С доброго согласия Саши Харламова, сослуживца по Владивостоку, сострадальца по «Диомиду», хорошего товарища, острослова и поэта – любителя, привожу в порядке наглядности стихотворный опус Александра на тему: «Речь Л.Ф.Гонтаря на совещании с командирами ПЛ и их заместителями по политчасти».
Командыры та и замы
Всё отсутьствують,
Как дела, нэ знають самы
И нэ чувствують!
Бэнбик где-то ходить – бродить,
Вечно нэ поймають,
От собраний нос воротить,
Планы нэ читаеть!
А Кашигин весь пропывся,
Пянкы в дрэбезыну!
Патраков же устранився
И жуе рэзыну!
Теминдаров та Казёнов
Игнорирують!
По-прэступному, казённо
Опэрирують!
А Харламов окопався
В этом «Диомиде»,
Развалил всё, оказався
В нэпрыглядном виде!
Пропадають в кабынетах,
Всё стрэляють, лодыри!
А до пянок дела нету,
Будто всё для Гонтаря!
Патрыотов мало знаем:
Только Захаровськый,
Гонтарь, Важников с Махлаем,
Ну и Антоновськый!
Оттого у нас и пянкы,
А никто нэ тужить!
Только мичман Солодянкын
По уставу служить.
(В «Речи...» приведены фамилии бывших командиров подводных лодок, кроме Солодянкина, естественно.)
Ярким эпизодом начала 1968 года явилось ЧП международного масштаба: в январе северокорейцы захватили разведывательный корабль США «Пуэбло». Событие, конечно, чрезвычайное, последствия грозили быть непредсказуемыми. На флоте все озаботились вопросом: а каким концом это событие отзовётся на нас?
Вопрос накала «холодной войны» до стадии регионального пожара встал ребром. До ремонтирующихся кораблей этот вопрос докатился тревожным эхом.
В БСРК первым на конфликт отреагировал На-чПО. Он срочно собрал подручных офицеров в клубе и повёл речь:
– Товарышы офыцэры! Вы уже знаетэ: корэйцы захватылы развэдоватэльный корабль «Пуебло», – сделав ударение на «о».
– «Пуэбло»! – реплика из зала, акцентируя ударение на букву «э».
– Да, «Пуебло»! – настаивает на своей версии докладчик и продолжает: – Так война, товарышы, то ли будэт, то ли нэ будет. А как мы отвэчаем на проискы агрэсора? Як мы укрэпляем боеготовность? Я прошол по офыцерьскому общежытыю: офыцэры пють, в бутылкы сють! Или как это по мэдыцыньскы, товарыш доктор?
– Мочатся! – ответ флагманского врача.
– Правыльно, я и говорю: сють! Нэхорошо, товарышы!
Далее последовали призывы ускорить сроки и повысить качество ремонта подводных лодок, навести порядок в офицерском общежитии, выбросив, в первую очередь, заполненные бутылки. Всё это должно было в комплексе привести к повышению боеготовности для успешного отражения зарвавшегося агрессора. Естественно, под «агрессором» понимались только США.
К счастью, конфликт разрешился мирно, агрессор был посрамлён.
Бурно, тревожно, но всегда весело жили на флоте.
* * *
Однако, нам надо возвращаться к экскурсии по Владивостоку.
Ехали мы с «Голубинки» на «Жигулях» по извилистым улочкам, серпантином спускавшимся к улице Ленинской. На улице Пушкинской я увидел задник нового капитального здания цирка, выходивший своей парадной стороной на улицу Ленинскую. В последний год моего проживания во Владивостоке, на этом месте, между двумя параллельными улицами велись еще только подготовительные строительные работы. А старый «шапито» раньше находился в сквере, на месте которого нынче разместился Мемориал героям гражданской войны.
Мы проехали почти по всем центральным улицам Владивостока, я впервые увидел новое здание Крайисполкома на углу улиц Ленинской и 25 Октября, помнится, раньше на этом месте была аптека. Побывали на привокзальной площади, проехали почти весь полуостров Эгершельд.
Затем, обратно по Ленинской, через Луговую площадь, обогнув «рог» бухты, проехали по всей улице Калининской. Подъехали и к «своему» дому.
Этот дом незабываем, в этой «хрущёвке» я получил свою первую отдельную квартиру. Это произошло уже после окончания «Командирских классов», был в звании «капитан 3 ранга», имел двухлетний старпомовский стаж и, наверное, уже состоял в списках кандидатов на продвижение. Мой сын уже собирался идти в 1-й класс. Квартира была однокомнатной, жилая комната около 15 кв.м., совмещённые удобства, всё это радовало, но ... там проживала ещё семья моего товарища Володи Колесникова с двумя детьми.
С Володей мы в своё время служили на одной подводной лодке, потом вместе заканчивали Классы. Его семью габариты этой квартиры никак не устраивали и, после определённых мытарств, ему выделили 2-х комнатную квартиру, которую тоже кто-то занимал и никак не торопился освобождать.
И пришлось нам в этой однокомнатной квартире жить двумя семьями – четверо взрослых и трое детей. Наши жёны и дети хорошо уживались, а мы с Володей, чтобы не пересекаться, ходили на ночёвки по очереди.
Уже после отъезда Колесниковых, когда у нас со временем появился второй ребёнок, я из кухоньки в 5 кв.м.. сделал «детскую» комнату, а кухню обустроил в чуланчике, таким образом, получилась у нас «двухкомнатная» квартира. После перевода меня к новому месту службы, в эту квартиру поселился тоже мой бывший сослуживец – Саша Соломенников.
Калининская улица привела нас к
Этот район города не блещет красотой или какими-либо достопримечательностями. Это городская окраина, захолустье, но там, как я уже упоминал, мне довелось провести какое-то время в ремонтах на СРЗ. О том периоде у меня тоже остались некоторые воспоминания. Ну вот, к примеру, расскажу о приключениях коллеги. Они достоверны и, как мне кажется, хорошо отразят дух того времени. Фамилию «героя» придется изменить – поступки не очень красят.
Возможно, он себя узнает, но, надеюсь, не обидится.
ЧЁРНАЯ ПОЛОСА
«Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь...» – это знают и даже поют все. Или почти все.
Удача приходит тоже внезапно.
Но и любовь, и удача – явления штучные, разовые. А вот «невезуха» – эта как зарядит, так сразу целыми полосами и надолго. И ей сонаты не сочиняют, дифирамбы и серенады не поют. «Невезухе», «непрухе» и т.п. реквиемы ближе.
Старшему лейтенанту Трофимову, штурману дизельной лодки, да и его коллегам-сослуживцам, чёрная полоса невезения накатила вот уже около трёх месяцев. Их подводную лодку почему-то срочно решили переоборудовать в цель. Да-да, перволинейную, одну из самых лучших и успешных подводных лодок соединения решили сделать лодкой-целью, т.е. дооборудовать таким образом, чтобы она преспокойненько могла подставлять свои борта практическим торпедам, выпущенным по ней другими подводными лодками, отрабатывающими курс противолодочной подготовки.
Правда, из боевого состава лодку не вывели, не разоружили, не изменили объём боевых задач, но неприятный осадок в душах членов экипажа отложился как постоянно действующий фактор.
Во-первых, дополнительная нагрузка казалась в чём-то унизительной, не очень достойной для боевой подводной лодки.
Во-вторых, функция цели не очень безобидна. Принять в подводном положении удар в борт практической торпеды весом около двух тонн, преследующей тебя на достаточно большой скорости – это не очень приятный подарок судьбы.
Что касается первого фактора, утешений экипаж не получил. А для того, чтобы сгладить возможный негатив на новой ниве, лодку поставили в диомидовский судоремонтный завод на дооборудование.
Вскоре с подводной лодкой заводские специалисты сотворили «чудеса». В доке установили дополнительную защиту аккумуляторных отсеков подводной лодки. «Защита» имела исконно русское «ноу-хау», как теперь выражаются. Поверх лёгкого корпуса аккумуляторных отсеков наложили деревянную «подушку» из соснового бруса толщиной 150 мм и обшили эту начинку стальными листами.
Очевидно предполагалось, что выпущенные по лодке практические торпеды будут попадать только в дополнительно защищённые места.
Трофимова, как штурмана, такое новшество ущемило с профессиональной стороны. Штурман на корабле – хранитель времени, скоростных и манёвренных характеристик. Увидев, что подводная лодка в процессе дооборудования меняет габариты и обводы корпуса, он тут же сообразил: «Да, тут мы потеряем в скорости узла полтора – два. Это точно». Конечно, штурмана такой вывод обрадовать никак не мог. Да и кому из моряков приятно знать, что его корабль самый тихоходный из ему подобных?
Несколько приятно обнадёживало другое новшество: вокруг гребных винтов заводчане соорудили добротный каркас из гнутых стальных труб диаметром около 80 мм. Это для защиты гребных винтов от поломки, если вдруг торпеда наведётся на них. Но торпеда то ли наведётся, то ли нет, а вот в повседневной деятельности, как кто-то из заводчан отметил, теперь не грозила поломка винтов при плавании зимой во льдах, да и со швартовыми на кормовой надстройке теперь можно обращаться без особой предосторожности, что их намотает на винт. Для Трофимова, как командира кормовой швартовой команды, это не пустой звук.
Пока шло дооборудование лодки, экипаж разместили на жительство вблизи завода во вполне благопристойном жилкомплексе за высоким забором. После трудов праведных там можно было обмыться, принять пищу, отдохнуть. Офицеры и сверхсрочники, оставив подчинённых на попечение дежурного по городку, каждодневно после рабочего дня устремлялись к своим семьям. Не служба, а рай!
В этой «райской» жизни был ещё и «райский» уголок – заводская столовая. Маршрут следования от заводского причала к городским квартирам пролегал через столовую. А в столовой, как и во всяком райском уголке, водился свой «змий». В данном случае он таился в обыкновенной пивной бочке.
Выпускали «джина» (или «змия») из бочки по заводскому гудку в 17.00, с окончанием рабочего дня. Первыми к бочке устремлялись рабочие, за ними трудовая заводская интеллигенция, замыкали офицеры и сверхсрочники с ремонтирующихся кораблей. С кораблей попасть в «передовики» не всем удавалось: с 17 до 18 на кораблях шла традиционная приборка. А вот рабочий класс – тот всегда был в передовиках. Даже утром, перед работой, у центральной проходной завода к магазину, торгующему напитками, уже выстраивалась длинная очередь «передовиков» за чекушками и поллитровками. Это, естественно, приносило вред.
Рядом, у газетного киоска, образовывалась жиденькая очередь трудовой интеллигенции за «печатным словом», которое ничего не приносило.
А от бочкового «змия», какой он вред?
За день, к 17.00, эту бочку работники прилавка уже ополовинят, оставшееся щедро разбавят водой, пей, не пей – в осадке только вонь...
И то, домой придёшь, а жена тут же: «Трофимов! А от тебя снова спиртным пахнет», – ехидненько так.
Тьфу ты! И что за народ эти женщины...
Настал, наконец, день, когда все работы по дооборудованию были закончены, и подводная лодка должна была отойти от заводского причала для проведения вывески и дифферентовки. Как и всегда, сделали приготовление к походу, испытали прочный корпус на герметичность, прозвучала команда: «По местам стоять, со швартовых сниматься!».
Сигнал к съёмке со швартовых как бы прервал занудную, тягомотную заводскую жизнь, взбодрил экипаж, все воспряли от застойной спячки, посыпались чёткие команды, доклады, каждый знал, что ему делать и как поступать.
Электрики доложили на мостик о готовности исполнять приказания по машинному телеграфу на работу главными гребными электродвигателями.
Старпом приказал отдать швартовые, командир лодки решил подправить корму, слегка отбросить от соседнего корабля, дал приказание на работу моторами «враздрай», с соседнего корабля сбросили кормовые швартовые, и тут же раздался истошный вопль Трофимова с кормовой надстройки: «Стоп моторы!!!»
Со скоростью 190 об/мин сброшенный швартов начал наматываться на винт и линию вала подводной лодки.
Вот тебе и «гарантированное» ограждение...
День пошел насмарку. Лодку оттаскивали буксирами на углубленное место, ставили на бочку, создавали дифферент на нос, стараясь оголить гребные винты, или хотя бы поднять их как можно ближе к водной поверхности. Заводские и лодочные лёгководолазы, бранясь нецензурно во все адреса, долго рубили намотавшийся швартов. На каркасе нового ограждения винтов можно было разместиться и закрепиться, но он невероятно затруднял делать хорошие замахи кувалдой.
Все были удручены случившимся.
А вечером в столовой не оказалось пива...
Расстроенные дневными неудачами, свободные от дежурств офицеры и сверхсрочники лодки уныло направились по домам.
По пути, в районе центральной проходной завода, одной из групп неудачников пришла «светлая» мысль: а не зайти ли в соседнюю да не пропустить ли с горя по соточке?
Идея понравилась, хотя у Трофимова и защемило в груди: опять придётся оправдываться. И он поделился горечью товарищам. Те отнеслись сочувственно: все женщины такие!
Конечно, «соточки» оказалось мало, добавили еще по «половиночке».
И тут Петю Мезенцева, старшину команды мотористов, осенило:
– Ребята! А у меня есть чудодейственное средство! – и откопал из какого-то потаённого кармашечка завёрнутое в клочок газетки НЕЧТО. – Во! – воскликнул Петя, – Это я привёз из Индонезии, мускатный орех! Отшибает запах напрочь!
Петя недавно вернулся из командировки, отгонял подводную лодку в Индонезию на продажу.
Он раскрошил это «нечто», раздал по крупинке товарищам. По его уверению, после разжёвывания орешка, никакая жена, ни в жизнь не учует запаха. Некоторые сотоварищи, ободренные рекламой Петиного продукта, предложили тут же повторить заказ. Предложение должной поддержки не получило, но по несчастью в соседней столовой завода по производству лакированных жестяных банок для рыбной промышленности торговали свежим пивом. И товарищи соблазнились выпить по кружечке, после чего разойтись.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
