- И много тут, на Колыме, погибших? - поежился Сун. - Кто-то, конешно, ведет счет... - задумался шофер. - Поговаривают, милльенов десять. Кто-то считает. А мы - простые, где нам... Но вот эта дорога на костях, это точно. Свидетель. А машина шла, урча на спусках и подвывая на подъемах. И мимо бежала буреломная тайга. В одном из одинаковых глазу поселков (забор «зоны», несколько вольных бараков и барак-магазинчик) машина остановилась, «молодой» из кузова на суновы деньги послан за харчем. Молодой быстренько смотался и приволок харч - буханку черняшки, несколько банок консервов и две бутылки спирта. Поехали. Выехали в распадок. Развели костерчик, поставили котелок, бросили цыбик чаю. - Н-ну, за дорожку! Со святым упокой! - разлил в три кружки бутылку старшой. - Поехали! Поехали. Сун хватанул кружку неразведенного спирта. Разлили вторую. Сун хватанул вторую, тоже неразведенного. Выдохнули, начали ковырять вспоротые банки. И Сун с удивлением почувствовал: а спирт-то не берет! С двух кружек - и ни в одном глазу! Он понял: нервы - как струны натянуты и попутчики... а кто их знает? Поели, швырнули банки в пихтач. Налили по кружке «чифира» - густой коричневой чайной смеси. Сун тоже хватанул. Сердце, молодое, однако! - забилось дизелем. И это Сун выдержал. А шофер Сема быстро пьянел.
- Хошь, покажу, вон там в распадке, людоеды жили? Пойдем, покажу. - Это как? И сейчас? - вытаращился Сун. - Не. Было. А сейчас там черепки, кости, - уверил шофер. - Пошли. Посмотришь. Беглых, выходит, на мясо расходовали. - Пошли! - загорелся Сун. Но молодой, молчавший до сих пор: - Не надо, дядь Семен! Страшно. А нам ехать и ехать. - Ну ладно, в другой раз, - пьяно согласился шофер. - По коням! Накрапывало. В кабине - все трое. Шофер Сема смилостивился. Он погнал самосвал на третьей скорости, каким-то звериным чутьем угадывая тот единственный момент, когда машина начинала юзить по скользкой трамбовке грейдера; давил на тормоза и виртуозно выворачивал руль так, что временами машина мчалась по трассе... задом наперед! Но на обочину не вылетала. И вдруг... шофер Сема выключил зажигание, даванул ручной тормоз, выплюнул очередной окурок, упал лицом на баранку и захрапел.
Мгновенно налетел гнус, облепил лица и шеи. Началась адова мука. Прошло полчаса. Час. Сун не выдержал: - Ну, и долго мы комарье кормить будем? Разбуди. Молодой зэк, сидящий посредине, потормошил шофера Сему и вздохнул: - Безнадега. Хоть из пушки стреляй. Слушай, а ты машину вести можешь? - Нет, не могу. А ты? - ответил-спросил Сун. - Немножко могу. А Семена куда? - А, давай в кузов. Вытащили и свалили шофера Семена в кузов самосвала. - Давай! Это потом Сун сообразил, что молодой зэк (он так и не спросил его имени) умел делать только одно: отпустить тормоз и нажать на стартер. Переключать коробку скоростей он не умел. Машина рванула с третьей скорости и понеслась по дороге. Молодой еле успевал выворачивать баранку, а вошедший в азарт Сун орал: - Право руля! Так держать! Лево руля! Таким образом они выносились на пригорки, неслись под спуски и пролетали деревянные мосты в белесой ночи. И вот... крутой подъем, за ним крутой спуск, а там внизу крутобокая речка и деревянный мост. Машина неслась к мосту. - Стой! Тормози! - орал Сун, видя побледневшего парня, вцепившегося в баранку, - Право! Право руля!
