Начну с того, что министерство внутренних дел Бразилии озабочено ролью электронных средств массовой информации и социальных сетей в возбуждении протестных настроений. На что можно обратить внимание: протестные колонны молодеют, но социальные сети играют с ними злую шутку. Еще ни в одной стране, где протестные настроение оказались результатом действия социальных сетей, виртуальные лидеры не смогли превратиться в лидеров уличного протеста. Скорее всего, это невозможная вещь, потому что виртуальное и реальное лидерство требуют от людей совершенно разных качеств и разной психологической устойчивости. Сегодня бразильские протестующие колонны нуждаются в лидерах, которых нет. Это ведет к тому, что в протестных колоннах появляется всё больше разнообразных требований, которые с каждым часом теряют свою конкретность. По мнению одного из протестующих, «мы боремся за всё сразу и ни за что конкретно». Единственное, в чем преуспела электронная пропаганда — это в разжигании недоверия к властям. У Бразилии, действительно, накопилось много проблем, но все попытки наладить диалог с протестующими, предпринимаемые правительством, пока не удаются. Президент Дилма Русеф поначалу очень спокойно отнеслась к уличным демонстрациям, заявив в одном из своих недавних выступлений, что она «довольна повышению политической активности народа», потому что это заставит ускорить темп политической жизни, в котором страна сегодня очень нуждается, и что она «сумеет прислушаться к голосу улицы» . По мере роста озабоченности, президент стала всё больше обещать, но все ее обещания встречаются протестующими с очень большим недоверием. Нельзя сказать, что она обещает что-то невозможное. Ее программа вполне разумна — дотировать общественный транспорт, часть доходов от добычи нефти направить на образование, для повышения уровня здравоохранения пригласить из-за границы большое количество врачей.
В дополнение к трем основным требованиям улицы — «Нет высоким налогам, высоким тарифам и коррупции!», на улицах стали слышаться и другие требования, например, расширение прав ЛГБТ сообщества и принятие поправок к конституции, ограничивающие полномочия Общественного министерства — аналога нашей прокуратуры.
Тем не менее, накал протестов не уменьшается, требования протестующих неконкретны, и это мешает властям внятно на них отвечать. Очевиден успех социальных сетей в порождении недоверия к президенту страны и власти в целом.
22 июня 2013 г.
Иной мир
День приходит, не спеша, Создавая тени, Поднимая солнца шар, Чтоб не знать сомнений. Чтобы было, что сказать, Заглушая ропот, Чтобы не было назад Ни дорог, ни тропок.
День приносит яркий свет, Ощущенье жажды И надежду на ответ, Да и то не каждый. Голубой простор небес, Птичье нетерпенье, И сюжет сегодня без Драмы обретенья.
Всё стояло по местам, Соблазнив уютом. До чего же жизнь проста Кажется кому-то. Удивляюсь — что-то я Сомневаться начал: Есть ли тайна бытия Или всё иначе.
Может, всё наоборот — То, что мне приснится, Или не произойдет, Или не случится. Только верю: сохраним, Как картину в раме, Мир, желавший быть иным, Здесь, под небесами.
В положенный час кают-компания превращается в конференц-зал, в лекторий, в чертежную мастерскую, канцелярию, киноклуб, библиотеку и просто в салон для бесед. Под настилом палубы отсека - трюм. В этом легко убедиться, если отдраить в среднем проходе люк и заглянуть в лаз аккумуляторной ямы: в два яруса стоят там огромные чёрные баки элементов. В них заключена подводная сила корабля, его ходовая энергия, тепло, свет… Но в этом же подполье обитает и гремучий дух-разрушитель - водород. Всего лишь четыре процента его в воздухе рождают взрывоопасную газовую смесь. Батареи постоянно выделяют водород, и следить за периодической вентиляцией их, как заведено ещё со времен первой мировой войны, - недреманная обязанность вахтенного офицера - в море, дежурного по кораблю - в базе. И уж, конечно, вахтенного механика.
