригада переправлялась на Керченский полуостров кораблями Азовской военной флотилии. Задача нашего десанта состояла в том, чтобы перерезать железную дорогу Владиславовка-Керчь и отсечь немецкие войска, находящиеся в Керчи. Наш батальон десантировался в ночь на 28 декабря в районе мыса Зюк. Покидая корабли, шли в темноте в холодной воде, руками и грудью ломая береговой лед. Каменистое дно было неровным, часто попадались острые выступы, большие камни опрокидывались под ногами. Каждый из нас нес на себе оружие, боезапас, снаряжение, а некоторые еще и ручные пулеметы. От холода сводило ноги. С силой набегающие волны окатывали нас ледяной водой. Неудивительно, что несколько человек захлебнулись. На берегу обтерлись спиртом из своего НЗ, переоделись в сухое обмундирование. С рассветом двинулись на соединение с другими батальонами бригады, которые высадились раньше и должны были двигаться на Багерово.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Погруженный в себя, немного отрешенный, с поэтичной душой, Слава пользовался большим успехом у наших нахимовских девочек. Где-то его любовная лирика? Я хотел подготовить и издать сборник его стихов, но не удалось найти ничего. Родственники не смогли помочь. Остались только стихи морской нахимовской тематики. Даже наша, в общем-то, нелёгкая шлюпочная практика на озере Суоло-Ярви в 1946-1947 году, вдохновила поэта на прекрасные для нас мальчишек стихи:
Ростислав Расс. ПЕРВАЯ ПРАКТИКА. 1947 г.
В.М.Васильев вспоминает, что на первой морской практике в нахимовском училище в 1948 году наши руководители увидели в Славе Расс «морского волка» и доверили ему управление шхуной, стоять у штурвала. Важнейший для нас в жизни этап плавания на шхуне по Балтийскому морю вдохновил Славу на прекрасное стихотворение «Надежда»:
Ростислав Расс. «НАДЕЖДА».
1948 г.
«НАДЕЖДА». Наша первая нахимовская мечта (Архив А.П.Наумова, ЛНУ, выпуск 1949 года).
Эрик Ковалев, близкий друг Ростислава Расса, вспоминает, что в этот период Слава написал поэму «Рулевой Налетов» и ряд других стихов, из которых Эрику запомнились слова стихотворения из нашей нахимовской жизни на «Авроре»:
Нас ждет во льду недвижная «Аврора» Угрюмых пушек ржавая броня, Отсеки бортового коридора И неизбежность завтрашнего дня.
В училище Фрунзе на первом курсе Слава написал наш гордый знаменитый марш фрунзаков-нахимовцев, прославивший нашу нахимовскую роту, так, как шагали мы под него на каждой вечерней прогулке по переулкам вокруг училища Фрунзе!
Марш фрунзаков-нахимовцев
Мы собрались во Фрунзе, друг, Из стен нахимовских училищ. Слыхали мы моторов стук, И шхуны через шторм водили.
Нас воспитали так не зря На всех преданьях флотской славы, Чтоб жизнь свою отдать морям, Прославить флот своей державы.
К стихотворению надо сделать примечание. Во второй строке указано: «Из стен нахимовских училищ..». К тому времени в училище Фрунзе были переведены воспитанники Ленинградского и Тбилисского Нахимовских училищ.
Такое спокойное море бывает очень редко. Вечер, солнце садится в дымку горизонта, лишь нос эсминца нарушает спокойствие этих вод. (Архив А.П.Наумова, ЛНУ, выпуск 1949 года)
Любовь к кораблям, которая к 3-му курсу училища Фрунзе вылилась у Ростислава в увлечение подводными лодками, привела к тому, что в 21 классе организовалась группа «подводников»: Р.Расс, Ю.Зеленцов, Э.Ковалев, Л.Крекшин. Им удалось добиться перевода для учебы на четвертом курсе в Первое Балтийское училище подводного плавания. В 1953 году Ростаслав закончил это училище. Назначение после окончания училища он получил на СФ на подводные лодки. О том периоде плавания в книге Эрик Ковалев в книге , написанной совместно с А.Саксеевым, приводит строки уже зрелого поэта-мариниста.
В качестве эпиграфа к главе "Атлантика 1969-1973".
Друг мой, вот в какую забрались даль мы, - В линзах перископа зеленеют ! Участь наша чёртова. Трезвость сводит скулы, А из рода женского лишь одни акулы...
