До Камышков Немыкин добрался без особых приключений. Деньги он больше не доставал и, даже на автовокзале в Саратове не соблазнился горячими пирожками с печёнкой, которые очень любил. Тем более, что и тут бродили цыганки. Впрочем, они были с сумками, ждали автобуса, и ни к кому с гаданиями не приставали. В родительском доме «шифрика» встретили ахи-охи, вздохи, поцелуи родни и крепкие объятья друзей. Петя с широкой улыбкой на лице принимал парад. На его черной тужурке сияли две медали, разные значки: за классность, «За дальний поход», какие-то ещё жетоны, которыми его снабдили друзья-сослуживцы. Потом был длинный стол под навесом в саду, незамысловатые тосты, неимоверное количество самогона под натуральную деревенскую закуску. - За тех, кто в море, на вахте и в дозоре! - выдал очередной тост Немыкин.
Все дружно пили за моряков, за Тихоокеанский флот, потом за здоровье стариков, за прекрасных дам. Прекрасные камышковские дамы были уже пьяны вдрабадан, потому что застолью шел уже пятый час. Поскольку была суббота, всей гурьбой повалили на танцы в сельский клуб. Петя шёл во главе разношерстной толпы в расстёгнутой тужурке со всеми регалиями. Под руки его держали две весёлых подруги. Они хохотали и приплясывали. - Песню за-пе-вай! – скомандовал отпускник и сам запел «Варяга». - Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не жела…а…а…ет! - пели все недружно, но зато мощно. В душном зале клуба собралась вся местная молодёжь. Немыкина все знали и подходили поздороваться – парни за руку, а девчата - поцелуем в щёчку. От поцелуев у Пети всё лицо было в красных пятнах помады. Потом танцевали, потом «шаман» пригласил всех в буфет и угощал пивом и бутербродами. После пива пили шампанское «за приезд героя-тихоокеанца». Щедрый Петя выгребал остатки отпускных денег на кутёж. Под занавес, когда закончились танцы и музыканты ушли со сцены, какой-то пытливый паренёк рассмотрел Петины награды повнимательней. - Ты чо дурку гонишь, Петро, - сказал он при всей компании, - две одинаковых медали ещё никому не давали, гляньте, чо тут у него пришпилено! Все посмотрели медали и загоготали. - Ну, ты Петя, даёшь! Обидевшись, Немыкин с размаху заехал бдительному дружку в ухо. Спонтанно и как-то радостно началась драка. Через пять минут махаловки никто уже не помнил, из-за чего она произошла. Все с великим удовольствием лупили друг друга, как это бывает только у русских людей, когда они находятся в настроении и изрядном подпитии.
Били вначале кулаками, потом в ход пошла мебель. По свистку подоспевшей милиции, так же внезапно, как началась, драка закончилась. Зачинщика – Петю Немыкина - повязали и увезли в милицейский участок. Там составили протокол о хулиганских действиях тихоокеанца. Подсчитали нанесённый ущерб – 57 рублей. В такую сумму оценили работники клуба разбитые стулья и хрустальную люстру. Хотя, если честно, люстру Петя не трогал, она упала на головы драчунов сама от сотрясения воздуха. Ещё до потасовки мичман потратил на угощенье односельчан около шестидесяти рублей и теперь последние свои гроши отдал начальнику клуба, чтобы не возбуждали уголовное дело. Так в первый же день своего отпуска «шаман» Немыкин остался совершенно без денег. Надо было заказывать «буксиры»… Получив телеграмму с текстом «Срочно шли три буксира» мичман Храмов озадачился. После убытия «шамана» в отпуск не прошло и трёх суток. «Вот это Петя кутит!» с восхищением подумал Саня Храмов. По внутренней трансляции Храмова вызвали в каюту замполита Синютина. - Что это за телеграммки странные вы получаете от мичмана Немыкина, - подозрительно спросил зам, - какие ещё там буксиры в саратовской глуши? Храмов сопел и молчал. Выдавать друга не хотелось. - Вам не кажется странным тот факт, что наш шифровальщик шлет кодированные депеши о каких-то буксирах? - глядя в упор на Саню Храмова, тягуче процедил замполит. - Пойду-ка я в особый отдел дивизии, чёрт его знает, может Немыкина завербовали? Может он уже и не в Камышках вовсе, а за бугор пытается свалить? Храмов заволновался. - Товарищ капитан-лейтенант, может это он денег хочет? Может отпускные закончились? А открыто попросить стесняется. - Не порите чушь, мичман Храмов, я вам не верю - холодно ответил замполит, - ваш дружок получил больше трёхсот рублей отпускных, проездные билеты туда и обратно ему купила Родина, пропить такие деньги за двое суток не под силу даже адмиралу в лучшем ресторане Владивостока.
