Откачали, потом немного приняли, короче говоря - стабилизировались, удержались на глубине 90 метров, затем приготовили к действию одну очень легко манипулируемую цистерну - цистерну замещения, отрицательной плавучести (один борт) и, то поддувая ее, то стравливая воздух в отсек и принимая балласт в эту цистерну, удерживались на этой глубине еще 20-25 минут. За это время ввели аппарат правого борта, приняли пар на потребители правого борта, дали ход турбиной. Вслед за этим ввели в действие и левый борт. Вот такая поучительная история приключилась с нами на боевой службе. Кстати, старшим на борту у нас был командир эскадры Василий Григорьевич Кичев, который, прибыв в центральный пост, и не вникнув как следует в обстановку, настаивал на всплытии.
На подводной лодке воздух очень плох. Вот тебя сюда бы — ты б давно подох...
(Из письма новобранца-подводника Ваньки Жукова на деревню дедушке Константину Макаровичу)
Все знают, что если взять обыкновенную морскую Н2О и путем электрохимических манипуляций разделить ее на Н2 и собственно необходимый нам для дыхания О — т.е. кислород, можно прожить в прочном корпусе подводкой лодки неопределенно долго. Надо только сообразить, куда девать Н2, т.е. молекулу водорода. Мы ее регулярно стравливали за борт в виде бульбочек. Напомню тем, кто забыл - все это делала работающая без устали установка электрохимической регенерации воздуха (ЭРВ). Но исчерпывает ли это полностью вопрос жизнедеятельности в замкнутом объеме? Нет, не исчерпывает. Надо еще как-то избавиться от отходов этой жизнедеятельности и самой вредоносной из них - углекислоты, выдыхаемой нами и с течением времени накапливаемой в жилом объеме. Значит, ее - эту СО2 надо связать с чем-то осязаемым и затем отправить в утиль. Указанной операцией на лодках занимается установка регенеративная морская - УРМ. Это здоровенные бочки, наполненные специальной абсорбирующей смесью и аппаратурой, обеспечивающей их работу. Количество выработанного кислорода установкой ЭРВ и качество очистки воздуха УРМ-ами от выдыхаемых элементов и определяет продолжительность пребывания личного состава в прочном корпусе. При постройке лодки состав газовой смеси регулируется и проверяется на швартовых испытаниях. Делается это так: внутрь ПЛ загоняется военный и гражданский люд строго по количеству штатного экипажа, задраиваются все входные люки и вентиляционные захлопки, все добросовестно дышат и все такое прочее сопутствующее. Так продолжается первые 12 часов из положенных 48. Потом двое турбинистов подходят к Валерию Фролову (ответственный сдатчик) и говорят, что время их работы закончилось и им надо домой, поскольку собака не кормлена, корова не доена и баба не... ну и т.д. Валерий Николаевич, по доброте душевной разрешает им удалиться, но с условием «шлюзования». Мужики забираются в боевую рубку, задраивают нижний рубочный люк, открывают верхний, выходят из испытуемого объема, задраивают верхний люк. Чистота эксперимента (испытания) почти не пострадала бы, но если учесть, что вслед за первыми есть ещё вторые и третьи, которые «удаляются» уже не санкционированно и не обязательно через люк центрального, но и через люки первого и десятого отсеков, где шлюзования нет - есть, конечно, но человек в межлюковое пространство не влазит, то вы можете себе представить, во что превращаются испытания.
