В том далеком 1968 году, когда мы нахимовцы-семилетки, наконец-то, заканчивали обучение, начатое в 1961 году, весна была ранняя и апрельская капель окончательно уничтожила следы пребывания зимы. Выпускная рота оставалась в Ленинграде, тогда как парадный батальон усиленно тренировался в столице Родины – г. Москве. Нашей роте досталось за 7 лет предостаточно парадных прохождений. Бывало по 2 раза в год. А это 1 месяц в Питере по 4 часа каждый день и 1 месяц в Москве. В общем, как говорят картежники: «Явный перебор». Общее количество пройденных строевым шагом километров равнялось по нашим подсчетам примерно 2,5 тысячам. Это как раз расстояние от Питера до Севастополя. Если у нормальных людей военные марши вызывали положительные ассоциации наступления праздников, то для нас, семилетчиков, только чувство паники и ненависти, как у той цирковой лошади, бегающей кругами по манежу всю жизнь под одну и ту же музыку.
Одним словом, начальство решило передислоцировать оставшихся нахимовцев в учебный корпус, который пока еще находился у крейсера «Аврора». Необходимо было сделать в спальном корпусе кое-какой ремонт и произвести прочие хозяйственные мероприятия. Нашу роту расположили в актовом зале училища. Переносить кровати, тумбочки, матрацы и прочий хозяйственный инвентарь приходилось самим нахимовцам. На двух человек приходилась одна тумбочка, ну, естественно, и 2 кровати. Кровати самые простые – сеточные. У кого-то были уже панцирные - это считалось супер. Улица, по которой проходила переноска кроватей, называлась Пеньковая. Примерно около 1 километра (эка махнул) протяженностью. От пожарной части мимо водоканала, водохранилища, и выходила непосредственно к главному входу учебного корпуса на Петровскую (вообще-то Петроградскую) набережную. Дилемма была в следующем. Либо все переносить за один раз, т.е. одна кровать разбирается, и все остальное складывается на 2-ю, которая находится в собранном виде, а это: одна тумбочка, два матраца и сами две кровати. Второй вариант: каждую кровать носить отдельно. В основном, разбившись на пары, нахимовцы старались этот неприятный момент форсировать за один раз. Хлопцы все были, как на подбор. Кто пловец, кто гребец, кто борец и прочее. Однако лишнее никого нести не заставишь. А лишнее - это 16-ти килограммовая гиря. Пользовались гирей все, но доставить ее из спального корпуса в учебный никто не соглашался. Решили таким образом. Кто остается последним из пар, тот переносит ротную гирю. В то время почти у всех в роте имелись клички - по нынешнему времени погоняло. Получилось так, что последними оставались в спальном корпусе на 3-м этаже две пары. Одна пара: Кабан и Валера Суши-Весла, вторая пара: Жора и Плинтус. Кабан, суетясь, чтобы начать движение раньше, разложил на одну кровать матрацы, тумбочку, разобранную кровать и с Валерой было направились на выход. Жора, с видом проигравшего в казино последнюю рубашку, подошел с Плинтусом к Кабану. Согласившись на то, что они должны нести оставшийся металлолом, Жора предложил корешам перекурить, заставив Плинтуса достать заветную пачку «Мальборо». В то время такие сигареты курили не всякие фарцовщики, но у Плинтуса отец был народным художником, рисовавшим бессмертные лики членов Политбюро и всей Кремлевской рати. Соответственно, и кремлевские пайки получал регулярно. Учился Плинтус у нас с 9-го класса. Народный художник по блату пристроил отпрыска в Нахимовское училище на перевоспитание. Любил Плинт похавать копченую колбаску под одеялом, за что не раз получал по хавальнику, но добровольно делиться с товарищами по бурсе так и не привык. Одним словом, Жора предупредил его о том, что, если его толстая кремлевская жопа не выделит американские сигареты для перекура конкурирующей паре, то будет лично тащить спортивный снаряд. Простые, не испорченные иностранным табаком Кабан и Валера на халяву, потеряв бдительность, отправились с отпрыском кремлевского художника портить свои молодые спортивные организмы. Тем временем, хитрый Жора, забравшись под загруженную кровать, быстро надежно принайтовал однопудовку к сетке где-то почти на самой середине, дабы при переносе она не раскачивала переносимую кровать. Оставалось только до конца досмотреть кино и порадоваться за конкурирующую фирму «Кабан энд Валера».