В качестве эпиграфа к главе . К сюжету "О стрельбе торпедами" главы "1952-1956. На Балтийском и Баренцевом морях".
...Огненные черти прячутся в торпеде, Бронзовые кишки и мозги из меди... Как жаль, какой талант погиб...
Владимир Селин, капитан 2-го ранга в отставке.
Впервые я познакомился с Ростиславом Расс, когда был назначен на ПЛ «Б-69». К этому времени он был помощником командира ПЛ. Лодка стояла в ремонте на СРЗ-35. После ремонта вернулась в Полярный. Начала отработку курсовых задач. По приказу командования лодку начали готовить к дальнему походу. Плавали много, так как сдавали все задачи, чтобы войти в 1-ю линию готовности. Лодку подготовили к дальнему походу, погрузили все, что надо и не надо, укомплектовали экипаж, назначали день отхода. Но получилось как всегда, поход отменили! Здесь я остановлюсь подробно. Команда была вся на борту лодки, лодка была подготовлен к бою и походу, вахта по готовности 2 стояла на местах, командир ходил по пирсу около тумбы с телефонами – ждал сигнала от оперативного дежурного Подводных Сил. Но «Добро» не было получено. Вместо этого на пирсе появилась комиссия штаба Северного Флота, проверила лодку на предмет готовности к дальнему походу и отменила выход. По какой причине не знаю.
Селин Владимир Терентьевич - автор сайта После этого мы заступили в так называемую готовность по флоту на месяц. Это значит: увольнения запрещены личному составу и офицерам. Все офицеры маялись дурью в каютах на береговой базе и пили казенный спирт, так называемое «шило», так как на Северном Флоте был установлен «сухой закон» – это было еще одно идиотство. И что еще интересно, квартиры офицеров были в 5 минутах хода от причалов, где стояли наши субмарины, а нас не отпускали домой! И вот в один из дней нас отправили в какой-то поход к Новой Земле, зачем не помню. Подошли к Новой Земле, выполнили задачу и повернули в сторону Гремихи (Иоканьги). Там должны были состояться торпедные стрельбы нашей бригады, почему там! Одному богу известно, да еще оперативному управлению Флота. За лето и осень 1957 года произошло два неприятных случая. Я на них остановлюсь более подробно, так как они в части касаются и меня лично. Первый случай: Я заступил на штурманскую вахту на переходе от Новой Земли к Гремихе. Вдруг в штурманскую рубку входит командир ПЛ капитан 2 ранга Очкас М.С. и спрашивает: «Когда будем в Гремихе?». Я ему ответил, что будем во столько-то. Он посмотрел на меня и говорит, что Турчинский (командир БЧ-1) назвал другое время прибытия в Гремиху. Вызвал Турчинского в штурманскую рубку. Проверили - я оказался прав. Что тут началось..., все ополчились на меня, особенно Турчинский, он был моим непосредственным начальником, да еще и однокашником по 1-у выпуску (дело в том, что меня в культ личности списали на флот и я целый год пропустил. На меня один из курсантов, бог ему судья, написал кляузу, потом меня вернули, но заставили сдавать экзамены за третий курс, а списали с 4-го курса перед госэкзаменами, и я еще раз повторил 4-й курс с третьим выпуском, а потом еще стажировка полгода, короче я отстал от своих однокашников ровно на два года). Я себя не считал виновным, так как меня спросили, я ответил. Вахту я принял с определенными координатами и от этой точки вел счисление, определялся по радиомаякам. А что командир БЧ-1 докладывал командиру, я не знал, да и мне до этого не было никакого дела. Я делал свое дело и отвечал за свою вахту.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Утром 20 июня наш батальон провел разведку боем и захватил первую траншею врага. Наша рота, преследуя его, вышла на берег Свири. Сколотили из бревен несколько плотов, спустили их на воду. Ширина реки составляла метров четыреста, течение быстрое. Стали переправляться, совершенно не зная, что нас ожидает на том берегу. Приготовились к худшему. Но оказалось, что противник в этом месте отступил. С ходу продолжили наступление. В районе Святозера 30 июня освободили лагерь военнопленных. К Сямозеру вышли 3 июля. Здесь противник в течение дня оказывал упорное сопротивление. Мы продвигались вперед с тяжелыми боями, теряя многих своих товарищей. В районе станции Лоймола застряли в болоте и вынуждены были перейти к обороне. Стояло жаркое сухое лето. Враг поджег лес, и огонь начал двигаться в нашу сторону. Задыхаясь в дыму, под пулями противника стали готовиться к контратаке. С криками «ура!» и «полундра!» поднялись из своих неглубоких окопчиков, бросились вперед по задымленному лесу. Трудно было дышать, слезились глаза. Бежали почти вслепую. А здесь еще через минуту засвистели мины. Одна из них угодила в нашу цепь. Бежавшего рядом со мной бойца тяжело ранило в руку; с меня осколок сбил каску, а другой расщепил приклад автомата и царапнул по руке. Перевязав раненого, побежал вдогонку за ротой. В последующие дни положение стабилизировалось. Однажды мы — двое старшин рот, возвращаясь из штаба батальона, попали неожиданно под огонь снайпера. Когда раздался выстрел, я мгновенно упал и укрылся за ближайшим валуном. Попытался осмотреться, но раздался новый выстрел, и на меня полетели осколки камня. Позвал старшину — не отзывается. Пришлось лежать до вечера, и только когда стемнело, мне удалось покинуть укрытие, отыскать убитого и донести его до расположения роты.
