Нашей головной подводной лодке РПКСН К-137 в ноябре 1968 года после устранения построечных недостатков и отработки всех задач курса боевой подготовки, была запланирована боевая служба.
Поскольку это был первый опыт для ракетных лодок второго поколения, то к предстоящему походу внимания, а в основном контроля, уделялось предостаточно. В основном в виде суеты, создаваемой штабными. В этой связи, с подобной штабной «деятельностью», мне вспоминается досадливая фраза поручика Ржевского из бессмертного фильма «»:
Опять штабной!
- Прислали б водки лучше...
Видимо, исстари не любили в войсках штабных:
Наконец, все виды приготовлений, погрузок ракетного и торпедного боезапаса, пополнения продовольствием, ГСМ и прочим имуществом были закончены, необходимая боевая документация получена, приняты доклады от командиров боевых частей о готовности к боевой службе, в свою очередь я доложил о готовности командиру дивизии контр-адмиралу Виктору Владимировичу Юшкову. От него я узнал, что старшим на борту пойдет командир нашей эскадры В.Г.Кичев.
Я всегда понимал вопрос о назначении «старшего на борту», как назначение учителя, наставника что ли, т.е. человека, который в силу своего профессионального опыта может тебе подсказать правильный маневр, оптимальный вариант действий в аварийной или другой сложной обстановке, в конце концов он должен быть кем-то вроде морфлотовского капитан-наставника. В этом аспекте безусловно лучшей кандидатурой был бы, конечно, Юшков. Если Кичеву не приходилось командовать атомными лодками, и руководил он их боевой подготовкой исключительно волевым партийно-хозяйственным словом, то Виктор Владимирович уже около десятка лет управлял атомоходами и их соединениями в различных качествах. Он в прошлом был командиром атомного ракетоносца «К-33» сдачи 1960 года. Словом, у Юшкова было чему поучиться.
Юшков Виктор Владимирович. - .
Ноябрьской штормовой ночью вышли в море. По замыслу штаба флота, мы должны были следовать до точки погружения в охранении противолодочных кораблей бригады охраны водного района. Корабли встретили нас при выходе из губы Сайда в Кольский залив. Ветер северо-восточный силой 12-14 метров в секунду. Пока нас прикрывали мысы и острова, все было в плановом порядке — произвели опознавание с кораблями эскорта, которые оказались малыми противолодочными кораблями, выяснили их позывные, от них же узнали тип ордера и пошли на выход из Кольского залива. Вот тут-то и развернулись основные события.
Должен сказать, что норд-остовая штормовая волна на куске Баренцева моря от острова Кильдин до мыса Ретинского, вследствие сужения берегов наподобие воронки, а также из-за встречи с волнами, отраженными береговой чертой, создает толчею, изменяет конфигурацию волны, рождает обилие пены, которая срывается штормовым ветром с гребней волн, и, образуя водяную пыль и брызги, существенно ограничивает видимость. Я думаю, что в «Шкалу силы ветра» контр-адмирала Бофорта следовало бы добавить еще одно определение - «злой шторм».
Злой шторм раскидал наш идеально нарисованный штабом противолодочный ордер ко всем чертям. Огней «охранявших» нас МПК ни я ни кто бы то ни было из находящихся на мостике не видел. На экране радиолокации от штормовой волны сплошная засветка. Связь на ультракоротких волнах идет прерывисто - не разобрать даже отдельных, настойчиво повторяемых слов. Какой медный лоб придумал это эскортирование ночью при штормовой погоде?! Безголовая штабная затея «игры в войну» обходится нам, водоплавающим, в лучшем случае преждевременной сединой, в худшем - авариями и человеческими жертвами.
.
Однако сквозь мглу и брызги вижу проблеск едва видимого белого огонька. Ага, думаю, наверное, один из МПК подошел поближе, чтобы выйти на УКВ-связь. Взяли пеленг на огонек. Почти по носу, 3~4 градуса левого борта. В следующую минуту из кромешной тьмы и водяной круговерти вываливается судно. Дистанция около 5~6 кабельтовых. Вижу топовый огонь. Отчетливо вижу красный - левый отличительный и как-то отсветом зеленый - правый. Значит судно идет чуть левым бортом. Отвернуть вправо не могу - уж больно малы курсовые углы, его и мой. Есть опасность подставить под удар корму. Не раздумывая командую в центральный (т.е. нажимаю тангенту микрофон-динамика и ору):
- Обе турбины самый полный назад!
Дав задний ход, попытаюсь перекладкой руля вправо на полный угол и работая правой турбиной маневренно при том, что левая будет постоянно работать самым полным назад, подать корму вправо и уйти от столкновения. Наконец-то лодка приобрела ход назад, значит, если и будет столкновение, то оно будет скользящим. Даю на встречное судно сигнальную ракету и вижу, что оно понемногу замедляет ход. Руль право на борту, теперь можно помочь отвороту и турбиной. Снижаю обороты правой турбине, корма медленно катится вправо, потом все резвей и резвей... Разошлись левыми бортами.
В одном я ошибся: он не замедлял хода. Просто лодка на все увеличивающемся заднем ходу уравняла скорости. Или почти уравняла. Когда я уклонился от столкновения, он «просквозил» мимо нас, не сбавляя хода. Ведь ночью, идя со всеми положенными огнями, подводная лодка, сколь велика она ни будь по водоизмещению, на носовых и траверзных курсовых углах (пока не станет видимым гакабортный огонь) создает у встречных судоводителей впечатление небольшого пароходика, т.к. конструктивно ее ходовые огни расположены на ограждении рубки почти рядом и только гакабортный - на кормовом стабилизаторе достаточно далеко от всех остальных.
Лег на курс в точку погружения. Кораблей сопровождения мы больше не видели и не слышали.
Хочу вернуться к вопросу о планировании. Ну скажите, в чем была необходимость корабельного обеспечения, так называемой «охраны» в эту штормовую ночь? Или это косная привычка к типовым схемам плюс незнание гидрометеообстановки, или элементарная глупость как планировщика, так и утверждающего.
Недавно я прочитал последнюю работу Константина Михайловича Симонова — «». Книга вышла уже после кончины великого писателя. Составитель ее Л.И.Лазарев.
Симонов рассказывает там о своих встречах со Сталиным, о беседах с видными деятелями и военачальниками о Сталине. Вот только один эпизод из беседы писателя с адмиралом флота Советского Союза Иваном Степановичем Исаковым:
«Это было в 1933 году после проводки первого маленького каравана военных судов через Беломорско-Балтийский канал (речь идет о создании Северного флота. В.Б.). В Сороках, когда прошли канал, был небольшой митинг..., все речи были очень и даже чересчур пламенны, говорили, что мы теперь здесь встали по воле Сталина и отсюда никуда не уйдем, что море наше, что мы завоюем Север, что мы разобьем здесь любого врага, и т.д. И вот после всех этих речей Сталин, как бы нехотя, взял слово и сказал:
- Что тут говорили: возьмем, победим, завоюем... Война, война... Это еще неизвестно, когда будет война. Когда будет - тогда будет! Это Север!.. - и еще раз повторил: - Это Север, его надо знать, надо изучить, освоить, привыкнуть к нему, овладеть им, а потом говорить все остальное.
- Мне тоже понравилось это тогда, - говорит Исаков, - понравилось серьезное глубокое отношение к сложному вопросу, с которым мы тогда только еще начинали иметь дело».
И я спрашиваю себя - будем ли мы, черт возьми, слушать, читать, воспринимать, впитывать то, что говорят нам и на что указывают Великие? Или только будем тупо и безынициативно существовать на Севере, оставляя на завтра, «изучение», «освоение», «знание» и «овладение».
Мой друг и соавтор, кандидат военно-морских наук, преподаватель Военно-Морской академии Игорь Алексеевич Тишинский.
Глава XII. ПОДЛИННЫЕ ИСТОРИИ ОТ КАПИТАНА ПЕРВОГО РАНГА ТИШИНСКОГО
Рассказанные им самим во время пенсионного сидения в деревне Гряды
В 1964-м году я заканчивал Высшие ордена Ленина специальные офицерские классы. Это в Ленинграде, на Охте. И вот, при распределении вызывают всех в отдел кадров. В основном, говорят, назначение будет в распоряжение командующих флотами: Северного, Черноморского и т.д. Подошла моя очередь, я иду. Мне говорят:
- Ну, с Вами, товарищ Тишинский, все ясно. Вы назначены старпомом на новую атомную ракетную лодку.
Я этого не ожидал совершенно. Стою с раскрытым ртом. Потом решил спросить:
- А кто командир?
- Командир у Вас хороший и известный Березовский Вадим Леонидович. Так что будете служить с ним.
Я вышел. В классе спрашивают, куда попал? Я не стал говорить даже. Мой близкий товарищ Эрик Ковалев учился в соседней группе, а я знал, что он был старпомом на «К-40» у Березовского, поэтому где-то в перерыве я поймал его, говорю:
- Вот меня назначают к Березовскому.
- Ну что ж, это достойно и хорошо, но смотри, не так-то просто служить, нужно работать.
Эрик Александрович Ковалев. Старпом на ПЛ "К-40" (1962-1963), "К-19" (1964-1965) (архив Э.А.Ковалева)
И вот с тех пор началась наша, вначале заочная, а потом и очная служба. Я был помощником до классов, поэтому плохо представлял Березовского близко. Стал вспоминать. Ага, такой остроносенький (? -В.Б.), не очень высокого роста. А потом так получилось, что я уже после отпуска добирался в Западную Лицу и на палубе рейсового встретил Вас. Ну, я подошел к Вам, сказал о том, что назначен старпомом. Вы сказали, что завтра, мол, доложите. И началась наша совместная служба, началось сколачивание экипажа.
Классик наш сказал, что всем, что в нем есть хорошего, он обязан книгам. Я с этим не согласен. Хорошо, когда воспитывают на книгах Каверина, Аркадия Гайдара. Так вот. Горький говорил одно, а мое убеждение относительно себя такое: во мне книги не могли сделать много хорошего, потому, что в основном грифованные были, секретные. А вот общение с людьми, общение в коллективе, экипаже... Вот здесь обогащаешься, здесь всем, что во мне есть хорошего, я обязан нашим флотским традициям, экипажу, вообще воинскому коллективу. В том числе и общению с Вами, дорогой мой командир.
Помните, как Вы решили вопрос с матросом Минкиным? Мы тогда стояли на якоре где-то у Кузреки. Этот Минкин ночью выходит наверх, а я стою на мостике. Он смотрит на берег. Я спрашиваю:
- Чего загрустил?
- Да вот, мой дом там. Огонь горит в .
- Да ты что!
Наутро, когда я доложил об этом Вам, Вы принимаете решение. У нас уже контрольный выход тогда был. Должны были после этого на Север идти.
- Отправить его с отпускным на 10 суток, и пусть оттуда едет в Гаджиево. Поговори с его ближайшими начальниками - если все нормально, с богом.
Я-то думал на денек его туда отпустить. С тех пор я стал более внимательно присматриваться, прислушиваться к действиям командира. Для науки.
***
Помню, были и хорошие и тяжелые дни испытаний и летние светлые ночи на Белом море. Обычно ночью я был на мостике, когда ничего сложного не было. Выходил иногда то Петелин, то Ковалев. С Петелиным разговоров много было. Хороший он был человек... Я ему, наверно, глупый вопрос задал:
- Товарищ вице-адмирал, какие-то обязанности конкретные есть у Вас как заместителя командующего флотом?
- Получать фитили, - говорит, - потому что меня посылает командующий туда, где решить вопросы невозможно. Такие вот обязанности.
Он рассказывал мне такую историю: «Шли мы на Север по Мариинской системе. Нам сказали, что имущество и запасы надо выгрузить так, чтобы осадка была 4,5 метра, но все равно 7 тонн соляра мы не откачали. Взяли запас. И эти 7 тонн солярки нас подвели - мы сели на мель. Выливать ее в канал - преступление. Оказались в таком дурацком положении. Собрал я офицеров.
- Предложения есть?
- Есть - можно оказать помощь колхозу. Послали гонца в ближайшую деревню. Председатель приехал, а ему соляр позарез нужен:
- Сейчас, - говорит, - подгоним кое-какие бадьи, ведра, бочки и откачаем. Как я с вами рассчитываться-то буду? Может, поросяток... Там еще чего-нибудь...
Я только хотел сказать, что ничего, мол, не нужно, а комиссар говорит: «Давайте дальше я». Так вот потом, когда мы с мели снялись, всю оставшуюся дорогу у нас были чудесные отбивные.
И тут как раз на мостик выходит наш старшина команды снабжения мичман-сверхсрочник Илья Чернощеков и говорит:
- Есть . Разрешите я принесу?
- Конечно, неси ее сюда - говорит Петелин.
Вот я понял по разговору, что он со мной разговаривал не как старший с младшим по званию, а как-то по-отечески, просто и от души.
***
Продолжение следует