Впрочем, после того, как приняли подводную лодку от промышленности и пришли на флот, мы тоже больше двух-трех суток под водой не были. Боевая подготовка была интенсивна, насыщена различными учебно-боевыми упражнениями и, как следствие, всплытиями, а на всплытиях сам бог велел вентилироваться. Словом, как следует проверить работу системы регенерации воздуха мы не имели возможности, да, и, доверяя заводским испытаниям, не стремились это сделать. С тем и ушли на боевую службу. В дальнее автономное плавание. Вот уж тут-то о всплытиях все забыли напрочь. Поплавали недельку - и сказалась плохая регулировка поглотителей углекислоты. Процент СО2 в жилых отсеках хоть и медленно, но портит воздух все ощутимей. Собираю совещание из командира БЧ-5 Гармасара и начальника химической службы Стороженко, в чьем заведовании и были эти самые УРМ-ы. Посовещавшись, отвели душу «критикой» наладчиков системы, военпредов, испытателей с негодной организацией проверки системы. Забыли только себя. Что сделали мы, которым в первую очередь нужно иметь надежную систему жизнеобеспечения? Ладно, оставим самобичевание, впереди серьезная работа, от которой зависит выполнение боевой задачи. Ведь если не удастся отрегулировать УРМ-ы, нам придется всплывать для вентилирования лодки. А всплывшая в океане лодка - это уже не лодка, а цель. Пришли к следующему: - пока еще можно находиться под водой, заняться регулировкой системы, тем более, что Стороженко участвовал в наладке ее на заводе перед испытаниями. Если концентрация СО2 снизится до нормы или по крайней мере стабилизируется ниже опасного предела, всплывать не будем, посмотрим что будет дальше. Регулировочные работы начать немедленно. Район боевого патрулирования выдался спокойный. В том смысле, что силы поиска подводных лодок там обычно беспокоят нас редко. Оставив в центральном старшего помощника Игоря Тишинского, я пошел в каюту немного поспать. Сон никак не приходил. Постоянные раздумья о необходимости вентилирования лодки все время сверлили мозг, не давая спать. Дрема сопровождалась воспоминаниями прошлого «дизельного» периода моей службы - какие-то шахты, захлопки, клинкеты, как мотористы курили в 5-м (дизельном) отсеке, когда лодка шла в режиме РДП, т.е. через подъемную шахту подавался воздух к дизелю на перископной глубине...
Понемногу вся эта мешанина стала приобретать стройные очертания и реальный смысл. Дело в том, что на атомоходах 667-А проекта, на случай радиоактивного загрязнения воздуха, была предусмотрена подъемная шахта вытяжной вентиляции с так называемым «факельным» выбросом». Её надо было использовать в случае аварии, когда лодка уже всплыла в надводное положение. Запускался вытяжной вентилятор, и через шахту загаженный радиоактивными аэрозолями или газами воздух под напором выбрасывался в атмосферу. Мысль, которая мне пришла в голову состояла в следующем: во время плановых всплытий на перископную глубину, поднимать эту шахту «факельного выброса» и соединив отсеки носового (жилого) блока с 1-го по 5-й по вентиляционной системе, пустить вытяжной вентилятор на «отсос» воздуха из отсеков. После «отсоса», когда давление в лодке снизится на 30-35 мм ртутного столба, остановить вентилятор и дать атмосферному воздуху всосаться через ту же шахту обратно в отсеки до нормального атмосферного давления. Такое «промывание» повторить несколько раз, сколько позволит продолжительность сеанса связи. Не правда ли - похоже на человеческое дыхание наоборот, т.е. выдох принудительный, а вдох свободный? Со своей идеей я познакомил руководящий офицерский состав. Товарищи идею одобрили, инженеры сочинили короткое расписание обязанностей для личного состава, я доложил план действий адмиралу Кичеву, получил «добро», и в очередной сеанс связи мы проделали маневр «дыхания». Метод оказался эффективным — за три «вдоха» мы снизили содержание СО2 на 1,5 процента. Живем! Чуть более недели потребовалось Стороженко, чтобы отрегулировать УРМ-ы. Но все-таки процент углекислоты, правда, в гораздо меньшей степени, повышался. Тогда выручало «дыхание». С тем и вернулись в свою базу, выполнив все поставленные перед нами задачи боевой службы. Ну, и, как мне стало известно через некоторое время, обнаружений нашей лодки не было.
«Горизонтов» квадрат
Расскажу еще об одном случае из моей командирской практики, который подвиг меня на поиск метода определения направления фронта штормовой океанской волны из подводного положения лодки. События происходили на том же Атлантическом океане. Подходило установленное время сеанса связи. Я прибыл в центральный пост, осмотрелся, оценил параметры положения и движения лодки и, отдав соответствующие команды, за 10 минут до связи начал всплытие на перископную глубину. Я никогда не всплывал «втемную», т.е. не зная состояния поверхности моря. Для этой цели в нештатном режиме используется самый обыкновенный эхоледомер - прибор, показывающий толщину льда наверху, ну, скажем, в Северном Ледовитом океане. Но он может показывать также и высоту волны. Вот по высоте ее и можно составить суждение о состоянии моря.
