Военный химик – это не профессия, это философия жизни.
Темная южная ночь укрыла своим душным покрывалом Каспийское высшее военно-морское училище в поселке – пригороде Баку.
Мирно спят курсанты химфака в спальном кубрике под синими суконными одеялами. Позади еще один день с его строгим распорядком дня, учебой, марш броском в полной выкладке с противогазами, стрельбой из автоматов Калашникова и приемов зачетов по плаванию в бассейне.
Сладко посапывает в своей койке и курсант Миша Кустюгин. Его сон глубок и безмятежен.
- Вжик...вжик...вжик, - какое-то надоедливое вжиканье проникает в его сон,- вжжжик...вжик...вжжжик.
Кустюгин с трудом разлипает ресницы и видит в свете ночной синей лампы смутную фигуру склонившегося над ним человека. Человек над его головой, натянув на дужку кровати ремень, точит опасную бритву...вжжжик....вжжжик.
Мишка, помертвев, пытается увидеть лицо человека, но видит только хищный оскал рта и жуткий блеск лезвия бритвы.
Из положения «лежа на кровати», Кустюгин, перелетев необъяснимым образом через курсанта Якимова, чья кровать примыкала вплотную к его лежбищу, оказывается лежащим в проходе между кроватями. Тут же подскочив, он в панике бежит в сторону выхода с истошным воплем.
- А...а...а...а... убива...а...ают!
Вся курсантская рота проснулась в холодном поту.
Дневальный догадался, наконец, включить свет. Посреди кубрика стоял, дико озираясь, с бритвой наготове, Толик Золотарёв.
Незабвенный наш Толик, (по-другому его и не звали), был очень несчастным человеческим существом. Ему никогда и ни в чем не везло. Толик всегда попадался на любые приколы, потому, что юмора не понимал и сам шутить не умел.
Его, бедолагу, ни с того, ни с сего кусали собаки, царапали кошки, щипали гуси. Как-то лягнула копытом единственная в училище смирная лошадь Чайка - развозчица пищевых отходов. А однажды, когда мы стояли в строю в парадной форме одежды на День Военно-Морского Флота, на Толика с высоты птичьего полета щедро нагадила ворона...
- Кустюгин! Выходи! – истошно орал Толик. - Все равно поймаю и зарежу!
Мишка спрятался в туалете и трясся там мелкой дрожью, представляя себе собственное перерезанное горло и ужасную смерть в самом расцвете жизни.
В прошлую ночь он подшутил над Толиком - после отбоя приклеил его ботинки к полу резиновым клеем. К утру ботинки крепко-накрепко спаялись с линолеумом.
Толик спросонья, прыгнул в них, зашнуровался и начал было движение в туалет, но по инерции упал, больно стукнувшись коленом об пол. Затаив злобу на Мишку, он устроил спектакль с бритвой.
- Да я бы и не стал его резать, так припугнуть хотел только, - вяло оправдывался Толик перед начальником училища контр-адмиралом Тимченко.
За этот безобразный случай Толик был отчислен из училища, разжалован в матросы и был оставлен при училище в кадровой роте дослуживать срочную службу. Кадровая рота занималась всеми хозяйственными работами.
Толика видели то на постройке кирпичного забора, то на стремянке с малярной кистью в руке, то среди свиней на подсобном хозяйстве.
Надо сказать, что учеба на химфаке давалась ему с величайшим трудом и, как он смог поступить в училище, никто не мог понять. Тогда ведь были советские времена, и обучение в ВУЗах не продавалось и не покупалось. Говорили, что у него в родственниках какой-то преподаватель, но никто точно этого утверждать не мог.
Зато все знали точно, что Слава был упертым существом, и если ему взбредет что-то в голову, то это не вышибить ничем – ни добрым словом, ни кувалдой.
Толик Золотарев, отслужив два года в матросах, снова поступил в училище. Попал на наш курс. Его бывшие сокурсники были теперь на два курса старше и злорадствовали над нами.
- Ждите веселых денечков, с Толиком не соскучитесь! – ржали они.
Золотарёв не принимал участия в курсантских проделках, не бегал в самоволки, не пил с нами «Кимширим», «Акстафу» и «Агдам» в так называемых «пампасах» - маслиново-инжирово-гранатовой роще, окружавшей училище.
Он упорно учился. В увольнения ходил один раз в месяц.
Толик твердо решил стать высокообразованным военно-морским офицером-химиком. На подначки сокурсников отвечал суровым сопением и презрительным взглядом.
Через некоторое время он стал открыто бороться за дисциплину. Эта борьба заключалась в ежедневных докладах начальнику факультета и его заместителю по политической части обо всех наших выходках.
Кто был в самоволке, кто пронес вино или пиво в помещение роты, кто втихаря читает художественную литературу на лекциях - обо всем этом становилось известно факультетскому начальству. Замполит капитан 1 ранга Ибрагимов с удовольствием записывал показания Толика в свою записную книжку с последующими оргвыводами.
- Чурсин! – говорил он. - Сегодня я расскажу Ибрагимову, что ты бегал в пампасы на свидание с девушкой.
И обязательно претворял свои обещания в жизнь.
- Я борюсь за военную дисциплину и хочу, чтобы вы её не нарушали, - приговаривал при этом Золотарев. Его длинное лицо выражало заботу и беспокойство о нас.
Мы проводили с ним душевные беседы с легким рукоприкладством, но ничего не помогало.
- Толик, - говорил ему наш мудрый сокурсник Саша Пухарев. - Видимо вороны на тебя не только испражняются, но и больно стучат клювом по голове, достигая мозжечка.
Может, так оно и было. Ведь не может нормальный человек ежедневно так нагло закладывать своих сокурсников.
Толик Золотарев тащился за нами из курса на курс, как тяжелое наследие ежовщины.
Все экзамены он сдавал на трояки, четверка для него была великим праздником, а уж пятерка – как в небе звезда.
На пятом курсе Толик неожиданно для всех женился на официантке с иностранного факультета. В училище тогда учились негры, вьетнамцы, арабы.
У иностранцев была отдельная столовая, где их качественно питали за валюту. Вот в этой столовой Толик и нашел себе спутницу жизни с богатым жизненным опытом. После свадьбы Толик стал питаться на дому у рачительной жены иностранными продуктами…
Дальний Восток распахнул свои объятия и принял лейтенанта Толика Золотарева на первую офицерскую должность - начальником отдела центрального химического склада Тихоокеанского флота.
В его заведование были морские дымовые шашки размером с бочку, химкомплекты, регенеративные пластины для насыщения кислородом отсеков подводных лодок, различные дегазирующие вещества. Все это он выдавал по накладным от химической службы флота на корабли и лодки.
Склад располагался на высокой сопке, в черте Владивостока.
Служба на складе довольно скучна, никаких развлечений. До центра города далековато. Всей и радости - бутылка спирта, перепадающая от клиентов.
Но Толик не пил ничего крепче чая и поэтому с тусклым взглядом медленно и печально бродил по огромной территории склада, заходил в вырытые еще в первую русско-японскую войну генералом Карбышевым тоннели и капониры. Тогда там стояли дальнобойные орудия, а теперь хранилось всякое химическое имущество. Ему было как-то тоскливо.
От скуки в его удивительной голове зародилась мысль – можно ли укрыть дымом город Владивосток от налета авиации возможного противника с помощью морских дымовых шашек. Даже командующий Тихоокеанским флотом с его сверхумным штабом не мог додуматься до проведения такого мероприятия. Ну, в море, по задымлению отдельных кораблей такие тренировки, конечно, проводились. А вот чтобы задымить целый город...
Периодически имущество склада, в том числе и дымшашки, выбраковывалось и уничтожались путем сжигания в специальном помещении. У Толика скопилось около шестидесяти шашек, требующих выбраковки.
Был солнечный майский день. Воскресенье. Нарядные горожане с семьями прогуливались по огромному Владивостоку, по его улицам и бульварам. Пахло морем и цветущей сиренью. На чистом синем небе ни облачка. Только вот на севере курился дымок над сопкой, наверное, военные, что-то жгли на своих складах.
становился все гуще и гуще, превращаясь в клубящуюся тучу, медленно ползущую на город.
Толик грамотно рассчитал направление ветра. А из общего количества бочек с дымовой смесью около восьмидесяти процентов оказались годными.
Флотский военный инженер-химик лейтенант Толик Золотарев не зря грыз гранит науки в стенах училища. Как химик, он в совершенстве овладел и теорией, и практикой по своей специальности. Теперь он бежал вдоль длинной шеренги дымовых шашек с молотком в руке и умело бил по капсюлям пусковых патронов.
Никто и ничто не могли его остановить. В воскресенье на складе остается только дежурный, каковым и являлся Толик.
Отработала последняя шашка, город погрузился в пелену дыма. С высоты сопки Золотареву было видно, что вражеская авиация ни за что не обнаружит с воздуха важные объекты пограничного города.
