- А так. Десятку - за аварию. Двадцать пять - за убийство конвоира, - искоса посмотрел на Суна шофер. Сун молчал. Он вцепился глазами в дорогу. Шофер рванул рукоятку скоростей и сплюнул в открытое боковое окно: - А вот так. Отслужил я чин чинарем на «Воровском», пять лет отдай и не греши. По специальности - мотористом. В сороковом демобилизовался. Куда ехать? В свою родную тамбовскую деревню, что там? Лаптем щи хлебать? Поступил вольняком шоферить на «эмку», права у меня были. Там, под Владивостоком, на Де-Фриза, морские летчики, знаешь? - Знаю, - мотнул головой Сун.
- Ну вот... шоферил на «», возил летчиков-командиров. Сам я в рот ни грамма. И вот, на Первое Мая вез я комэска и еще двоих во Владик на демонстрацию. Все они в честь праздника хряпнули и здорово. Ну, едем. Тары-бары. А комэску вздумалось порулить. Он: «Дай руль!» Я побрыкался: «Нельзя, дескать!» А он: «Ну, ты, салага, я скорость триста пятьдесят держал, а твои сорок мне плюнуть и растереть. Дай руль!» Ну, я по глупости руль и отдал. Ну, он погнал со скоростью самолета. И... под обрыв! Все насмерть, а я целый. Машина сгорела. Ну мне и впаяли десятку. Статья 58-1а, слыхал? - Нет, не слыхал, - признался Сун. - Подрыв военной мощи СССР, вот что эта статья, - объяснил шофер. - Ну, а потом Колыма золотая. Вот эту дорогу, чуешь? Я мостил. Много в ней косточек. Много. Дашь норму, получай пайку; не дашь - все, полпайки. Ослабеешь... и капут. А мор-роз! Под сорок. А мы - ватник, чуни да брезентуха. Только костры и спасали. А потом - война. Уж как мы на фронт просились! Нет, брат, на фронт нам дороги нет, статья! А просились зачем? Родину, говоришь? Ну, и родину. А главное, хоть раз наесться от пуза, пайку фронтовую сшамать. Помолчал, харкнул окурком в окно кабины и вдруг бодро добавил: - Но мне повезло! Крепко повезло. Я ведь шофер. А на шоферов везде нужда. А тогда особенно. - Так ведь удрать можно, - вставил Сун. - На машине-то легче. - Удрать? - усмехнулся шофер. - Удрать отсюда все равно, что до луны добрызнуть. И опять, обессиленному, без пайки, без карты - куда бежать? В тайгу? Сгибнешь. Вдоль дороги? Пристрелят. Из-под конвоя убежать несложно. А там (и он мотнул головой в сторону гор) - везде секреты. Бьют навскидку. А там, дальше .
Как прослышат, что беглые, за винтовки и айда, премию зарабатывать... Вот наломаешься день, к вечеру двадцать «сусликов». Замерзших. На морозе, как железо. И волокем в «зону». Учет! Чтоб все сошлось. Но мне повезло. Машину дали. Расконвоировали. Доверили, значит, как-никак. Ну, я и старался. Доверие это отработать. Год за два! И срок близко; вон он, родной, маячит!.. - Скажите, - некстати перебил Сун, - а вот я по дороге встретил... Ну, обычно толпа и сзади охрана, конвойные. А тут какие-то квадраты, сцеплены в шеренгах, двойное кольцо. И ни звука. Жутко! - А это, дорогуша, каторга, - снисходительно пояснил шофер. - По сравнению с ними мы дети безвинные. Особо опасные. Ну, бандеровцы, кто был в немецких овчарках и в гестапо. На ком много крови. А порядки там такие: расцепят руки, за голос - сразу прикладом; огрызнется или выбежит из строя хоть по нужде - выстрел.
. - Н-да! - пробормотал Сун. - Но вы же за десятку не добрали срок. А двадцать пять? - Двадцать пять? - не обиделся шофер. - А это конвоира я пришил. Был я расконвойный, две нормы гнал! Стахановец вроде. С одной женщиной сошелся, вроде как семья, тоже из отмотавших срок. А воля - вон она, за бугром, вроде рядом. Вот тут-то судьба и сыграла шуточку! Все знали, в рот я ни грамма. Ну и дали мне рейс - везти полную загрузку ящиков со спиртом в Усть-Неру. А это - четыреста километров. Ну, я побузил, потрепыхался, а начальство - какой разговор! -«приказ!» - и все тут. Дали конвойного, калмыцкую харю, с карабином и в тулупе. Уселся тот на ящики и, карабином, давай-давай! А мороз! Я его, сволочугу, еще пожалел: «Давай, мол, мурза, в кабину!» А он передернул затвор и патрон показал: «Вот, мол, видел?» Ну, мое дело - крути баранку. А ты там, сволочь, мерзни! Ну, дорога, ты сам видел. А зимой мороз за сорок, не дай Бог остановиться, враз радиатор прихватишь. Ну, ехали-ехали, подскочил я к транзитке - кипяточку хватануть, пайку сжевать, тороплюсь, пять минут и мотору каюк. Выскакиваю. А уж сумерки. Смотрю: около машины суетятся какие-то людишки, а калмык мой подает им бутылки и денежки за пазуху сует. Ну ты знаешь: война, сорок четвертый, какая цена спиртяжке! А тот, видно, продрог, закон свой конвойный нарушил, хватанул, забалдел и - давай торговать! Я подскочил и ору: «Ты, харя, мать твою перемать! Мне что, за тебя второй срок ломать?» Ну а тут какой-то майор. Всех, кто колготился у машины, как ветром сдуло. Этот майор записал номер машины, наши фамилии, приказал гнать машину без останову и сказал: сообщит куда надо. Ну, едем. А у меня руки дрожат и слезы от обиды. Надо же, сволочь, махаметская харя, что удумал?.. И тут... на смотровом стекле капля, вторая. Я сразу-то подумал: дождь, что ли? Это в феврале-то! А потом обожгло: да ведь калмык мой из карабина садит в меня из кузова. И это вовсе не капли, а в стекле. Видно - очухался, решил-сообразил - шофер, уголовная шпана, вздумал в пути спиртиком поторговать, а я, страж закона, пресек! Вынужден, значит.
Ну, я на тормоза, а сам под машину. А этот азият слез и шарит карабином, меня ищет, ходит в тулупе вокруг машины. А спьяну, видно, сообразить не может, куда я исчез. Ну, думаю, «тут все решает волчий закон - кто кого!». Просунул я руку под сиденье, пока он у задних скатов сопел, была у меня там полоска, обмотанная изолентой, вроде сапожный нож-самодел. Ну, когда он к переднему скату наклонился и меня стволом шарит, я ему этот сапожный-то и саданул прямо в кадык. Ну, он захрипел. Я опомнился: семь бед - один ответ! завалил его в кузов, забросил туда карабин и - давай на газ! Приехал на базу - «принимайте!» А там... меня сразу в железную клетку: зарезал конвой и сам привез! Такого на Колыме никогда не было! А потом - допросы. Вижу - шьют мне под вышака: и шпион я, и диверсант! За сколько монет, сволочь, Родину продал? Вот там я и остался без зубов. И шпион я немецкий, и шпион японский. Подпишись, гад! А следователь, из «ихних», сволочь; одной ночью заводят: «Садись на табурет!», посреди комнаты. А сам щерится. Табурет железный. Я сел, а меня ка-ак шандарахнет! Табурет-то под током. Я свалился, в голове молнии. Очухался, подымаюсь. А он щерится: «Подпишешь, сволочуга?» Что я - . «Подпишу, говорю», - а сам шатаюсь, кровь из носа. А он: «Ну, давно бы так! Шагай к столу! Вот протокол, подписывай!» Ну я подошел, руками уперся в стол, головой мотаю, вроде мозги на место ставлю. А он ручку тянет. А на столе - пистолет, это на дальнем углу, не дотянуться, а передо мной какая-то штука, то ли арифмометр, то ли карандаши точить... Ну я этот арифмометр, да как ему в рожу вмажу! У него вместо рожи кровавое месиво. Он заорал, руками держится; вбежала охрана, меня скрутили и - в клетку.
Чую - по Колыме гудеж пошел, по начальникам. А потому чую, что не допрашивают, пить не дают, но и из клетки не выпускают, ходят и вроде с опаской поглядывают: такого зверя вроде еще и не видели! И вот однажды прибыл какой-то большой чин. Меня ввели в ту же самую комнату, поставили, охрана за спиной. Страховка. А чин, может, генерал, а может, и пониже, вроде с ромбами. Вежливый такой. Спрашивает: - Ну, рассказывай, что ты тут натворил. Все как есть рассказывай. А я ему: «А ну-ка, сядьте на этот табурет!» А он: - Почему я должен сесть на этот табурет? А я ему: «Садитесь. Садитесь!» Он подумал, подошел и пальцем. А его как шибанет! Ну этот чин отдернул палец, на меня смотрит и ни слова больше не сказал. Вышел... То ли этот большой начальник сработал, то ли депеша от того майора пришла, не знаю. Только меня уже не били и больше не допрашивали. А объявили безо всякого там протокола - «двадцать пять особого режима».
. И попал я в шурф, где золотую руду кайлают. Там и кайлали, там и спали, кто как. Наверх - на веревке, только мертвых. Нарвешься на самородок, орешь: «Эй, там, наверху! вирай!» А тебе вниз - полный котелок и на краю горбушка. Пустую руду в бадью набросаешь, нет пайки. Так вот сколь мы там пробыли, счета не было. Но меня моя сожительница спасла. Она свое отсидела, выбралась на материк, добралась до самого Ворошилова. И добилась - амнистия мне! Вытащили меня наверх. Оклемался. Вот и шоферю, с ней живу при лагере. Зарабатываю я тут неплохо - тысчонок шесть, семь. А на материке сестра, трое детей мал-мала. Отец на фронте сгиб. Вот им и посылаю. Мне-то зачем деньги? Так вот оно и было. - Ну вот, видите, - пробормотал Сун, - все-таки какое-никакое начальство. Закон соблюдали. И майор, и этот, с ромбами. И до Ворошилова... Это, правда, потом? - Потом, потом. Это верно, - согласился шофер. - А тут было... Про такого, Гаранина, слыхал? - Слышал, но не понял, что и почем, - признался Сун. - А! Был тут такой Гаранин, да не какой-нибудь, а начальник всех Северо-восточных лагерей, это от Енисея до Анадыря. Царь и Бог. Он тут повытворял. Без большой крови уже не мог. А по самодурству творил так. Приезжает в один лагерь, строят «контингент». Ходит вдоль строя: - Ну, как тут живете? А ему из строя: «Плохо, гражданин начальник». А он наливается кровью: - Ах, вам плохо! Там, на фронте, за вас кровь проливают, а вам, сволочи, здесь в тылу плохо! Каждого десятого, вперед! И каждого десятого - в расход. Разойдись!
Прибывает в другой лагерь: - Ну, как живете? А уже по всем лагерям, как по телеграфу: «Нельзя говорить - плохо, ни боже мой!» И ему из строя: «Хорошо живем, гражданин начальник!» А он опять наливается кровью: - Ах, сволочи! Там, на фронте, за вас кровь льют. А вам здесь курорты устроили? Морды наедаете! Каждого десятого, вперед! И опять - в расход. Или так: приезжает в зону, а кругом - заборы, колючка, вышки. А он: - Граждане заключенные. Вы здесь честно искупаете свою вину перед Родиной. Своим самоотверженным трудом искупаете. Но Родина справедлива. Она не позволит издеваться над вами, вас унижать. А тут что я вижу? Кругом проволока! Концлагерь! Почему, я вас спрашиваю, проволока? Это на ваши души проволока! Начальник лагеря, вперед! И начальника лагеря - в расход. А по зонам гудеж: за проволоку расстреливает. Везде проволоку снимают. Приезжает в другой: нет проволоки, в заборах - проходы, охрана - отцы родные! А он: - Здесь что? Санаторий? Па-ачему? И опять: начальника лагеря - в расход. Вот такие дела творил. Вели, конечно, кое-какой счет. Подсчитали, своей властью двадцать тыщ душ искоренил. Но и его постигла кара. Расстреляли. Говорят, его дочь написала донос в Москву, на своего отца-изувера. И тут ему законных девять грамм выделили.
Вице-адмирал Емелин Геннадий Валентинович – начальник Управление противолодочного вооружения ВМФ.
Специалист в области торпедного, минного и противоминного оружия, контр-адмирал (1979). В 1954 г. окончил 1-е Балтийское ВВМУ, в 1960 г. Высшие специальные офицерские классы ВМФ, а в 1971 г. Военно-морскую академию. С 1954 г. командир минно-торпедной боевой части подводной лодки Тихоокеанского флота. В 1957-1959 гг. флагманский специалист по ракетному оружию бригады подводных лодок Тихоокеанского флота. В 1960-1962 гг. заместитель командира подводной лодки по политической части Северного флота. С 1962 г. старший помощник командира, а с 1965 г. командир подводной лодки Северного флота. В 1971-1976 гг. В 1971-1976 гг. начальник штаба бригады подводных лодок Северного флота. В 1976-1985 гг. начальник минно-торпедного управления Северного флота. С 1985 г. начальник Управление противолодочного вооружения ВМФ. С 1992 г. в запасе. Награжден орденами Красной Звнзды, За службу Родине в ВС СССР 3-й степени. - Словарь биографический морской. Сб, 2000.
Начальник МТУ СФ Емелин Г.В. -
В конце 1976 года начальником МТУ СФ назначен капитан 1 ранга Емелин Г.В. К этому времени торпеда 53-65К прочно завоевала позиции на флоте. Новый начальник минной службы со вступлением в должность заслушал всех ключевых специалистов Управления, баз оружия, складов, зафиксировал все их проблемы в тетради и проявил при этом уменье на лету схватывать главное, переосмыслить детали доклада с высоты своего положения и опередить своих подчиненных в практическом преломлении известных истин. Моя встреча с Емелиным произошла в 1977 году при очередной командировке в Мурманск для проведения анализа неприемных стрельб торпедами. К этому времени мне было хорошо знакомы специалисты базы оружия: начальник Лопаткин В.П., Лютых Д.А., Волков В.А., Терехов В.С, Елисеев Н.М. и другие. Предстояло познакомиться со специалистами торпедного отдела управления Кузьминым Ю.В., Дюковым А.П., Спеховым А.С, Водяницким В.А., Бронниковым В.Я., Раксиным Н.В. и начальником первого отдела Харламовым В.Ф., Амелешиным В.Г. Среди офицеров управления встретил своих однокашников по училищу оружия: минера Метелицина Ю.И., Минца Н.М. и Либенштейна М.З.
Начальник управления капитан 1 ранга Емелин Г.В. предложил мне разобраться с причинами неудовлетворительных . По представленным мне специалистами 1 отдела, в том числе и Амелешиным, автограммам, пленкам аппаратуры «А» и «Н», были определены возможные причины неудовлетворительных испытании (всплытия в точке залпа и на дистанции, малой скорости и др.). Когда все случаи были рассмотрены и обсуждены, оказалось, что 50% случаев дефектных ходов произошли по вине подготовки, с чем офицеры согласились. Емелин Г.В. попросил рассказать схему торпеды, ее слабые стороны и особенности подготовки. Начальник управления слушал внимательно, задавал по ходу доклада вопросы и, чувствовалось, что хозяин кабинета любознателен, на ходу определяет главное, задает практические вопросы квалифицированно. После доклада и обсуждения попутных вопросов Геннадий Валентинович вымолвил: «Она же проста, как примус! Почему же столько неудовлетворительных стрельб?» Дело в том, что при подготовке торпед специалистами завода неудовлетворительных стрельб на порядок меньше или вовсе нет. А сейчас необходимо просто повысить квалификацию торпедных расчетов, рабочих и офицеров, контролирующих приемку торпед на корабли. Когда все вопросы были оговорены, Емелин Г.В. проводил меня, вызвал свою машину и на прощание обнял: «Ты мне нравишься!» и дал команду водителю доставить меня по указанному мной адресу. В торпедном отделе к этому времени сложился безупречный в профессиональном отношении коллектив, это Кузьмин Ю.В. - начальник торпедного отдела, Дюков А.П., Спехов А.С, Водяницкий В.А., Нагорный А.В., Бронников В.Я. и Раксин Д.Х...
Все флагманы при встрече задавали вопросы о конструкции торпеды 53-65К, особенностях подготовки и эксплуатации. Такие вопросы задавались не от праздного любопытства, а по причине более высокой требовательности начальника МТУ СФ Емелина Г.В. за конечный результат: безаварийность стрельб и результативность атак. Наше взаимодействие продолжалось до тех пор, пока Григорьев В.Е., затем Кавун А.А., Спехов А.С. получили назначение в УПВ (Управление Противолодочного Вооружения ВМФ), а Пензин Е. - на кафедру в Военно-Морскую Академию.
В минном деле, как нигде, Вся загвоздка в щеколде.
(Поговорка флотского минёра)
Р.А.Гусев
В субботу звонит мне флагманский минер бригады Егоркин Виктор Иванович: - Евгений Константинович! Одна боевая мина упала с торпедолова за борт. Бегу на причал. Выясняю. Утром мичману-мотористу потребовалось залезть в свою выгородку. Лючок не открывался- мешала мина. Он самостоятельно включил лебедку, чтобы приподнять мину. Трос по какой-то причине оборвался и мина, выломав створки торпедного клюза, полетела за борт. Спрашиваю командира боевой части: - Стопорная шайба на мине установлена? - Так точно, установлена. На остальных минах наличие стопоров проверил. Стоят. Пока организуются работы по подъему мины, бегу в штаб т докладываю обстановку командиру эскадры. Он решает, что надо выходить с докладом на флот. Старшим на флоте начальник штаба флота вице-адмирал Поникоровский Валентин Николаевич. Он спрашивает командира эскадры: - Мина безопасна? Своими силами поднимите?
Получив утвердительные ответы, Поникаровский требует держать его в курсе дела и добавляет: - Сейчас пришлю к вам начальника МТУ. А тем временем водолазы сделали замеры глубины: в носовой части ТА – 11 метров, в кормовой – 27. Пришел на катер Емелин. В работу не вмешивается. Непрерывно курит. - А что ему вмешиваться? Его Поникоровский прислал не для того, чтобы он нырял за миной. Поникоровский понимал, что прими МТУ мины установленным на флоте порядком – ЧП не было бы. Весь бардак начинается, когда инструкции дополняются русской смекалкой. Все беды отсюда. Правда и без русской смекалки не обойтись. Мину вытащили. Стопорной шайбы на ней не оказалось. Не помню, что мямлил по этому поводу командир БЧ-3, но факт остается фактом. Емелин не стал раздувать большого пламени, но неприятный осадок за свой оптимистический доклад испытываю до сих пор...[/SIZE]
Мальков Борис Михайлович Описание одного из эпизодов боевой службы капитана 3 ранга Малькова Б.М. приводит Г.В.Таргонин в своей статье В боевом ядре флота", опубликованной специальном выпуске альманаха "Тайфун" - "Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли". - Санкт-Петербург, 2005.
