Как же так? Нам на флоте уже около десятка лет «Курсом боевой подготовки» ставится задача торпедировать такую цель. Мы в инициативном порядке разрабатываем всякие номограммы и таблицы, изобретаем нестандартные методы использования старых торпедных автоматов стрельбы, чтобы выполнить задачу, а тут разработана новейшая быстродействующая система, которая в принципе не позволяет это сделать! Конечно, мы доложили об этом в Управление боевой подготовки ВМФ, где известие о какой-то «Туче» было новостью. Пришлось нам также «пошевелить» разработчика и 24-й институт. Но тут, как говорится, нашла коса на камень - обе организации предъявили нам высочайше утвержденный документ, где указано, что метод определения ЭДЦ должен быть разработан «из постулата о равномерном и прямолинейным движением цели». Это было явное упущение в тактико-техническом задании на разработку БИУС, и я сильно подозреваю, что эта исключительно профессиональная конкретизирующая фраза появилась в ТТЗ не случайно. На то он и ученый, чтобы видеть дальше и глубже командно-штабного утверждающего. В конечном счете после непродолжительной тяжелой полемики необходимость внедрения задачи своевременного определения поворота цели и частных курсов зигзага по данным шумопеленгования была подтверждена, и мы с институтским математиком капитаном 2 ранга Ю.Поповым наметили пути решения проблемы, которые ему еще предстояло проработать и математизировать, а разработчику внедрить. При этом мы прекрасно понимали, что метод, который мы называли методом «Подбора», несовершенен, но ничего другого в уже построенную систему всунуть было невозможно.
Надо сказать, что отладка функционирования запрограммированных задач шла очень успешно. «Затыки», бывало, случались в местах сопряжения машин с датчиками источников информации, где иногда не соответствовали ранее согласованные электрические параметры. Случались нарушения межреспубликанских технических условий на поставку. Все эти огрехи подлежали устранению, что происходило очень и очень по-разному. Предприятия-смежники, которые дорожили своей репутацией, лучшими силами наваливались на дефект и в короткий срок его устраняли, другие же прежде чем исправить собственную ошибку длительное время занимались никчемной перепиской. Тем не менее дело продвигалось, и к концу 1965 года система уже была в таком состоянии, что ее можно было продемонстрировать высокому начальству. Вскоре, когда руководство Минсудпрома пригласило главнокомандующего ВМФ адмирала флота С.Г.Горшкова посетить ЦМНИИ, такая демонстрация состоялась. Там же, в монтажном цехе, непосредственно рядом с пультом «Тучи» главный конструктор развесил демонстрационные плакаты и графики. Из служебных кабинетов принесли стулья. Бельский усадил меня за пульт, а сам приготовился к докладу. Главком вместе с некоторыми, как говорят, заинтересованными, начальниками управлений ВМФ прибыл часов около одиннадцати. Все уселись поближе к пульту. Ростислав Рафаилович начал доклад, а я по мере изложения крутил рукоятки, жал кнопки, щелкал тумблерами и вызывал на ЦЗИ (цифровая знаковая индикация) различные цифири в пределах возможности имитаторов, и все шло гладко. Главком слушал очень заинтересованно, изредка задавая вопросы, или молча кивал головой, когда ему было понятно. Мирное настроение главнокомандующего было прервано, когда Бельский, докладывая компоновку левой - «торпедной» панели командирского пульта, с гордостью сообщил: - «А вот здесь установлен переключатель всех 16 типов торпед». - «Что?» - главком знаком остановил докладчика и повернулся к вице-адмиралу, начальнику минно-торпедного управления ВМФ - «Костыгов, это разврат! Нам нужно три-четыре типа торпед. Что вы делаете?»
