Место им было выбрано под восточным, довольно приглубым берегом Шалаурова, там же, где в 1924 году зимовал (30 октября 1950 года трагически погиб во имя спасения жителей Владивостока).
Нужно сказать, что ледовая обстановка в этом районе в восточном направлении не была трудной. Сколько позволяла видимость (с купола острова днем видно было довольно далеко), море было покрыто коркой молодого льда, достигающего у борта «Колымы» не более 15 см. Только местами виднелись вкрапленными отдельные ледяные поля, которые «Колыма» могла бы обойти.
Короче говоря, принятое капитаном решение встать на зимовку резко расходилось с мнением всего экипажа, считавшего необходимым пробиваться на выход. Но приказ капитана есть приказ.
Не объясняя экипажу всей глубины своих соображений, В.П.Сиднев заявил: «Я - капитан, я — знаю...».
Началась деятельная подготовка к зимовке. Прежде всего нужно было подготовить жилые помещения.
Каюты, расположенные в кормовой части средней надстройки, оставались без использования. Все переселились в район кают-компании. Переборки сняли, коридоры в корму перегородили. В кают-компании установили железную печь, обогревавшую весь этот жилой «массив».
Палубная команда оставалась в своем кубрике в кормовой надстройке. Там также поставили железную печь.
Кочегары, машинисты, повара, пекарь и плотник размещались под полубаком, для чего были разобраны переборки, отделяющие от кочегарского кубрика каюты машинистов и боцмана, и устраивались дополнительные двухъярусные койки. Получилось помещение в виде буквы «П», довольно плотно населенное. Под этим помещением в носовой части твиндека грузового трюма №1 на левом борту была выложена кирпичная плита на четыре с духовкой для выпечки хлеба, вмазанным котлом и змеевиком в топке для подогрева воды.
На правом борту этой же части твиндека была установлена стальная бочка емкостью в одну тонну, связанная трубопроводами со змеевиком, встроенным в топку камбузной плиты. Тут же отгородили участок в полтора квадратных метра, предназначавшийся под баню.
Площадь, оставшуюся до комингса люка трюма, установив поперек судна по комингсу теплую переборку, использовали под столовую команды и классную комнату для занятий.
На этих работах выяснилось, насколько правильно была подобрана команда.
Все оказались мастерами, все работы выполнялись не только добротно, но, по условиям судна, зимующего в Арктике, и красиво. Печи и трубы были изготовлены из кровельного железа в замок. Внутри их выложили огнеупорным кирпичом, с колосниковыми решетками, поддувалами, поворотными головками, заслонками и т.д. Такое устройство не требовало большого расхода угля, так как кирпичи, накаляясь, долго сохраняли тепло. Сделали и преотличный инструмент: гребки, совки, лопатки и прочее.
Золотые руки были у машиниста Павла Лошкарева. Он, член ВКП(б) с 1920 года, еще мальчишкой работал в Сибири у хозяина жестяной мастерской и прекрасно знал это дело. А нам стоило только показать. Все сделанное безотказно прослужило до конца зимовки.
Громадная работа была проведена по главной машине, вспомогательным механизмам, котлам и их арматуре, паровым и водяным трубопроводам, междудонным танкам. Главным условием сохранения нашего силового хозяйства было полное удаление воды — отовсюду, где только она могла быть.
Все механизмы и трубопроводы заполнили конденсатом с содой. Для удаления воды разобрали все: цилиндры главной машины и механизмы, все клапаны и вентили котлов и систем, все трубопроводы. Даже набивку сальников главной машины и водяных цилиндров насосов, пропитанную водой, приходилось отдавать, так как под действием мороза все сальниковые коробки были бы разорваны.
Котлы были продуты, вскрыты, почищены и законсервированы , так как всей машинно-котельной установке предстояло почти восемь месяцев.
В большой опасности находился главный кингстон. Его требовалось сохранить в целости во что бы то ни стало, так как его размораживание грозило затоплением машинно-котельных отсеков. Чугунную коробку кингстона закачали машинным маслом, а снаружи (в машинном отделении) завалили навозом от нашего «сельского хозяйства», который предусмотрительно накапливали, предвидя возможность зимовки.
Вообще-то для этих целей нужен навоз конский, но лошадей, к сожалению, не было.
Со скотом разделались просто: всех коров прирезали, а их туши развесили на вантах. Несколько отъевшихся свиней решили сохранить в надежде на приплод и поместили их в пустой трюм №2. В течение зимовки две свиньи опоросились, подарив нам по десятку поросят. Из птицы сохранили одного петуха: уж очень он заливисто подавал голос в положенное ему время.
«Колыма» между тем все больше обмерзала, лед вокруг становился все толще. С борта за камни острова были заведены стальные концы, и судно стояло как отшвартованное в порту. На «причал» — лед с левого борта установили широкий крепкий трап, на правом борту гальюны. На твиндеке носового трюма — ледовый бункер.
Было разработано и вступило в силу зимовочное расписание. Вся команда была разбита на пять групп.
Первая группа - добывать пресный лед и доставлять его на судно; вторая — производить чистку всех печей, выносить шлак, «добывать» уголь из угольных ям и доставлять его к печам; третья — работать на камбузе в помощь поварам, кормить команду завтраками, обедами и ужинами, убирать и мыть посуду; четвертая - нести суточную вахту по топке печей, наблюдать за пожарной безопасностью, состоянием моря и окружающей обстановкой, будить поваров и третью группу; пятая — свободная, занималась стиркой и ремонтом своей одежды, ходила на охоту, отдыхала. Обслуживание капитана и кают-компании оставалось за буфетчиком и уборщиком.
Помощники капитана несли суточную вахту, вели метеорологические наблюдения и следили за безопасностью людей, спустившихся с борта для околки винта и руля, давали разрешение (в зависимости от погоды) уходить на охоту, следили за соблюдением распорядка дня, наблюдали за окружающей обстановкой, вели судовой журнал.
Старший механик никаких особых обязанностей не нес, ведя общее наблюдение за состоянием машинного хозяйства и всего судна в целом.
Каждая группа работала по неделе, по истечении которой переходила к обязанностям следующей группы.
После недельного отдыха опять начинала с первой.
Примерно каждые две недели устраивался аврал для разработки майны под кормой, чтобы очистить гребной винт и перо руля. Для этого имелись специальные ледовые одноручковые пилы с зубом высотой в два с половиной дюйма.
Лед за две недели нарастал до одного фута, а иногда и больше. Так как гора льда вокруг кормы постоянно росла, то эта работа требовала не только ловкости, но и большой физической силы и большого числа людей.
Пресную льдину красивого синеголубого цвета удалось найти не ближе трех кабельтовых от «Колымы», поэтому добыча и доставка льда на судно также требовала больших физических усилий, а во время полярной стужи, и особенно пурги - даже геройства.
С первых же дней организовали школу, и вся молодежь училась. Занятия проводили в столовой команды после ужина. Машинист Чаусенко преподавал алгебру, матрос Бондаренко — геометрию, я — русский язык. (Оба мы весной 1927 года перешли на четвертый, последний, курс Владивостокского морского техникума, они — судоводительского, я — механического отделения, потому и могли быть преподавателями).
Чаусенко очень много занимался сам. Такой усидчивости можно было только позавидовать. Вернувшись с зимовки, он сдал экзамены за два года института.
Многие члены команды не имели почти никакой подготовки, начинали с азов, изучали арифметику, действия с дробями, учились писать.
Так как ни киноустановки, ни радиотрансляции, никаких игр, кроме «козла», не было, то и о развлечениях нужно было думать самим.
В кают-компании имелся встроенный в правом углу громадный шкаф — какой-то старинный , но ни одной стоящей пластинки не было.
Для начала изготовили партию шахмат.
Стармех Пирожков очень любил шахматы, но страшно переживал проигрыш, и мы садились с ним играть, заранее договорившись между собой, что каждую третью партию ему нужно проигрывать. Не из подхалимажа — мы просто очень уважали нашего «деда» — прекрасного механика и слесаря.
А вскоре он нас просто-таки удивил. Из музыкальных инструментов у нас были: баян, гитара, балалайка и мандолина. Играли, конечно, плохо, но со временем получались сносные концерты. Число желающих записываться в «ансамбль» росло, и вот тогда Пирожков, используя материалы от бочек из-под сливочного масла (бук) и ящиков от японского апельсинового сока (многослойная сосна) изготовил гитару и две домры. Струны у него оказались в запасе.