Закончилась Свирско-Петрозаводская операция . Нас перебросили в Заполярье. Здесь наша бригада совершила глубокий рейд в тыл противника. Каждый из нас нес груз 30—35 килограммов, состоящий из запаса патронов, гранат, мин и сухого пайка на 5 суток. Мы прошли по бездорожью в обход фланга обороны немцев около 70 километров. Шли днем и ночью с непродолжительными остановками по горной заболоченной тундре. Утром 12 октября форсировали реку Печенга и атаковали аэродром Луостари; охрана с запозданием открыла огонь. Мы бежали мимо штабелей авиационных бомб, а рядом рвались мины. Что осталось бы от нас, если бы хоть одна из них попала в эти бомбы?.. Захватив аэродром, встретили свои части, наступающие с фронта. Через несколько дней начали обходный марш-бросок с целью захвата никелевых рудников. Снова по горной тундре потянулись колонна за колонной бойцы нашей бригады. По крутым скалам карабкались наверх, вытягивали на веревках тяжелые минометы и горные пушки. Трудно воевать, но не менее трудно было нам и между боями. Наступая, захватили немецкие склады, однако противник вскоре открыл сильный огонь и пошел в атаку. Пришлось отступать. Когда положение стало угрожающим, заместитель командира батальона по политчасти поднял всех оставшихся на КП в контратаку. Не раздумывая, я бросился за ним со своими товарищами, а за нами и другие бойцы. Немцы не выдержали, побежали. За этот бой меня представили к ордену Красной Звезды. Последующие двое суток шло упорное сражение в районе поселка Никель. Преодолев минные поля, в ночь с 21 на 22 октября при свете пожаров мы ворвались в этот поселок. До утра шел ожесточенный бой, который закончился нашей победой.
Преследуя отступающего противника, бригада в конце октября форсировала пограничную реку и вступила на территорию , где и закончились боевые операции на Севере. В ноябре мне вручили орден Красной Звезды, а в конце декабря 1944 года по боевой характеристике приняли в члены ВКП(б). В начале февраля 1945 года 127-й легкий горнострелковый корпус перебросили на 4-й Украинский фронт, в Польшу. От станции Кросно наш путь к фронту проходил через Краков, Освенцим, Висла-Велька и другие польские города. От города Павловице перешли в наступление; несколько недель вели жестокие бои. Зайдя в тыл немцев, 30 апреля форсировали реку Одер и начали бой за чехословацкий город Моравска-Острава. Утром 1 мая он был полностью освобожден. Празднично и весело чувствовали мы себя от одержанной крупной победы. Затем наш корпус, снова сделав марш-бросок по горным тропам и дорогам, выбил немцев из городов Мистек и Нови-Йичин, а 9 мая стало известно о капитуляции фашистской Германии. Мы спускались с гор и наблюдали впереди себя и на параллельных дорогах стихийный салют из ракет и трассирующих пуль. Бои в Чехословакии закончились 11 мая 1945 года. За участие в боях по освобождению города Моравска-Острава меня наградили вторым орденом Красной Звезды. В июне 1945 года мы выступили в тысячекилометровый обратный путь на Родину. Под Львовом, в конце июля, бригаду расформировали, а меня и еще двух курсантов откомандировали в Ленинград для продолжения учебы. Надо сказать, что все выпускники нашей спецшколы, кто остался жив и после ранений смог учиться в военно-морских учебных заведениях, возвратились в свои училища.