Машина не слушалась и летела наискосок моста. Сун вместе с незадачливым водителем навалились на баранку. Тщетно! С горы машина вылетела на мост, слева направо посшибала перила, перелетела через реку и, по воздуху совершив слаломный прыжок, влетела в болото. Мотор заглох. А машина начала медленно погружаться в вонючее месиво. Погрузилась до подножек и застряла на каких-то кочкарниках. Однако не перевернулась. Снова тишина. И снова тучи комарья. В кузове какое-то рычание. Сун и молодой переглянулись: в острую минуту они начисто забыли про шофера Сему. Вылезли и, утопая в грязи, выволокли шофера, втащили в кабину. Шофер Сема с окровавленной мордой посмотрел на болото, вытер комарье на шее и взъярился: - Это вы, растуды вашу мать! забросили меня в кузов?! - Ну что вы, дядя Семен! - ласково возразил Сун. - Это вы сами так. - Что, и в болото я сам? - И в болото. - Значит, здорово я набрался! - подытожил шофер Сема. - Теперь будем мошку кормить. Прошла ночь, подошел блеклый рассвет. Путешественники смолили цыгарки, ожесточенно отбивались от бандитствующей мошки и молчали. Разговаривать не хотелось. - Чу. Кажется ревет! - встрепенулся молодой. - Точно! - повел лопухами шофер Сема. - По звуку «Татра». Живем, братва!
Один из последних автомобилей «Татра-111» был установлен работниками Берелехской автобазы на постамент в поселке Берелех Сусуманского района. Через 15-20 минут на дорогу выползла огромная зверюга, двадцатипятитонная чешская «Татра». Остановилась, выплевывая сизый дым. - Здоров, дядь Семен! - высунулся чумазый шофер. - Эт, как ты туда влетел? - Здоров, - ответствовал шофер Сема. - Влетел вот. - Значит, здорово ты газа давал! - догадался веселый водитель «Татры». - Ну, это мы выправим. Принимайте трос. Завели трос. «Татра» рыкнула и поперла по дороге. А самосвал чавкнул и пробкой вылетел следом. - Ну, а теперь, дядь Семен, бувай! Кроме воды, ничего в рот не бери, слышь? - Вот те хрест! - отмахнулся шофер Сема и уселся за баранку. Самосвал уркнул и поплелся по трассе. За формовочной глиной. Путешествие в сторону страны Якутии продолжалось.
К полудню самосвал подъехал к какому-то безымянному развилку с грудами лесин и теса и визжащей где-то пилорамой. К машине неспешно подошел могучий, с седой бородой и косматый дед каторжанского вида, с огромной дубиной в узловатой руке. - Здоров, Семен Петров, - буркнул он шоферу. - Где рожу-то попортил? - Здоров, - ответно буркнул шофер Сема и неопределенно махнул рукой, - а, там! И к Суну: - Значит, так. Мне налево, а тебе прямо. А ты, дед, того. Сынка побереги. Понял? Могучий дед зыркнул по Суну, словно бритвой провел: - Ничо. Не бойсь. У меня не зарежут. Сиди вон, в сторожке. Жди оказию... Постояли. Дымнули дедовой махрой. Шофер Сема вздохнул: - Вот, такие мы, брат, враги народа были, - и вдруг, с ожесточением добавил. - Будешь выбираться с ребенком, заедешь. Гостем будешь. Там Семена всяк укажет. А если ты, гад, вздумаешь мимо проскочить, на материке разыщу, морду набью. Понял? - Понял, - вздохнул Сун и, заслезившись притупленным взглядом, протянул шоферу Семену дрожкую руку. Сердце ущимнуло. - Ну, бывай! - шофер треснул дверцей и даванул на газ.
Машина скрылась за деревьями, а лейтенант Сун все стоял и смотрел. И ему было больно за свой образ «врага», который он впитывал с комсомольских лет. Перевернулась еще одна страничка жизни и закрыла еще одного человека, встреченного на ее извилистом пути. Много позже, когда Сун, уже не лейтенант, а адмирал в отставке, вновь и вновь перечитывал солженицынского «Архипа», шаламовские «Колымские рассказы» и вспоминал откровения кадыкчанского шофера Семена, он понял, что привирали все трое - всяк по-своему. Так, шофер Сема всерьез уверял попутчика - лейтенанта Суна, что там, в подземелье кайлал золотую руду вместе с Константином Рокоссовским и в знак достоверности предлагал проверить - у Рокоссовского родимое пятно под левой лопаткой. Как будто лейтенант мог это проверить. Привирал потому, что все расползалось во времени: этот Семен кайлал «жилку» в конце войны, после 1943-1944 годов, а Рокоссовский уже в 1942-м году сражался под Сталинградом. Но эта семеновская вина была малюсенькой: уж очень ему хотелось побыть в одной шахте со знаменитым человеком. Так сказать, стать причастным к бытию славы.