Командир К-94 капитан I ранга Г.В.Таргонин и заместитель командира по политической части капитан 2 ранга А.В.Осташко на мостике К-94. Авачинская губа, 1 октября 1968 г.. - Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
... Командирскую вахту я предложил своим помощникам нести по восемь часов, взяв на себя вахту с нуля часов до восьми утра. На этот отрезок времени приходилось два всплытия на перископную глубину для приема радиограмм (их было три за сутки). Кроме того, это наиболее критическое время с точки зрения бдительности. Меня менял старший помощник, на долю которого приходился третий, дневной сеанс связи. С 16.00 до нуля часов вахту нес приписанный к нам на поход помощник командира капитан 3 ранга Борис Михайлович Мальков, заменивший нашего Евгения Алексеевича Галактионова, который получил повышение по службе. Он стоял вместе с командиром БЧ-5 капитаном 3 ранга Е.Г.Семеновым... Серьезное испытание в этом походе выпало на долю нашего доктора. Внезапно почувствовал острую боль внизу живота помощник командира капитан 3 ранга Б.М.Мальков. Осмотрев его, доктор сделал предположение, что это аппендицит, положил его в изолятор и по наблюдениям и прощупываниям подтвердил диагноз. До окончания нашего похода было еще далеко, и откладывать операцию было опасно. Назначили операцию в ночь с 1 на 2 апреля. Помимо штатного состава операционной бригады, которая состояла из доктора и моряка с самым длинным названием его штатной должности (химик, санитар-инструктор, подводник) старшины 1-й статьи Виктора Тардыбина, занимавшего эту должность и прошедшего стажировку в качестве ассистента хирурга, Владимир Михайлович попросил выделить себе в помощники одного офицера. Добровольно вызвался капитан-лейтенант Л.И.Лукашук... В субботу 1 апреля после вечернего чая бригада санитаров, вымытая в душе и переодетая в чистое белье, приступила к тщательной уборке офицерской кают-компании, являющейся по совместительству операционной с постоянно закрепленной на подволоке над столом люстрой с бестеневыми лампами. Сначала вымыли с мылом все поверхности, затем протерли лизолом и задрапировали всю кают-компанию стерильными простынями. Эта процедура заняла более двух часов. В кают-компанию принесли и включили кварцевую лампу. Хирургический инструмент, находившийся в укладке, был стерилен и хранился в герметичной упаковке.
Всплыв на перископную глубину на полуночный сеанс связи и приняв всю возможную информацию, вновь погрузились на заданную глубину, легли на очередной галс, после чего доктору было дано разрешение приступить к операции. По лодке передали распоряжение о запрете прохода через 2-й отсек. Операция заняла около двух часов и прошла благополучно. Больного перенесли в мою каюту. Я заглянул к нему и задал самый главный вопрос: — Ну как? Борис улыбнулся и ответил: — Нормально. Владимир Михайлович доложил о результатах своей работы и продемонстрировал удаленный аппендикс, заспиртованный в баночке. А самое удивительное произошло вечером 2 апреля, когда наш больной самостоятельно и самовольно появился в ЦП. Не прошло и суток после операции, а он уже стоял на ногах и улыбался. Вызвали доктора, который искренне возмутился нарушением постельного режима и увел его к себе в изолятор. Через неделю швы были сняты, и помощник настоял на том, чтобы его допустили к несению командирской вахты.
(помощник командира АПЛ «К-122» с 12.09.70 г. по 30.09.72 г.) Таким офицерам, как командир АПЛ «» капитан 1 ранга Б.М.Мальков, посвящаются слова адмирала П.С.Нахимова: «У моряка нет трудного или легкого пути, есть только один путь – славный!»
... Мое назначение совпало с тем, что в этот период был назначен новый командир подводной лодки капитан 2 ранга Мальков Борис Михайлович, старший помощник командира одной из подводных лодок 26-ой дивизии, выпускник 1954 года минно-торпедного факультете 1-го Балтийского Ленинградского Высшего Военно-Морского училища. Тактически грамотный и требовательный офицер, отличный воспитатель, корректный человек, главное – в разговоре с подчиненными был вежлив, не кричал и не матерился. С назначением его моральная обстановка в экипаже изменилась, стало намного спокойнее и в тоже время экипаж как-то подтянулся, намного улучшилась дисциплина и исполнительность всех категорий личного состава.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