В.Чекрыгин. В СТАЛИНГРАДЕ
В.И.Чекрыгин
Во второй половине июля 1942 года нашу 66-ю бригаду, которая участвовала в боях на Карельском фронте, срочно перебазировали на юг страны. Утром 27 июля заняли оборонительные рубежи у станицы Нижне-Чирская, и сразу наша рота попала в переделку. Поступила команда отходить, но выполнить ее мы не могли: немецкие танки с близкого расстояния вели пулеметно-пушечный огонь, а самолеты противника буквально не давали поднять головы, стреляли с бреющего полета. Спасли нас «катюши». Все изменилось в одно мгновение. Вой, грохот заполнили все пространство между землей и небом. Затем сразу воцарилась тишина, неожиданная, неправдоподобная: наступление немцев прекратилось. К концу дня, уже в темноте, вышли к берегу Дона. Подходили другие подразделения. Бой приближался, и немцы повели огонь по понтонной переправе, через которую двигались наша техника и люди. Вскоре наступила очередь моего взвода. Когда я уже бежал по настилу, вспыхнула осветительная ракета и огонь немецких пулеметов сосредоточился на выходе с моста. Затем снаряд попал в один из тягачей, стоящий перед въездом на мост, вспыхнул громадный факел. Люди с обоих концов переправы бросились к ее середине, где застряли в это время тягач с пушкой и танк. Мост затрещал. «Сейчас рухнет!» — пронеслось у меня в голове. Он рухнул, и я полетел с высоты 3—4 метров в воду между танком и пушкой, среди ломающихся щитов настила. Промелькнуло: «Только бы ни за что не зацепиться!» Танк и тягач с пушкой ушли под воду. Щиты ребром скользнули за ними и быстро всплыли, едва не задев меня. Стало светать. В воде барахтались люди, плавали обломки моста, и все это несло быстрым течением реки туда, куда враг направил ураганный огонь. Пули чиркали рядом со мной, и я, уцепившись за обломки настила, старался чаще прятать голову под воду. Когда снял тяжелые ботинки и разделся, плыть стало легче. Дон в этом месте достаточно широкий, но многие смогли добраться до противоположного берега. Организовали оборону. Поздно вечером 26 августа роту построили, и мы стали отходить от Дона. Наш марш продолжался несколько дней, днем и ночью. Я шел в полудреме и отупении под гнетом солдатской ноши и горячего солнца сталинградских степей, проклиная англичан-союзников: их узконосые, негнущиеся, с низким подъемом ботинки, выданные нам, растирали в кровь ноги. В голове стоял туман, в ушах — гул от неимоверной усталости и от взрывов снарядов: с левого фланга била немецкая артиллерия. Наше отделение затерялось в общем потоке отступающих к Сталинграду частей и позже пристроилось в хвост колонны подразделения 112-й дивизии. Войдя в город, дивизия заняла оборону в районе завода «Красный Октябрь». Нашему отделению отвели место в 100—150 метрах от края откоса на высоком берегу Волги. Разместились по двое в отрытых нами окопчиках. Поочередно наблюдали, спали, ходили к кухне, когда она приезжала: два раза в день получали суп из ржаной муки и по 400 граммов хлеба.
Вскоре начала действовать вражеская авиация. С большой высоты бросали бомбы тяжелые бомбардировщики, ниже — «юнкерсы». Бомбили нас целый день, и мы едва успевали скрываться на дне своих окопов. Днем группы самолетов — до 30 машин, сделав несколько заходов, меняли друг друга. Иногда бомбежка продолжалась несколько часов подряд. Немецкие самолеты разбомбили нефтехранилища у реки, и Волга пылала днем и ночью. Впечатление было ошеломляющее. Оглохшие от бомбежки, мы смотрели на это пожарище — море огня, которое, казалось, поглотило все и вся. В день, когда началось общее наступление немецко-фашистских войск, на город обрушились артиллерия, танки и авиация противника. Бой шел весь день без перерыва. Мы потеряли счет времени. Казалось, не будет конца этому бесконечному крушению мира. Один взрыв был такой силы, что земля под ногами затряслась: около нас упала большая бомба. Образовалась воронка 6-7 метров глубиной и около 15 метров в диаметре. Вначале даже не сообразили, что было бы с нами, вырой мы свой окоп немного в сторону... Опять пришлось отходить к северу, в район тракторного завода. В подвале большого дома разместился штаб дивизии, а нашему взводу поручили его охрану. Бои шли ежедневно с утра до ночи, не утихая ни на минуту. В отделении осталось всего пять человек. Однажды с утра немцы начали прорыв в районе штаба дивизии. Оставшиеся в подвале штабные офицеры и мы — солдаты охраны — оказались отрезанными от своих подразделений. Организовали оборону дома, но фашисты ворвались на первый этаж. От взрыва гранаты я оглох, в голове шумело. Смотрю — вся шинель в крови. Начал себя ощупывать. Оказалось, осколок засел в кости подбородка и из него капала кровь.