Господи, подумал я, до чего же здорово, когда Хозяин Флота понимает наши командирские беды. Ведь половина торпедного старья, обозначенного на панели пульта, это давным давно отработавший свои сроки хлам, который, однако, используется на практических торпедных стрельбах. Он ходит произвольными курсами и скоростями и почти никогда не проходит положенную дистанцию, тонет или всплывает в любой точке траектории, он обвешивает неудовлетворительными оценками командиров и экипажи, он не дает нормально изучать устройство, приготовление, нормы приемки и тактику использования новых образцов торпед, он становится причиной унизительных разносов, которые учиняют командирам подводных лодок кабинетные флотоводцы. Но теперь, как думал я, за дело взялся сам главнокомандующий и, понятно, положение изменится немедленно. Как бы не так... Я еще полтора десятка лет после этого отрабатывал курс боевой подготовки, эксплуатируя этот торпедный хлам. И особенно гнусное чувство я испытывал, когда будучи руководителем стрельбы, не обнаружив торпеды в расчетной точке ее всплытия после залпа, согласно передовой теории поиска выстраивал в строй пеленга два сторожевых корабля, торпедолов, подводный стратегический ракетоносец и утюжил район возможного всплытия торпеды, чтобы найти ее с вероятностью 0,95, заранее зная, что, во-первых, она утонула, во-вторых, что она не стоит и сотой доли людских усилий, моторесурса и топлива, затрачиваемых на ее поиск. Но «так положено». В общем, ведомство победило. Или главком позволил ему себя победить. Это уже потом, в конце 70-х, после изучения книги С.Г.Горшкова «» я понял сколь малое значение придавал он торпедному оружию и его развитию.
Вскоре, в начале 1966 года, головной образец «Тучи» поступил на ПО «Севмашпредприятие», и начался монтаж его на лодке. Во всех монтажных и наладочных работах принимали самое деятельное участие оба наших командира электронно-вычислительной группы, и должен без преувеличения сказать, что после этой производственной практики более грамотных и умелых специалистов на флоте было не сыскать. Высокая квалификация также отличала институтских наладчиков. Вместе они обеспечили безотказную работу системы на швартовых испытаниях. Было, правда, дело, когда из трубопровода воздушного охлаждения ЭВМ хлынула вода и залила все электронные платы, куда могла добраться. Но это «заслуга» даже не вентиляторщиков, а конструкторов, которые сумели спроектировать трубу так, что в каком-то изгибе копился конденсат, дренажа не было, он и дал фонтан при очередном запуске вентилятора. Но вот, наконец, и ходовые. Мы, кто участвовал в освоении, а более всех те, кто создавал БИУС, с громадным нетерпением ожидали первого выхода в море. Оказалось, что для полного испытания БИУС на подтверждение количества целей, элементы движения которых могут определяться одновременно, на Беломорской ВМБ просто не хватало корабельного обеспечения. Поэтому приходилось ограничиваться двумя, реже тремя кораблями. Однако и здесь мы нашли технически корректный способ испытать «Тучу» на полное запрограммированное число целей.
Не вдаваясь в ненужные подробности, скажу, что система также выдержала отлично. Все проектные задачи решились правильно, и если было несколько сбоев, то причиной их явились ошибки на вводе информации, а проще - промахи акустиков, радиометриста, да и самих операторов БИУС. Справилась «Туча» с ракетными и торпедными стрельбами. И я понимаю радость главного конструктора и его коллег по поводу подписания акта межведомственной комиссии с рекомендацией принять Боевую информационно-управляющую систему «Туча» на вооружение ВМФ. Для меня же это торжественное событие было омрачено тем, что разработчик не успел до подписания акта реализовать задачу «Подбора» и тем обрек нас - меня и командиров лодок, которые будут приняты в ближайшие год-полтора, на невыполнение курса боевой подготовки - мы не сможем ни торпедировать маневрирующую цель, ни уклониться от нее. Удручало еще и то , что виновато в этом было свое же военное ведомство. А именно - 5-е Управление ВМФ, курировавшее радиотехническое вооружение кораблей и частей ВМФ. Я вспоминаю сейчас те словесные витийства, которые плелись чиновниками в военном и штатском, чтобы убрать из акта наше требование в короткий срок внедрить задачу «Подбора». В ход шла такая фразеология, как «ваше пожелание», «лучшее - враг хорошего» и др. Однако на председателя МВК Героя Советского Союза вице-адмирала Александра Ивановича Петелина (одновременно председателя Правительственной комиссии по приемке лодки), который никогда не пасовал ни перед какими званиями и титулами и всегда имел свое собственное мнение по кругу решаемых вопросов, эти заклинания впечатления не производили. Долги по «Туче» вместе со сроками исполнения были записаны в акт и вынесены на решение Правительства. Через год задача была реализована.