Специальный гидролокационный прибор для обеспечения плавания ПЛ подо льдом. Принцип действия аналогичен эхолоту. Когда, прибыв в центральный, я знакомился с обстановкой и включил эхоледомер, он показал высоту волны 6-8 метров, что для северной Атлантики не так уж и много. Всплыли на перископную глубину, подняли перископ, осматриваю горизонт - сплошная темень. Потом лодку выкинуло штормовой волной на глубину где-то между перископной и глубиной позиционного положения, но я не стал увеличивать ход для удержания ее на перископе. Как вдруг сильный удар потряс корпус. По всем признакам, это был удар от волны, который пришелся по рубочным рулям, расположенным на ограждении рубки. Я понял, что случайным образом всплыл против волн, и какая-то из них ударила по плоскостям рулей. Последствия этой увесистой встряски появились немедленно. Во-первых, минут через пять после удара ко мне подошел штурман Юрий Кальянов со сводным графиком курсоуказания всех трех гирокомпасов: все три линии, едва колеблющиеся относительно средней прямой, от удара разошлись на величину от 2-х до 5-ти градусов от установившегося до удара значения. Второй неприятностью был отход контактов некоторых приборов центрального поста от установленного положения, да еще стряхнулась линза одного из оптических приборов. Кабак! Надо искать решение проблемы. После непродолжительного раздумья мне все-таки удалось найти решение. Его я видел в одном - уравнять или, по крайней мере, минимизировать разность скоростей лодки и скорости распространения волны. Для этого нужно всплыть по волне, а не против нее. Это очень просто сделать, находясь на поверхности, и трудно сделать под водой. Однако с помощью эхоледомера и маневра курсом лодки задачу можно решить без труда. Вся хитрость в том, что длина волны, т.е. расстояние между двумя соседними гребнями волн, будет на ленте самописца эхоледомера тем больше, чем будет больше совпадение направления движения лодки и направления движения волны. Соответственно, минимальная длина волны будет при встречных направлениях их движения. Поэтому перед всплытием на перископную глубину надо построить свое маневрирование по квадрату, со сторонами, достаточными для надежного определения длины волны, потом определить курс, на котором эта длина наибольшая, и на этом курсе всплывать. Я исполнял маневр всегда на ходу 6 узлов. Стоит ли упоминать, что всю эту эквилибристику целесообразно затевать при волне высотой свыше 7-8 метров. А впрочем, это зависит от величины подводной лодки.
Ограничение мощности
Это произошло в конце моей службы в Гремихе в качестве заместителя командующего 11 флотилией ПЛ. Я уже паковал вещички, собираясь отбыть к новому месту службы, как вдруг зазвонил телефон. Оперативный дежурный сообщил о происшествии: лодка, где старшим на борту был контр-адмирал Михаил Толоконников, при швартовке к плавпричалу села на подводный камень, который выдавался за коренную часть причала метров на десять-двенадцать. Машину за мной уже выслал.
Кругосветная жизнь адмирала Коробова. Сергей Горячев. - Красный Север. Вологда. 19.03.2003. Подъехал к КДП (контрольно-дозиметрический пост), бегом на причал, где уже были командующий флотилией В.Коробов и член Военного совета С.Варгин. Обстановка такая: лодка вылезла на «кирпич» минут 20 назад, идет отлив, который в Гремихе достигает пяти с лишним метров за, примерно, 6 часов. Лодка стоит с небольшим, чуть заметным дифферентом на корму. Не может быть, чтобы при таком малом дифференте рекомендованные меры - самый полный ход турбинами назад, плюс продувание носовой группы цистерн главного балласта (это чтобы облегчить нос, т.к. в безкингстонные цистерны всегда попадает вода на ходу и качке, а, кроме того, вибрация при продувании значительно помогает снятию лодки с мели). И чтобы эти меры не дали положительного результата? В чем дело? Разговариваю с командиром, кричу ему с причала: - Какие меры принимали? - Продували нос и работали полным назад! - Почему не самым полным? - У меня ограничение по мощности! Парогенератор отключен! В это место надо внести ясность. При выходе из строя парогенератора (или нескольких) они отсекаются и организационно, т.