Замполит Синютин подозрительно посмотрел на Храмова. - Я думаю, что вы лично вступили с ним в преступный сговор, хотите вместе Родину продать, - убийственно добавил замполит, - идите пока к себе, но с лодки, ни шагу. Я вахту предупрежу. И закрутилось – завертелось. Послали телеграфный запрос в село Ал-Гай - районный центр: становился ли на воинский учёт мичман Немыкин. Оттуда ответили, что мичман Немыкин из Камышков не приезжал и на воинский учет не становился. Да, и как горемыка мог приехать, если к третьему дню пребывания в родном селе он самостоятельно уже и двигаться не мог? Хоть и денег не было у Пети, но зато было много друзей, подруг, двоюродных и троюродных родственников. От двора до двора «шамана» водили под руки. Не прийти в гости значило кровно обидеть. В гостях Петя дегустировал самогон и оставался ночевать, не дойдя до дома. До девушек ни руки, ни всё остальное у него никак не доходило, несмотря на прогнозы друга Храмова «дружить по очереди» с ними. Приехала из Саратова старшая Петина сестра – врач областной поликлиники, увидела это безобразие и увезла пьяненького папу и усталую от празднеств маму с собой. - Пётр! – строго сказала она брату на прощание, - езжай назад, алкаши тебя угробят. После многочисленных застолий Петина тужурка превратилась в засаленную тряпку с вино-водочными разводами. Где-то потерялась вторая юбилейная медаль. На фуражку постоянно кто-нибудь садился, и она приняла форму блина с треснувшим посередине черным козырьком. Но это были мелочи.
Самое главное, что Немыкин не мог найти своего портмоне с удостоверением личности и проездными документами. Все нетрезвые попытки найти их были пустыми. Кожаный, черный бумажник канул в неизвестность. Смутно вспоминалась гулянка на берегу огромного пруда, вырытого посреди села. На его месте раньше была балка, густо поросшая камышом (отсюда и название села), а теперь любимое место отдыха сельчан. На той гулянке, как вспоминал Петя, он часто снимал свою флотскую тужурку, где во внутреннем кармане лежал бумажник и накидывал на плечи Насте Рыжовой… или, может, Катьке Зайцевой? Потом гулял с какой-то девчонкой до лесочка – единственного островка зелени в засушливом степном селе. С кем он там гулял, Петя не помнил. Искали документы и в лесочке, и на берегу пруда, но безуспешно. Через пять дней в Камышки приехала в отпуск новая сельская знаменитость – Колька Медведев. Он был капитаном и служил в ВДВ. Своей мускулистой фигурой и богатым «иконостасом» на груди он затмил «флотоводца» Петю с его жидкими побрякушками. И деньги он не растрынькал по дороге в родимые Камышки, в отличие от мичмана. Про Немыкина с его проблемами все тут же забыли. Дома у него всё было выпито и съедено. Коварные девушки переметнулись к Медведеву. Тот теперь «зажигал» в клубе, а Немыкин сидел дома и никуда не ходил. Сердобольная соседка баба Дуся приносила ему остатки от еды своих домочадцев и почти целые «бычки» от папирос и сигарет. …Замполит Синютин перехватил вторую телеграмму, предназначенную «резиденту» Храмову: - «Саша все мои буксиры утонули тчк перелёт невозможен жду буксиры». Как и первую немыкинскую депешу, он передал телеграмму в особый отдел дивизии подводных лодок. - Специалисты разберутся, - зловеще сказал он арестованному и посаженному под замок, мичману Храмову. Сверху командиру немыкинского атомохода поступила команда: разобраться, найти и доставить! Прохождение некоторых команд на флоте занимает довольно большой промежуток времени. Пока готовили поисковую группу, пока выписывали командировку, от Немыкина пришла еще одна срочная, кричащая телеграмма. Теперь уже лично командиру атомохода. Это была совсем не шифровка, и в ней был понятный всем текст: «денег нет зпт проездные и удостоверение потерял тчк умоляю увезите меня отсюда домой в дивизию тчк Немыкин».
Воспоминания нахимовца Леонида Димента, выпускника ТНВМУ 1953 г.
ФАЛЬШИВЫЙ ГЕЛЕНДЖИК
Рядом с базой торпедных катеров, вдоль бровки футбольного поля располагался наш лагерь. Напротив палаток деревья с могучим «букетом» в центре столпившихся дубов (пеленг на центр поля), похожим на баобаб. За правыми воротами экзотика – роща грецких орехов. Напротив, левее дороги к морю (которое в сотне шагов), алыча, деревья тутовника красного, жёлтого, чёрного.
И всё это ежедневно россыпью на земле. Сладкое, спелое. И к веткам тянуться не надо! Ну, не рай ли для, изголодавшихся и на годы промёрзших, северных гаврошей!. Ежевика, кизиловые лепёшки (неведомая ягода)…. Но, это потом. А сначала нас построили. И с другими новобранцами рассортировали по ротам. Пятиклассники – 6-я, мы – шестиклассники - 5-я, и т.д. 1-й роте – десятиклассникам через год выпуск. Кроме наших из вновь прибывших впечатлили трое из 4-й роты. Маленький атлет Васильев, с малолетства занимавшийся борьбой, поражал мышцами рук и ног, похожими на батоны. Отсюда и прозвище. Он был всеобщим любимцем. Харазов - круглоголовый брюнет играл в шахматы с рыжеватым Фроловым. Доигрались до солнечного удара. Лоб Харазова опух так, что ещё долго при нажиме пальцем в нём оставалось углубление. У Фролова удлинённая голова, словно пилотка, слегка щегольски накренилась вправо. Над ними поколдовал врач, и здоровье было спасено.
Васильев Николай Васильевич, Фролов Сергей Игоревич, Харазов Виктор Григорьевич.
Были здесь и «старослужащие» двоечники, оставленные готовиться к сдаче «хвостов». Словом, в наши под нулёвку стриженые черепки* (об этом – позже), хлынуло столько информации, а в души эмоций, что и ныне успокоиться не могу.
"Свежий ветер". А.А.Гальперин.
МОРЕ ВИДЕЛ Я ВПЕРВЫЕ - БЫЛО МНЕ 13 лет.
Белым кружевом прибой извивает голубое. А над толщей глубины по велению волны Блики светлые сливаясь, светом с тенью забавляясь, Прихотливы и вольны. Мне чудесно видеть это моря сказочное лето. Там за дальнею чертой перламутровый покой Лёг подковой предо мною. Я на севере родился над красавицей рекой, Между Волгой и Окою, и сроднился с красотою. Но такое!? Боже мой! Солнце ласковой щекою гладит кожу… Что со мной?… Я впервые вижу море, рано в жизни встретил горе. (Мне всего четыре было, а уже осиротел – Мама милая уплыла в тот заоблачный предел). Я её почти не помню. Почему же в этот миг Образ солнечный настиг? Ясно-ясно, хоть и зыбко, вижу грустную улыбку. И щекою горячо мне греет ласково плечо Не она ли? Как проверить?… Не дано. Но сладко верить, будто всё она здесь видит. И красу, что здесь легла, подарить ОНА смогла. А с тех пор, как мы расстались навсегда, Она осталась в этом мире красоты И небесной чистоты. Ну, а рай земной с небесным переплёлся тесно-тесно… И, чтоб в нём всё время жить, Надо чем-то заслужить. Море видел я впервые. Было мне 13 лет.
05.09.2003.
Повара всегда старались, а нахимовцы не страдали аппетитом! Все довольны! Фотография предоставлена Ириной Валентиновной Мартыновой, дочерью подполковника В.П.Николаенко.
Но вернёмся в август 1948. Быстро стал пополняться словарный запас. В гальюне можно украдкой от старшины Тиля махрой побаловаться, в камбузе кок стряпает борщ и макароны по-флотски; которые на семерых раздают бочковые. Кстати, на этом поприще отличился Вовка Сущинский (уже в Тбилиси). Однажды он положил себе больше, чем нам, объяснив, что нам дал длинные, а себе оставил короткие. В 1-м наборе были фронтовики (юнги, сыны полка). Многие с боевыми наградами. Не то, что мы – салаги. Нам выдали робу (голландки), бескозырки (чепчики) (вместо ленточек бантики). Ведь звание нахимовцев надо заслужить, а пока мы – кандидаты. Шкеры (брюки) и белые парусиновые ботинки (которые следовало чистить зубным порошком). «Говнодавы» (ГД) - кирзовые ботинки выдали уже в Тбилиси. После обеда и дневного сна строевые занятия и повзводно строем на море. Строевые занятия проводил грозный с виду старшина Аракелян на танцплощадке, усыпанной битым стеклом и галькой. Чтоб не шарахались без толку, а строго выполняли команды? Каждый день приносил новые знания. Загорая на речной гальке, пока сушится выстиранная нами роба, под руководством многоопытного старшины постигали первые азы морского дела. Обычный узел, который оказывается «бабий», строго приказано оставить в прошлом. Пусть пользуются штатские штафирки и презренная пехтура. Моряк пользуется «прямым» - изящным и симметричным. За ним появились «выбленочный», «беседочный», и прочие. Вся жизнь стала организованной по режиму. По горну подъём, по горну отбой. И в промежутках скучать было некогда. Но самым прекрасным было купание в море.
СНЯТЬ ТРУСЫ И БЕСКОЗЫРКИ! - Воспоминания нахимовца Леонида Димента, выпускника ТНВМУ 1953 г.
Море было рядом. На парапете белёный памятник Сталину. Пляж усыпан галькой. Песчаный («Телячий пляж») правее (на west). Он не наш, если не ошибаюсь, а базы торпедных катеров, для которой мы - летние гости. Аракелян командует: «На месте, стой! Налево! Смирно! Разговорчики в строю! Драчнев, Зверев!» Стоим, переминаемся. Утренняя галька холодит. С непривычки пяткам больно. «Смирно! По порядку номеров рассчитайсь! Вольно. Беспрозванных, наряд вне очереди! Вольно! Снять трусы и бескозырки!» На трусы перед собой аккуратно складываем чепчики. Море спокойное. «Полный штиль» - объяснял Тиль. Забавно. На берег набегает тоненькая волна. Впитывается в песок и снова уходит. И опять лижет ноги. Море дышит. Это прибой. Тихо. А солнце печёт вовсю. «Только шуршит кожа на плечах, натянутая как на барабане» – фантазирую я. «Кто не умеет плавать – два шага назад!» Мы в замешательстве. Одни шагнули, другие мнутся, не зная к какой категории отнести себя. Первая шеренга, рассчитайсь!» Старшина спрашивает каждого: «Каким стилем плаваешь? По «сажёнкам»? Любопытно. А вы? «Вразмашку? По-собачьи?» Замечательно. А кто умеет по-куриному? Что, пока не освоили? Очень жаль. Разойдись!». «Два основных стиля у моряков «брасс» и «кроль». Кроль более скоростной, но брассом можно проплыть дольше. И научиться ему легче. Сейчас я покажу вам. Встаньте вокруг. Потом ляжете, где стоите и повторите мои движения». Усердно пыхтим, «плывя» на месте. Скорость на берегу равна нулю. А солнце всё выше и выше, и так хочется в воду! «Товарищ старшина, можно в воду? Я умею купаться». Я на самом деле умею плавать. Первые шаги делал в родном Горьком на Волге – «по собачьи» и даже «буксирчиком» (вращая перед лицом согнутыми в локтях руками). Потом однажды в грязной, мелкой воде бассейна на площади Минина изобрёл новый стиль, и кричал ребятам: «А я по-лягушечьи плаваю!» А лет в десять и «сажёнками» на станции «Водник» доплывал с выпученными глазами до якорной цепи дебаркадера. «Я умею купаться!»…. - «Купаться любая баба умеет. А вот плавать, надо учиться» - «Подъём! В две шеренги становись! Первая шеренга, по команде в воду. Отставить! Команды ещё не было! Для начала от берега дальше пяти метров не заплывать! Бекишев, разговорчики! Кто отплывёт дальше положенного, получит наряд вне очереди»…. «Равняйсь! Смииирр-но! Первая шеренга в воду бегом марш!» Плывём вдоль берега, плещемся, прыгаем, ныряем! Старшина наблюдает, покрикивает, приказывает не шалить, а плавать. Изучает наши «возможности». А в глазах весёлые чёртики. Один рванул в глубь. За ним попытались ещё двое. Последовала команда: «Всем на берег!» Провинившиеся наказаны. «Всё, первая шеренга по вине смутьянов сегодня без моря!» «Товарищ старшина, а мы-то при чём?» - «Отставить! Разговорчики в строю! Морской принцип - один за всех, а все за одного. Нарушитель отведает бойкота – будет знать впредь, как нарушать приказы. Первая шеренга, рассчитайсь!» «Первый, второй, третий, четвёртый…» «Молодцы. Никто не утонул. На первый раз прощаю. Купаться будете, но после второй шеренги. И смотрите, чтоб они не тонули». Заходит по пояс в воду. Здесь не утоните. Дальше меня не заплывать. Вторая шеренга бегом в воду марш!» Через неделю почти все умели плавать. Плотная морская вода не то, что волжская, держала хорошо. И вскоре команда сменилась на «Дальше буйков не заплывать!» Буйки были на 50 метров от берега. Но мы норовили заплывать и за них. После вечернего сна состоялся футбольный матч против «старичков». Меня как маленького поставили в защиту. Но я всё равно был счастлив. Меня, в отличие от многих высоких и старших по возрасту, в команду взяли. И я надежды оправдал. Бегал я быстро, и заряженность на мяч была неутолимой. «Старичка» Бабенко, добра молодца «взрослого», крупного девятиклассника на границе штрафной площадки я раз за разом обыгрывал. И он, наконец, не выдержал и зло пнул меня. Но это не охладило мой пыл. Любовь к футболу была сильнее всего на свете. С тех пор место в команде (но уже в нападении) было за мной. Об этом надо бы сказать особо (с упоминанием Найданова и Игоря Чкалова), но не сегодня.
Перед выходом в море. Фальшивый Геленджик. 1947 г.
Дополним рассказ о Фальшивом Геленджике воспоминаниями Лилии Германовны, дочери преподавателя географии капитана Мельникова Германа Михайловича. Наше искреннее и сердечное ей спасибо. Каждое лето воспитанники нахимовского училища выезжали на морскую практику, без которой их обучение было бы неполноценным. Военно-морская база находилась примерно в 10 км от Геленджика, в прелестном небольшом поселке на берегу Черного моря. Он назывался Фальшивым Геленджиком. Сейчас это городок Дивноморск.
Теплый мягкий климат, густой лиственный лес, море, горы. Все располагало к полноценному отдыху и занятиям по специальности. Морскую практику вели преподаватели морского дела. Общей физической подготовкой воспитанников занимались учителя физкультуры. А культурно-просветительскую работу вели преподаватели истории и географии. Капитану Мельникову была поручена организация и проведение экскурсий: краеведческих, военно-патриотических и других. Преподавателям и воспитателям разрешалось брать на летнюю базу семьи. Недалеко от территории нахимовцев располагался палаточный городок, где жили офицеры и их семьи. Мы вели цыганский образ жизни, без удобств: еду готовили на костре, воду приносили из ручья. Детям жилось очень весело. Гурьбой мы ходили купаться на море, бродили по лесу, собирая дары природы: грибы, ежевику и малину. Жили, как настоящие дикари. Мамам приходилось туго: до жилого поселка было далеко, магазина не было. Раз в неделю по воскресеньям офицерским семьям предоставляли автобус для поездки за продуктами в магазин и на рынок Геленджика. О жизни нахимовцев нам мало было что известно. Мы почти не общались. На огороженную территорию вход посторонним был воспрещен. Лишь иногда, днем на пляже мы наблюдали соревнования среди воспитанников по гребле и плаванию.
То, что не видели в те годы дети, сохранили для них и для нас их родители, преподаватели и командиры нахимовского училища. Речка Мзыбь, Фальшивый Геленджик.
В лагере - банно-хозяйственный день: "постирушка" и "помывка личного состава". Фотографию предоставила Ирина Валентиновна Мартынова, дочь подполковника В.П.Николаенко.
А воскресными вечерами нам разрешали смотреть кино, которое показывали для нахимовцев на открытой площадке. Отец занимался с воспитанниками целыми днями, к себе в палатку возвращался поздно вечером. Чтобы ребята не бездельничали в свободное время, преподаватели должны были находить для них интересные занятия. Герман Михайлович, помимо экскурсий, вел для них кружки краеведения и рисования. Однажды он предложил нам с сестрой поехать с ним на экскурсию. - Девчонки, хотите увидеть дольмены? Завтра у нас будет экскурсия для младших воспитанников на гору Нексис, - сказал он. - Конечно, мы хотим, - ответили мы с Инной. - Но что такое дольмены? - Это очень интересные и загадочные древние сооружения, похожие на маленькие домики. Они сложены из тяжелых каменных плит, - начал рассказывать отец. - Существуют они с незапамятных времен. Объяснить их предназначение до сих пор никто не может. Считается, что это культовые сооружения, где люди приносили жертвы и общались возле них со своими богами. Но главная загадка дольменов состоит в том, что в те времена, когда они были сделаны, у людей не было подъемных кранов и тяжелых машин, чтобы доставить эти плиты на горы. До сих пор остается невыясненным, кем и как были построены эти сооружения. Поэтому существует множество легенд об этих таинственных объектах. Местные жители адыгеи рассказывают несколько легенд о происхождении дольменов. В одной из них говорится о том, что давным-давно, когда еще не было на Земле людей, в этих местах жило два племени - Карлики и Великаны. Карлики жили на горе и разводили скот. Они были немощными и маленькими, и не могли сами построить себе жилище. Спали прямо на земле, продуваемые всеми ветрами, часто становились добычей зверей. А великаны жили внизу, в долине реки. Они были сильными, добрыми и веселыми. Видя, как мучаются маленькие соседи, они решили построить для них дома. Для этого они вытесали из камня тяжелые толстые плиты, подняли их на гору и сложили множество маленьких домиков, с маленьким входом, достаточным, чтобы маленькие хозяева могли заходить и выходить из домиков, но слишком узким для хищников. С тех пор Карлики зажили в тепле и уюте, не опасаясь стать добычей хищных животных. В благодарность за домики, Карлики каждый вечер пели и плясали для Великанов. Так и жили два дружных племени. Прошло много тысяч лет, дольмены разрушились, но два из них хорошо сохранились на горе Нексис. Мы туда завтра и пойдем.
Дольмены… Утром следующего дня мы вместе с группой нахимовцев отправились на экскурсию. Часть пути проехали на служебном автобусе, а затем пешком поднялись на гору, к дольменам. У ребят с собой были альбомы, краски и цветные карандаши. После того, как ребята хорошенько рассмотрели эти древние сооружения, они принялись рисовать их с натуры. В это время отец рассказывал им легенду о Великанах и карликах, ходил от одного нахимовца к другому, поправляя их рисунки и подсказывая, как правильно соблюдать пропорции и накладывать тени. Отец был прекрасным рассказчикам, ребята увлеченно слушали его истории и всегда просили рассказать еще что-нибудь интересное. В тот раз он поведал им и другие легенды о дольменах. Но мы с сестрой так увлеклись сбором ежевики, что половину рассказов пропустили мимо ушей. Было еще много интересных экскурсий: по местам боевой славы и на природу. Больше всего мне запомнился поход в Голубую бухту. Ранним утром мы туда отправились с отцом и воспитанниками, шли напрямую, через лес, а не по берегу, так было ближе. Стояла замечательная погода. В начале наша одежда промокла от обильной росы, покрывавшей кусты и деревья, но от быстрой ходьбы и начавшего припекать солнышка она быстро высохла.
Мы подошли к крутому обрыву, с которого открывался вид на Голубую бухту. Зрелище было необыкновенным: мы видели синее-синее море, цвета ультрамарин, казалось, что мы попали в сказку. Нельзя было оторвать глаз от сверкающей прозрачной синевы. С обрыва можно было рассмотреть дно моря, до того вода была чистой и прозрачной! Вдоволь налюбовавшись этой красотой, мы спустились на пляж, по узенькой крутой тропинке. Долго плескались - вода была восхитительно теплой! Берег был песчаным, а дно мягким. Дальше к обрыву песок сменялся мелкой галькой, а затем и крупными валунами. Ребята спрашивали у отца, почему вода такого ярко-синего цвета? А Герман Михайлович ответил, что ее цвет зависит от преломления солнечных лучей, а так же от геологического состава пород, слагающих чашу бухты. Вероятнее всего, такой оттенок вода приобретает от темных мергелистых пород. Судя по обрыву, сложенному из мергелей, эти же породы залегают и на дне бухты.
От редакции.
С этого же момента начались и регулярные строевые занятия в составе взводов и рот, а позже и в составе училища. Именно такие занятия придают таким образованиям, как училище, настоящий воинский вид – организованное и красивое движение, чёткое исполнение команд, образцовый и безукоризненный внешний вид. Обучение этим премудростям проводили начальники всех степеней и рангов. Всё это неотъемлемая часть воинской дисциплины. И воспитанники усердно этим занимались, хотя, конечно, достаточно большому количеству мальчишек это не так уж и нравилось.
Парадный расчёт роты выпуска 1952 года на ноябрьском параде. Тбилиси, 1946 год. В первой шеренге слева направо: Игорь Сафонов, Феликс Гетман, Анзор (Евгений) Каландарашвили, Александр Меркулов, Ведоменко, Синицкий; во второй шеренге левый фланг: Валентин Фетинин; в третьей шеренге левофланговый Леонид Цхварадзе (свидетельство В.Максимова).
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович