А во время очередной аварии в этом плавании, когда в реакторном отсеке давлением подорвало крышку среднего парогенератора и концентрация радиоактивных газов в пять раз превысила норму, лодку спасали старший лейтенант Влад Домбровский и спецтрюмные Осюков и Гриша Раина. Лёжа на асбестовых матах на раскалённом до 250 градусов железе, они осторожно затянули на шпильках более полусотни гаек, контролируя каждый шаг резьбы микрометром. Это был последний поход Григория. В марте 1966 года ему торжественно вручили самую престижную среди моряков боевую медаль Ушакова. А осенью этого же года он демобилизовался. Нашёл я Гришу спустя 41 год. Сегодня мы часто встречаемся, практически ежедневно перезваниваемся друг с другом. Гриша говорит сегодня, что если бы он начал жизнь сначала, то снова пошёл бы служить на К-27. Нет, эти слова не кажутся странными. Это было время молодости и не показного героизма. В память о нём хранит он и свои боевые награды. Такова судьба подводника-спецтрюмного АПЛ К-27, паренька со степного края Кировоградщины – Раины Григория Ошаровича.
Глава 18. КОМАНДА ТУРБОГЕНЕРАТОРЩИКОВ
Было бы несправедливо с моей стороны, если бы в настоящей книге я не коснулся команды, в которой мне пришлось служить. Не рассказать о ней и о тех моих сослуживцах, которые служили до меня, вместе со мной и после меня. Это моряки-подводники команды турбогенераторщиков. Команда, которая в то время среди первых атомных субмарин была первая в своём наименовании, в специальности, которую мы получили, именно на корабле, так как в учебке учили на турбинистов. Да и пятый отсек, в котором несли службу турбогенераторщики, назывался – турбогенераторный. На других лодках их не было.
Подводники 2-го дивизиона БЧ-5 АПЛ К-27. 1964 г. 1-й ряд: Димура, Тимофеев, Хутченко. 2-й ряд: Шеклов, Соловьев, Егоров, капитан 3 ранга Зубков, Ламцов, Гусев, Шабалин. 3-й ряд: Корольков, Удовик, Давиденко, капитан-лейтенант Нечипуренко, Анищенко, Проскурин, Миронюк, Строкач. 4-й ряд: Михайлевич, Еременко, Лещинский, Куцев, Тюкин. 1963 г. (из архива Ламцова). Команда входила во 2-й дивизион 5-ой боевой части. Кроме нас в электротехнический дивизион входили электрики. Первым турбогенераторщиком и старшиной команды был мичман Ламцов Владимир Михайлович. Вот как вспоминает те далёкие времена сам Владимир Михайлович: «Родился я в 1937 году. В 1956 году окончил школу, потом химико-технологический техникум. В сентябре 1956 года меня призвали в Армию. Попал на подводный флот. После окончания учебного отряда в Кронштадте в 1957 году меня направили на Северный флот. Служил на дизельной лодке Б-75, а в марте 1958-го вызвали в г. Обнинск на учёбу. Там меня зачислили в экипаж атомной подводной лодки К-27 (которой ещё не было) и назначили старшиной команды турбогенераторщиков. В конце года я заключил контракт на сверхсрочную службу. Кроме меня в команде были Смолик Иван Сергеевич, Анатолий Дьячков (он стал старшиной команды во втором экипаже после его создания). Они уволились в 1963 году. Вместо них пришли Леонид Тюкин, Анатолий Димура, Анатолий Чернышук. С этими ребятами ходил в Атлантику. А в ноябре 1964 года я демобилизовался, передав дела команды Леониду Тюкину.»