Толик удовлетворенно пил чай в дежурке, когда рядом с визгом затормозил комендантский УАЗик. Злой татарин – комендант Баязитов со своими нукерами набросились на Толика, быстро освободили его от табельного оружия – пистолета Макарова, связали и потащили в машину.
- Как вы смеете? Хамы!– с выпученными глазами кричал Толик. - Вы за это ответите перед командованием Тихоокеанского флота! Дежурный по химическому складу – лицо неприкосновенное!
Отсидев пять суток на офицерской гауптвахте, Толик продолжил свою складскую службу. А куда его такого самобытного приткнешь, должность- то его на всем флоте самая бесперспективная. Только до старшего лейтенанта и можно дослужиться. И должностной оклад самый маленький.
У Толика отобрали ключи от всего его заведования. Никаких дымшашек, а тем более взрывоопасной регенерации! Он приходил на службу и целый день штудировал Корабельный устав.
- Для чего ты его учишь, Толик?– интересовались сослуживцы.
- Надоели вы мне все, хочу служить на большом корабле или атомной подводной лодке, - сквозь зубы отвечал Толик.
Своих сослуживцев он недолюбливал. Когда по своей гнусной привычке Толик доложил начхиму флота Киселеву, что старший лейтенант Потёмкин на дежурстве пьет шило - разведенный флотский спирт, то на следующий день с удивлением обнаружил себя запертым в подземном бункере среди ящиков с химкомплектами. Кричать и звать было бесполезно – никто не услышит. Сотовые телефоны тогда не существовали. Жене сообщили, что Толик заступил на дежурство, чтобы она не подняла панику. А через сутки его открыли. Толик щёлкал зубами как волк – он был зол и голоден. Перед ним мило извинились.
- Прости, Толик, мы не заметили, что ты был в бункере.
Кстати, Золотарев удивлял своими странностями не только своих сослуживцев, но и собственную жену.
Через полгода службы Толик, подкопив денег, купил в военторге мотоцикл «Урал». Гаража у него не было. Золотарев, недолго думая, затащил его в свою квартиру, отсоединив коляску. Когда его Клава пришла с работы, её супруг разбирал мотоцикл прямо на богатом, дефицитном в то время, ковре.
Клавдия отстояла за ковром в очереди целый день и вбухала в него всю свою зарплату.
- Паразит! Ты, что делаешь? – завизжала с порога супруга.
- А ты, что слепая? - невозмутимо ответил Толик. - Изучаю технику.
Два раза он приходил ко мне, чтобы я ему помог преодолеть сложные ситуации – один раз на береговую базу ракетных катеров, где я служил начхимом, а второй раз через несколько лет в химическую лабораторию.
Его удивительные по наивности просьбы у меня всякий раз вызывали легкое замешательство. Хотя в обоих случаях я ему помог.
- Юра, добудь мне шестнадцать патронов к пистолету. - попросил в первый приход Толик, доставая из пакета бутылку спирта. - Понимаешь, нечаянно расстрелял обе обоймы у «Макарова».
Он знал, что у меня на оружейном складе береговой базы есть хороший знакомый. Там служил мичман Гудыменко, по кличке «Гудок», «малопьющий» (пьет, пьет и все мало) ветеран флота.
- Подробнее, Толик, как это получилось? - заинтересованно спросил я. - Ты что, стоял насмерть на защите родного химсклада? от хунвэйбинов?
- Да, никакого криминала не было, - бесцветным голосом проговорил, Золотарев, - дежурил по складу…, было скучно….
Толик имел дурную привычку делать длительные паузы между словами.
Одним словом выяснилось, что он от скуки изготовил мишень из днища старой железной бочки и хотел проверить себя на меткость – с первой пули попасть в десятку. Первая пуля улетела за «молоко», вторая тоже, третья…
Короче Толик увлекся и не заметил, как расстрелял все патроны, выданные ему на дежурство вместе с пистолетом.
- Чего надо?- спросил Гудок, плотоядно покосившись на бутылку с «шилом». Я рассказал мичману причину прихода.
- Помочь надо человеку, дай ему шестнадцать патронов,- сказал я.
Мичман нырнул в глубину своего склада.
- Хватит? – спросил он у Толика, вернувшись.
Ладони он держал ковшиком. Не меньше пятидесяти штук патронов тускло поблескивали своими латунными бочками.
- Куда мне столько! – удивился Золотарев.
- А хрен тебя знает, может опять станет скучно и захочешь пострелять.
Гудок деловито протер носовым платком три стакана. Достал начатую банку тушенки и пачку галет.
