И тут... как обухом по голове: умер Сталин! Нехорошо умер - перед Суновским днем рождения. Не мог подождать! Нехорошо, ибо вояж за картами и тайный замысел Суна накрывались самым жестоким образом.
Лодочные команды под вой мартовской пурги выстроились на траурный митинг. Шапки долой. Промерзших ушей герои глубин не замечали. На глазах - слезы, на сердцах -камень. Впереди маячил черный обрыв - как дальше без вождя-то жить?!!
Подводники через подвывание ветра слушали охриплый репродуктор: выступали «верные ученики» Ленина-Сталина - Маленков, Берия, Молотов. Явственно слышалось, как Молотов сдерживал рыдания.
Умер Сталин... И это был один из самых черных дней в куцей биографии Суна. Жить дальше становилось страшно. Но оставалась одна надежда: страна, народ, партия. Партия не даст погибнуть... И Сун подал заявление - «».
А жизнь шла. Раны утраты медленно, но зарубцовывались.
Мало-помалу дробились и незаметно уплывали льды. Бухта очищалась. Наступали тихие и ясные, беспурговые дни. В бухту набивалась рыба, настолько плотно, что стояла сплошной массой меж корпусов подводных лодок: черпай хоть ведром, хоть сапогом.
В один из таких дней поступила внезапная команда -«всем штурманам - на торпедолов!». И торпедолов, воняя соляровым дымом, понес штурманят на внешний рейд, где нетерпеливо пофыркивали дизелями две субмарины, гордость подводного флота - новенькие «сталинцы» С-23 и С-24 со стремительными и хищными силуэтами.
Предстоял «морской праздник» - штурманский поход на Командорские острова. Приняв на борт командование и кучку лейтенантов, лодки, самые быстроходные в то время, рванули на выход в океан.
Покачиваясь на пологой океанской зыби, третьим днем обе субмарины пришли на рейд Никольский острова Беринга. Сун в числе других толпился на барбете С-24 и ошеломленно разглядывал угрюмый всхолмленный, покрытый проплешинами снега берег с редкой цепочкой неказистых строений, приземистым памятником знаменитому мореплавателю, окружающие рейд клыкастые скалы и всплывающих там и сям сивучей.
Подошел ржавый рейдовый буксиришко; морские начальники сошли с лодок, с ними - наиболее настырные; прочим из «зеленых» мест не досталось. Оставался бинокль. Сун заинтересованно крутил окуляры, когда мимо лодки прочухал моторный баркас, доверху нагруженный птичьими яйцами. Совсем как на какой-нибудь речке Таволожке, где крестьяне возят сено с островов в деревню.
.
Возвратившиеся с острова Беринга взахлеб рассказывали: встретившее моряков островное общество открыло клуб и немедленно потребовало - «танцы!» Это в три часа дня-то. На острове около 500 жителей, из них 150 погранцов, остальные - «вольные», потомки «братьев-славян» и алеутов.
Последний пароход приходил к ним аж восемь месяцев тому назад, в сентябре, привез только муку и десятка полтора кинолент.
Муку аборигены быстренько переделали на пельмени и шаньги (а может, и бражку), одним словом, слопали. Киноленты прокрутили за три дня, сначала вперед, потом спереду-назад; надоело.
В поселке - масса безвольерных голубых песцов, больше, чем в богатой деревне кур, и эти линяющие облезлые твари нахально лезли в карманы прибывших и ухитрялись уворовать все - от носовых платков до папирос и спичечных коробков. Только держись за карманы.
Как сказали аборигены, на острове до 3000 диких оленей, и островитяне выбивают их только в рамках приплода, спасаясь от цинги свежим мясом, квашеной черемшой вкупе с рыбой и птицей. Грибов и ягодников (осенью) - море, косой коси. А деревьев и даже кустарников нет. И солнце - два-три дня в году.
В поселковом магазинчике на полках одни банки с крабами и рулоны сверхдефицитного на материке «бостона», завезенного сюда глупыми снабженцами. Зато ни одной бутылки спиртного. Все давно выхлебано.
Под вечер, приняв неблагоприятный метеопрогноз, субмарины покинули коварный рейд и легли курсом на Камчатку.
Всю последующую ночь Сун торчал под козырьком мостика и таращил глаза на величественное и грозное явление природы - вулкана Ключевская сопка. Когда столб огня поднимался на высоту до трех, а сверкающая молниями туча свыше пяти километров над раскаленным кратером с потоками огненных лав. Вся эта картина хорошо просматривалась на расстоянии до 100 морских миль.
Прошел ясный и тихий май, настал серый и дождливый июнь. Несмотря на рыки и потуги грозных начальников, подводные «щуки» упорно цеплялись за плавказарму и не желали плавать, кряхтя и жалуясь на многочисленные недуги и старческие язвы.
В один из глухих вечеров в стойбище лейтенантов ворвался возбужденный дежурный по бригаде Удавка Толстый и выпалил:
- Ой, братцы! Что я слышал?!
Братцы навострились: «Выкладывай, что ты там слышал?»
- Пошел я, братцы, проверять лодки. Залез в одну, раздолбал вахту, чтоб «служба раем не казалась», полез в другую. Смотрю: радиорубка не опечатана! Ага! Грубейшее нарушение. Я р-раз за дверь! А там сидит лопух, нацепил наушники, вражьи голоса слушает. Я его - цоп за плечо: «Попался, гад!» А тот вскочил, руки трясутся: это ж верный трибунал! Я его вышвырнул, сам нацепил наушники и на ту же волну... Передает «» и что передает, вот что, буквально: «В ближайшие дни в Советской России произойдут важнейшие события. Либо Маленков свернет шею Берии, либо наоборот, Берия свернет шею Маленкову».
Удавка смотрел на однокашников; лейтенанты на Удавку, а потом взорвались: «Какая наглая ложь! Клепать на наше правительство! Вот сволочи!».
Через двое суток Камчатку потрясло известие - «Берия - враг народа!», «Партия сплотилась под знаменем Ленина-Сталина!».
Подводнички притихли: такие штуки ошеломляют, бьют наповал.
Между прочим, в это же самое время в Петропавловске, в политотделе Камчатской флотилии, разыгрался шторм-спектакль. Начальник политотдела собрал своих политарбайтеров, числом до 30 человек, на какое-то инструктивное совещание и по устоявшейся традиции для начала приступил к раздеванию нерадивых, наливаясь благородным малиновым гневом.
Внезапный телефонный звонок кого-то из равных, армейских.
- Окунев, слушаю.
- Петр Васильевич. Там у тебя за спиной портрет Берии висит.
- Висит, - не врубился Окунев. - А что?
- Снимай скорее! Враг народа! - и абонент повесил трубку.
Сидящие притихли. Уши топориком. Начальник политического отдела импульсивно подпрыгнул, вскочил на стул, рванул портрет Лаврентия и ринулся из кабинета.
И вдруг... остановился в дверях, прижимая портрет к животу и с ужасом озирая сидящих: «а вдруг провокация?!» Он побелел, лицо покрыл крупный пот. А присутствующие воззрились на начальника.
За срыв портрета... да чьего ! Что могло быть ужаснее, если «не враг народа, а злая шутка?» Хуже, чем расстрел!
К счастью (а может, к досаде кое-кого из присутствующих), звонок оказался не провокацией. Как же рвал себе волосы на известном месте начальник политотдела, оставшись один, за этот рефлексивный подскок и рывок!
Оценивая все происшедшее в тот памятный 1953 год почти 40 лет спустя, давно поседевший Сун задавал, отбрасывал и снова задавал себе сакраментальный вопрос: «Неужели всесильный тогда шеф советской карательной системы Лаврентий Берия не был осведомлен о хитром и зловещем предсказании "Голоса Америки", переданного в широковещательных каналах? Чушь».
Если не знал («не доложили», о чем болтает Америка), выходит - грош цена всем его зловещим службам! Чепуха, такое исключается.
А если знал? Выходит, схватка кремлевских гигантов прошла совсем по другому сценарию, нежели тот, что преподнесен народу Никитой Хрущевым, этаким простачком с бородавкой на носу.