Мне не пришлось служить с мичманом Владимиром Ламцовым, главстаршиной Леонидом Тюкиным. Но об их хороших делах, как высококвалифицированных спецов, я и мои товарищи по команде были наслышаны. Жизнь на корабле продолжалась. Менялись люди. Вместо ушедших приходили новые. Мне и Володе Газину пришлось несколько месяцев прослужить с нашими отличными наставниками, которых мы пришли сменить и которые учили нас специальности, передавали свой опыт. Это Анатолий Димура, Анатолий Чернышук, Николай Сманцер, Иван Пыдорашко, командир 2-го дивизиона Виталий Ничипуренко, которого вскоре сменил Иван Спиридонов. Вскоре они ушли, а команду турбогенераторщиков возглавил мичман Иван Фёдорович Немченко. Команда в составе Немченко, Сманцера, Пыдорашко, Газина, Ивана Панченко, автора этих строк и прибывшего в 1967 году Александра Миняева, активно готовилась к своему третьему походу. С нами вахту в отсеке постоянно несли, участвовали в различных работах наши коллеги по 2-му дивизиону – электрики. Мои одногодки: Зинон Митрофанов, Николай Мельник, Виктор Котельников, Николай Осянин, старшие сослуживцы: Анатолий Брехунец, Залетов, Коновалов, Охлюев и другие. Хотелось бы вспомнить и трёх замечательных ветеранов войны подводного флота – мичманов Головко Николая Андреевича (старшину команды трюмных), Голубкова Александра Константиновича (старшину команды электриков) и Хренова Николая Ивановича (старшину команды радиометристов). Все они одного года рождения – 1927-го. За плечами годы службы на дизельных лодках, участие в Великой Отечественной Войне. Первые двое постоянно находились в пятом отсеке, хотя их хозяйство было и в других отсеках корабля. Моряки-подводники любовно вне службы и между собой называли "студентом" – Хренова, "комаром" – Голубкова и "перуном" – Головко. Такие клички им дали моряки при просмотре одного художественного фильма (о "лесных братьях" в послевоенной Прибалтике) в 1964 году, когда эти трое уважаемых подводника пришли на К-27. Дожил до сегодняшнего дня только один – мичман Головко Николай Андреевич. Два его побратима ушли из жизни несколько лет тому назад.
И. Пыдорашко, Н.Сманцер, В.Квашин.
В 1967 году осенью ушел в связи с окончанием службы Николай Иванович Сманцер, участник боевого похода в Средиземное море. После долгих лет поисков я его нашёл в Москве. В 2000 годах несколько раз встречались. Женат. Взрослый сын, внуки. Недавно, перед написанием книги, узнал, что Николай перенёс инфаркт в свои 65 лет. Оставшимся членам команды пришлось пройти через ядерную аварию, лечение и осенью 1968 года демобилизоваться. Ушли в том году Иван Пыдорашко, Володя Газин и я. В 1970 году – наш старшина команды Иван Фёдорович Немченко. Через годы я узнал, что он покончил с собой. Что же заставило этого мужественного человека так поступить – неизвестно. Дослуживать ещё около года осталось Александру Миняеву. С первыми ребятами общение не прекращалось все эти годы. А вот Сашу Миняева я нашёл только спустя десятилетия в далёкой Мордовии. Получил от него письмо, которое мне и захотелось привести в данной главе, ибо там речь идёт о нашем прошлом, о наших сослуживцах. Александр Фёдорович Миняев пишет: «Прошло более 30 лет, как мы с тобой расстались, дорогой дружок. Думаю, тебе будет интересно, что было после ухода тебя, Володи Газина, Вани Пыдорашко. Меня и многих ребят отправили в ноябре 1968 года на обследование в Ленинград. Находились мы там до февраля 1969 года. После этого многих из годков комиссовали, это Валеру Погодина (Валерий Погодин умер в 27 лет от рака печени – авт.), Женю Уланова, Володю Видякина, Володю Волошина. У них обнаружили очень высокое давление, другие отклонения в организме. Меня, Саню Рыжова, Хайдара Шакирова, Артура Гафнера, Сашу Жданова и ещё с десяток человек – списали на берег, и последние шесть месяцев я дослуживал на береговой базе, на продовольственном складе, где главным был наш мичман с лодки Сергеевич (Николай Никифорович – кок АПЛ. Ныне покойный – авт.). О себе. Здоровье плохое. В свои 47 лет не выхожу с больницы. Лежу месяцами. Посылали на ВТЭК, но я отказался, надо ещё поддержать сына, да и как потом жить на пенсию? Вот вкратце о себе. У меня двое детей: сын и дочка. Дочь замужем, а сын служит сегодня в ВМФ в Ленинграде. До свидания. С ув. Александр Миняев.»