Ночью решили прорываться к своим. На первом этаже никого не было. В зареве пожара все казалось красным и колеблющимся. Выбрались наружу, растянулись цепочкой вдоль стены дома и по команде, с криками «ура!», стреляя из автоматов, бросились через расположение противника к берегу Волги. Фашисты опешили, и мы преодолели половину расстояния. Затем с флангов ударили немецкие пулеметы, и трассы пуль заструились вокруг нас. Несколько наших упало. Подбежал к краю обрыва высокого берега реки и прыгнул вслед за другими в темноту. Перевернувшись несколько раз по спуску, упал на песок; рядом плескалась волжская вода. Придя в себя, мы осмотрелись. Волга отсвечивала заревом пожаров, темноту разрывали осветительные ракеты и пулеметные трассы. Вверх по реке немцы вышли к самой воде. Ниже по течению находилась переправа, которая вела на остров; фрицы сидели на обрывистом берегу. Вода в реке была холодная — конец октября. Решили прорываться через переправу. По одному стали подходить к мостику на бочках. Около берега переправа оказалась разбитой; чтобы забраться на настил, приходилось заходить по пояс в воду. Подошла моя очередь. Весь мокрый, я вылез из воды на доски настила и побежал. Под ногами было мягко и неровно. Потом сообразил, что по всему мостику лежали убитые — те, кто тоже еще, может быть, совсем недавно пытался перебраться на остров. Когда добежал до середины переправы, неожиданно надо мной вспыхнула осветительная ракета. Упал и лежал рядом с убитыми не шевелясь. Немцы дали две-три пулеметные очереди, и все затихло; ракета догорела. Вскочив, я бросился к берегу. Вскоре переправились остальные. Уйдя в глубь острова, мы повалились прямо в мокрой одежде на холодный песок среди мелкого кустарника. После напряжения последних суток заснули мертвым сном.
Днем на солнце немного просушили одежду, перекусили тем, что осталось. Подбородок мой распух и все сильнее болел: осколок из него вытащить я не смог, только разбередил рану. На нашем (левом) берегу Волги нас, наконец, заметили, но только с наступлением темноты смогли перевезти через реку. Меня отправили в медсанбат. После недельного лечения попросил в штабе дивизии откомандировать меня в свою 66-ю бригаду. Просьбу удовлетворили, и я, получив предписание, короткую рекомендацию, как найти своих, отправился в путь. Двое суток добирался до места и все время — и днем и ночью — видел на правом берегу Волги, в Сталинграде, шапки дыма от разрывов снарядов и пожары, а здесь, в лесных массивах, замечал много нашей техники и людей. На самоходном пароме перебрался в Бекетовку, вошел во фронтовую полосу и разыскал нашу роту автоматчиков. Вокруг снова были свои ребята, и я почувствовал себя вернувшимся домой. С грустью узнал о гибели нескольких моих товарищей и о ранении бывшего спецшкольника Володи Крыльцова; его затем откомандировали в училище. На участке, который мы держали, гитлеровцы были остановлены. По ночам с левого берега переправлялась наша техника. Готовилось наступление. Утром 19 ноября на рассвете началась артиллерийская подготовка. Небо светилось от огня тысяч орудий и «катюш». Грохот стоял невероятный, но невозможно радостный. Сколько этого мы ждали! Настроение у всех праздничное.
Наша бригада вошла в состав частей, замкнувших первое кольцо окружения группировки немецких войск под Сталинградом, а 10 января 1943 года мы пошли в наступление. Сталинградское сражение закончилось полной победой советских войск. Вскоре наша бригада уже грузилась в эшелон. Перед отправкой каждый из нас получил по апельсину. В этом было что-то удивительно трогательное. Апельсины оказались свежими, и, как их доставили именно к окончанию сражения под Сталинградом, осталось загадкой.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
