Пишем то, что наблюдаем.
Чего не наблюдаем - не пишем.
(Штурманское кредо)
К месту службы
Вьюжным февральским заполярным днем я приближался к месту моего назначения.
В предписании значилось, что таковым является город Полярный. Третий день свирепствовал шторм со снегопадом, и третий день в деревянном бараке, гордо именуемом «Морвокзалом» г. Североморска не то, что ожидало, а с каждым днем накапливалось все больше и больше людей, которым позарез надо было попасть «на тот берег», поскольку никаких дорог в город Полярный и его многочисленные окрестности в то время не было. Вечером прошел слух, что завтра утром независимо от погоды в Полярный пойдет тральщик с радиолокатором, специально выделенный командующим флотом адмиралом А.Т.Чабаненко, которому доложили о бедственном положении пассажиров. Утром ветер поутих баллов до четырех, но метель, снег зарядами продолжались, хоть ты им...
Часам к восьми подошел тральщик, как-то кособоко ошвартовался не столько к причалу, сколько к мощной льдине, оторванной от берегового припая губы Грязная приливо-отливной волной и принесенной сюда течением. На посадку пропустили вперед женщин с детьми и без, затем и сами притиснулись не без оторванных пуговиц и хлястиков. Весь путь прошли в пурге, вне видимости берегов, так что мое торчание на верхней палубе с целью первого знакомства с ландшафтом Крайнего Севера, оказалось напрасным. Несмотря на нулевую видимость, тральщик вошел в Екатерининскую гавань через Перейму. Насколько умелым был командир, можно было понять по тому, что при проходе Переймы чистой воды справа и слева у нас оставалось метров по десять.
Тральщик подошел к Полярнинскому контрольному причалу, и после предъявления комендантской службе документов я ступил на Заполярную землю, ходить по которой мне предстояло без малого три десятка лет.
Первое, что я увидел, это лежащий на здоровенном камне череп мамонта. Без бивней. Маленько прибалдев, понял, что Крайний Север - это земля, где надо быть готовым к любым неожиданностям. На КПП 33 Краснознаменной ордена Ушакова дивизии подводных лодок, куда я, собственно, и прибыл, дежурный по КПП выяснил, что я совершенно не представляю, куда мне идти, разбудил подвахтенного, который петляя в темноте и долго карабкаясь по крутой деревянной лестнице, подвел меня к арке Старолодочного здания и, поставив носом на выход из Екатерининской гавани, сказал: «Дальше сами».
О «подштюрмане»
Пункт 12 главы «Вторая надесять» Петровского гласит: «Подштюрман должен во всем послушен быть штюрману и во деле его вспомогать, а в небытность штюрмана дело его отправлять, под таким же штрафом как и штюрману». Напомню, что «штраф» - это смертная казнь или ссылка на каторгу «по важности дела смотря в суде». Налагался такой «штраф» в основном за навигационную аварию и, конечно, был справедливым возмездием. Поскольку я был назначен на лодку командиром рулевой группы, я и был таковым «подштюрманом» со всеми причитающимися ему льготами.
Начал я свою деятельность с подготовки к сдаче зачетов на самостоятельное управление группой. Для начала изучил организацию службы, потом подчиненный личный состав, а уж потом материальную часть своего заведования. Все — как учил штурман Конюшков. Надо сказать, в училище, кроме магнитного компаса с набором девиационных премудростей и простейшего гирокомпаса «Гиря», никакой техники и не было. Хотя в 1950 году в нашем училище произошло деление на факультеты: штурманский, минно-торпедный и артиллерийский, но качественно (как я сейчас понимаю) программа не изменилась. Просто было увеличено количество часов на профилирующий предмет за счет остальных. Материального подкрепления не произошло. Да и откуда было брать матчасть в послевоенные-то годы?
А тут тебе сразу и рули, и приводы, и радиопеленгаторы, и перископы, и еще всякая всячина, и в конце концов - телемоторы. Я до сих пор не знаю, почему он «мотор»? Ну, «теле» - значит «издали», то есть рулями седьмого отсека я запросто могу управлять из центрально поста. Но вот почему он «мотор», когда внутри у него ничего не крутится - цилиндр, плунжер, пружина и несколько дырок для перепуска масла гидравлики? Непостижимо...
Но самым трудным предметом был, конечно, навигационный театр. Трудность для меня заключалась в двух факторах. Первый - это полное отсутствие какой бы то ни было логической связи в названиях заливов, губ, островов, мысов, маяков и т.д. Так что запомнить их все было выше моих сил. И второй непреодолимый фактор - это флагманский штурман нашей 3-й бригады ПЛ капитан-лейтенант Дмитрий Эрнестович Эрдман (в обиходе д'Эрдманьян).
Дело в том, что в составе бригады было всего-навсего две лодки «С-43» и «С-44», обе 613 проекта. Бригада только начинала формирование. Правда, был еще отопитель «Метель», но этот последний выходил за пределы штурманского влияния и флагштур, так же как и мы, клянчил у шкипера «добро» помыться в душе.
По малочисленности корабельного состава, у Эрдмана в спецподчинении было всего два командира БЧ-1 и два «группена», поэтому он, будучи феноменально трудолюбивым, полдня грыз меня и остальной световой день - моего коллегу с сорок четвертой. Вопросы он задавал, по выражению Конюшкова, «ехидно выглядывая из-за чернильницы» (с намеком на пустяковый его росточек) и все выспрашивал, как по старому назывался остров Брандвахта и где мыс Ретинский, а где Летинский, сколько Кислых губ на театре и почему мыс Пушка получил именно такое название. При этом заставлял «поднимать» немую карту Кольского залива.
Потом он как флагманский штурман 1-й Флотилии атомных подводных лодок на легендарной «К-3» пойдет подо льдами Северного Ледовитого океана к полюсу, а в то время ходить на компасах и хилых гироазимутах туда, а главное обратно, было проблемой. Это теперь, когда на вооружение лодок поступила безотказная и высокоточная инерциальная система, походы к полюсу стали обычным делом, а тогда... Он будет флагманским штурманом Северного флота, членом Географического общества и пр. и пр... Светлая ему память.
Лично мне он сумел привить вкус не просто к запоминанию названий, но и к анализу их. Смысловому, лингвистическому, историческому, топонимическому... Другое дело, что зачастую у меня было больше вопросов, чем ответов. Ну вот, например: названия опасных для мореплавания камней, как правило, содержат в себе негативный заряд - Сундуки, Собаки и вдруг у Святого Носа - камни Диана. Почему? Что общего у камней с древнеримской богиней Луны? И кто дал им такое имя? Или вот - полуостров Канин. Всмотритесь в его очертания: длинная шея, собачья голова, вытянутая мордочка с острым собачьим носом. Помор-мореплаватель назвал бы полуостров «Собачьим», а его северо-западную оконечность «Собачьим Носом».
Ну при чем здесь ? А между тем латинское «Canis» - это и есть «собака». Кто определил конфигурацию полуострова и дал ему такое название? Как давно произошло это событие? Во всяком случае на генеральной карте Северного Ледовитого океана, составленной при Морской Академии в 1742 году название «Канин» уже есть. Я уж не говорю о губах Малых и Больших Волоковых - в вершинах ровные проходы из одного водного бассейна в другой,
вот и тащили люди свои плавсредства «волоком» посуху. Есть такие, например, на полуострове Рыбачьем, в Кольском заливе... Все это по-моему очень интересно.
Мой наставник - Конюшков
Командиром боевой части штурманской и связи (БЧ-1-4) подводной лодки «С-43» был Николай Никодимович Конюшков. Вы спросите, почему такое совмещение? А в то время таких совмещений было предостаточно: например «командир минно-артиллерийской боевой части», «рулевой-сигнальщик». Как говорил много позже Генеральный конструктор академик Сергей Никитич Ковалев, при попытках «совмещения» со стороны оргмобуправления, - «кок-дозиметрист-гинеколог». Так вот, к Николаю Никодимовичу я и был направлен «для послушания, вспомогательства и отправления». Он считался одним из лучших штурманов дивизии и, как показало дальнейшее совместное плавание, вполне заслуженно. И хотя и был старше меня всего-то на пару лет, в наших взаимоотношениях никогда фамильярности не было. Уж очень я уважал его. В дальнейшей службе у нас были и трудности и здоровые флотские хохмы, о нескольких расскажу.
Спустя месяц-полтора моей «подштюрманской» службы я получил от начальника приказание откорректировать комплект карт. Предстоял выход в море и выходить с устаревшими картографическими данными - позор для штурмана. А кроме того, все равно Эрдман проверит перед выходом штурманскую часть и неизбежно «задробит» выход. Я отобрал касающиеся театра плавания «Извещения мореплавателям», разложил на двух столах карты и начал трудиться. Вот за этим занятием и застал меня Конюшков. Некоторое время он от души веселился, затем преподал мне, как корректируются навигационные карты. Оказалось, это очень просто.
Берешь «добро» у командира, катером добираешься на тот берег в (снимок 1939 г.), что близ Мурманска. В Росте есть просторная изба, где располагается отделение гидрографии. Там по коридору налево и есть отдел корректуры. Отдел укомплектован исключительно симпатичными дамами, для установления добрых отношений с которыми, я должен сообщить, что я от Конюшкова. После чего, даме, которая справа от входа вручить флакон духов «Красная Москва» (поскольку она начальница), а тем двоим, что будут корректировать, по шоколадке.
Остался один вопрос - где переночевать. Николай Никодимович рекомендовал ехать в Мурманск, там найти площадь «Пять углов», досконально изучить содержание стенда «Они позорят наш город» - были в те времена такие стенды, имеющие целью предать общественной укоризне пьяниц, проституток, а также лиц, совмещающих эти два порока, - и следовать по указанному под фотографией адресу. Точно выполнив первую часть задания, я все же переночевал в Межрейсовом доме отдыха Совторгфлота. Не люблю пьяниц.
На первом же нашем выходе в море он учил меня, взяв пеленга на береговые ориентиры, сперва положить на карту свое место «на глаз», а затем уж прокладывать записанные пеленга, как это положено. Сравнив места обсервованное и отложенное «на глаз», убедиться в своей полной профессиональной непригодности и в дальнейшем, приобретая опыт, добиться их максимального сближения.
Были еще эпизоды в нашей штурманской службе - и приятные и не очень, но один случай мне запомнился накрепко своей эффективностью и экстравагантностью.
Дело происходило на переходе из Пала-губы, где мы возились с выгрузкой балласта, в Полярный. Начало марта, мороз градусов под 25 при ясном небе и безветрии. Еще когда отдавали швартовы, море начало «парить». Включили радиолокационную станцию «Флаг» - и вовремя, так как при подходе к посту СНиС Палагубский туман сгустился так, что стал плохо виден с мостика нос подлодки. Однако, поскольку на РЛС не отбивалось ни одной цели, командир - Николай Иванович Царев решил продолжать движение. На мостике остались он, старпом, штурман и сигнальщик в своем «гнезде». Выставлен впередсмотрящий.
Мое место у , карта расстелена, откладываю курсовые углы и дистанции до мысов, боковых ворот, траверзные расстояния до берегов. Втиснулись в Екатерининскую гавань, даем тифоном туманные сигналы, легли на курс 144 градуса, и вот тут-то все и началось. Берега вошли в мертвую зону РЛС, все слилось, нет ни берегов, ни причалов... Куда идем? Доложил на мостик. Командир дал «добро» подняться наверх. Там все та же безрадостная картина - туман, видимость хоть глаз коли, туманные горны ревут, собаки на причалах лают, кто-то занимается на причале строевой подготовкой «Араз, дво-о, три, араз, дво-о...» И посредине этой неразберихи на самой верхотуре сигнального мостика стоит, держась за флагшток, Николай Никодимович, спокойный как скала, и время от времени корректирует курс: «Право два... Лево пять...» Рулевого управления у лодок 613 проекта на мостике не было, надо было командовать в прочную рубку, поэтому командиру ничего не оставалось делать как дублировать команды великого штурмана: «Право два... Лево пять...» В вершине гавани вошли в ледяное «сало», парение прекратилось, туман остался по корме, видимость по носу полная, и оказалось, что мы идем прямо ко 2-му пирсу, куда и надо швартоваться. Фантастика! Колдовство! Восторг!
И только через неделю Конюшков раскололся. Дело в том, что когда разница температур подстилающей поверхности, в данном случае воды, и воздуха достигает значительных величин, образуются, так называемые, адвективные туманы. «Испарения», как это было в нашем случае, или «охлаждения» - это когда воздух теплее моря. Ну так вот - мороз, безветрие, море, как известно, незамерзающее и . И произошла редкая случайность - высота тумана была чуть ниже глаз стоящего на крыше рубки Конюшкова, и он прекрасно видел всю перспективу. Вот так над нами подшутила природа и Николай Никодимыч.
Продолжение следует