е. указанием с записью в эксплуатационный журнал ограничивается предельная мощность реактора, иначе неаварийные парогенераторы, оставшиеся в работе не обеспечат теплосъем и атомный реактор «закипит», что грозит тепловым взрывом. Продолжаю орать: - Какая предельная? - 80 процентов! Вот те на! Ведь «самый полный назад» требует всего 60 процентов мощности реактора. Кричу опять: - ... ... ...! Вас что - заклинило?! Потребляемая мощность самого полного заднего хода 60 процентов! Давайте назад самый полный и желаю удачи! Минуты две они готовились к маневру. Потеряно целых 20 минут на неэффективный маневр, на раздумье, на безрезультатные разговоры... А отлив-то идет. Нос лодки, как поется - «все выше и выше...» И она все плотней мостится на своем камне. Наконец, со всей мощью работают назад винты, летит каскад брызг от продуваемой носовой группы, лодка медленно сползает с камня и с нарастающей скоростью заднего хода мчит к острову Витте, который ограничивает рейд. Командир сработал на этот раз правильно: одержал лодку и пришвартовался аккуратно к тому же причалу. На этом происшествию пришел конец. Я ни на йоту не сомневаюсь, что и командир, и Толоконников, и Коробов знали весь нужный цифровой материал, но почему ни один из них не приложил свои знания к конкретной аварийной обстановке? Не связал ограниченную мощность реактора с той мощностью, которая в данном случае была нужна?
Поселок подводников Островная.
Эти несколько описанных примеров говорят о том, что, помимо прямых глупостей при общении с техникой, связанных с недостатками школьного и последующего образования, существует фактор выпадения из памяти взаимозависимых понятий и цифр, провал в осознании логически последовательных явлений и др. в условиях экстремальной обстановки, растерянности, страха, сосредоточенности на чем-то одном. Для твердой ориентировки в подобных событиях нет ничего лучше тренировок, учений и просто повседневной практики. Так приобретается ОПЫТ.
Глава XI. МОРСКИЕ ОСЛОЖНЕНИЯ
Адмирал даёт «добро»
Осенью 1967 года, завершая программу государственных испытаний подводной лодки «К-137», я совершил (не мы, а я) прямое нарушение руководящих документов, касающихся регламентации плавания подводных лодок. Документы предусматривали некоторые обязательные ограничения, одним из которых было категорическое запрещение при плавании в подводном положении иметь под килем расстояние до грунта 50 и менее метров. Вот этот запрет и был мною нарушен, как я полагал, для пользы дела. Для понимания вопроса скажу, что глубина погружения подводной лодки разбита на ряд ступеней: - перископная - это когда погрузился с таким расчетом, чтобы наблюдать за окружающей обстановкой через поднятый перископ; - безопасная - это та минимальная глубина, на которой ты гарантированно не будешь протаранен любым надводным кораблем; - рабочая - это та максимальная глубина, на которую подводная лодка может погружаться хоть ежедневно (максимальное ее значение 320 метров для лодок 667 проекта); - а вот предельная, она и есть - предельная. Кто ж не знает, что такое предельная глубина погружения?
Крейсер пополнял запасы перед походом. Тыл флотилии выделил для буксировки на причал оставшихся не погруженными двух торпед санитарный "рафик". Случилось несчастье — с лесов упал строитель. "Рафик" уехал и больше не вернулся. Погрузка торпед срывалась, а на носу маячила проверка корабля штабом флота. Я принял решение закончить погрузку своими силами, сел на мотоцикл и уехал на торпедный комплекс. Северный флот шестидесятых видел, как в Полярном лодки, уходившие в поход, часто загружались разной амуницией и провизией с подвод, запряженных лохматыми сивками, но чтобы торпеды возил мотоцикл... Такого ещё не было! Поочерёдно, одну за другой, я не спеша прибуксировал тележки с торпедами на причал, а минный офицер благополучно загрузил торпеды в I отсек. Когда я первый раз выехал из-за горы с торпедой на буксире, попавшиеся навстречу моряки остолбенели с раскрытыми ртами — такими они оставались и во второй мой рейс. Мне даже показалось, что среди них я заметил кого-то из нашего начальства...
С приходом подводного крейсера в родную базу начались дни необходимого и напряженного воинского труда вперемежку с днями ничем не оправданного отвлечения военных моряков на хозработы вместо предназначенного для этого, но всегда бездельничавшего личного состава тыла флотилии и работников военторга. Так воспитывалась любовь к морю. Вскоре ГК ВМФ адмирал флота Советского Союза С.Г.Горшков провёл в Гаджиево учение по теме "Кумжа" — своего рода корабельный салон, только с приглашением на него одних адмиралов, которых к тому времени стало больше, чем во всех флотах НАТО. Я представлял РПКСН. Свой корабль я знал, поэтому докладывал, глядя в глаза слушателей. После доклада я провёл Главкома и всю его свиту по кораблю, показал его помещения, оружие, устройства, приборы и механизмы, продемонстрировал работу на командирском пульте вычислительного комплекса "Туча", ответил на вопросы. Учением Главком остался доволен и мне, в числе других командиров — участников салона, был пожалован именной цейссовский бинокль (второй по счёту). Моряки крейсера стремились в море на боевую службу, но их ждало ещё одно испытание: было приказано до выхода в Атлантику провести глубоководное погружение на предельную глубину. Такую глубину нашли в 90 милях к S-E от о.Медвежий. На крейсер дополнительно установили две не проверенные в деле всплывающие спасательные камеры, которые, якобы, способны спасти экипаж (100 чел.), если с кораблём на глубине случится что-нибудь нехорошее. Тренировок по спасению людей этими камерами даже не планировали. Судпром лез из кожи вон, чтобы в 1969 г. закончить все испытания пр.667А. В море на глубоководные испытания нас вышло около двухсот человек.
Испытания прошли на редкость слаженно. Способствовало этому то, что руководивший испытаниями вице-адмирал А.И.Петелин отказался от плана, разработанного штабом флота, предусмотрел потерю связи с крейсером при погружении и предоставил его командиру свободу действий. 1-го октября 1969 г. совершилось первое в истории российского подводного плавания погружение серийного подводного корабля на глубину 400 м (1312 футов по старым меркам). Во время погружения осуществлялся приборный контроль за величинами напряжений и деформаций в конструкциях прочного корпуса корабля. Научный руководитель испытаний поинтересовался, знаю ли я, какое суммарное давление испытывает корпус корабля на достигнутой глубине. Я не знал. "Около двух миллионов тонн" — ответил конструктор. Ни я, ни кто-либо другой из участников погружения не могли представить себе, что это такое. Кроме приборного контроля был применён и наглядный, механический. Пара нижних концов "подвешенных" на прочном корпусе ракетных шахт как бы стягивалась к диаметрали стальной струной, к середине которой крепили груз. Когда же мы погрузились на заданную глубину, груз провис на полфута. Иными словами, нижние концы шахт сошлись не менее чем на полдюйма. Когда же мы всплыли, струна не вернулась в первоначальное состояние — то ли она вытянулась, то ли в корпусе возникла остаточная деформация. За всё это мне и старшему инженер-механику Коле Давиденко Главкомом был пожалован "рупь серебром" или по 50 рублей того периода. Видимо, бинокли кончились.
А позже начались суровые будни. Экипажи выходили на боевое патрулирование не менее одного раза в год. В межпоходовых паузах экипажи на непродолжительных выходах подтверждали свою боеспособность, участвовали в учениях, испытаниях и выполняли не свойственные им и характерные для нашего флота ненавистные хозяйственные работы. В 1971 г., в один из таких периодов, К-207 выполнил на "отлично" стрельбу двумя ракетами. Стрельба завершала транспортные испытания ракет, т.е. производилась ракетами, которые погрузили на корабль ещё в 1969 г., они постоянно здесь находились и обслуживались корабельным расчётом. За эту стрельбу крейсер был удостоен приза ГК ВМФ, а командиру... Нет, бинокли не кончились. Мне вручили третий цейссовский бинокль, но уже не именной, без бирки — по-видимому, кончились бирки. На выходах в Атлантику, да и при плавании в родном Баренцевом море нашим подводникам частенько досаждали подлодки "супостата", которые следили за нами. Чтобы обнаружить следящего и оторваться от преследования, ещё будучи командиром К-19, я использовал нештатный приём, позволявший незаметно втянуть противника в погоню, после чего он терял нас. В дальнейшем мы уклонялись, уходя на рабочую глубину.