Но гораздо более врал Александр Солженицын (этот «апостол правды» с подозрительной бороденкой); врал потому, что вся его статистика исторически-лагерного повествования в «Архипелаге ГУЛАГ» крутилась вокруг расстрельной паукообразной «пятьдесят восьмой» статьи (КР, КРД, КРТД, ЧСИР и проч.); получалось, что все огромные потоки осужденных и невозвращенцев «шли» по этой статье, а в его повествовании - это многие миллионы судеб (никак не меньше 10 миллионов), и в этих потоках «бытовики» и «блатные» шли таким тонюсеньким малозаметным ручейком-струйкой. Между тем из документальной статистики НКВД известно стало, что по бытовым (воры, грабители, насильники, растратчики, несуны и летуны) шло свыше 85% осужденных. И если это так, а это так, то многомиллионный поток «политических» разбухал до такой степени, что становился в численном выражении больше всего населения страны. Таково коварство солженицынской статистики, претендующей на «историческую правду».
Далее более: в июне 1996 года, аккурат перед президентскими выборами, в Магадане воздвигнут гигантский памятник «жертвам ГУЛАГа», притом было заявлено, что «вот на этом самом месте был концлагерь, в котором погибли не менее 700 тысяч заключенных», а всего по Колыме опять-таки известные 10 миллионов. Гигантский памятник ставил известный Эрнст Неизвестный, а при сем присутствовал и витийствовал «гуру» сибирской демократии Виктор Астафьев. Между тем есть известные, но неслышимые исследователи «истории Колымского края», которые на основании изучения документальных архивов НКВД и музейных источников свидетельствуют о совершенно другой статистике. А эта статистика дает иную картину. Как известно, поглощавший рабочую силу зэков «Дальстрой» функционировал с 1939 по 1953 год. За неимением других средств сообщения, подачу рабсилы в виде зэков в порт Нагаево (через порты Ванино и Находка) обеспечивал единственный оборудованный транспорт «Джурма» (а в последующем и «Колыма»), способный принять в трюмы до 2 тысяч заключенных. Сезон навигации в Охотском море - июнь-ноябрь, то есть 6 месяцев в году; челночный рейс «туда и обратно» - не менее 15 суток следовательно, транспорт мог сделать не более 12 рейсов за навигацию и доставить на колымскую землю до 30 тысяч человек «спецконтингента».
Контр-адмирал Вилен Васильевич Лободенко об однокашнике, выпускнике Ленинградского нахимовского училища 1948 года Борисе Суреновиче Багдасарьяне (из письма летописцу выпуска Николаю Павловичу Соколову).
После окончания ВВМУ им. М.В.Фрунзе, где мы с ним просидели четыре года бок о бок, служба развела нас по разным флотам. Учитывая наши пожелания, его отправили на Черноморский флот, а меня - на Северный. Оба мы просились на подводные лодки. Борис попал служить на Гвардейскую "С-33"... ... В 1956 году Борис Багдасарьян был уже знаменитым подводником. В 1954 году, в должности помощника командира подводной лодки "С-70", он участвовал в первом автономном плавании на Черном море под РДП. Теперь мало кто представляет условия плавания на дизельной ПЛ в жарком южном море, не всплывая. И 30 суток первого такого плавания было по достоинству оценено правительством. Борис получил первый орден "Красной Звезды". (По-моему первым из наших выпускников). И вслед за мной в 1957 году тоже пошел учиться на классы командиров в Питере, после окончания которых был назначен в экипаж одной из первых атомных подводных ледок, строившихся на Дальнем Востоке, связав с ТОФ свою последующую корабельную службу. Сначала старшим помощником, а с 1962 года командиром атомоходов на Камчатке и в Приморье. Получал призы за стрельбы крылатыми противокорабелъными ракетами и успешно выполнял учебные и боевые задачи в дальних плаваниях, бороздя Тихий океан. 21 июля 1970 года, будучи командиром атомный подводной лодки "К-108" на боевой службе "повстречался" с ПЛ США, которая следила за ними. В результате той "встречи" американцы до последних лет были глубоко убеждены в том, что советская субмарина затонула от столкновения. Но корпус нашей ПЛ оказался по-настоящему прочным, а у Бориса дома в качестве сувенира до сих пор хранится металлический осколок от "американца."