Александр Федорович Миняев
Сегодня Александр Фёдорович Миняев на пенсии, инвалид 2-й группы. Является членом Всероссийского комитета ветеранов подразделений особого риска. Получает неплохую пенсию. Вот только здоровье неважное. В Полтавской области в г. Кременчуг проживает Иван Пыдорашко. После демобилизации устроился на нефтеперерабатывающий завод, на котором и проработал до самой пенсии. Вырастил с женой двух сыновей. Растут внуки. Но годы службы дают знать о себе. Стал инвалидом 3-й группы. Имеет статус инвалида войны. В городе Донецке живёт Володя Газин. За плечами десятилетия работы под землёй – проходчиком. Награждён тремя орденами Шахтерской Славы, орденами Трудовой Славы. Сегодня, находясь на пенсии, продолжает работать начальником участка шахты. Вырастили с женой Валентиной дочь. Растёт внучка Катюша. Имеет статус чернобыльца-ликвидатора 2-й категории Иван Панченко, который проживает в Донецкой области, очень болеет. После нас старшиной команды были мичманы Михаил Лысенко, Анатолий Подгорный, Николай Мойстус. Старшины срочной службы – Николай Новоселя, Александр Полуэктов.
Михаил Корнеевич Лысенко сегодня проживает с женой в Ленинградской области. Инвалид. Дочь живёт в Гремихе. Николай Мойстус после демобилизации проживал с семьёй в Мурманске. Скончался в 50 лет. Любил рыбалку и охоту, был компанейским парнем, которого уважали офицеры, мичманы и матросы. Писал стихи. К сожалению, по остальным членам команды не располагаю данными, но, надеюсь, они живы и здоровы. Не могу назвать тех членов команды турбогенераторщиков, которые служили в конце 1980-х годов. Вот на этой ноте я бы и хотел закончить рассказ о членах своей команды турбогенераторщиков, в которой имел честь служить.
Турбогенераторщик В.Мазуренко. 1965 г.
Глава 19. МИЧМАН ФЛОТА СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Всегда душой вас помним, ветераны! Кто жив, и тех, в пучине кто морской!
О мичмане ГОЛОВКО НИКОЛАЕ АНДРЕЕВИЧЕ можно рассказывать долго и есть о чём. 25 лет на подводном флоте. Не одно поколение подводных лодок сменилось за время службы мичмана Головко. Заканчивал на атомной, а начинал на "Щуке". Тот, кто хоть немного знаком с историей войны на морях с немецко-фашистским флотом, в обязательном порядке знает этот класс подводных кораблей –"Щуки" вписали не одну славную страницу в летопись морских сражений.
Впервые Николай Головко попал на "Щуку" летом 1945-го, уже будучи курсантом Тихоокеанского учебного отряда подводного плавания во Владивостоке. А до этого и море-то впервые увидел, лишь когда поездом подъезжал к Владивостоку. Хотя детство прошло в какой-нибудь сотне километров от Азовского моря в селе Красный Луч Донецкой области. А довоенные дети-колхозники по пионерским лагерям не ездили. Ещё подростком он в колхозе и прицепщик, и косильщик на лобогрейке. Тем более что мать умерла, когда ему было всего 13 лет – в 1940-м. А уже в декабре 1941 года пришли немцы. В 1943 году от крупозного воспаления лёгких умер отец, не дожив до освобождения. И можно себе только представить: мальчишка жил совершенно один, старший брат Михаил погиб в 1943-м в боях в районе Пятихаток. Но сельские дети – они жизнеспособные. Да и две двоюродные сестры помогали, которые и позже всегда его опекали, и в отпуск к ним приезжал уже бравым морячком – щеголял по селу. И люди помогали. Ведь немцы, когда уходили, даже курицы не оставили во всём селе, а напоследок и само село сожгли – просто так, чтобы помнили. Люди помогли соорудить из остатков дома и сарая что-то вроде времянки – там и жил. Огородничал, работал в колхозе. Пока 23 октября 1944-го не был призван в Красную Армию – учебно-строевой полк в Уральском военном округе. В мае 1945 года повезли их на Дальний Восток. Но не в пехоту попал молодой солдат, а в подводники. На второй месяц пребывания в отряде подводного плавания побывал Головко со своей группой курсантов с "ознакомительным визитом" на "Щуке" – "Щ-131".
Мне довелось плавать практически на всех проектах атомных подводных лодках, даже на печально известном «Комсомольце». Обычно это были торпедные подводные лодки. Но однажды в 1986 году для проведения очередных испытаний мне выделили подводный ракетоносец. В обиходе он известен как «Акула». Трудно представить себе более дьявольское творение человеческого гения. По своим размерам лодка не уступает линкору «Октябрьская Революция». Ее главное оружие — 20 межконтинентальных баллистических ракет весом по 90 тонн. Каждая ракета несет 10 атомных боеголовок с индивидуальным наведением. Итого 200 атомных бомб, подобных той, что в считанные секунды испепелила Хиросиму. Что может натворить один такой ракетоносец? Снести с лица земли десятки городов, уничтожить миллионы людей. Страшное чудовище. Впрочем, в безумной гонке вооружения мы были не одиноки. Своих «акул» имеют и США, и Великобритания, и Франция, даже Китай. Да и мой рассказ отнюдь не об их каннибальских возможностях.
«Акула» поражает бытовыми условиями. Жилые отсеки здесь больше похожи на гостиничные комплексы. В каютах телевизоры. Кают-компания — настоящий ресторан. Однако главное чудо — это так называемая зона отдыха: две гостиных — красная и синяя, ковровые покрытия, уютные кресла, светильники. Во всю стену огромная панорама с сельским пейзажем, небольшой предметный план и порхающие за стеклом живые птички. На стенах аквариумы. Рядом спортивный зал с тренажерами, сауна и даже небольшой бассейн с морской водой. Словом, на такое не хватило фантазии даже у Жюля Верна. По сравнению с «Акулой» «Наутилус» капитана Немо — просто замарашка. Однако и не об этом мой рассказ. Он о ракетной атаке.
Выполнив нашу программу торпедных стрельб, лодка начала готовиться к зачетной ракетной стрельбе. Мы были свободны. Что же касается экипажа, то он жил обычной напряженной жизнью: игрались тревоги, проводились учения. Делать нам было нечего, и каждый коротал время, как хотел, лишь бы не мешать. Я наслаждался в зоне отдыха. Удобно устроившись в кресле, рассматривал сельский пейзаж, невольно следя за порхающими синичками. Иногда ловил себя на мысли, что с трудом представляю себя в холодном Баренцевом море на глубине 100—150 метров. И уж совсем как-то не укладывалось в голове, что где-то совсем рядом, за переборкой в соседнем отсеке, ждут своего рокового часа 20 ракет с двумястами атомными боеголовками. Почему-то вспомнилось, как недавно в гимназию, где учится внук, из США приехала группа школьников. В их числе была симпатичная девочка из Норфолка Карина. Она говорила, что ее папа морской офицер. Карина изучала русский язык и, естественно, пыталась говорить по-русски. Ей особенно нравилось слово «чуть-чуть». — Кариночка, хочешь чая? — Чуть-чуть. — Кариночка, ты еще побродишь по Эрмитажу? — Чуть-чуть. Не помню, какие мысли приходили мне в голову еще. Я задремал. Проснулся от колоколов громкого боя: «Боевая тревога» Вслед за ней по корабельной трансляции прозвучал, как мне показалось (очевидно спросонок), несколько взволнованный голос командира: — Вниманию личного состава! Получен приказ Министра обороны о нанесении ракетного удара. Всплываю на стартовую глубину. Ракетная атака.
Почти сразу лодка получила резкий дифферент на корму. Мы всплывали. Ничем не удерживаемое кресло поехало по ковровому покрытию. Между тем динамик продолжал: — Говорит заместитель командира корабля по политической части... Товарищи коммунисты и комсомольцы... Право, не запомнилось, что еще говорил замполит. Помню только, к чему-то призывал. Хотя я и знал о готовящейся учебной стрельбе, но по спине у меня пробежали мурашки. Стало жутко. Прошли минута-другая. Звучит команда: «Старт!» Лодка слегка вздрагивает, и 90-тонная ракета покидает свою шахту. Невольно смотрю на часы: 22 часа 40 минут. В голове почему-то крутится: «Норфолк... Норфолк». Время полета ракеты до Восточного побережья США — 20 минут. Карине осталось жить «чуть-чуть» — в 23 часа по Москве ее не станет. В Норфолке в это время будет 15 часов. Прозвучит звонок с последнего урока, и счастливая ребятня выбежит из школ... Впрочем, сразу приходит и другая мысль: может, через 10 минут после старта наших ракет Каринин папа тоже нажал на какую-то кнопку, и один из боевых блоков его ракеты, летящей уже на Ленинград, нацелен на Димкину гимназию? Должен оговориться, об этом я подумал уже спокойно, просто теоретически размышляя — ведь я знал, что наша ракета летит не на запад, а на восток, и нацелена не на Норфолк, а на боевое поле, находящееся где-то в тундре далекой Чукотки. Боже, всегда бы было так!
НАЧАЛО ПЕРЕСТРОЙКИ
Нет, уважаемый читатель, не ждите от меня рассказа о продуманной, целенаправленной деятельности института в годы перестройки, об исследованиях, посвященных развитию морского оружия в новых геополитических условиях, о проблемах флота после распада Советского Союза. Ни целенаправленной деятельности, ни каких бы то ни было исследований, обусловленных новой расстановкой сил в мире, в институте не велось. Как и во всей стране, перестройка у нас шла стихийно, я бы сказал, .
Термин «перестройка» вошел в нашу жизнь в конце 1980-х годов. Провозглашенная сверху идея была направлена на качественное обновление социализма. Тогда еще верилось, что «общественную собственность на средства производства» можно сохранить. С трудом думалось, что во имя прогресса общества придется изменить его социальную суть, ведь идее социализма беззаветно служило не одно поколение советских людей. Но вот наступил 1992 год. Сегодня он считается рубежом, после которого рыночная экономика стала неотъемлемой частью нашей жизни. Естественно, перестроечные процессы захватили не только Вооруженные Силы, в частности флот, но и военную науку. В чем это проявилось? Прежде всего в прекращении идеологической конфронтации двух непримиримых социально-экономических систем. Традиционно существовавший противник исчез буквально в одночасье. Президент США стал другом Биллом, канцлер ФРГ — другом Гельмутом. Наши генералы зачастили в Брюссель, в Москве открылось представительство НАТО. Совместно с армиями НАТО российские войска стали осуществлять миротворческие функции в разных регионах мира. Вошедшее в наше сознание еще с советских времен понятие «вероятный противник», то есть США и НАТО, прекратило, по существу, свое существование. Естественно, сразу возникли вопросы: для чего? против кого и какой нужен теперь флот России? Ответов на них в печати появилось множество. Вскоре вслед за исчезновением противника начало сокращаться финансирование: сначала новых образцов оружия, затем научно-исследовательских работ, а потом и содержания института. Зарплату вольнонаемным сотрудникам, денежное содержание офицерам стали выплачивать нерегулярно. В довершение ко всему коммерческий банк, где хранились наши деньги, «лопнул». И без того неблагоприятное финансовое положение института стало катастрофическим. Вольнонаемных сотрудников начали переводить на неполную рабочую неделю — кого на полставки, кого на четверть. Чтобы прокормить свои семьи, многие офицеры стали устраиваться на заработки: кто заправщиком на бензоколонку, кто в охрану, а кто и в ночные бары. В то же время, как и во всем обществе, в институте началось материальное расслоение. На автостоянке напротив проходной стали появляться дорогие иномарки. Увы, их владельцы были далеко не самыми достойными людьми в науке. Впрочем, что поделаешь — рыночная экономика имеет свои законы.
Тимур Апакидзе (нахимовец выпуска 1971 г.) - слушатель Военной академии Генерального штаба. Об этом периоде вспоминает Виктор Николаевич Сокерин - генерал-лейтенант запаса, заслуженный военный летчик России, в 2001-2004 годах командующий морской авиацией Балтийского флота: "... по его словам, питавшийся с семьёй только рыбными консервами, чтобы не голодать на нищенской зарплате слушателя, Герой России, Заслуженный военный лётчик, генерал-майор Апакидзе по ночам работал охранником в каком-то кооперативе, в помещении которого его запирали на ночь, а утром, получив, за прошедшую ночь, расчёт наличными, он ехал на занятия в Академию!"
В соответствии с веянием времени при институте начали появляться кооперативы, малые предприятия. Помещения сдавались под склады и производственные площади коммерческим предприятиям. Трудились в них, естественно, и наши сотрудники. О какой уж тут науке, трудовой, да и воинской дисциплине могла идти речь? Не миновала побочная деятельность и меня. Одно из акционерных обществ, президентом которого являлся один из заместителей председателя Ленгорисполкома, пригласило меня в качестве вице-президента по конверсии. Планы были не только масштабные, но и романтические: реконструкция и восстановление исторического центра города, организация туристического бизнеса, создание сотовой телефонной связи в пригородах Ленинграда, репринтное издание старинных книг и многое другое. Я, например, с участием ЦКБ и завода «Алмаз» начал заниматься даже обоснованием круглогодичной, по воде и льду, бизнес-коммуникации между Ленинградом, Стокгольмом, Хельсинки и Таллинном с использованием судов на воздушной подушке. Стоит ли говорить, что из всего этого ничего не получилось. Следующим было малое предприятие «Нептун», возникшее при нашем институте. Некоторое время я был в нем заместителем директора по науке. Начинался «Нептун» с экологических НИР, с проблемы обеспечения экологической безопасности испытаний морского оружия, с издания книг по истории минно-торпедного оружия, но вскоре все свелось к купле-продаже, и я покинул «Нептун». В то время московское издательство «Терра» выпускало на русском языке большую серию американских книг , их переводом я и занялся.
Следует сказать, что на первых порах работа в акционерном обществе, да и в «Нептуне» была интересной. Она позволила мне не только существенно расширить круг общения, но и взглянуть на перестроечные процессы в какой-то мере изнутри. Моим последним романтическим деянием в бурные годы начала перестройки стало баллотирование на пост вице-мэра Ленинграда. Предложение участвовать в выборах поступило неожиданно, и решение нужно было принимать скоропалительно. Так тогда делалось многое. Серьезно я к предложению не относился, скорее, с юмором, но не отказался. Как и следовало ожидать, мы с моим кандидатом в мэры даже не вошли в списки для тайного голосования. Зато были пресс-конференции, публичные дебаты, телевидение. На память у меня остались газеты тех дней и удостоверение кандидата в вице-мэры Ленинграда. Что же касается серьезной работы в институте, то в эти годы я занимался двумя вещами: продолжал научное руководство соискателями и начал писать книги по истории минно-торпедного оружия. Первое мне представлялось особенно необходимым. Я считал, что в период разброда и неразберихи главное заключается в сохранении научного потенциала коллектива. У механиков есть такой термин — «держать котел на подогреве». Это значит рабочего пара не давать, но и котел не гасить. Нашу науку надо было «держать на подогреве». Что касается второго, то я всегда тяготел к истории и у меня появилось свободное время. Наконец, перестройка сняла практически все идеологические ограничения. Появилась возможность многое в нашей истории переосмыслить. Это было интересно. Мне удалось опубликовать ряд книг, таких, как , , «Иван Федорович Александровский» и др.
Но самой удачной из всех моих книг того периода стала — рассказ о представителях царствующей династии Романовых, посвятивших свою жизнь отечественному флоту. Внук одного из моих героев, живущий в США князь Андрей Андреевич Романов, кстати, внучатый племянник Николая II, прислал мне мою книгу с благодарственным автографом: «за прекрасную историю о Романовых, моряках Русского флота».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Волею судеб на завершающем этапе своей службы и работы я оказался в институте, которым в течение почти двадцати лет руководил мой отец. Очередные оргштатные мероприятия привели к слиянию нашего института с Центральным научно-исследовательским институтом военного кораблестроения (ЦНИИВК). Вместе со всеми на новое место переехал и я. Как и во многих научных учреждениях, в дань уважения бывшим руководителям в нашем институте есть стенд с портретами бывших начальников, в их числе и портрет отца. Почти все смотрящие на меня со стенда лица мне хорошо знакомы, некоторые с детства и очень близко. Это друзья и соратники отца по службе на флоте и в ЦНИИВК. Иногда я задаю себе вопрос: играя далеко не последнюю роль в строительстве ВМФ СССР, имели ли они четкое представление о его назначении? Конечно, имели! Для чего Советскому Союзу нужен был флот, ставший наряду с американским сильнейшим в мире, и какие задачи ему предстояло решать — знали все. Многое изменилось с тех пор в мире. Нет на карте Советского Союза. Коренным образом изменились геополитическая ситуация и расстановка сил на мировой арене. Казалось бы, ослабла, а может быть, и вовсе пропала угроза с моря. Тем не менее мир не стал спокойнее, и флот России по-прежнему необходим. Как великая держава Россия не может не присутствовать в Мировом океане. Вот только для решения каких задач и каким должен быть Российский флот? Это сегодня еще далеко не ясно. Решить эту сложную первостепенную задачу и предстоит военно-морской науке.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