К-19 (фото Э.А.Ковалёва)
Почему-то доклад об этом манёвре по возвращении в базу вызывал ужас у начПО флотилии. Часто этот манёвр давал положительный результат, и тогда мы его отложили в запас на случай войны. В мирное время нужно использовать приёмы, "прописанные" в руководящих документах. Это приучает противника к неправильной оценке наших действий уже во время боевых столкновений, когда вы явите на свет ещё не использованные нетабельные заготовки. О том, что приём удался, мы судили по тому, что преследовавшая нас лодка больше не обнаруживалась, а в районе обязательно появлялся патрульный самолёт —очевидно, для восстановления контакта. Истину, мне кажется, мы найдём если покопаемся в хрониках Пентагона. Повышенная шумность советских ПЛ и робкие потуги конструкторов судпрома по её снижению отрицательно влияли на боевую службу подводников. А это продолжалось долго. Уже будучи преподавателем на классах, я тяготился невозможностью предложить слушателям более-менее приличную рекомендацию по уклонению от обнаружения противником, который слышит тебя задолго до того, как ты его услышишь. Всё это наводило на мысль, что, создав ядерное оружие, руководство страны успокоилось и лишь раздувало щёки, наращивая количество вооружения, но слабо заботясь о его качестве и благополучии обслуживавших его людей. Зато были и рабочие места, и липовые отчёты. Подтверждение сказанному раскрывается и в следующем эпизоде.
Направлявшийся после "автономки" на межпоходовый ремонт в другую базу К-207 предупреждался с берега о возможных провокациях со стороны надводных кораблей вероятного противника. Ему подтвердили право применять обычное оружие на самооборону. Встал вопрос: а как это сделать? На крейсере всего четыре ТА, заряженных торпедами, не пригодными для стрельбы по НК в сложившихся условиях. Правда, в отсеке на стеллажах лежали торпеды, как раз предназначенные для стрельбы по НК. Но перегрузить их в аппараты по-штатному не представлялось возможным, а сделать это по-другому — небезопасно. К общей радости, всё обошлось. Когда крейсер вернулся в базу, в отчёте о походе я предложил серьёзно продумать загрузку торпед, обратив внимание на его неспособность противостоять атакующим его НК в разных условиях. Реакции не последовало. Когда после очередного похода я повторил своё предложение по загрузке торпед, высокий чин из штаба флота буквально заявил: "Чего ты кипятишься? Войны не будет". Самое интересное, что командир дивизии не возразил штабному. Подумалось, что волынка с шумностью из той же оперы. А ещё подумалось, что подводное плавание заканчивается на подводных кораблях, и карабкаться дальше вверх, чтобы там заняться политикой — не резон. В НАТО же в то время приняли на вооружение универсальную торпеду. Когда зрение мое стало ухудшаться и глохнуть левое ухо (последствие акустической травмы во время артстрельбы на ПЛ в 1955 г.), передо мной возник выбор: продолжать двигаться по лестнице, подучившись на Академических курсах, или уйти в тишь преподавательской работы на Высшие офицерские классы. Выбрал второе — к явному неудовольствию командующего флотом.
Семинарским занятием в классе командиров подводных лодок руководит капитан 1 ранга Э.А.Ковалев
Пятнадцать лет преподавательской работы пролетели как один день. Я делал всё. что делали мои коллеги. Ещё мне удалось написать учебник, по которому учатся и сегодня. Курс, который я вёл на классах, явился осмыслением того, чем я занимался, плавая на подводных кораблях. Старался и на суше оставаться подводником. Награды не обошли меня. Самыми существенными из них считаю высказывание в 1967 г. разгорячённого очередной пьянкой моряков К-19 командира 31-й дивизии командиру лодки в такой форме: "Вы только и умеете, что стрелять ракетами!", а также реакцию командующего флотом адмирала Г.М.Егорова на заявление одного из офицеров штаба флота о том, что К-207 в 1972 г. не выполнял учебных задач по преодолению противодействия противолодочных сил, и посему не может быть допущен к боевому патрулированию. Он тогда только спросил: "А вы хотя бы раз поймали Ковалёва?" А еще — реакцию американских конгрессменов на чётко налаженную патрульную службу мирного времени советских РПК, которые потребовали от своего президента в 1972 г. убрать русских из Атлантики, после чего стороны начали договариваться о ядерном разоружении. Несколько слов о моих товарищах. Помощник командира большой ПЛ старший лейтенант Ростислав Петрович Расс погиб в 1957 г. на выходе в Баренцево море. Похоронен в Полярном. С ветераном холодной войны капитаном 1 ранга Юрием Ивановичем Зеленцовым, командиром К-219, я вместе заканчивал службу на 31-й дивизии ПЛ. Позже он служил в ВМА, ныне в отставке, но продолжает плавать под парусами.