Капитан 1 ранга Борис Суренович Багдасарьян (командир экипажа ПЛ пр.675). - Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - СПб, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
После окончания в 1972 году курсов при Военно-Морской академии Борис Суренович, умудренный опытом подводника, стал служить в Управлении боевой подготовки ВМФ, где внес большой вклад в издание ряда действующих и сегодня руководящих документов для командиров кораблей... В конце 1987 года мы с Борисом Суреновичем ушли в отставку по возрасту и начали трудиться в Академии Генерального Штаба, участвуя уже свыше 10 лет в учебном процессе на кафедре Оперативного искусства ВМФ, способствуя подготовке руководящего состава. За это время у нас прошли обучения некоторые действующие ныне командующие флотами и руководящий сейчас Главнокомандующий ВМФ. За службу Борис награжден тремя орденами "Красная Звезда" и орденом "За службу Родине в ВС СССР". И я старался не отставать, получив два ордена "Красное Знамя" и орден "Красная Звезда", естественно, с медалями. А.Ф.Мозговой. Два командира «холодной войны». - Десятая дивизия подводных лодок Тихоокеанского флота. Люди, события, корабли. - Санкт-Петербург, 2005. Специальный выпуск альманаха Тайфун.
После назначения в Москву, в Главный штаб ВМФ, Борису Суреновичу Багдасарьяну часто снился один и тот же сон. Вот как он сам его рассказывал: — На К-108 спускаюсь вниз по Тверской к Манежной плошали. Делаю поворот на Охотный ряд и кормой задеваю гостиницу "Националь"... Тут же просыпаюсь.
Люди в кожаных перчатках
В "гражданке" он был больше похож на артиста, нежели на старого морского волка. Одевался Борис Суренович с небрежной элегантностью, присущей представителям творческих профессий. На этого немолодого уже человека на улицах с интересом посматривали девушки. Я как-то спросил супругу Багдасарьяна—Ларису Леонидовну, как она, внучка флагманского артиллериста ЧФ. которую в Севастополе с юности окружали блестящие морские офицеры, остановила свой выбор на никому не известном лейтенанте с армянской фамилией? Лариса Леонидовна ответила просто: — Боря был очень красив. В него невозможно было не влюбиться. Борис Суренович — моряк с младых ногтей и от Бога. В 1948 г. он в числе первых выпусков Нахимовского училища. Это о них, мальчишках в черных форменках и бескозырках, когда-то был написан "Марш нахимовцев", который и сегодня редко, но звучит по радио: "Простор голубой. Земля за кормой...".
Тогда им завидовали все сверстники. И Борису, сыну погибшего в ленинградскую блокаду ответственного работника управления северо-западного бассейна Сурена Сурабековича Багдасарьяна, посчастливилось окончить это элитное учебное заведение. Он не только хорошо учился — он был отчаянным драчуном. Как вспоминает двоюродный брат Багдасарьяна, Алексей Николаевич Хвалько, когда Боря приезжал на каникулы к родственникам в Москву, ему не раз и не два приходилось демонстрировать свои бойцовские качества. В драках с местной шпаной, к восторгу девчонок, он всегда одерживал верх. Его кулаки работали без пощады, а когда "противник" превосходил числом, то в ход шло "ударное оружие"— широкий флотский ремень с тяжелой бляхой, которым юный нахимовец владел виртуозно. После Нахимовского — прямой дорогой в ВВМУ им. М.В.Фрунзе, а из училища— на флот. Там "простор голубой" Борис Багдасарьян видел не часто, разве что с берега или через окуляр перископа, ибо служил на ПЛ. В начале 1950-х гг. флот стал пополняться новейшими ДЭПЛ пр.613. В отличие от своих предшественниц, они оснащались устройством РДП, позволявшим лодкам идти на перископной глубине под дизелями и одновременно подзаряжать аккумуляторы. Впрочем, служба на"дизелюхах", пусть и новейших, продолжала оставаться нелегкой. — Многие, в том числе и офицеры с надводных кораблей, называли нас, подводников, "пижонами" за то, что мы практически не снимая носили кожаные перчатки, — рассказывал Багдасарьян. — Но кожаные перчатки свидетельствовали отнюдь не только о приверженности корпоративной моде, хотя, но правде говоря, и этот элемент присутствовал. Ношение перчаток входило в привычку из-за условий службы. Ведь на борту дизельных лодок каждая капля пресной воды была на учете. Во время длительных походов ее практически запрещалось использовать для гигиенических целей. Отсюда и привычка к перчаткам: их не снимали, дабы не пачкать, а значит и не мыть лишний раз руки. Первым в своей жизни орденом Красной Звезды Багдасарьян был награжден в 1955 г. за участие в уникальном эксперименте — самом длительном по тем временам автономном подводном плавании.