- Я не пью! – поспешно отказался от «шила» Толик.
- Что даже компанию не составишь?- спросил Гудок.
- Нет.
- Знал бы, что ты такой трезвенник – ничего бы тебе не дал, - возмутился мичман.
(«Непьющий» тип) Обычно это – товарищ, активно занимающийся самообманом. В прелюдии застолья он предстает человеком просто несгибаемой воли, кажется, ничто не может заставить его изменить твердо принятое решение.
Старый, обросший ракушками, флотский пьяница не понимал людей, которые не пьют спиртное.
Толик заторопился.
- Ну я побежал, спасибо, вы меня очень выручили, товарищ мичман.
- Беги, беги, лейтенант и больше не приходи, - сердито крикнул Толику вслед Гудыменко.
Вторая и последняя встреча с Толиком у меня произошла в центральной химической лаборатории флота, где я некоторое время служил.
- Юра, помоги списать две тонны дезактивирующего порошка.
- А куда ты его дел? – удивился я.
Толик к тому времени все-таки ушел со склада и служил в химической службе на авианосце «Новороссийск».
- Понимаешь, все ушло на дезактивацию. - печально ответил Золотарев.- Проводил учение по защите от оружия массового поражения и все израсходовал.
- Толик! Сколько же ты его подал в УСВЗ (универсальная система водяной защиты)? Там же надо порошка всего то чуть- чуть!
Толик сокрушенно развел руками.
- Да я приказал морякам рассыпать его еще на взлетной палубе и вокруг корабля на воду, чтобы уничтожить радиоактивные осадки.
- Ты, что? Весь корабельный запас порошка высыпал за борт?
- Ну, да. Командир сказал, что я бестолочь. Иди, говорит, ищи порошок или списывай, как хочешь.
Хорошо, что порошок подходил под списание по сроку хранения. Я написал Толику справку о негодности порошка к использованию и пришлепнул печать.
Извечной проблемой ВМФ СССР было обеспечение базирования боевых кораблей. Погоня за экономией в пользу создания новых кораблей привела к тому, что устаревшая тыловая инфраструктура уже не могла обеспечивать базирование всех прибывавших судов. Так произошло и с на Тихоокеанском флоте.
Корабль был вынужден длительное время находиться на рейде Владивостока и очень быстро полностью выработал ресурсы вооружения, механизмов и оборудования.
- Юра,- таинственно сообщил мне Толик, - меня забирают в Москву в комитет государственной безопасности!
Я подумал, что Толик Золотарев, окончательно повредил себе рассудок.
Но все оказалось правдой. Через много лет я узнал от своих сослуживцев, что он действительно работает в органах, видимо служба в КГБ была его жизненным призванием.
А перед переездом в Москву, Толик отчебучил вот чего.
Начхим Тихоокеанского флота капитан 1 ранга Киселев проводил ежегодные сборы флагманских химиков соединений флота. Был последний день сборов и заканчивался он корабельным учением на авианосце «Новороссийск » по защите от оружия массового поражения.
Киселева не было, офицеры-химики захотели расслабиться. Толик с доброй улыбкой на лице подошел к их группе и предложил сбегать к механикам за спиртом.
- Молодец, Золотарев! – одобрили благое дело старшие коллеги. - Неси «шило», а закуску мы организуем сами.
Толик принёс трехлитровую банку «шила» и вручил бородатому флагманскому химику бригады ракетных катеров Виктору Мишину.
- Пейте на здоровье!
Все дружно выпили по полстакана и закусили. Потом еще разок. Толику не предлагали, потому что все знали что, он не пьет.
Золотарев выждал полчаса, чтобы все созрели, и позвонил начхиму флота.
- Приезжайте, товарищ капитан первого ранга, - тут такое творится, ужас, все флагманские химики перепились, как свиньи! Песни орут в кают-компании, матерятся…
Киселев тут же примчался на уазике и устроил разнос всем за пьянку на боевом корабле. Но Толика он сдал.
- Спасибо, Золотарев, за бдительность, - поблагодарил он Золотарева при всей честной компании. Начхим в душе, как и все, не любил стукачей.
Ну, вы понимаете, каких выражений наслушался Толик за эту беспримерную подлянку после убытия начхима ТОФ.
- А вы не пейте на моем корабле! – возмущенно защищался Толик, - в другой раз неповадно будет.
Вот так! Все ведь правильно. И ответить ветеранам химической службы было нечего молодому борцу за флотскую дисциплину, нашему незабвенному Толику Золотареву. Только, может быть, зубовным скрежетом и уничтожающими взглядами.