- Центральный (Главный командный пункт). Здесь расположены: рубки гидроакустиков и радиометристов; штурманская выгородка; перископ; посты управления курсом, глубиной, погружением и всплытием подводной лодки; гирокомпас; торпедный автомат стрельбы; подъемно-мачтовые (выдвижные) устройства; главный осушительный насос; трюмная помпа; артиллерийский погреб; провизионные кладовые; подводный гальюн; нижний рубочный люк. Центральный пост… Тронное место в центральном посту занимает железное креслице, приваренное к настилу у носовой переборки так, что командир в нём всегда сидит спиной к носу корабля. Оно похоже на подставку для старинного глобуса. Под креслом размещён штурманский агрегат. Если уместиться в тесной чаше сиденья, то в лопатки упрутся, словно стетоскопы, ревунные раструбы машинных телеграфов. Прямо у коленей окажется разножка боцмана перед манипуляторами рулей глубины и многоярусным «иконостасом» из круглых шкал глубиномеров, аксиометров, дифферентометров. За спиной боцмана - конторка вахтенного офицера с пультом громкой межотсечной связи. У его ног сидит обычно на «сейфе живучести» (несгораемый ящик с документацией по непотопляемости корабля) вахтенный механик. Эти четыре человека - «мозжечок» субмарины - размещены купно, как экипаж танка. Сейчас здесь напряженно: подвсплытие в приповерхностный слой. Слегка покачивает. Из выносного гидроакустического динамика слышно журчание, с каким перископ режет поверхность. Это журчание да бесплотная мягкая сила, налегающая то на спину, то на грудь, - вот, пожалуй, и все, чем планета Земля даёт знать о себе. Под водой же обрываются и эти связи с внешним миром. Единственное, что напоминает о береговой, сухопутной жизни, - сила тяжести. За оболочкой прочного корпуса могли бы проноситься звёздные миры и проплывать затонувшие города, бушевать смерчи или протуберанцы, но в отсеках все так же ровно светили бы плафоны и так же мерно жужжал репитер гирокомпаса. Но мы-то знаем - что за этой тишиной и бездвижностью. Мы погружены в мир сверхвысоких давлений - такой же опасный, как космический вакуум. Мысль эта неотступна, как и давление океана. Она напрягает душу, чувства, разум так же, как обжатие глубины - прочный корпус.
Быть в центральном посту и не заглянуть в очень трудно. Это единственное место на подлодке, где ощущается движение корабля, где своими глазами видишь, как пожирается пространство: в окошечках штурманского прибора переползают цифры миль, градусы и секунды пройденных меридианов, параллелей… Мне нравится бывать здесь ещё и потому, что деревянная каморка в железных джунглях центрального поста - с полками, заставленными томами лоций, крохотными шкафчиками, выдвижной лампой и самым широким на лодке столом (чуть больше кухонного для малометражных квартир) - напоминает об уюте оставленного дома. К тому же это самая что ни на есть моряцкая рубка на подводной лодке: карты, секстанты, хронометры, звёздный глобус… Тонко отточенные карандаши, резинки, мокнущие в спирте, параллельная линейка из грушевого дерева, острый блеск прокладочных инструментов… На листе каллиграфически вычерчена схема нашего похода. Схему повесим на самом бойком месте - в коридоре четвертого отсека, - и штурман ежедневно будет отмечать на ней положение корабля. Не могу обойти вниманием отхожее место на судах, в том числе и на подводной лодке, которое имеет название , которому посвящено немало строк у писателей-маринистов. Слово galjoen – нос корабля - заимствовано у голландцев. Ранее на парусных судах отхожее место устраивали на носу корабля, например, по обе стороны бушприта. Ниже не забывает упомянуть об этом сложном техническом устройстве и Николай Черкашин.
Трюмному боевого поста номер три вверена святая святых: оба рубочных люка - верхний и нижний. Это главный вход в подводную лодку, и матрос при люках - я понимаю механика - должен быть надежен, как страж у крепостных ворот. Но в боевой пост номер три входит и гальюн подводного пользования. В рабочей тетради Жамбалова записано: «Подводный гальюн должен обеспечивать бесшумность и бесследность действия, возможность использования на любой глубине погружения подводной лодки, вплоть до предельной». По боевой тревоге матрос Жамбалов заскакивает в гальюн, тесный, как телефонная будка, садится на крышку унитаза и ждет драматических событий. Например, пробоины в районе гальюна или штурманской рубки, к которой примыкает его заведение. Тогда, согласно аварийному расписанию, он должен завести под пробоину пластырь и прижать его малым упором. Но пробоин нет, и Жамбалов сидит в тесной каморке до самого отбоя. Иногда кто-нибудь из офицеров центрального поста стучится к нему, и матрос поспешно освобождает место. Потом Жамбалов принимается за работу. Прежде чем нажать спускную педаль, необходимо проделать множество манипуляций, чтобы сравнять давление в сливных трубах и за бортом. Для этого надо перекрыть в строгом порядке четыре клапана и открыть шесть вентилей. В общей сложности - прокрутить десять маховичков. Тут главное - не перепутать последовательность, иначе может получиться, как с лейтенантом Нестеровым: он только что пришёл из училища и постеснялся воспользоваться услугами Жамбалова. Неправильно пущенный сжатый воздух выбросил содержимое унитаза прямо на его новенькую тужурку. После такого конфуза служить на нашей лодке Нестеров не мог и перевелся на другой корабль. Жамбалову понятен смысл его работы. Нельзя сказать, что она ему нравится, но она не пугает его, как эти сложные, таинственно гудящие, живущие своей электрической жизнью приборы в штурманской рубке, центральном посту, да и вообще повсюду.
Трагико-комический эпизод на эту же тему у писателя Александра Покровского в рассказе «Черный песец».
...Первый час ночи; лодка только с контрольного выхода, еще не успели как следует приткнуться, привязаться, принять концы питания с берега, а уже звонками всех вызвали на пирс, построили и объявили, что завтра, а вернее, уже сегодня, в десять утра, на корабль прибывает не просто так, а вице-президент Академии наук СССР вместе с командующим, а посему – прибытие личного состава на корабль в пять утра, большая приборка до девяти часов, а затем на корабле должны остаться: вахта, командиры отсеков и боевых частей, для предъявления. В общем, смотрины, и поэтому кто-то сразу отправился домой к женам, кто-то остался на вахте и на выводе нашей главной энергетической установки, а кто-то, с тоски, лег в каюте в коечку и тут же... кто сказал "подох"? - тут же уснул, чтоб далеко не ходить. К девяти утра сделали приборку, и корабль обезлюдел; в центральном в кресле уселся командир, рядом - механик, комдив три, и остальные-прочие из табеля комплектации центрального поста; весь этот человеческий материал разместился по-штатному и предался ожиданию. Волнение, поначалу способствующее оживлению рецепторов кожи, потихоньку улеглось, состояние устоялось, и сознание из сплошного сделалось проблесковым.
Вице-президента не было ни в десять, ни в одиннадцать, где-то в полдвенадцатого обстановку оживил вызов "", резкий, как зубная боль,- все подскочили. Матрос Аллахвердиев Тимуртаз запросил "добро" на продувание гальюна третьего отсека. - Комдив три! - сказал командир с раздражением. - Есть! - Уймите свой личный состав, уймите, ведь до инфаркта доведут! - Есть! - И научите их обращаться с "каштаном"! Это боевая трансляция. Научите, проинструктируйте, наконец, а то ведь утопят когда-нибудь нас, запросят вот так "добро" и утопят! - Есть! Трюмный Аллахвердиев Тимуртаз был в свое время послан на корабль самим небом. Проинструктировали его не только по поводу обращения с "", но и по поводу продувания гальюна. Происходило это так:
- Эй, там внизу, "баш уста", ты где там? - Я здэс, таш мычман! - Ты знаешь, где там чего открывать-то, ходячее недоразумение? - Так точно! - Смотри мне, сын великого народа, бортовые клапана не забудь открыть! Да, и крышку унитаза прижми, а то там заходка не пашет, так обделаешься - до ДМБ не отмоешься, мама не узнает! - Ест... - А ну, докладывай, каким давлением давить будешь? - Э-э... все нормално будет. - Я те дам "все нормално", знаем мы: смотри, если будет, как в прошлый раз, обрез из тебя сделаю. - Ест...
Бортовые клапана Тимуртаз перепутал: он открыл, конечно, но не те. Потом он тщательно закрыл крышку , встал на нее сверху и вдул в баллон гальюна сорок пять кило вместо двух: он подумал, что так быстрее будет. Поскольку "идти" баллону гальюна было некуда, а Тимуртаз все давил и давил, то баллон потужился-потужился, а потом труба по шву лопнула и содержимое баллона гальюна - двести килограммов смешных какашек принялись сифонить в отсек, по дороге под давлением превращаясь в едучий туман.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