Подводная лодка С-70 под командованием капитана 2 ранга Леонида Рыбалко осенью 1954 г. в течение 30 суток не всплывала на поверхность. Аккумуляторы подзаряжали исключительно под РДП. Трудное это было плавание для всех, в том числе и для молодого штурмана — старшего лейтенанта Багдасарьяна. — Когда Боря вернулся из похода, на него страшно было смотреть. — вспоминает Лариса Багдасарьян. — Его тело и особенно ноги распухли и покрылись язвами. — Это было не только моей бедой, но и всех членов экипажа, — уточняет Борис Суренович. — На новейшей по тем временам лодке не лучшим образом продумали размещение шахт РДП и вытяжного устройства, посредством которого вентилировались помещения лодки во время подзарядки аккумуляторов под водой. Отработанные газы засасывались РДП и гнались обратно в лодку. Всякий раз мы осуществляли эту операцию, задыхаясь и давясь от кашля. Организм отравлялся, а тело опухало. После нашего похода конструкторы внесли изменения в конструкцию вентиляционных устройств. После модернизации во время хода под РДП сильных отравлений выхлопными газами уже не наблюдалось. Тридцатисуточная автономка организовывалась ВМФ конечно же не только для того, чтобы проверить рациональность размещения выдвижных устройств. Советский флот готовился к выходу в океан. Уже строилась первая советская АПЛ. В конструкторских бюро вырисовывались контуры будущих атомоходов. Вот для чего понадобилось отправить в беспрецедентное по срокам подводное плавание ДЭПЛ. Как будут вести себя люди в необычных условиях? Выдержит ли их психика? — Люди справились.
Охотник за авианосцами
После окончания Высших офицерских классов в Ленинграде Багдасарьяна опять же распределили на ЧФ, но офицер упросил направить его не на "теплое озеро", а в океан. И снова учеба — в Обнинске, где готовили, и по сей день готовят, экипажи атомоходов. Почти целый год пришлось носить форму майора сухопутных войск, а не капитана 3 ранга. Этот "маскарад" был придуман высоким начальством в целях соблюдения секретности.
Руководящий состав учебного центра ВМФ. Третий слева в первом ряду - начальник Учебного центра генерал-майор (контр-адмирал) Л.Г.Осипенко И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
И вот новое место службы — Приморье. Штаб бригады ПЛ только обустраивался в поселке Промысловка, главная улица которого, под громким названием Театральная, упиралась в уссурийскую тайгу. Комбригу было некогда заниматься со вновь прибывшим офицером, тем паче, что его лодка еще только строилась в Комсомольске-на-Амуре. Багдасарьяна даже не устроили на ночлег. И он заночевал на... дереве. Борис Суренович был человеком сугубо городским, а тут местные газеты, которые он успел прочитать, сообщали, что у поселка Тинкан, что рядом с Промысловкой, объявился тигр-людоед. Вот почему, дабы не искушать судьбу, бравый флотский офицер забрался на дерево, уселся на толстый сук, обнял ствол руками и заснул. Потом он узнал и полюбил этот край. И нередко отпуск вместе с семьей проводил в тайге, где Багдасарьяны охотились и рыбачили. Атомные ПЛ пр.675 (Echo-II но классификации NАTО). на которых Борис Суренович отплавал много лет, относились к подклассу ударных ракетных. Главком ВМФ С.Г.Горшков называл их "подводными авианосцами", поскольку каждая лодка, кроме торпед, несла по восемь крылатых ракет П-6 с ядерными или обычными боеголовками, которые отчасти компенсировали отсутствие палубной авиации в советском ВМФ. В американских ВМС их нарекли "убийцами авианосцев", так как предназначались они, главным образом, для нанесения ударов по крупным надводным кораблям и соединениям, прежде всего авианосным.
Много раз Борису Суреновичу, когда он стал командиром, доводилось "работать" с авианосцем 7-го флота США «Midway». Но еще чаще ему в "партнеры" попадался американский десантный вертолетоносец «Tripoli».
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru