Группа в составе меня, Паши Волкова, Толи Димуры, Валеры Гришина и старшого Анатолия Котляра, вооружившись ножами, верёвками, мешками для будущего мяса, двинулась на ферму. Перед этим, правда, когда получали от старпома задание, кто-то из нас попросил пистолет, чтобы эту задачу быстрее выполнить. Услышав это, старпом ответил: «Может вам ещё пулемёт дать?» После сказанного вопросов больше не последовало. Спустя полчаса прибыли на ферму, нам показали наших бурёнок. Долго совещались, как их довести до места экзекуции. Привязали верёвку за рога, обмотав зад жертвы, потащили её к большому валу, стоящему вблизи фермы, чтобы с его высоты нанести ей удар между рогов. Привели, а вот кто будет бить? Среди нас желающих не нашлось. После долгих уговоров согласился это сделать Анатолий Котляр – сверхсрочник и старший нашей группы. Он залез на валун, держа в руках секач для отбивки мяса и закрыв глаза, нанёс удар по рогам. Наша бурёнка от неожиданности подпрыгнула то ли от боли, то ли от страха, резко мотнула головой, развернулась и галопом побежала к ферме, оставив своих «палачей», лежащими на земле, разбегающимися во все стороны. И всё бы ничего, если бы бурёнка при убегании не оставила следы своего страха на земле, куда при падении угодил Толя Димура в своей кожаной канадке (канадки выдавались во время службы рассказчика всему экипажу от командира до матроса, потом их отобрали и оставили только офицерам, а впоследствии вообще заменили на тряпичные, как и гордость матросов – яловые сапоги – на совковую вечную керзуху).
Смех работающих рядом стройбатовцев, мат подводников долго разносились над сопками Гремихи. Но приказ надо было выполнять. Злость у нас после это была такая, что этих двух коров мы готовы были задавить собственными руками. И снова ферма. На вопросительные взгляды молоденьких доярок мы, опустив глаза объяснили, что вот мол корова оказалась , непонятливая, что надо бы её заменить. Но в ответ услышали: «Морячки, вы или берите, что вам выделили, или топайте в часть». Пришлось снова нашу бурёнку вести на лобное место. По дороге решили, что попросим привести приговор по отношению наших коров работающих стройбатовцев, пообещав им пару бутылок шила (спирта) и хорошей закуски. Возражений от них не последовало. Через несколько минут наши две бурёнки лежали на земле и ждали разделки. Приступая к данной операции, мы и не заметили, как вокруг нас собралось несколько гремитчан с авоськами в руках. А дальше всё пошло как по маслу… они нам водочку, мы им – всё, что было внутри коровок, включая копыта, головы, хвосты. Оставшееся мясо положили в мешки. Решив, что дело сделано, приступили к уничтожению того, что получили по бартеру с жителями Гремихи. Два часа трапезы было достаточны, чтобы один из моих товарищей начал доказывать всем сидящим, что никогда не видел коров, у которых две ноги. Это, наверно, такая северная порода. Прибывший мичман Бересневич после долгих уговоров заставил нас погрузить мешки с добытым мясом для экипажа лодки на плечи, и двинуться к камбузу. На следующий день подводники с удовольствием уничтожали добытое мясо, а мы, сидевшие с ними за столом с больной головой, думали только об одном – как опохмелиться… Через пару дней снова появилось в нашем рационе. Мясного «бунта» не получилось.»
А вот история из области «как моряки бражку варили… «Не знаю как сейчас, но тогда на первых атомных субмаринах спирта (шила) было вдоволь. Им не только протирали приборы КИП(а) и оборудование, но и решали многие вопросы, жизненно важные для корабля. Имея такое драгоценное зелье, матросы умудрялись на лодке, там где жили, делать бражку, благо компонентов для этого было достаточно (сгущёнка, фрукты, шоколад и т.д.). Приближался праздник 7-е ноября. Мы, старослужащие, решили к спирту добавить ещё и бражечки. Происходило это на плавбазе «Ямал» в г. Северодвинск, где недалеко стоял корабль, прибывший туда на ремонт. Задумали, заквасили. Встал вопрос, а куда спрятать фляжку от глаз командиров? Решили поставить в кладовку, где боцман держал всё своё снаряжение (на то время этим хозяйством распоряжался главстаршина БЧ-1 Андрей Ханицкий). Надеялись, что там её никто не найдёт. И вот, за день до праздника, старпом (Геннадий Умрихин) решил проверить состояние кубрика, спросить может, у кого из членов экипажа будут вопросы. Проходя мимо кладовки, он и стоящий возле него доктор Борис Ефремов услышали какой-то странный шум. После открытия, перед ними предстала картина – фляжка и сверху неё вращается с шипением (брага пёрла с неё) винт, которым прижималась крышка.
