О времени и наших судьбах. Сборник воспоминаний подготов и первобалтов "46-49-53". Книга 1. СПб, 2002. Часть 6.
Кузнецов Олег Алексеевич вырос из ленинградских подготов. После окончания 1-го Балтийского ВВМУ получил назначение командиром бронекатера на Балтике. Далее служил на эсминцах Северного флота и командовал эскадренным миноносцем. Затем руководил различными соединениями надводных кораблей. Десять раз находился на боевой службе в Атлантике и на Средиземном море. Стал заместителем начальника управления боевой подготовки Балтийского флота. Был назначен начальником штаба Сахалинской военной флотилии. Несколько лет состоял на дипломатической службе во Вьетнаме.
Олег Кузнецов
Мечтал повидать мир
Так распорядилась судьба
Мечтал ли я о море? Хотел ли я стать морским офицером? Скорее нет, чем да. В том далеком 1946 году, окончив семь классов, я твердо знал, что в восьмом классе учиться не смогу, надо было определяться в жизни. Мама, оставшись одна, не могла поднять меня и младшую сестру. Надо было освободить маму от забот обо мне. В то время еще можно было поступить в техникум и, получая стипендию, обеспечить свою жизнь. Задумка была узнать мир, а для этого выучиться на машиниста паровоза или водителя автомашины. Но судьба распорядилась по иному. Родился я в Ленинграде в семье рабочих в конце 1931 года. Родители жили счастливо, любили друг друга. Отец и мать работали на заводе, занимались профсоюзной деятельностью. Отец был членом ЦК профсоюзов. Ему предлагали перейти на работу непосредственно в ЦК и переехать в Москву, но что-то предчувствуя, он решил остаться просто рабочим.
Война застала нас на даче на Карельском перешейке, который только что стал советским после войны 1939-1940 годов. В первые же дни войны отец в должности политрука роты ушел в народное ополчение Ленинграда, а нас с матерью отправил в эвакуацию. До сих пор не мог понять, как через Сыктывкар мы оказались на Урале и только недавно узнал, что северную железную дорогу разобрали, чтобы подготовить наступление под Сталинградом. Уехали мы из Ленинграда 8 сентября 1941 года. Бомбежки в дороге, пешие переходы от станции до станции. Как остались живы? – всего и не передать. В начале 1944 года мы с мамой возвратились в Ленинград, а отец погиб на Ленинградском фронте в марте 1943 года при прорыве блокады.
Выбор сделан
Школьные друзья, зная мое желание самостоятельно заботиться о своей дальнейшей судьбе, предложили мне посмотреть на курсантов Военно-морского подготовительного училища и попытаться поступить в него. В Дровяном переулке, заглянув через забор, мы увидели молодых ребят: здоровых, веселых, одетых в прекрасную морскую форму. Разве это могло не вызвать чувство восторга у паренька, одетого в китель с дядиного плеча с объеденным крысами воротником? Выбор был сделан. В школе я учился не очень хорошо. Сказывались голодное детство и эвакуация. Вступительные экзамены в подготовительное училище сдал на 3 и 4. Помогла мандатная комиссия, где учитывались не только оценки. Помогла память об отце. Я был зачислен в училище. Теперь я понимаю, что это была судьба, что это сделало меня человеком.
На всю жизнь сохраню в душе благодарность начальнику курса капитан-лейтенанту, впоследствии капитану 1 ранга, Щёголеву, заместителю командира курса по политчасти капитану 3 ранга Комиссарову. Это были люди большой души, глубокого понимания жизни и мальчишеской психологии. Начальником училища был капитан 1 ранга Авраамов Николай Юрьевич, который пользовался большим уважением командования, подчинённых офицеров и преподавателей, а также всех курсантов.
Первый начальник Ленинградского военно-морского подготовительного училища капитан 1 ранга
Учеба в подготовительном училище оставила в памяти много приятных воспоминаний. Помню, в 1947 году я проводил отпуск в Москве в семье Димы Кузнецова. Его мама объездила с нами всю Москву, показала главные достопримечательности. Её беседы о жизни и о долге помню до сих пор. В один из дней одноклассник Николай Смирнов пригласил нас, отдыхавших в Москве, к себе на дачу. Приехало нас человек пять-шесть. Каково же было наше изумление, когда нас встретила его мама, наша любимая актриса . Она напоила нас молоком, угостила булочками (это было еще до отмены карточной системы), поговорила с нами, рассказала о съёмке новых фильмов. Понимаете восхищение мальчишек? Эта встреча осталась в памяти на всю жизнь. В этом же отпуске, по просьбе моей мамы, мы с Димой зашли в ЦК профсоюзов к товарищу отца. После беседы нам вручили триста рублей - материальную помощь сыну погибшего члена ЦК. Сравните: теперь, чтобы получить денежную компенсацию по жилищной реформе, инвалиды месяцами собирают справки и часами стоят в очереди к чиновникам.
1949 год. Я курсант первого курса высшего училища
Годы учебы, практика на Балтийском, Черноморском и Северном флотах привили любовь к службе, гордость своей профессией.
1950 год. Едем на летнюю практику на Черноморский флот
1951 год. 221 класс после экзамена по высшей математике
1952 год. Едем на летнюю практику на Северный флот
Это мои однокашники и друзья. Вместе учились семь лет в подготовительном и высшем училищах. С некоторыми служил далее на флотах. В центре командир роты капитан Пороцкий Борис Семёнович. Архангельск 1952 год
1953 год. Таким я закончил училище
Командую бронекатером
После училища нас, человек 10-12, направили в военно-морскую базу Порккала-Удд, на бронекатера. То, что мы приехали большой группой, сказалось на нашем быстром становлении.
Конец 1953 года. Молодым лейтенантом начал офицерскую службу на Балтийском флоте
На кораблях мы появились зимой. Финский залив уже замерз. А весной надо начинать плавать, нести службу вахтенного офицера, времени на сдачу экзаменов в обрез. Кто-то из однокашников: то ли Саша Гамзов, то ли Саша Кулешов, придумал пройти по створам, а их около 15, по льду на лыжах. И прошли! Удивлению флагманского штурмана бригады не было предела, когда мы показали отличные знания шхерного и морского театра. Остальные экзамены – “семечки”. Летний период обучения мы начали вахтенными офицерами. Кто служил на кораблях, знает какая это гордость, что ты стал полноправным членом экипажа.
А в конце 1954 года мы с Сашей Гамзовым оказались соперниками в борьбе за приз Главнокомандующего ВМФ по артиллерийской стрельбе по береговой цели. Мне повезло больше. Саша Гамзов, со своим темпераментом, позволил что-то непереводимое в эфир, и приз достался мне. Служба на бронекатерах очень быстро приучила к самостоятельности. Корабельный Устав предъявляет одинаковые требования к командиру любого корабля, будь то бронекатер или крейсер. Так нас учил командир военно-морской базы Порккала-Удд , герой обороны полуострова Ханко в Великой Отечественной войне. Он был не просто генерал-лейтенант, а именно генерал-лейтенант артиллерии, и обижался, если забывали указать это при обращении.
Боеготовность он проверял очень просто. В любое время дня или ночи на причал выезжала его машина с несколькими офицерами штаба и через 5 минут (такая была готовность дежурных кораблей) звено начинало съемку со швартовов. Если успел командир дивизиона или бригады добежать до дежурных кораблей, – шёл в море, не успел, – оставался на берегу. Ставилась задача: противник прорывается с востока (запада), обнаружить и уничтожить. Обнаружил щит – доклад и открывай огонь. Попал в щит – молодец, получи благодарность или денежную премию и дежурь дальше. Однажды мы спросили командира базы, почему он никогда не смотрит журнал боевой подготовки, другие документы? – Зачем? – был ответ. – Задачу выполнили, значит учите подчинённых правильно и бумаги ведёте хорошо. А если не справились с задачей, тогда посмотрим документы, постараемся найти причину ваших провалов.
Сравните, что делается сейчас. Все обкладываются бумажками, как подушками. Жизнь заставила научиться работать с матросами, старшинами, офицерами, а это главная обязанность и забота командира. Дальнейшая служба доказала, что успеха добивается тот, кто близок к подчиненным, живет их заботами, кого они уважают и понимают.
Друзья-подготы
После училища я несколько раз служил рядом с Джемсом Константиновичем Чулковым на Балтийском и Тихоокеанском флотах. Мы часто встречались, дружили семьями. Джемс обладал даром работы с людьми: его любили подчиненные и уважали старшие начальники за то, что он никогда не лукавил, не заискивал ни перед младшими, ни перед старшими. Его девиз – самостоятельность, основанная на отличном знании дела и добросовестном выполнении своих обязанностей.
В 1980 году он уже командовал эскадрой кораблей Тихоокеанского флота, пройдя службу в должностях командира бригады на Балтийском флоте и командира дивизии на Северном флоте. К сожалению, в личной жизни у Джемса Константиновича не все складывалось так хорошо, как в службе. Я был рядом с ним в тот период, когда жестоко убили его жену, помогал ему в организации похорон и пережить это тяжелое время. И его самого трагическая случайность рано вырвала из наших рядов в самом расцвете сил и таланта. С первого дня в училище и до сих пор мы дружны с Димой Кузнецовым. Высокие командирские качества и ему позволили пройти через все испытания. Надеюсь, он сам напишет о своей службе. Хочу только отметить его умение помочь друзьям найти себя, вовремя подставить плечо, а о его гостеприимстве знают все, кто с ним общался.
Незабываемое, счастливое время юности и беззаветной дружбы, сохранившейся на всю жизнь!
Трудный период на флоте
К 1959 году мы уже выросли из бронекатеров, надо было выбирать путь дальнейшей службы. Кадровики сделали оскорбительное, как я считаю, предложение уйти на должность командира взвода в учебный отряд. Я отказался. На вопрос, – “Что же я хочу?”, ответил – “Плавать”. Добился назначения на Северный флот на эскадренные миноносцы. Сослуживцы убеждали меня, что отдаляясь от командирского телеграфа я ставлю себя в положение новичка, вынужден буду начинать все сначала. Детское стремление все узнать помогло мне преодолеть сомнения. Я оказался прав. Когда в 1967 году я возвратился в Кронштадт командиром миноносца, многих своих прежних сослуживцев застал в тех же должностях у “маленького командирского телеграфа”.
Гордость за свою профессию флотского офицера постоянно подвергалась испытаниям непредсказуемой деятельностью больших руководителей. Первое испытание в 1959-1961 годах, когда Н.С.Хрущев призвал майоров идти в свинопасы. Некоторые дрогнули, ушли с флота. Были сомнения и у меня, но командир Кронштадтской военно-морской крепости адмирал И.И.Байков прямо сказал: "Что ты, молодой, дергаешься? Тебя не гонят? Служи, через год – два всё образуется". Это я взял на вооружение на всю жизнь. Плевали на армию и флот, а потом одумывались – без нас государства нет.
Командир эскадренного миноносца
На Северном флоте я попал в обучение к опытным командирам и воспитателям. Пока стал командиром, прошел путь на нескольких кораблях разных проектов. Не могу не вспомнить моих командиров Н.Н.Захарова и М.Д.Аванесова. Вообще со службой на эскадренных миноносцах связаны самые тёплые воспоминания. Это были годы воспитания ответственности за свои решения, поступки и поведение.
С 1961 года по 1974 год прошёл десять боевых служб в Арктике, в Атлантическом океане и на Средиземном море. Плавать пришлось в разных условиях. Бывали тяжёлые походы в штормовом океане. Иногда промежуток между длительными походами в несколько месяцев сокращался до десяти суток. Разве можно забыть суровые берега Фарерских островов, Бискайский залив, заходы в Александрию, Порт-Саид, Латакию? Эти походы не воспринимались как тяготы военной службы. Я всегда говорил подчиненным: – Богачи платят тысячи долларов, чтобы совершить морское путешествие, а вам бесплатно, даже за дополнительное вознаграждение, предоставляется возможность побывать в разных странах, посмотреть людей и себя показать. Приятно было получить в Средиземном море поздравительную телеграмму с 40-летием со дня рождения за подписью более 40 однокашников, организованную оперативным дежурным Олегом Дунаевым с подачи Димы Кузнецова.
Эскадренный миноносец “Огненный” на Неве, 1972 год (фото из собрания А.Одайника)
Больше 10 лет службы связано у меня с одним кораблем – . Интересно, что в 1953 году мы с Колей Лапцевичем и Олегом Долгушиным проходили на нём стажировку, а в 1964 году я стал старпомом этого корабля, а потом и командиром. На нём же в 1973 году я ходил в последний дальний поход, будучи уже начальником штаба бригады эсминцев. В этом же году был командиром корабельной ударной группы, завоевавшей приз Главнокомандующего ВМФ за артиллерийскую стрельбу по морской цели. Два приза за артиллерийские стрельбы говорят о том, что я состоялся как артиллерист.
Штабная служба на Балтике и на Тихоокеанском флоте
С 1974 года началась служба в штабах. В управлении боевой подготовки Балтийского флота я стал заместителем Авраамова Георгия Николаевича – начальника управления. Он сын первого начальника Ленинградского военно-морского подготовительного училища Авраамова Николая Юрьевича. Это достойный сын своего отца, прекрасный человек и офицер, и, как отец, воспитывал будущих офицеров флота, став начальником Черноморского высшего военно-морского училища имени П.С.Нахимова. Служба в штабе не из лёгких, но Георгий Николаевич смог создать в отделах творческую, дружескую атмосферу, которая помогла успешно решать сложные задачи. В наше время корабли не стояли в базах. До ввода каждого корабля в состав сил постоянной готовности надо было потратить около ста суток с частыми выходами в море для выполнения различных задач. Служба в управлении боевой подготовки штаба флота заставила изучить тактику кораблей всех классов и поплавать на различных кораблях.
1975 год. Город Калининград. Служу в должности заместителя начальника управления боевой подготовки Балтийского флота
В 1977 году меня назначили начальником штаба Совгаванской военно-морской базы. Вообще-то я место службы и должности не выбирал, но в этот раз позволил себе доложить Главкому ВМФ С.Г.Горшкову, что в академии не учился, и буду ли соответствовать такой высокой должности? Услышал в ответ: – Академия служить не учит, а только расширяет кругозор. Если Вы ещё не забыли буковки, то сможете самостоятельно почитать академические учебники на новом месте службы. Уловка не удалась, пришлось ехать на Дальний Восток. Этот край поразил нас своеобразной красотой, своими просторами, богатством природы, своим особым укладом жизни. Доброжелательность, взаимопомощь и взаимовыручка свойственны офицерам, проходившим службу на Тихоокеанском флоте. С опаской мы ехали в далекий край и со слезами на глазах прощались с ним через десять лет. Младшая дочь прожила на Востоке двадцать лет и с теплотой вспоминает эти годы.
В 1979 году Совгаванскую военно-морскую базу развернули в Сахалинскую флотилию, а меня назначили начальником штаба флотилии. Это была интересная служба в интересное время: обустройство пунктов базирования на Сахалине и Курильских островах, прием новых кораблей и формирование новых соединений, разработка руководящих документов. Скучать было некогда. Я с благодарностью вспоминаю заботливое внимание начальника штаба Тихоокеанского флота вице-адмирала Я.М.Куделькина, совместную работу с командующим флотилией контр-адмиралом Ф.Ф.Захаровым, членом Военного совета флотилии контр-адмиралом В.С.Николаевым. В 1981 году и мне было присвоено звание контр-адмирала.
1981 год. Командую морским парадом Совгаванской флотилии в день праздника Военно-морского флота
Дипломатическая работа
Но жизнь не стоит на месте. В 1984 году меня направили в Социалистическую Республику Вьетнам советником командующего Военно-Морскими Силами. Более трёх лет вместе с женой мы провели во Вьетнаме. Это своеобразная служба – советовать. Всю жизнь руководил, а теперь можешь только посоветовать. К этому надо привыкнуть. У меня сложились хорошие отношения с командованием ВМС Вьетнама, поэтому многие идеи удалось претворить в жизнь.
Здесь я – советник Главкома ВМС Вьетнама. Это не обычная флотская служба. В этой работе во всём надо быть дипломатом
Уже в 1985 году в этой стране начали проводить в жизнь реформы, которые у нас начались в 1992 году. Но Компартия Вьетнама проводила их в жизнь в интересах всего народа, а не окружения президента. За три года мы с женой неоднократно проехали Вьетнам с севера до юга и обратно. Видели, как работает трудолюбивый народ. Его не обворовывают и не мешают заниматься своим делом. Результаты во Вьетнаме очевидны, сколько бы ни говорили, что вьетнамцы идут не тем путём.
Жена и дети
Конечно, 21 год службы непосредственно на боевых кораблях первой линии – это не сахар. В ночь под Новый 1973 год жена подарила мне свой карманный календарь с зачеркнутыми днями. Я удивился этому подарку, но скоро понял, что 272 дня в 1972 году она оставалась с детьми на берегу без меня. Насколько тяжёл для неё был этот год! Для меня жена – самый близкий друг, помощник во всех сложных жизненных ситуациях. С Леной мы познакомились в 1950 году. В 1953 году мы поженились, и с тех пор на время, большее, чем длительность морского похода, не расставались. Десять переездов “с контейнером” к новым местам службы – это что-нибудь значит. Жена и дочери географию страны учили не по атласу. Старшая дочь училась в восьми разных школах.
Лиепая. 1972 год
Ленинград – Порккала-Удд – Кронштадт – Таллинн – Североморск – Лиепая – Калининград – Советская Гавань – Хайфон – Ленинград – этапы нашей жизни. И везде Лена работала, не пряталась за моей спиной. И всегда я возвращался в теплый, уютный дом. Смог ли бы я выдержать все трудности службы без этой заботы? Вряд ли. Семья – это половина успеха в жизни. Именно семье, и в первую очередь жене, я обязан, что стал тем, кто я есть. В каждом городе, поселке Лена устраивалась так, как будто это наша последняя пристань. Даже в поездах, во время переездов, мы устраивались, как дома. Мы, моряки, часто отрывавшиеся от дома, очень ценим тепло домашнего очага. Видимо, не случайно все мои друзья один раз в жизни сделали выбор. Любовь и дружбу пронесли через всю жизнь. Это Дима Кузнецов, Спартак Чихачёв, Генрих Фриденберг, Коля Лапцевич, Саша Гамзов, Саша Кулешов.
Краткий итог
В 1987 году мы возвратились, как теперь принято говорить, в другую страну. Вместо живой работы стал процветать формализм, началась забота о личном обогащении с использованием служебного положения. Посоветовавшись с женой, я подал документы на увольнение в запас и моя просьба была удовлетворена. Через десять лет после увольнения я о принятом решении не жалею.
Старшая дочь в 1972 году вышла замуж и с тех пор живет в Ленинграде. А недавно удалось и семью младшей дочери перевезти в Ленинград. Теперь четверо внуков и правнучка растут у нас на глазах. Вместе с женой помогаем дочерям в их воспитании. Старшая дочь в прошлом году отпраздновала серебряную свадьбу, младшая пятнадцатый год хорошо живёт со своим мужем.
Летом большая и дружная семья собирается на даче
Не надеясь на обещания президента улучшить нашу жизнь, летом все вместе работаем на дачном участке. За стол садится 14 человек – это что-нибудь да значит. Иногда собираемся с Колей Лапцевичем, Сашей Гамзовым, Сашей Кулешовым. А когда случается быть в Москве, останавливаемся у Димы Кузнецова, встречаемся со Спартаком Чихачёвым и Генрихом Фриденбергом.
Нас радуют наши внуки и правнуки
Подводя итог, можно сказать, что дом мы с женой построили, детей и внуков вырастили, деревьев посадили много, то есть след на земле оставили. План на будущее – помочь внукам стать настоящими людьми.
Наконец-то у нас появилась возможность сравнить нахимовцев разных училищ. «… Ленинградцы щеголеватей и подтянутей, их гимнасты искуснее наших, их танцоры забивают наших во всех отношениях, отличников учебы у них больше. Но морское дело, паруса, сигналопроизводство, такелажные работы, историю флота и оружие – лучше знаем мы. Наши боксеры и борцы сильнее ленинградских. Нашим гребцам ленинградские и в подметки не годятся… все наши ребята убеждены, что ленинградские нахимовцы «слабаки» и вообще маменькины сынки. Еще бы! У них нет и не было такой прекрасной мореходной шхуны, как наша , таких шлюпочных походов, в которые мы отправлялись с Батей, и такого летнего лагеря, как наш в устье Даугавы. Они ходили на шлюпках только по озеру, да по Неве между двумя мостами, Кировским и Литейным, а их неуклюжая шхуна с металлическим корпусом вообще не годилась для плавания дальше Петергофа…». Далеко не во всем писатель был справедлив. Конечно, их лагерь был получше и шхуна «Лавена» поновее. Но зато на своих шхунах ленинградцы в Риге бывали чаще, чем наоборот, и шлюпочные походы по Финскому заливу до Выборга – это больше, чем их до Юрмалы, и на финальной гонке, которая состоялась 22 октября 1-е и 2-е место поделили команды 1 и 2 рот, а 2-Б рота заняла лишь третье место (командир шлюпки главный старшина Д.Д.Косов, старшина – нахимовец Владимир Москаленко). Дело было в том, что ленинградцы ходили в Ригу после 9-го класса, а рижане в Ленинград после 8-го. Потому-то из общения со своими сверстниками-ленинградцами, бывшими восьмиклассниками у автора повести осталось о них уничижительное впечатление. «До Петергофа» – это были пробные походы восьмиклассников."
Факт расформирования Рижского училища отражен в повести Игоря Жданова «Взморье» (1960-61). Писатель - бывший нахимовец, довольно точно передал сложившееся положение, но тоже в художественной форме, что, естественно, допускает отход от действительности. Однако повесть прочитана и отложилась в памяти, как историческая правда. Главный герой повести Владимир Зотов первые годы обучения провел в Риге, о тех временах у него остались сладостные воспоминания, связанные в основном с лагерем, расположенным на острове между рекой Лиелупе и Рижским заливом. Его поймет любой, кто наслышан о Майори, Булдури и Юрмале. Примерно также вспоминают и тбилисские нахимовцы о своем лагере в Фальшивом Геленжике. Писатель сместил временную шкалу, посвятив Ленинграду только последний год обучения.
На деле было так: 3,4 роты (7,8 класс) были оставлены на месте в Рижском ВВМУ, выпускная рота отправлена в Ленинград, но в 1-е Балтийское военно-морское училище. А 2-я рота (9 класс) направлена в Ленинградское нахимовское[1]. Среди ее 104 нахимовцев и был Игорь Жданов, таким образом, ему предстояло учиться еще два года. В повести красочно описан переход в Ленинград на шхуне . На самом деле, восьмиклассники заходили в Ленинград во время учебного похода на шхуне «Нахимовец» (бывшая «Лавена»). По возвращении рота со своими офицерами и старшинами вновь убыла из Риги 16.09.53 и в тот же день прибыла в Ленинград, значит - они ехали на поезде. Писатель, конечно, объединил эти переезды – так романтичнее. По прибытии рижане стали 2«Б» ротой (98 чел). Командиром роты назначен майор Дубницкий Александр Семенович (в повести – Дубонос), среди старшин заметны Косов Дмитрий Дмитриевич и Исаев Виктор Григорьевич. Также в Ленинград прибыли некоторые преподаватели: математики - майор Блинов Дмитрий Иванович (1957-ДМБ), старший лейтенант Бугорский Николай Степанович (1.1959 запас); химии - майор Соколов Андрей Дмитриевич (в январе убыл в Ригу во ВВМУ).
Дубницкий Александр Семёнович
Дальнейший сюжет повести, если опустить ее амурную линию, состоит из нескольких эпизодов. Погрузка угля на «Аврору», танцы в зале с рассохшимся паркетом, затем узловой момент с изданием журнала, и последовавшая гауптвахта, затем распитие спиртных напитков в кафе и выпуск. Некоторые из них следует прокомментировать. После очередного комичного случая, чем так богата жизнь нахимовцев, в классе возникла идея издать свой журнал. « -Питоны! – сказал я. Это слово было чисто диалектическим, местным и представляло собой свободный вариант другого слова – воспитанники, - Питоны, не пора ли нам подумать об издании своего журнала? – Пора! Сказали питоны».
За издание «подпольного журнала с иностранным названием «Пингвино меритас» Владимир Зотов получил пять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. «Для меня это было как гром с ясного неба. Еще ни разу наши командиры не прибегали к такой суровой мере наказания». Сказанное касалось только рижан, для ленинградцев такой оборот был далеко не нов. В книге выпивка в кафе состоялась после отсидки на гауптвахте, однако же «меню»: две бутылки вина - «белое бессарабское», шестнадцать градусов, и большой апельсин – на двоих, склоняет к мысли, что прототип Зотова в жизни получил свое отнюдь не за издание журнала. Можно и уточнить, что это происходило после 16 апреля 1954 года, когда в целях ликвидации излишней опеки над нахимовцами, 2-я и 2Б роты были переведены на положение строевых рот. Это означало, что их теперь могли посадить на гарнизонную гауптвахту, что и отразилось на судьбе героя повести, а, наверное, и ее автора. Некоторые детали: упоминание о том, как когда-то там сидел Валерий Чкалов (а надо было добавить, что там же, в сидел и юный Михаил Лермонтов за дуэль с Э.де Барантом), внутренняя галерея второго этажа, составные нары-«самолеты», курение по кругу, - говорят о том, что он там побывал.
В 1955 году выпускался и уже знакомый нам автор (и герой) повести «Взморье» - Игорь Жданов. Литературный герой повести, командир роты Дубонос высказал свое мнение об авторе и герое книги: «Никогда из вас не выйдет настоящий офицер. Никогда… Армии нужны преданные люди, военный человек должен любить строй, Устав и оружие. А у вас голова не так устроена…». Автор подметил очень важное явление. Влекомые детской мечтой о море, в училище попадали многие талантливые ребята, которые лишь к концу обучения чувствовали в себе настоящее призвание, не совпадающее иногда с направленностью училища. Это и вело к конфликтам.
К слову сказать, в повести автор отправил командира Дубоноса в отставку. А в жизни было по-другому -- как раз майор А.С.Дубницкий продолжал служить и был уволен по возрасту аж в декабре 1959 года, а вот военная судьба И.Н.Жданова , но промолчал о том, что и его собственная военная судьба ( в именном указателе у Дубницкого закончилась сразу после окончания училища. В будущем он - писатель, поэт и переводчик.
Книга Игоря Жданова "Ночь караула", Современник, Москва, 1978 г. В неё входят повести "Взморье" и "Ночь караула".
Из предисловия Юрия Бондарева
Игорь Жданов обладает способностью воссоздавать ощущение молодости, её чистую непосредственность - в этом свежесть его повестей, написанных как бы в исповедальной или полуисповедальной манере. Наиболее цельной, собранной мне кажется повесть "Взморье", пожалуй, единственная за последние годы в нашей прозе вещь, раскрывающая незнакомый читателю мир моряков.
Сдержанной мягкостью, доверительной интонацией писатель создаёт настроение молодой солнечной поры и вместе с тем заставляет внимательно вглядываться в своих героев, в их характеры, познавая душевные обретения и утраты, вглядываться в своих героев, в их характеры, познавая душевные обретения и утраты, вглядываться с живым интересом, с любопытством узнавания. Нахимовцы Зотов, Толя Замыко, Пожилой, майор Дубонос, начальник училища "Батя" - персонажи эти лишены стереотипа, нисколько не похожи на надоевших, болтливых, тронутых скепсисом героев иных "исповедальных" повестей, ибо несут в себе нечто новое, лирическое, не повторяя давно потускневшие облики заёмных домашних гамлетов, набивших оскомину пустопорожними скользящими диалогами, претенциозными поисками места под солнцем.
Быт Нахимовского училища, движение характеров в военном быту, восприятие добра, товарищества, первая любовь, первые разочарования, первые радости и серьёзное осознание собственного "я" - вот, собственно, о чём рассказывает эта интересная повесть Игоря Жданова.
...мне хочется назвать их повестями настроения, что является их внутренней привлекательной особенностью. Более того - выдержать настроение в протяженном по времени повествовании не так уж легко, и тут я вижу свой, индивидуальный почерк Игоря Жданова.
Ну ладно... С какой начнем? Греби вон к тому шесту, там начало. Ким разделся и шагнул в камыши, сразу же провалившись по грудь. Он с натугой приподнял над водой вершу – золотые лини лениво возились на сетке. Сволочи,– прошептал Толя и перевернулся на спину.– Жаль, карабина нет... Сейчас бы дать холостым. Фотоаппарат лучше,– ответил я.– Засняли бы, а завтра фотогазету-молнию: «Разбой в камышах» или что-нибудь в этом роде. А ну их к черту!.. Давай обратно двинем, как бы на обед не опоздать. Мы в последний раз посмотрели, как Цератодус и Ким Величко опустошают верши рыболовецкого колхоза, и углубились в камыши. Кому сказать, не поверят,– буркнул Толя, когда мы отошли подальше.– Благородный трепач Величко и вице-главный старшина Самохин воруют государственную рыбу. А если поставить вопрос на собрании? Сначала посмотрим, чем дело кончится. Мы не поставили вопрос на собрании: нам не хотелось, чтоб кто-нибудь еще узнал про наш остров. А кроме того, купаться нам разрешалось только в определенном месте, под наблюдением врача и не больше десяти минут. И самое главное – ходить в камышовые плавни было запрещено.
Цератодус и Ким Величко вернулись в лагерь только к ужину, обедом они пожертвовали. Цератодус волочил по песку мокрые брезентовые штаны, туго набитые рыбой, а Ким нес за спиной полутораметровую щуку и еще гирлянду линей на ботиночном шнурке. Из щучьей пасти торчал кусок лески, которую якобы так и не удалось вытащить. Конечно, сбежалась вся рота, поднялся страшный крик, стали расспрашивать, на какую насадку ловили. Майор Дубонос ласково потрепал по плечу обоих «счастливцев» и вручил им приз – трехтомник Пушкина. Конечно, пришел Ваня Руднев со своим и заснял для истории невиданный улов и двух феноменов. Мы с Толей стояли в стороне и посвистывали: Толя высвистывал воинственные , а я . Идите сниматься с нами!– крикнул ребятам Ким.– Рыбы на всех хватит, берите в руки по штуке. Кое-кто пристроился к рыбакам, выставив перед собой поблекших линей. Цератодус двумя руками поднял за голову гигантскую щуку. Со щукой снялся бы,– зло сказал Толя,– а с вами не желаю... Понятно? Тогда многие перестали с нами разговаривать, решив, что мы мелкие завистники.
НАЧАЛЬСТВУ ВИДНЕЕ
Несколько раз мы выходили на стрельбище. Сев по-турецки и укрепив винтовки в неподвижных станках, смотрели сквозь прорезь прицела на ослепительно белый лист бумаги, приколотый к фанерному щиту. По бумаге двигалась «указка» – небольшой металлический кружок с отверстием в центре. Влево!.. Еще чуть левей! Стоп!.. Выстрел! – кричал я Толе Замыко, сидевшему на корточках перед мишенью и двигавшему «указку». Толя вынимал из-за уха карандаш и ставил на бумаге точку сквозь дырочку в центре кружка. Потом мы менялись местами – и все начиналось сначала. Когда нам надоедало это занятие, мы ставили точки просто так, не прицеливаясь, и отдавали листки командиру взвода лейтенанту Эльянову. Он изучал их и делал какие-то пометки в записной книжке.
Нахимовцы на стрельбище.
А ребята лежали на горячем песке, пересыпали его с руки на руку, вылавливали из маленьких воронок муравьиных львов – серых, ничем не примечательных насекомых, напоминавших крупных клопов, и мечтали об ужине. Ну, хватит на сегодня,– говорил, наконец, лейтенант Эльянов и вставал, отряхивая черные брюки клеш (где только он ухитрялся их гладить?). – Пошли на взморье. Винтовки двое отнесут в лагерь. Желающие есть? Желающие, конечно, есть: это, как всегда, Сережа Куроедов, прозванный Генераторной Хэншой по причинам, о которых я расскажу несколько позже,– толстый, ленивый, вечно жующий на ходу и засыпающий в любом положении. Вторым, поколебавшись, вызвался сам Цератодус, чтобы лишний раз подчеркнуть свою сознательность. «Жертвую собой во имя товарищей»,– было написано на его лице. Зотов, запевай! – кричит лейтенант. Он почему-то считает, что у меня хороший голос. Вероятно, потому, что мои дикие немузыкальные вопли, которые трудно принять за пение, приводят в чувство самых усталых во время долгого перехода.
Счет, счет, счет, счет Ты веди патронам всем...
- ору я на самых высоких тонах. Это . Зимой Дубонос отобрал у меня сборник его стихов и строго спросил: А знаешь ли ты, что этот человек был певцом империализма?
Знаю,– ответил я, вздохнув. Почему же ты читаешь, что не положено и не предусмотрено списком рекомендованной для девятого класса литературы? Чтобы побеждать своих врагов, надо изучить их,– брякнул я, думая, что Дубонос споткнется об эту гениальную мысль, как лошадь о бревно. Но он не споткнулся. Ну и как?.. Изучил? Так точно. Вот и хорошо. Значит, книжечку можно изъять... И действительно – изъял. Не посмотрел даже, что на ней штамп училищной библиотеки... Но тревожная и мужественная песня Киплинга нравится мне гораздо больше любой залихватской походной с обязательным прославлением молодцеватого сержанта, усатого старшины и на редкость безликих и глупых девушек, умеющих только краснеть и пускаться в пляс.
Лейтенант Эльянов идет чуть сбоку. Китель он расстегнул, фуражку несет в руке. Я слышу, как он высвистывает припев. Он тоже учился в нахимовском несколько лет назад. Он знает, как болят руки после ночного похода на веслах, как оттягивает плечо ремень карабина на последних километрах марш-броска. Он знает январские бессонные ночи в прокуренной караулке, куда вваливаются время от времени сменившиеся с постов часовые в тулупах и валенках. Знает он и ежедневные строевые занятия по четыре часа подряд в течение двух месяцев, перед парадом. «Ногу! Четче шаг!..» – и летят подковы с тяжелых флотских ботинок, и дрожит от одновременного удара тысячи ног гранитная набережная Даугавы. Остров, на котором расположен наш лагерь, находится в дельте реки. Один его бок омывается Рижским заливом, с другой стороны качает камышовые плавни ленивая заиленная Лиелупе. Остров в длину километров семь-восемь, а в ширину и того меньше – от силы три-четыре километра.
Мы шагаем по сыпучему песку и высохшему на солнце ягелю, лавируя между дюнами, заросшими . Но вот в лицо повеяло морской прохладой, а между холмами ослепительно белого песка вспыхивает ярко-голубое море. Видно, как кипит полоса прибоя и белые барашки бегут к берегу. Пронзительно вскрикивает чайка на отмели – и мы как шальные с воем кидаемся к воде. В нашем распоряжении полчаса – и эти полчаса делают нас счастливыми на весь день. Можно уплыть далеко-далеко, грудью бросаясь на перекатывающиеся волны. Можно отдохнуть в море, держась за стеклянный шар от рыбацких сетей. Можно нырять и смотреть сквозь воду на песчаное дно, пока в глазах не станет дымно. Вода так прозрачна, что порой кажется, будто плывешь по воздуху. Солнечные блики играют на волнистом песке под слоем воды толщиной в несколько метров. Хорошо! Однажды во время такого купанья мы с Толей заплыли очень далеко. Так далеко, что только по солнцу смогли определить, где берег. Еще на берегу мы в бинокль рассмотрели далеко в море белую веху и рассчитывали отдохнуть, держась за нее. Но веха оказалась плавучей и тонула, стоило лишь за нее ухватиться. Мы поплыли обратно. Ветер с берега и река Лиелупе, впадавшая в Рижский залив в этом месте, объединенными усилиями продержали нас в воде целый час. На берег я выбрался ползком и улегся на мелководье, не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой. Толю вытащили на горячий песок ребята. Лейтенант Эльянов ничем не выдал своего волнения: он построил взвод, приказал всем идти на обед, а сам остался с нами на берегу.
Еще раз повторится, доложу начальнику училища. А пока будете купаться только в лягушатнике,– сказал он. Мы с трудом одевались и не до конца осознали в тот момент весь трагизм положения: в «лягушатнике», отгороженном у самого берега реки, глубиной в один метр, плескались, поднимая со дна ил, не умеющие плавать салажонки из младшей шестой роты. Хорошо, что Толя вскоре обнаружил островок в камышовых плавнях. На зачетных стрельбах мне не повезло: каким-то образом на мушку взобрался муравей, прилип там к смазке и удлинил мушку на целый миллиметр. Все пули пошли ниже черного круга мишени, и хотя мои пробоины были расположены так близко друг от друга, что почти сливались краями, а муравья на мушке я обнаружил сразу же после стрельбы, мне не разрешили пересдать огневую подготовку. Надо содержать карабин в чистоте и удалять жирную смазку перед стрельбой,– наставительно сказал лейтенант Эльянов.
С результатами своей стрельбы знакомится нахимовец Александр Никитович Золотов (Капитан 1 ранга в отставке, доктор военных наук, профессор).
Я промолчал: не стану же я рассказывать, что нарочно смазал карабин погуще, потому что с утра сеялся мелкий дождик. В тот же день проводилась военная игра: первый и второй взводы против третьего и четвертого. Командир роты майор Дубонос был посредником. Третьим и четвертым взводами командовал старший лейтенант Шаповалов, недавно переведенный к нам с корабля. Ему в помощники дали Цератодуса. А нас лейтенант Эльянов увел на другой конец острова и приказал занять оборону в оставшихся после войны окопах около рыбацкого поселка. Минут сорок мы углубляли ходы сообщения и распределяли секторы обстрела. Потом сидели и ждали нападения. Но никто на нас не нападал, и Эльянов послал в разведку меня и Толю Замыко: мы сидели ближе всех к его наблюдательному пункту.
Мы с Толей сняли бескозырки и отстегнули голубые воротники, чтобы не слишком выделяться в сухопутной обстановке. Сначала мы осторожно крались от дерева к дереву, вдоль лесной дороги, но так и не заметили никаких признаков приближения противника. Тогда я послал Толю к Эльянову, а сам пошел прямо по дороге: такая скучная война мне начинала надоедать. Пройдя километра полтора, я свернул в лес и взобрался на высокую гряду песчаных дюн, покрытую ковриками сухого мха с проплешинами сырого песка между ними. Я прошелся по гребню и огляделся по сторонам: нигде никакого движения. Я случайно взглянул под ноги и увидел глубокие, вдавленные в песок следы, ведущие к корявой сосне и обрывающиеся около нее. К облезлому стволу был прислонен блестящий новенький карабин. Я взял его и только после этого посмотрел сквозь сучья на макушку сосны: были видны стоптанные каблуки ботинок с наполовину стертыми подковами и черные трубы сильного морского бинокля. Ну, слезай, что ли,– нехотя сказал я и присел отдохнуть под сосной. Мои слова произвели совершенно неожиданный эффект: затрещали сучья, раздался вопль – и рядом со своим лицом я увидел болтающиеся ноги. как снаряд просвистел возле моего левого уха и врезался в песок.
Слезай, уже невысоко,– успокоил я сорвавшегося наблюдателя.– Можно и без парашюта. Дрогнула земля – и передо мной очутился сам Цератодус, заместитель командующего армии противника. Отдай карабин,– сказал он, промокая носовым платком ободранную щеку. А еще что?– осведомился я. Отдай, говорят!.. Это не по правилам. Я вот тебе сейчас покажу правила! Цератодус попробовал броситься на меня, но я выставил штык, а на лице изобразил необузданную свирепость. Цератодус отступил, и я решил доконать его одним ударом: Это тебе не рыбу воровать, вояка! Какую рыбу?.. Государственную, из чужих вершей. А ты видел? Видел, будь спокоен. Ты все врешь... Завидуешь. Пойдем, дорогой товарищ, к нашим. Начальству виднее, кто завидует, а кто ворует. Разберут – не волнуйся.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), Карасев Сергей Владимирович (КСВ) - архивариус, Горлов Олег Александрович (ОАГ) commander432@mail.ru, ВРИО архивариуса
.jpg)