Благодаря четкому распорядку, занятости людей работой, учебой, охотой, времени и места для уныний не оставалось, в экипаже царил бодрый, здоровый дух. Когда окреп лед и опасности провалиться не стало, началась охота на песцов. Все стали выходить на берег, облюбовывать места по своим соображениям и ставить капканы.
Правда, не зря говорят - в семье не без урода. Уборщик Гречухин тосковал, отказываясь от участия в общественных мероприятиях. Вяло исполнив свои обязанности, он мог часами сидеть на одном месте, уставившись в одну точку невидящими глазами, или лежать на койке, разглядывая сучок на переборке. Никакие уговоры не могли его расшевелить. На палубу он почти не выходил.
Вид , которым мы все любовались, выводил его из себя. Он смотрел на красивейшие переливы радужных цветов дикими глазами, приходя в исступление. Мы уводили его в помещение и с трудом успокаивали. Лекарств он никаких принимать не хотел, а завидев доктора, начинал дрожать.
В декабре, незадолго до наступающего нового, 1929 года, сорвался — лучшего слова, пожалуй, не придумаешь — южный ветер, быстро перешедший в ураган.
Немудреный такелаж «Колымы» гудел, как орган.
Капитан Сиднев надеялся отстояться у острова, для чего громадными усилиями на прибрежные камни были заведены дополнительные швартовые концы. Но неимоверной силы ветер оторвал береговой припай, а с ним и прочно вмерзшую «Колыму» — стальные концы лопнули как гнилые нитки, не удержал и якорь.
Удивительно, как выдержал якорный канат и какова была сила ветра, утащившая в море «Колыму» с волочившимся якорем.
В темноте полярной ночи, среди бушующей стихии, при 35 градусном морозе, когда вода на лету превращается в лед, «Колыму», окруженную ледяным полем, от которого то и дело отрываются огромные куски и тут же исчезают из видимости, совершенно беспомощную, без машины и руля, несло в неизвестность.
Плотно слежавшийся на палубе снег непрерывно поливают волны бушующего и кипящего вокруг моря, все выше намерзали на палубе причудливые ледяные горы.
«Машинная команда — в машину, к котлам! Быстро собирать все разобранное, разводить котлы!
— Откуда взять воду для котлов?
— Из-за борта, соленую.
— Как взять?
— Пожарным ручным брандспойтом...»
Рискуя «сыграть за борт» с обледенелой палубы, кочегары и машинисты, пристроившись под трапом на спардеке, обливаемые забортной водой, начали подавать воду в правый котел.
Остальные в это время с лихорадочной быстротой собирали главную машину, механизмы и болтали фланцы паровых и водяных магистралей.
Как только в водомерном стекле правого котла показалась вода, при открытой еще горловине, в топках развели огни.
1 - паровой котел, 2 - краны, 3 - . Действие основано на принципе сообщающихся сосудов: уровень воды в водомерном стекле такой же, как и в котле.
Заполнив правый котел до минимального допустимого уровня, таким же порядком завели и левый котел.
В это время палубная команда во главе со старшим помощником капитана И.Г.Эриксоном, привязавшись концами к релингам «Колымы», пилили, ломами и пешнями освобождали судно из ледовых тисков, главным образом корму, чтобы дать возможность работать винтом и рулем.
За время стоянки под корпусом судна наросла ледовая чаша, теперь представлявшая собой одно целое с окружающим «Колыму» полем. Людям пришлось спуститься на лед.
Внезапно в районе первого трюма обломилась льдина, как спичечную коробку унесло наш мощный трап. Полундра!
Не мешкая, за борт выбросили несколько штормтрапов. Пока матросы поднимались на палубу, старпома Эриксона на обломке льдины стало относить.
Спасла его самоотверженность матросов Паши Кернера и Миши Трунова. Рискуя оказаться в таком же положении, они кинулись в бушующую ледяную бездну и концом выхватили Эриксона на лед, еще державшийся у борта «Колымы».
Заработала главная машина. Подали пар на брашпиль, выбрали якорь и «Колыма» получила возможность противостоять натиску урагана.
Неделю носило нас по бушующему морю. Пароход представлял собой бесформенную глыбу льда. Скалывать его начали, когда ураган пошел на убыль.
Измученные, но удовлетворенные результатами схватки с полярным Нептуном, мы оглядывались вокруг.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