Старпом был человек с юмором, понимал, кто это сделал и для чего. Решил найти производителей этого напитка, но оригинальным способом. Попросил доктора принести ему касторки. После того как Ефремов принёс, он её (чуть ли не литр) залил во флягу, закрыл и попросил доктора докладывать вечером 7 ноября о всех моряках, которые к нему обратятся с проблемой – расстройства желудка. Прошли праздники, но доктор лодки так и остался без «работы». Никто к нему не обратился. Старпом, предполагая, чьих это рук дело, вызвал к себе главстаршин Андрея Ханицкого, меня, Пашку Волкова, Анатолия Димуру. И задал напрямик вопрос: «Ваша работа с брагой?» Мы отпираться не стали и признались, что это мы, действительно, заквасили в бидоне брагу. И с удовольствием на ноябрьские праздники оприходовали. «Ну и как? Ничего не почувствовали после этого?» – спросил старпом. «Ничего», – кажется ответил Толя Димура. Здесь уж пришло время удивляться Умрихину Г.М. Он поведал нам, что было им добавлено в брагу. Анатолий Димура только и смог ответить: «А я-то думал, почему она так гладко шла, а потом через час мой желудок выдавал странные звуки!» Учитывая «чистосердечное» признание подводников, старпом отпустил нас и вдогонку сказал: «Думал, что подводникам не страшны психологические и физические нагрузки. А вот теперь убедился ещё в одном – их желудкам не страшен никакой коктейль, даже бражка с касторкой!» "Был на К-27 классный замполит, капитан второго ранга Петухов, – вспоминает Григорий, – отличный мужик, для матросов и старшин, как отец родной". Раз в сутки лодка подвсплывала на перископную глубину. Можно было новости по радио послушать. Получить радиограммы от командования, передать короткий зашифрованный доклад – буквально одним импульсом. А потом Петухов проводил политинформацию – по "Каштану", по внутренней связи. А завершал её всегда напоминанием, что курить в отсеках нельзя, это может привести к пожарам. И концовка: передачу подготовил и вёл капитан 2-го ранга Петухов.
А зайдёшь в первый отсек – там дымом . – Ребята, кто курил? – Ну, кто?! Петухов! Фильтры очистки воздуха на лодках были хорошие, но с табачным дымом они не справлялись. А ведь пожар в отсеке –это самое страшное, что есть на подводной лодке. У подводников принято так: если в твоём отсеке авария, пожар, забортная вода поступает, то ты борешься с ней сам. Закрываешь люк на клинкет, блокируешь механизм специальным болтом, чтобы с той стороны не открыли, и борись. И если тебе при этом положено умереть – умри, но не дай погибнуть лодке. Это борьба за живучесть. А если по ту сторону люка, в аварийном отсеке, горит твой друг или брат, сожми сердце и делай то, что положено делать, не пытайся его спасти. В конце концов, кислород в отсеке выгорит, и пожар сам погаснет. А когда читаешь, что выгорело два, три отсека – это значит, что кто-то дрогнул, нарушил суровый закон подводников. Для экстремальных ситуаций в каждом отсеке на каждого подводника есть изолирующие противогазы, которые сами вырабатывают кислород для дыхания. В этих противогазах подводники борются с огнём. На каждого подводника имеются спасательные водолазные костюмы для всплытия с глубины – но, понятно, не с трёхсот метров. В каждом отсеке – неприкосновенный продуктовый набор. Единственный отсек, в котором ничего этого не было, реакторный – рабочее место Григория. Ни противогазы, ни НЗ хранить там нельзя было – очень скоро они стали бы радиоактивными, и осталось бы их только выбросить... Из этого похода моряки вернулись победителями. Это был первый поход советского корабля в режиме полной автономности. И это был мировой рекорд непрерывного пребывания под водой. Увы, сегодня об этом можно узнать даже не из всякого справочника... Возвращение в родной порт стало праздником. Построение на пирсе. Рапорт командующему Северным флотом. Пауза, чтобы помыться и переодеться. А затем застолье, во время которого за накрытыми столами собрались и офицеры, и матросы срочной службы – все вместе. Вместе под одним Богом ходили в море, вместе сели за столы. По принятому у подводников ритуалу к столу подали двух жареных поросят – по одному за каждый месяц плавания. Командиру БЧ-5 голова досталась, по чину, как говорится: командир движения – голова всему. А он на неё смотрит: "И что мне с ней делать?"
Преемственность. На столах вино, под столом водка. Потом отпуск, встреча с родителями, друзьями. Но прежде чем Григорий и его сослуживцы разъехались по отпускам, после первого похода полагалось полежать в госпитале. Сдать анализы. Брали медики и пробы костного мозга из грудины –шрамы от этих проб тоже по сей день украшают грудь Григория Ошаровича. "Они на нас диссертации защищали, –вспоминает Гриша, – но нам-то ничего не говорили: здоров, годен – весь разговор". Недельку полежали – всё, хватит, ребята, пора в строй. Зато и первый отпуск у меня был 97 суток. 45 суток сам отпуск, плюс 27 суток за вредность службы, плюс по 10 суток за каждый месяц в море. Я в Кировоград приехал, а отпуск всё не кончается, меня уже спрашивать начали: "Гриша, может, пока пойдёшь на завод поработать?.." Второй боевой поход атомной подводной лодки К-27, на этот раз в Средиземное море, начался летом 1965 года. В целом проходил он по тому же сценарию, как и первый поход. Только у Гибралтара лодка замерла на глубине в ожидании – кто её "проведёт"? Наконец, пристроившись под какое-то судно, под его прикрытием и под шум его винтов атомоход проскользнул в крепко охраняемый пролив. Войдя в зону учений американского 6-го флота, подлодка всплыла на перископную глубину и провела атаку. Собственно, это была фотоатака, чтобы по возвращении представить командованию отчёт о "потопленном" американском корабле. Сами американцы даже не заметили, что один из кораблей "потоплен". Лодку они засекли только после того, как она всплыла и пришвартовалась у советского крейсера "Михаил Кутузов". Натянули брезент на рубку, на корме и на носу, чтобы было невозможно идентифицировать её силуэт. Едва начало светать, появился американский самолёт-разведчик. Сначала казалось, пройдёт мимо. Но вдруг, начал снижаться. Радисты АПЛ, которые слушали американцев, потом рассказали, что пилоту объявил благодарность сам тогдашний министр обороны США Макнамара за обнаружение в Средиземном море советской атомной подводной лодки. И в течение двух суток американские самолёты, сменяя друг друга, кружили над нами на самых малых высотах. Мы отчётливо видели пилотов. Сидят в спасательных жилетах, улыбаются и снимают нас фото- и кинокамерами. "Очень мне хотелось, – рассказывает Григорий дальше, – посмотреть кино, которое они сняли: можете себе только представить, каким образом мы их "приветствовали" с палубы лодки.
А когда мы начали готовиться к погружению, американцы начали сбрасывать вокруг нас радиобуи с эхолотами, чтобы засечь направление отхода. А с "Михаила Кутузова" спустили катер и начали эти буи вылавливать. Те бросают, наши вылавливают. Несколько буев даже нам подарили. Интересные такие буйки – эхолот, антенна, а внизу два элемента питания, когда вырабатывают ресурс, растворяются в морской воде, и буй просто тонет. Уход лодки дал возможность американцам и нашим поиграть в "кошки–мышки". Американцы несколько раз обнаруживали лодку и садились на хвост. Наши уходили и, в свою очередь, садились на хвост американской лодке. В этой игре испытаниям подверглись не только тактико-технические характеристики корабля, но и боевое мастерство советских подводников. "Правда, однажды во время этих игр, – вспоминает Григорий Раина, – лодка едва не погибла: войдя в воды, на которые не было карт дна, оказалась в опасной близости от банки. То есть только для надводных кораблей это место было банкой, причём совершенно неопасной". Для подлодки это была гора, вырастающая со дна моря. И если бы АПЛ К-27 врезалась в неё на полном ходу, это был бы конец. "Даже если бы кто-то и уцелел в полузатопленных отсеках, нас бы всё равно не нашли и не спасли", – говорит Григорий Раина. Вне своих территориальных вод мы были смертниками: если что, то с концами – сверхсекретная лодка, у нас даже аварийные буи были заварены. В случае аварии они всплывают, обозначают положение лодки и обеспечивают радиосвязь. А я же их и заваривал. Мне ребята ещё говорили: "Ты, Гриша, как из похоронной команды..." Недаром были для нас крылатыми слова: "Только среди подводников существует такое братство: либо все побеждают, либо все погибают".