Офицеры кафедры «Оперативное искусство ВМФ». Декабрь 1984 года. 1-й ряд (слева направо): В.А.Колесов, А.А.Шиков, Ю.И.Зеленцов; 2-й ряд: В.Н.Щербаков, В.С.Борисов.
В настоящее время, ознакомившись с не очень богатой литературой о русском подводном плавании, пришел к выводу о необходимости найти побольше материала об этом неординарном явлении Российского государства и рассказать о нём соотечественникам. Ищу в архивах и библиотеках, но надеюсь получить основную информацию, общаясь с непосредственными участниками событий.
Человек слова и дела. Работы Э.А.Ковалева.
***
Командир ПЛ «К-19» Э.А.Ковалев на своем командирском месте на мостике.
Эрик Александрович Ковалев родился 18 июля 1931 г. в Москве в семье кадрового военнослужащего. С 1932 по 1939 г. жил в Токио с родителями и сестрой. Отец, Александр Семёнович, в этот период был военно-морским атташе при полпредстве СССР в Японии. Образование: в 1949 г. окончил Ленинградское Нахимовское ВМУ, в 1953 г. — 1-е Балтийское ВВМУ, в 1956 г. — ВСОК при 1-м Балтийском ВВМУ подводного плавания, 1964 г. — слушатель 6-х ВСОК ВМФ. Прохождение службы (должности): курсант Нахимовского ВМУ (1944-1949); курсант ВВМУ им. М.В.Фрунзе (1949-1952): курсант 1-го Балтийского ВВМУ подводного плавания (1952-1953); командир торпедной группы С-154 пр.613 4-го ВМФ (1953-1954); командир БЧ-2-3 С-166 пр. 613 4-го ВМФ (1954-1955); слушатель ВСОК при 1-м Балтийском ВВМУ подводного плавания (1955-09.1956); командир БЧ-3 АПЛ К-14 пр.627А (09.1956-07.1958 ; помощник командира АПЛ К-27 пр.645 (07.1958-12.1962); ст. помощник командира ракетной АПЛ К-40 пр.658 (12.1962-1963); слушатель ВСОКВМФ (1963-1964); ст. помощник командира АПЛ К-19 пр.658М (07.1964-09.1965); командир АПЛ К-19 (09.1965-1967); командир РПКСН К-207 пр.667А СФ (1967-09.1973); ст. преподаватель ВСОК ВМФ (09.1973-02.1989). В должности командира К-19 выполнил один выход на боевое патрулирование. В 1967 г. К-19 удостоена приза ГК ВМФ за ракетную стрельбу. За освоение новой техники в 1967 г. награждён орденом Красной Звезды. В должности командира РПКСН пр.667А выполнил четыре выхода на боевое патрулирование (три — на К-207 и один — на К-253) и один — в должности командира тактической группы (на К-415). В 1971 г. К-207 удостоен приза ГК ВМФ за ракетную стрельбу. 1 октября 1969 г. впервые в истории Российского подводного плавания ракетный подводный крейсер под его командованием погрузился на глубину 400 м. В 1974 и 1988 гг. дважды исполнял должность начальника кафедры Боевого применения ракетного и артиллерийского оружия (в течение почти двух лет). В 1987 г. написал учебник "Боевое применение баллистических ракет с подводных лодок", а в 1989 г. (в соавторстве с преподавателями кафедры) — "Боевое применение крылатых ракет с подводных лодок". Самостоятельно и в соавторстве выполнил 11 НИР. После ухода в запас с февраля 1989 г. работал инженером кафедры ВСОК ВМФ, зам. директора лаборатории Института морских технологий РАН, главным энергетиком АО "Нефтебаза Ручьи".
Встречи с юностью. Эрик Александрович Ковалев на встречах с нахимовцами. 2009 и 2010 годы.
Военно-технический альманах «Тайфун» №11/2000.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru