Директор Севмашпредприятия , главный строитель опытной АПЛ .
— А я сказал — выйдет, значит, выйдет, вы сорвете нам выполнение плана, — самоуверенно ответил директор.
Я возразил еще настойчивее.
— Если вы отказываетесь, — не принимал мои доводы Вашанцев, — я позвоню Главкому, и лодку выведет другой командир.
— Ищите и устраняйте неисправность ночью, — предложил я. — Иначе экипаж в море не пойдет.
— Обойдемся и без вашего экипажа, — вспылил директор, отказываясь дальше разговаривать. Можете забирать свой экипаж.
Это уже было слишком.
Вернувшись на корабль, я приказал старпому снять с лодки экипаж и отправить в казарму. Павлов сделал удивленные глаза, но тут же дал команду на построение.
Едва моряки начали уходить с корабля, примчался на машине Вашанцев.
— Ну, командир, я не думал, что ты такой сумасшедший!
— А я не привык, чтобы так обращались со мной и экипажем. Инцидент был исчерпан, решения были приняты правильные. За ночь разобраться с рулями рабочие не смогли, и корабль остался стоять в заводе. Директор вынужден был признать, что рисковать атомоходом нельзя даже ради подарка к съезду.
Лев Николаевич, как и старпом, скоро получил допуск к самостоятельному управлению атомоходом. Это очень важное и непростое событие в жизни корабельного офицера. Ведь чтобы получить допуск, надо пройти несколько этапов самых строгих проверок, прежде всего со стороны командира корабля. Причем экзамен у командира, если он по-настоящему требователен и ответствен за подготовку заместителей, пожалуй, сдать бывает труднее всего. Ведь командир подчиненного видит насквозь, точно может оценить его практическую подготовку и вообще способность командовать кораблем и людьми. Надеяться здесь на везение или еще на что-то не приходится.
Затем идет защита своих "претензий на владение кораблем" у флагманских специалистов, то есть офицеров штаба и командования соединения. На этом этапе офицер подвергается наиболее тщательной теоретической, специальной, технической проверке. Каждый флагманский специалист — большой знаток своей специальности, и корабельных офицеров он достаточно хорошо знает, их слабые и сильные стороны. Так что проскочить наудачу и у него тоже не удается.
Сколько всяких драматических и комических случаев по этому поводу знает флот! И обостряются отношения, и ссорятся друзья, и порой рушится чья-то командирская карьера... Но, наверное, ни в чем не проявляется на флоте большей скрупулезности, принципиальности, как при оценке готовности офицера к исполнению командирских обязанностей. За этим стоит традиционное понимание военными моряками огромной, мало с чем сравнимой ответственности за доверие управлять кораблем — самостоятельной и очень мощной боевой единицей флота. К тому же весьма дорогостоящей, особенно если это современный атомный корабль.
Для убедительности достаточно привести такие цифры. Постройка одной атомной ракетной подводной лодки типа "Огайо" с ракетным комплексом "Трайдент" обходится США в сумму, равную стоимости квартир для 2 миллионов человек. В 1989 году агентство Рейтер отмечало, что ВМС США вынашивают планы строительства 30 новых ударных подводных лодок "Сивулф", каждая из которых обойдется в один миллиард долларов.
Последняя ступень на пути к получению допуска к самостоятельному управлению кораблем — флотская комиссия во главе обычно с первым заместителем командующего флотом. Здесь оценивается весь комплекс командирских качеств.
Конечно, каждый командир корабля должен стремиться подготовить как можно лучше, качественнее своих офицеров к самостоятельному управлению кораблем. Не для облегчения своей командирской службы — ее ничем не облегчишь, — а для создания запаса прочности в самом ответственном — командирском звене.
Еще капитан-лейтенантом Столяров заслужил право носить командирскую лодочку — "Нагрудный знак командира подводной лодки". Престиж этого знака на флоте очень велик.
Примечательно, что командирская лодочка была учреждена в Военно-Морском Флоте приказом народного комиссара ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова во время войны, 12 июля 1942 года, когда героизм, мастерство, мужество командиров-подводников получили большую известность в наших Вооруженных Силах, в стране.
С января 1961 года право ношения нагрудного знака получили старшие помощники, помощники и заместители командиров по политической части после допуска их установленным порядком к самостоятельному управлению подводной лодкой, а также офицеры, занимающие должности командиров БЧ-5, с момента допуска их к самостоятельному управлению боевой частью. И таким образом, право ношения знака командира получили не только офицеры, которые не являлись командирами кораблей, но и многие из тех, кто никогда в последующем не становился командиром. Последнее и объяснимо, так как среди "кавалеров" этого знака оказывались люди некомандирского профиля.
Престижность высокого знака, естественно, упала, а труд командира и его высокая единоличная ответственность за корабль, экипаж по форме размывались, хотя по существу объем служебных обязанностей оставался прежним. Мы считали это неправильным и в конце концов ликвидировали несправедливость, оставив знак командира подводной лодки только у командиров подводных лодок, как и было с самого начала.
Еще интереснее складывалась судьба знака для командиров надводных кораблей. Такого знака в нашем флоте никогда не было, что вызывало много нареканий со стороны командиров-надводников. И, на мой взгляд, сетования эти были справедливыми.
Во время командования Северным флотом я начал обращаться к вышестоящим инстанциям с просьбой решить по справедливости этот вопрос. Но безрезультатно. Только в 1987 году наконец был учрежден знак "Командир корабля" с изображением подводной лодки — для подводников и с изображением надводного корабля — для надводников.
... Плавал с нами Лев Николаевич около двух лет. И как ни жаль было расставаться с отличным офицером, но я чувствовал, что ему по плечу более высокая должность. А новые атомоходы все приходили и приходили на флот, и спрос на подготовленных, грамотных, опытных офицеров-атомников становился все ощутимее. Кроме того, не в моих правилах было, да и оставалось всегда, по каким-либо причинам искусственно сдерживать рост перспективных офицеров, адмиралов. Короче говоря, "подарил" я своего помощника командиру одного из атомоходов капитану 1 ранга О.Б.Комарову. Назначили к нему Столярова старпомом. И это очень нужно было кораблю.
Дело в том, что Олег Борисович Комаров принял командование атомоходом сразу после окончания Военно-морской академии и относился к весьма немногим командирам с академическим образованием. Он, конечно, имел хорошую теоретическую подготовку, но пришел к нам на соединение, когда мы уже имели сравнительно большой опыт службы на атомоходах. Я говорю "сравнительно большой", потому что в то время, на заре становления атомного подводного флота, опыт приобретался очень быстрыми темпами, в короткие сроки. Это объяснялось различными причинами, но прежде всего тем, что многое в освоении атомоходов делалось впервые и подчас никто (даже светила нашей науки) не мог заранее дать на некоторые практические вопросы однозначные ответы.
Итак, несколько слов об экипаже корабля, на который Столяров был назначен старшим помощником командира. Экипаж только проходил становление, и давалось оно трудно. Первое время после своего ухода от нас Лев Николаевич частенько заглядывал ко мне излить душу по наболевшим вопросам: то со стрельбами не ладилось, то на выходе в море случалась какая-нибудь неприятность... Конечно, это не способствовало укреплению авторитета экипажа, болезненно переживалось подводниками.
Как мог, я стремился помочь командиру и молодому старшему помощнику — то советом, то практическими рекомендациями в торпедной подготовке, то подключением наших специалистов к подготовке их корабля в море. Но главное, что я старался внушить Льву Николаевичу и в чем уверен был сам, — неудачи, беды и различные "залипухи", как мы тогда говорили, происходят от недостаточной подготовки личного состава, от нечеткости организации службы на корабле, от слабой сплоченности экипажа. В этих условиях сникают даже самые энергичные люди, теряют интерес к делу, а борьба за честь корабля, за его доброе имя во многих звеньях утрачивается, превращается в абстрактный лозунг. В конце концов, и Комаров, и экипаж нашли себя, определились в соединении, получили необходимое признание. При этом Столяров сумел сыграть значительную роль в становлении корабля.
Вскоре после этих событий меня послали на учебу в Военно-морскую академию, в Ленинград. Ушли на какое-то время на второй план привычные флотские заботы. Лодку я сдал своему старшему помощнику капитану 3 ранга Павлову. И, как мы шутили, попал в ситуацию, когда имел в подчинении из материальной части лишь авторучку, а из личного состава — жену и дочь, полностью включившись в новую для меня обстановку учебы. Это был 1962 год. Я попал в четверку первых командиров атомных подводных лодок, посланных в академию.
Три года в Ленинграде промчались быстро. Конечно, поддерживал постоянную связь с нашим кораблем, с соединением, интересовался состоянием дел, судьбами своих бывших сослуживцев, Радуясь их успехам, огорчаясь, когда случались неприятности. После окончания более всего боялся попасть не туда, откуда ушел, не вернуться к делу, которое захватило. Но судьба оказалась благосклонной: вернулся начальником штаба соединения, из которого ушел. И что самое интересное, мне пришлось принимать дела от капитана 1 ранга Комарова, который с этой должности убывал на повышение в Москву. А Лев Николаевич Столяров представился мне уже как командир одного из атомоходов соединения.
Сам этот факт говорил о том, что и Комаров, и Столяров сумели переломить не совсем удачный поначалу ход событий на своем корабле и их личная деятельность была высоко оценена командованием: обоим было оказано доверие, выразившееся в назначении на новые должности.
Для Столярова это доверие не закончилось назначением командиром атомохода, а явилось прелюдией к главному событию его жизни — к участию подводной лодки, которой он командовал, в первом групповом подводном переходе с Северного на Тихоокеанский флот южным путем. Путем, которым советские атомники еще не ходили.
Рассказывая здесь о первых командирах советских атомоходов, я недаром подчеркиваю особенно их умение применять оружие. Без этого не может быть настоящего командира-подводника. И флот, подбирая офицеров на столь ответственные должности, при всех прочих качествах, непременно самое пристальное внимание обращал и должен обращать на эту сторону вопроса. В руках не умеющего мастерски использовать оружие командира атомная подводная лодка превращается всего лишь в дорогостоящую мишень...
Итак, мы совершали на корабле Столярова переход в родную базу, домой. Встречал атомоход командир соединения контр-адмирал Сорокин. С учетом предстоящего перехода на Тихоокеанский флот он дал указание командиру в течение месяца подготовиться и сдать с экипажем все курсовые задачи.
К концу января определилось, что групповой переход должны совершить две лодки. На флот приехал Главнокомандующий ВМФ. Накануне его приезда Столяров обратился ко мне за советом, как докладывать Главкому и какие поставить вопросы. Дел у начальника штаба соединения всегда много, а докладов, обращений, телефонных звонков и того больше. Наш разговор постоянно прерывался, а мне хотелось не только ответить на все вопросы Льва Николаевича, но и дать дополнительные рекомендации, советы. Договорились встретиться вечером, после ненормированного рабочего дня (как его в шутку называли подводники, "безразмерного''), у меня дома и обговорить все в спокойной обстановке. Так и сделали.
Столярова беспокоили некоторые командиры боевых частей. Он не был в них уверен и считал, что, может быть, следует поставить вопрос перед Главкомом об их замене. Я не советовал. И не потому, что не в лучшем свете выглядел бы сам командир корабля, а потому, что недоверие к своим хоть и некоторым подчиненным всегда отрицательно сказывается на настроении экипажа. Другое дело — предъявить к людям более строгие требования. Вкупе с доверием это дает хорошие результаты, а по некоторым специальностям я обещал Льву Николаевичу усиление офицерами штаба дивизии. Столяров не без труда, но согласился. Беседа наша затянулась, но зато все, что волновало командира, мы рассмотрели. Вопросы, которые мог решить штаб соединения, отсеяли. Столяров с доверием воспринимал советы и потому, что у нас за спиной была хорошая совместная служба на одном корабле, и потому, что я тоже должен был участвовать в этом переходе, правда, в необычном для подводника качестве — на обеспечивающем надводном корабле.
Сергей Георгиевич Горшков собрал экипажи кораблей. Как обычно, начал с заслушивания командиров. Я специально сел рядом со Столяровым, чтобы морально его поддержать. Лев Николаевич волновался, на лице проступила испарина. Но доложил кратко и спокойно: экипаж к переходу готов. Я потом говорил ему: "Это был лучший твой доклад, Лев Николаевич".
Не удовлетворившись только докладами командиров, Главнокомандующий еще долго и основательно беседовал с офицерами, интересуясь их личной подготовкой, подготовкой их подчиненных. Инженером-механиком у Столярова был недавно назначенный на эту должность капитан-лейтенант Н. Капишников. С малоопытным командиром БЧ-5 любое плавание для командира — риск, а тем более длительное и напряженное. Поэтому встал вопрос о необходимости подкрепления инженера-механика более опытным специалистом.
— Кого бы вы хотели? — полюбопытствовал Сергей Георгиевич Горшков.
— Капитана 2 ранга Морозова, — не задумываясь, ответил Столяров. — На этой лодке он служил, ее принимал из ремонта, так что лучшей кандидатуры быть не может.
— Пожалуй, — согласился Главком. — А как на это смотрит сам товарищ Морозов?
Иван Федорович, хоть и не было у него на эту тему разговора со Столяровым, в душе, конечно, был благодарен командиру.
— Считаю, что буду полезен в плавании, — сдержанно ответил Морозов.
Герой Советского Союза капитан 1 ранга Иван Федорович Морозов. Специальный выпуск альманаха "Тайфун" (2001 г.) посвящен 40-летию со дня образования 3-й дивизии ПЛ СФ.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