Вынос с третьего этажа на улицу прошел успешно. Идущий вслед за Кабаном с товарищем Жора только по-дружески давал советы: как держать дыхание, не сбиваться с темпа при ходьбе, регулярно отдыхать, в общем, изгалялся, как мог. Кряхтя, обливаясь потом и часто останавливаясь, парочка никак не могла понять, что же им так мешает. Жора с широкозадым Вовиком, которого он любовно называл «мечта педераста», легко обошли их на половине Пеньковки. Подойдя первыми к главному входу училища, охраняемому двумя корабельными 45-мм пушечками, Жора объявил собравшемуся коллективу, что он выиграл пари по переносу гири. Таким образом, ему проспорили в общем 10 обедов и 5 завтраков. Когда прибалдевшая парочка появилась со всем своим имуществом у входа в здание учебного корпуса, грянул дружный смех. Ничего не понимающие питоны с трудом сообразили о причинах смеха после того, как все дружно стали показывать пальцами под низ кровати. Взбешенный Кабан отвязал гирю и бросился с ней за Жорой с криками: «Убью, сука, гондон штопанный» и т.д. и т.п. Жора на всякий случай перебежал через дорогу. А это как раз почти на траверзе кормы славного крейсера «Аврора» - главной святыни города-колыбели трех революций Ленинграда-Петрограда. Но озверевший Кабанидзе побежал вслед за ним, держа на плече шестнадцатикилограммовую гирю, не обращая внимания на иностранных туристов, с недоумением шарахавшихся от матерящегося матроса с гирей на плече. И вот метательный снаряд весом в шестнадцать килограмм полетел в Жору. Естественно, что гиря - это не пуля, и уклониться от нее особого труда не составляло, но дело в том, что она полетела в воду, где совсем рядом стоял на вечной стоянке легендарный герой Цусимы - крейсер «Аврора». В те далекие годы шла полным ходом холодная война с вероятным противником, как на суше, так и на море. Наши подводные лодки и надводные корабли под командованием адмирала флота Советского Союза С.Горшкова бороздили весь мировой океан, обозначая свое присутствие там же, где и американский флот. Это я о том, что понятие ПДС (противодиверсионная служба) было далеко не пустое слово. А по нему матрос крейсера «Аврора», находившийся на корме, увидел бросок непонятного предмета округлого вида в сторону кормы крейсера. Моментально была сыграна тревога. Кабана замели в момент, а потом была дружеская беседа с чекистами, вызов водолазов, поиск гири, вставление пиз….й заместителем начальника училища капитаном 1 ранга И.Осадчим, замещавшим адмирала Бакарджиева.
Илья Иванович, брызгая слюной, нежно топтал Кабана и вместе с ним Жору до самого выпуска, надеясь с ними больше не увидеться. Однако они встретились в ВВМУ им. Фрунзе, куда он был через год назначен начальником гидрофака. Но это уже другие истории. Пришлось Илье Ивановичу воспитывать Жору и Кабана еще четыре года. Окончив училище, все наши герои стали хорошими офицерами, грамотными специалистами, догнав в воинском звании своего начальника факультета, благополучно уйдя на пенсию, по-доброму вспоминая своих воспитателей, учителей, не веря, что прошло почти полвека и многих уже нет, кто помнит эти детские забавы.
Вскоре же обнаружилась замечательная черта, как бы заложенная в этих планах: первый план неизменно требовал новых предложений и мыслей. Едва осуществляясь, он понуждал к непрерывному движению, поиску, требовал продумывать следующий. Ведь план рассчитан на определенный срок, а рабочие уже видят возможность новых обязательств. Тут комплекс, цепная взаимосвязь. Широк технический кругозор рабочего, есть у него умение найти новое, использовать в труде творческие находки своего товарища по профессии. Вот на Ижорском заводе, основываясь на достижениях новаторов, организовал постоянно действующий технический семинар инженер Иван Васильевич Яшин. Почин Яшина и начинание новаторов Кировского завода совпали по времени и по замыслу. Постоянно действующие технические семинары тоже давно теперь стали всенародным достоянием — вошли в жизнь и быт коллективов страны. Но вот каковы были итоги работы самого первого, яшинского, чрезвычайно интересно. Главное — семинар постоянно будил творческую мысль слушателей. За короткий срок внедрено в производство более 200 усовершенствований. На глазах у товарищей по цеху рождалось новое. Вот вам и скучные названия «техсеминар», «комплексный план»! Да где найти самые красивые слова для таких дел? Сколько кропотливого, вдохновенного труда скрывается за этим. Изучено ли, проанализировано ли, осмыслено ли огромное значение технических семинаров и комплексных планов? Они воспитывают, революционизируют сознание людей, освобождают его от сковывающих навыков мысли, оставленных нам дедами и отцами. Технические ли только или коммунистических отношений эти семинары и планы? Сколько черт нового морального кодекса уже утверждено ими в жизни? Это и добросовестный труд, и забота о товарищах, и взаимное уважение в коллективе, и самый девиз строителей коммунизма: «Человек человеку — друг, товарищ и брат». Какую оценку дает жизнь деятельности «непонятных» Зайченко, Яшина и других? Вспоминаются слова . Он писал: «Профессиональный революционер должен создавать в каждом месте десятки новых связей, давать им при себе всю работу в руки, учить их и подтягивать не поучениями, а работой».
Но ведь это точь-в-точь о наших новаторах! Не правильнее ли назвать этих замечательных людей профессионалами-революционерами нашего времени — по самоотверженности, продуманности и многогранности их труда, революционизирующего сознание и нравственный облик людей, по методам работы, подлинно революционной по сути и смыслу своему?
ЛАЛЕТИНЫ
— Ну, как там наш? — Чего это ваш? Наш! — Эко у вас быстро да ладно получается! Вырос-то где? У нас. — Вырос, — протянул я. — Мальцом куда пришел, где живет и трудится уже столько лет? Чьим люди его знают? Нашим, кировским! — Ну, понятно, на готовенькое все охочи, — смеется мой собеседник. — Какого парня вам отдали, а? Повезло, да и только. Ну ладно, раз такая беседа, говори, чего-нибудь он еще, что ли, придумал? ; — Конечно, придумал.
Мы стоим с под высокими сводами Георгиевского зала в перерыве между заседаниями Пленума ЦК партии. Лето. Жара в расцвете. Председатель кировского колхоза «Красный Октябрь» дважды Герой Социалистического Труда Прозоров — частый гость в Кремле. По праву «старых кунаков-побратимов» мы на заводе всегда особенно радуемся успехам краснооктябрьцев — и область у них Кировская, и наши тракторы когда-то первыми прибыли в эту коммуну, и как-никак наш Лалетин родом оттуда. Я очень рад сегодня, что сумел, кажется, должным образом ответить Петру Алексеевичу. Пусть знает и пусть задумается, а то заладил: «наш да наш». Могу ли я с ним согласиться, когда столько знаменательных событий на заводе связано с Лалетиным, когда на моих глазах расцветает технический талант этого замечательного человека? Что из того, что мы в разных цехах? Но ведь еще в 1956 году, чуть ли не в самый первый «день новатора», организованный обкомом профсоюза, нашим заводским комитетом и бюро технической информации, мы оказались стоящими рядом. В ту пору Леонид Лалетин горячо подхватил почин Зайченко и Логинова. Он демонстрировал обработку деталей с помощью созданного им копира и выполнил норму на 751 процент!
. Несколько норм в день — внушительные показатели, не правда ли? И это результат не мускульных усилий. В каждой из этих норм заложен умственный труд, пытливая мысль изобретателя, обладающего незаурядными техническими знаниями и опытом. Деталь обрабатывалась на обыкновенном токарном станке автоматически. Любо-дорого было смотреть, как обрабатывалась. Новый «день новатора». Леонид демонстрирует собравшимся свой «электронный микрометр, модель № 1» — маленький телевизор, на экране которого при замере размеров детали мгновенно вспыхивали цифры, безошибочно показывающие с точностью до 0,05 миллиметра диаметр ее. Замер на ходу, без остановки станка! Не худо? Но эта модель была лишь ступенькой к следующему изобретению. Вскоре в лаборатории резания Леонид Лалетин показывал свой усовершенствованный прибор, «модель № 2». Леонид Лалетин демонстрирует передовые методы труда. Показать — это, пожалуйста. А говорить он не очень любит, скуп на слова. Мне кажется, оттого, что постоянно занята мысль его. Да и просто, конечно, черта характера. Не любит говорить. Но почти все о его жизни люди знают. Как же так? Да вот пойди попробуй, объясни живущим в капиталистическом мире, что с историей жизни рабочего парня можно познакомиться по книгам. И не князь он, и не граф, чтобы о нем велись родословные, — рабочий человек, сын колхозника, а книги о нем и его семье написаны. Вот они лежат передо мной. Первая — Р.Федоров «Шаг в будущее», о людях колхоза «Красный Октябрь». Два очерка в ней рассказывают об отце и матери Леонида Лалетина.
«Колхозный инженер» называется тот, что посвящен механизатору Константину Григорьевичу, «Талант»—тот, что повествует о бригадире колхозном Екатерине Лалетиной. Вторая книга, вышедшая в том же Кировском издательстве десять лет спустя, — очерк С.Синельникова о третьем из славной династии тружеников, кировском токаре Леониде Константиновиче Лалетине. Несколько лет назад вышла книга самого Леонида — рассказ о работе, товарищах, раздумье о жизни.
Я беру эти несколько книг, просматриваю их и думаю: «Правильно сделало издательство, выпустив такие книги. Но, к сожалению, мало их еще, очень редки биографические и автобиографические книги, маленькие и большие. А ведь они, как никакие другие, могут окрылить юных, только ищущих свой путь, заветную свою звездную стежку-дорожку». Рассказывая о Леониде Лалетине, я восстанавливаю только главные вехи. Может быть, будущие историки, изучая жизнь новатора, назовут один факт счастливым совпадением: Леонид родился в ту самую пору, когда в его родной колхоз «Красный Октябрь», в старое село Вожгалы пришел первый с «Красного путиловца». Это было в 1928 году. Вожгалы происходят от старославянского «вожгаться», что значит много трудиться.
Первый трактор марки «Фордзон путиловец», купленный коммуной в 1927 году, тракторист Д,А.Прозоров
Любовь к технике у мальчика родилась еще в колхозе. И не только потому, что под руководством отца ребенком он узнавал механизмы, знакомился с законами об электричестве, овладевал слесарным и токарным мастерством. Но и потому, что колхоз был хорошо механизирован, и любознательный паренек оказывался свидетелем того, как много дают машины. Леонид непременно это подчеркивает, если рассказывает: — Там у нас все механизаторы. Машин много — осваивай. Незаметно само собой узнавали о многом. Были у нас и отличные мастерские. ...Помните, в наших моральных законах сказано: «взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей». Растили детей в семье Лалетиных в любви к труду, уважали их мечты — твори, выдумывай, пробуй. В 14 лет управлял Ленька всей гидростанцией на реке Быстрице по книгам отцовской библиотеки. Ушел отец на войну, остались сыну справочники, брошюры, журналы, основательный том «Электротехники» — малые и большие друзья на полках. Они открывали новое, рассказывали, учили, поддерживали, наталкивали, спорили между собой. Точно люди, были те книги. В детстве из букв складывались слова. Теперь из слов — целая грамота, грамота строителей жизни. Леонид работал на электростанции учеником монтера, затем механиком, слесарем, токарем, электромонтером. Изобретатель, конструктор, строитель... Мужчин в колхозе почти не было, а техникой надо было управлять.
. Рядом с «Электротехникой» и справочником лесопильщика легла брошюра о гвоздильных станках. Помогла она соорудить «гвоздильную фабрику», сделать гвозди, которых не было в колхозе и которые были так нужны. А потом также осваивал Ленька строительство каменной гидростанции. Да и мало ли еще что пришлось делать в те годы, делать самостоятельно, открывая пути по книгам, как первопроходцу. Детская любовь мальчика к технике стала призванием, труд — потребностью. Леонид помнит, он тогда еще был в колхозе, когда отца и мать наградили орденом Ленина. Юноша видел: в его родной стране труд ценится превыше всего. Он гордился и гордится отцом, гордился и гордится матерью, ставшей Героем Социалистического Труда. Потребность в творчестве, любовь к машинам привели семнадцатилетнего паренька к нам на завод. И естественно, просто он вошел в заводской коллектив, вступил в строй заводской жизни, стал продолжателем славных традиций путиловцев. Его талант, его способности, черты новаторства, заложенные еще в родном «колхозном доме», по-настоящему расцвели на заводе. То ли не раздолье таланту мастера! Леонид сразу начал с творчества, самостоятельного и ответственного. — Энциклопедист из Вожгалы... Нет, его новый друг на Кировском заводе, насмешник и книголюб шлифовщик Коля Крылов шутя говорит иначе: — Леонардо из Быстрицы! Как ваше мнение? Приятель, что заходит к ним часто, Лева Паршуков, шахматист и музыковед, решительно возражает: — Неверно, маэстро. Надо говорить точно, не из реки ж он явился! Надо точно, по месту рождения и жительства: Леонардо-да-Вожгалы... Ребята смеются, но так же как и Леонид, они сами буквально «вгрызаются» в книги. А Лалетин даже говорит, что книги привели его на завод. Волшебной детской мечтой стало желание попасть на Путиловский с тех пор, как прочел он «», привезенную из города матерью. От корки до корки проштудировал.
Сколько раз с тех пор запирался Ленька в отцовской библиотеке! Искал, думал, советовался в поисках. Но года два-три назад приехал в деревню и понял, насколько вырос из этой библиотеки своего детства и отрочества, вырос, как вырастают из детского костюмчика, когда-то сшитого «на вырост». Не заметил, когда это произошло... Давно уже ходит Лалетин в читальни Ленинградского университета и научно-исследовательского института. Изучает курс оптики, электронику, полупроводники. И дома в шкафу, на полке, на подоконнике, грудою на рабочем столе — все они же, любимцы, необходимые книги. Одни остаются навсегда, другие приходят и уходят. Стали настоящими друзьями книги А.М.Бонч-Бруевича «Применение электронных ламп в экспериментальной физике», Е.М.Мартынова «Бесконтактные переключающие устройства и электронные устройства дискретного действия», Н.Т.Петровича и А.В.Козырева «Генерирование и преобразование электрических импульсов». Книги по электронике, кибернетике, точной механике, сопромату, физике, химии. Но справочники, учебники не испещрены пометками на полях. Нет и блокнотов. Никаких пометок нигде. Аккуратность? Нелюбовь к записям? Просто такая привычка — все в голове. Так проще. Листки с записями — на день, на несколько дней, на неделю. Не нужны дольше. Но бывает пора, когда на стенах в комнате Леонид развешивает тщательно вычерченные схемы. Схемы. Схемы. Схемы. Они заполняют все. Это обдумывается новый творческий замысел. Что удивительного, скажет читатель, общеизвестный факт: новатор — студент технического института. Скажет — и ошибется. Леонид Лалетин не студент. Он учится сам. С упорством и проницательностью ученого. И все чаще читать ему приходится не учебники, а записи опытов в лабораториях, новые, самые свежие справочники научно-исследовательских институтов. Почему-то до сих пор бытует устарелое представление о том, что самообразование — удел только тех, кто не смог получить систематического образования. Но, по-моему, это совсем не верно. Самообразование — это то, без чего невозможно движение человека. Оно вовсе не кончается с получением любого диплома, наоборот, с этого только начинается постоянное, упорное, систематическое самообразование. Именно в этом смысл горьковских слов о книге. Писатель говорил, что в ней вся премудрость, все богатство.