Григорий Раина, Андрей Ханицкий, Александр Осюков.
“Обдумывая человеческие поступки, я всегда начинаю не с того, чтобы смеяться, скорбеть или порицать, а с того, чтобы понять”.
Спиноза
Елена Андреевна . Сильный холодный ветер-сирокко порывами срывал последнюю листву с готовых к зимнему сну деревьев и пригоршнями бросал в окна вместе с дождевыми каплями. Дождь то монотонно стучал по металлическому карнизу подоконника, навевая тоску и печаль, то вдруг резко под напором ветра бил в стёкла, вызывая страх и заставляя вздрагивать. Вдали шумело море, неприветливое, не ласковое, всё в пене. Поздняя осень обрушилась на южный город. Хотелось плакать. И Елена Андреевна, ещё достаточно стройная, в меру привлекательная, но со следами осени на лице, плакала. Плакала молча, уткнувшись в подушку, лёжа в холодной кровати. Она в который раз оплакивала свою прошедшую молодость, свою неудавшуюся жизнь, своё одиночество. «Все мои беды от того, что я красивая. Сколько было мужчин! Да какие! Казалось, счастье будет вечным. У меня был мужской принцип: «От женщины одно лекарство – другая женщина». Я принимала лекарство в виде молодых красивых мужчин и чувствовала себя прекрасно. Но молодость прошла, красота стала увядать. Мужчины как-то перестали мелькать и даже, можно сказать, исчезли. Сын вырос шалопаем. А я одна. Многих любила, меня многие любили, но время пришло и я одна. Девчонки, страшнее меня в сто раз, все имеют семьи. Хорошие крепкие семьи. Их дети вышли в люди. Мои простенькие подруги со своими корявенькими мужьями счастливы. Они не одиноки. А я? Я, которая была украшением любой компании. Я, на которую засматривались все мужчины. Я выбирала самых красивых мужчин, и они были мои, когда только я захочу. Да, я разбивала семьи. Да, я уводила мужей от никчемных жён, которые не умели любить. А я умела. Я постигла это великое искусство. Не примитивный секс, а .
Блаженство быть вдвоём. Как они меня любили! Но не женились на мне. Те, за которых я бы пошла, не женились. Более того, некоторые возвращались к своим простушкам. Почему?.. Они боялись моей красоты. Я это поняла слишком поздно. Они не были готовы жить со мной. У меня слишком высокая для них планка. Мужчины больше всего на свете любят дома лежать на диване. Как шутливо, но очень верно говорил Жванецкий: «Если мужчина только ест, лежит на диване и смотрит телевизор, значит – ему с вами хорошо!» Мне этого мало. Я люблю украшать общество, люблю «тусоваться». Они не могли из-за лени соответствовать моим требованиям. И они бежали. Я им отдала свою молодость, красоту. А как хорошо было бы прижаться сейчас к одному из них и ощутить тепло человеческого тела в продуваемой насквозь квартире. Уже несколько последних лет мне хочется разделить с любимым человеком и горе, и радость. Я хочу дома после ужина сесть на диван с ногами, прижаться к мужчине и молча смотреть телевизор. Я хочу простого человеческого счастья. Но его нет. Почему? Уж кто-кто, а я-то достойна!» Елена Андреевна разрыдалась. Она не могла остановиться. Несправедливость корёжила её. Всё, что накопилось за годы одиночества, выплеснулось сейчас в эту тёмную, безлунную, осеннюю ночь под страшные завывания ветра. Она долга рыдала. Безутешно. Наконец, рыдания перешли во всхлипывания. Она остановилась. Слёзы очистили её. Ей стало легче. Она успокоилась. Надо просто жить и выполнять свои обязанности. Обессиленная, она уснула крепким сном…
Как хорошо начиналась её жизнь! Её отец, морской офицер, инженер-испытатель, красивый, аккуратный, подтянутый. сидела на нём как влитая. Отец сам подгонял брюки, рубашки, галстуки, он не любил расхлябанных людей. Сам стирал и гладил рубашки. Это его хобби. Он, казалось, в любой момент мог бы взойти на подиум и показать, в каком виде должны ходить моряки. Её отец излучал обаяние, с ним приятно было общаться. Он приучил её к чистоте и своим примером передал Елене любовь к одежде и внешнему виду. Мать души не чаяла в своей дочке. Она с детских лет говорила ей, что её Леночка самая красивая девочка во дворе, в детском саду, в школе, в городе. Эти семена очень бурно проросли в душе Елены - Прекрасной. Одевалась она изыскано. Следила за собой во всём, у неё на лице никогда не было печали, тяжёлой работы мысли. Она всегда была приветлива, улыбчива, что очень импонировало мужчинам. Когда она шла своей красивой королевской походкой, на неё нельзя было не оглянуться. Как щедро природа одарила её блестящими женскими достоинствами! Она рано вышла замуж, не задумываясь. За парня с гитарой. Это была ошибка. Но, когда тут же родился ребёнок, уже было поздно что-либо менять. Нет профессии, нет специальности. Нет денег. Да и тот, в брюках с гитарой, куда-то исчез. Осталась просто красивая молодая женщина с ребёнком. Хорошо хоть родители, убывая в другой город к новому месту службы отца, оставили ей квартиру. Отец умно настоял, чтобы она «пошла» служить на флот. В береговую морскую испытательную часть. Сначала матросом. Тогда это был самый правильный путь получить военную специальность и довольно приличное денежное содержание. Да, и на пенсию можно будет пойти через двадцать лет. Она впервые послушалась отца и её жизнь круто изменилась… Её направили служить на радиотехнический полигон. Она, самая красивая и обаятельная, оказалась в мужском коллективе. Как говорится, бросили в реку!
Сначала у неё возник маленький роман, лучше сказать романчик, с одним офицером среднего звена из своего отдела. Он помог ей постичь военную профессию, и она сдала все зачёты на «отлично». Но она его быстро «отшила», потому что стала заглядываться на самого командира части. Она решительно воспользовалась мужским принципом: «Любить, так королеву!» Как она поняла, наведя справки у женского персонала своей воинской части, сорокапятилетний приятной внешности командир на службе неподкупен. Некоторые женщины пытались приручить его к себе – безрезультатно. Женские чары не действуют. Мужик – кремень! Елена-Прекрасная поставила себе задачу – «забросить на него лассо». Чем труднее задача, тем приятнее будет победа. Она помнила мудрые слова Бриджит Бордо: «Не пойму, почему некоторые женщины стесняются раздеться перед доктором. Ведь он такой же мужчина, как все». Елена простодушно считала, что командир такой же мужчина, как все. Елена Андреевна к тому времени уже стала опытной женщиной, видимо, опыт хранился где-то на генном уровне. Возможно, в прошлой жизни она была одалиской или жрицей в древнегреческом храме. Конечно, никаких учебников она не листала, но жизнь ставила эротические задачи и откуда-то из подсознания она находила единственно правильные и коварные решения. Первое, что она поняла, не надо торопиться сдаваться. «Умей ждать!» Всё должно идти как бы естественно. Не спеша. Выдержать паузу, чтобы командир превратился в бычка с красными глазами. Скоро такая возможность представилась. Комиссия во главе с командиром прибыла в отдел для приёма курсовой задачи: «Готовность отдела проводить испытания». Елена Андреевна подготовилась. Флотская кремовая рубашка на её груди трещала. Для таких целей у неё имелся, приобретённый по случаю, французский бюстгальтер. Он был на два размера меньше, но очень сексуально подчёркивал «невероятные женские прелести». Кроме того, она умело переработала форменную юбку. И теперь как бы она ни села, закинув ногу на ногу, нельзя было оторвать глаз от её красивых бёдер. Искусство высшей пробы! Когда высокая комиссия вошла, все члены уставились на Лену. Когда она села, вся комиссия, заворожённая неземной картиной Рембрандта, разместилась вокруг неё. Елена Андреевна царила, не хватало только позолоченной рамки. Остальные двадцать человек в отделе не знали, что им делать. На них никто не обращал внимания. Лене задали несколько вопросов по её специальности, она удачно показала глубокие знания. Флагманский химик, похожий на преуспевающего футболиста из класса Б, как бы на посошок спросил про отравляющие вещества: «Что такое табун, зарин, заман?» И вся комиссия попалась в ловушку, подготовленную «дочерью коварного Талейрана». Из всего огромного курса «Защиты от оружия массового поражения» со слов отца Лена с детства знала только одно, что такое табун, зарин, заман. И она с потрясающим опломбом, глядя прямо в глаза командира, в которых уже начинали играть чёртики, чётко ответила: «Это этиловый эфир метилфторфосфиновой кислоты». Все, находящиеся в отделе, открыли рты. И комиссия, и сотрудники отдела, и начальник отдела. Никто этого не знал, а новичок матрос Лена знала! Командир сглотнул слюну и прохрипел: «Всё! Пошли отсюда. Всему отделу отличная оценка. Начальнику отдела объявляю благодарность! Вот так надо готовить отделы в сдаче курсовых задач». Все члены комиссии, уходя, смотрели только на Елену-Великую. Флагманский химик даже не вписался в дверь. Успех был полный! Лена стала в отделе национальным героем, и в дальнейшем ей многое прощалось. «Она у нас такая!» Командир страдал. Елена Андреевна произвела на него сильное впечатление, не только внешностью, но и глубиной своего ума. Как он сам говорил, ему понравился её мозг. Борис Михайлович, не понимая, что с ним происходит, подошёл к опасному возрасту, когда «».
Он, вопреки своей обычной осторожности, тоже поставил задачу познакомиться поближе с красивым матросом. Это не дело, что он её раньше не замечал! Он придумал. Как специалист по защите от оружия массового поражения матрос Елена была внезапно включена в состав комиссии, (штатный член комиссии заболел) и поедет сегодня в подчинённую воинскую часть на берегу моря, в сорока километрах от города, возле поселка Солнечная Долина. В выделенном микроавтобусе мест всем, как бы случайно, не хватило, и командир пригласил Елену в свою «Волгу». Полчаса поездки было достаточно, чтобы командир, надышавшись её французских ароматов, «закусил удила». Комиссия в темпе провела свою работу. Командир на удивление быстро провёл разбор. Оценки были поставлены высокие. Члены комиссии остались обедать, предвкушая продегустировать элитное вино «Чёрный доктор». Командир сказал, что очень занят, и что, если Елена Андреевна не возражает, он по пути отвезёт её домой. Комиссии не терпелось начать «коммунистический обед» (т.е. бесплатный), поэтому на «пасьянс» командира они не обратили внимания, даже поддержали его. Втолкнули Лену в машину и побежали в кают-компанию, где уже что-то булькало и позвякивало… Развязка приближалась. Тем лучше. Елена была начеку. Только не вспыхнуть раньше времени. Всё, что происходило, ей страшно нравилось. Адреналин будоражил кровь. Вот он азарт охотника. А «зверь-то» какой! Дух захватывает… Командир приказал водителю свернуть на пустынный дикий пляж. Тихий тёплый осенний день. Бархатный сезон. На море почти штиль. В Хрустальной бухте никого. Борис Михайлович вежливо и тактично пригласил Елену искупаться и погреться на горячем песке, пока водитель съездит на обед в воинскую часть и вернётся. Матрос-шофер быстро расстелил махровую простынь, вытащил пакеты с бутербродами и фруктами и укатил. Командир мгновенно разделся. Елена Андреевна с любопытством рассмотрела его. Он оказался стройным подтянутым спортивного склада мужчиной. Ей нравились такие. Она сбросила туфли и, верная правилу номер один, не торопила события. Она контролировала обстановку. Пока. Она сняла галстук и расстегнула несколько пуговиц форменный кремовой рубашки. Шея и верхняя часть груди красиво обнажились. Борис Михайлович испуганно замер, он не мог оторвать от неё глаз. Вот-вот откроется неземная красота Афродиты и Венеры, вместе взятая. Она, коварная, всё видела. Это её возбуждало. Елена, не спеша, расстегнула и лёгким движением ног сбросила юбку. Молочно-белые бёдра, чуть-чуть тронутые загаром, ослепили еле сдерживающего стон мужчину, лежащего возле её ног. Елена считала, белая женщина должна быть белой. Она знала пагубную роль загара и избегала его. Кроме того, она считала, что излишний загар притупляет чувственность. К удивлению Бориса Михайловича Елена оказалась в красных трусиках, резко контрастирующих на фоне белого тела. Женщина в деталях постигла науку обольщения! Не снимая полностью расстёгнутой рубашки, в невероятно сексуальной позе, она подняла руки и начала завязывать ленточкой волосы, чтобы не растрепались. Борис Михайлович в эти минуты понял, что такое жариться в преисподней на сковородке. Он уже не мог совладать со своей плотью. Елена-Премудрая и Великая, трижды Коварная, сделала какое-то движение и оказалась без рубашки и …без лифчика. Невинно скосив глаза, скромно сказала: «У меня же нет купальника». И тут же сбросила трусики. Капкан захлопнулся! Борис Михайлович, волевой энергичный командир, теряя сознание, находясь в нирване, в трансе, почувствовал, как она взяла его за руку, и они вошли в море. Потом он вошёл в неё… А черноморские волны ласково шуршали, набегая на берег и пряча голову в песок после всего, что им пришлось увидеть, пока они блуждали над бесстыдной пучиной …
Через год Елену Андреевну командир направил на учебу в школу мичманов. Ещё через год она была назначена на самостоятельную должность начальника отделения. Материальное положение её стабилизировалось. Как ей завидовали многие женщины в воинской части. Они её красиво называли – «приближенная к командиру». А Борис Михайлович потерял голову. Последняя любовь – самая сильная. Встречался с Леной дважды в неделю, иногда трижды. Иногда каждый день. Благословил её на развод с непутёвым мужем. Елена добилась развода. Обещал и даже хотел жениться. Казалось, вот она птица счастья, в руках. Однако, так устроена жизнь, что после белой полосы, всегда идёт чёрная. Дальше у неё пошли неприятности. Борис Михайлович слёг с инфарктом. (Все, кто знал тонкости, говорили: «Надорвался мужик»). Жена оказалась у него очень умная женщина. Сама врач. Вытащила мужа из болезни. Сказав сакраментальную фразу: «Борис, ты не прав», - развода не дала. И вообще, не придала особого значения его загулу. По крайней мере, внешне. После госпиталя Борис Михайлович затих, а тут подошло время увольняться в запас. «Финита ля комедия»… Елена Андреевна очень страдала. Крах всем её планам. Но вот прибыл новый командир, и она загорелась: «Чем ночь темней, тем ярче звёзды». Борьба обещала быть трудной. Ей нравился сам процесс достижения цели. В ней проснулся, на время затихший, азарт охотника. Вновь вспыхнул талант Женщины-Искусительницы. В каждой женщине он есть от природы, но у Елены Андреевны он был доведён до блистательных высот. Через полгода Владимир Владимирович, так звали нового командира, уже блаженствовал в квартире Елены-Прекрасной. Подпольно. До женитьбы дело не дошло. Через несколько лет их близкой дружбы Владимира Владимировича перевели с повышением на другое место службы. Опять крах…
Пришёл третий командир. Молодой офицер, она для него была уже не первой свежести. Правда, она сделала попытку, но получила грубый отказ. Как ни странно, новый командир очень любил лошадей. У него даже была своя живая лошадь где-то за городом. Наверно, поэтому он не обратил пристального внимания на Елену-Премудрую. Ей было обидно и жаль. «Меня на лошадь променял!» Пришлось вернуться к морякам рангом пониже. Тоже неплохо, но перспективы уже не те. Да и силы на исходе. Растрачены в тяжёлых боях…
Прошли годы. Оглядываясь на прожитую жизнь. Елена Андреевна часто задаёт себе есенинский вопрос: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?..» Ей многие часто завидовали. А счастья, простого женского счастья, она так и не видела. Недаром в народе говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой!»
А какое оно ? Кто знает? И как надо прожить жизнь, чтоб быть счастливой? Вот и плачет Елена Андреевна потихоньку в подушку. Если бы можно было прожить жизнь заново! Душа болит. Жизнь заканчивается. Одиночество страшит. А что впереди?..
Октябрь 2009 года.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