А ежели так, то опубликованный в прессе водевиль с внезапным арестом Лаврентия на заседании Президиума ЦК КПСС (со спрятанными за дверью маршалами) - «липа»? Настолько ли наивен был Берия, чтоб попасться как «кур во щи»?
Но выходит, врали все - и Хрущев, и Жуков, и Конев и никому ранее неизвестный контр-адмирал Зуб! Тогда из черного шитья вылезают белые нитки: и не вывезен Берия в машине Жуковым из Кремля, и не спрятан в московской комендатуре ВВС, и не расстрелян по приговору Военной коллегии спустя 5 месяцев (аж в декабре 1953), а уничтожен каким-то другим способом и объявлен «врагом народа» после смерти, а не после ареста.
Если так, то врали все - и кремлевские политики, и легендарные маршалы, и подсобные «свидетели». Если и судили, то подставную «куклу»?
Наводит на размышления свидетельство сына Берии в книге «», в которой он утверждает, что 12 июня он, подъезжая к дому, видел, как из подъезда выносили тело, прикрытое простыней...
А время шло. Сун, окунувшись в бездну корабельных хлопот, безуспешно пытался подготовить свою матчасть к плаванию. Но ржавая субмарина плавать категорически отказывалась.
И однажды Сун получил телеграмму из неведомой Хан-дыги:
«Родился сын. Мать тяжелом состоянии. Аввакумовы».
Сун ошеломленно вертел телеграмму - выходит, он теперь отец! И подарила ему сына молодая гордячка, с которой они расстались так холодно в дождливый ноябрь в славном граде Владивостоке.
«Нет. Сына не брошу. Так, как бросили меня четверть века назад. Хватит разбрасывать сирот по белу свету» - била в виски кровь.
А где эта Хандыга? На карте Колымы Сун ее не нашел.
- Дуй в Магадан. Там подскажут, - решили лейтенанты.
И Сун отправился по начальству с телеграммой в потном кулаке. Милостивое начальство определило: на путешествие - один месяц.
- Возьми пистолет. Мало ли что? - предложил старпом Генка Пижон. - Места-то какие!
- А, - отмахнулся Сун, собирая шмутки в тощий рюкзак. Шмуток оказалось: зимний полушубок (ибо другого у лейтенанта ничего не было), полотенце и две пачки «Памира».
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ КОЛЫМА
Почти все знают, что златоносная Колыма была главной и наиболее мрачной «провинцией» ГУЛАГа. Но мало кто знает, что первые геологи-изыскатели (не поисковики) ступили на эту неприютную землю в 1939 году. Именно тогда и был заложен порт Нагаево.
А уже в ближайшие 2-3 года на Колыме был развернут огромный по территории и масштабам главный филиал ГУЛАГа, именуемый «Дальстроем» НКВД. Молчаливое царство «Территория» (названное так талантливым писателем-геологом О.Куваевым) под эгидой Главного управления Северо-восточных лагерей простиралось от Красноярска до Певека. И в этом проявилось огромное преимущество планового социалистического метода хозяйствования.
«Территория» давала стране большое золото и пробивала дороги к Ледовитому океану. Но, как теперь стало ясно, вожди партии и правительства не успели завершить грандиозные предначертания и оставили эту задачу следующим поколениям и грядущим незадачливым правителям.
Сколько же там было лагерей, сколько доставлено и осталось там «зэков», сколько трудилось «вольняшек» и охранного аппарата - дело архивной статистики. Во всяком случае гораздо больше, чем на Беломорканале или в Воркуте.
В июне 1953 года (как в кинофильме «Холодное лето 1953-го») якобы по распоряжению Л.Берия, а официально по указу Председателя Верховного Совета СССР К.Ворошилова была объявлена Большая Амнистия, под которую подпадали все, кроме пресловутой «статьи 58», и лавина зэков всех категорий, в основном уголовников, хлынула в Магадан.
Настоящая глава есть описание всего увиденного лейтенантом флота российского Суном, пробиравшимся на попутных к месту рождения сына по путаному маршруту Магадан - Атка - Палатка - Мякит - Берелех - Сусуман -Ягодный - Адылах - Индигирка - Прижим - Хандыга (нижнее течение Алдана).
Продолжение следует.