Это я рассказал об очевидном просчете. Но были и такие (их немного), для распознавания которых требовался опыт эксплуатации, требовалось время. Расскажу об одном. Из самых лучших побуждений, для того, чтобы обеспечить корабельному боевому расчету лодки возможность тренировок в решении тактических задач с помощью БИУС, в ней был предусмотрен «Учебно-тренировочный режим». Основу его составляла задача определения ЭДЦ по данным, вырабатываемым собственно машиной же. Делалось это так - органами управления задавалось положение, курс и скорость прямоидущей (и только прямоидущей) цели и запускалась программа ее движения. Исчисленные пеленга поступали в другой вычислительный блок, оператор, имитируя маневрирование своей подводной лодки (хотя она стояла у пирса), определял элементы движения «врага» и далее выполнял различные задания руководителя - на уклонение от цели, на занятие определенной позиции относительно цели или на ее атаку. Все это, как казалось, было очень здорово, и такая задача продолжала закладываться в БИУСы последующих модификаций. Однако через несколько лет эксплуатации, когда несколько поутихли электронно-вычислительные восторги, мы, командиры, начали понимать, что по сути дела получили в руки игрушку для оператора. Никакой отработки ГКП не происходило. Акустики и метрист не тренировались, старпом, штурман, рулевой были не у дел, временные и путевые параметры своего маневрирования отсутствовали, зигзага цели не было. Как-то надо было исправлять положение. Но уже произошла ядовитейшая штука - руководство ВМФ, убежденное в том, что каждая лодка, имеющая на вооружении БИУС, может осуществлять тренировки самостоятельно (что следует из отчетной документации), отказалось от заказа новых тренажеров. Например, в Гремихе командиры лодок со своими расчетами тренировались в кабинете торпедной стрельбы, оборудованном старым, еще с лодок первого поколения прибором ТАС-Л-4, на котором работал специалист торпедного кабинета, поскольку операторы лодок этого прибора не знали и работать на нем не умели. В таких условиях смешно было говорить о сколько-нибудь качественной подготовке торпедных расчетов. Способность командиров атаковать цель падала с каждым годом. При этом посещаемость кабинета торпедной стрельбы была довольно сносной, даже хорошей. Эта проклятая «посещаемость» была главным критерием отработанности корабельных боевых расчетов при всяких проверках, комиссиях и инспекциях. А вот атаки в море не удавались.
К нам в Гремиху даже приезжал по этому поводу командующий Северным флотом адмирал В.Н.Чернавин. Он собрал командиров лодок на расширенный Военный Совет, начертил на доске классический и, правильно обозначив его стороны и углы, очень «убедительно» доказал, что в деле стрельбы торпедами, согласно треугольника, проблем нет. Чтобы не компрометировать высокое начальство, «вопросов у матросов» не было. Только вот командиры лодок были в недоумении - сводить такой сложный вопрос как бесперископная атака зигзагирующей цели к школьному разбору сторон и углов треугольника — это по меньшей мере непонимание сути проблемы. До торпедного залпа, который и описывается тем самым пресловутым треугольником, еще надо «доехать» Так, неудачно сформулированная и исполненная в БИУС задача плюс недопонимание проблемы среди некоторой части руководителей, стали помехой в боевой учебе и причиной снижения боеспособности определенной части боевого ядра флота. Боевое использование БИУС на флоте показало, что при решении задач ракетной стрельбы, маневрирования, навигации, гидрологии и некоторых других, так сказать, «жестких» задач, «Туча» является безотказным и удобным инструментом. Что же касается торпедной стрельбы, где половина - это математика, а половина - командирское искусство и интуиция, здесь, по-моему, нужен более гибкий, легко манипулируемый счетно-решающий прибор с хорошо продуманной системой наглядного отображения процесса. Понимая теперь, что значительную часть решаемых БИУС задач можно было еще в начале разработки сделать гораздо лучше, я понимаю также и то, что доходил до этого в процессе освоения, эксплуатации, а главное - боевого использования как самой «Тучи», так и последующих типов БИУС. Поэтому я с огромным уважением отношусь к тем людям, которые были первыми в создании морских цифровых вычислительных комплексов и были первыми нашими учителями.
Приключения на «Шпате»
Изучая на первых порах спецификацию подводной лодки проекта 667-А, мы обнаружили, что управление вертикальным, рубочными горизонтальными, кормовыми большими и малыми горизонтальными рулями производится с пульта единой автоматизированной системы под названием «Шпат». Мало того, что с одного пульта, так еще и ОДНИМ рулевым! Однако, что собой представляет эта система, и правда ли, что «одним», никто в Обнинском флотском учебном центре не знал, и какой-либо документации на нее не было. Держателем вопроса был наш штурман Юрий Кальянов, которому и было поручено «раскручивать» тему.
Оказалось, что «Шпат» является детищем ленинградского и единственным местом, где его можно «пощупать», является сам институт. В следующем году (а был это 19б5-й) нам, - штурману, боцману Виктору Погорельцеву, старшему помощнику Игорю Тишинскому, командиру БЧ-5 Владимиру Гармасару и мне для изучения теоретических основ и приобретения начальных навыков работы на пульте «Шпат» была организована командировка в Ленинград. В первую очередь нам надлежало прибыть в ЛПМБ «Рубин», чтобы там встретиться с теми специалистами, которые будут нашими учителями, а в дальнейшем и испытателями системы. Здесь я познакомился с руководителем отдела управляемости подводных лодок и замечательным человеком - Станиславом Дмитриевичем Холявчуком, которому обязан многими годами дружбы. Теоретический курс нашей подготовки, в основном, заключался в том, чтобы осмыслить суть динамической подъемной силы горизонтальных рулей и корпуса ПЛ при тех или иных углах перекладки, или, как их называют в науке «углах атаки», и дифферентах в соответствии с заданной скоростью ПЛ. Впоследствии на основании приобретенных знаний я рассчитал несколько вариантов, которые, как мне представлялось, были экстремальными на случай аварийного всплытия, если «Шпат» выйдет из строя. Итак, Холявчук ознакомил нас с теорией «Шпата», после чего мы были допущены к работе на пульте. В институте Крылова головной образец пульта был смонтирован на качающейся платформе, что позволило не только созерцать пульт, но и работать на нем. Никогда прежде не видев ничего подобного, мы просто наслаждались предоставившимися возможностями управления «подводной лодкой». Помню, один из нас слишком лихо взялся за дело и манипулировал рукоятками, вроде как в цирке - гнул дифференты, шуровал рулями на полные углы перекладки, словом - выжимал из пульта его максимальные возможности. Наказание последовало незамедлительно - ведь качающаяся платформа для того и служит, чтобы имитировать подводную лодку, подвергающуюся воздействию рулей, и создавать дифференты в соответствии с приложенными силами. Так вот платформа не вынесла такого «хулиганского» обращения и загнула такой дифферент, что «автор» ссыпался с сиденья, упал и метра полтора летел с платформы вниз на пол. Через несколько дней мы, кто не будет непосредственно управлять рулями, оставив на две недели боцмана для дальнейшей отработки, вернулись в Обнинск.
(Фото предоставил сын).
Следующая встреча со «Шпатом» состоялась уже в Северодвинске, на Севмаше, когда вся система была уже смонтирована на нашей К-137. Кроме самого пульта управления, в нее входили электрические и гидравлические исполнительные органы управления рулями, на случай выхода из строя основного пульта - отдельные аварийные рукоятки управления, системы электросвязей с навигационными и другими датчиками, связь с корабельной системой «Шпат» без хода», которая позволяла в автоматическом режиме подводной лодке «зависать» без хода на любой заданной глубине, связи с колонкой управления вертикальным рулем с мостика. Все это надо было изучить, чтобы действовать уверенно и грамотно в повседневной эксплуатации и, в особенности, при авариях. Ближе к ходовым испытаниям (это уже начало 1967 года) возникла спорная ситуация, которая, как оказалось, имела продолжение через пять лет.
"Экипаж К-19 начал формироваться в декабре 1957 года. Я в то время служил на большой дизельной лодке Северного флота помощником командира. Были представлены документы на старшего помощника. Судьба распорядилась по-иному. Был вызван в штаб СФ, где мне объяснили, что есть необходимость в том, чтобы я продолжил службу в качестве помощника командира и принял участие в испытании первого в Союзе атомного подводного ракетоносца. В главном штабе в Москве мне сообщили о месте формирования и подготовки экипажа и что во флотском экипаже находятся первые офицеры, назначенные на лодку. С ними прибыл к месту подготовки.
Вот они первые члены экипажа ПЛА : лейтенанты Михаил Красичков, Михаил Джанзаков, Анатолий Кузьмин, Валентин Назаров и Анатолий Феоктистов. Позже начал прибывать остальной офицерский состав: Станислв Афанасьев, Владимир Плющ, Виктор Антонов, Владимир Герсов, Александр Ковалёв, Виталий Ковальков, Юрий Ерастов, Анатолий Литвинов, Николай Волков, Николай Михайловский, Владимир Жуковский и Александр Васильев. Все эти офицеры имели малый опыт службы в ВМФ (а кое-кто прибыл с курсантской скамьи), но большое желание учиться. С надводных кораблей прибыли назначенные на должность командира дивизиона движения - старший лейтенант Юрий Повстьев, и на должность командира электротехнического дивизиона - старший лейтенант Владимир Погорелов, не имевшие опыта плавания на лодках, но, в отличие от нас, подводников, имевшие опыт обслуживания паротурбинной установки. Командиром дивизиона живучести был назначен Юрий Казаков, ранее служивший на дизельной подводной лодке. В канун Нового года прибыл командир электромеханической боевой части (БЧ-5) капитан-лейтенант Володар Панов, имевший опыт плавания на дизельных подводных лодках СФ. Мне приходилось с ним встречаться ранее не в служебной обстановке, но был наслышан о нём как об опытном механике. С Дальневосточного флота прибыл старший помощник командира Владимир Ваганов, который на Востоке командовал малой подводной лодкой. В марте 1958 года прибыл командир корабля - капитан 3-го ранга , ранее командовавший средней дизельной лодкой на Чёрноморском флоте, имевший хороший послужной список, досрочно получивший очередное звание.
Видно было, что командование ВМФ стремится укомплектовать командование корабля и командиров боевых частей из офицеров, имеющих приличный опыт подводного плавания. Вновь назначенный заместитель командира по политической части Зиновьев выпадал из этой обоймы. Назначен он был из центрального подчинения и чувствовалось, что он пришёл за званием. Так и получилось. Получив очередное звание, он снова ушёл служить в части центрального подчинения. К моменту прибытия командира полностью была укомплектована БЧ-5. В то время специальную подготовку по обслуживанию и использованию главной энергетической установки и паро-энергетической установки проходили командование корабля и личный состав БЧ-5, причём весь офицерский состав обучался по единой программе. В программе для нас было много нового: ядерная физика, элементы квантовой механики, дозиметрия, системы управления и защиты реактора, контрольно-измерительные приборы и автоматика, устройство реактора и его систем, турбина и прочее. Успешно выполнив программу обучения, прибыли на завод. Здесь были сформированы остальные боевые части. Командиром штурманской боевой части (БЧ-1) был назначен Валентин Шабанов, ранее служивший помощником командира малой лодки на Балтике. На должность командира электронавигационной группы назначен Вадим Сергеев. Командиром ракетной боевой части (БЧ-2) был назначен Юрий Мухин, имевший опыт командования ракетной боевой частью на большой дизельной подводной лодке. Надо добавить, что он имел счастливую возможность работать и общаться с академиком Королёвым, который руководил установкой и испытанием ракетного комплекса на их дизельной лодке. Командиром БЧ-2 был назначен Глеб Богацкий - эталон здоровья, высокий, краснощёкий, богатырского сложения. На должность начальника связи и радиотехнической службы (БЧ-4 и РТС) назначен лейтенант Роберт Лермонтов.
. Первоначально должности командира минно-торпедной боевой части и начальника дозиметрической службы на лодке не планировалась и эти должности совмещал я, то есть помощник командира, но потом было принято решение о введении должности начальника дозиметрической службы и командира минно-торпедной боевой части. Начальником службы “Д” назначен был лейтенант Улищенко, должность же минно-торпедной БЧ была введена много позже, уже без нас. Корабельным врачом был назначен Иван Вадюнин. Был назначен и начальник интендантской службы капитан Иванов. Раньше на дизельных лодках интендантские обязанности поочерёдно выполняли офицеры всех БЧ. Бытовала шутка: “На атомном флоте произошли две революции; загнали пар под воду и назначили интенданта.” К моменту прибытия на завод в экипаже был уже новый замполит Рудольф Морошкин. Участник войны. Во время войны неоднократно высаживался в качестве радиста разведгруппы морской пехоты на побережье, занятое противником. Он импонировал всему экипажу тем, что не декларировал прописные истины, плакатные призывы, шаблонную политграмоту. Он понимал, что на корабле люди с высшим и средним техническим образованием, не “нажимал” на боевые листки на уровне церковно-приходской школы, как это было принято в то время. На беседах с матросами о стычках с противником, докладывал так, как было, не ретушируя негативные стороны. Но при необходимости он находил нужные слова по обстановке. Был открыт и искренен с командой, и команда платила ему тем же. К сожалению, он быстро ушёл от нас с повышением. Но он заслуживал его. На его место прибыл с дизельной лодки . Сформировался дружный коллектив старшин и матросов. Не все из первого формирования разделили судьбу корабля. На другие корабли были назначены Афанасьев, Антонов (его заменил Геннадий Глушанков), Жуковский, Феоктистов. Ранение из-за халатного обращения с охотничьим оружием получил Козаков и по состоянию здоровья не мог продолжить службу на лодках. Дикая семейная трагедия случилась у врача Вадюнина. Незаметно с корабля испарилась должность интенданта.
Нелепым был случай, из-за которого пришлось уйти с корабля командиру БЧ-5 Володару Панову и управленцу Анатолию Литвинову. События разворачивались так. Командир корабля был в отпуске. Старший помощник в командировке. Я исполнял обязанности командира. При очередном ежедневном проворачивании механизмов командир БЧ-5 доложил, что произошло странное событие: компенсирующую решётку (КР) активной зоны реактора заклинило в нижнем положении, хотя датчики положения КР показывают её нормальное положение и никаких предпосылок в действиях управленцев для заклинки и опрессовки КР не было. Действовали строго по технологической инструкции. Чуть позже появились заводские специалисты и энергично зафиксировали в журналах, что по вине флотских специалистов допущена авария в АЗ реактора. Об этом немедленно было доложено в Москву. Забегая вперёд, скажу, что опрессовка КР была допущена ещё ночью, когда работу с ней проводили заводские специалисты. Памятуя, что утром проворачивание механизмов будут проводить корабельные специалисты и убедившись, что подручными средствами они не смогут поднять КР и понимая, что ликвидация аварии обойдётся не в один миллион рублей, они пошли на умышленный обман, чтобы свалить вину на наших управленцев. Для этого они отключили, повредив проводку, датчики КР реакторного отсека, а на пульте управления на приборах выставили нормальное положение КР, ничего, разумеется, не записав в журнале пульта управления. Об этом мы узнали уже будучи в составе флота; истинные виновники получили своё, но поезд давно ушёл. Доказать пока мы ничего не могли, хотя были уверены в своих управленцах. Они понимали, что с такой техникой, как реактор, необходимо обращаться на “Вы” и никаких вольностей допустить не могли.
На следующий день из Москвы прибыла комплексная комиссия из министерства судостроения и из Главного штаба ВМФ. Накануне, памятуя о том, что в таких ситуациях результирующая часть приказа начинается со слов: “... в результате низкой организации службы ... и т.д.”, я собрал всех офицеров и дал команду ещё раз внимательно просмотреть всю корабельную документацию. Разбор аварии проводился весь день до поздней ночи. Флотская комиссия добросовестно пыталась установить причины аварии, судостроительной было заранее “ясно”, что виноваты подводники. Не знаю, известна ли им была истинная причина аварии, но чести отраслевого мундира не посрамили, перенесли “огонь” на Володара Панова, чувствуя, что он волнуется и переживает незаслуженные упрёки в адрес своих управленцев, и на третьи сутки разбора, в ответ на очередное провокационное и весьма язвительное замечание, Володар Панов выразительно высказал всё, что он думает о судостроительной комиссии и её руководителе. Могучий опыт номенклатуры победил. Володара Панова перевели на лодку меньшего ранга, Литвинова исключили из партии вышестоящие партийные органы (партсобрание корабля, несмотря на давление, на это не пошло) и послали служить на дизельные лодки. После обнаружения истинных виновников аварии, он был восстановлен в партии, но это после, а в то время многим раздали “белых слонов” в приказах различного уровня. Вместо Панова был назначен Анатолий Козырев - грамотный инженер, но ему, разумеется, было труднее работать, в короткий срок изучить людей, технику, лодку.
Козырев Анатолий Степанович. - С прибытием на завод, после спуска корабля на воду, на корабле выставили вахту и настояли на том, чтобы о начале любой работы ставился в известность дежурный по кораблю, так как техника безопасности при работах иногда оставляла желать лучшего. Это объясняется тем, что бригада, работавшая, на определённом участке, не знала фронт работы другой бригады. Особенно это опасно при работе с выдвижными средствами, люками, захлопками и т.п. По началу некоторые бригадиры считали это блажью командира и старпома, но скоро убедились в жёсткой необходимости такой меры. Бригада, работавшая с перископом, не обратила внимания на оповещение по трансляции о начале работы с подъёмным столом ракетной шахты. Стол был выдвинут до верхнего уреза шахты и раскинуты бандажные крепления ракеты. Планировалась проверка разворота стола. “Перископщики”, назовём их так, не доложили дежурному по кораблю и без предупреждения подняли перископ. “Ракетчики, в это время развернули стол и “ахнули” стойкой крепления по перископу. Результат - замена перископа. После этого инцидента беспрекословно выполнялись команды дежурного по кораблю, своевременно докладывали характер работы, время начала и конца работы. Но здесь был другой показательный момент. После работы с подъёмным столом бригадир обнаружил, что повреждены штекерные соединения (разъёмы, через которые осуществляется связь лодочной аппаратуры с бортовой аппаратурой ракет). Разумеется, было заявлено, что штекерные соединения были ранее повреждены флотскими специалистами. Конечно, эта неисправность - пустяк по сравнению с вышеописанной, но заводское руководство запретило выдать со склада новые штекерные соединения. Это была зарезервированная “причина” возможного отставания от графика строительства. Но всё решила дипломатия на низшем уровне. Штекерные соединения дал командир ракетной БЧ соседней лодки, которая находилась на более ранней стадии строительства, Генрих Онопко, а заводские монтажники, без ведома своего начальства, устранили неисправность за пару часов.
Капитан 1 ранга Генрих Петрович Онопко, командир 225-го экипажа ПЛ. - Седьмая дивизия подводных лодок Северного флота. Люди, корабли, события. - Санкт-Петербург, серия "На страже Отчизны", выпуск 4, 2005 г.
Экипаж принимал активное участие в отладке и настройке узлов и механизмов, учился у заводчан и учил их тоже. Это общий принцип на флоте при приёме корабля. Экипаж воспринимает всё новое для себя у строителей и щедро делится со строителями своим опытом. Командир корабля и командир ракетной части Юрий Мухин на полигоне досконально изучили ракетный комплекс, участвовали в пусках ракет. Начались ходовые испытания. Последний экзаменатор качества строительства - море. Всё шло нормально. На каждом выходе в море фиксировались небольшие неполадки, устранялись у заводской стенки и снова в море. Море не прощает любой небрежности, условности. Так, после размещения твёрдого балласта, было замечено в море, что у лодки остался небольшой статический крен, всего четверть градуса. Пустяк? Предстояли испытания погружением лодки на предельную глубину. Сверху подстёгивали: быстреё, быстреё. Ведь наш американский прототип “Джордж Вашингтон” был уже в строю. Поэтому, чтобы не тратить время на перебалансировку, было принято решение: закончить испытания в море, а потом в спокойной обстановке у заводской стенки произвести перебалансировку. Цель погружения на предельную глубину не только проверка прочности корпуса, герметичности сальников забортных отверстий, но и проверка специальных, масляных, трюмных насосов на различных горизонтах. Как правило, одним погружением не обходятся. Это было третье или четвёртое погружение. Я был как бы сторонним наблюдателем. При погружении на предельную глубину, при испытаниях, старший помощник командира обязан находиться в боевой рубке, при задраенном нижнем рубочном люке - запасной командный пункт. Старпома на этом выходе не было, и его обязанности выполнял я. Со мной в рубке находился рулевой - сигнальщик Николай Батерев. Погружение проходило по графику. Водоотливные средства в этот раз работали безотказно. Погрузились на предельную глубину. Командир лодки через вахтенного офицера дал команду: “Осмотреться в отсеках”. Сбавили ход до самого малого и приступили к плановому осмотру корпуса и механизмов. В это время представитель от науки (фамилии не помню) в реакторном отсеке по приборам снимал какие-то параметры. (В обычной обстановке реакторный отсек необитаем; контроль и управление устройствами и механизмами производится дистанционно с пульта управления, но связь в отсеке есть).
. Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
